Текст книги "Лёхин с Шишиком на плече (СИ)"

Автор книги: Сергей Радин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

Кого испугался Шишик?

И чей шаг эхом отдавался за шагом Лехина? Может, ну его, этот труп? Хватит приключений на сегодняшнюю ночь. Вернуться бы домой, залезть под одеяло, прохлада пододеяльника ласково снимет с горящей кожи излишний жар… Представив столь соблазнительное перемещение в постель, Лехин в следующую же секунду прочувствовал себя – мокрым от пота, грязным от подвальной пыли… И вот это вонючее и жирное – на чистые сухие простыни?!

Топ-топ-топ… От киоска, который почти носом упирался в железный забор, пригибаясь на каждом шагу к асфальту, появилась невообразимо лохматая, в грубых кудряшках псина. В предках она наверняка числила за собой болонку. Псина униженно и неуклюже виляла длинным телом, словно извинялась, извинялась, извинялась…

Остальные не извинялись.

Подозрительные кусты задвигались, зашевелились. Пустота наполнилась поскуливанием, сопением, коротким раздраженным рявканьем – и опять тишина. Прежде бесконечная, дорога внезапно стала короткой.

Собачья свора голов в двадцать, от собачушек-дохлюшек до крепких псов, загримированных темнотой под овчарку или даже ротвейлера, преградила путь жестко и решительно. Теперь при всем желании Лехин не смог бы заставить себя пройти между плотно стоящими-сидящими псами.

"Явились ответом на мое желание пойти домой?"

Что-то закопошилось внутри рубахи. Скосившись, Лехин обнаружил лапку, вцепившуюся в пуговицу. Затем на свет показались глаза, быстро зыркнувшие туда-сюда. При виде своры глаза Шишика увеличились вдвое и едва не выпали, когда он по-стрекозиному выдвинул их вперед и вниз.

– Мы уходим, – тихонько предупредил Шишика Лехин и осторожно шагнул назад.

До этого мгновения половина своры сидела. Теперь встали все.

Лехин лихорадочно прикинул: если он бросится удирать, псы сразу догонят его. Значит… Значит, надо бежать до угла, где рядом с забором тянется высокая труба, отделяющая проезжую часть от пешеходной дорожки, – труба, похожая на грубые перила. Добежать до трубы, одним прыжком на нее, потом на забор, с него на овощной павильон в углу рынка. На крыше его точно не достанут. Ну а последующее спасение – это, конечно, утро, когда появятся на улицах люди.

И какого черта этим лохматинам нужно?

Он собирался пятиться до тех пор, пока свора не захочет напасть. Таким образом, пятясь, он выиграет расстояние до железных перил. И прыгнет наверх без опаски, что кто-то из бродячих псов тяпнет за ногу, как произойдёт в случае, побеги он немедленно.

Шишик вылез на свет полностью и ловко вкатился наверх, на плечо, Лехин пришел в недоумение. Что это с ним? Но "помпошка" так откровенно пялилась назад, что и человек оглянулся.

От холодного воздуха, втянутого сквозь зубы, зубы же и замерзли.

Псов за спиной оказалось только трое. Но какие это были трое… Даже под легкомысленно-тусклым светом фонарей и луны псы демонстрировали рост и мощь беспощадных уличных бойцов. Так показалось Лехину. В собачьих породах он не разбирался, но почему-то зациклился сразу: "Это доберманы и все!"

Своего движения он не проследил и даже не вспомнил. Просто вдруг увидел в руках металлический предмет, выщелкивающий длинное лезвие. Меч. Он вытащил его настолько машинально, что сейчас обалдело наблюдал, как оружие приходит в состояние боевой готовности. "Это и есть боевые навыки, когда тело организует защиту, не обращая внимания на растерянного хозяина?" – с последним щелчком появилась первая здравая мысль. И, как открытие, откровение: "Вот что называется: глаза боятся – руки делают! А то придумал тоже – ноги, мозги!"

На собак оружие в руках человека особого впечатления не произвело. Некоторые снова сели, а некоторые, к легкой оторопи Лехина, вообще "заулыбались". Он и правда разглядел, что оскал пары-тройки псин не угрожающий, а ласковый и приветливый.

"Господи, что это с ними!"

Встать пришлось спиной к решеткам забора, чтобы уследить и за теми тремя у дороги, и за всей сворой. Минуты через две томительного выжидания Лехин постепенно проникся странной мыслью: бродячие псы не хотят драться, а скорее – ждут от него некоего действия, причем связанного с оружием. Еще через минуты беспомощного разглядывания он заметил, что собачьи "улыбки" увяли, а от своры потянуло мрачнейшей безнадегой.

Обозвав себя дураком и радуясь, что никто не увидит, в чем его дурость выражается, он обратился к собакам:

– Ребята, никак не врублюсь, в чем дело. Ну, объясните хоть как-нибудь, покажите, что ли, что я для вас могу сделать?

И свора резво рванула мимо, почтительно огибая место, где стоял Лехин. Рванула она к дороге – к границе.

Лехин все-таки был выше любой из собак. Когда он увидел, у него сердце оборвалось и заплакало: первые три, "доберманы", были ближе к дороге, и мчались они с умопомрачительней скоростью; там, где рыночная дорога вливалась в граничную, все и произошло; трое на скорости врезались в нечто невидимое, что со страшной силой отшвырнуло их на подбегавшую стаю; стая бросаться не стала: собаки бродили вдоль ровно обозначенной невидимым запретом линии, некоторые скребли это нечто лапой, кое-кто уже выл, одна псина даже встала на задние лапы, опираясь на стену-невидимку, – в общем, собаки показали Лехину наглядно, что перейти дорогу-границу они не могут.

В полнейшем недоумении, уже ничего не боясь (только сердце дрогнуло: троица валялась, не в силах подняться; ладно, хоть живы), Лехин прошел сквозь стаю и… перешагнул барьер. Оглянулся… Лохматая дворняжка юркнула было за ним, но завизжала от боли, врезавшись носом в стену-невидимку. Визг перешел в жалобное поскуливание, и Лехин сам едва не взвыл от злобы и жалости. Что делать?

И кто виноват? Он подозревал, что знает ответ на второй вопрос, но сейчас его волновало собственное неумение справиться с первым.

"Думай, башка, думай. Что у нас есть? У нас есть невидимая стена, которой я не замечаю и легко прохожу, а собачины – нет, она для них непроходимая. Зато они оживились при виде меча. Будто решили, что я мечом сейчас что-то сделаю. Что я должен сделать мечом? Понятия не имею. Начертать какай-то колдовской знак? Колдовству меня точно не учили. Помнил бы… Не то. В чем главная проблема? В том, что меня больше всего раздражает. И что это? Я не вижу. Я не вижу стены. Что там говорил Елисей? Я вижу призраков, поскольку приспособился к определенному видению. И не вижу остального, потому что мой взгляд и остальное – разные уровни…зрения".

Один из "доберманов" поднялся и, пошатываясь, приблизился к Лехину. Он еще выглядел ничего. Второй тяжело поматывал башкой, лапы всякий раз от движения разъезжались, и он еле успевал их снова выпрямить, чтобы не ткнуться мордой в асфальт. Над третьим тряслась давешняя шавка из болонок и слизывала (Лехин нагнулся рассмотреть) кровь с широкого влажного носа.

"Итак, разные уровни зрения… Интересно, что присоветует Шишик?"

"Помпошка" присоветовала всем своим видом: она тихонько сидела на плече и, время от времени взглядывая на Лехина, смотрит ли, изо всех сил старательно пялила выпученные глазенки на невидимую стену.

– Так. Я правильно тебя понял? Мне нужно ее увидеть?

Глазенки мгновенно исчезли под кожистыми веками, которые, в свою очередь, утянулись в косматую шерсть.

– А ты уверен, что у меня получится?

Желтые дуги блеснули из косм и пропали.

– Что, Шишик, натаращился, да? Глазки болят?

Лехин все еще медлил, сам не понимая чего, но боясь. Наконец он вздохнул и хмуро уставился в нечто, сфокусировав глаза на точке, чуть выше той, куда втиснул нос один из уличных бойцов – "доберманов". Лехин расслабил лицевые мышцы, отчего веки полуприкрыли глаза. Шея почему-то дернулась назад – и в следующий миг Лехин непроизвольно попятился (собаки брызнули из-под ног), уже сам задирая голову все больше и больше. Геометрические линии рябили и множились – и росла вширь и ввысь бесконечная стена из громадных кирпичей.

После минут потрясения пришел ужас. Лехин обнаружил, что тоже не может пройти сквозь стену. Он бросался на холодные и шершавые кирпичи и натыкался на жесткий отпор.

Бродячие псы, сначала с недоумением следившие за ним, тоскливо взвыли. Начала шавка с кудряшками. Она прижалась к ноге Лехина и повела кверху беспросветно унылую ноту. Ее плач подхватили остальные.

Под аккомпанемент "черного отпевания" Лехин дергано думал: "Здешний микрорайон похож на прямоугольник и зажат сверху и снизу основными трассами. Наша сторона – периферийная дорога, она соединяет эти трассы. Если труп, о котором говорил Савва, находится где-то в середине микрорайона, значит то существо здесь уже было? Собаки врать не могут. Раз они собрались тут, они инстинктивно чуют, что здесь самая слабая часть прямоугольника. И что? Почему теперь я-то пройти не могу? Ведь сначала получалось. Вспомнил. Говорили же мне: ты их, призраков, видишь и слышишь, потому что знаешь, что они есть. И чем более я с ними общаюсь, тем больше они для меня становятся материальными. Опять-таки – и что? Я, конечно, могу представить, что стены нет, – и она пропадет. Но ведь только для меня. Не для псин. А просто так бросить их я уже не могу. На меня, черт побери, опять надеются! Хотя… А если?.."

Он собрался с духом, отошел от шавки с кудряшками и с маху ударил по стене мечом. Одновременно он представил, что стена картонная, так, обои; что меч кончиком уходит внутрь, после чего лезвие едет внизу, с треском разрывая картон; потом надо сунуть меч в верхнюю дыру и провести еще одну линию – вроде как дверь получается.

Ну, вот, теперь подойти к неровным порезам… Лехин резко ударил ногой в середину "двери". Впечатление мягкой податливости под ногой… Глазам предстала дорога, кусты за нею, часть дома…

Собачья орава деловито, без суеты вливалась в "дверь" и пропадала в темноте. Последним проковылял "доберман", которого вылизывала шавка с кудряшками. Он не оборачивался. Лехин почему-то знал, что псу больно, но эта боль терялась в волне облегчения, которая и помогала стоять на лапах.

В проем сунулась лохматая башка шавки с кудряшками. Башка вопросительно тявкнула. Лехин отсалютовал псине мечом и развернулся идти дальше по дороге, вглубь темной улицы среди высотных домов.

I5.

"Попробуйте представить, какие бы чувства вами овладели, если б некто на полном серьезе предложил: сходи-ка, дружище, по этому адресу и полюбуйся на свеженький труп!"

Почему-то именно эта длиннющая фраза засела в мозгах Лехина и изо всех сил не желала оттуда вылезать. Он повторил начало: "Попробуйте представить…" и присел на корточки перед трупом. "А правда, что я сейчас чувствую? Любимый вопрос американских журналистов, в последнее время взятый на вооружение и некоторыми нашими беспардонными журналистами-борзописцами, – отстраненно размышлял Лехин, ведя луч фонарика по обмякшему телу. – В отечественных фильмах скоро прозвучит и коронный вопрос американцев; хочешь об этом поговорить? И обязательным атрибутом реплик наших героев кино станет всячески склоняемая крутыми американскими суперменами "задница".

– Шишик, хочешь со мной поговорить об этом?

"Помпошка" отвалила нижнюю челюсть в подобии чудовищного зевка. Лехин в воображении повторил впечатляющее движение Шишика и сопроводил его металлическим лязгом. Воображаемым.

– По-моему, ты ругаешься. Не возражаю. Только, пожалуйста, не употребляй в ругательствах слово "задница".

Шишик снова зевнул – что, мол, пристал? Откуда-то снизу у него вылезла худенькая, в тощей шерсти лапка и поскребла под нижней челюстью. Лехин вспомнил Савву: "Для нас Шишики все равно, что для людей кошки". Вспомнив же про Савву, Лехин недовольно скривился и со вздохом принялся рассматривать то, что показывал фонарик. Отвлекаться от созерцания трупа на поведение Шишика он был бы рад сколько угодно, но – увы! – времени катастрофически не хватало. Еще пара часов – и утро.

Труп и правда выглядел лежалым. Сколько – Лехин, естественно, определить не мог и мельком решил, зловеще хохотнув про себя: "Если дело так дальше пойдет, придется обзавестись учебником патологоанатомии – тьфу, не выговоришь!"

Дотрагиваться до мягкой на вид, в темных пятнах гнили на костях Лехин отказался наотрез. Так что выяснить, подобно опытному сыщику, отчего человек умер, тоже не смог. Одежда мертвеца находилась в порядке, если не считать, что Лехин заметил все-таки: судя по чуть сползшим спортивным штанам, человека, кажется, тащили волоком по асфальту.

Лехин чуть сдвинул голову мертвеца набок. На затылке – рваная рана. Страдальчески кривясь от жалости и отвращения, Лехин попробовал сыграть в Шерлока Холмса: "Так, содранная кожа; мелкие камешки, вообще мусор… Его, наверное, тащили сюда, держа за плечо. О, какой я умный… Жаль, по лицу понять уже ничего нельзя… И жаль беднягу. Такая смерть…"

От жирного смрада гниющей плоти Лехин сморщился и чихнул. И после этого сразу произошли две вещи. Он машинально взглянул на Шишика – Шишик вытаращился на него. "Помпошка" однажды уже таращилась, подсказывая, что пора менять уровень зрения. Поэтому Лехин два бешено выпученных желтка воспринял как приказ смотреть хорошенько. И посмотрел. И увидел – Пустоту. Махом провалился в нее, точно выпрыгнул из окна в ночь, С перепугу дернулся назад – и оцепенел: в спину будто два рога уперлись, мягкие, но ощутимые.

Подсохшие глаза болезненно заныли, и Лехин очень трудно понял, что продолжает смотреть в Пустоту. В то время как не мешало бы оглянуться.

Боясь сморгнуть нужный уровень зрения, Лехин медленно развернулся. Он не боялся спугнуть того, кто дырявил спину тяжелым и явно враждебным взглядом. Он боялся, что тяжесть чужого взгляда почувствовал лишь потому, что настроился на другое видение, а оно непривычно и требует сосредоточенности. Боялся уязвимости… В общем, фиг его знает, как надо смотреть, чтобы не бояться потенциального врага!

Шла к нему странная, почти прозрачная зверюга. И не шла, а плыла, как плывет громадная акула – величественно рассекая воздух, который вдруг сгустился до плотности воды. Эдакая тяжелая махина – зверюга-то: длинное тело с будто налакированным гребнем на хребте; хвост – плоской пилой; морда острая – верхняя губа то и дело вздергивается, угрожая клычищами, напоминающими частокол из фильмов о Древней Руси.

Лехин поймал себя на мысли, что старается уподобить зверюгу чему-то знакомому. Частично, то бишь по частям, – получалось, а целиком зверюга наверняка была чужаком на Земле. Одна ее прозрачность чего стоила! И это еще при другом зрении, А если взглянуть на нее как обычно? Ничегошеньки бы Лехин не увидел!

Так он рассуждал, приходя потихоньку в себя, а зверюга, не сбавляя скорости, плыла к нему. И Лехин велел себе соображать: чем больше на нее пялишься, тем вероятнее собственное превращение, ну, предположим… в ее ужин!

За два метра до зверюги Лехин нащупал на поясе ножны с мечом. Еще шаг – и зверюга остановилась. Оригинально остановилась; сделала шаг – и подшагала к опорной лапе остальными тремя… Водянисто-прозрачные глаза сузились.

И тут Лехин сделал открытие: зверюга не подозревала, что ее видят! Она идет с бандитскими намерениями на обыкновенного, беспомощного человека!

– Ах, ты, гада поганая! – вырвалось у Лехина соседкино присловье.

Словами этими он будто выстрелил: ранее величаво-тяжелая, зверюга внезапно пулей ринулась вперед. В тот миг, когда громадное тело начало взвиваться в воздух, Лехин упал с корточек в сторону на колени. Левая рука на секунду уперлась в стену. Толчок. Человек вскочил на ноги. Стена подсобки охнула от впечатанного в нее чудовищного тела… Унизительное, уязвимое положение на корточках стремительно сменилось уверенной стойкой на ногах, меч острием вперед. Правда, определенное смущение Лехин все равно чувствовал: уж больно эта стойка напоминала позу фехтовальщика, а ведь в руках не шпага, не рапира! Как-то по-другому бы встать, но…

Он подпрыгнул, когда громадная туша вновь грохнулась почти на ноги. Челюсти лязгнули у левой руки, когда он отталкивался ею от стены. Сам зарычал от неожиданности: его что – на полном серьезе сожрать хотят?! Неуклюже и бестолково развернулся и со злости ткнул агрессоршу мечом в бок. Зверюга зашипела с оглушительным свистом проткнутого колеса "Камаза". Но пришла в себя быстро. Передние лапы подобрались под длинное тело, задние полуприсели для толчка.

Руки Лехина вдруг стиснуло вокруг рукояти меча. Пока он испуганно старался разлепить закаменевшие пальцы, тело повело в сторону так, что пришлось потоптаться на месте, выискивая для ног удобное положение. Едва встал вполоборота, как в хаосе беспорядочно бегающих мыслей выловил одну за другой две штуки, бросившие сначала в пот ужаса, а затем в холод спокойствия и даже бесстрастия: "Я не владею телом!.. Глаза боятся – руки делают! Вот в чем дело. Мною командует меч?.."

Зверюга дернулась прыгнуть – и застыла. Фокус ее взгляда сместился. Сначала она видела добычу в целом – теперь она всматривалась в глаза несостоявшейся жертвы и… Голова зверюги склонилась к земле, не спуская глаз с Лехина.

– Думала – невидимая, да? – сипло сказал Лехин. – Дура зубастая… Иди отсюда, пока хорошенько не вздули…

Шажок назад. Еще.

Лехин только начал опускать меч – из-за угла, от крыльца бара, торпедой вылетела еще одна зверюга – не полупрозрачная, а настолько материальная, что смела со своего пути первую и, не мешкая, рванула к Лехину. Ругаясь на чем свет стоит, Лехин даже не замахиваясь, ударил зверя вкосую по хребту.

Отлакированный гребень брызнул тусклыми стеклышками. Ошеломленная неожиданным отпором, зверюга впустую пробежала полукруг и остановилась.

Черно-алые глаза вдумчиво вперились в глаза человека, и Лехин затаил дыхание: черт возьми, это глаза разумного существа! Они взвесили человека, измерили его, рассчитали рост, вес – и подернулись мутной дымкой: зверюга думала.

Результатов ее процесса мышления Лехин не дождался. Оттуда же, из-за угла, обыкновенный человеческий голос негромко позвал:

– Ну, где вы застряли? Идем!

Глаза зверюги вновь обрели странный, черно-алый цвет, и Лехин совсем ненужно подумал, что он до сих пор держит в левой руке фонарик, да еще включенный.

Уйдет не уйдет зверюга? Зверюги. Обе.

Сначала развернулась видимая. Лехин много бы дал, чтобы знать точно: она такая видимая, что ее можно разглядеть и обычным глазом? Или все-таки ее видит лишь он?.. Переваливаясь с боку на бок, зверюга уплыла за угол дома.

Прозрачная оказалась хитрее. Пока человек следил в основном за красноглазой тварью, эта упряталась в самую гущу теней и кралась сейчас справа от Лехина.

Лехин немедленно взбеленился. Вынужденное ночное бодрствование уже сделало из него, по собственному определению, настоящего психа, а тут!.. Не успел порадоваться, что крайне аховая ситуация завершилась, на тебе! И, обозленный донельзя, Лехин помчался на прозрачную зверюгу. При виде внезапной атаки врагиня оторопела, а потом попятилась – сначала быстро-быстро, затем спокойнее, а когда Лехин выгнал ее на лунный свет, уже лениво огрызнулась и побрела к бару. Человек угрюмо опустил меч. Почти одновременно зверюга обернулась, и Лехин досадливо сморщился: она что – играет с ним? Специально выводит из себя?

Зверюга играла. Но не в ту игру, о которой он подумал. Точнее, игра оказалась двойной.

Она снова сдвинулась о места и снова остановилась, оглянувшись.

Во дворик луна уже проникла, Лехин видел все, потому что смотрел и знал.

Последнее движение прозрачной агрессорши переместило ее в стойку над мертвым человеком.

Тварь нагнулась, искоса наблюдая, смотрит ли Лехин,

Треск костей застал человека врасплох. Голова мертвеца в клыкастой пасти хрустнула, словно спелое яблоко.

И тогда мир взорвался перед глазами Лехина. Долготерпению пришел конец.

Казалось, фонарик и меч еще падают на землю, а перепуганная зверюга уже летела за угол дома. В боку и в короткой шее она уносила металлические предметы, названия которых Лехин не знал, но они сами прыгнули в руки, едва он распахнул рубаху и невнятно пожелал бросить в тварь хоть что-то причиняющее боль.

Огненные линии раскаленного ненавистью мира стихали, когда реальное положение дел дошло до Лехина простенькой мыслишкой: а что за человек отозвал зверюг? Не он ли вообще направлял их на охоту за призрачным населением города? Уйдет ведь!

Лехин обежал дом, выскочил к дороге.

От него, расплываясь, точно в туман уходила странная группа: в середине человек, по бокам – две видимые зверюги, а чуть поотстав, еще две – полупрозрачные.

Добежать?

Знакомый, но необычный в глубокой ночи звук отвлек Лехина. Он оглянулся. По дороге не спеша ехал троллейбус. Дежурный, похоже. Лехин загляделся на него, гадая, успеет ли к этому троллейбусу, когда тот сделает круг по улице. И всполошенно развернулся. Поздно. Человек, судя по всему выгуливавший зверюг, пропал. И зверюги тоже.

Прохладный ветерок обвеял горячее лицо. Что-то пушистое ворохнулось под рубахой. Шишик. Он упорно притворялся помпошкой, подвешенной на нагрудных ремнях.

– Ну что, игрушка-зверюшка, домой потопаем? – тихонько предложил Лехин, вытирая заслезившиеся от напряжения глаза. – Труп мы видели. Демонстрацию его поедания видели. Чужаков потусторонних – тоже. Вот только человек тут при чем? Я-то думал, он их вызвал и все. А он их… выгуливает.

Он зябко передернул плечами и хотел застегнуть рубаху, что было достаточно проблематичным, поскольку, хватая метательные железки, умудрился порвать половину пуговиц.

Шишик пискнул.

– Я тебя слышу, – сказал Лехин. Сил на удивление (вслух! Шишик!) уже не хватило. – Все хихикаешь надо мной, да? Сам-то. От зверюг ко мне же под рубаху залез… Ладно. Пошли на остановку. Может, все-таки сядем на троллейбус?

Но к трупу на минутку он все же вернулся. Чувствовал: нужно взглянуть еще разок. Потом как-то внутренне обостренным чутьем сообразил, что желание это внушено любопытным Шишиком.

"Преотвратное зрелище, – размышлял Лехин, глядя на фарш с белеющими крошками костей. – Зачем ей понадобилось дробить голову бедняги? Меня попугать? Или в отместку, что я ее напугал? Все, пора сматываться. Не дай Бог, поблизости милиция патрулирует улицы. Хлопот не оберешься, а мне своих хватает".

Шишик согласно хихикнул, и они поспешили на остановку.

16.

Водитель троллейбуса попался сердобольный, обещался разбудить вовремя. И всю дорогу – четыре остановки – Лехин проспал очень крепко, чувствуя себя наконец-то в безопасности.

А с родной остановки домой "тащил" его Шишик, поскольку был Лехин в состоянии невменяемом. Он шел по инерции и только потому, что "помпошка" занудно орала в ухо. И по инерции же в тревоге то и дело менял уровень зрения. Честно говоря, сейчас определить, спал он или бодрствовал, не было никакой возможности. Но что он видел, или что ему снилось…

Все правильно, в общем-то. В конце концов, он ведь вышел за пределы Пустоты. Мир вокруг Лехина бурлил и кипел. То, что в нормальном, человеческом состоянии Лехин счел бы игрой света и теней (а ветерок разыгрался нешуточный, и пляшущих теней вокруг хватало), сейчас принимало форму не только неожиданную, но и внезапную. Спроси Лехина, какая разница между этими определениями, он бы замялся с ответом, однако, пока шел к подъезду, отмечал легко: вот это неожиданно, а вот это – внезапно.

Итак, усталый и осознаваемо пьяный от обилия впечатлений, Лехин невнятно поблагодарил водителя троллейбуса. Троллейбус уехал, увозя привычные огни и будничное гудение, и оставил пассажира в ночи. Ночь переживала длинное предрассветное состояние, когда вокруг все еще темень несусветная, но уже чувствуется некоторая неуверенность, и нет той чистоты черного цвета, которая присуща глубокой ночи.

При виде скамейки на остановке Лехин, не раздумывая, двинулся к ней. Спать. Плевать, что до квартиры ходу – пять минут. Тело отяжелело так, что он уже предвкушал, как не сядет – рухнет на скамейку на деревянную доску и навалится на крепкую спинку.

Правое ухо будто взорвалось – такая пронзительно-огненная боль взрезала голову и отдалась в ноги. Лехин вскинул ладонь к ушам, но Шишка поймать не успел, только пушистым по пальцам скользнуло.

Впрочем, "помпошка" совсем удрать не думала. Кажется, она сочла, что на нее возложена великая миссия – Возвращение Хозяина Домой, и вознамерилась выполнить эту миссию во что бы то ни стало. Дернув Лехина за ухо и обеспечив ему несколько бодрых (для Лехина – разъяренных) минут, "помпошка" принялась скакать по плечам хозяина вокруг головы, время от времени зависая на левом ухе и посылая в него жуткие воинственные вопли, напоминающие жалобы тоскующего без подружки кота. Жалобы звучали издалека, словно Лехин слушал их по телефону. Судя по всему, "помпошка" наконец сообразила, в каком пространстве находится человек (напомним, Шишики живут одновременно в нескольких), и теперь могла устраивать концерты любой мощности. Вскоре Лехин понял, чего добивался Шишик, и побрел домой. "Помпошка" притихла и выжидательно устроилась на привычном месте – на плече.

Лехин машинально прошел десяток шагов до перехода, прежде чем вспомнил, что транспорт сейчас крайне редок и можно перейти дорогу в любом месте. Дальше он стал думать только о том, как лифт вознесет его на седьмой этаж, как он откроет дверь и как свалится прямо на диване и прямо в одежде – и пусть эти типы, которые узурпировали его квартиру, попробуют возразить!..

Движение справа заставило его напрячься. Но Шишик никакого беспокойства не проявлял, и Лехин со слабым интересом обнаружил между собой и остановкой шикарного бело-серого кота. Кот здорово напоминал Джучи – такой же пушистый и большой. Животина явно тоже собиралась переходить дорогу.

Вздрогнув, Лехин попятился. Пустынная дорога вдруг оживилась. В обе стороны заспешили машины: общественный транспорт, легковушки, маршрутки, грузовики всех мастей; воздух наполнился деловым гулом рабочего вечера и бегучим светом.

Пока Лехин таращился на это чудо, кот, видимо, высмотрел просвет-лазейку, через которую предполагал проскочить. И помчался через дорогу. Обмирая от ужаса, Лехин наблюдал, как безрассудный смельчак кинулся под первую из вереницы легковушек. Водитель резко затормозил. Кот выскочил за машиной – прямо перед его носом пролетел бесконечный караван автомобилей, и хвостатый псих-самоубийца вновь нырнул под ту же машину, которая только-только начала набирать скорость. Водитель тормознул – позади уже начинали сигналить из других машин. Кот снова сиганул по ту стороны машины, пролетел под пронесшимся джипом – и дальше Лехин потерял его из виду за двойным потоком автомобилей встречной полосы. Дом Лехина стоял сразу за дорогой, на небольшом возвышении, "домашним" людом именуемом простенько и со вкусом – "высокий газон"" Лехин еще дрожащую руку с сердца не снял, а кот уже взбирался по тропке "высокого газона". Остановился, оглянулся на дорогу, высокомерно хлеща хвостом, и исчез в кустах.

И движение исчезло. Мимо Лехина промчалась одинокая "таксюша" – и тишина. И неподвижный мрак. Лишь дальше, к мосту над оврагом, – смутная, режущая глаз полоска, еще трудно отличимая от глухой, темной сини ночного неба.

Лехин покосился на "помпошку". Та зевнула прямо в лицо.

Ничего не понял. Двинулся через дорогу, с опаской поглядывая по сторонам. На середине не удержался – обернулся. Бело-серый кот сидел около остановки. Вот он встал, внимательно оглядел дорогу.

Воздух ощутимо поплотнел, задвигался, зазвучал – пока еще невнятно. Лехин бросился с дороги. Уже на пешеходной полоске, так и не отдышавшись, развернулся.

На пустой дороге пушистый псих проделал – точка в точку! – весь путь самоубийцы. Он снова кидался туда-сюда, спасаясь от невидимых теперь Лехиному глазу машин, и человек невольно подумал: останься он, человек, на той стороне дороги, увидел бы все те же машины, мимо которых проскочил кот в первый раз.

Котяра галопом промчался мимо Лехина и… пропал в прыжке. Ну да, нацелился прыгнуть в кусты, оттолкнулся от асфальтовой дорожки, взвился вверх. Исчез.

Утомленные мозги отказывались объяснить двойное явление кота на проезжей части. Так же, как отказывались порассуждать на интересную – возможно, днем – тему, куда он пропал, но… Но Лехин оглянулся на дорогу в ожидании третьего явления кота. Дорога была притихшая, пустынная… Но Лехин оглянулся, чтобы получить после двух неожиданностей одно внезапное: он вдруг ни с того ни с сего уверился, что дорога ему улыбается. Как примирительно улыбается друг, рассказав не в тему парочку дурацких анекдотов.

"Делаем вывод, – мрачно, потому что устал, подумал Лехин, – дорога однажды пережила страшное потрясение с этим котом, и ей захотелось поделиться своим переживанием со мной. Но тогда она знает, что я это увижу. Интересно, я сошел с ума или я сошел с утоптанной дорожки будничного человеческого бытия?.. Звучит страшно философски и страшно красиво, ключевое слово – "страшно". Выдержит ли моя бедная головушка вторжение паранормального мира в мою недавно нормальную жизнь?"

Шишик сонно пискнул в ухо что-то погоняющее – что-то наподобие: "Давай-давай! Шевелись активней!"

Асфальтовая полоска вела вокруг "высокого газона", на котором стоял дом, к лестнице, которая к дому поднимала. Идти в обход не хотелось, и Лехин привычно, как и многие жильцы, взобрался по утоптанной тропке.

Взобрался и услышал музыку. Легкую такую, веселенькую, танцевального ритма, какую любят использовать для фона в детских передачах. Не музыка даже – музычка.

Звук шел из кустов, окольцевавших дом.

"Тебе это надо? – сердито вопросил себя Лехин, но секундочку подумал и нашел оправдание: – А что если способность видеть невидимое-неведомое ненадолго? А я и так только краешка коснулся. Так что – надо!"

Он склонился над роскошным кустом черноплодной рябины, уже машинально меняя уровень зрения.

На земле лежало что-то длинное, грузное, тяжелое. По этому трудноопределимому предмету бегала толпа светлячков. Светлячками Лехин назвал всех скопом, но на деле, приглядевшись, различил два вида существ. Верхняя часть лежащего предмета упиралась в ветки, нижняя пропадала за пределами куста. Над округлой верхушкой предмета отплясывали толстячки с мизинец Лехина. Чем-то они напоминали воздушные шарики-фигурки, только уж очень маленькие, да и очертания их были не то размытыми сами по себе, то ли пушистыми от испускаемого ими света. А по всей длине черного предмета играли в догонялки существа, похожие на бесхвостых мышей. Все светлячки словно купались в свете, Лехин поморгал немного – глаза от старания все разглядеть подсохли – и хотел было тихонько утопать по тропке дальше, но с плеча к толстячкам-летунам соскользнул Шишик. Он удобно уселся на самую макушку предмета, вынудив хозяина внимательнее рассмотреть темное нечто.