355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Радин » Путы для дракона » Текст книги (страница 1)
Путы для дракона
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 01:38

Текст книги "Путы для дракона"


Автор книги: Сергей Радин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)

 
Радин Сергей
Путы для дракона
 
 
Часть первая
1.
Раньше он боялся бы, что она немедленно что-нибудь ляпнет, причём во всеуслышание. Он не любил неловких ситуаций и подозревал, что она знает об этом. И ей нравится знать – и создавать неловкость. Сейчас, правда, ей пришлось отдышаться после блужданий по коридорам, поэтому сразу привлечь к себе нездоровое внимание не удалось. Наконец она перестала пыхтеть и, оглядевшись, капризным тоном злой девчонки заявила:
 

– Дерьмовый магазин! А уж рекламу пораздували – будто прямо дворец какой!

 
Молодой продавец, почти незаметный среди товара, изумлённо поднял голову. Кажется, он ещё неопытен и не умеет скрывать чувства. Леон встретился с ним глазами («Это ваша жена?!») и с виноватой улыбкой потупился. Вскоре он намеренно отключился от высокомерного стона, исходящего от сиреневолосой толстухи, которая при любом удобном случае (то есть только при посторонних, дома он её устраивал) жаловалась на бесхребетного слизняка, чьей женой является. Точно так же привычно он напомнил себе: «Она жена твоя, мать твоих детей, и не тебе осуждать её, поскольку ты и впрямь являешься тем, что ты есть в её глазах».
Это он уговорил её прийти сюда. На самом деле рекламы пропечатали всего ничего – несколько строк, обведённых тонкой строгой рамочкой. И хотя Леон знал: товар ему не по карману, – идея побывать в магазине («лавке» – скромно уточняло объявление) старинной мебели показалась любопытной и – тёплой. Тепло поднималось изнутри, как только он думал о посещении необычного места.
 

– … более дурацкой и выдумать нельзя! – полуночной зубной болью взрезало мысли нытьё жены. Она уже с кем-то активно общалась.

 
Предмет, к которому шагнул Леон, высился поджато и несколько чопорно, линиями скупой отделки и направлением древесного рисунка взлетая вверх. Обычный узковатый шкаф. Но чуть Леон сначала машинально – смотреть на что угодно, только не на спутницу! – затем вдумчиво стал вглядываться в дерево прозрачного тёмно-коричневого цвета, его напряжённый, стиснутый рот начал расслабляться. «Будто сахар до карамели уварили», – следя за прихотливыми глубинными переливами убегающих прожилок, восхищался он. А потом его, как мальчишку в богатом магазине игрушек, потянуло к следующему предмету – к зеркалу в рост человека. Волнистая гладь… Он скользнул взглядом по мешковатой фигуре, по зачёсанным назад волосам, ещё густым, но уже серым от седины; заглянул в потухшие глаза, отметив неприятно набухшие кровяные стрелки по блёкло-голубому…
 

– … вечный мальчишка! Пошёл бы один да посмотрел! Нет, надо обязательно меня тащить с собой!

 
«Я думал, тебе понравится, что мы как раньше…»
 

– Столько дел, верчусь как белка в колесе! Но разве кто оценит?

– Прекрасно понимаю вас, мадам…

– В карманах ветер гуляет, а туда же, старины ему захотелось! Я вас спрашиваю, как это называется? Уставился специально в зеркало в это дурацкое, лишь бы…

 
Сегодня жена меньше употребляла слово «дурацкий». Обычно, начав вопить, выплёвывала это слово в каждой фразе, делая брезгливый нажим на «рр». Но сейчас, кажется, она разговаривала с кем-то, кто ей – о чудо! Неужели?! – понравился. Леон слегка развернулся, освобождая зеркало от своего присутствия.
Дырявая простыня, которую Ангелина торжественно именовала лучшим платьем на выход, влюблённо обтягивала её тело, придирчиво не пропуская ни одной складки между слоями жира. Жена понятия не имела о личном стиле, главное – «Я видела на одной – мне понравилось!» Не умела подбирать гармонирующие цвета, однако сегодня внезапно попала в точку, совместив сиреневые волосы и вопяще-розовый, неонового оттенка кокон, – взгляд то и дело невольно обращался к ошарашивающему цветовому сочетанию… Стоящий рядом с женой человек, совершенно лысый, но приятно лысый – форма головы просто идеальная, склонился к ней и участливо слушает, кивая время от времени и вставляя сочувственные реплики. Наверное, старший продавец.
 

– Да разве такой хиляк, как мой муж!.. – Ангелина резко выстрелила рукой в сторону Леона, и продавец послушно повернул голову.

 
Она продолжала, давя на горло, обличать мужа, но продавец вроде не слышал её больше. Он продолжал смотреть в зеркало – в глаза Леона. Леон смущённо пожал плечами, снова виновато улыбнулся и двинулся дальше. Он вообще-то ожидал, что старший продавец проявит хоть толику мужской солидарности: подмигнёт или кивнёт. Нет… Поверил Ангелине? Леон и рад бы прийти в магазин в одиночестве, но именно сегодня хотелось вместе посмотреть на старину, поиграть в «вот это нравится, а это – нет, а вот это возьмём – и купим».
Лысый щёлкнул пальцами, прошептал что-то подбежавшему младшему продавцу. Его помощник быстро заставил Ангелину забыть о раздражении: он выложил на демонстрационный стенд богато декорированные и инкрустированные шкатулки. Ангелина всплеснула руками и намертво приклеилась к прелестным безделушкам.
Удачная попытка продавцов перевести внимание его жены на товары прошла мимо Леона. Он блаженствовал, разглядывая не столько мебель, сколько медовый свет на ней – устроители магазина позаботились, чтобы место у широченных окон пустовало и солнце беспрепятственно могло обрисовать и высветить каждый предмет. Сейчас Леон стоял возле кресла, нежно касаясь пальцами его несколько вычурной, но в солнечных лучах вполне изысканной спинки. Голос жены давно замолк, и он, отметив этот факт краешком сознания, машинально решил, что его заглушил мебельный ряд.
Кто-то вежливо дотронулся до его локтя.
 

– Присядем? – предложил лысый, подбородком указывая на кресло, резьбу которого Леон гладил, и на его пару напротив.

– А можно? – Леон счастливо улыбнулся и осел в кресле, чувствуя, как расслабляются мышцы, а мягкое упругое ложе ощутимо подстраивается под него.

 
Лысый наблюдал за ним. Леон – видел. Но сейчас ему было всё равно. Возможно, купить он ничего не купит, но насладиться – пусть временно! – комфортом и уютом, безобидной страстью к старине обязательно должен.
 

– Вам нравятся старые вещи?

– Очень! Но только… как бы это сказать? Я не стремлюсь быть знатоком. Не смогу отличить время, автора, стиль. Я как тот обжора, который не знает, из чего и как сделано то или иное блюдо. Но поедать его будет с наслаждением.

– Леонид Андреевич, вы… вы не помните меня?

 
Напряжённое внимание лысого Леон заметил лишь после паузы, в течение которой он нехотя переключился с желанной темы на совершенно постороннюю.
Осознав вопрос, он не стал искать в лице собеседника знакомые черты. Снова неловкость, но полегче. Неловкость уже не для него самого, а для спросившего. Поэтому Леон поспешил смягчить ситуацию и добродушно сказал:
 

– Жена в состоянии раздражения любому собеседнику рассказывает обо мне всю подноготную. И никогда не забудет упомянуть, что я постепенно теряю память.

– А моё профессиональное свойство – не слышать, когда дамы позволяют себе поболтать о постороннем, – поняв, куда клонит Леон, улыбнулся лысый. – Надеюсь, я не обидел вас этим?

– Она… – начал было Леон и осёкся. – Впрочем, это неинтересно.

– Меня зовут Фёдор Ильич, и, поверьте, я живо заинтересован во всех изменениях, которые касаются непосредственно вас.

 
Леон с самого начала подпал под вкрадчивое обаяние Фёдора Ильича, под очарование его неспешного, чуть старомодного говорка. А может, действовало окружение изысканной мебели: уголок, где они сидели, представлял собой часть апартаментов в старинном загородном доме, каким его многие представляют по фильмам.
 

– Моя жена…

– Юноша задержит её примерно на полчаса. Времени достаточно, чтобы вы хоть в какой-то мере прояснили для меня ситуацию. Итак, вы говорите, у вас амнезия.

– Отнюдь. – Лысый Фёдор Ильич назвал его по имени-отчеству, поэтому Леон решил, что может быть с этим человеком откровенным. – Врачи называют это несколько иначе. Мой шурин шутит, что я человек с тёмным прошлым. Когда я думаю о событиях годичной давности, я ощущаю лишь темноту. Для меня реальность – последние три-четыре месяца. И – болезнь прогрессирует. Думаю, я вскоре, как герой одного фильма, уже с утра не буду помнить, кто я и что собой представляю. А вы? Мы работали вместе?

– Мы были коллегами одного ведомства. Кабинеты разные.

 
Фёдор Ильич обронил ответ и надолго замолчал. Леона его немногословие удивило. Со знакомыми из прошлого (к сожалению, прошлого позднего) он встречался раза два-три. Узнав о потере памяти, эти знакомцы обычно вываливали на него лавину информации, считая своим долгом расшевелить засыпающую память Леона. А Фёдор Ильич вопросы задавал скупо, а уж о себе…
Впрочем, может, всё дело в том, что время и место для воспоминаний не самые удобные. Леона немного рассмешило и ещё одно (кстати, в последнее время ему всё казалось забавным – включая гневную воркотню жены; ну, почти всё забавным): в глазах тех, кто его раньше знал, при упоминании о плохой памяти вспыхивал самый настоящий азарт. В глазах же Фёдора Ильича темнела плохо скрываемая тревога. Он так нервничал, что изменился в лице.
И Леон вытянул руку коснуться рукава Фёдора Ильича и мягко и ласково сказал:
 

– Фёдор Ильич, вы не переживайте так за меня. Если честно, я не жалею о своём исчезающем прошлом. Зная свой характер, надеюсь, что преступником я не был. Настоящее для меня гораздо увлекательнее. А уж если по крупному счёту, я рад, что старость обошлась со мной по-своему милосердно. Всякое ведь могло быть…

– Леонид Андреевич, что вы скажете, если я предложу вам за бесценок совершенно уникальное зеркало? – словно не слыша его, сказал лысый. – По старой дружбе… И… называйте меня просто Фёдор.

– Но…

– Я понимаю, что деньги всецело в ведении вашей жены. Поверьте, ей настолько понравится зеркало и цена за него, что она купит его просто из спортивного интереса. Побродите ещё немного по залу, полюбуйтесь нашей экспозицией. Да, у меня память тоже никудышная, забыл представиться: я хозяин сети магазинов, торгующих антиквариатом. Вот, прошу вас, моя визитка. Я черкну несколько слов, и вас в любом из наших филиалов будут встречать с подобающим моим друзьям уважением.

 
Леон сидел в кресле и рассеянно разглядывал визитку, в то время как хозяин вновь занялся его женой. Возможно, когда-то лысый и в самом деле был его хорошим другом, если делает ему такой подарок (только почему он ничего о себе не рассказывает?). А хорошо иметь друзей – и в забытом прошлом тоже – которые, узнав о частичной амнезии, не отворачиваются, а продолжают приятные отношения… Его взгляд безучастно застыл на ребре высокого буфета…
… Фёдор появился между двумя шкафами, чуть сбоку от кресла Леона. Мужчина в кресле ему был хорошо виден – как на ладони. Когда бездумная улыбка смягчила лицо Леона, Фёдора передёрнуло: видеть безмятежность, почти идиотическую, на лице Леона было невыносимо. Но хозяин всё же уловил миг, когда лицевые мускулы его гостя начали расслабляться. Судя по прикрытым глазам, Леон на секунды впал в дремоту, и бессмысленная улыбка растворилась. Следом, очень медленно лицо Леона обвеяла бегучая тень, мимоходом наложившая на него печать странной жестокости, – Фёдор мгновенно похолодел и было хотел немедленно уйти. Словно мягкую маску наложили на маску жёсткую: проступили черты резкие, придавшие лицу Леона властное, нетерпимое выражение. Но мимолётная тень скользнула и пропала, оставив впечатление игры теней и света. А Леон поднял глаза, восхищённо улыбнулся и встал из кресла, чтобы подойти к буфету, потрогать его.
 

– Ах, какая красота…

 
Он не заметил, как побледневший Фёдор, с мокрым от ужаса лицом, шагнул назад и очутился вне пределов его видимости.
Предаваться восторженным впечатлениям Леону пришлось недолго. Минут десять прошло, не больше, когда в «его» закуток вплыла Ангелина под руку с хозяином магазина. Лицо жены возбуждённо сияло восторгом и радостью.
 

– … в кои-то веки от него польза! Вы ручаетесь, что ваши мальчики сделают всё, как именно мне нужно?

– Я послал своих грузчиков установить зеркало, – объяснил Фёдор, поймав недоумённый взгляд Леона. – Милейшая Ангелина желает вместо обычного зеркала в стенке-прихожей встроить старинное.

– Сочетание модерна и старины – это так пикантно! – захихикала Ангелина.

– Грузчики? Встроить? – не понимал Леон.

– Глупый ты мой! – Ангелина манерно сняла "пылинку" с его безупречного костюма. – Мальчики Фёдора Ильича – это нечто бесподобное. Они и краснодеревщики, и грузчики, и дизайнеры. А кстати, Фёдор Ильич, вы нам так и не сказали, кем вы были в прошлом для Леонида.

 
Фёдор улыбнулся несколько странно (сердце Леона ёкнуло и заныло): улыбка получилась весёлой, но исполненной торжествующего злорадства.
 

– Ничего особенного. Мы были коллегами в одном из отделений военной разведки.

 
Было слышно, как по небольшому залу прошли грузчики, как монотонно запел лифт, удалились чьи-то шаги. А потом Ангелина, наивно округлив глаза, с жадным интересом спросила:
 

– Так Лёнечке теперь пенсия по инвалидности полагается? Так, что ли?

 
Если Фёдор и хотел их ошарашить, то последнее слово всё же осталось за Ангелиной.
2.
Леона нашёл Андрюха, младший брат Ангелины.
Андрюха из тех нуворишей по-русски, чей гонор описан в анекдоте: «Браток, где ты купил свой галстук? Здесь, за углом? Да ты что?! Шагов через десять тот же галстук продаётся, но на двадцать баксов дороже!»
Челночным бизнесом Андрюха занялся в самом начале челночной эры. Вскоре он стал хозяином крупных рыночных точек с нанятыми продавцами, за которыми следил управляющий. Затем содержимое точек переехало в самые настоящие магазины. Андрюха превратился бы в респектабельного буржуа, если бы не характер. Он пытался общаться с людьми, равными ему по финансовому положению; неотёсанность манер не притупила его чувствительности: он учуял, что с ним обращаются даже не снисходительно – брезгливо, и чем больше он доказывал, что может купить всё и всех с потрохами, тем больше его сторонились. Тогда он плюнул на знакомства в элитных сферах и принялся жить так, как считал нужным.
Андрюха – тип упёртый. «Упёртый» – это стоит бычина на лужайке, хлещет себя хвостом по бокам, башку склонил рогами вперёд, копытом землю роет. Что ему ни доказывай – глазища кровью налиты, упёрся на своём и будет стоять до последнего. И внешне тоже бычина: коренастый, огрузневший на добрых харчах, да и лопоухость подчёркнута жёстким чёрным ёжиком. Но одного взгляда достаточно, чтобы понять: бычина солидный, не хуры-мухры мужик.
И официант ему такой же достался в дорогущем частном ресторанчике…
Даже щедрые чаевые на первых порах не помогали: ни один официант не желал обслуживать Андрюху по второму разу в его отдельном кабинете. Весь персонал испытывал ужас при одном его появлении. На Андрюхино счастье, ресторанчик расширил перечень услуг. В частности, появились модные бизнес-завтраки и бизнес-обеды по слегка сниженным ценам. Народ повалил в заведение. Ведь и шеф-повар здесь хорош. Как следствие, добрали команду официантов. Так Андрюха получил возможность покуражиться над новичком и сразу нарвался на Игоря. Упрямство молодого человека (совершенно не обоснованное – считал Андрюха) выражалось в том, что его отсутствующе вежливое лицо никогда не менялось. Официант ни на что не реагировал: ни на размалёванную «девочку», ни на вызывающие одеяния сумасбродного клиента, ни – тем более – на поддразнивания или прямые оскорбления и капризы. Однажды Андрюха в сердцах обозвал его Манекешей и с тех пор не называл иначе. А вывести из себя Манекешу стало для Андрюхи не просто желанием, но игрой…
Бомж едва держался на ногах. «Накурился или допился до чёртиков», – решил Андрюха и проехал бы мимо бедолаги, если бы в данный момент не ломал мозги в поисках, чем бы вывести из себя Манекешу. Будто щёлкнуло что-то: идеальный чёрно-белый чистюля – и бродяга, само воплощение навозной кучи… Слабо протестующий бомж был засунут в машину – слава Богу, от него ничем не воняло.
 

– Жрать хочешь? – агрессивно спросил Андрюха, дождался слабым голосом утвердительного ответа и продолжил: – Рыпаться не станешь – накормлю до отвала. – И, заметив некоторый испуг своего пассажира, сообразил, что его слова несколько двусмысленны, добавил: – В ресторан едем. Идёшь за мной – и ни гу-гу! Понял?

 
При виде Андрюхиного гостя метрдотель посерел. Ещё прежде охрана при входе развернула морды в стороны, заткнутая красивыми бумажками. Однако на этот раз, поскольку Андрюха не буйствовал на входе (цель другая была), мало кто из посетителей успел разглядеть странную пару, спешно проведённую метрдотелем в отдельный кабинет.
Уже в кабинете бомж виновато пробормотал:
 

– Руки бы хоть помыть…

 
Андрюха ткнул пальцем в декоративный фонтанчик: в интерьере кабинета один угол ненавязчиво обсадили карликовыми кустиками и таким образом имитировали уголок японского садика.
Бомж протянул руки к воде – Андрюха широко ухмыльнулся: Манекеша вошёл именно в этот момент. Но пока парень держался. Скользнул взглядом по обтрёпанной фигуре в традиционном для бродяг обвисшем плаще (месяц март был) и безукоризненно вежливо выслушал заказ. «Предупредили, небось», – снисходительно решил Андрюха.
Сервировав стол (бродяга вёл себя на редкость терпеливо, и только вздрагивающие лицевые мышцы и – почти незаметное, впрочем, – сглатывание говорили, как он голоден), Манекеша застыл на мгновение, оглядывая приборы придирчивым глазом. Андрюха мысленно поторопил бомжа: ну, давай, накидывайся, суслик, для чего я тебя сюда притащил! Бродяга будто услышал, вопросительно глянул на щедрого хозяина – тот кивнул.
…Все в ресторанчике прекрасно знали, что специальными столовыми предметами Андрюха пользоваться не умеет. Он пытался, и не раз, выучить, что чем цепляют, но по-варварски хитроумная головушка запомнить таких изысков не могла. Здесь, в заведении, где, несмотря на все его выкрутасы, богатого и щедрого клиента терять не хотели, давно привыкли: Андрюха всегда заказывает разнообразные блюда, но пользуется лишь вилкой да ложкой, что ему и подавали. Манекеша всегда сервировал заказ от и до. По обе стороны от основного блюда он располагал десяток угрожающе блестящих предметов. Уже в первое его обслуживание Андрюха орал так, что бокалы звенели. Хорошо ещё, дверь в основной зал всегда закрывалась плотно…
Бродяга улыбнулся детской счастливой улыбкой. Обалдели оба – и Андрюха, и официант: бомж вооружился ножом и вилкой и, игнорируя салат, принялся за бифштекс. Он ел не спеша, изредка запивая мясо вином – Манекеша наполнил бокал машинально, среагировав на кивок и приподнятую бровь неожиданного клиента. Правда, через минуту-другую Манекеша справился с изумлением и скептически посмотрел на Андрюху. Обалдевшее лицо клиента убедило, что если и разыгрывают, то не одного его. Чуть пожав плечами, он вышел из кабинета за следующим блюдом.
 

– Слышь, профессор, как тебя там? Кликуха у тебя есть? – спросил Андрюха, тоже ухватив нож и вилку и несколько неуклюже подражая действиям бродяги.

– Кликуха, кликать, – прошептал бродяга. – Меня зовут Леоном.

– Леонид, значит. Как же ты, Леонид, докатился до ручки? Видно же – интеллигенция, а – бомжуешь. Расскажи-ка. Может, и помогу чем.

– Я не помню.

– Не понял. Как это – "не помню"?

 
Не прекращая посылать кусочки мяса в рот, бродяга коротко поведал о своей частичной амнезии. Поскольку ел он в эти минуты медленнее, чем начал, Андрюха успел освоиться с парочкой предметов в своих руках. Кроме того, он прочувствовал необычный вкус привычного мяса, запиваемого глоточками вина. Раньше он вино оставлял на десерт и выпивал сразу, как в давние времена компот, например.
Пока бродяга, передохнув после мясного блюда, наслаждался салатом и ещё каким-то диковинным блюдом (сегодня Андрюха специально заказал самые экзотические), Андрюха, глядя на его руки, пришёл к соглашению с самим собой и предложил:
 

– Профессор, давай заключим сделку. Неделю ты ходишь к этому ресторану, обедаешь со мной, а я тебе за это ещё и бабки отсыпаю – за компанию? Что скажешь?

 
Бродяга, с вином в руках, откинулся на спинку кресла. Длинные худые пальцы переплелись вокруг ножки бокала. Леон осторожно, едва вздрагивая ноздрями, вдыхал аромат напитка.
 

– Мне нравится, – сказал он после недолгой паузы. – К сожалению, существует одно «но». Сейчас я с трудом вспоминаю, что было полгода назад. Где гарантия, что болезнь не примет неожиданный оборот и уже завтра я не забуду о нашей договорённости?

– Где ты ночуешь?

– У меня нет постоянного места. – Леон выглядел смущённым, будто чего-то не договаривал. Но Андрюху пока интересовало другое. Ему нужен именно этот бомж – и точка! С ним он не ощущал себя выставленным на посмешище дураком.

– Наркоту, курево потребляешь? (Отрицательное качание головой) На что-то же ты живёшь?

 
Бродяга опустил глаза. Андрюха понял, что правду говорить бомж не собирается. Но и врать тоже не хочет. Сколько ему лет? Явно за пятьдесят, если не больше. За собой, за своей внешностью своеобразно, но приглядывает: густая бородка правлена не у парикмахера, но чувствуется попытка подровнять её. И, только внимательно разглядев бороду и волосы бродяги, Андрюха сделал открытие: именно волосяной покров, грязно-серый от седины, придаёт бомжу неряшливый вид. Ну, плащишко ещё. Стоп! А с чего это взялось, что бродяге чуть ли не пятьдесят? Вон глянул исподлобья – глаза-то у парня чистого синего цвета!.. Ах, вот в чём дело: чистоту цвета сводят на нет морщинистые мешки под глазами… Чёрт те что…
В общем, Андрюха звякнул секретарше, предупредил, что на рабочем месте его сегодня не дождутся, и привёз бомжа к себе.
К себе – это три квартиры на одной лестничной площадке, соединённые в «мои апартаменты». В «моих апартаментах», кроме Андрюхи, жила его старшая сестра Ангелина, разведённая, с сыном. Сюда же время от времени Андрюха привозил своих «красоток» – презрительно кривила рот Ангелина. Ангелина не работала: детский сад, в котором она трудилась со дня его открытия, прекратил своё существование в разгар перестройки. Брат велел не хандрить и работу не искать, готовый обеспечить её всем необходимым. Из благодарности Ангелина взяла на себя домашнее хозяйство брата, гневно отметя предложение нанять домработницу и кухарку. И Андрюха не пожалел. Дом всегда сиял чистотой и уютом, а с кухни вечно плыли сытнейшие запахи. Он было попробовал сосватать Ангелину за кого-нибудь из партнёров по бизнесу: «Ты баба в самом соку, и пацану папашка – крепкий мужик нужен». Попытка не удалась. Он быстро свыкся с положением, когда Ангелина и его, как своего Мишку, перевела в разряд собственных детей. Иногда и она его пилила, что никак не остепенится, не заведёт семьи. Но взаимные матримониальные попрёки давно уже переросли в традиционное ворчание.
Появление бродяги в доме вызвало сначала шок, затем бурный скандал. Самый ураган Леон промылся в ванной комнате и не слышал ядовитых замечаний по поводу его социальной статуса и состояния здоровья. Когда же он, освежённый, побрившийся, с зачёсанными назад ещё мокрыми волосами, в самом скромном халате Андрюхи, появился в комнате, два вулкана уже поутихли. Ангелина, искоса глянувшая на него волком, с абсолютным сознанием своей правоты гордо удалилась.
Ночью она вторглась к нему с намерением «разбудить его совесть».
Её поразили включённая прикроватная лампа и книга в руках Леона.
Время было за полночь.
С минуту Леон и Ангелина смотрели друг на друга. Потом он тихонько похлопал ладонью по постели. Удивляясь себе, женщина покорно пошла на зов.
Что сестра всю ночь пробыла в комнате бродяги, Андрюха узнал только поздним утром, когда и он, и Мишка обнаружили, что завтрак не готов. Обыскав всю квартиру, в последнюю очередь заглянули в комнату своего необычного гостя. В секунды рассмотрев представшую картинку, Андрюха немедленно схватил племянника за шиворот и уволок на кухню. Мальцу десять лет, всё-таки. И, хотя в картинке ничего крамольного не было, Андрюха постановил: Мишке нельзя видеть мать в чужой постели. Ибо Ангелина сладко почивала на груди Леона, а он, приобняв её, на ворвавшихся к ним смотрел совсем не сонными глазами. И, поостынув, Андрюха оценил ситуацию: не всякий даст женщине досыта поспать.
Одно задело. И раньше Андрюха приводил гостей домой с ночевой – гостей, с его точки зрения, солидных, но Ангелина стойко держала дистанцию «гость – любезная хозяйка». А здесь – к какому-то бомжу, сама! Вечером того же дня рассказала, что сама. Но заноза досады проболела несколько дней и пропала. Видеть Ангелину счастливой?.. Довольной – да, видел. Счастливой – нет. И вот – на тебе: Ангелина поёт на кухне, мурлычет при уборке, воркует над Мишкой, смущённо и радостно улыбается брату. На бродягу смотрит молитвенно.
Андрюха Леона одел как человека. Точнее, заплатил – и немалые бабки: экс-бродяга выбирал костюмы неброские, но дорогие. Андрюха денег не жалел: платил за счастье сестры.
Справили через знакомцев паспорт. Так точно и не узнали – Леонид или Леонтий. Нашли наколку на сгибе локтя – Леон. От неё начали плясать и продолжили до Леонида Андреевича. Фамилию решили дать первого мужа Ангелины, чтобы от соседей женщине косых взглядов не доставалось. Самому бродяге было всё равно, кем его определят. Долго думали, ставить ли штамп в документе. Решили подождать. Вдруг какое коленце новый родич выкинет?
И выкинул. Ангелина девочку родила. Эйфория от мужской ласки не то что пропала – женщина привыкла к ней, как к ежедневной дозе. С дочкой носилась как курица с яйцом, не до сына стало. Но Мишка себя заброшенным не чувствовал. Отчим оказался отменным педагогом: пацан из тихих троечников полез в отличники. К тому же дядю своего он почти не видел, а ласковый отчим иной раз негромко, но железно скажет слово-другое – вроде мелочь, а ослушаться страшно.
Потом и Андрюха заметил математические способности зятя и в августе, после строжайшей проверки, принял его на должность в свою фирму.
Да, через неделю пребывания в квартире Андрюхи Леон получил от него в подарок огромную, в роскошном переплёте книгу-тетрадь.
 

– Пиши, как мы встретились, – приказал Андрюха, – про обед, про Манекешу. Не забудь прописать, каким ты был и что ещё помнишь. Если уйдёшь от нас, тетрадь забери – пригодится.

 
И Леон начал писать – полчаса перед сном. За двенадцать лет в семье Андрюхи и Ангелины он исписал шесть ежедневников и был бесконечно благодарен Андрюхе за идею, которая подарила бывшему бомжу прошлое.
Двенадцать лет – это немало. Двенадцать лет – и в семье узнали о главной странности нового жильца: деньги, выдаваемые ему на карманные расходы (зарплату из фирмы Ангелина забирала подчистую, и Леон не протестовал), он целиком и полностью тратил на прессу. Брал всё – от газет официального направления до «желтухи», брезговал лишь откровенным порно… Читал жадно, будто выискивал что-то. Андрюха понимал и сам надеялся: а вдруг что-нибудь да вспомнит?
О второй странности никто не догадывался, поскольку коснулись её поверхностно и решили, что у Леона сверхчуткий сон, а сам он не возражал против шуток на эту тему. Дело в том, что он вообще не спал. Догадываясь, что отсутствие сна – это аномалия, Леон, едва Ангелина засыпала, просто принимался за мысленную переработку информации из прессы. Ночь проходила безболезненно, а утром целовал отдохнувший, без единого сна в глазу мужчина, и всё шло своим чередом…
3.
Дома просто не поверили. Шутников на свете много. Да и зеркало затмило шокирующую новость о прошлом Леона.
«Мальчики» Фёдора сотворили чудо, и скудные линии стандартного шкафа-купе ненавязчиво оттенили богатство зеркальной рамы. Ангелине слегка не пришлось по душе само зеркало – темноватое, с волной заметной кривизны. Но восторженные ахи домочадцев склонили её к логичной мысли: «Хочешь иметь раритет – мирись с его отдельными недостатками». Про себя она решила, что выправит ещё один шкаф, сплошь зеркальный, и успокоилась, и присоединилась к группе восторженных ценителей старины.
Долговязый Мишка, благополучно перешедший на второй курс стройфака, придерживал оседлавшую его Анюту, которая желала непременно дотронуться до самого верха зеркала. Леон обнимал Ангелину за талию, а Андрюха вслух раздумывал, как бы обновить интерьер офиса, совместив авангардную, скелетообразную мебель, предложенную дизайнерами мебельной фабрики, с чем-то тяжёлым и солидным из антиквариата.
 

– Здорово Леонид придумал, – наконец припечатал он. – С этим твоим Фёдором надо будет обязательно потолковать… А насчёт разведки – думаю, парень загнул. Мужик пропал – найти не могли? Это разведка-то! Не поверю… Гелюшка, что у нас на ужин?

 
Ужин готовили две женщины, Ангелина и новая подружка Андрюхи, и наварили-натушили столько, что даже вечно голодный Мишка засиял. А когда сели за стол, Леон вдруг взглянул на гостью и с привычной для всех лаской в голосе сказал:
 

– Ну, наконец-то!

 
Пока сидящие за столом – и женщина в том числе – удивлённо переглядывались, Андрюха побагровел и уставился в тарелку с салатом, озадаченно насупившись.
… Ангелине снилось что-то тревожное. Она ворочалась с боку на бок, тихо и невнятно говорила что-то сквозь зубы, раз даже застонала. Изредка начинала двигать руками – до тех пор, пока не натыкалась на Леона, льнула к нему, успокаивалась на время. А потом – всё сначала. Поэтому Леон не сразу выполнил задуманное. Он жалел женщину и, когда она в очередной раз легла головой на подушку, лицом к нему, провёл ладонью по её волосам, утешая, как беспокойного ребёнка, и желая, чтобы она немедленно заснула спокойным сном. Ангелина напряглась – и будто опала, расслабилась. Леон выждал ещё несколько минут: дыхание жены утишилось, жёстко сведённые брови вновь образовали круглые дуги, приоткрылся напряжённый рот.
Он иногда среди ночи вставал, включал торшер над креслом. Торшер имел хороший плотный абажур, дающий только направленный поток света. И – под ним легко читалось до утра. Читал Леон книги: газеты шуршали – книжные страницы ложились легко и почти бесшумно… Но сейчас не до книг.
С мягкостью, стороной и почти безучастно удивившей его самого, Леон одним движением скользнул с постели. При зашторенных окнах, словно взвихренный со дна ил, в комнате застыла чёрная мгла неравномерной плотности.
Леон видел сгустки тьмы не впервые, но знал, как пройти к двери, минуя стулья, кресла. Знал, где кончаются ковры и начинается прохлада паркетного пола. Знал, с какой стороны ступить, чтобы не скрипнули слабо пригнанные паркетины…
Идти бы дальше, но сегодня непроницаемость тьмы заворожила его. Он видел дымчатые клубы – зная, что не видит ничего. Он даже протянул руку и всунул её в особенно густую облачность – иллюзия более тяжёлого воздуха вокруг ладони отдалась в горле тошнотной волной.
Наконец он заставил себя сдвинуться с места – от мгновенной дезориентации в пропавшей в темноте комнаты его сердце болезненно трепыхнулось. Выворачивающий укол (он увидел наколотую на «цыганскую» иглу тряпичную куклу) – и Леон замер, но, потеряв равновесие, вынужденно шагнул вперёд. И застыл.
Ощущения под ногой: привычная щетина ковра и что-то очень нежное и тёплое – вернули его к реальности. Теперь он услышал сонное тиканье будильника, вспомнил, как Ангелина, раздеваясь, уронила и не хотела поднимать пушистый джемпер, – и почему-то сразу и машинально просчитал путь к двери.
В коридоре не так уж темно: у самой двери в прихожую, объединявшую квартиры, сероватый здесь лунный свет паутиной облепил все плоскости, до которых достал.
Он открыл дверь и не успел испугаться, ослеплённый будничным, тяжеловато-жёлтым светом старой люстры, за старостью, но пригодностью сосланной сюда, в прихожую, где она даже казалась излишне роскошной.
Перед зеркалом стояла Анюта – в пышном, шитом на заказ платье для сна (девочка покорно сносила барочные безумства матери, обряжавшей её как любимую куклу). Леон подозревал, что его дочь равнодушна к нарядам, но сейчас роскошь кружев и атласа была подчёркнута как никогда в неожиданном обрамлении тяжёлой резной рамы. Он встал позади дочери и успел заметить её изучающий взгляд на саму себя – взгляд фанатичного учёного, прежде чем она подняла глаза на него. Совсем не вялым голосом она тихо объявила:
 

– Я видела сон.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю