Текст книги "Путы для дракона"

Автор книги: Сергей Радин

– Ромушка, давай мы сначала узнаем, с чем он к нам идёт? – миролюбиво предложил Игнатий. – А потом уж все вместе его и поубиваем.

– А то эта гнида может с чем хорошим прийти, – сказал Роман. Док Никита, дай мне встать нормально. Рашид же держит.

– Дай слово, что в драку не полезешь.

– Не дам. Фиг меня знает… А вдруг он такое скажет…

– Тогда держись сзади, при Володьке. Володь, приглядишь за ним?

– Я-то постараюсь, – с сомнением сказал тот.

 
В чёрно-белом кино утра преобладали оттенки серые. Впечатление старой киноплёнки ненароком подчеркнул идущий по дороге человек: светлело – за его спиной, оттого он чернел теневой плоскостью, будто вырезанный из чёрной бумаги.
 

– Точно, Мигель…

– Как это Роман его узнал с такого расстояния?

– У Романа на Мигеля аллергия, как у аллергика на пыльцу. Цветка не видать ещё – аллергик уже чихает.

– Сами вы… аллергики.

 
Мигель шёл неспешно, словно прогуливался по утреннему городу, изредка обходил каменные завалы, перепрыгивал дорожные трещины и снова возвращался на пешеходную дорожку.
Сомнений больше нет. Он шёл именно к ним, к своим бывшим коллегам.
Роман, сдерживаемый Рашидом и Володькой, тихо зарычал.
И вот он перед ними. Две стороны замерли, изучающе разглядывая друг друга.
Леон с любопытством рассматривал человека, стоящего перед ним, и вновь испытывал странное чувство. Этот человек ему совершенно незнаком. В самом начале пребывания в Ловушке ему называли имена, и он за ними пусть смутно, но видел частичку жизни их носителей. Один за другим появлялись ребята, взгляд на лицо – и он продолжал вспоминать. Мигель же был и есть… чужой? Леон напрягал память, вызывая хотя бы ощущение, намёк на былое знакомство с чужаком, но единственным подтверждением знакомства оставались сны.
И Леон отказался от попытки вспомнить. Теперь он просто смотрел на Мигеля, чтобы понять, почему он мог вызвать к себе столь откровенную неприязнь Романа. Лицо Мигеля почти лишено отличительных черт – настолько гладкое, что напоминало бы лицо манекена, если бы не выразительная мимика. Очень выразительная. Он улыбался так, будто оскорблял собеседника; изредка морщил рот, будто брезговал, а глаза… Чёрные глаза Мигеля стыли надменным холодом. Неудивительно, что Роман взбеленился. И ещё одну странность уловил Леон. Мигель во время разговора общался со всеми, кроме Леона. Леона для него не существовало.
 

– Ну, что? Мы здесь так и будем стоять? – свысока заговорил Мигель. – Или у вас найдётся более удобное место для беседы?

– Сначала объясни, в каком качестве ты на нас свалился, – сказал Брис, – а то мы тут все в недоумении: то ли нам сразу тебя побить, то ли выслушать для начала.

 
Мигель перевёл взгляд на Романа и поднял бровь – смуглое лицо Романа побледнело. И тогда Володька почти безразлично сказал:
 

– Мигель, если ты будешь вести себя как сопливый мальчонка с золотым горшком под заср…м задом, я не только Романа отпущу, но и сам помогу выбить из тебя всё дерьмо.

 
На мгновение Мигель словно стал выше, локти полусогнутых рук начали почему-то медленно подниматься в стороны… Док Никита сказал вдруг совсем по-простецки:
 

– А-а, вон ты чё такое! Ладно, ребята, хватит кукситься. Идём в квартиру. Может, он и в самом деле пришёл не просто так.

 
Шагая вслед за остальными, Леон гадал, заметила ли команда необычное в Мигеле, или ему всё почудилось? И что значит эта реплика дока Никиты?
Кресло, в которое сел Мигель, стояло у стены, ближе к углу. Специально или так получилось, но это место оказалось самым уязвимым для человека, на которого точат зуб. Так размышлял Леон, примечая, как уверенно ведёт себя Мигель. А через минуту, после того как все расселись, Леон с удивлением понял, что не может оторвать взгляд от Мигеля – парень будто примагнитил его глаза, хотя сам – явно намеренно – на Леона не глядел.
 

– Итак, мы слушаем тебя, – сказал Брис.

– Я послан предложить вам свободу при небольшом условии, – монотонно сказал Мигель. Он выждал несколько секунд. Никто не прервал его, и он продолжил: – Условие такое: вы оставляете Леона мне… нам.

– А кто это вы, к кому причисляешь и себя? – немедленно спросил Игнатий.

– Подожди, Игнатий, – перебил его Брис. – Мигель, как ты себе представляешь выполнить это условие? Не думаешь же ты, что мы вот так просто возьмём и отдадим командира неизвестно кому? Слишком много "но" возникает.

– Обалдеть! – сделал открытие Игнатий. – Так, значит, вся эта заваруха устроена, чтобы достать Леона?! Столько лет?! Целый город! О Господи!.. Мигель, а эти самые, от лица которых ты выступаешь, они, случайно, не психи?

– С самого начала встречи с вами мне приходится выслушивать только оскорбления, – сквозь зубы процедил Мигель. – Вы годы блуждали по этому городишке, воевали со всякой дрянью, и всё-таки жизнь в Ловушке вас ничему не научила! Вы вернётесь домой, в свои семьи. Колпак над Ловушкой будет снят, и вся мерзость из города убрана. Сюда вернутся люди и будут счастливы жить на прежнем месте. И все эти события станут реальными, когда один человек уйдёт со мной.

– Стоп! Всё это стандартное уговаривание, наподобие "жизнь одного как плата за жизнь многих", – не выдержал Володька. – Но у меня сейчас на уме другое. Ты что же – думаешь, мы скажем Леону, иди, мол, Леон, с Мигелем, и он послушно потопает за тобой?

– Почему бы и нет? – Одним мягким движением Мигель встал и теперь вглядывался в глаза Леона. – Пойдёшь, Леон? Пойдёшь со мной?

– Пойду, – без колебаний ответил Леон.

– Не-а, – сонно, но вызывающе в ошеломлённой паузе высказался Роман. Он снова сидел между Рашидом и Володей, точнее – полулежал, откинувшись на мягкую спинку кровати и сцепив руки за головой. – Никудашеньки Леон не пойдёт, пока ты свой вонючий поводок с его шеи не снимешь, понял?

 
Мигель улыбнулся светской, непринуждённой улыбкой и снова сел.
 

– Теперь и я вижу, – сказал наконец док Никита. – Мигель, я понимаю твоё желание выполнить свою миссию быстро и чётко, но то, что ты сделал, на взгляд обычного человека, – грязная игра.

– Но Леон тоже необычный человек, – поморщился Мигель.

– Тем не менее – сними.

 
Последние реплики для Леона оказались сплошной абракадаброй. Какой-то поводок, который на него накинули… Он осторожно пошевелил шеей. Чушь. Ничего нет. Им не понравилось, что он сразу откликнулся на зов мальчика? Но Мигель выглядит совсем не таким, как его описывали товарищи, и даже не таким, каким он предстал в одном из снов. Воспитанный, интеллигентный мальчик и пришёл с дельным предложением. Если есть возможность превратить мёртвый город в живой, если ребята смогут вернуться… Он смотрел в глаза Мигеля и видел сейчас, когда от невидимого ещё за домами солнца достаточно посветлело, что глаза мальчика не чёрные, как сначала показалось, а настолько тёмно-синие, что кажутся чёрными. И эти глаза притягивают, не дают смотреть по сторонам, и Леону нравится их притягательность, нравится быть необходимым для мальчика, который так серьёзно относится к данным ему поручениям…
… Будто кто-то заботливо протёр стекло, и оно, и так чистое, стало прозрачней, и Леон изумлённо подумал: какой же Мигель мальчик?! Здоровый парень, лет двадцати пяти, наверняка повидавший жизнь – вон какой у него цепкий, внимательный взгляд. Не-ет, почему-то теперь он больше похож на опытного дипломата.
 

– Вот теперь спрашивай, – вздохнул док Никита.

 
Они все помолчали, тщетно ожидая от Мигеля реплики. Тот продолжал равнодушно улыбаться и молчал, словно сидя в компании симпатичных ему людей.
 

– Хорошо. Спрошу я, – вмешался Брис. – Леон, ты готов идти с Мигелем?

– Я не совсем понимаю… – начал Леон – и пожал плечами: – Не знаю. Я ведь до конца так и не разобрался, что здесь происходит. И, кстати, не буду возражать против вашего совета, идти ли мне с ним. Хотя нет. Не хочу перекладывать на вас… Это нечестно… Мне надо подумать.

– Сколько времени нужно, чтобы ты решил? – спросил Мигель.

– Ну…

– До завтрашнего утра, – твёрдо сказал Брис.

 
Мигель встал и вышел из комнаты. Никто не шелохнулся, слушая лёгкие, затихающие шаги.
 

– Леон! – позвал док Никита. – Слушай сюда. Мигель не вполне человек. В придачу к своим особенностям, он ещё и маг высшего класса. Ну, колдун, в общем. Тебя, наверное, задним числом удивило, как быстро ты согласился пойти с ним. Так вот. Он накинул на тебя поводок послушания – такой тонкий, что сразу и не разглядишь. Роман пристрастен, поэтому и высмотрел ментальную удавку. Запоминай: Мигель очень опасен для тебя, беспамятного.

– То есть, вернись ко мне память, я бы разглядел этот поводок?

– Какое там разглядел! Ты бы почувствовал, что его накидывают.

– Почему?

– Что – почему?

– Почему бы я тоже разглядел? Что имел в виду Мигель, говоря, что я "тоже необычный человек"? Я тоже маг или тоже – что?

– Мы все колдуны, то есть маги! – миролюбиво сказал Володька. – Просто кто-то в большей, кто-то в меньшей степени. Амнезия тебя несколько изменила, ты забыл о своих навыках и действуешь либо в силу привычки, либо инстинктивно, но не сознательно. Вот и всё объяснение.

– Чем займёмся? – хмуро спросил Роман. – По-моему, время обсудить, что делать дальше.

– А по-моему, время завтрака-а, – зевнул Игнатий. – Пошли умываться, а потом Брис расскажет нам свою гениальную идею, о которой намекнул нам вчера.

 
2.
Кошка появилась на подоконнике, уже свободном от одеяла, выполнявшем функции шторы, и при виде компании, сидящей за завтраком, приветственно вздёрнула пушистый хвост. С нею поделились найденными консервами, после чего мать-одиночка принялась кормить детёныша. Детёныш мял лапками живот матери, сосал молоко и поблёскивающими круглыми глазёнками следил за людьми.
Разлили кофе. Глядя на радостную физиономию Игнатия и сдержанно-довольную – Рашида, смакующих горячий напиток, никто не смог не улыбнуться. Брис вообще смеялся.
 

– Итак, Брис? – поторопил его док Никита.

– У нас сутки на всё про всё, если Мигель не соврал. Я предлагаю обследовать один из занесённых на карту "колодцев" с "блинчиками" и пройти по нему.

– Брис, у тебя головушка – как, не болит? – ласково поинтересовался Игнатий.

 
Остальные молчали, грея ладони о горячие стаканчики – таким холодом пахнуло от предложения Бриса.
 

– Есть несколько наблюдений, – негромко продолжил он. – Первое. Город под колпаком, но ведь «колодцы» ведут же куда-то. В любое место из города, вероятно. Второе. Да, они опасны, я не отрицаю. Но ведь «блинчики» в них постоянно курсируют.

– А на твои наблюдения несколько предположений можно? – спросил Рашид. – Ещё неизвестно, будет ли лучше там, откуда приходят "блинчики", то бишь на другом конце "колодца". Во-вторых, неудивительно, что "блинчики" чувствуют себя в "колодцах" весьма превосходно, будучи тварями совершенно безмозглыми…

 
Леону стало плохо, он вдруг подумал: а не было ли то существо, которое гналось за ним от квартиры Андрюхи, как раз «блинчиком»? А если и его, ставший родным город сейчас умирает под напором всякой нечисти, как умирает Ловушка? «Не хочу…» Андрюхин город, широкой чашей привольно раскинувшийся на нескольких холмах, резко уменьшился до знакомой высотки с двором, где с утра до вечера звенят детские голоса, а затем сузился до крошечной точки – уютного квартирного гнёздышка, где он был тихо счастлив несколько лет… Внезапно до боли захотелось услышать ворчание Ангелины, увидеть себя сидящим глубокой ночью в мягком кресле, перелистывая страницы, желтеющие в тёплом свете торшера, и знакомясь с чужой жизнью на расстоянии…
 

– … Леон, конечно!

– Не ребята, Брис точно свихнулся!

 
Догадываясь, что он что-то прослушал, Леон быстро вклинился между репликами:
 

– Простите, я несколько отвлёкся. О чём речь?

– Ха, я начинаю привыкать к его велеречивым высказываниям, – пробормотал Игнатий. – Интересно – "несколько отвлёкся"!

– Игнатий, закрой рот! Леон, Брис хочет пустить тебя в "колодец" первым.

 
И все уставились на него не с беспокойством, что было как-то привычней, а с любопытством.
 

– Не знаю, что и сказать… Брис, тебе, конечно, виднее, но не легче ли согласиться с Мигелем? «Колодец» ещё неизвестно к чему приведёт – во всех смыслах. А Мигель предлагает реальное разрешение проблемы: я ухожу с ним – вы свободны.

– Доверять человеку, который, убивая – наслаждается? Взгляни на кошку… Я лучше "блинчику" доверюсь, чем Мигелю. Что мы о нём знаем? Как он внедрился в нашу группу – чёрт знает, но привёл его советник Корпуса. И с документами всё было в порядке. Подумаешь, ещё один стажёр в группе!.. А на следующий день нас уже послали в Ловушку. Что это – совпадение или последовательное действие чьей-то злой воли? Не будем вспоминать, как он вёл себя до того, как нас разбросало. Сейчас все его поступки можно обозвать одним словом – саботаж. А мы списывали их на его неопытность, молодость и гонор. Теперь же что выясняется? Он якшается с "тараканами", он представитель тех сил, которые организовали Содом и Гоморру в несчастной ловушке. Я не доверяю ему. Предположим, мы согласились с его условиями. А если он окрутит тебя своими колдовскими штучками и уведёт чёрт знает куда, а нас оставит гнить здесь? Зачем ему возиться с нами и возвращать к жизни загаженный город, когда ему нужен только ты и он получает тебя безо всяких хлопот – в тортовой коробке, перевязанной пышными бантами?

– Ну, ты даёшь, старик! – восхищённо сказал Игнатий, а Володька в углу тихонько вздохнул и улыбнулся.

– Логика Бриса безупречна, – сказал Рашид. – Теперь, когда он полностью зачеркнул один возможный путь возвращения пора сосредоточиться на "колодцах"

– И начнём с тебя, – подхватил Роман. – Давай, рассказывай. – И объяснил специально для Леона: – Это Рашид свалился в "колодец", а док Никита и Игнатий вытаскивали его. Давай, колись, что там было, а то тогда ты не очень многословен был.

– Почему только Рашид может рассказать? – загорячился Игнатий. – Я тоже могу. Шли мы по улице, чувствую – Рашид падает! Как схвачу его за руку!

 
… Слово «падает» не слишком точно отражало тогдашнее положение: Рашид просто рухнул под землю. Игнатий прыгнул к нему, как футболист к мячу, и вцепился в ускользающие в асфальт руки. С отчаянием понял, что и его самого стремительно тащит куда-то под землю, но тут на ноги и на задницу свалилось что-то тяжёлое – подоспел док Никита. А руки Рашида уже исчезли под асфальтом, и его, Игнатия, руки уже втянуло туда же, и он яростно мотал головой, задирая подбородок, и рычал что-то бессмысленное и протестующее. Каким-то суеверным чутьём он понял: если его голова въедет вниз – каюк всем, в том числе и доку Никите. А тащило в «колодец» настырно, точно к ногам Рашида привязали пару здоровенных гирь. Мысль – а вдруг Рашид уже мёртв?! – едва только коснулась Игнатия, и он взревел дурным голосом, потому что чёрт знает, что творится там, в неизвестной, не просматриваемой обычным глазом глубине, – виден только грязный пыльный асфальт, а рук (Игнатий снова отчаянно забился, пытаясь их вытащить) он не чувствовал. Умом он соображал, что руки у него ещё есть, что они выполняют приказ мозга не разжиматься – там Рашид! – а чувства твердили: ниже плеч – пустота!.. И тут его снова основательно придавило: по нему полз док Никита, удерживая на месте его тело своей тяжестью. Когда он налёг на плечи, Игнатию волей-неволей пришлось уткнуть подбородок вниз, и от ужаса и затем мгновенного облегчения он весь облился испариной. Подбородок не сунулся в пустоту, а упёрся в мелкие камешки на асфальте… Между тем док Никита навалился на его голову и по плечам Игнатия спустил свои руки в асфальт. Летавшие над ними соколы – облетая словно бы маленькую башню («колодец» – понял потом Игнатий), ринулись на дока Никиту и обсели его голову. Подбородок Игнатия уже жгло от впившихся в кожу острых соринок, когда от его плеч вниз, к кистям, рвануло великолепное живое тепло – тепло, принёсшее ощущение живого груза, такое необходимое ощущение для намертво окаменевших мышц. Потом Игнатий видел только асфальт: док Никита перегнулся через него и правой рукой (птицы перебрались на его левое плечо) потянулся к руке Рашида. Когда он принял на себя часть веса Рашида, Игнатий прохрипел:
 

– Давай в сторону…

 
Док Никита медленно сполз с него, и уже вдвоём они начали вытягивать Рашида. Именно вытягивать, поскольку, кроме веса спасаемого, им приходилось преодолевать сопротивление страшной тяги. Она начиналась сразу под асфальтом и имела постоянный скоростной уровень.
Вытянув Рашида по пояс, они, не сговариваясь, оба навалились на него и поползли от «колодца» вместе. Наудачу попробовали на ходу ослабить вес – Рашида вновь потянуло под землю…
… Игнатий сморщился и смешливо вздёрнул верхнюю губу.
 

– Вот когда Бога-то возблагодарить, что рядом не Ромыч, а док Никита оказался-то. Этот бугай нас-то и выволок, почитай, двоих на одном горбу, одним своим весом.

– Предлагаешь мне тоже мясо на кости нарастить? – поинтересовался Роман.

– Каждому своё, – вмешался Володька. – Не уводите в сторону. Рашид, что скажешь?

– Трудно объяснить. Ну, упал и упал. Ну, тяга. Мало ли аномалий видели. Я ещё тогда ребятам сказал, что дна не видел и вообще там всё в каком-то тумане было. Но потом я долго думал, и вышло у меня так, что "колодец" – живой.

 
Последнего вывода никто не ожидал. Рашид улыбнулся и развёл руками.
 

– И главное – никаких оснований для такого определения. Как обозвать подсказку? Чувственный инстинкт? Подсознание?

– Брис, ты всё ещё думаешь, что мы можем воспользоваться "колодцем"? А если эта тварь, по словам Рашида, заглотает нас и где-нибудь в уютной кишочке своей зальёт желудочным соком и переварит?

– Кишка – это кишка, а желудочный сок только в желудке, – наставительно сказал Игнатий. – Желудочного сока в кишках не бывает, Роман… Или бывает?

– "Блинчики"-то выживают в "колодце", – заметил Брис. – И выглядят они отнюдь не переваренными, а хорошо сохранившимися.

– Мы не "блинчики"! Что ты нас с ними сравниваешь! И вообще, может, "колодцы", если принять версию Рашида, настолько живые существа, что сами и воспроизводят "блинчиков"!

– Нафантазировать можно всё что угодно, – согласился Брис. – Мы нашли уже два варианта выхода. Один – отдать Леона, тем более что он не возражает. Второй – попробовать пробиться к чёрту на кулички через "колодец". Оба варианта рассчитывают на активное участие Леона. Чего ты ржёшь, Ромыч?

– Есть ещё один вариант! Навалиться на Мигеля и взять его в заложники!

 
Брис тоже захохотал, откинувшись на стуле и хлопая себя по коленям.
 

– Ну, ты и шутник! Мигеля! В заложники! Это мог бы сделать опять-таки Леон, но лишь будучи в твёрдой памяти! Ну, ты и пошутить!

 
Некоторое время понаблюдав за хохочущими парнями, Леон, когда веселье пошло на убыль, удивлённо спросил:
 

– Я ничего не понимаю. По мне, так вариант Романа выглядит наиболее реалистичным. Схватить Мигеля, допросить и заставить вывести нас отсюда.

– Мигель выдал себя небольшим движением, – вздохнул док Никита. – Он лишь притворялся стажёром, а на деле является магом экстра-класса, причём, не только знающим о тайнах перевоплощения, как все мы. Представь: поймал ты его, держишь за грудки, а в следующий момент у тебя в руках только его шмотки и ползёт от тебя какая-нибудь жуткая змеюка.

 
«Это мог бы сделать опять-таки Леон, но лишь будучи в твёрдой памяти!»
 

– Я… тоже умел… умею… перевоплощаться?

– Было дело.

– Значит, умел…

 
Захлёстнутый вихрем противоречивых чувств, Леон даже не заметил, как с улицы через окно влетел Вик и уселся на его плечо. Сожаление о каких-то безбрежных возможностях, смешанное с облегчением при мысли об ответственности, вспенились в такую тревогу, что он был вынужден встать и размять ноги – стопы вдруг неприятно засвербило. Под молчаливыми взглядами парней он потоптался немного, старательно прогоняя мысль о новом известии о себе и настраиваясь на необходимость.
 

– Сейчас, с вашей точки зрения, я, наверное, скажу нелепость. Думаю, есть ещё один вариант. Но предупреждаю сразу: вариант этот – взгляд человека, о многом позабывшего, поэтому заранее приношу извинения, если прозвучит глупо.

– Хватит раскланиваться! Говори! – не выдержал Роман.

– Вы говорили, здесь, в городе, легко переходить из одного времени в другое. Мигель может, как наши птицы, выследить нас во времени?

– Может. При условии: он знает, что мы ушли в другое время, а не прячемся от него в городе.

– А есть возможность проглядеть обратный путь человека? Ну, как плёнку назад прокрутить?

 
Парни онемели.
 

– Тяжеловато, – осторожно высказался Володька. – Но теоретически возможно.

 
3.
А Роман всё-таки пригодился – со своей тонкой костью, без веса, потому что Леона пускать одного вниз, в «колодец», не решились. Больше всего беспокоились о внезапном появлении «блинчиков».
Из двадцати четырёх часов, отпущенных на размышления, часа полтора проговорили, прежде чем условились сначала на путешествие в «колодец», а заодно предоставили время Володьке и доку Никите для разработки деталей посекундного путешествия в прошлое, по следам Мигеля.
И сейчас Леон с Романом висели спина к спине, чисто символически соединённые по поясам верёвкой, чей хитроумный завязанный узел распадался от одного движения пальцев. А сидели они в широких ременных петлях, которые, по настоянию Романа, подстрахованы металлизированным тросом. Своё упрямство Роман объяснил так:
 

– Ремни у нас из натуральной кожи. Если там всё-таки есть желудочный сок – ещё растворит их ко всем чертям, и поминай нас, как звали… А металл, может, и не съест…

 
Колебания и сомнения в таком деле могли навредить, и требования Романа уважили.
Спина к спине, ручные пулемёты дулами по сторонам. Ноги налились необычной тяжестью и тащат задницу из ремней выпрямиться. Но хуже всего рукам: оружие всё время норовит прижаться к коленям.
Всё так, как говорил Рашид. За одним исключением. Он пробыл в «колодце» минуты две, как подсчитали ребята; пробыл эти минуты у самой поверхности, и было ему не до наблюдений.
А разведка спускалась, судя по часам – если не врали в «колодце» – уже минут десять. Правда и то, что спускали её медленно…
 

– По цвету похоже на обескровленное мясо, – сказал, не оборачиваясь, Роман.

– Похоже, – согласился Леон. – Или на розовый сердолик.

– Один хрен по цвету. Раскачаемся? Стенки потрогать?

– Слишком далеко. Да и нагрузка… Думаешь, трос выдержит?

– Должен вообще-то.

– Ребята неправильно поймут. Вытянут ещё.

– Об этом не подумал. Тебе не кажется, впереди что-то темнеет?

 
Впереди – это под ногами. Леон развернул назад левое плечо, пригляделся.
 

– Не «блинчик» ли?

 
Пулемёт Романа немедленно уставился вниз.
 

– Подожди, посмотрим, как себя поведёт.

 
«Блинчик» всплывал медленно и величаво. Вероятно, тяга влияла на его продвижение весьма значительно, ведь шёл он «против течения» и являлся пластичной оболочкой, внутри которой колыхалось… желе? Ещё ближе… Теперь «блинчик» хорошо виден со всеми своими тошнотворно скользкими и наводящими страх присосками и здорово походил, вытянувшись, уже не на сухопутного ската, а на батон толстенной колбасы.
Леон почувствовал, как дрогнули лопатки Романа, когда «блинчик» заполнил почти всё пространство внизу.
 

– Не стреляй!.. – прошептал Леон, приметив странное движение в толще «блинчика».

 
А «блинчик» уплощался, расплывался по стенкам «колодца», то ли пропуская парочку на тросе, то ли собираясь сделать из них аккуратную начинку. Вот перед глазами разведчиков появилось чуть сморщенная, оттянутая книзу гигантским весом оболочка на которой даже смертоносные присоски, будто раздавленные, выглядели довольно жалко.
Наверху туша снова собралась в толстую колбасу и грузно поплыла дальше.
Леон чуть обернулся посмотреть на Романа, увидел его посеревшее лицо («Я, наверное, такой же…»), услышал его негромкий осипший голос:
 

– Интересно, в «колодце» они всегда так галантны?

– Потом подумаем. Ты лучше сообщи ребятам, что "блинчик" появился.

 
Пока Роман напряжённо поднимал руку, Леон чувствовал, как с усилием вздуваются его мускулы, чтобы удержать руку, а потом отстучать обговоренный ранее сигнал. «Лёгонький, но жилистый», – с уважением подумал Леон, когда трос перестал едва заметно подрагивать и рука напарника вернулась на место – на ствол пулемёта.
 

– Мы с Тамарой ходим парой… – сквозь зубы процедил Роман, глядя под ноги, и вдруг оживился, предложил: – Леон, давай пристрелим второго и глянем, что будет?

– Удрать некуда, да и защищаться в таком положении неудобно – пока обойму сменишь, семь потов изойдёт… Теперь моя очередь предупреждать.

– Слушай, ты не думаешь, что первый "блинчик" может где-нибудь наверху перекусить трос?

– Думаю, но меня больше волнует другое…

 
Тяжёлые, словно распухшие после хорошего удара губы ворочались неловко, но они упрямо продолжали разговор, следя за вторым «блинчиком», который протискивался между ними и стеной «колодца».
 

– И что же это?

– Зачем этакому шмату холодца сдерживать себя? Зачем нужно усилие, когда по инерции можно пролететь вес путь?

– Ну, что ж, тогда один "блинчик" в конце дороги превратится в настоящий блин, – философски сказал Роман.

– Жаль, здесь Бриса нет – вот бы кто изрыдался от смеха над твоей шуточкой… Приглядись-ка… Или мне почудилось, что ещё один?

 
Ответить Роман не успел: тяга резко усилилась, и ремни болезненно врезались в мышцы, которые, казалось, вознамерились во что бы то ни стало сползти с поддерживающих их костей.
Трос размотался до конца, и двое повисли в бледно-розовой бездне. Свет здесь везде ровный, точно приглушённый прозрачными занавесками.
 

– По-моему, там не «блинчик», а поворот, – выговорил Роман. По тону стало ясно, что он обозлён жёсткой несговорчивостью собственного тела, такого отзывчивого чуть ранее. – Дёрнем… Пусть тащат.

 
Приходилось слишком тяжело, чтобы смеяться над тем, как они говорят. Изумлённо созерцая свои лежащие на коленях руки, по весу напоминающие парочку вёдер с водой, Леон разлепил вытянутые вниз губы и шлёпнул ими:
 

– Рано. «Блинчики» ещё там. Пусть ребята закончат.

 
Какое-то невнятное ворчание с нотками согласия провисло в пространстве и стихло. Потом Роман почему-то навалился на спину Леона – к счастью, ненадолго, поскольку встревоженный Леон решил, что с парнем плохо. Давящая вниз тяга заставила серьёзно задуматься, спрашивать ли Романа, что с ним, или переждать, когда он заговорит сам. А минутой позже он пережил самый настоящий шок, когда напарник легко и бодро, даже с каким-то самодовольством, воскликнул:
 

– Ну, вот! Теперь можно жить и драться! Леон, как у тебя? Всё в порядке?

 
Леон трудно выговорил:
 

– Не понимаю…

– Вот чёрт! Совсем забыл. – Теперь Роман был озабочен. – Именно об этом мы и забыли, когда собирались сюда. Слушай, Леон, попробуй вспомнить тренировки на центрифуге. Есть два простейших способа избежать неприятного состояния в аномальном пространстве. Первый – уподобиться самому пространству, точнее – заставить тело поверить, что оно часть пространство и перенастроить его в тон. Вторым способом мы чаще пользовались и в непогоду. Организуй вокруг себя собственное пространство. В конце концов, когда ты ушёл в одиночное плавание, ты именно так и сделал.

– Нелепость… говоришь…

– Ох, ёлки-палки, учить на ходу! Загнёшься ещё, пока поймёшь… Ладно, держись.

 
Нетрудно было понять, что Роман собирается воспользоваться одним из способов, им упомянутых, чтобы помочь Леону. В ожидании необычных ощущений Леон ещё больше сжался, стараясь упорядочить состояние почти раздавленных мышц.
Ничего не происходило, пока Леон не сообразил, что его рот вернулся в нормальное положение. А потом и всё тело. И ощущения самые обычные: мышцы ноют, стонут, вздыхают после перегрузки… Роман двинул плечом в спину Леона.
 

– Чего молчишь? Как себя чувствуешь себя?

– Хорошо. Великолепно. Спасибо.

– Всегда пожалуйста. Посидим немного? Заметил – сканированию эта труба не поддаётся. Ага, извини. Опять забыл, что ты…

– Что я всё забыл? Ничего. Уж если Рашид в панике получил впечатление живого организма, я-то хоть что-то, наверное, да уловлю.

– Боевой настрой, да? – одобрительно сказал Роман. – Ладушки, повисим, поглядим, послушаем. Главное – никаких неприятностей, с которыми мы бы не справились. Точняк?

– Точняк.

 
Леон еле сдержал улыбку: Роман разговаривал с ним уже не бодрым голосом, а бодряческим. Так говорят с тяжелобольными, когда в начале выздоровления им предлагают самостоятельно сделать шаг… Хм, а ведь Брис как-то рассказывал о стремлении Романа научиться всему, что знает командир. Так, может этот бодряческий тон сейчас – попытка спрятать упоение превосходством в данной ситуации?.. Нет, одёрнул себя Леон. Скорее, Роман не знает, как вести себя с человеком, который всё забыл. Это не тон сверху вниз, а искренняя помощь… И вообще, хватит размышлять на посторонние темы. Занимайся тем, для чего тебя сюда спустили.
Они висели, смотрели, слушали, а заодно примерялись к пространству: живое? Не живое? В Ловушке любая аномалия смертельно опасна. Неужто же «колодец» окажется всего лишь связующим звеном между двумя мирами? Верилось плохо.
И так сидел неподвижно, а тут совсем замер. Почудилось, что розовое свечение на стене напротив слегка дрогнуло. Леон смотрел во все глаза: секунды две хаотичные смазанные линии «обескровленного мяса», стены, ровно розовели – и внезапно «мясо» словно взбухло от крови. Стена потемнела и стала ближе.
 

– Роман, что происходит?

 
Роман не отвечал и не шевелился. Тогда Леон без лишних раздумий заехал ему локтем в бок. Напарник дёрнулся и раздражённо сказал:
 

– Отстань. Ещё немного – и…

 
Немного так немного. Только почему появилось впечатление, что они двое медленно, но совершенно достоверно поднимаются? С чем экспериментирует Роман?
По обретённой во время спуска привычке Леон машинально глянул вниз. И – похолодел. Под ногами больше нет предположительного поворота. В бесконечном «колодце» появилось дно, которое быстро надвигалось на двух путешественников; одновременно сужались стены – медленнее, чем поднималось дно, но достаточно отчётливо.
От зрелища изменяющегося пространства невозможно было оторваться глаз. Леон уже не думал, что случившееся – последствия сосредоточенности Романа. Или всё-таки они, только непредугаданные и неожиданные?
Внезапно стало душно, словно где-то перекрыли кислород или – закрыли дверь. Свет вокруг давно не розовый, а густо-красный, и не однородный, как прежде. Леон, скорее всего, назвал бы его багровым – словом, которое у него связано с опухшим, злобным лицом буйного пьяницы с глазами в кровавых прожилках. Казалось немыслимым, что багровый может быть ещё более густым и насыщенным, но это происходило. И ощущение духоты всё давило, вызывая неприятную, зудящую сухость кожи, которую хотелось расчесать до крови.
Давило? Леон вскинул глаза кверху, к выходу, – и бешено задёргал трос: «Вытаскивайте! Быстро!» Покрышки над головой нет, но стены наверху сдвигались, отрезая путь так же, как и нижние.
Трепыхнулся за спиной Роман: видимо, движение заставило его выйти из сосредоточенного оцепенения.
 

– Зачем ты… – послышалось его недовольное и затем: – Ого…