Текст книги "Путы для дракона"

Автор книги: Сергей Радин

 
9.
Игнатий всё никак не мог успокоиться: бегал в углу цокольной комнаты (Леон подсчитал: шесть шагов треугольника) и попеременно шипел и бурчал: «Другой! Ишь ты – другой!» Остальные снисходительно смотрели. Как он сбрасывает напряжение и недовольство, порой протискиваясь между ними. А Леон недоверчиво посматривал на всех, и сейчас его не занимала проблема, кто он такой. Он разглядывал этих крепких ребят и думал, что они здорово не похожи на тех коммандос, которых он привык видеть на телеэкране или читать о них в периодике. Там – суровые, сдержанные, если и проявляют юмор, иронию – то убийственные, не иначе как стоя над трупом врага. Здесь компания задушевных друзей, готовая орать, веселиться или ругаться – дай только повод; на пикничок выбрались, так, в одну-две передряги попали и теперь хихикают, со смаком вспоминая подробности: «Всё хорошо, прекрасная маркиза!..»
 

– … а в следующий раз он полезет с голыми руками в чёрт знает ещё какую заварушку! – что-то втолковывал Брис товарищам. – Он же не воспринимает происходящего всерьёз! Охота-то идёт только на него! Мы-то здесь сбоку припёка, сами знаете: лес рубят – щепки летят! Давайте хоть самое основное растолкуем.

– А то ты его характера не знаешь, – скептически сказал Рашид, – да он не успокоится, пока всю подноготную не выяснит, а потом точно попрёт очертя голову в самое пекло. Ты посмотри на него: истратил обойму, одежду уничтожил – за какие-то секунды!

– И всё зря? – спросил Леон.

 
Он сидел в трусах и в футболке на упавшем шкафу, заваленном строительным мусором. Кровь уже перестала сочиться из порезов на груди и на ногах, после того как их обработал док Никита. Вся передняя часть рубахи и джинсов буквально исполосована. И это скверно: порезы заживут, затянутся, а вот ткань, к сожалению, не желает восстанавливаться. Попробовать зашить? Леон снова с сомнением поднял штаны и вздохнул. Швец из него такой же, как на дуде игрец. Но даже мало что в том соображая, он всё же понимал, что в этом решете вместо штанов иной раз и иголку сунуть куда – ещё поискать надо.
 

– Зря, зря! Опять раскрякались! – рассердился Игнатий. – Не зря, конечно! Просто не забудь в следующий раз штаны снять! В этом городе платка носового не найдёшь – не то что одежды… Док, я тоже думаю, Брис прав. Нужно ему хоть что-то рассказать, а то он таких дел наворочает!

– Мы расскажем свою версию, а она может оказаться неправильной.

– А ты ему события не объясняй, а рассказывай. Вон сказка "Колобок" – там ведь что? Из-за того что стороны не пришли к соглашению, произошёл конфликт, в результате которого… Вот так и расскажи. Ну!

– Не нукай, не запряг ещё, – видимо, машинально сказал Рашид. – Ха… Не пришли к соглашению… А что – неплохо! Я тоже "за". И причины довольно веские. Володьку мы ещё когда отыщем. Мигеля, кажется, и на белом свете нет – царствие ему небесное. Недаром его сокол Бриса своим хозяином выбрал. Бедняга, наверное, попал в такую переделку, что вернуть его, даже прыгая по времени невозможно. Птички-то наши до последнего часа будут с хозяином, даже в их смерти, если есть хоть намёк на надежду… Роман вот ещё. Когда мы ещё до "воронки" доберёмся? И даст ли она хоть что-нибудь?

 
Леон затаил дыхание: неужели они всё-таки решились хоть что-то рассказать ему?
 

– А вы не думаете, что для Леона наш рассказ прозвучит настоящей абракадаброй? – чуть улыбнулся док Никита. – Хорошо, я попробую. Только помогайте мне… Игнатий, помнится, ты у нас самый запасливый, и в твоём мешке я видел кое-что. Меняю рассказ на тряпки.

– Я такой жмот в твоих глазах? И так бы отдал…

 
Леон с облегчением оделся. Штаны оказались широковатыми, от испорченных джинсов пришлось отрезать пояс и использовать как ремень. Остатки джинсов запасливый Игнатий сунул в свой мешок, пояснив:
 

– Если рубашку не найдём, как-нибудь на досуге присобачу лоскуты к этой твоей. А пока походи так, не помрёшь.

 
«Разве что от смеха», – с тайным вздохом подумал Леон, вновь облачаясь в изодранную в полоски рубаху.
Док Никита сосредоточенно буравил взглядом пол. Наверное, обдумывал, как преподнести Леону часть забытой им биографии.
 

– А что это за город? – осмелился спросить Леон. – Почему в него можно попасть только…

– … с соколом? – закончил док Никита. – Соколы – проводники. Ну-с, начнём с того, что ознакомимся с одним термином. Он удивительным образом объяснит всё, но с другой стороны – не объяснит абсолютно ничего. Другая реальность. Не параллельные миры – запомни. Другая реальность. Как появилась другая реальность – знал из нас в подробностях только ты. С твоих слов я, конечно, могу объяснить, как она образовалась, но, боюсь, сочтёшь мой рассказ бредом. Намёк… Хотя интересно, что ты скажешь на следующее: собрались люди, имеющие определённый талант, и создали собственное государство, не трогая чужой земли. Как тебе это? Грубо выглядит так: некий человек берёт часть пространства и раздвигает его. Кстати, до преподавания в университете ты отшельничал в личном мирке, который ухитрился соорудить внутри уже сотворённого… Итак, этот город – часть другой реальности. Мы одна из бригад миротворческого Корпуса, действующего как на Земле, так и в другой реальности. В общем-то, от серьёзной деятельности мы давно отошли, но однажды нас всех оповестили о ЧП. Поскольку ЧП происходило в городе, который нам знаком, вызвали именно нас. Сначала казалось, дело обычное: здесь довольно часто бывали различные штучки со временем, а значит, наши академики то и дело вынуждены были приезжать, чтобы подремонтировать свои недоделки. Ничего страшного, и жители привыкли. Это как с вулканом: играется, плюётся, но ничего серьёзного. А вулкан вдруг проснулся.

 
Док Никита помахал рукой Игнатию. Тот подал фляжку с водой. Док Никита проворчал что-то и глотнул прочистить горло.
 

– И пошли такие выбросы такие аномалии со временем, что пришлось заняться эвакуацией города. Когда за пределы города был отправлен последний, мы остались здесь ненадолго, чтобы попробовать выяснить природу аномалий. И оказались в ловушке: кто-то окружил город мощнейшими энергощитами. Мы потыкались со всех сторон, ты предположил, что возможность пробиться есть, но неплохо бы всё-таки выяснить, кто и с какой целью использовал всю эту мощь, чтобы закрыть город. Кажется, Володька уже тогда предположил, что временной катаклизм – дело рук не природы и не наших академиков, которые иногда могут быть достаточно небрежными, когда дело касается пространства и времени. А потом по мелким особенностям, происходящим вокруг нас, ты сам начал догадываться, что охоту устроили именно на тебя…

– На меня…

– На тебя, на тебя! – сердито перебил Игнатий. – Дух захватывает, когда представляешь, какие энергетические силы здесь задействованы. И для чего? Чтобы насолить одному человеку. Чтобы этому одному доказать, что не он лучший… В то время как этот один и не думает, что он лучший, а на всех перекрёстках вопит о своём несовершенстве! Целый город эвакуирован! А энергетическая блокада?!

– А почему надо было доказывать? В этой, как вы говорите, другой реальности все друг с другом соревнуются?

 
Брис осторожно заметил (Леон успел прочувствовать особенность беседы: вокруг него все вообще ходили вкрадчиво и остерегаясь, словно по тонкому и скользкому льду; один Игнатий орал от души – но орал больше по привычке, искусно войдя в словесную игру и не выдавая больше, чем нужно):
 

– Слова «соревноваться» и «ревность» имеют один корень. Только когда со-ревнуются, обязательно предполагается участие двух и более игроков. А когда ревнуют… Это чувство чаще исходит от одного человека.

– А вы не могли бы вот так же мягко объяснить мне: кем или чем я был для ревнивца, если он устроил такой дикий катаклизм?

 
Тут даже Игнатий захлопнул рот. Воцарилась звенящая от напряжения тишина. И как-то сразу обнаружилось, что облачная полоса уродцев с лезвиями вместо клювов давно улетучилась, что поверхность города нежится под нормальным солнышком, что струйное тепло светила волнами ниспадает в цокольный этаж, а в солнечных лучах сидит только Рашид, облепленный нахохлившимися в тепле соколами.
Разговор восстановил Брис. Машинально оглаживая ремни на своём рукаве, он с усмешкой сказал:
 

– По праву лучшего друга… Не трепещите, лишнего не скажу. Как и док Никита, Леон, я не буду касаться твоего происхождения и личной жизни. Так вот, рад сообщить тебе, что ты являешься, грубо говоря, величайшим колдуном по обе стороны нашего основного поля деятельности. Чем не повод для ревности?

– Являлся, – уточнил Леон. – По обе стороны – это на Земле и здесь?

– Да.

– Хороший прикол.

– Никто из нас и не ожидал, что ты сразу поверишь, – сказал Брис. – Ещё вопросы есть?

– Есть. Когда я вернусь домой?

– Когда всё закончится.

– Но я вернусь?

– Если к этому времени сам не передумаешь.

 
Леон сидел и думал и не думал. Когда он объявил Андрюхе, что понимает происходящее, он сам в это верил. Что-то упорное раз за разом твердило, что он быстро найдёт дочь и вернётся с нею домой. Упорное глухое знание – абсолютная уверенность. А теперь всё обернулось таким образом, что он оказался генератором и стимулятором сумасшедших, до конца им самим не понятых событий. Ему не хотят открывать полной подоплёки дела, но буквально привязывают к нему. Надо бы сообразить с чего начать, за какую ниточку дёрнуть, чтобы размотать клубок и, в конце концов, найти Анюту.
Он точно снова очутился в офисе Андрюхи и постепенно выстраивал красивое здание красивой аферы, ясно видел его структуру – ему нравилось это слово, «структура»: произнося его, он видел опять-таки здание – стройный дворец с колоннами и обязательно на морском берегу. Он смутно ощущал, что его мозг собирает какие-то факты, отбрасывает другие, решая поставленную перед ним проблему. Стены здания уже просматривались, но материала, чтобы закончить его, – данных – явно маловато.
Помня о предложенной ему манере подачи фактов, Леон тщательно обдумал все соскакивающие на язык вопросы и наконец решился.
 

– Брис, ты сказал – сказал в настоящем времени – «являешься». Думаешь, то, что делает меня колдуном… ещё есть?

– Думаю – да.

– Что это значит – быть величайшим колдуном?

– Натренированность изменять пространство и время. Без малейшего усилия. Мгновенный перевод любой мыслеформы в необходимый энергетический сгусток любой структуры. На сосредоточенном уровне – абсолютная власть над каждым, – торжественно перечислил док Никита. – В стиле жизни, правда, аскетизм общения. Тебе даже пришлось уйти в собственноручно устроенный личный мир… Прошу прощения, – смутился он. Кажется, это уже лишнее.

 
Обтекаемость фраз не скрыла потрясающую воображение бездну. Леон решил обдумать слова дока Никиты на досуге и ещё поспрашивать насчёт их практического воплощения.
Здание осталось недостроенным. Не из-за того что ему давали уклончивые ответы, а из-за того, что именно он разглядел в глазах этих крепких ребят. Называющих себя его командой. Когда он осознал увиденное, перед ним въявь разверзлась бездонная пропасть. Оживление. Надежда.
Он будто взглянул на мир их глазами: командир начал действовать; он задаёт нужные вопросы – он выведет нас. Пропасть зияла – их надеждой только на него.
Он вспомнил, что они блуждали по городу несколько лет, потихоньку изучая его, наталкиваясь на непроходимую стену и, наверное, время от времени приходя в отчаяние – он бы уж точно отчаялся.
Они с такой готовностью возложили на него ответственность за себя – негласно вручили ему свои жизни и судьбы… Нет, они, конечно, тоже готовы действовать. Однако Леон почти физически ощутил на себе дымку их радости и облегчения – и передёрнул плечами.
 

– Не слишком радуйтесь, – безнадёжно попросил он. – Я, конечно, не всё ещё понял, но догадываюсь, что колдун, забывший все свои навыки и колдовское умение, представляет собой жалкое зрелище.

– Ну и догадывайся себе на здоровье, – отозвался Рашид. – Но не бери в голову. Не забывай главного: ты всё забыл, но способности и навыки остались. А тут мы тебе поможем. Если Игнатий к тебе с советом лезть начнёт, гони в шею: у него терпения ни на грош. Разозлится, запсихует – одно мучение с ним. Объяснить всё равно ничего не сможет. Слушайся дока Никиту и Бриса, они почти всё о тебе знают.

– О чём это ты?

– О механизме действия и методике использования твоих способностей и умений.

– Вы тоже… колдуны?

– Леон, тебе же объяснили: колдун – грубое слово, оно отражает привычное представление о человеке с твоими способностями, – вмешался Брис. – Мы все прошли школу, где нам показали, как использовать те силы, которые заложены в любом человеке (заложены природой, между прочим) и которые без подготовки почти не проявляются. Так что все мы знаем то же, что и ты. Разница в совершенстве знаний и силы.

– Значит, когда Игнатий переживал, что я потратил обойму и испортил одежду…

– Вот именно. Для нас появление сокола в такой ситуации стало неожиданностью. И, будь ты в форме, без амнезии, тот же заслон для бедняги ты мог бы поставить и без оружия.

– Как? – жадно спросил Леон.

– Ну – как? Представил бы себе высокую стену, например.

– И всё? Только представил?

– Господи, Леон! Ты уж прости нас за все нынешние и будущие вопли на тебя. Не только Игнатий нетерпелив. Но в прежние времена тебе даже представлять не надо было. Ты всего лишь думал о стене – и она появлялась… Нет, чует моё сердце, хлебнём мы с тобой горюшка.

 
10.
Тело странствующего по своим временам Романа занимало немного места, однако в цокольной комнате решили остаться из соображений безопасности, поэтому пришлось заняться её уборкой.
На поверхности поставили Бриса: он принимал и отбрасывал подальше подаваемый ему мусор. В самом конце цепочки стоял Игнатий. Он негромко переговаривался с Рашидом – достаточно негромко, чтобы заинтересовать Леона, подающего кирпичи наверх. До сих пор парни говорили вслух только то, что, по их мнению, можно услышать Леону. Сейчас же они обсуждали что-то не совсем предназначенное для его ушей. И в то же время не совсем запретное. Что-то своё. Немного негодуя на них из-за несвоевременной болтовни, Леон вскинул наверх глыбу из окаменелого раствора с впечатанными в него кирпичами, на волне недовольства увидел полупрозрачный образ Игнатия, в это время продолжающего бубнить, – и вдруг услышал:
 

– … что бы ты там ни твердил. Ты только взгляни на этого сокола – вцепился в Бриса, как будто тот его хозяин с самого его рождения. Не-ет, не переубедишь. Мигель жив и где-то шатается, а птичка удрала от него и рада, что нашла нового хозяина.

 
Кажется, Рашид что-то возразил – Леон не услышал, хотя тот стоял к нему ближе. Машинально продолжая держать лицо Игнатия перед глазами, Леон получил его ответ:
 

– А я и молчу. Не слепой – вижу, что Брис аж светится от счастья. Да и птичка…

 
Игнатий замолчал, а Леон, мысленно прокрутив заново увиденное-подслушанное и ничего не поняв, обратился к доку Никите:
 

– Док, я сообразил, что нельзя спрашивать насчёт семьи. Но когда перечисляли особенности величайшего колдуна, ты упомянул аскетизм общения. Расшифруй, что это значит. Или на такие объяснения тоже наложено вето?

 
Док Никита мальчишески улыбнулся и передал часть стены. Невольно поддавшись лёгкости его движения – будто воздушный шар передал! – Леон едва не выпустил увесистый груз из рук.
 

– В первоначальной своей ипостаси ты был человеком нетерпеливым и несдержанным, – сказал док Никита. – Чуть что – взрыв, гром, молния! А звание величайшего требует быть весьма и весьма осторожным.

– Из-за эмоций? Жизнь по принципу "семь раз отмерь – один раз отрежь"? А если я на кого-то злился? Невольно причинял этому человеку зло? Так?

– Леон, ты опять-таки отталкиваешься от привычного, грубовато-сказочного значения слова "колдун". А ведь тебе уже объясняли, что этим словом мы просто сразу пытались сказать о твоей сущности. Ты не колдун в обычном смысле этого слова. На земле, среди обывателей, ты бы заслужил это звание, вздумай применить свои способности. Здесь, в другой реальности, ты человек с уникальным даром, который в тебе осторожно открыли и развили. На академических курсах наши корифеи вели тебя от знания к умению, и ты быстро обрастал навыками по предмету. Например, после третьего курса ты стал "Магистром Зелёного плаща", а потом… В общем, семилетний курс обучения ты закончил за три года. Опять-таки уникальный случай. Тебе дали год отдыха, но ты вернулся через несколько месяцев, проработал в университете месяц как магистр, а следующие два года провёл в камере-одиночке.

– Что?!

– Ты сам упросил стариков об этом. Выяснилась одна очень неприятная вещь. Твои способности настолько стали частью самого тебя, что понадобился жесточайший контроль за всеми твоими сознательными и несознательными желаниями и эмоциями. А что такое человек, как не постоянно и разнообразно действующая эмоция? В университете тебя вели по строго обозначенному маршруту, и срывы воспринимались как мелкие шалости. А в естественных условиях? Человек захотел пить – он чувствует на языке сладость и прохладу воды. Захотел пить ты – рядом с тобой взорвутся все резервуары, природные и искусственные. А ведь ты ещё не думал где найти воду. Пример ясен?

– Ясен. Два года в одиночке…

– … ничего не дали. Себя ты укротить не смог. Зато преобразовал своё поле… Ох, прости, Леон заговорился. Итак, зато ты наложил на себя заклинание "предохранителя". Такого в практике университета ещё не было, поскольку его ты придумал сам. Из личной необходимости. С этим заклинанием ты смог снова жить так, как хотел, и никому не навредить.

– Заклинание "предохранитель"? Пистолет ставят на предохранитель, чтобы нечаянно не нажать.

– Всё правильно. Другим студентам такое заклинание не требовалось, поскольку им нужно было определённое напряжение, чтобы выполнить своё желание. Кстати, многие преподаватели считали, что камера-одиночка пошла тебе на пользу, раз ты додумался до "предохранителя" и нашёл в себе силы им воспользоваться. Они решили, что характер твой изменился. И зря.

– А как действовал "предохранитель"?

– Система жёсткого блокирования. Программа запретов и целесообразностей. Ты сознательно спустил себя до нашего уровня. Некоторые преподаватели были недовольны. Их тоже можно понять. Ты пошёл по лёгкому пути: изменил не себя, а условия вокруг себя. Но я считаю, ты всё же изменился – чуть-чуть. Не каждому дана воля скрутить себя в кулак и держать под собственным, пусть и искусственным контролем, когда знаешь, какие силы в тебе бушуют.

– Ты думаешь, я "не снят" с "предохранителя"?

– Я не думаю – вижу. Кроме того, образно говоря, ты этой своей амнезией засунут в кобуру и застёгнут. Может, и к лучшему. Кто знает, каких бы дел натворил в обоих мирах, зная реальные причины происходящего. – Он подошёл поближе к Леону, взглянул наверх и крикнул: – Брис, мы закончили!

 
Брис не стал молодецки спрыгивать, хотя высота чуть выше его роста: он ухватился за оставшийся край пола первого этажа и осторожно нырнул на цоколь. На его груди распласталась птица, похожая на изысканный старинный доспех. Когда Брис спрыгнул, сокол не выказал недовольства, лишь сильнее прильнул к новому хозяину, а тот осторожно погладил уже начинающее блестеть оперение…
Что-то сухой болью ворохнулось под сердцем Леона: он почувствовал привалившегося к плечу Мишку, сидевшего, по обыкновению, на ручке кресла, а за шею Леона обнимала горячая ручонка Анюты…
Шорох и мгновенный проблеск светлого – Вик ворвался в комнату, обжёг кончиком крыла щёку Леона, упав на его плечо, и агрессивно ссутулился, враждебно разглядывая остальных.
 

– Что это с ним? – недоумённо спросил Леон.

– А что с тобой? – спросил Рашид. – О чём ты подумал, что он решил тебя защитить от нас?

 
Леон отвернулся. Неужели Вик влетел, «услышав» его тоску?..
На середину комнаты выволокли грязную, хромую на одну ножку тахту. В целом мебель идеально подходила для их целей: по обе стороны от Романа уселись Леон и док Никита.
 

– Ну-с, приступим. Брис, позови Вика, ему незачем участвовать в этом, сидя с Леоном. Итак, Леон, слушай меня внимательно. Правую ладонь надо лбом Романа. Не напрягайся. Теперь сосредоточь все свои ощущения на коже ладони. Просто почувствуй её.

 
Ладонь Леон не почувствовал, зато под нею возникла упругая волна. Она энергично подталкивала его ладонь то кверху, то в стороны. Кажется, док Никита заметил почти невидимое движение, потому сразу ровным голосом продолжил:
 

– Закрой глаза и оставайся на уровне того ощущения, которое ты сейчас держишь.

 
Больше всего Леон переживал, что не получится, потому что сообразил наконец: чем быстрее восстановятся способности, тем короче будет путь домой. А закрыл глаза – не отвлекает ничего, легче сосредоточиться. И вроде только начал концентрировать внимание чутко слушающего тела на живой «волне» между неподвижным телом Романа и собственной ладонью, как вдруг из-под него резко выдернули надёжное прежде, крепкое сиденье.
С коротким криком Леон ткнулся носом – равновесие потеряно, и центр тяжести вмиг переместился в голову. Впечатление, что ткнулся носом, а на деле нос, голова, а за ними всё тело летели вслед за нелепо вытянутой рукой в бесконечную пропасть. «Памятник!» – мелькнувшая в полёте мысль оценила стремление тела.
А там, в глухом пространстве («Вернулся в „зеркальный лабиринт“?» – недоумённо спросил Леон. Кого спросил? Неужели всё-таки дока Никиту – вслух?), его обгоняло и мчалось дальше эхо – чужой, невнятный голос за голосом. Он будто плыл в странной реке – внутри громадной бочки. Его крутило за собственной рукой, которая тащила вперёд, – и каждый голос-эхо мчался мимо, высоко и больно (как в детстве, когда будят среди ночи от крепкого и тяжёлого сна) толкаясь в уши.
Захлёбываясь тёмным воздухом, всегда внезапным – вниз и тяжёлым – вверх, примериваясь к ритму психованного потока, Леон увидел, что «бочка, внутри которой он плывёт», расширяется, а эхо постепенно перестаёт его обгонять. И он начинает понимать отдельные слова, падающие откуда-то извне, и сразу старается держаться от них подальше, потому что они сбивают его сосредоточенность. Они слишком жалеют его, а он из-за этого забывает правильно держать ладонь.
А потом он и правда забывает о течении, о ладони, об эхо-словах – он сухой лист, гонимый ветром по ухабистой дороге, а впереди него – ещё один лист, который ветер не просто гонит – а швыряет, как попало…
И Леон потянулся побыстрее – догнать, рассмотреть. А лист впереди, кажется, тоже его увидел: стал лететь ниже, цепляться за все камешки на дороге, поворачиваться так, чтобы ветру неловко было подхватывать его и бросать. Но, даром, что лист, Леон резко ощущает: у его желудка выросли цепкие ручонки, суховатыми пальцами они уже хватаются за горло…
Сумрачная дорога мгновенно падает – Леон взлетает в светлеющее небо…
Чьи-то руки крепко стискивают его за плечи, наклоняют ему голову, и его тошнит жиденько и противно одним желудочным соком – кроме аскетичного завтрака, желудку нечего извергнуть…
Оглушённый, он не сразу принял протянутый ему стаканчик-крышку с водой. Трудно сориентироваться и принять тот факт, что он уже здесь, среди друзей, а не в какой-то чёртовой задумке – в ненормальной реке, чьё предназначение – служить тренажёром для будущих космонавтов. «А из тебя такого и не вышло!» – наставительно сказал кто-то. Прислушиваясь к вздыбленному организму, Леон и спорить не стал. Умылся от горькой жижи, глотнул воды и спросил, морщась от своего сиплого голоса – ободрал всё-таки горло:
 

– Не получилось, да?

– Всё получилось! – весело сказал Игнатий и легко поднял Леона с коленей. – Рашид с доком вслед за тобой пошли. Ты ведь, главное, им дорогу показал. Теперь Романа назад привести – раз плюнуть.

 
Док Никита сидел на том же месте. Рашид – занял место Леона. Оба держали Романа за руки. Их побледневшие, опавшие лица с закрытыми глазами отражали строгое внимание. Леон по кивку Бриса тихонько прошёл к нему и сел рядом. Вик немедленно перебрался на его плечо и нахохлился клювом в волосы.
 

– Мне показалось, я всё испортил…

 
Шёпот плохо передавал интонации, но Леон понадеялся, что Брис услышит вопрос. Бри услышал. То ли его смягчило присутствие сокола. То ли он смирился, что Леон есть то, чем является сейчас, но он улыбнулся и шёпотом – так, что пришлось почти читать по губам, объяснил:
 

– Помнишь, мы говорили, что Роман завернул себя в кокон? Чтобы не оставлять в лабиринте двойников? Кокон развернуть любой дурак-первокурсник может, если показать начало. А вот это самое начало не всякий мастер отыщет.

– Но я же всё забыл.

– Док Никита понадеялся на твоё инстинктивное чутьё и, как видишь, попал в точку. Понимаешь, здесь действуют отработанные навыки. Помести тебя в определённые условия – волей-неволей действовать начнёшь.

– А ведь и навыки могут забываться.

– Много ли ты в реальном мире стрелял? Кто тебя учил там экипироваться и подбирать оружие? И решения ты, как обычно, принимаешь – быстро. А если бы ты навыки растерял, мы бы тебя быстро вытащили. Долго бы не блуждал.

– И такое могло быть?

– Могло. Но ведь не случилось. Не переживай. Всё позади… И… Гляди, кажется, Роман выходит на свет Божий!

 
У этого парня, даже несмотря на долгую обездвиженность, тренированное тело не подвело. Он поднимался на тахте медленно, без опоры на руки, за которые его продолжали держать. Сел. Тёмные глаза сонно и недовольно обвели всех в комнате, остановились на Леоне и ожили.
 

– Ни… себе! – сказал Роман. – А я думал – привидение! Командир, ты откуда? Тебя же вдребезги разнесло! И чего тогда сам не вывел меня? Эти (кивок на дока Никиту и Рашида) тащились так долго – сдохнуть можно было!

– И в этой реплике – весь Роман! – пожав плечами, сказал Игнатий. – Ни привета, ни спасиба! Только вывели – критиковать начал!

 
11.
 

– Ерунда всё это! – заявил Роман, после того как выслушал историю появления Леона и краткий анализ состояния его памяти. – Рассуждаете, как малые дети. Вы только подумайте – сунуть Леона в «воронку», чтобы амнезия прошла. Упасть и не встать… Изобретатели…

– Ругать чужие идеи мы все мастаки! – обиделся Игнатий.

– Но не все с доводами. А у меня всё железно. Вы говорите: если "воронка" амнезию не снимет, ничего особенного не произойдёт. На это я скажу так: а если вторая амнезия? Положа руку на сердце, честно – можете поручиться, что Леон не прихватит ещё одну?

 
Он сунул в рот пласт очищенной от костей сушёной рыбы, разжевал хорошенько и предложил своему соколу. Во время процедуры кормления все молчали. Глупо, но о возможной двойной амнезии всерьёз как-то не думали, хотя и мелькнуло разок предположение.
Жёсткое, смуглое лицо Романа смягчилось, когда он с видимым удовольствием внюхался в стаканчик с кофе.
 

– Обалдеть от аромата, даром, что растворимый… Ещё один довод против. Амнезия Леона. Вы на сто процентов уверены, что у него амнезия от удара башкой? А если это целенаправленный гипноз? Поставленный психоблок? А мы пихаем его в «воронку» и получаем – что? В лучшем случае – ничего. В худшем – откровенного идиота.

– Ладно-ладно, оторался – теперь предлагай, – сказал Брис.

– Для начала дурацкий вопрос: его поле смотрели? Что у него там?

– Дурацкий ответ – ничего, – легкомысленно ответил док Никита.

– В каком смысле – ничего? Нет информации или не смотрели? Второму точно не поверю.

– Смотрели. И когда Леон бодрствовал, и когда спал – кстати, в последнем сомневаюсь. Всё глухо. Не знаю, что скажут остальные, но я наткнулся на защитный блок, который больше похож на пуленепробиваемую броню. Она не даёт проникнуть в информационный слой поля. Не веришь – можешь попробовать сам.

– Я всегда говорил, что док Никита – лучший спец в этом деле, – заметил Рашид. – Когда я пытался считать с Леона хоть что-то, меня вежливо отпихнули уже от защиты.

– А на что похожа защита? – жадно спросил Роман. – Хоть что-то же можно по ней понять? А, док? Личная – от Леона, или наложенная?

– Ну, образно говоря, его защита похожа на толстое плетение из тончайшей проволоки, залитой потом бетоном. Говорю сразу, чтобы потом зря не совался: ни одной дыры, ни одной ниточки, за которую можно было бы дёрнуть. Защита впечатляющая, но – никаких следов, указывающих на её происхождение. Или она сделана, но следов на ней не оставили. Или сотворил её сам Леон – такого рода штучки ему были по плечу. В прошлом.

– Ещё один вариант – последствия амнезии, вызванной взрывом или, если учесть твоё предположение, – гипноблоком, – вставил Игнатий.

– Такое поле – последствия амнезии?! Мне кажется, человек, получивший хорошенько по башке, наоборот, уязвим. Элементарно: пробоина в физическом теле – прорыв в энергополе. И – опять-таки наоборот.

 
Сначала Леон просто слушал, неосознанно примериваясь к новому для себя миру и уже начиная вникать в суть разговора. Понятие «энергетическая оболочка», или «энергополе», поверхностно известно ему по газетам и журналам. Правда, здесь парни говорили об этом понятии так, будто обсуждали простейшую болячку, по непонятным причинам не желавшую заживать.
Потом Леона неожиданно покоробило: они, оказывается, без предупреждения пытались сделать с ним что-то. Одновременно он осознал странное для себя чувство – злорадство, оттого что у них не получилось проникнуть в его энергополе. Он понимал, что парни делали эти попытки из благих побуждений, но… без его ведома. Ему такое отношение не нравилось, и он высказался в наступившей паузе:
 

– Простите, пожалуйста. Мне бы хотелось, чтобы вы в следующий раз предупреждали меня, если вы намереваетесь каким-то образом избавить меня от амнезии. Я имею в виду разговор о вашей попытке проверить моё поле.

– Ни фига себе! – ахнул Роман. – Это он теперь всегда такой? Прям весь такой дико вежливый?! Я тоже предупреждаю: если он со мной так говорить будет, пару ласковых я ему точно навешаю… Скажите этому хмырю, а то у меня уже сейчас лапы чешутся.

– Сначала, Роман, я тебе скажу. – Брис задержал на нём улыбчивый взгляд удава, который забылся и сверху вниз с умилением смотрит на свою наивную жертву. – Язык поумерь. Неизвестно, в какой момент Леон освободится от амнезии. Если это произойдёт во время твоего прикольного выступления, говорю честно – не завидую тебе. Теперь ты, Леон. Если человеку говорить о том, что нужно посмотреть его энергетическую оболочку, то проверяемый твоего типа невольно замкнётся. Твоего типа – это тренированный нашего уровня и с твоим недавним потенциалом. Мы ведь уже поняли, что навыки ты вряд ли растерял – просто забыл. Поэтому всё и старались делать исподтишка, заставая тебя врасплох, когда наиболее открыт.

– Будь ты в норме, давно бы раскусил наши попытки, – добавил Рашид. – И я согласен с Брисом в отношении твоего языка, Роман.