355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Сухоруков » Стражи цветка (СИ) » Текст книги (страница 12)
Стражи цветка (СИ)
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 15:56

Текст книги "Стражи цветка (СИ)"


Автор книги: Сергей Сухоруков



сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

–А, ну тогда все понятно,– высказался из своей клетки Анадил, хотя, разумеется, его мнение никто не спрашивал.– Типичный представитель современной науки. Жрать хочет, а денег нет.

– Молчать в клетке! – гаркнул Карл, оборачиваясь назад.

Эльф дурашливо поклонился наемнику и жестами изобразил, точно зашивает свой рот нитками. Карл сердито засопел, но сдержался.

Ян достал из сумы кусок мяса и хлеб и протянул все это Лакмусу.

– Держи.

Парень поблагодарил и взял еду. Прижав к себе хлеб и мясо, Лакмус беспокойно стал озираться.

– Я не один,– виновато признался он.

– Что ж, зови и остальных,– сказал Ян. Гудагай учил его, что добро нельзя делать наполовину.

– Там дальше. Немного надо пройти,– и Амадеус III пошел вперед.

Повозка тронулась за ним.

–Послушай,– позвал Яна школяра.– Значит, ты обучался в университете, да?

– И не в одном,– отозвался Лакмус.– Я слушал лекции в пяти университетах.

– Много книг прочел?

– Кое-что читал, конечно,– скромно признался школяр.

– Не читал ли ты в этих книгах что-нибудь об ордене Стражей?

– О колдунах, которые сторожат потусторонний мир?

– О них самых.

– По правде говоря, сказками я как-то не очень интересуюсь,– замялся Лакмус.– Знаю только, что якобы когда-то давно эти Стражи были, да потом перебили друг друга. Вот, пожалуй, и все.

Спустя полверсты школяр остановился возле придорожного извилистого оврага и сказал, обращаясь исключительно к Яну:

– Мы пришли. Вот здесь.

– Зови.

– Выходите!– крикнул Лакмус, заглядывая в овраг.

Карл с беспокойством посмотрел за дорогу. Ему уже виделось, как орава нищих попрошаек вылезает из оврага и уничтожает весь их запас пищи. Но на тракт вылез только один очень тощий и очень пожилой рыцарь. Он шел к ним медленно, издавая чуть уловимый гремящий звук. И можно было только догадываться, что именно гремело: меч о проржавевшую мятую кирасу или кости под дряблой старческой кожей. Когда рыцарь, наконец, приблизился, можно было рассмотреть его обнаженную седую голову с проплешиной и морщинистое, скорбное лицо, с которого на мир смотрели слезящиеся и печальные глаза. Уже упомянутый меч лежал в потертых ножнах и хоть и был он коротким, казался тяжелым и великоватым для нескладной фигуры своего хозяина. Перед Яном и его спутниками стоял один из тех благородных бродяг, кто ознаменовал собой закат эпохи рыцарства.

– Сэр Ланселот, славные орденские воины поделились с нами своими припасами,– сказал парень, почтительно обращаясь к старому рыцарю.

В глазах старика вспыхнул гнев.

– Мне ничего не нужно от Ордена!– гордо сказал он.

– Орден поступил бесчестно с сэром рыцарем,– пояснил всем Лакмус.– Расскажите, сэр Ланселот.

–Но разве предо мной не слуги Ордена?– колебался рыцарь.

– Именно,– сказал вдруг угрюмо молчавший Карл.– Потому и расскажите. Сделаем, Ян, привал?

Ян кивнул, подошел к оврагу и расстелил на его краю свой плащ.

– Ну, чего ждете? Идите сюда. Карл еду прихвати.

Когда все расселись и сэр Ланселот все же угостился орденской солониной, голосом полным грусти он начал свой рассказ.

– Началось все с того, как у меня украл коня бродячий эльф...

Все, кроме рыцаря и школяра, дружно посмотрели на Анадила.

– Что?– спросил эльф.

– Ему удалось, Марта! Понимаешь? Яну это удалось! – Болда возбуждено ходил по двору корчмы "Бук и дуб". Марта стояла на крыльце и предано следила глазами за своим возлюбленным.

– Что удалось?– спросила девушка.

– Найти цветок папоротника!

Марта испугано ойкнула.

– Страх-то какой!

– Почему страх, глупенькая?– ласково улыбаясь, остановился Болда перед Мартой. – Это же очень хорошо!

– Он потому и убежал, что это хорошо?– практичная девушка вмиг охладила восторженного парня.

– Ну, на то, видать, были причины,– смутился Болда.

– А он этот цветок и вправду нашел? Откуда ж ты знаешь?

– Помнишь я и твой отец говорили с тем столичным капитаном? Дитрихом, кажись, его звали? Вот тогда-то я и догадался про цветок. Капитан этот, конечно, прямо не признался в этом, но задавал очень странные вопросы. Спрашивал, не подметил ли я за своим братом чего необычного. И все про зверей спрашивал. Мол, не видал ли я или кто другой, как Ян с ними разговаривает. Я сразу было подумал, что этот столичный господин просто смеется над нами. Но глянул ему в глаза и понял: не смеется. Жуткие глаза. Колючие. И еще про всякое спрашивал. Вот я и думаю. Нашел Ян этот самый цветок! Вот только...почему брат и вправду сбежал? И почему его этот капитан разыскивал?

– А Булка в письме своем об этом ничего не писал?– вспомнила девушка о письме, которое оставил Колодку проезжавший мимо корчмы торговец.

– Ничего. Писал только, что Ян у него и беспокоится не о чем. Но уже скоро месяц пройдет, как брат у него гостит. Странно это. Гудагай волноваться начинает. А вот, кстати, и он! Опять он за свое! В Воруту собрался. Зови отца!

На самом деле в своем письме Булка написал всю правду. Но прежде старого рыцаря письмо это попало к Колодку. Прочитал его корчмарю отец Ксиома, он же и посоветовал скрыть от Гудагая его истинное содержание. Так и порешили. И пока Гудагай думал, что его воспитанник в Воруте, священник и корчмарь сами занялись поисками пропавшего Яна. Но, конечно, безрезультатно. Им и в голову не пришло, что юноша уже за пределами Княжества. И искали его больше в столице, куда нередко сбегала непослушная молодежь. Гудагай начал что-то подозревать и время от времени седлал коня и отправлялся в Воруту к Булке, чтобы навестить Яна. Ошибка рыцаря была в том, что по дороге в город, он обязательно заезжал в "Бук и дуб" к Колодку, и тот его дальше корчмы не пускал. Так случилось и в этот раз.

– Не уберег я парня,– уже ближе к вечеру сокрушался Гудагай.– Я клялся вашему отцу, Болда, что заменю вам его. И не уберег! Сидит он в Воруте и до меня ему паршивцу и дела нет! Да и в Воруте ли он?

– А где ж ему еще быть?– пряча глаза от рыцаря, сказал Колодок. Он, Гудагай и Болда ужинали. Марта прислуживала мужчинам.

– То-то и оно! Где? Почему меня в город не пускаете? А?

– Пора бы хлопцу немного и самостоятельно пожить. Мир посмотреть.

– И что такого интересного он может увидеть в Воруте?

– Ваша правда, господин Гудагай,– согласился корчмарь.– Неплохо было бы парню, скажем, в Воленград съездить.– Колодок решил подготовить почву на случай, если Ян уже там.– Не век же ему в деревне сидеть?

– Оно-то так. Да только в столице жулья всякого хватает. Пропадет там парень.

– Так пусть не один едет. С попутчиками,– предложил Болда.

– На себя что ли намекаешь? – строго спросил корчмарь.– И думать забудь! А на кого я корчму оставлю? Я сам поеду!

Колодок обрадовался, что появился случай отправиться в Воленград на поиск Яна, не вызывая ни у кого подозрений. А "Бук и дуб" и в самом деле вполне можно оставить на Болду. "Пусть привыкает!"– усмехнулся корчмарь. После купальской ночи Болда и Марта даже и не старались скрыть свои чувства друг к другу. Закончится это, по разумению Колодка, могло только одним. Свадьбой.

– А что? И езжай,– одобрил Гудагай.– Тебе я парня доверю. С тобой отпущу и в Орден. В любом путешествии главное – это хорошие спутники!

Ян и его спутники – оборотень, чародейка в обличье кошки, орденский солдат и эльф-конокрад – внимательно слушали сэра Ланселота.

– Мой конь, мой верный Камелот уже много лет был мне не только боевым товарищем, но и единственным верным другом,– горестно рассказывал рыцарь.– Тысячи верст прошли мы вместе. Сражались на войне и на турнирах. Защищали слабых и совершали подвиги. Не раз спасал он мне жизнь. Не будь он конем – был бы мне братом! И вот с недавних пор заметил я, что переменился мой Камелот. Будь человек он, я сказал бы, что им овладела тоска. Он больше не радовался мне поутру, не мила ему стала дорога, и сам он стал вял и точно ослаб. Я показал коня сначала одному коновалу, затем другому, третьему. Но эти прощелыги не смогли мне помочь. "Твой конь уже очень стар, рыцарь,– говорили эти мерзавцы.– Его век закончился. Продай кожевникам и купи нового". Говорят, продай. Кого продать? Друга?!! Говорят, стар. Ну и что же, что он стар? Я тоже стар! И что с того?

Я совсем было уже отчаялся, как встретил в трактире при тракте какого-то эльфа, игравшего там на флейте. Он выслушал мою беду и взялся помочь. Ведь всем известно, что никто не понимает лошадей лучше эльфов. Молва даже приписывает им способность разговаривать с этими животными. Вот этот эльф и пообещал поговорить с моим Камелотом и узнать у него причину его тоски. Мы отправились в конюшню. Камелот вяло жевал сено и едва заметил наш приход. Таким же безучастным оставался он и тогда, когда этот лживый эльф беседовал с ним. На все вопросы нелюдя Камелот безмолвствовал и лишь однажды устало фыркнул и негромко, тоскуя, заржал.

Когда эльф закончил выспрашивать я потребовал у него ответа, но тот почему-то только ругался, называл себя легковерным болваном и жаловался мне на какой-то цветок. Так от него я ничего и не добился и прогнал прочь. А утром они оба исчезли. И мой Камелот и этот эльф.

Я пожаловался в ближайший орденский замок, и вскоре конокрада поймали. Но когда я пришел за конем, мне велели день обождать, объяснив, что он им нужен для суда над вором. Я пришел через день – мне велели прийти завтра. Я пришел завтра – и мне сообщили, что мой конь неожиданно скончался. И если я желаю, то они могут отдать мне его шкуру. Они уже успели снять шкуру! Подлые негодяи! Я бы, конечно, это так не оставил, но вдруг внезапно заболел и впал в забытье. Очнулся уже в одном из их госпиталей, без денег и вещей. Лишь мой панцирь да меч остались при мне. На панцирь, видать, не нашлось покупателя, вы же видите, что он не совсем новый. А на меч позариться жадные сестры не посмели. Именно в госпитале я и познакомился с этим славным юношей, который лечился от блудной болезни.

При последних словах рыцаря Лакмус покраснел.

– Это никому не интересно, сэр Ланселот,– поспешно встрял школяр, опасаясь, как бы старый рыцарь не наговорил еще чего лишнего.

– Почему же?– оживился заскучавший было Карл.– Очень интересно. Подсказал бы ты, парень, и нам, где тут можно подхватить твою болезнь! Мы б в долгу не остались. Верно, Ян?

Но Ян, покрасневший от смущения не меньше Лакмуса, вежливо поблагодарил рыцаря за рассказ и спросил, невольно посмотрев на Анадила:

– Сэр рыцарь, а повстречай вы того самого эльфа, который увел вашего коня, вы бы узнали его?

– Ты смеешься, юноша?– с негодованием воскликнул сэр Ланселот.– Разве эту нелюдь различишь? Все эльфы на одно лицо. И все они воры!

Ян заметил презрительный взгляд Алессии, брошенный на рыцаря. И ему самому, почему-то, этот старый рыцарь вдруг стал неприятен.

– Куда вы направляетесь дальше? – спросил Ян, деликатно намекая рыцарю и школяру, что всем им пора продолжать свой путь.

– Я возвращаюсь на родину. Увы, уж надо признать свои годы. Пора и мне на покой,– печально сказал рыцарь.

– Да ему уже лет двадцать назад как надо было на покой, – шепнул грубый Карл оборотню.– Дряхл, как пень.

Вилкас довольно заулыбался.

– И меня здесь ничего не держит,– заявил Лакмус.– Я ведь шел в Падучий университет, что в Итолии, чтобы послушать лекции ученейшего мужа профессора Жакомо Скварчалупи.

– Какая пренеприятнейшая фамилия! – заворчал рыцарь, видимо вспомнив кончину своего коня.

– И, несмотря на это – ученейший муж, светила. Но пока я лечился в госпитале, профессор, увы, скончался. И теперь решил пойти я в Великое княжество.

– Но у нас нет университета!– удивился Ян.

– Так ты оттуда? – обрадовался Лакмус.– Вот именно! У вас нет университета. Вот я его и открою!

Алессия насмешливо оглядела Лакмуса и его лохмотья. "Хорош декан", – подумала чародейка.

Все вернулись на тракт. Попрощались и разошлись, не думая более встретиться и нисколько не жалея об этом.

Когда рыцарь и школяр исчезли за горизонтом, Ян с укором спросил Анадила:

– Зачем ты украл у этого рыцаря коня?

– А зачем ты содрал у его коня шкуру? – парировал эльф.

– Но я не сдирал никакой шкуры,– возразил юноша.

– Не ты – так Карл. Не Карл – так кто-нибудь другой из орденской солдатни.

– Так зачем ты это сделал?

– А ты слышал, как он называл меня? Нелюдь. Вот я и поступаю, как нелюдь.

Анадил обиженно замолчал. Но потом улыбнулся и сказал:

– Впрочем, если ты настаиваешь, то давай вышлем этому рыцарю денег. Потом как-нибудь.

Глава 8

– Э-э...почтенный, не подскажешь, где заседает Трибунал?

– А возле городской ратуши, служивый,– плешивый горожанин ткнул жирным пальцем в шпиль какого-то огромного здания,– шибеницы видишь? Вот вдоль их и поезжай. В самый раз на площадь и попадешь.

Карл поблагодарил кивком головы, и арестантская повозка покатилась дальше. Наемник, как и прежде, правил кобылой, а Ян, оборотень и Алессия шли за повозкой.

– Погоди, Карл,– Ян нагнал товарища и взялся рукой за бортик телеги.– Думаю, сразу в Трибунал не пойдем. Остановимся в каком-нибудь из твоих трактиров...Перекусим?

– Что-то у меня аппетит пропал,– проворчал Карл, косясь на виселицы, стоявшие вдоль дороги – Нет уж! Сдадим конокрада, и прочь отсюда.

Ян растеряно глянул на эльфа. Тот нервно облизнул языком губы и, кивнув на Карла, предложил от него избавиться, изобразив жестом удар кулаком. Но Ян едва заметно помотал головой. Тогда Анадил угрюмо указал на ближайшую виселицу, намекая на свою скорую участь.

– Куда подевались все жители?– прервал Карл немой разговор Яна с эльфом.– Неужто их всех повесили?

Повешенных и, правда, было много, а улицы безлюдны. Не так себе представлял Ян знаменитую орденскую столицу. Впрочем, вскоре все прояснилось. Подъезжая к ратуше, путники услышали неясный гул, который усиливался с каждым шагом лошади. Похоже, что весь город собрался на площади.

– Праздник?– предположил Ян.

– Турнир,– не согласился Карл.

– Почти уверена, что это жгут очередную девку, которая отказала очередному похотливому мерзавцу,– зло сказала Алессия. Конечно, понял ее только Ян.

Перед самой площадью мостовая оказалась забаррикадирована телегами, охраняемыми орденскими солдатами.

– Куды прешь?– заорал крепыш сержант на Карла.– С конями, верхом и повозкам сюды нельзя!

– Нам приказано доставить преступника в Трибунал, господин сержант,– оправдывался Карл.

– Так поворачивай налево дубина. Пшел!

Карл послушно повернул кобылу налево, и Паночка въехала на задний двор ратуши. Здесь, рядом с поленницей дров, за невысоким столом завтракали двое судей орденского Трибунала. Один, огромный и толстый, рвал зубами мясо, чавкал, жевал, блестя жирными бардовыми щеками. Второй, маленький и невзрачный на фоне своего коллеги, не столько ел, сколько дремал, уже успев осоловеть от еды и вина. Им прислуживал проворный паренек с острым хитрым лицом и низеньким лбом. По всему видать – трактирный слуга. Возле широкого входа в ратушу стояли два кнехта с алебардами. Они тоже дремали.

Несколько робея, Ян подошел к столу и сбивчиво доложил о себе и о своем деле. Толстый судья, продолжая жевать, вытер ладонь о свой белый плащ с крестом и протянул ее над столом. Догадавшись, Ян вложил в протянутую руку сопроводительные бумаги. Судья бегло в них глянул и засопел от неудовольствия.

– Не понимаю: и зачем было этого воришку сюда везти? Повесили бы на стене Динбурга – и вся недолга,– сердито проговорил толстяк, обращаясь не к Яну, а к маленькому судье.– Этот комтур Вальдемар неисправимый гуманист. Что, поверьте, брат Доннус, однажды будет стоить ему его плаща, если не головы.

Слово "гуманист" в лоснящихся устах толстого судьи прозвучало как непристойное ругательство. Брат Доннус на эти слова согласно кивнул, едва не угодив длинным носом в блюдо с дымящимися потрохами.

– Вина арестованного еще не доказана, господин, – осмелился вмешаться Ян.

Толстый судья удивленно глянул, но не на юношу, а куда-то за его спину, точно молодой солдат был прозрачным. Ян терпеливо ждал. Так ничего, похоже, за спиной юноши и не увидев, судья посмотрел на клетку с эльфом. Его жирное лицо приняло брезгливое выражение.

– Да вздерните вы его, ради Единого! Есть у нас свободная виселица?– озабоченно спросил он у сонного коллеги.

– Найдется,– успокоил брат Доннус.

– Вот и ладненько. Эй, стража,– и толстяк стал оборачиваться к караульным у двери, рискуя своим огромным животом перевернуть стол.

– Позвольте нам самим это сделать,– сглотнув, предложил Ян. Он даже с середины двора слышал, как тяжело задышал в своей клетке его приятель конокрад.

Судья, соизволив, наконец, заметить солдата, благосклонно кивнул:

– Дозволяем.

Тут из ратуши выбежал еще один судейский чиновник. Круглый животик, мешки под глазами и руки в чернилах – наверняка, писарь. Он осмотрел двор, увидел Яна и Карла.

–О! Подите сюда.

Приятели подошли.

–Будете свидетелями. Хотя нет. Ты,– писарь ткнул чернильным пальцем в Карла,– будешь пострадавшим. А ты – свидетелем. Живее, солдатики, ведьму уже привезли. Прошу и вас, братья.

– Эй!– позвал Анадил, смотря в удаляющиеся спины судей и солдат. Но эльф уже был забыт. Тогда узник осторожно открыл дверцу, вылез из своей клетки, спрыгнул с телеги и стал рядом с оборотнем и Алессией.

Ян и Карл, в сопровождении писаря, прошли ратушу насквозь и через огромный парадный вход вышли на городскую площадь. Эта площадь была так велика, что легко могла вместить всех жителей города. Этим утром они почти все здесь и собрались, чтобы поглазеть на любимое зрелище: на суд и сожжение ведьмы. Конечно, сначала ее вину еще надо было доказать. Но горожане, равно, как и гости столицы, не сомневались, что казнь состоится. Четыре дня назад орденский высший суд возглавил известный религиозный фанатик брат Цезерис. И теперь все приговоры были скорыми и беспощадными. Еще никому не удалось избежать костра или веревки.

– Нет, кузен, не избежать ей костра,– услышал Ян в толпе разговор.– Иначе, зачем солдаты кострище готовят? Сам соображай.

– Но ведь Неша, она дочь старого почтенного Неяды, и, люди болтали, невеста лавника Готзигера. Разве магистрат даст ее в обиду?– возразил голос.

– А что они могут поделать? Наш бургомистр боится Цезериса как девка первой ночи. А лавникам крыть нечем. Были заколдованные булавки? Были. У Неши их нашли? Нашли. Благородный брат Гуннвальд видел ее чародейство? Видел. Он лжет? Нет, орденский рыцарь не может лгать.

– Я слышал после того обыска старый Неяда свалился без чувств.

– Да, сдал старик. Неша – это все, что у него и осталось в жизни. Теперь и ее не будет.

– А почему Неяду не тронули? Булавки ведь нашли в его доме.

– Сразу судьи хотели привлечь старика. Как свидетеля. Но Готзигер забрал его в свой дом, и теперь Трибуналу его там не достать. Но я думаю "белым плащам" дряхлый Неяда и без надобности. Им и Неша не особо-то нужна. Все знают: Цезерис затеял этот процесс, чтобы уничтожить Готзигера и унизить магистрат.

– Так жалко же девку.

– Жалко. Но кто захочет связываться с Цезерисом?

Разговор угас, и Ян обратил все свое внимание на судей орденского Трибунала.

Городской магистрат, сославшись на ремонтные работы в судебной зале, не пустил орденский Трибунал в ратушу. И братьям-судьям пришлось заседать прямо на площади под открытым небом, что сделало суд публичным и зрелищным. Поэтому уже четвертый день горожане и не покидали площадь, бросив все свои занятия: мастерские были закрыты, торговые дела стали, и городская казна пустела.

Члены Трибунала сидели на стульях с высокими спинками. Стулья были расставлены полукругом спинками к ратуше. В центре сидел грозный брат Цезерис, в котором Ян узнал того самого толстого судью, что завтракал на заднем дворе и вынес скорый приговор эльфу. Перед стульями, сутулясь, нервно вышагивал обвинитель. Он, как и судьи, был в звании брата Ордена и потому внешне держался независимо. Около левого крайнего стула стоял небольшой столик, за которым сидел запуганный адвокат. Он был всего лишь послушником и обычно в ход процесса не вмешивался. У судейских стульев стайками вертелись писари. Шурша бумагой и пергаментом, они старались привлечь к себе внимание членов Трибунала, надеясь вернуть себе утраченное влияние в высшем орденском суде. Прежде судьи не обременяли себя чтением следственных бумаг, записей допросов и слезных откровений на дыбе. Они довольствовались тем, что излагали им писари. И потому, кого писари считали виновным, того судьи и приговаривали. Нынче же члены Трибунала бумаг, конечно, тоже не читали, но и писарей уже не слушали. Они слушали только своего нового главу и приговаривали тех, кого велел им приговаривать он. То есть – почти всех. Потому что брат Цезерис считал, что невиновный не предстал бы перед его, брата Цезериса, судейскими очами. Единый не допустил бы подобной несправедливости. Отсюда он сделал логический вывод, что все обвиняемые – преступники. Такой взгляд на юриспруденцию вызвал протест у городской лавы, и городские судьи подали жалобу великому магистру. В ответ Трибунал подал встречную жалобу, мол, дескать, городской магистрат чинит препятствия работе "священного Трибунала" (так патетично стал именовать свой суд Цезерис). Орденские судьи жаловались на своих городских коллег, что те, не пустив их в прохладную залу ратуши, вынудили "слуг народа и церкви" (еще одно словесное изобретение Цезериса) жариться под солнцем и мокнуть при непогоде. Магистр Ордена, растерянный и поставленный в тупик неожиданным конфликтом двух самых авторитетных судов орденских земель, так пока и не решился принять чью-либо сторону.

Изучив судейских чиновников, Ян нашел глазами тоненькую фигурку ведьмы. Юноша мысленно сравнил ее со своими знакомыми чародеями: властными, дерзкими и опасными. Ян припомнил ядовитые зеленые глаза своей подруги и неожиданно для себя почувствовал гордость за нее. Нет. Девушка на площади не была похожа на чародейку. Одета она была скромно и выглядела напуганной. Ян заметил, что она время от времени с надеждой смотрит на лестницу ратуши, где в ряд выстроились городские судьи. Мальбургские лавники все как один присутствовали на суде и хмуро наблюдали за процессом. Один из них, еще нестарый мужчина, но уже с ранней сединой на висках, красивый и богато одетый, напряженно всматривался в равнодушные лица тех, кто хотели сжечь его маленькую Нешу. Это и был лавник Готзигер. Несмотря на уговоры коллег, лавник все же пришел на суд. И теперь те боялись, как бы он не решился на какое-либо безумие. Когда Готзигер ловил умоляющий взгляд своей Неши, он вымученно улыбался. Но его жалкая улыбка скорее была способна еще больше напугать девушку, чем подбодрить.

Возле обвиняемой, у ноги одного из солдат конвоя, стояла клетка с тремя котами. Это не удивило Яна. Коты тоже проходили по этому делу, как помощники ведьмы. Собственно против одного из котов, рыжего с белыми полосками, он и должен был свидетельствовать, согласно указаниям писаря. Яну, как уроженцу Великого Княжества, суд над животными казался жестоким и немного комичным, хотя зверям, попавшим в руки слуг Единого, было не до смеха. Собак, свиней, коз и особенно котов жгли, вешали, колесовали наравне с ведьмами и колдунами. И при этом Орден считался на западе цивилизованным и просвещенным государством. Княжество же у западных королевств считалось варварским и темным. Неужели это только потому, что жители его еще не догадались казнить беззащитных и робких четвероногих и пернатых?

Тем временем обвинитель начал свою речь.

–Изучив злую магию у самого сатаны, обвиняемая решила подлым колдовским способом погубить души девушек и женщин орденского славного города Мальбурга,– говорил он, обращаясь то к судьям, то к толпе зрителей.– Факты свидетельствуют, что она сама, а также пользуясь услугами своих нечистых животных в числе трех, разбрасывала по городу заколдованные булавки. Те девушки, что их подбирали и втыкали в волосы, становились падшими. А женщины, украсившие этими заколками причёску, начинали изменять мужьям. О чем поступила жалоба от гончара Ганзы о неверности его супруги, а также жалоба морского охотника Вазилы на измену ему его супруги, а также жалоба...– перечисление измен и заняла у обвинителя основную часть его обвинительной речи. Горожане слушали с любопытством и смешками.

Когда обвинитель закончил, он представил Трибуналу вещественные доказательства: те самые булавки, найденные у некоторых неверных жен и в шкатулке Неши. Потом начался опрос свидетелей. Первым выступил главный свидетель – брат Ордена благородный Гуннвальд фон Штейн, высокий, тощий, рыжеватый рыцарь. Ходили слухи, что сей благородный брат не устоял перед прелестями дочери Неяды и, несмотря на свой белый плащ, добивался от нее взаимности. Получив же твердый отказ, рыцарь затаил обиду и поклялся отомстить гордой простолюдинке. Но, возможно, это были только лишь слухи.

Сейчас же брат Гуннвальд, злорадно поглядывая на обвиняемую девушку, повествовал священному Трибуналу о том, что, он видел, будучи в доме старого Неяды по делам службы (о коих он не имеет право говорить, связанный обетом молчания). А видел он, как присутствующая здесь особа колдовала над булавками, а после втыкала их в шерсть своим котам и выпускала котов в город со злым умыслом. Обвинитель, выслушав этот бред с самым серьезным видом, задал несколько уточняющих вопросов и отпустил важного свидетеля. Затем выступило еще несколько свидетелей не столь важных, затем, то и дело конфузясь, говорили четверо пострадавших мужей и, наконец, один отец какой-то гулящей девицы долго жаловался не столько на дочь, сколько на жизнь вообще. Общая картина преступного колдовства была налицо – дело было ясное и бесспорное. И симпатия публики склонялась на сторону Трибунала. Пока не выступил Карл из Регеля.

Представ перед судом, Карл, как ему и велели, изображал из себя жертву колдовских чар – несчастного мужа-молодожена, которого бросила жена. Немного путаясь в словах, наемник поделился своим горем, рассказав о том, как его брак распался по вине злобной колдуньи, и его несчастная молодая супруга сбежала из дому и стала уличной девкой. Слушая горестный рассказ мнимого мужа, несколько почтенных горожанок даже пустили слезу. Но не успели они и протереть своих глаз, как лживые показания Карла неожиданно и скандально прервали.

– Ах ты, охальник! – пронзительно завопила полногрудая девица в толпе. Растолкав ближайших зевак, она протиснулась к наемнику, стоявшему возле обвинителя. Карл посерел лицом под цвет своей формы. Перед ним стояла его бывшая невеста.

– Так ты уже и женат?!– девушка угрожающе приближалась к своему бывшему жениху, но, не дойдя пару шагов, остановилась, смерила парня тяжелым взглядом, обернулась к толпе и визгливо закричала:– Люди добрые! Этот кобель, жених мой, бросил меня и пропал невесть куда! И – гляньте-ка! Уже женился! Еще и на шлюхе к тому же!

В толпе мужчины сочувствующе усмехались, женщины негодующе зашептались.

– Где был, говори?– брошенная невеста резко замахнулась кулаком на своего бывшего жениха. Карл, и, к слову сказать, и обвинитель тоже, в страхе отшатнулись. Солдаты метнулись к разъяренной девушке и схватили ее за руки. Вырываясь, она пыталась дотянуться ногтями до изменщика – жениха, грозилась:– И где твоя...увижу...

Толпа блаженствовала и стонала от восторга. Даже ведьма на мгновение была позабыта. Карл, забыв в смятении, зачем он здесь, попытался оправдаться:

– Я не женат, Дуси...я...

Тут уже обвинитель, увидев, что он в безопасности (девушку держали крепко), продолжая играть свою роль, строго спросил:

– Позвольте! Так вы женаты или нет?

– Женат...– Девушка взвыла и почти вырвалась из плена.– То есть, нет, не женат, ваше благоро...э-э...господин...

Городские судьи, услышав слова солдата, нехорошо заулыбались.

– Уберите этого болвана,– процедил сквозь зубы брат Цезерис, побагровевший от гнева еще больше.

Карла затолкали к ратуше, к кучке других пострадавших и свидетелей. Девушку оттеснили назад в толпу – и порядок на площади был восстановлен.

Следующим должен был свидетельствовать Ян, чьи показания якобы подтверждали историю Карла. После случившегося разоблачения вызывать свидетеля, конечно же, уже не было смысла. Но обвинитель, не получив на этот счет никаких новых указаний, заглянул в пергамент и выкрикнул имя Яна сына Гавия. И Ян, невольно вздрогнув, шагнул вперед. Он смотрел на клетку с котами и вспоминал инструкции писаря. Многого от него не требовалось: всего-то рассказать, как рыжий кот ведьмы заколол булавкой волосы несуществующей жены Карла. Юноше показалось сомнительным, что в эту чушь кто-нибудь поверит. Он имел неосторожность это так и сказать тому писарю, еще там, в ратуше. Писарь не стал спорить. Просто велел ему заткнуться и делать, что приказывают. Конечно, Яну претила мысль оговаривать ни в чем не повинное животное, но и связываться с орденским Трибуналом ему тоже не улыбалось. Поэтому юноша оказался в затруднении. Выручил его сам глава Трибунала. Еще во время выступления Карла, было заметно, что брат Цезерис теряет терпение и не желает более затягивать этот суд.

– С этими Трибуналу все ясно,– скучно сказал он, указывая жирной рукой на котов.

Конвоиры догадались, что это и был приговор. Один из них поднял клетку и сурово посмотрел в сторону уже заполыхавшего костра, ожидавшего свои первые жертвы. Толпа на площади услышала, как коты дико заорали, точно знали, что их ждет.

– Подождите!– стоящие в первых рядах горожане увидели, что кричал это молодой солдат, вызванный накануне как свидетель. Солдат догнал остановившегося конвоира и склонился над клеткой, где тоскливо мяукали осужденные животные.– Эти коты утверждают, что они знают правду.

– Кто утверждает?– выкатил свои глаза на Яна обвинитель.– Коты ничего не могут утверждать, юноша.

– Как не могут и разбрасывать булавки,– согласился Ян, прислушиваясь к вою рыжего кота.– Этот рыжий кот говорит, что видел, как брат Гуннвальд подбросил булавки в шкатулку девушке перед самым ее арестом.

– Высокий? Рыжий?– переспросил юноша.

Безмолвная толпа увидела, как коты отчаянно замотали головами. И толпа взорвалась ревом. Толпа заколыхалась, подняв волну возмущения.

Обвиняемая девушка с новым приливом надежды смотрела на молодого солдата, неожиданно для всех ставшего ей на защиту. Ей хотелось верить, что он спасет ее.

Готзигер, очнувшись от оцепенения, взволнованно стал всматриваться в лица горожан, точно кого-то выискивая. Наконец, кого-то он все же увидел и бросился в толпу. Двое его коллег устремились за ним.

– Это ложь!– заорал брат Гуннвальд, стараясь перекричать толпу.– Клевета! Заговор! Они все заодно! Мальчишка-колдун! Они все – колдуны! На костер!!!

Часть горожан охотно подхватила этот призыв. К Яну потянулись руки. Он растерянно оглянулся на судей. Те безмолвствовали. Брат Цезерис мрачно ухмылялся. Этот глупый юноша захотел отобрать у толпы ее жертвы и лишить зрелища. Что ж. Теперь он сам разделит участь ведьмы. И поделом.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю