Текст книги "Путы для дракона"

Автор книги: Сергей Радин

 
Теперь ошеломлён был и Леон. Но ошеломлён не предположением Бриса, а бездной, вновь показавшейся на мгновения, и ясно услышанным свистом и треском жёстко рассечённого воздуха – и его сердце ухнуло в бесконечность и больно затосковало по призраку, скользнувшему краем памяти.
 

– В общем, подражая мне или Роману, ты жёстко входишь в ритм нашей энергетики, а поскольку ты сильнее, сознательно или бессознательно, но ты подчиняешь нас себе. Ты начал входить в моё поле – ещё хорошо, что я сразу почувствовал и притормозил тебя. Но с Романом сложнее. Чисто физически он отдохнёт, а вот защитный его слой нам придётся восстанавливать всем скопом.

– Я где-то читал: хочешь расположить к себе человека – говори в один тон с ним копируй его жесты, мимику…

– … то есть двигайся с ним в одном энергетическом ритме, в одном ключе. Это нормально, если твои помыслы чисты от замашек рабовладельца…

 
Леон быстро сел на землю, закрыл лицо руками и, чуть раскачиваясь, негромко, но сильно проговаривая слова, яростно завёл:
 

– Я не хочу, не хочу, не хочу!

 
Присев перед ним на корточки и пытаясь спрятать сочувствие, Брис спросил:
 

– А чего ты хочешь?

– Вернуться к тому, что я знаю. К своей семье.

– Прислушайся к себе. Зачем тебе нужно в охотничий домик?

– Я уже думал. Что-то связанное со временем и пространством… Это не глупости! Когда я смотрю на дом, мне почему-то кажется, что он очень далеко, хотя до него пара шагов.

– Не беспокойся, Леон, всё в порядке. Я думаю, нам не надо будет мотаться по лесу двое суток. Юлий тоже учился в университете. Ничего удивительного, что он по всем своим землям настроил пространственно-временные ходы. Единственно… Знает ли он о "колодце" в скале? Ладно, буди Романа, иди с ним к ребятам. А я попробую сообразить…

 
Что он попробует сообразить, Леон уже не услышал: Брис торопливо зашагал к переднему краю деревьев, ближе к дому.
Леон посмотрел на Романа. Тот безмятежно спал, уютно устроившись уже во впадине между корнями, будто в откидном кресле междугородного автобуса. Оглядевшись и убедившись – никто не помешает, Леон лёг в развилку дерева напротив Романа и теперь уже намеренно и старательно изобразил спящего. Потом оставалось только полежать немного и оценить точность позы…
Леон закрыл глаза и представил, как выплывает из сна. Медленно потянулся и взглянул: Роман сладко потягивался полулёжа, и глаза у него заспанные, и лицо расплылось в непривычной, блаженно-сонной улыбке.
 

– Ну, ни фига я себе поспать! Ты тоже дрых?

 
Менять настроение Романа в резко противоположную сторону не хотелось: жаль и его впервые увиденного состояния покоя, да и оправдываться перед ним за неосознанно сделанную ему гадость нет желания. Поэтому Леон ограничился коротким сообщением:
 

– Приходил Брис. Сказал, чтобы мы шли к ребятам.

 
Роман медленно опустил руки. Лицо его возвращалось в норму – из расплывчато-мягкого в обострённо-скуластое.
 

– Сдаётся мне, Леон, чего-то ты недоговариваешь. Ну, ладно. Пошли.

 
3.
Брис тоже недоговаривал. После того как с Романом проделали все необходимые манипуляции, чтобы восстановить границы взрезанного поля (поймав взгляд расстроенного Леона, Роман посоветовал: «Наплюй. Зато я выспался!»), Брис выложил свой – несколько сумасшедший, по мнению Леона, – план:
 

– Всё очень просто. Я, Леон идём к дому. Вдвоём. «Тараканы» бегут к нам. Роман по моему сигналу «включает» свой великолепный ре-фотовзгляд. Всё. Дорога к дому чиста и безопасна.

– Что-то мне не нравятся два твоих условия, – заявил Игнатий.

– Согласен. Ты уж объясни нам, почему вы двое – ты и Леон. И почему Роман должен только по твоему приказу убирать "тараканов", а не тогда, когда они соберутся все вместе, – уточнил Володя.

– Так нужно.

 
Больше от Бриса ничего добиться не могли. В целом план не вызывал сомнений. Как не вызывало сомнений и то, что у Бриса на уме не только прорыв к дому. Сам же он так обаятельно улыбался, что Рашид немедленно вспомнил строку из Хайяма:
 

– Яд, мудрецом предложенный, прими…

– Ну, насчёт мудреца ещё поспорить можно, – неуверенно сказал док Никита, – но эта пара слов рядышком – яд и мудрец – точно напоминают в сочетании змею, каковой является Брис…

– Каковой же вас слушает и пытается понять, что за мандраж вас бьёт – боевой или откровенно труса. В любом случае, не пугайте мне Леона.

 
Реакция «тараканов» заранее известна, поэтому мечи предусмотрительно оставили в разобранном виде, вне ножен. Леон тоже подшучивал над остающимися в засаде, но был заметно напряжён, что от опытных глаз команды, конечно, не ускользнуло: Игнатий будто мимоходом заметил:
 

– Попробуй пальцами рукоять своего меча. Удобно?

 
Недоумевая – зачем? Он уже пробовал! И не только пробовал! – Леон положил ладонь на ребристую рукоять. К вечеру прохладный, металл оружия остудил болезненно-горячие пальцы, а затем сам начал нагреваться. Вскоре граничное ощущение металла и кожи исчезло. Осталась лишь убеждённость, почти самоуверенность, что теперь-то его голыми руками не возьмёшь. Будто уловив этот миг прозрения, Брис кивнул и сказал:
 

– Ну, тянуть не будем. Пошли.

 
Их соколы перечирикнулись с плеч, соглашаясь. Леон ещё подумал оставить птиц, но Брис нетерпеливо топтался у высоких кустов, и он забыл о желании чуточку помедлить. Они раздвинули длинные прутья с разлапистыми листьями и шагнули из укрытия.
На втором же шаге Брис заговорил легко и негромко, словно они выбрались на вечернюю прогулку.
 

– Ты, наверное, заметил, что мы каждый день стараемся влить в тебя порцию знаний о тебе самом. Что-то о себе узнаёшь и ты сам. Неизвестно, вернётся ли к тебе память целиком, но знать о себе, о своём потенциале ты просто должен. Кое-что ты уже знаешь о своей физической силе. Этого мало. Ты слишком долго жил среди обычных людей и привык соразмерять свои реакции с реакциями окружающих. Забудь миф о том, что ты обычный человек. Освободи своё тело от представлений, что есть ограничения. Не бойся увеличивать скорость движений и не давай глазам увериться, что ты с чем-то не справишься.

– А если устану? – спросил Леон, с замиранием сердца наблюдая, как дом, только что живой от бегающих по нему "тараканов", окаменел: "тараканы" увидели людей.

– Усталость – тоже миф, – отрезал Брис и остановился, пробормотав, прежде чем обратиться к Леону: – Так, вот здесь будет в самый раз. Надеюсь, для Романа площадка тоже хорошо просматривается… Если будешь думать об усталости – устанешь. Не думай вообще. Дай телу свободу. Не угнетай его мыслями.

– Тебе хорошо говорить. Ты знал, кто ты такой, и тренировался, наверное, каждый день. А что я? Только пробежки по утрам.

– Драконья кожа на спине о себе не напомнила? Внимай мне, друг беспамятный: физическими упражнениями каждый из нас занимается для чистого удовольствия или для выпендрёжа, как Роман, когда рядом имеется некая симпатичная дамочка.

 
«Тараканы» скапливались у входной двери, точно в доме прорвало трубы и вода текла только в одном направлении, собираясь в странную вздыбленную лужу.
 

– Не заниматься физически и выглядеть так, как выглядим мы, – пробормотал Леон. – Плохо верится. И при чём здесь драконья кожа?

– И правильно, что плохо верится. А драконья кожа очень даже при чём. Видишь ли, в университете в нас всё время впихивали понимание, знание на мышечном уровне: главное – гармония духа и тела. В чём она выражается? Не буду залезать в дебри. Для лекций о тонком мире и энергетическом взаимоотношении ты ещё не дорос, а когда дорастёшь, лекция уже не нужна будет… Представь ситуацию: ты отдаёшь своему телу приказ, внедряешь определённую программу действий в физические клеточки – и оно, твоё умное, а порой эгоистичное тело охотно работает по программе, если та составлена грамотно и во благо. Если хочешь, заниматься физически можешь, фигурально выражаясь, даже во сне. Так делает Володька. Док Никита сделал установку на режим физиологических процессов. Его программа самая сложная, с учётом мельчайших требований организма. Ну, а ты… Ты постоянно обновлял программы, доводил их до идеального уровня и всё-таки был недоволен.

– Брис, мне хотелось бы, чтобы ты нас… меня… в общем, разграничивал, где кто. Если ты говоришь о том Леоне, так и говори – тот Леон. Мне как-то не по себе, когда говорят, что именно я что-то сделал в прошлом… Значит, драконья кожа откликнулась на заложенную во мне программу?

– Угу. А ограничения запущенную программу остановили. Точнее сказать не могу. Будь на твоём месте Рашид или кто другой, я бы считал с него программы и подробно бы объяснил каждую. Но с тобой…

– Почему они стоят? Их уже целая толпа…

– Механизм стадности. Нападать – так кучей.

 
Чёрный поток хлынул на последнем слове Бриса. «Тараканы» бежали на пришельцев сосредоточенно и споро, игрушечно головастые в своих мотошлемах. Одинаковые фигуры, рост, одежда делали их похожими на штампованных оловянных солдатиков, чей вид совершенно обезличен отсутствием нашивок и знаков. Во только оружие они держали отнюдь не игрушечное.
Пошатнувшись на странно взбухших ногах («Что это с ними?» – «Адреналинчику не желаете?» – насмешливо сказали издалека), Леон успел подумать, почему «тараканы» не используют огнестрельное оружие. «Программа не заложена?»
А потом голос Бриса будто вкрикнул ему прямо в голову: «Дай свободу телу!»
«Но как это сделать?!»
«Просто не мешай ему!» – посоветовали из ниоткуда.
Топот кованых ботинок не заглушала даже рыхлая почва. Он грохотал по напряжённым ушам Леона, точно в тяжёлом сне он слышал за стеной у соседей громко пущенную музыку. А потом они всё-таки утишили свой бег. Но теперь в их приближении появилась заметная странность: прыгали они так же далеко, как во время бега, но настолько плавно, словно плыли в воздухе.
 

– Не трогай время! – раздражённо крикнул за спиной Брис. – Пусть идёт как идёт!

– Чего не делай?! – изумился Леон, перестал следить за движением первых двоих, и те рванули вперёд, как будто им одним махом срезали сдерживающие их тросы.

 
От неожиданности Леон замер. Одно мгновение его тело существовало вне его (или он вне тела): глаза показали мозгу картинку, мозг определил систему действий – и руки выполнили приказ сверху.
Леон успел лишь осознать, что его воля в работе этого слаженного механизма реагирования не участвовала: правая рука с мечом вытянулась, одновременно с нею тело развернулось, точно Леон собрался протиснуться между «тараканами» – лицом ко второму; лёгкий поворот кистью правой руки – и круглый шлем «таракана» вместе со своим содержимым падает под ноги дерущимся, в то время как второй «таракан», только что мчавшийся изо всех сил, налетает на левый кулак Леона и, раскрывшись от удара, сам подставляет горло.
Ни рук, ни ног Леон не чувствовал, зато почувствовал наконец, что его волевое решение тоже играет определённую роль в непривычном состоянии. Именно воля мягко удерживала – не руководила! – его тело впритык спиной к Брису.
Чёрная орда, окружившая их, подступала настолько вплотную, что «тараканы» и себе-то не оставляли места развернуться по-настоящему. На близком расстоянии мечи людей двигались коротко и экономно – и достаточно смертоносно, если позволительно было бы так выразиться по отношению к «тараканам».
Изредка Леон слышал резкие вдохи и выдохи Бриса, когда нападающие слишком рьяно рвались к ним, и отстранённо, секунды спустя, забывая о том, думал: «Когда же Брис подаст знак Роману?» Ему не очень нравилось состояние отъединённости тела от сознания. Его даже тошнило от неудобства и пустоты…
«Тараканы» навалились на Бриса простейшей стенкой: проткнутые его мечом упали не в том направлении, которое для них определили – и кучи песка тормозили шаг. Сзади толпились новые, жаждущие добраться до человека «тараканы» явно решили взять количеством.
Цепочка сигналов, ранее прочувствованная Леоном, снова произвела внутренние и внешние действия. Глаза увидели, мозг принял решение – тело откликнулось двигательным взрывом. До сих пор Леон не предполагал, что можно так двигаться, считая предыдущую скорость совершенной. Но сейчас его словно подхватил вихрь: меч описал полукруг, левая рука вцепилась в рукав Бриса и рванула, разворачивая его. Два слишком ретивых «таракана» сунулись было вперёд, но отлетели назад, уронив на суматошные секунды половину тех, кто лез сзади. Таким образом, Брис, оказавшись на месте Леона, получил нужную передышку.
Он выглядел уставшим, отметил Леон, хотя продолжал весело улыбаться – ни дать ни взять озорной, но обаятельный мальчишка. Уже узнавшие почём фунт лиха от Леона, «тараканы» не сразу сообразили, что бойцы поменялись местами, и Леон с интересом ещё некоторое время следил за реакциями собственного тела, тщетно ожидая от Бриса условного сигнала.
Брис явно не собирался звать на помощь.
А любовно выстриженная лужайка перед домом превращалась в помойку или в забытую строительную площадку.
Это не так было бы страшно, если бы «убитые» «тараканы» не рассыпались в песчаные кучи.
Леон ударил ногой «таракана», проскочившего мимо меча. Тот отлетел.
На землю «таракан» не упал. Исчез в воздухе.
4.
Никого и ничего. Только кучи песка, уже не жёлтого, а серого в тёмной тени дома. И трава не зелёная, а чёрная насторожённая. И выжидание на лице Бриса, обернувшегося к Леону, – выжидание, которое постепенно, вместе с поднимающимися бровями переходит в разочарование.
Шедший впереди всех Игнатий остановился перед Брисом, спросил:
 

– Ну, и чего ты этим добивался?

– Я думал, небольшая драчка заставит его вылезти, – виновато улыбаясь, признался Брис. – Думал, напряжение, то да сё… К сожалению, Леон узнал лишь о способностях и навыках своего тела. А что – Роман не выдержал?

– Мы все не выдержали. Скажешь, легко – ждать?

– Ладно, "тараканов" мы из дома выкурили, – вмешался док Никита. – Идём дальше? Или продолжаем обмениваться впечатлениями?

– Мне кажется, мы должны поискать людей, – сказал Рашид. – Кто-то же должен следить за этим местом, а выглядит оно… мм… выглядело вполне ухоженным. В жизни не поверю, чтобы "тараканы" уборкой занимались.

– А никто тебя верить и не заставляет, – сказал Игнатий, поставил огнемёт на упор бедра и ногой распахнул входную дверь.

 
В доме – тихо и пустынно, но даже Леон согласился с доком Никитой, что есть устойчивое впечатление человеческого присутствия.
Парни быстро оглядели холл, после чего, не сговариваясь, привычно разошлись группами по всем лестницам.
Пройдя пару поворотов на первом этаже, который состоял сплошь из служебных помещений, Леон и Брис наткнулись на Володю. Тот застыл у неприметной двери справа от широкой арки в довольно просторную кухню. Осторожные движения парней стали ещё более плавными. Брис скользнул к Володьке и вопросительно кивнул: «Ну, что?» Володька наклонился к двери, будто хотел послушать, и тут же отошёл. Брис встал на его место и, прислушавшись, почти прошелестел: «Голоса…»
Он мягко положил пальцы на ручку и нажал.
 

– Закрыто… – А через секунды внимательного слушания: – Замолчали.

 
Неожиданно совсем близко за дверью старческий неровный голос боязливо спросил:
 

– Кто там? Выпустите нас, пожалуйста, отсюда!

 
Дверь оказалась хорошего качества. Пришлось сбегать за остальными.
После коротких переговоров с пленниками док Никита одним ударом в замок (дверную ручку предусмотрительно сняли) открыл дверь.
Две женщины и трое мужчин, один из которых довольно почтенного возраста, сидели в комнате уже давно. «Тараканы» загнали их сюда ещё несколько дней назад и выпускали в строго определённое время только для работы.
 

– Они никогда с вами не разговаривали? – спросил док Никита.

– Нет-нет. Один только говорил. Но это был настоящий человек, – заторопился старик, представившийся дворецким. – Он был одет, как все… Но не был таким, как они, – отвечая, он говорил не доку Никите – почему-то Леону. Видимо, счёл его старшим в группе – по возрасту. – Пойдёмте. Он занял комнату для гостей. А что он с нею сделал!.. Это была одна из лучших комнат в доме! Пойдёмте, пожалуйста…

 
Он что-то ещё бормотал, настоятельно зовя наверх, и было непонятно, возмущён ли он по-настоящему, оплакивая хозяйское добро, или боится, как бы хозяева не спросили с него за то, что натворил здесь чужак.
Другие слуги смотрели на дворецкого, не умея скрыть удивления и даже некоторого беспокойства. Кажется, такое поведение старика в им в диковинку.
Независимо друг от друга Брис и Роман взяли на заметку едва уловимый в этой сцене намёк на подводное течение: кто предупреждён, тот вооружён.
Небольшой толпой они поднялись на второй этаж, оставив у входной двери Рашида, а в комнате со встревоженной прислугой – Володю.
Дворецкий чуть не ткнулся носом в нужную дверь, но в последнее мгновенье шмыгнул в сторону. В результате Леон оказался в положении человека, который просто вынужден сам открыть дверь. Брис первый сообразил, что Леона, возможно, направляют в ловушку, и дёрнулся остановить его. Неожиданно цепкая ладонь старика упала на его руку.
 

– Не надо, не надо!.. Поверьте, всё будет хорошо…

 
Одного момента было достаточно: Леон мягко толкнул дверь.
Следующий шаг он сделал, ведомый, как ни странно, запахом. Запах перебил и неясное беспокойство (он уловил тревогу Бриса), и ощущение чисто физического контакта с Романом – тот, протискиваясь, прижался к его локтю (первое впечатление – теснил в сторону). Запах прожёг ноздри и горло – убедительно проникающий, как нашатырь, и такой же проясняющий. И такой острый, что спутники Леона разом отпрянули, кривясь и зажимая носы. А Леона запах ввёл в комнату.
Сначала показалось, благоухает варварски разгромленная мебель – «Сдохла – вот и воняет падалью!» – злорадно прокомментировал кто-то. Недавний здешний жилец, похоже, какое-то время нуждался в смирительной рубашке: изуродованная им мебель вызывала и жалость, близкую к состраданию, и мучительную злобу против вандала. Разбитое стекло, стулья-инвалиды, острая щепа, трудноопределимая, – всё это валялось на полу среди непонятных черноватых и бледно-зелёных пятен.
Забывшись, Леон глубоко вздохнул.
И увидел, и невольно сам отпрянул от двери.
… В комнату влетел Мигель. Постоял, белый от напряжения, с безумными глазами, абсолютно пустыми, – развернулся. Трясущимися руками закрыл дверь на ключ изнутри. Медленно, волоча ноги, дошёл до середины комнаты. Полуприкрытые глаза невидяще оглядели уютное помещение (мебель ещё цела!), идеально предназначенное для отдыха.
Мигель рухнул – точно ему внезапно дали под дых. Рухнул, скорчившись, схватившись за живот. И замер.
В комнате потемнело, как будто за окном по небу расползлись грозовые тучи. Создавалось бы совершенно отчётливое ощущение притихшего перед дождём времени, если бы не скопившаяся по углам тьма. Тьма была живой. Она ползла к лежащему человеку, трогала его, обволакивала его – Леон с ужасом видел, как выглядевшая грузной и тяжёлой тьма лезет на Мигеля, а она и правда тяжёлая: под её чувственно-иллюзорным весом человек распластался на полу и стал… набухать. Тьма настырно внедрялась в тело. Леон оцепенело следил: тёмное смутное пятно нырнуло под ладонь лежащего, пальцы чуть приподнялись и стали энергично увеличиваться, словно на них навели лупу.
Лёгкое потрескивание скоро перешло в резкий треск распарываемой и рвущейся ткани.
Дальше – всё как в нехорошем сне.
Бесформенное чудовище, бывшее Мигелем, поднялось, больше похожее на лохматый кряж сломанного бурей дерева, чем на человека. Руки-сучья нелепо и страшно вздрагивали, полуприподнятые. Чудовище медленно повернулось, будто заново оглядывая комнату… Леон мог бы поклясться, что не чудовище бросилось уничтожать вещи, – тьма его толкнула на бессмысленный погром.
Мигель громил мебель молча, лишь изредка издавая стонущие или рычащие звуки. Сначала громил – потом методичное уничтожение перешло в приступ бешенства: его бросало по всей комнате невидимым смерчем, как пушинку (мебель бы этого не сказала, заговори она), его било о предметы, швыряло в них, а он безуспешно старался остановиться – руки хватались за воздух – и оставлял на мебели и на полу смазанные кровавые пятна и блестящие брызги.
Смерч небрежно бросил чудовище в угол комнаты – кресло, лежавшее там ножками в сторону Мигеля (Леона передёрнуло от боли, которую должен был чувствовать Мигель), вылетело, потеснив груду переломанных стульев.
И стало тихо. Неведомая сила, забавлявшаяся телом Мигеля, оставила его в покое. Чёрное, наносное таяло, пока не очистило от своего агрессивного присутствия человеческое тело.
Теперь, глядя на покрытого кровоподтёками, вновь скрюченного на полу Мигеля, Леон смог перевести дыхание и начать думать. Двойственное переживание за человека, колотившего мебель и колотившегося о мебель, не помешало задаться вопросом: что же произошло? Зачем Леону показали, что здесь было?..
Человек на полу шевельнулся. Жалость смяла все вопросы Леона. Следя за неловкими попытками Мигеля подняться (на руки опереться не мог: скользили по крови), Леон сам машинально напрягался.
Встал. Опустив голову и бессильно свесив руки, застыл.
Леон сразу не заметил, что странное, едва уловимое глазом движение началось с ног Мигеля. Кожа от его ступней слегка вспухала – и словно маленький обруч под кожей бежал вверх. Мигель восстанавливался, врачуя себя самого. Когда процесс восстановления закончился, он разбросал мебельные обломки на пути к платяному шкафу, будто смятому ударом чудовищного молотка, и не спеша оделся.
Перед уходом он взялся за дверную ручку и мельком оглядел комнату. Его безразличный взгляд скользнул по лицу Леона и…
«В глазах мальчика тоска, или мне это показалось?.. Господи, почему я назвал его мальчиком? Кажется, я начал вспоминать… Кажется, я раньше знал Мигеля. Раньше чего? Которого времени?»
Мигель ушёл. А Леон понял, что он здорово держал дыхание, и снова судорожно вздохнул. Вонь от слизи и крови, к которой он привык, пока дышал неглубоко, резко вошла в лёгкие.
… Запах крови… Мигель обернулся, и Леон почувствовал на своих руках тёплую тяжесть плачущего младенца.
… Запах крови… Тени замельтешили вокруг него, лица и фигуры из полузабытого сна… Юлий, бегущий за его машиной…
… Сладкий, выворачивающий наизнанку запах… Падение в преисподнюю чёрной пустоты… Парение… Беременная женщина…
 

– … Леон! Чёрт бы тебя!.. – орал в ухо Игнатий продолжая трясти его за грудки.

– Не вижу никакой ловушки! – голос дока Никиты со стороны.

– Я в порядке. Отцепись.

 
Леон отошёл от изумлённого Игнатия к старику-дворецкому, которого притиснул к стене Роман.
 

– Отпусти его.

 
Дворецкий невозмутимо оправил своё костюм и вопросительно взглянул. Леон тоже смотрел на него с каким-то раздражающим (ведь время тянешь!) выжиданием. Наконец решился.
 

– Климент…

– Да, мой господин.

– Приготовь комнаты на семь человек. Мы остаёмся до утра.

– Хорошо, мой господин.

– В этой дыре найдётся что-нибудь перекусить?

– Ужин через полчаса, мой господин. – Дворецкий чопорно развернулся и пригласил: – Господа, попрошу вас за мной. Я покажу вам ваши комнаты.

 
Но «господа» заворожённо смотрели на Леона.
 

– Ты назвал его по имени! – обвиняюще сказал Игнатий. Он не решился высказать вертевшийся у всех на языке вопрос: «Ты вспомнил?»

– А он назвал тебя своим господином, – недоумевал док Никита, – а ведь это дом Юлия, это его слуги.

 
Леон помолчал, прежде чем ответить. Дворецкий, глядя на него, снова сбросил свою чопорность и сиял от радости.
 

– Это дом моего старшего сына. Память возвращается, но как-то обрывками. Пока не чувствую… ну… больших перемен в себе.

– А Мигель – твой младший? – спросил Роман. – Я правильно угадал?

– Боюсь, что не совсем. Когда я уходил от жены, она была беременна. Так что Мигель – точно не младший. Поговорим за ужином обо всём, ладно?

 
5.
Юлий и Анюта затаились за одной из дверей комнаты для гостей. Время от времени они взглядывали друг на друга и почти по-детски цвели улыбками самых настоящих заговорщиков. А девочка ещё и с трудом удерживалась, чтобы не подпрыгивать от нетерпения: Юлий опять ей столько за утро показал и рассказал, что ещё вскользь заметил, что всё это – лишь маленькая толика того, чему должна научиться Анюта. А учиться у Юлия ей нравилось, потому что необычная учёба заставляла её чувствовать себя иной.
 

– Ты уверена, что они оба там?

 
Прежде чем задать вопрос, Юлий дотронулся до руки девочки, призывая к вниманию, а затем показал на свой рот – и вопрос Анюта угадала по движению его губ.
 

– Можешь говорить вслух. Они спят. Мигель пригласил Марка поболтать, и Марк теперь спит в кресле, а Мигель – напротив него – на кушетке.

 
Если человек тебе доверяет, им легче манипулировать, – сказал Юлий. Но сложность в том, что при таком манипулировании легко переступить нравственные законы, а законы пре-ступлений не любят и карают сразу. Похоже на ветку: она тебе мешает, отодвинул её в сторону, а она взяла – и хлестнула. Больно. Так что тайное управление человеком возможно лишь при условии совершенной необходимости.
Необходимость у Юлия есть. Надо узнать у Мигеля, почему он слишком неожиданно здесь появился. Юлий подозревал, что он что-то натворил и сбежал сюда, в поместье, отсидеться. И с Марком то же самое. А во-вторых, только на них могла тренироваться Анюта безо всяких опасений за целостность и сохранность всех слоёв их энергетической оболочки.
Очаровать двух гостей Анюте не составило труда. С ними она вела себя так, как с Юлием: живо интересовалась всеми и всем – и заставила их говорить и смеяться без умолку; жадно хотела перепробовать все развлечения в поместье – и троица азартно носилась на лошадях, устроила такой звонкоголосый шум-гам в купальне на озере, что гости, до сих пор сторонившиеся новоприбывших, тоже поспешили окунуться в воду и в детские, на ходу придуманные игры. А потом, не успели гости высохнуть и прийти в себя, Анюта нашла в раздевалке при купальне шлем для пейнтбола (Юлий заранее подложил), предъявила неизвестный предмет гостям и потребовала объяснений. Результат: почти час беготни хохочущей толпы по прибрежным зарослям – толпы, счастливой, измазанной в краске с ног до головы.
И в конце забега с препятствиями – так про себя Анюта назвала задание Юлия – девочка с детской непосредственностью заявила: «Вы как хотите, а я устала! – и, заглянув по очереди в глаза Мигелю и Марку, негромко добавила: – Сейчас бы баиньки немножко…» И зевнула.
Они посмеялись над её утомлённым, сонным видом, проводили в комнаты, после чего Мигель сказал Марку – есть разговор…
Простодушие Анюты было очень убедительно и оба гостя не заметили особой силы в случайно брошенной фразе. Но девочка знала, что всё время, пока эти двое шли к себе, они слышали мечтательное «баиньки» и видели образ безмятежно зевающего человека.
… Они вошли.
Всё, как и обещала Анюта: гости спали в позах, указывающих на обстановку непринуждённого разговора. Теперь, когда их лица спокойнее, чем обычно, и приняли почти одинаковое выражение усталости и лёгкой горечи, Анюта подметила в них небольшую странность.
 

– Юлий, они так похожи.

– Они братья, Анечка.

 
Он осторожно поднял кисть Мигеля и стал сосредоточенно всматриваться в его кисть. Анюта стояла рядом, изо всех сил таращила глаза, применяя уже усвоенные техники, которые показал ей Юлий, – и ничего не видела. А Юлий видел: он будто слушал захватывающее повествование и живо откликался на него. Особенно часто на его лице менялись обеспокоенность и облегчение, точно он видел что-то страшное, что потом благополучно заканчивалось… Когда он перешёл к Марку, девочка со вздохом сказала:
 

– А меня не научил такому.

 
Удержаться было трудно: Юлий, чуть отвернувшись, улыбнулся.
 

– Не всё сразу. Ты ведь тоже не объяснила своё присутствие в пространстве тех мальчиков, которых привёз Марк… Ну, всё, пошли. Я узнал всё, что хотел.

 
Они спускались по широкой лестнице, и Анюта морщила носик, пока не решилась спросить:
 

– Юлий, раз уж ты всё равно всё знаешь… Почему Мишка такой большой, а ведёт себя, как маленький?

– У него эмоциональная блокада. Что-то связанное с детским испугом.

– А, помню. На него напали собаки. А снять эту блокаду можно?

– Можно, и очень легко. Удивляюсь, что отец этого не сделал, – сказал Юлий и осёкся. Однако девочка продолжала спокойно идти рядом и откликнулась безмятежно:

– Папа забыл всё и наверняка не помнит, как делаются такие вещи… Юлий, ты возьмёшь меня на охоту?

 
Юлий так и не понял, о чьём отце они говорили. Или о чьих отцах. Или девочка решила, что все взрослые умеют работать в паранормальном ключе? Что работа с эзотерическими дисциплинами – часть взрослой жизни?..
Чуть только они шагнули с последней ступени, как девочка нетерпеливо задёргала ладошку из его большой ладони, собираясь куда-то немедленно бежать. Юлий с трудом поймал её ускользающие пальчики.
 

– Эй, торопыга! Куда?

– На озеро, конечно! Снимать Мишкину блокаду!

– Но ты даже не знаешь, как она выглядит!

– Почему не знаю? Буду искать собак!

 
Её синие глаза вглядывались в Юлия удивлённо и чуточку снисходительно: если ты хотел поставить передо мной хитроумную задачку с длиннющими доказательствами и длиннющей цепочкой последовательных решений, то возился ты зря – решение у меня в кулачке, и вообще, взрослые излишне любят всякие предисловия и церемонии.
Он считал эту мысль, когда вник в сложный эмоциональный узор, скрыть который Анюта пока не умела. И защитить тоже. Поэтому, пока она смотрела ему в глаза, Юлий сосредоточился на собственных пальцах, и вскоре тёплая волна покоя нежно обвеяла и смягчила задорную волну Анюты, весело кипевшую под девизом: «Узнать всё – и немедленно! Сделать всё – и сейчас же!» Схлынувшее напряжение можно было определить даже по тому, что девчоночья ладошка перестала ёрзать в его ладонях…
Юлий усмехнулся: удобно притворяться недоучкой в собственном ремесле, никто и не подумает проверять следы воздействия. Хотя перед Анютой стыдно.
 

– Анечка, последнее задание на сегодня. Разбуди-ка мне братьев-разбойников да своди их ещё разок на озеро. Мигель-то, может, и хотел бы на охоту да не с такой компанией. А Марк вообще считает такую охоту, как у нас, детской забавой. Твой же пони для скачек не приспособлен. Твоё задание состоит в том, чтобы братья подружились с Мишкой и Вадимом, но подружились по-настоящему. Ты не должна корректировать их поведение. Это понятно?

– Понятно. А если не получится?

– Тогда просто приятно проведите время. На обед можете не приходить домой – я пришлю к вам кого-нибудь с корзиной для пикника. В лодочном сарае есть пара скутеров на ходу и несколько катамаранов… Да, если понадобится, попросите смотрителя, чтобы он превратил теннисный корт в волейбольную площадку.

 
Маленькая, радостно попискивающая комета снова взлетела на второй этаж. Как уж она объяснила братьям-разбойникам причину их сна и своего вторжения к ним, неизвестно, только спускалась Анюта, несомая над ступеньками двумя парнями. Добравшись донизу, Марк и девочка сразу побежали из дома. Мигель остановился с Юлием и сказал, улыбаясь:
 

– Давно я так не смеялся! Эта егоза – чудо! Где ты её откопал?