Текст книги "Евангелие от Джексона"

Автор книги: Сергей Белан

Соавторы: Николай Киселев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

XII

Фильм, который Лодин смотрел в «Палладиуме», ему не понравился, к тому же разболелась голова, и он ушел с половины сеанса. На свежем воздухе сразу стало полегче. Незаметно для себя он прибрел в Кировский парк, сделал пару кругов и присел на скамейку возле памятника злодейски убитому в Смольном Сергею Мироновичу. Можно было не торопиться, благо спешных дел на сегодня не предвиделось.

Лодин неплохо знал этот парк, изредка играл здесь в шахматишки, знал по имени некоторых его завсегдатаев. День стоял теплый и не дождливый, поэтому публики было много и жизнь в этом, обычно и так не обделенном вниманием горожан уголке Риги, нынче бурлила, била, что говорится, ключом. Шашисты, тихие старички, играли рядом по двугривенному партия. Чумные фунфуристы приставали к прохожим сыграть во что угодно, лишь бы наскрести на заветный флакон «Тройного одеколона». Известная всей округе Тетя Мотя – мерзкая старуха, в замызганных рваных трико, с резинкой, завязанной на пузе небрежным бантом, челноком шныряла в толпе в поисках подходящей клиентуры. Ее «частная фирма» по круглосуточной торговле спиртным существовала, верно, еще с времен царя Гороха, но несмотря на многочисленные верховные указы и кампании по борьбе с проклятым зельем, успешно процветала, оставаясь и в нынешнее смутное время непотопляемым кораблем перестройки. Непреходящая популярность этой любимицы удачливых игроков, согласно слухам, объяснялась вполне божескими ценами на товар государственной монополии. Невдалеке, посередине пятачка, сражался за шахматной доской Фильченков – шахматист неразгаданных возможностей, больше известный здесь, в парке, под ласковым прозвищем Филя. Судя по сосредоточенной физиономии этого идейного служителя Бахуса, вопрос об исходе поединка стоял для него круто – только победа! Поражение означало продолжение зверских мук от тяжелого похмелья. Вблизи, как акула, чующая наживу, уже паслась Тетя Мотя. Поодаль на той же длиннющей скамейке приютились фунфурист Клоун, прозванный так за патлы, торчащие в разные стороны, и ботинки сорокбольшого размера, явно найденные на помойке, и еще кто-то такой же, только без клички, просто никто, грязное Нечто, от которого смердит мочой с никогда не снимавшихся брюк. Ну, с этими вряд ли кто будет связываться. А здесь появляются и приличные люди, посмотреть на этот цирк, сыграть с сильными шахматистами. Они платят за удовольствие по взаимосогласованному прейскуранту, и соприкасаться с подобными Клоуну, естественно, не станут – такой контакт радости не доставит. Видать, от долгого ожидания клиента, да и от принятой дозы, фунфуристы так и вздремнули за доской с расставленными фигурами. Им сегодняшний день, впрочем, как и вчерашний, и позавчерашний, казался скучным и бесконечно длинным.

В конце аллеи показался кто-то в мятых штанах с ширинкой, застегнутой огромной блестящей булавкой. Вылинявшая, без многих пуговиц рубашка, обнажала голое пузо, полуоторванный ее рукав держался на трех нитках.

Лицо Лодина просветлело в улыбке, – он не ошибся, это приближалась, загадочная, как НЛО, местная знаменитость Цаперко, проще Цап – известный поэт улицы, шизофреник и алкоголик в одном лице, прославившийся в тутошнем литературном мире писанием белых стихов, таких же идиотских, как и сам автор. И ведь печатают же придурка даже в республиканской периодике, не без зависти думал Лодин. По-видимому, кто-то из влиятельных метров писательского цеха находил в его бредовых опусах особый изыск и сбатенции, созвучные фибрам собственной души.

Цап шел хмурый и злой, скорей всего от недопития. «Ну, сейчас что-то будет, – подумал Лодин. – Этот без хреновин не может». Так оно и вышло – Цап не заставил ждать долго. Заметив двух прикорнувших фунфуристов, он широкой походкой направился к ним, на ходу расстегивая булавку. Затем зажмурил один глаз и, скорректировав прицел, толстой, турбулентной струей, под демонический хохот смыл искомую позицию. Поэт, судя по всему, давно хотел писать, что он успешно и осуществил с присущей творческим людям выдумкой. Толпа сотрясалась и валилась с ног при виде этого акта, кто-то даже зааплодировал. Поэт, облегчившись, застегнул булавку и невозмутимо пошкандыбал дальше. Разбуженный Клоун с трудом разлепил веки и мутными, как у соленого судака глазами, непонимающе уставился на окружающих. Затем он встал и нетвердой походкой отправился в кусты – его мучило то же жгучее желание, что и сумасшедшего рифмоплета. Силенок, однако, хватило только на дорогу – дойдя до густых зарослей, Клоун не удержался на ватных ногах и мешком повалился в цепкие объятия остриженной зелени. Он упал так, что его бренное тело осталось в кустах, а голова, словно кочан капусты, торчала снаружи. Судя по луже, вытекшей из-под куста, команда «отлить» отменена не была. Три пожилые женщины, проходившие мимо, из лучших побуждений стали пытаться вытащить незадачливого пьянчужку из кустов, чем вызвали недовольство скамейки.

– Да проходите мимо, гражданочки, живет он тут, из гнезда выпал, – раздался насмешливый голос Фили. – Вы, наверное, с другой планеты свалились, совсем не в курсе здешних обычаев.

Филя как в воду глядел: добровольные спасатели наперебой скороговоркой залопотали что-то то ли по-фински, то ли по-шведски, но свои усилия по вызволению бедняги из плена не прекратили.

– Надо достать Клоуна, а то не уйдут, – вслух решил Филя и полез в кусты. – Посторонитесь, тетеньки-капиталистки, свои социальные проблемы мы решим как-нибудь сами, без вас.

Он выволок Клоуна и бросил чахлое тело на скамейку рядом с чьей-то сумкой. Иностранки, успокоившись, пошли дальше. Но это был не конец: Клоун тут же запустил немытую руку в чужую сумку. Страшный удар здоровенного мужика, хозяина сумки, мгновенно отправил тело по старому адресу, в кусты. Кочан капусты лег на свое место. Да, поистине человеческая комедия, достойная пера великого Бальзака!

Лодин стряхнул с себя созерцательное настроение, встал и двинулся по аллее. Он вспомнил о счастливой облигации. Что же с ней делать? Время идет, а это против него. А как подмывало сдать ее тогда, в Сбербанке, вместе с остальными. И все же хорошо, что он удержался, кто знает, сколько у них там длится экспертиза. Нельзя сдавать улику против себя на неопределенное время, словно ценную побрякушку в ломбард. А как быть? Продать? Да кто купит? Сразу же спросят, почему не сдаешь сам. Может, выбросить от греха подальше?

Он поднялся по ступенькам в открытое парковое кафе. Выпить, что ли, этого пойла, именуемого почему-то кофе натуральный? Взяв чашку «натурального» и булочку, видом и твердостью смахивавшую на искореженную конскую подкову, он присел за отдаленный столик. Рядом, по-соседству, каких-то три орла играли в карты. «И здесь все то же», – подумал Николай, присматриваясь к играющим. Длинный, в шляпе тасовал колоду, рядом стояла увесистая трость со свинцовым набалдашником в виде змеиной головы. Второй сидел боком к Лодину, пожилой, кавказской наружности.

– Шлапа, лажи калоду на стол, со стола снымать буду, – сказал он и протянул палец с золотым перстнем к картам.

– Может, по пятише спилим? – предложил третий, маленький толстячок, гордый сын Израиля.

«Да, здесь полный интернационал», – про себя отметил Лодин.

Руки Шляпы шустренько раскидали по три карты. Ход, сброс в закрытую, молча взяли по одной. Шляпа задумался.

– Нет бубей – членом бей, – сострил «гордый сын».

– Дети, кричите ура, папе пришла бура! – торжественно объявил Шляпа, бросая перед собой карты.

Те молча уставились на них.

– Везет дуракам и пьяницам, – важно изрек «кавказец».

Шляпа пропустил «комплимент» мимо ушей. Полезли за деньгами, две пятерки заскользили по столу.

– Ну, что смотришь? Может, сыграть хочешь?

Лодин понял – обращаются к нему.

– Можно и сыграть, пощекотать себе нервишки, – сказал Николай.

– Так сядь задом на кынжал, – незлобно посоветовал «кавказец», – пашыкочэш скока хочэш.

– По таким ставкам не играю, – сказал Лодин, – предпочитаю общество посолидней.

Глаза Шляпы хищно заблестели.

– Солидные-то люди есть, а вот как у вас с капустой?

– У нас порядок, – заверил его Лодин.

– И можете показать? – настойчиво допытывался Шляпа.

– А вы можете предъявить свой охотничий билет или хотя бы удостоверение газетного репортера?

Шляпа на мгновение растерялся, заерзал на стуле, а «гордый сын» дробно захихикал.

«Кавказец» взглянул на Лодина уже с некоторым уважением.

– Шляпа, уймысь, дарагой. Этат челавэк атвечаит за сваю подпис.

– Ну хорошо, хорошо, местечко есть, – зачастил Шляпа. – В Дзинтари. Солидная дача, солидные люди… Вечерком к десяти и соберутся.

Лодин посмотрел на часы: было половина девятого.

– Ладно, ищи мотор и поехали.

– Мы и на электричке успеем, – сказал Шляпа.

– Родной мой, я не привык кантоваться в электричках. Да, и возьми пару коньяка, – он протянул четыре кварта.

Шляпа с услужливой готовностью схватил деньги – тут-то перепадало и ему.

– К девяти жду у «Сакты», – сказал напоследок Лодин и встал из-за стола.

Шляпа понимающе кивнул и, подхватив трость, резво попылил в сторону развеселого ресторана «Кавказ».

…Такси въехало в Юрмалу. Шляпа не подвез его прямо к воротам «солидной дачи», а велел таксисту остановиться метров за триста. Двухэтажный особняк, где собирались ночные картежники, тонул в зелени. Условным сигналом Шляпа позвонил в дверь. Мощный молодчик, ростом под два метра, впустил их в дом. Из темноты вынырнул второй, под стать первому, и тоже в кожаной куртке и джинсах. Как бы между прочим они со знанием дела прощупали Николая с ног до головы. «Двое из ларца, одинаковых с лица, – с иронией подумал он. – Пушку, что ли искали?» Шляпу трясти не стали – видать, знали, как облупленного. Затем прошли в комнату. Там находилось человек восемь. Лодин пересчитал: да, точно восемь. Присутствующие посмотрели на него внимательно, изучая, что, мол, за птичка залетела к нам на огонек. Вальяжный мужчина, лет пятидесяти, с шикарными седыми волосами в спортивном костюме «Адидас» поманил Шляпу пальцем.

– А вы садитесь, – сказал он Лодину.

Лодин поставил на стол две гостевые бутылки коньяка и сел на предложенный стул. Шляпа кончил совещаться с хозяином.

– Слушай, парень, все улажено, кворум как раз на два стола. Начнешь играть здесь, а там как пойдет, может, и на второй этаж переберешься.

Лодин молча согласился, вытащил несколько сотенных из верхнего кармана рубашки и положил рядом. Еще трое стали рассаживаться вокруг стола. Лодин успокоился – пока никаких неожиданностей, все идет нормально. Наверху играет высшая лига, тут первая, они-то ему и нужны. Сейчас нужно аккуратненько сдать облигацию.

…Игра шла уже третий час, бутылки постепенно опустели, голова гудела от напряжения. Последние его сто рублей стояли на кону. «Пора!» – решил Николай.

– Сто сверху!

– Вы забыли поставить, – партнеры пристально смотрели на Лодина.

Он стал шарить по карманам, изображая неподдельную растерянность.

– Ч-черт, деньги забыл в номере… хотя вот…

На стол упала облигация.

– Проверил ее сегодня вечером, – выигрыш пять тысяч. Ставлю ее.

Тут же появилась нужная газета, проверили, поглядели на свет и под лупу – все нормально.

– Ну что ж, – сказал один из игроков, – за нее можно дать пару тысяч.

– Вы что, с ума сошли? – возмутился Лодин. – Тонну сбросить еще могу, куда ни шло, но ни цента больше.

– Нет. Не хочешь – не играй, – последовал ответ.

– Как знаете, – Лодин встал и направился к выходу.

– Стой! – голос Шляпы остановил его у двери. – Ладно, получай три штуки и садись.

Лодин сделал вид, что колеблется. Три пары глаз алчно уставились на него.

– Это грабеж. Предлагаю компромисс.

После недолгих торгов компромисс был найден, и ему отсчитали три с половиной тысячи. Сделка состоялась. Снова раздали карты. Лодин давно понял, что его «пилят на одну ручку». «Пилите, милые, пилите, – мысленно усмехался он. – Многое бы я дал, чтобы увидеть ваши рожи, когда вас повяжут прямо в Сбербанке. Все идет по плану, тьфу-тьфу – не сглазить бы. Теперь только чисто свалить…»

За неполный час он, вконец утомленный, проиграл еще триста рублей и решил – пора!

– Голова кругом идет, беру маленький тайм-аут, – объявил он. – Где у вас кухня, пойду башку смочу.

– Ну-ну, взбодрись, – с показным сочувствием произнес хозяин, – и рюмку хапни для разгона крови, вон побледнел как.

– С собой возьму, – сказал Лодин, и налив рюмку, пошел туда, куда показал хозяин.

Носовой платок и некоторая сумма денег на столе были оставлены им умышленно. На кухне он открыл кран, набрал в ладони воды и брызнул в лицо. Действительно, стало легче – говоря об усталости, он вовсе не кривил душой – многочасовое напряжение игры и табачный дым, безусловно, сказывались, к таким нагрузкам он не привык. Кухонное окошко было распахнуто и само подсказывало верный выход. «Прощайте, голуби, и к завтраку не ждите» – он взобрался на подоконник и, не раздумывая, спрыгнул в сад. Пулей вылетел на улицу. Словно по заказу, неподалеку светился зеленый огонек какого-то частника.

– Шеф, срочно в Ригу.

– Сороковник и – вперед.

Лодин небрежно бросил зеленую купюру на сиденье рядом с «шефом», сам плюхнулся на заднее.

– Жми!

Взревев, машина сорвалась с места и на второй космической помчалась по назначению, будто зелененькая увеличила мощность двигателя по крайней мере втрое. «Теперь можно заняться и арифметикой, подбить бабки», – решил Лодин. Сто пятьдесят стоили коньяк и мотор, триста он проиграл до облигации, столько же после ее сдачи вплоть до ухода по-английски, рублей двести – двести пятьдесят осталось на столе в качестве «отступных» плюс полторы тыщи потерял на обмене. Итог устного счета был таков – «отмывка» ценной бумаги обошлась ровно в половину ее стоимости. Неплохой результат! Если кого-нибудь из них посадят, нужно будет послать передачу.

Он отпустил мотор у вокзала и пошел домой пешком. Через минут пятнадцать он уже был на месте. Никакой сумасшедший правнук Паниковского не попросил его по дороге домой дать ему один миллиончик, да таких денег у него и не было. В ту ночь Николай заработал только две с половиной штуки. Придя, он, не раздеваясь, упал на диван и почти мгновенно заснул сном праведника. Улыбка скользнула по спящему лицу. Так спят малые дети и передовики производства после ударной смены, преисполненные чувства выполненного долга.

XIII

– Итак, потерпевшая, просмотрите еще раз список похищенных вещей. Ничего не пропущено, не будет дополнений?

Страздиня взяла протокол и тихо забубнила под нос:

– Платье… так, видеомагнитофон «Панасоник», шкурка норки – тридцать две… отрезы… чеки «Торг-мортранса»… так, цепочка золотая, кольцо с бриллиантом… брошь… так, фотоаппарат «Поляроид», деньги в сумме… хрустальная ваза, сберкнижка на предъявителя с вкладом семнадцать тысяч триста… вроде все.

И с таким равнодушным видом вернула бумагу Верховцеву, словно ее мало заботила судьба похищенного, которое, по приблизительным, самым скромным подсчетам инспектора, «тянуло» тысяч на сорок – сорок пять, а с учетом цен черного рынка на «альбатросовскую валюту», пожалуй, на все полста…

«А может, просто не верит мне ни хрена, смирилась?»

– Хорошо, – произнес Верховцев, – теперь давайте поговорим поподробней. Меня интересуют некоторые детали…

– А вы разве еще не все выяснили? – удивленно спросила Страздиня, в голосе ее звучали капризные нотки женщины, привыкшей повелевать мужчинами. – Вот тебе на, почти битый час спрашивали, спрашивали, а оказалось, к главному еще и не подступали, так?

– Вы что, торопитесь куда-то или отделаться от меня не терпится? Я, например, с трудом представляю ситуацию, чтобы больная на операционном столе заявила хирургу: «Вы что-то там долго копаетесь, мне надоело, встаю и ухожу!» В конце концов, кто больше нуждается в операции?..

Страздиня слегка прищурила чуть раскосые оливковые глаза и впервые за все время внимательно, оценивающе посмотрела на Олега.

– Неужто вы обиделись? Не стоит, никуда я не спешу, – сказала она примирительным тоном. – Общество приятного мужчины не может быть в тягость, а вот некоторые детали… – Она намеренно сделала паузу, подчеркивая последние слова, – некоторые детали общения могли бы быть и другими. Только, ради бога, не говорите, что вы на работе и прочее-прочее… Я и так, признаюсь, невысокого мнения о милиционерах и очередное разочарование было бы совсем некстати. Кофе вы черный любите или со сливками?

– Черный, без сахара.

– Ну, это ваше дело. Прекрасно, сейчас приготовлю, – и она, мягким кошачьим движением поднялась с кресла и удалилась на кухню. Уже оттуда до Верховцева донесся ее голос: – Между прочим, я угощу вас перуанским: это фирма, совсем не то, что бурда лиепайская…

– Бурда бывает не только лиепайская, но и западногерманская, – откликнулся Верховцев.

– Острите? Это хорошо – значит, не все потеряно. А то среди ваших коллег такие зануды попадаются, рыдать хочется от тоски…

– Что, приходилось сталкиваться?

– А кто из смертных за свою жизнь хоть однажды с органами не имел дела? Моя милиция так горячо нас бережет, что без ее горячей любви порой шагу лишнего не ступишь.

Пока хозяйка управлялась на кухне, Верховцев, от нечего делать, еще раз окинул комнату взглядом. Она была обставлена красиво и со вкусом. Лепные потолки, недешевые, мягких тонов, заморские обои, дорогая, добротная мебель, телевизор «Сони», шикарный ковер, несколько неплохих картин в акварели – с трудом представлялось, что пару дней назад здесь капитально поорудовали воры – кругом чистота и уют, – но, тем не менее, это было так.

Хозяйка не заставила себя ждать. Она вернулась со столиком на колесиках, на котором стояли импортные бутылки спиртного с броскими этикетками, кофейник, чашки, коробка шоколадных конфет, орешки миндаля и кое-какие сладости. Страздиня время зря не теряла: платье она сменила на милый, темно-вишневого цвета, атласный халатик с драконом на спине; успела подрисовать глаза и тонкой линией подчеркнуть и без того безупречно очерченный контур губ. К тому же она слегка подправила прическу, придав ей состояние этакого художественного беспорядка. Что и говорить, ее внешность впечатляла.

«Такие экземпляры мужчины на улице долго провожают взглядами», – подумалось Верховцеву.

Страздиня была немного старше Верховцева – двадцать восемь лет, но выглядела очень свежо, юно, словно только вчера покинула стены школы. По всему чувствовалось, что она очень следит за собой, живет легко, безбедно, весело, в свое удовольствие, и большие трудности жизни ей неведомы.

– Теперь, пожалуй, можно и продолжить нашу беседу, так сказать, в неформальном русле. – Она опустилась в глубокое кресло напротив Верховцева. – Что будете пить? Выбирайте по вкусу…

Себе она налила легкого вина, Верховцев остановился на коньяке. Они подняли рюмки.

– Давайте без тостов, – предложила Страздиня. – Время пустых разговоров, как пишет пресса, прошло – пора приступать к делу.

Они отпили и поставили рюмки.

– Чудесный коньяк, настоящий праздник, – похвалил Верховцев. – Кстати о деле, я очень даже заинтересован поскорей с ним покончить, а потому сгораю от нетерпения задать вам еще ряд вопросов…

– Что ж, спрашивайте, – сказала Страздиня, изображая на лице вынужденную покорность.

– Скажите, Эмилия Викторовна…

– Ой!.. – остановила его хозяйка, картинно хватаясь за голову. – Ну прошу вас, давайте без казенщины. Просто Эмилия, договорились?

– Договорились, – кивнул Верховцев. – Итак, уточните, сколько времени вы отсутствовали дома?

– Ровно неделю, – последовал быстрый ответ.

– Хорошо, – Верховцев откинулся на спинку дивана. – А сейчас, не сочтите за бестактность, и ответьте: где вы были все это время и в связи с какими обстоятельствами выезжали?

Лицо Страздини мгновенно преобразилось – из открытого и благодушного оно сделалось замкнутым, недобрым, каким-то каменным; губы сжались и даже, как показалось Верховцеву, побледнели. Но это превращение длилось только секунду – тут же произошла обратная смена масок – заманчиво заблестели глаза и напряженность губ вновь сменилась игривой улыбкой.

– Неужели это может иметь какое-то отношение к тому, что случилось?

– К тому, что случилось, имеет отношение факт вашего отсутствия дома в течение семи дней. Преступник этим ловко воспользовался. Поэтому я повторяю вопрос…

– Ладно, я скажу. Я выезжала в Ялту. По личному делу. Этого достаточно?

– Увы, – развел руки Верховцев. – Вынужден спросить: в чем все-таки суть вашей поездки в Ялту?

– А если я не скажу? – с кокетством спросила хозяйка и пригубила рюмку.

Верховцев на мгновение призадумался.

«Если буду переть напролом, она может закрыться и тогда безнадега – не вытянешь ни шиша. Нужно срочно найти точный ход».

– Видите ли, Эмилия, мое любопытство имеет чисто профессиональный оттенок. Так что можете исповедоваться мне как, скажем, врачу или священнику – полную тайну исповеди гарантирую.

– С трудом представляю вас в поповской рясе, – улыбнулась Страздиня. – Ну, да ладно, раз уж слово дано – я отвечу. Но учтите, доверяюсь я вам не как должностному лицу, а как мужчине, на порядочность которого искренне полагаюсь… Так вот, в Ялту я ездила на встречу с мужчиной, если быть точнее – с любовником.

– Причина, безусловно, веская, – вполне серьезно заметил Верховцев, и как бы размышляя вслух, добавил: – Но мчаться из-за этого за тридевять земель?..

– Мой любовник не рижанин, – пояснила она, – он живет в Баку. У него тоже семья, в Ялту вырвался в командировку, ну, и вызвал меня.

– Каким образом вызвал: написал, позвонил?

– Ни то, ни другое – прислал телеграмму.

– Телеграмму? – насторожился Верховцев. – А она у вас сохранилась?

Страздиня утвердительно кивнула.

– И вы можете мне ее показать?

– А почему бы и нет, одну минуточку… – Она порылась в одном из ящиков секции и протянула ему белую полоску бумаги со словами: – Странно, что она осталась. Спросите почему – не отвечу. – Обычно я такие вещи не храню, компромат все-таки, сами понимаете…

Верховцев быстро прочитал короткий текст: «Милочка девятого буду Ялте пять дней старом месте ужасно соскучился жажду видеть будет большой праздник прилетай жду целую маг».

– Стало быть, вас не было в Риге неделю, с седьмого июля?

– Да, седьмого я уехала поездом, на самолет билетов не достать, а тринадцатого вечером вернулась самолетом.

– Объясните, что означает «на старом месте»? Это наводит на мысль, что ваша встреча на курорте далеко не первая.

– Простите, Олег Евгеньевич, а вы кто по званию, лейтенант?

– Лейтенант, – подтвердил Верховцев.

– А я бы вам присвоила сразу майора, – насмешливо произнесла Страздиня, расплываясь в обольстительной улыбке.

– Отчего ж такая щедрость? – немного опешил от внезапного поворота разговора Верховцев.

– Ну как же! Только телеграмму взяли, сразу раскололи, что я в Ялту не первый раз езжу. Феноменально! А старое место – это гостиница «Ореанда», слышали о такой?

– И не только. Но она, насколько мне известно, для интуристов?

– Мой любовник – человек очень богатый и с большими связями. У него там все, как принято говорить, схвачено. Даже номер один и тот же за ним закреплен.

– Даже так? Впрочем неудивительно: маг он и есть маг – все может. Кстати, «Маг» – фамилия, кличка или что?

– А вы попробуйте отгадать. Отгадаете – можете считать себя полковником.

И Эмилия грациозно потянулась на кресле всем своим телом. Полы ее халатика ненароком разошлись, обнажив крепкие загорелые ноги и округлые коленки. Она поймала непроизвольный взгляд Олега и в ее глазах отразилось глубокое удовлетворение произведенным эффектом. Страздиня наверняка знала, что она чертовски обворожительна и мужчины от нее млеют, но чувствовалось, что убедиться в этом лишний раз для нее как бальзам на душу.

– До полковника, думаю, мне все равно не дослужиться, а досрочно такое высокое звание принять не могу, – нахальства не хватает, – отшутился Верховцев.

– Что ж, очень жаль. А Маг – это сокращенно от Магомед. Моего любовника зовут Магомед Алекперов, он азербайджанец.

– Значит, он живет в Баку. А где работает, чем занимается, не знаете?

– Он человек большого бизнеса, деловой человек, очень преуспевающий. Заправляет каким-то крупным кооперативным концерном. Более точно сказать не могу, не знаю.

– Теперь вопрос сугубо частного свойства – не желаете – можете не отвечать…

– Валяйте, – согласилась хозяйка.

– Конечно, я вас где-то понимаю: муж – моряк, подолгу отсутствует, детей у вас нет, как следствие, ощущение одиночества, тоска, а вы к тому же молодая красивая женщина, время уходит… это все ясно. Но неужели с вашими данными и возможностями вы не могли подыскать для себя подходящую кандидатуру в почти миллионной Риге?

– Давайте выпьем, а потом я отвечу, – предложила Эмилия.

Верховцев плеснул себе коньяка, ей вина. Они чокнулись, выпили.

– Конечно, мужчины в Риге есть, и красавцы удалые, и мешки с деньгами о двух ногах, но… – Ее поднятая рука сделала некий театральный жест и зависла в воздухе. – Олег Евгеньевич, вы когда-нибудь купались в ванне, наполненной шампанским?

– Да мне такое и в голову придти бы не могло, – не сразу нашелся Верховцев. Его несколько сбивала с толку эта необычная манера собеседницы неожиданными обескураживающими вопросами переводить разговор в другое русло.

– А мне однажды пришлось. Совсем недавно, три дня назад. И Маг, представьте, через пару часов устроил это волшебство прямо в гостиничном номере. Полмашины с шампанским пригнал, это в наше-то время, когда со всем напряженка. Какое это было удовольствие, я лучше умолчу, но сам факт… Этот человек готов для меня сделать все: и возможное и невозможное. Если бы я попросила привезти из Парижа Эйфелеву башню, он бы и это сделал.

– Башню бы, наверное, не потянул, слабо! – засомневался Верховцев и недоверчиво покачал головой. – Башня все-таки национальное достояние Франции.

– Ну, я выразилась образно, условно, чтоб вам было понятней, какой это масштабный мужчина. Хотите знать, как мы познакомились?

– Любопытно.

Верховцев слукавил: история знакомства потерпевшей со своим закавказским суперменом-любовником его ничуть не интересовала, но из практики работы в розыске он знал: если женщине не дать выговориться, пусть даже «не по делу», то допрос можно «смазать» и в результате не досчитаться очень важных для следствия сведений и подробностей.

– Несколько лет назад я прогуливалась по набережной все в той же Ялте. Останавливается черная: «Волга», выходит человек и ко мне: «Остановись мгновенье, ты прекрасно!», и дальше: «Любезная девушка, не уходите с этого места минут десять и вы получите то, чего достойна самая красивая женщина южного побережья Крыма». Я хотела уйти, думала какой-то сумасшедший привязался, но потом любопытство разобрало, решила – десять минут не время, подожду. Ровно через шестьсот секунд он вернулся и вручил букет роз. Огромнейший букет, фантастический – я после пересчитала – сто один цветок! Как вы думаете, может женщина остаться равнодушной к таким неземным сюрпризам?

Страздиня мечтательно зажмурила глаза. Ее лицо осветилось каким-то мимолетным и приятным воспоминанием.

– Эмилия, а о каком празднике упоминал в телеграмме ваш поклонник?

– Да встреча с таким человеком уже праздник, а в Крыму, в разгар лета, праздник вдвойне. Эти дни были как сказка!

– Эта сказка вам дорого стала. Извините за жесткость, но…

– Се ля ви, – спокойно перебила его Эмилия Викторовна. – В этом мире за все надо платить.

Она умела себя держать – не выглядела ни огорченной, ни подавленной, и показного бодрячества, позы, в ее манерах и поведении Верховцев тоже не улавливал.

– Поверьте, Олег, я ни о чем не жалею. Много ли радостей у женщин в жизни? А тем более у наших, советских женщин? Какие удовольствия нас окружают: очереди, авоськи, бесконечные поиски самого необходимого. Так хочется уйти и оторваться от вечной суеты, драчек в очередях, сплетен, ну хоть немного забыться от кошмара наших мерзких будней. А тут встречается человек, который увидел в тебе нечто, сумел тебя оценить по достоинству, высоко оценить, и к тому же готов и в состоянии эту цену с охотой заплатить. А что, разве красивая женщина – это не ценность, а? Разве какой-нибудь скакун ахал… акал… не помню точно, как называется эта лошадь, за которую полмиллиона дают, стоит дороже?

– Это действительно редкая порода, и за нее выкладывают целое состояние.

– Редкая порода, – скривилась Эмилия. – Но женщина, любая женщина вообще уникальна, вам не кажется? Я мир не видела, категорично утверждать не стану, но мне думается, только у нас из женщины могут бабу сделать. Только в нашей стране смогли догадаться на эту несчастную бабу фуфайку напялить, всучить в руки лом и марш – шпалы и рельсы ворочать! А мужики в то же время в кусты – водку жрать да языки чесать! Господи, разве это не позор?!

Страздиня увлеклась. Она говорила запальчиво, убежденно; ее щеки загорелись румянцем, глаза блестели, волосы разметались по плечам. Прекрасная ведьма! В эти мгновения она была особенно хороша, и Верховцев поймал себя на мысли, что невольно завидует тому загадочному Магу, который нестандартным подходом сумел завоевать сердце этой женщины. Сумел ли?

– И все же мне не совсем понятно, – проговорил Верховцев, – что лежит в основе ваших отношений с тем мужчиной, любовь?

– Какая любовь, Олег?.. Вы из какого века? Девятнадцатого, шестнадцатого? Вы сами хоть когда-нибудь любили, знаете, что это такое?

– Любил и знаю.

– Я имею в виду не детсадовские признания в песочнице и не прогулки при луне, серьезное…

– Я о серьезном и говорю.

– И где же теперь ваша любовь?

– Моя невеста погибла. – Верховцев с трудом проглотил тяжелый ком в горле. – За три дня до нашей свадьбы. Трагический случай…

– Извините, – задумчиво произнесла хозяйка, – я не хотела вас обидеть. Нет, меня влечет к нему не любовь.

– Тогда что? Та цена…

– Причем тут цена, – с досадой перебила его Страздиня. – Не ловите меня на слове.

Вдруг она резко подалась вперед и, неожиданно распахнув полы халатика, обнажила перед самым лицом Олега свою грудь. Роскошную грудь.

– Разве это имеет цену? Разве это можно купить как вещь? Приобрести как картину и повесить на стену? Завернуть в бумагу и унести с собой под мышкой? Нет! К этому можно только прикоснуться, погладить, поцеловать и жить мечтой когда-нибудь повторить это действо, вот и все…

Она запахнулась, наполнила себе рюмку и залпом выпила.

– Да, он богат и щедр, но это не главное. Он смог покорить меня, как покоряет альпинист труднодоступную вершину, что, согласитесь, по плечу только искусным восходителям. Он просто смог мне подарить ощущение счастья, а это в наше время самый большой дефицит. Наконец, я чувствую себя рядом с ним женщиной. Женщиной! А не товарищем, кухаркой, коллегой, объектом похотливых помыслов и страстишек. Вы же ничего обо мне не знаете. Я в восемнадцать лет вышла замуж, муж старше меня на двадцать лет. В пятнадцать меня заразили гонореей, в шестнадцать я сделала два аборта. У меня уже никогда не будет детей, мой муж практически импотент… Хватит, или еще что-нибудь?..