Текст книги "Путы для дракона"

Автор книги: Сергей Радин

– Согласен так согласен, – откликнулся Роман. – Ладно, замяли. Что будем делать дальше? Предлагаю найти Володьку и устроить в этом городишке жуткий тарарах. Теперь мы вместе и можем повеселиться от души.

– Ты забыл о Мигеле, – заметил док Никита.

– Угу… Так вот, насчёт Володьки. Я думаю, надо прочесать часть города ближе к берегу. Он любит метки оставлять – может, и найдём.

– Кстати, насчёт меток, – сказал Брис, – чуть не забыл. Леон, не больно приглядывайся к разной мелочи на дороге. А если увидишь что-то, что захочется поподробнее разглядеть, зови нас. Здесь дряни всякой набросано, а кое-что лично для тебя. Не стесняйся – говори сразу.

– И то правда, – пробормотал Игнатий, – из головы совсем вылетело, а ведь столько прошли… Народ, может, сначала к морю вернёмся – водой запастись?

– А где вы воду нашли? – спросил Роман.

– Ближе к востоку – там скала есть. Рашид её Плаксой обозвал: часть, обращённая к морю, совершенно мокрая от родников – как будто её из шлангов поливают.

– Оригинально. Но далеко. А здесь, если я правильно сориентировался, в двух кварталах отсюда, от фонтана осталась такая дохлая фиговина – и с водичкой.

– А почему город разрушен? – осмелился Леон задать вопрос, давно вертевшийся на языке.

 
Спросил и пожалел.
Все замолчали и уставились на него. Трое явно растерялись и не знали, что ответить. Брис смотрел с явной жалостью. Зато Роман засиял мечтательной улыбкой мальчишки-хулигана, добравшегося наконец до заветного варенья.
Не выдержав тишины, Игнатий подтолкнул дока Никиту.
 

– Ты у нас дипломат, ты и скажи.

– В таких вопросах дипломатия не спасает.

– Чего вы мусолите? – удивился Роман. – Скажите прямо. С этой своей амнезией Леон всё равно до конца не поймёт. Слышь, Леон, давай так: почему – я тебе не отвечу, а вот кто – скажу. Чего они с тобой как с писаной торбой носятся? Не растаешь, небось. А город ты разрушил.

 
Прямой ответ на им подкорректированный вопрос не произвёл сильного впечатления на Леона. Судя по первой реакции парней на его любопытство, можно было предположить нечто подобное. Поэтому Леон не стал настаивать на подробностях, лишь сказал, обрывая разговор на тему:
 

– Спасибо, Роман.

 
Взглянул на Вика, слетевшего во время беседы, – взглянул позвать. Рта не успел открыть – птица плавно снялась с плеча Бриса и по линии слегка провисшей ленты мягко мазнула по воздуху к нему. «Читает мысли?» – оторопел Леон. Но думать ещё об одной проблеме не хотелось. Он ухватился за рваные края пола на первом этаже и подтянулся. Наверху тихо и солнечно. И ещё более нелепой казалась мысль, что этот город разгромлен им, Леоном. «Ангелину сюда бы, – с улыбкой подумал он. – Увидеть бы ей дело рук мужа-подкаблучника. И в назиданье ей, как сварливой жене…»
Он не успел додумать своей мысли, окрашенной даже не чёрным юмором, а – он сам чувствовал эту тонкую грань – истеричным хохотком висельника.
Из цоколя повыскакивали парни стать рядом с ним, запрокинуть лица навстречу солнцу. И…
Миг, растянутый в целую жизнь, – свойство этого города или – ситуации?..
Миг – Роман оборачивается к нему. Леон не успевает удивиться его бледности. Роман бьёт сбоку по ногам – два сокола взвиваются в небеса – одновременно подхватывает за плечи и сильно поворачивает лицом к себе. Другие ещё тянутся к Роману – остановить? «Ты что?! Рехнулся?!» А он кричит: «Закрой глаза! Живо!» Леон погружается во тьму послушно и перепуганно: за завесой век он видит всё-таки яркий день и не понимает, почему его лишают света и возможности видеть. А на сетчатке глаз он замечает след чего-то запечатлённого боковым зрением за секунду до крика Романа. Это что-то похоже на небольшую чёрную собаку. Оно лениво и невесомо то ли бежит, то ли плывёт по дороге, мотаясь во все стороны…
 

– Отбой, – тихо говорит Брис откуда-то свысока.

 
… Лбом Леон упирался в металлическую пряжку на ремне Романа. Колени, будто воткнутые в мелкие острые камни, раздирало от боли. Но каким-то, ещё неопределённым чувствам он начал подчиняться, когда увидел в левой руке крепко сжатый пистолет… Кто-то сверху довольно хмыкнул.
 

– Я-то думал, бедняга командир, а он…

 
Он резко напряг мышцы ног и сам встал на ноги.
По дороге всё так же лениво продолжал кататься дырявый продуктовый пакет. Иногда, когда ветер вздувал его изнутри, он становился огромным и обманчиво грузным. Издалека чёрный пакет, или пепельный – раздутый ветром и подсвеченный солнцем, нетрудно принять за гуляющее животное.
Они молча следили, как пакет зацепился ручками за обломок бордюра. Ветер раздул послушное замкнутое пространство и превратил его в толстое неуклюжее существо, грозным пузырём повисшее на собственной привязи. А потом ветру надоело. Он бросил игрушку, не желавшую больше бежать по дорожке, и промчался сверху, примял кусок плёнки книзу бордюра.
Вздрогнуть от металлического лязга, обернуться и увидеть что ребята убирают только что взятое наизготовку оружие, – не слабое зрелище для человека, который секунду назад напряжённо, боясь лишний раз вздохнуть, следил за посторонним предметом.
 

– Глаза ему завязать! – с чувством заявил Роман. – Да я готов его на собственных закорках тащить, лишь бы не психовать!

– Кое-кому тоже не мешало бы шоры на глаза, кандалы ещё хорошие да потяжелее, чтоб ручонки-то не распускал, – проворчал Игнатий, демонстративно рассматривая руку, якобы трясущуюся в нервах. – Птички же этот чёртов пакет видели, Вик же не среагировал – ты-то чего народ пугаешь?!

– Пугаешь?! А я сам не перетрусил?!

 
Сначала Леон беспокоился, что они сцепятся в жуткой драке – уж больно здорово рычали оба, и за Романа боязно: комплекцией на вид парень очень хрупок в сравнении с тяжеловесом Игнатием. Но потом стало ясно, что парни выпускают пар.
Остальные молча наблюдали за ними. Леон внезапно заметил, как странно улыбнулся Брис – странно и мимолётно, точно отозвался своим мыслям и тут же забыл о них…
А вскоре пошли дальше по улице, как договорились, – к остаткам фонтана. Время от времени восстанавливая улыбку Бриса и пытаясь докопаться, что же в ней странного, Леон сделал вдруг два открытия.
Первое заключалось в том, что Брис наконец расслабился и почувствовал себя в безопасности, среди людей, которым доверял. Поглядывая на его спокойное лицо, Леон поражался, насколько резок контраст между человеком, которого он первым увидел в городе, и человеком – отражением всех этих парней. Стороной мелькнула мысль: несмотря на совершенную разность характеров, в команде есть общее лицо. А что именно их, парней, объединяло – над этой загадкой можно подумать в течение неопределённого времени их неопределённого похода.
Второе открытие мягко сжало сердце. Знание о Брисе и парнях словно вложили в голову. Что это? Хорошее понимание вновь узнаваемых характеров? Частичное возвращение памяти?..
Маленькая пернатая бомба свистнула перед носом и взмыла в небо, где носились остальные. Вик развлекается сотоварищи. Счастливчики – такая свобода! Только сокол Романа на плече хозяина и не собирается его пока покидать. Док Никита замазал его болячки какой-то жирной мазью, и сокол дремлет, ссутулившись, похожий на маленькую сердитую старушку.
Они прошли уже порядочно, если учесть второй по счёту дом, мимо которого пробирались, то прыгая по бесконечно наваленным плитам, то облегчённо разминая ноги на сохранившихся участках дороги. Раньше здесь, видимо, была узкая улочка между высотными домами, поэтому ощущение свалки гораздо отчётливее… Игнатий остановился, вглядываясь вперёд.
 

– Ага, кажется, послание!

– Ага, – подтвердил Брис, – с десертом из "тараканов"!

 
12.
Послание Игнатий углядел на стене третьего по улице дома.
«Тараканов» Брис заметил за этим домом.
На первый, несколько рассеянный взгляд, можно предположить, что ветер опять гоняет мусор. Ну, мелькнуло что-то. Если же присмотреться, увидеть нетрудно: в щелястых оскалах дома скользили уже знакомые одинаковые фигуры.
Мы на этом торце дома – они на другом, – пренебрежительно сказал Роман. – Никто из тварей и не заметит. Сидите здесь. Сейчас буду.
Согнувшись – сокол проворно перебрался на затылок и устроился на вороте рубахи – и сторожко перебегая отрезок за отрезком, от одного укрытия до другого, Роман быстро двигался вперёд. Он не прошёл и половины пути, как док Никита задумчиво сказал:
 

– На «тараканов» мы всегда натыкались неожиданно и тут же лезли в драку. Было бы интересно посмотреть, чем они занимаются в свободное время.

– Вы только посмотрите! – театрально ахнул Игнатий. – И это говорит док Никита! До сих пор я думал, что в нашей команде единственный здравомыслящие люди – док Никита и Рашид. Ну, док, удивил ты меня. Или город на тебя так подействовал?

– Когда Игнатий начинает изощряться в остроумии, он приходит к фантастически умным выводам, – откликнулся Рашид. – В этом городе и не должно оставаться нормальных людей с нормальной психикой и нормальными реакциями.

– Город как город, – напористо возразил Игнатий. – С чего бы здесь психом становиться?

– А как же… Ни одного целого дома. Ни одной целой полевой структуры. Берег не считается. Город, как единица общего, излучает настолько неверно, что мы тоже меняемся. Вспомни радиацию. Не видно её и не слышно, пока необратимость процессов в организме не заставит поверить в неё. Нам, торим, повезло после того взрыва. Мы всё-таки были вместе. И город подействовал на нас не так, скажем, как на Бриса. Брис, прости за грубость, временами психом себя не чувствовал?

– Было.

– Брис был один. А одиночество, как известно, общественным животным, каковым является человек, очень тяжело переносится. Вот и смотри: никакой поддержки, никакой надежды, а главное – в одиночку варишься в самом месиве деформированного энергетического поля разрушенного города. Поневоле… Ребята, Роман!.. Куда он лезет!

– А что – превосходный пример твоим разглагольствованиям! – на ходу бросил Игнатий.

 
Роман постоял у стены, явно считывая послание – если оно там было, осторожно заглянул за стену и решительно скрылся в руинах первого этажа.
Парни не стали размышлять, что он там увидел. Впереди – «тараканы» – значит, дело серьёзное. А то, что Роман не оглянулся, не позвал – возможно, посчитал, что и сам справится. Но команда на то и команда, чтобы если уж действовать, так вместе.
… Чем занимаются «тараканы» в свободное от драк и погонь время – интересовало и Романа. Дом небольшой. Затаившись за углом, парень пытался разглядеть, что они там делают. Первое впечатление – играют. Роман глазам не поверил. Играют?! Безмозглые неорганические големы, созданные кем-то не слишком старательным и рассыпающиеся порой от одного только взгляда, в упор не видящего их?.. Но «тараканы» и в самом деле беспорядочно и азартно ездили по кругу или резко меняли курс. Куда только делась из мания к строгим линиям и соблюдению ряда…
Любопытство победило. Тем более послание оказалось ржавой табличкой, предупреждающей о месторасположении противопожарного гидранта.
Где ползком, прыжками с плиты на плиту, а то и почти скалолазанием по ним, Роман быстро двигался к противоположному торцу дома. Сквозь нарастающий мотоциклетный гул он всё же изредка слышал вздыхающий шёпот песочной струйки, кряхтенье не до конца осевших плит и даже треск – дом умирал. Машинально, не думая о целесообразности действий, Роман соотносил каждое своё движение со звуками дома. Напряжение, в котором он точно следовал звукам, создавало состояние, близкое к трансу, и тогда ему казалось: не он прислушивается к звукам, чтобы идти вперед под прикрытием их шума, а дом кряхтит в ответ на его движения.
Анатомией и органами чувств «тараканов» раньше было как-то недосуг заниматься. Поэтому Роман предпочёл подобраться к ним как можно незаметнее и бесшумнее. В любом случае, дальше стены, за которой «тараканы» расположились, путь ему был заказан. Насторожённо выглядывая в когда-то оконный проём – ныне почти беззубый рот доисторического великана, размерами напоминающий переходы в пещерах, он начал оценивать обстановку.
Судя по тем «тараканам», которые оставались в рядах, насчитывалось их около сотни. Площадка сразу за стеной достаточно ровная, чтобы они могли поддерживать порядок строя. Метрах в десяти от стены строй нарушен. С десяток «тараканов» хаотично раскатывали на мотоциклах по кругу, лениво отталкиваясь ногой от асфальта и направляя тяжёлые машины в нужную им сторону.
Роман нашёл щербину в стене, за которой прятался, вставил в неё ногу и осторожно подтянулся. Щербина выдержала. Некоторое время он стоял вровень со стеной, почти обнимая её, привыкая к позе. Затылок жарко и нежно грел Слип – иногда Роману казалось (и тогда он невольно улыбался), что сокол сопит ему в ухо. На деле же птица иногда касалась его шеи твёрдым тёплым клювом. Но о смешном думать приятно.
Сначала он не понял. Мяч? Какая-то скатанная тряпка, заменяющая его?
Кошка! «Тараканы» азартно пинали её, когда могли достать. А доставали кошку чаще, чем предполагается: когда думаешь об этом вёртком быстроногом животном, вообще трудно представить, что его можно застать врасплох. Эта – вела себя очень странно. Возможно, издевались над нею давно: двигалась она вяло, прихрамывая, всё чаще летя от одного тупоносого ботинка к другому. Серая – и неизвестно, сама ли такая, то ли изваляли в пыли. Роман едва только мельком удивился, как она стоически переносит мучения – молча, не вякнет, не вскрикнет от особенно сильного удара, – удивился, и внезапно его сердце замерло: будто длинная картофелина, висел в кошачьих зубах котёнок.
Роман машинально, словно спрашивая себя, не обознался ли он, обвёл взглядом площадку с «тараканами». Два полузасыпанных пылью, влажно-тёмных пятна привлекли его внимание. Он долго смотрел на них и так ничего и не понял. Перевёл взгляд на кошку, которая, сжавшись, снова кубарем летела после жёсткого удара, – и понял: раздавленные котята…
Переполнявшая душу ненависть к големам обдала жаром грудь…
Кошка упрямо встала на лапы, постояла секунды две, не выпуская из зубов последнего котёнка, и повалилась набок.
Блеснула на солнце грязная морда… Блеснула?..
Слип вызывающе свистнул – и рванул вперёд.
Спрыгивая из проёма, Роман услышал за собой дрогнувший воздух – за Слипом метнулись ещё четыре тени. «Ребята подошли!» – обрадовался Роман, приземляясь, и почти сразу «увидел» вокруг кошки пустое пространство.
И оно стало пустым. От «тараканов». Именно от «тараканов», поскольку над самой кошкой в резких виражах молниями чиркала соколиная стая. Птицы почувствовали желание Романа обезопасить кошку и держали оборону.
Неподвижные ранее «тараканы» обернулись к человеку. Из «игравших» с кошкой остались трое.
Один за другим спрыгнули из оконного проёма друзья. Получив заряд уверенности и определённую толику превосходства, Роман вновь сосредоточил свой убийственный «ре-фотовзгляд пустоты» на трёх «тараканах».
Двое исчезли.
 

– Ёлки-палки! Человек! – ахнул Игнатий.

 
Одновременный лязг оружия заставил незнакомца быстро оглядеться. Ближайший мотоцикл валялся за его спиной. Крутнувшись на каблуках, незнакомец быстро поднял машину и, воспользовавшись тем, что вся «тараканья армада» разворачивает мотоциклы навстречу невесть откуда взявшейся человеческой команде, ринулся наутёк не по прямой, а в боковое междурядье «тараканов».
 

– Не лезь под направление взгляда! – напряжённо сказал Роман, продолжая «держать пустоту», ориентиром для которой стали неподвижная кошка и стремительные птицы.

 
Парни стали по бокам от Романа – мечи в полной боевой готовности.
Две линии «тараканов», до сих пор делённые пополам теми, кто забавлялся с несчастной кошкой, начали быстро смыкаться, приближаясь к дому с горсточкой людей. Попадая в зону «ре-фотовзгляда пустоты», края мотоциклистов редели. К сожалению, они слишком быстро сообразили: происходит нечто неладное, и в лоб на людей лучше не нападать.
Леона раздирало огромнейшее любопытство. Как исчезают «тараканы»? Кто тот человек, который сбежал? Почему «тараканы», как заворожённые, лезут под их мечи, повторяя один и тот же удар, не варьируя, – отчего их так легко уничтожить?.. Рядом, кряхтя от натуги, Рашид пробормотал:
 

– Истуканы безмозглые…

 
Он-то работал мечом виртуозно: вся его натуга направлена не на мощный удар, а на серию изящных движений («Дирижёрской палочкой!» – восхищался Леон) с неуловимыми глазом короткими уколами. Он будто делал лёгкие насечки на плотных мешках с песком, и мешки покорно шлёпались на землю вместе с мотоциклами.
Главное в этой свалке, и в мусорной и в боевой, – защитить Романа. Иметь такую простую задачу удобно.
Под меч Леона въехали двое. Один не сумел нормально притормозить – мотоцикл грохнулся колёсами вперёд – Леон еле успел отскочить. Пока упавший выкарабкивался из-под машины, Леон пропорол плечо второму, увернувшись от примитивного тыканья вражеским мечом. Раненый завалился вместе с мотоциклом в сторону, где немедленно истаял. Чувствуя холодок жути, Леон быстро встал одной ногой для упора на колесо мотоцикла, чей хозяин так неудачно притормозил. Из положения лёжа «таракан» пытался достать его прямым ударом. С тем же холодком, но в то же время с неистребимым любопытством, Леон просто уколол противника в плечо. Если позволяло время, он бы понаблюдал, что на самом деле происходит с продырявленным «тараканом». Но сейчас, отворачиваясь к следующему, он лишь заметил, что раненный им просто уменьшается сначала, как проколотый мяч, а затем его оболочка начинает… испаряться?
Внезапно «таракан» – третий, лезущий под меч, исчез. Пропали вообще все мотоциклисты по левую руку от Романа. Он только чуть повернул голову. Нападавшие с тупостью, достойной психованных роботов, «тараканы» мгновенно испарились.
 

– Мысль материализованная есть иллюзия! – заявил Игнатий.

– И кому пришло в голову этих тупых ублюдков назвать именем самого умного и сообразительного насекомого? – высказал своё недоумение Леон и сразу вспомнил – кому.

– Наши "тараканы" отличаются большой плодовитостью и упорством в достижении цели, – объяснил док Никита. – К тому же от них трудно избавиться, что в данном городе, что в квартире, где они завелись. Лупишь-лупишь – а они всё здесь. Вот за это ты, Леон, и назвал их тараканами.

– Роман, ты куда?

 
Роман быстро шагал вперёд, но недолго. Десятка два шагов – и он сидит на корточках, что-то разглядывая. Парни пошли к нему.
Кошка крепко держала своего детёныша в зубах. Маленький, неуклюжий, ещё живой, он, тем не менее, невообразимо извернулся и теперь решительно отпихивал слабыми лапками кошачью морду, стараясь освободиться. Кошка лежала неподвижно, а котёнок, возможно учуяв присутствие посторонних, пискнул и тут же обмяк, затаившись.
 

– Умерла? – спросил Роман дока Никиту, раскрывая кошачьи челюсти и забирая зверёныша, на чьей холке кровь из кошачьей пасти обирала пыль с шёрстки – и вытянутыми серо-красными шариками катилась вниз.

– Шок, – определил док Никита, подняв кошку и сосредоточенно-отстранённо глядя на неё. – Скоро отойдёт от него.

– Ты посмотри на её морду. Первый раз вижу, чтобы кошка плакала. Двоих котят раздавили… Эти сволочи играли ею в футбол. Гады…

 
Брис отошёл чуть дальше, вглядываясь в асфальт, словно читая следы. Невольно насторожившийся Роман следил за ним, машинально поглаживая пронзительно попискивающего котёнка.
 

– Боюсь добавить негатива к твоим эмоциям, – медленно сказал Брис, – но, судя по траектории, по которой они вели кошку, они не просто играли ею в футбол. Приглядитесь: в метрах двух от меня «колодец». Мне не очень хочется быть отгадчиком в таких делах, но, по-моему, я вижу сидящих в нём «блинчиков».

 
И тут Роман удивил всех и в то же время заставил всех согласиться с собой.
 

– «Тараканов» не виню. Они бы в жизни не сообразили придумать такое издевательство. Такое придумать мог только человек. Догоним – попробуйте мне только помешать сыграть с ним в футбол по-свойски. Док, давай кошку. Слип не будет возражать против временного соседства с нею.

 
13.
У «фиговины с водичкой» – у фонтана – решили устроить привал.
Сначала набрали воды и умылись. Хозяйственный Игнатий уселся за починку одежды, а остальные хотели было сверить самодельные карты города, но помешал Роман. Он твёрдо решил, что избитая кошка может получить заражение крови, и вымыл её с мылом. Процесс мытья наблюдали с интересом.
За всё время прозвучали всего две реплики: недовольная – Бриса: «Ну, вот, мыло на зверюгу тратить!» и мечтательная – дока Никиты: «Жаль, что она в ступоре, было бы интересно проследить её реакцию, когда она…» Роман, не оборачиваясь, лягнул назад – и док Никита отскочил на полуслове. Слип, сидевший на плече хозяина и с любопытством смотревший, как моют кошку, повернул к доку Никите глазастую головку и коротко свистнул.
Кошка и впрямь ещё не вышла из оцепенения, хотя глаза уже открыла и мелко дрожала под струёй: Роман нашёл на краю бассейна щель, откуда, словно из крана, звенела прогревшаяся вода, – кажется, животное ещё не осознало нового окружения. Поэтому Роман благополучно домыл её и передал на попечение Рашиду, стоявшему наготове с разрезанной рубахой Леона, и на медосмотр доку Никите.
 

– Пока сухая была, вроде ничего выглядела, а теперь кожа да кости, – с некоторым удивлением сказал Рашид. Он положил кошку к себе на колени и сушил её лоскутами.

– Ага, как в анекдоте! – подхватил Игнатий. – Помните? Два кота обсуждают кошку. Один восхищается: "Какие глазки! Какая у неё шёрстка пушистая! А фигура!" А другой: "Фигура? Э, старик, видел бы ты её в дождь!"

– Троих кормила, вот и отощала, – сказал Роман. – Брис, одну-две рыбки отмочи от соли, хоть немножко подкормим.

 
Брис было отправился к сумкам, но остановился.
Следуя его взгляду, все посмотрели на сидящего, повернувшись к бассейну, Леона.
Центральная часть фонтана, ныне разрухой превращённого всего лишь в «фиговину с водичкой», по замыслу архитектора, когда-то представляла собой подобие сталагмита. Почти готические линии, несмотря на невольную теперь незаконченность, упрямо устремлялись вверх. Зачарованному их ощутимым движением, Леону нетрудно было представить целостную картинку – вообразить, как линии нижней части фонтана логично завершаются победно сияющей на солнце, тоже рвущейся к небесам водой…
 

– Леон, закрой глаза!

 
Внезапный приказ едва не свалил его с насиженного камня. Еле удержавшись на месте (вцепился в мраморный выступ), Леон закрыл глаза и в желтовато-тёмной мгле буквально увидел, как суматошно бьётся с перепугу сердце.
Гомон вокруг подсказал, что парни встали рядом и обсуждают предмет, на который он загляделся. Вот теперь он понял причину их тревоги и приготовился терпеливо ждать, какой вердикт они вынесут.
 

– Открывай глаза! – велел Брис. – Мы ничего не нашли. Во всяком случае, на фонтане нет явных заклинаний и других штучек. А теперь ты, Леон, объясни, что привлекло здесь твоё внимание. Подробно.

– Я хотел… Я думал каким был фонтан, до того как его сломали.

– А то сразу вопли, крики, – проворчал Игнатий. – Запугали невинное дитятко.

– Э-э, насчёт невинного дитятка, – со вздохом начал Брис. – Док Никита, если уж я не прав, ты меня поправь. С некоторых пор меня мучает одна проблема. Мы все тут стали относиться к Леону, как к несмышлёнышу: орём на него, одёргиваем за любое словечко, злимся, если что не так сделает. А вдруг однажды во время типичной фразочки Игнатия придёт в себя настоящий Леон? Помня его вспыльчивость, я боюсь – полетят чьи-то не в меру раздражительные головушки с несдержанными язычками.

– Подтверждаю, – поднял руку док Никита. – Сказанное Брисом настолько элементарно, что мы просто не думаем о такой возможности.

– Неужели я такое чудовище? Бывший я? – с любопытством спросил Леон. Признаться честно, его забавляла мысль, что в глазах друзей он выглядит ларчиком с секретом, внутри того ларчика притаился некий монстр с жутким характером.

– Ну, чудовище не чудовище, а вспыхивал, как спичка, – сказал док Никита.

– Ага, как вспомню – так вздрогну, – подтвердил Роман.

– Да не пугайте вы его так! Чего насели на парня? Ему и так досталось за свою вспыльчивость, – со вздохом сказал Рашид. – Шесть лет полного одиночества не каждый вытерпит.

 
Все замолчали.
 

– Про эти шесть лет спрашивать, наверное, нельзя? – То ли вопрос, то ли утверждение Леон адресовал Вику, который с выражением сочувствия, как ему показалось, заглядывал ему в лицо. Впрочем, точно судить о чувствах сокола хозяин не мог, на сочувствие указывал, может, только ищущий взгляд птицы.

 
Парни вернулись к своим делам. Вик спрыгнул с плеча Леона и, быстро подпрыгивая, по краю бассейна побежал к бреши, из которой наружу с трудом текла слабая струйка воды. Там же, напившись, охорашивались и другие соколы.
Наступила мирная, до странности, тишина. Её покой лишь подчёркивали негромкие мужские голоса и прозрачный лепет воды. Снова, предоставленный самому себе Леон засмотрелся на фонтан, снова ему показалось, что линии почти взмывают кверху… И не замечал, что парни исподтишка приглядывают за ним.
Вновь заворожённый порывистым бегом воды, Леон отдался ленивому созерцательному впечатлению и позволил мыслям течь вольной и даже сонной струйкой. Тени недавнего прошлого скользили между ним и фонтаном: дом Андрюхи, солнечный день, все домашние странно умиротворённые; он, Леон, ищет Анюту; с тихим стуком входит в комнату Мишки, сын сидит за столом, готовится к занятиям в университете; Анюта съёжилась в кресле, её лицо сосредоточенно, девочка слушает музыку – негромкие, тем не менее всепроникающие органные звуки ощутимо дрожат в воздухе… А глубоко внутри недоумение: в их доме органная музыка? Никогда не бывало… Точно, не бывало… И линии фонтана, и хрустально-отчётливые бегущие дорожки, время от времени зависающие величавыми аккордами…
Рашид резко встал. Так резко, что Брис с трудом успел схватить его за штанину и заставил сесть. Позади них Роман ногами подсёк вскочившего Игнатия, отчего тот едва не грохнулся головой о камни.
Погружённый в полудремоту, Леон суматохи за спиной не замечал. Машинально в воображении он закончил восстанавливать фонтан, от чего его оторвали сначала. Теперь он любовался естественным собором сталагмита и слушал мелодию, им навеянную. И не замечал, что воздух над бассейном на самом деле вибрирует от звучной органной музыки.
Вик нагнулся, жёстко вздыбив крылья. Сначала невесть откуда появилась раздражающая воздух музыка, сейчас – это.
Сидевший на камнях Роман дотронулся до локтя дока Никиты, поднёс палец к губам и кивнул на ноги Леона.
На первый взгляд, это напоминало жёсткую сухую траву. Но трава не бегает. При более пристальном рассмотрении выцветшие до бледно-серого цвета ломкие кустики вдруг превращались в деловитых минидраконов, будто сделанных руками ребёнка из проволоки: тощие и вёрткие, они бегали, подобно игрушечным подъёмным кранам – неуклюже, но цепко. В высоту они не дотягивали и до колена Леона, у чьих ног толпились, – орава постоянно пополнялась за счёт длинной цепочки, протянувшейся от ближайшего дома через дорогу.
Таких обитателей города парни ещё не видели.
А «драконы» заступали всё свободное место вокруг Леона, а вскоре с колен Рашида их увидела кошка и с перепугу забилась под руку, заботливо сушившую ей шерсть.
Леон внезапно услышал за спиной:
 

– Продолжай слушать музыку, Леон… Что бы ни увидел, слушай музыку…

 
Он даже не удивился, подготовленный репликами о непостижимых своих способностях. Вновь увидел изуродованный фонтан, а его бегучие линии быстро воскресили нужную мелодию. Ещё он не удивился, потому что наивно решил: парням понравилась хоральная мелодия.
Но шёпот сзади продолжал руководить:
 

– Слушай музыку… Не переставай слушать, взгляни себе под ноги… Не забывай слушать музыку…

 
Он взглянул – и почувствовал себя человеком-оркестром: он слушал органную музыку, он разглядывал нелепых зверей – Господи, тут их целое стадо! – у ног и одновременно ощущал скользкие от пота ладони.
А звери подняли к нему суховатые мордочки – и развернулись, деловито потопали прочь, выразительно оглядываясь: мол, идёшь, нет ли?
 

– Иди за ними… Только не забывай о музыке…

 
Забудешь тут. «Драконы» сами уже напоминали музыку. Корявые и неуклюжие, они перемещались с невольной величавостью, торжественно, почему-то вызывая воспоминания о мультяшных балах в старательно нарисованных замках и дворцах. Уловив ритм их шага, Леон сообразил, что диковинные звери шествуют не вразнобой, а под его музыку. А мгновением спустя понял, что машинально подражает им – идёт с журавлиной важностью. Странным образом подражание помогло понять ещё кое-что: «драконы» пришли именно к нему, Леону, чтобы привести его – куда? Пока неизвестно.
Только уже перешли дорогу к дому, из-за которого они появились, завернули за угол, начали спускаться по чистым ступеням в подвал. Странно: кругом мусор, а лестница чистая. Подметена? «Дракончики» потешно спрыгивали со ступеньки на ступень, и Леон улыбался, до того смешно и трогательно выглядела вся их процессия. Гулливер в царстве драконов-лилипутов.
Шелест множества лапок впереди почти заглушал шаги позади идущих.
В подвале темно после солнечного дня, и Леону пришлось постоять с закрытыми глазами, чтобы поскорее привыкнуть к мраку. Открыв глаза, он обнаружил, что подвал представляет собой лабиринт серых стен и серой дорожки, тоже аккуратно кем-то прибранной и подметённой. Терпеливо дожидавшиеся его «дракончики» снова зашагали вглубь подвала, и он невольно подумал: не для их ли коротких лапок расчищена дорожка или – не ими ли самими?
Тихонько клекотнул Вик – прямо в ухо – при очередном повороте.
«Дракончики» продолжали вести, несмотря на то что музыка смолкла. Их тощие фигурки с трудом угадывались (Леон их выучил наизусть и узнавал даже в тенях) – серые на сером в сумрачно-сером, неизвестно откуда идущем свете.
Куда они ведут? А вдруг это ловушка? Рука сама скользнула под рубашку, пальцы легли на тёплый ствол пистолета. Сразу стало легче. Но всё же сердце замирало всякий раз, когда приходилось огибать следующий поворот.
Один из поворотов оказался долгим. Леон бросил взгляд назад: поотстав метра на два, за ним шли Брис и Роман. Автоматы обоих подозрительно и насторожённо шарили по всем направлениям. Встретившись с Леоном взглядами, Брис уже знакомым шёпотом предупредил:
 

– Увидишь что не так – сразу на землю. Понял?

– Понял.

 
После очередного поворота подвал неожиданно расширился и будто осел широко и бесконечно темно по краям. Бетонная тропка, по которой топали «драконы», всё так же виляла, но теперь видно, что приближается она к светлому пятну в середине огромного пространства. Светлое пятно шевелилось гигантской амёбой, бесформенной, состоящей из непрерывной смены светы и теней.
 

– Не торопись, – сказали сзади.