Текст книги "Лёхин с Шишиком на плече (СИ)"

Автор книги: Сергей Радин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

– Олег, это паштет, – проинформировал коллегу Лехин. – Он состоит из остатков запеченной под майонезом горбуши с добавлением вареных яиц и зелени. Если придумаешь добавить еще что-нибудь подходящее, тоже будет вкусно, но уже не будет паштетом.

– А чем будет?

– Рагу по-шотландски.

С минуту Олег вдохновенно уплетал бутерброд, в котором было мало хлеба и гора начинки, и, лишь дожевав, спросил:

– Последнее из Джерома Клапки Джерома, да? "Трое в лодке…"?

– Ага, а у нас сейчас будет картина маслом – "Двое в лодке, не считая двух хихикающих Шишиков".

Проспавшись и придя в себя, Лехин посоветовался с Елисеем и решил рискнуть – рассказать Олегу все, как есть. Рассказал за ранним ужином и не удивился, когда парень неуверенно усмехнулся.

– Докажи.

– Как тебе доказать?

– Ну-у… Не знаю.

– Лексей Григорьич, – тихонько позвал Елисей с подоконника, где отдыхал с Никодимом. – А вот мы сейчас, как с сыскарем тем, чаю подадим. Чем не доказательство?

– Давайте.

– Это ты с кем? – подозрительно спросил Олег.

– С Елисеем. С домовым. Нам сейчас чаю дадут. Так что – смотри и верь изо всех сил.

Никодим поставил две чашки, Елисей пододвинул к гостю сахарницу и заварной чайник. Для Олега все происходило следующим образом: чашки прилетели, сахарница и чайничек подъехали, с заварного делови-то сплыла крышка, а из огромного чайника с кипятком рванула струя. Затем настал черед большой фарфоровой тарелки с жареным хлебом и крекерами; сбоку приземлилась чашка с паштетом… Олег взирал на действо с улыбкой обалдевшего от счастья ребенка.

– И что скажешь? – поинтересовался Лехин.

После недолгого молчания парень вздохнул.

– А что скажу? Что человечество в целом – народ глупый. Техника на грани фантастики, освоение космоса, высокие технологии – а на Земле как слепые котята… Сколько у тебя домовых?

– Не у меня. В квартире один. Здесь двое. Никодим – сосед. Они друг дружке помогают.

Олег не заметил, как выдул две чашки чаю. Опомнился, когда распробовал паштет Елисея.

– А Шишики у каждого человека есть?

– У каждого мужчины. У женщин… как бы это выразиться… более тонкие формы Шишика. Чтобы их увидеть, нужно иметь особый уровень зрения.

– У меня есть Шишик. Здорово. А как узнать, есть домовой в квартире или нет?

– Елисей! – обратился за помощью Лехин.

– А пусть домовому своему 28 сентября жертву оставит, – посоветовал Елисей, а Никодим закивал. – Коли жертвы наутро не будет, а в доме чисто да уютно, – хозяин в доме есть.

Лехин пересказал, предварительно уточнив, что за жертва.

– А хоть молочка в блюдце иль в чашке в укромный утолок поставить. И лучше в кухне где-нибудь.

– А раньше узнать никак нельзя?

– Скотину заведи! – от себя посоветовал Лехин и захохотал при виде округлившихся глаз Олега.

Домовые тоже рассмеялись от души, но не над гостем: слово-то больно нелепо прозвучало в городской квартире. Между собой-то ладно, привыкли каждую животину скотинкой звать, а из уст человека смешно получилось.

– Вот моя скотина, – показал Лехин.

Олег обернулся.

Джучи развалился на табурете, в уголочке между стеной и холодильником.

– Если приглядеться, то увидишь, что шерсть котяры сверху вниз все время шевелится. Это Шишики катаются с него, как с горки.

– Обалдеть… – прошептал Олег.

Несколько легкомысленный, но познавательный разговор чуть замер, и Лехин про себя улыбнулся: Олег таращился на кота в надежде разглядеть Шишиков, а те, в свою очередь, таращились на него, уловив направленное внимание… Улыбка померкла. Дружеская болтовня. Все так. А что будет через час-другой? Лехин попытался представить подвальные коридоры мрачной стройки – и будто ухнул в пропасть.

– Лексей Григорьич…

Глаза Елисея сочувственно помаргивали, а в руках домовой держал маленький графинчик – почти лабораторную колбу.

– На посошок выпейте. Все дорожка легче покажется.

– Что – по мне все сразу видно?

Олег обернулся на голос Лехина, но спрашивать ничего не стал. Сообразил, что хозяин говорит с домовым. Лехин достал рюмки.

– Олег, тебе нельзя. Налью чисто символически.

Они чокнулись, и Лехин пошел в спальню одеваться.

Домовые поставили его между двух стульев, на которые взобрались и принялись надевать на него ременную амуницию. Любопытные Шишики прикатили следом, уселись на подоконнике.

– Что за наливка была?

– А клюквенная. Леший-палисадничий прошлой зимой клюквы много принес… Куда ее? Где в компоты пошла, а где и в водочку. Кровь-то взвинтила наливка, а?

– Есть немного. А Леший-палисадничий – это тот, что у "Книжного", выше рынка живет? Ну, тот, которого я через дорогу перевел?

– Нет, того не знаем. Наш знакомец здесь, через дорогу, в лесопарке живет… Да ты, Лексей Григорьич, не нервничай. Тебе ведь что главное? Шишика бросить Проводнику.

– А если он не поймает?

– А и не надо ловить ему, Лексей Григорьич. Ты Шишика добросишь, Шишик сам в хозяина своего вцепится. И все. Дело сделано.

– Если все так просто, чего ж вы с Никодимом в мои ремни абсолютно все железки запихали?

Елисей вздохнул и запечалился.

– Как на духу говорю, Лексей Григорьич. Дверь-то в мир чужой закроется, а что с тварью нездешней сделается – знать не знаю, ведать не ведаю. Потому оружием и нагружаем. На всякий случай. Для земли-то нашей все закончится, коли дверь закрыта будет. Ты только Шишика профессорского добрось.

– Больно легкий, – с сомнением сказал Лехин. – Вдруг не долетит?

– Долетит, – твердо заверил Елисей. – Он, как хозяина увидит, сам к нему рваться начнет. Вот и бросай, не промахнись только.

– А если промахнусь?

– Сожрут.

Лехин с беспокойством взглянул на подоконник. Так легко в присутствии предполагаемой жертвы сказать о том, что ждет ее незавидный конец?

Лицом к окну, против света, не сразу разобрал, который из двух – Профи. Сидят два мохнатых кругляшка – то ли спят, то ли отдыхают после игры с Джучи. Кстати, насущный вопрос: а сколько Шишиков брать в дорогу? Одного, соболевского, или обоих?

Вопроса озвучить не успел. Шишики, как по команде, резко распахнули глаза, а затем на редкость выразительно разыграли пантомиму на тему "от удивления у него челюсть отвалилась".

Шишики пялились мимо Лехина, домовые глянули туда же. Повернулся и Лехин.

– Вот, елки-палки, ничего себе!..

Восхищенный Олег едва дышал от волнения. Вспомнив Шишиков, Лехин чуть не заржал неприлично. Вот кого изображали неугомонные "помпошки"!

А Олег медленно совершал первый круг почета вокруг Лехина, обстоятельно разглядывая наличный арсенал.

– А огнестрельное оружие у тебя есть?

– Служебное – не ношу, – сохраняя серьезную мину лица, сказал Лехин.

– Почему?!

Бедняга Олег, видимо, подзабыл признание Лехина, что ни в какой организации он не состоит. А может, в голове все перемешалось… А что ответить? Ха, мало ли американских полицейских боевиков смотрели? Да и наш сериалы о том же твердят!

– На одну выпущенную пулю, знаешь, сколько надо всяких бумаг объяснительных оформлять?

Олег не знал – сколько, но знал о мытарствах полицейских или милиционеров по поводу стрельбы. Воображение включилось сразу.

– У вас строго с этим, да? – почтительно спросил он.

– Да-а…

Озадаченный Лехин только и смог "дакнуть": так во что же поверил Олег – в тайную лабораторию с генетическими мутантами или в черный подвал с мифическими пришельцами из другого мира? Может, шутка про служебное оружие зашла слишком далеко? Кажется, имеет смысл уточнить, что за дело их ждет.

В тон сомнениям хозяина высказался и Елисей:

– Ты бы, Лексей Григорьич, еще раз напомнил Олегу Максимычу про нас. Не ровен час, свихнется парень-то – с непривычки…

Не успел Лехин обдумать, как поделикатнее объяснит Олегу все необходимое, – коллега сам решил проблему. Он попытался вытащить из тонких ножен на предплечье Лехина еще более тонкий нож. Лехин не знал, как оружие называется, и назвал бы стилетом, правда, имея о стилетах самое туманное представление. Олег вцепился в лезвие стилета, вытащить не вытащил, но пальцы поранил и по-детски сунул в рот.

– Не так, – сказал Лехин, увидевший последствия Олегова любопытства. – Снизу нажать на кончик рукояти – и он сам выскочит,

Олег тут же воспользовался подсказкой и получил опасную игрушку для детального обследования.

– Дикий восторг! – пожирая глазами тонкую рукоять, сплошь в сияющем металлическом узоре (очертания птицы плавно переходили в очертания дерева), оценил Олег и тут же почти деловито добавил: – Елисей про меня сказал что-то, да?

– О! – поднял указательный палец домовой и, довольный, так стянул на спине Лехина ремни, что тот охнул.

– Откуда ты знаешь про Елисея?

– Запомнил, как ты оборачиваешься к нему. Он ведь сейчас от меня на правом стуле? Да? Ну вот. А потом ты на меня посмотрел. Значит – домовой про меня сказал.

– Детектив! Хочешь правду-матку? Он боится – и я тоже – что ты немножко запутался в наших делах.

– Я? – удивился Олег. – А, понял. Ему не понравился разговор про пистолет. Елисей (напряженно всматриваясь в стул)! Мы пошутили!

Лехин и домовой переглянулись и, не сговариваясь, пожали плечами. Шутник…

46.

На дорожку присели. Лехин и Олег на табуретах из кухни, домовые – на жесткой коробке из-под "Дивиди". Шишик Профи – на плече Лехина, Ник – на плече Олега. Своя "помпошка" ни за что не отпускала хозяина. Пришлось пойти на компромисс: объяснили, что друг хозяина едет туда же, что за ним надо присмотреть, пока хозяин отлучится на пару минут. Ник, по своему обыкновению, промолчал, но на плечо Олега перекатился.

Помолчали. Только Олег напрягся встать – злорадно пропел дверной звонок. В последнее время со звонком на пороге квартире не возникало ничего хорошего. Поэтому Лехин снова плюхнулся на стул и стал лихорадочно прикидывать: тетя Лиана? Федька Кривой? Бабка Петровна? Твари из подвала? Бывшая Жена, наконец?

Олег сначала покосился, потом встревожился. Шепотом поинтересовался:

– Открывать не будем? А как выйдем?

– Елисей, кто там? – шепотом же спросил Лехин после неудачной попытки посмотреть сквозь двери.

Оба домовых уже стояли у порога.

Слава Богу, Олег этого не видел! Елисей склонил голову, словно собираясь подслушивать. Голова вошла в дверь плавно, как в воду. Вслед за головой в дверь погрузился и весь домовой. По эту сторону двери торчала лишь ручонка Елисея, которую крепко держал Никодим. За ручонку и выдернул Елисея Никодим, едва та беспокойно задвигалась. Домовой вылетел здоровый и невредимый. Если не считать вздыбленной шевелюры и жутко встрепанной бороды.

У Лехина еще мелькнуло: уже можно пугаться – или подождать, пока Елисей не расскажет об опасности? А домовой проворчал:

– Ох, и не люблю я сквозь нынешние двери проходить! Из какой только дряни их не делают!.. А за второй-то, за железной дверью стоит, Лексей Григорьич, деваха из соседнего подъезда, такая, из пьяненьких. Откроем, что ли?

– Откроем… Девица какая-то из соседнего подъезда, – сообщил Лехин Олегу.

– Какая-то? – многозначительно подмигнул Олег. И притих: шагнув к двери, Лехин вынул один из ножей.

Медленно открылась одна дверь. Стараясь не греметь, Лехин мягко нажал на вторую.

– Охохонюшки! – певуче заговорила размалеванная девица из той самой компании, что коротала дни на приподъездной скамейке. Впрочем, какая там девица! Дочка у нее в выпускном классе. А что у девицы слой "штукатурки" на лице – так надо ж прикрыть следа пьянства. Но говорила "девица" странные вещи.

– С трудом дошел до вас, Лексей Григорьич! Лифт не работает. Ходить – с непривычки ноги переставлять не могу. Дормидонт Силыч послал за вами, Лексей Григорьич. Что там эти двое вытворяют?! Как с цепи сорвалися! И подойти-то разнять – нельзя! Под горячую руку-то!

– Касьянушка, ты, что ли? – изумился Лехин.

– Ох, богатым буду – не признали меня! – засияла "девица".

Лехин застегнул верхнюю пуговицу рубахи и, не закрывая дверей (есть кому за квартирой присмотреть!), рванул на лестницу. За ним – Олег, за Олегом – Джучи. А домовые деловито позакрывали двери, переглянулись и подпрыгнули. Когда приземляться начали, ноги вошли в бетонный пол лестничной площадки, точно в воду, и очутились "дедушки" у подъездной двери раньше всех. Наверху остался лишь Касьянушка, жалобно вопящий и уже начинающий подумывать, не сбежать ли из обременительного тела.

Последнюю лестницу Лехин одолел в два прыжка и вылетел на крылечко, чуть не сбив с ног бабку Петровну. Та, ошеломленная, даже не заметила его скоростного появления. Увидев, что ее загипнотизировало, Лехин сначала обозлился, потом удивился и заинтересовался, а затем решительно зашагал к месту происшествия.

Роскошный мордобой!

Тощий Вован стремительно и безостановочно атаковал набычившегося Вечу. А тот, внешне грузный и оплывший, неожиданно легко блокировал почти все удары противника. Зная, кто из призраков где, Лехин на мгновение усомнился: "Поменялись телами?" Но, приглядевшись и отметив задорный смешок Вована, утвердился в мысли, что оба на тех же местах… Толика сомнения оставалась. Лехин как-то привык, что безымянный агент теоретически многое знает о единоборствах, однако Линь Тай всегда был непревзойденным практиком. Что же случилось? Почему за две минуты, как Лехин за ними наблюдает, Веча ни разу не упал?.. Опа! Вован свалился! Свалился – и ржет.

Прокрутив назад кадры с мелькающими руками-ногами, Лехин "увидел": Линь Тай не закрылся снизу, и безымянный агент достал его двумя резкими ударами – ногой в почку, пальцами под ухо.

Линь Тай вскочил с земли отбитым теннисным мячиком и, не утруждая себя разбегом, еще в прыжке с земли попробовал достать Вечу тоже снизу. У всех зрителей, не успевших даже разглядеть замах Вована-китайчонка, создалось впечатление, что Веча просто отодвинулся – как вежливо отодвигаются в толпе, стараясь не задеть окружающих.

Пока два единоборца снова прыгали друг против друга, пытаясь нащупать слабые места противника, Лехин огляделся.

Толпа зрителей не была единой. Люди стояли группами – на дороге по краю газона; некоторые, не решаясь приблизиться, следили от соседних подъездов. Лехин осторожно проверил: привидения в основном обретались в дворовых пьяненьких, не трогая жильцов. Зато сочувствовали все и болели не за того, кто в силу каких-то причин симпатичен, а за того, кому больше доставалось. Теснили Вована – в толпе жалостливо обсуждали шансы тощего "бедняги" и подбадривали: "Давай, Вован, врежь ему по полной!" Веча с трудом успевал отбиваться – зрители понимающе говорили: "Да-а, Вован тощий, ему легче вертеться-то! Ишь, ишь, распрыгался!.. Веча, не спускай! Ве-ча! Ве-ча!"

Только Лехин начал понимать, как держит оборону "Веча", только мелькнуло соображение о нижнем бое, как сам же и отвлекся, перестав воспринимать драку в целом. Ничего удивительного – увидел лица поединщиков. Синяк на синяке! Кровоподтек на кровоподтеке! А уж поре-зов! Будто два психа дурачились с бритвами, играя в парикмахерскую…

"Веча" вдруг разбежался, словно собираясь проехаться по асфальту, как по льду, ногами подсек Вована, не успевшего подпрыгнуть, упал сам – и снова выверт ногами. Результат маневра: изумленный Линь Тай распластался на асфальте животом, с вывернутой за спину правой рукой, а верхом на нем восседал торжествующий агент без имени.

Перекрывая восторженные ("Так ему! Распрыгался тут!") и возмущенные ("Нашел кого мутузить! Вон дохленький какой! Раздавит ведь его бегемот этот!") вопли, Лехин крикнул:

– Ребята, хватит!

Из толпы спросили:

– А этот чего раскомандовался?

И пообещали:

– А вот сейчас они ему!..

Веча встал, помог встать Вовану – и оба обернулись к Лехину. С какой-то неясной угрозой. Но у угрозой настолько ощутимой, что зрительская толпа притихла. Ждет, что будет дальше? Или ждет продолжения?

– Толстяка беру на себя, – деловито сказал Олег, оказывается, ни на шаг не отстававший от Лехина. – Толстяк – самбист, а я самбо знаю (Опухшее от побоев лицо Вечи, вынужденно бесчувственное, все-таки дрогнуло в высокомерной усмешке.) Думаю – справлюсь. Только как быть с прыгуном? Что-то знакомое… Дзюдо? Карате-до?

– Ушу, – вздохнул Лехин и попросил: – Ты, Олег, пока не вмешивайся. Пойду, потолкую, чего они там хотят. Если почуешь, что худо мне приходится… В общем, ситуацию оставляю на твое усмотрение.

– Будь спок.

Дворовые "пьяненькие вдруг разом замолчали, едва Лехин отдал сумку Олегу и шагнул к поединщикам. За их молчанием Лехин вдруг уловил Чувство. Сильное. Сочное. Настолько всепроникающее, что Лехин сразу определил его. Надежда. Призраки надеялись, что их гостеприимный хозяин сможет не только противостоять двум профессионалам (насчет одного Лехин, правда, сомневался), но и разбить их наголову. Лехин так прочувствовал их надежду, что живот горячо сжался от внутреннего отклика: "Я постараюсь!"

Молчание "своих" пьянчуг дошло и до жильцов. Они приглядывались к напряженным лицам, пожимали плечами и, снизив говор до шепота, обменивались недоуменными репликами. Впрочем, Лехин вскоре перетащил на себя одеяло общего внимания, бросившись под громкий "ах!" на драчунов.

Смесь впихнутых в него борцовских знаний не давала определить, которым приемом он пользуется в тот или иной момент. Однажды, в самом начале странного боя, вспорхнуло мгновение, когда он понял себя как паутину нервов, девизом которой был голый вопль: "Реагируй!" И он реагировал.

Бой прошел в три этапа. Сначала Лехин прыгнул к поединщикам. Потом они как-то уж очень медленно двинулись на него, неохотно и тяжело поднимая кулаки и по-воробьиному подпрыгивая, будто в очередной раз пародируя "Танец маленьких лебедей". Лехину было очень неудобно и даже стыдно – какое-никакое, а воспитание получил! – но призраки так откровенно подставлялись, что он постарался ударить лишь в полсилы. И на этом закончился третий этап и собственно сам бой, ибо человеческие тела рухнули на дорогу столь смачно, что Лехин перепугался: не дай Бог, лица всмятку! И кинулся к ним поднимать.

– Научили на свою шею, – проворчал "Веча", отплевываясь от мелкого сора и пытаясь смахнуть то же самое с лица.

– Не трогайте! Не трогайте! – застонал Лехин; не чувствительные к человеческой боли, призраки слишком небрежно обращались с занятыми телами. А Лехин сразу представил, каково это – хлопать грубой ручищей по лицу, на котором и так места живого не осталось; буквально ощутил чужую боль на собственном лице.

А еще Лехин услышал многоголосый вздох, огляделся и обнаружил еще одну толпу – сплошь домовые с редкими вкраплениями неизвестно кого. Домовых узнал по общей ухоженности и хозяйственно-домовитому виду, отличавших каждого, а вкрапления отличил по общему признаку нелюдимости и наплевательского отношения к замызганной личной растительности и к личному одеянию. Один из вкрапления, Ерошка, по-прежнему чумазый с ног до бороды, горделиво оглядывался на соседей, будто сам научил Лехина драться.

Итак, невидимая жильцам дома толпа едино и облегченно вздохнула и тут же разбежалась по срочным делам.

Толпа пьяненьких привычно оккупировала приподъездную скамейку – на что бабка Петровна плюнула и зашла в подъезд от греха подальше.

Толпа жильцов очень сильно поредела, хотя кое-кто остался и с удовольствием перебирал детали вечернего происшествия в оживленной беседе.

Призраки на скамейке потеснились, когда сердитый Лехин подвел к ним Вована и Вечу.

– Садитесь! Только медленно и осторожно.

– Медленно и печально! – гоготнул ближайший пьяница.

Лехин присмотрелся.

– Дормидонт Силыч? Анекдот припомнили?

– Точно! У одной дамочки муж помер. Едет она с любовником с похорон, а он возьми да скажи: "А давай-ка мы этим самим займемся!" А она: "Ты что – в такой день?!" А он: "А мы – медленно и печально!"

Стоявший рядом Олег поперхнулся от смеха. Размалеванная бабенка, смиренно опустив глаза, деликатно постучала его по спине и сообщила Лехину:

– Лексей Григорьич, в соседнем подъезде женщина с первого этажа милицию вызвала. Вот-вот будут. Что делать-то, а?

– Спасибо, Касьянушка. Олег, подгони машину. Забираем этих двоих и едем. Остальные, пожалуйста, не сидите здесь. Милиция драчунов не найдет – за выпивох примется.

– Машина у меня рядом. Вон, у садика, – кивнул Олег. – Утром еще перегнал.

– Тогда встали и помчались. Счастливо оставаться, господа!

Дуэтом баса и дисканта заголосили вслед Дормидонт Силыч и Касьянушка, но уже некогда было их слушать.

Пискнула Олегова "Ладушка", приветствуя хозяина. Олег сел за руль, рядом устроился Лехин, на заднее сиденье с достоинством опустил свой зад Веча, а Вован хотел юркнуть – Линь Тай не учел его долговязости – и лбом саданул машину так, что все сидящие подпрыгнули. Олег охнул от сострадания и мгновением позже испытал шок: Вован все-таки ухарски свалился на сиденье и залился самым тоненьким смешочком, какое только могло изобразить мужское горло.

– Линь Тай, рот закрыл, дверцу тоже, – скомандовал Лехин.

– Как болсая нацальника ругаца, – хрипло прокомментировал Линь Тай и сам испугался прозвучавшего бандитского хрипа. Потом успокоился, оценил непривычный голос, высказал по-китайски что-то кошмарное – на слух присутствующих – и сделал вывод: – Моя голоса тозе как больсая нацальника. – И, счастливый, захихикал.

47.

Зеркальце отразило смятенное лицо Олега, и Лехин принялся за пояснения.

– Олег, позволь представить тебе наших спутников. Вячеслов – для друзей Веча (тот элегантно склонил голову) – находится под контролем призрака безымянного агента КГБ. Вован тоже прячет в себе призрака – мальчика Линь Тая. Линь Тай, сколько тебе лет?

– Четырнадцать! – четко произнес Вован и тише добавил: – Ого… Тетынацать…

Далее разговор в основном вели Лехин и безымянный агент, Олег слушал, входя в курс дела, а Вован бубнил бесконечную песню: "Тетынацать, четыр-рнадцать!"

– Нашли квартиру Вечи?

– Нашли.

– Помылись, постирались – это я понял. Не понял, что произошло с вами, уважаемый агент.

– Вы, Алексей Григорьевич, насчет моей маленькой победы в драке с нашим непобедимым Линь Таем? – небрежно спросил Безымянный агент. Но торжество в голосе прорвалось-таки! – Ничего удивительного. Мой подопечный – Вячеслава имею в виду – в прошлом мастер спорта по самбо, призер многих спартакиад и даже побывал на соревнованиях в ныне бывших соцстранах. Я предложил Линь Таю поменяться телами, чтобы мальчик мог поучиться неизвестным приемам. Но Линь оказался излишне самоуверен. Он предпочел выучить своего Вована хотя бы самому элементарному, что сам знает и умеет. Я же попробовал освоиться в теле Вячеслава, добавил к его владению самбо парочку приемов из восточных единоборств. Результат вы видели.

– Эту парочку приемов вы добавили во время тренировки?

– Что вы! Я же плохой практик. Легче было внедрить приемы в память Вячеслава. В бою он использовал их на бессознательном уровне, едва складывалась подходящая ситуация. По моему скромному мнению, получилось неплохо.

И агент скромно же улыбнулся, сдержанно упиваясь восторженно-обалделым видом водителя.

Машина остановилась на перекрестке, пережидая красный свет – алый в подступающих сумерках августовского вечера. Солнце еще не село, но пряталось за высотными домами, и здания то и дело ловили его последние блики, будто бережно передавая друг другу остатки теплого желтого.

В тон удлинявшимся теням тихо запел-загудел Вован. Он чуть раскачивался и не сводил взгляда со спинки Олегова кресла. Там, наверху, сидели Шишики с закрытыми глазами и тоже еле заметно покачивались. Машинально стараясь определить мотив – ну не любил он неопределенности в музыке! – Лехин вдруг оглох на все остальное и услышал не гундосое гудение, а странное, проникающее в душу звучание струнного трио. Точно не виолончель, не альт, не гитара. Но очень похоже на все три инструмента. Вот прозрачный аккорд гитары, вот басовитая дорожка виолончели, вот томительно атональный рисунок альта. Боже, какая музыка… Все ближе, все глубже… Что-то черное резко метнулось перед глазами. музыка оборвалась.

– Лехин, что с тобой? Мы приехали. Что дальше?

Оказывается, Олег махнул перед носом Лехина какой-то черной тряпкой, поскольку Лехин молчал на все призывы к вниманию. Молчал, отвернувшись к двум пассажирам.

– Все в порядке. Я… задумался.

И он снова сел лицом к ветровому стеклу.

Шишики открыли глаза, переглянулись и деловито протопали по спинкам кресел на плечи Лехина. Устроились они поближе к затылку, чтобы, ненароком повернувшись, Лехин их не увидел.

Призраки разглядели перемещение "помпошек", но промолчали, решив, что так и надо, что Шишики действуют по договоренности с Лехиным.

Между тем Лехин показал Олегу, куда дальше ехать, и тот притормозил у лазейки под забором – памятного местечка, виденного Лехиным во сне.

– Ну что ж, обговорим детали. Сначала то, что я не успел узнать дома. Господа призраки, вы уверены, что не совершаете двойного самоубийства?

– Господа… До сих нор ухо режет, – проворчал безымянный агент, а Линь Тай надул щеки Вована, изображая важную особу – по собственным представлениям. – Зовите меня Глеб Семенович. В последнее время это имя настырно лезет на язык. Вполне возможно, мое и есть. Итак, возвращаясь к вопросу о самоубийстве. Почтенные домовые заверили нас, что существуют гарантированные пятьдесят на пятьдесят жизни и смерти данных тел и нас в данных телах. Видите ли, прежде чем отправиться к вам, Алексей Григорьевич, с предложением помощи, мы проконсультировались у Прокла, который, как выяснилось, достаточно компетентен в делах данного профиля. И он, и Елисей с Никодимом уверены, что в этих телах мы в такой же безопасности (или опасности – с какой точки зрения смотреть), как любой обычный человек в ситуации с представителями иного мира. Так что, Алексей Григорьевич, воля ваша – брать нас о собой или нет. В любом случае, мы идем на операцию с открытыми глазами. Решайте.

Пространный монолог Глеба Семеновича загрузил Лехина окончательно. Пятьдесят на пятьдесят. И ответственность за две человеческие жизни и четыре души – две, пока живущие по земным законам, и две неприкаянные. И последние хотят, чтобы решал он?!

– Ни за что! – отрезал он, следуя внутренней логике мысли.

Призраки оторопели.

– Объяснитесь, Алексей Григорьевич! – холодно предложил безымянный агент.

– Вопрос этики. Я не могу взять на себя ответственность за двоих, которые даже не знают, в какое дерьмо, простите за грубость они вляпались. За Вечу и Вована. В общем, я один спускаюсь в подвал. Вы ждете здесь. Близко к забору не подходите. Драться можете только в одном случае: если я не вернусь, а из подвала полезут эти твари в облике человеческом. Держитесь сколько сможете, потому что два человека, чьи тела вы заняли, уж точно когда-нибудь могут нос к носу столкнуться со зверюгами. На них обоих мой след. Вы меня поняли, Глеб Семенович?

– Понял, Алексей Григорьевич.

– Честно говоря, я бы предпочел, чтобы вас здесь вообще не было.

– Удачи тебе, – в спину Лехина сказал Олег.

– Угу, – ответил Лехин, пролез под забором и пропал в зарослях бурьяна.

Бурьян рос плотно, и Лехин здорово намучился, пока не сообразил вытащить меч-складенец. Выставив перед собой оружие чуть вкосую, Лехин быстро пошел по мягкому настилу полёгшей травы.

Еще существовала опасность споткнуться на заросших сорняками земляных кучах, плохо видных во тьме, – строечный фонарь-прожектор освещал лишь площадку с вагончиком сторожа. Рассеянный же свет от неблизких домов был хорош, создавая иллюзию бесконечных зарослей, чем Лехин с удовольствием полюбовался бы, увлечённо глядя какой-нибудь сериал, наподобие "Остаться в живых". Тропики, заросли – красота!.. Сейчас же, с каждым шагом в сумеречную непрочную тьму, он все более утверждался в мысли, что является полным идиотом, идущим на верную гибель с песней на устах.

Но бурьян кончился, глаза привыкли к темноте. По видимой земле идти стало легче.

Лехин вынул приготовленный фонарик, мазнул светом по низу стены, возникшей из темноты. Где-то здесь должно быть подвальное окошко. Так, кажется, вот оно. Точно, именно его Лехин видел во Сне, когда звери почти заманили его в свое логово, – именно этот зияющий тьмой прямоугольник, будто врытый в землю.

Лехин присел и выключил фонарь. Глаза быстро привыкли к темноте: оглянулся по сторонам и легко различил и несокрушимые бурьяновые заросли, и какие-то плиты, лежащие поодаль, и кучи строительного мусора и земли. Глянул в окно – все то же самое: мрак из подвала сочился густым и влажным дымом.

Сумку, с которой Лехин ходил в выставочный зал, домовые сунули перед самым выходом из квартиры. Он взял ее из "Ладушки" машинально, но только сейчас осознал, что держит ее в руках. Вновь включенный фонарь в подвале ничего не высветил, и Лехин вспомнил: если сумку ни он, ни домовые не трогали, в ней должна быть веревка. Расстегнул, проверил. Все на месте. Вот только зачем к связке свечей Елисей добавил еще две? Не надеется на долговечность фонарика? И два спичечных коробка. Не слишком ли увлеклись домовые, снабжая хозяина огромным количеством огня? Или это намек? Но до сих пор Елисей с Никодимом, стремясь оградить Лехина от опасности, говорили о ней напрямую. Значит, на всякий случай.

Стоять коленями на бетоне – то еще удовольствие… Но Лехин встал. Интересно, где здесь лестница, по которой его вели зверюги? У нее такие удобные перила. Лехин снова тщетно подвигал лучом фонарика – подвальный мрак отвечал-аукался издевательски смутным пятном, как отражением на стене тумана. Лехин – пока еще про себя – зарычал, сел на окне, свесив ноги в чернильную мглу. И нисколько не удивился, когда фонарик оказался бессилен показать даже ноги. С темнотой в подвале было что-то не то. Она имела явно чужеродное, неземное происхождение. "Притащили с собой, – решил Лехин. – Навязали нам себя и свои условия обитания".

Здравого смысла хватило, чтобы попробовать не электрический – живой свет. Еще чиркнул спичкой зажечь свечу – темнота не сразу, но все-таки расступилась. "Медленно и печально", – вспомнил Лехин и ухмыльнулся. Он поставил свечу на бетонный подоконник, прикапав горячего воску, чтоб не падала. Огонек панически рванулся. "Бежать из подвала! Я тебя хорошо понимаю. Но терпи уж. На тебя одного надежда". Будто расслышав мысленное упование, огонек отважно вернулся в более-менее прямое положение. Почему-то Лехину он живо напомнил перепуганного солдатика на часах: то и дело приседает со страху, дробно постукивает зубами, но время от времени испускает отчаянный вопль: "Стой, кто идет! Стрелять буду!"

Дрожащий с перепугу солдатик высветил все.

Подвал оказался не подвалом, а цокольным этажом.

Спрыгнув на пол, Лехин взял свечу, и солдатик показал лестницу.

Лестница шикарная для незаконченного подвала в недостроенном доме. Слишком шикарная – широкая, с удобными перилами.