Текст книги "Евангелие от Джексона"

Автор книги: Сергей Белан

Соавторы: Николай Киселев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Вдруг его взгляд упал на телевизионный столик. Там, около телевизора, лежали два Нининых перстня и крест на цепочке. Руки сами потянулись к драгоценностям. Взял один перстень и подумал: хорош, рубликов восемьсот потянет.

«Эх, куда бы спрятать? – сумасшедшая мысль заметалась в голове, словно волк, обложенный флажками. – В карманы нельзя, но куда, куда?»

И еще до конца не сознавая, что делает, он сунул перстень в рот и с усилием проглотил его. Операция оказалась непростой, он чуть не подавился, но, слава богу, все обошлось.

«Ладно, не застрянет, – обнадеживал он себя, запивая благородный металл минералкой, – а мы люди не гордые, за восемьсот колов и в дерьме покопаемся».

Что ж, дело было сделано, и успокоившийся металлоглотатель направился в спальню.

Он уже слегка закемарил и видел первые сновидения, когда вдруг, словно издалека, услышал Нинин голос:

– Валера, ты не видел перстня на телевизоре? Лежал там, теперь не могу найти.

– Не знаю, не видел, – рассеянно ответил Финик. – Если уж мне не веришь, пошарь по карманам.

– Что ты, что ты, – успокоила его Нина, – наверное закатился куда-нибудь, завтра найдем.

И Финик, пробурчав что-то невнятное, снова погрузился в сладкую дрему.

Проснулся он оттого, что кто-то настойчиво тряс его за плечо. Перед ним стоял человек в форме лейтенанта милиции.

– Гражданин, вставайте, одевайтесь.

– В чем дело, что происходит? – произнес Финик, неловко натягивая брюки и шаря ногой по ковру в поиске носков.

– Валерик, пропал перстень. Он стоит две тысячи, вечером был, а ночью не стало. – В голосе Нины слышались слезные нотки. – Валер, отдай и ничего не будет.

– Да, как ты могла подумать такое? – Финик почувствовал, как по спине пробежали мурашки.

– Гражданин, у вас есть документы? – обратился к нему милиционер.

– А как же.

Финик вытащил паспорт из заднего кармана брюк и подал лейтенанту.

– Гражданка, почему вы называете его Валерой?

– А как? – Глаза Нины округлились, в них мелькнул испуг. Она заплакала.

– Гражданин Миронов Юрий Данилович, я так понимаю, вы отрицаете кражу перстня?

– Можете обыскать, у меня ничего нет, я ничего не брал.

– Хорошо, тогда всем придется проехать в отделение, будем разбираться там. – Лейтенант повернулся к двум коллегам в звании сержанта, стоявшим у порога комнаты. – Проводите гражданина и повнимательней, чтоб ничего не выбросил.

В помещении, куда их доставили, за столом сидел дежурный, старший лейтенант, за стеклянной перегородкой, у пульта находился сержант. Вдоль стены стояли стулья. Нина села в самый угол. Пригласили понятых, стали составлять протокол и проводить обыск. Финик выложил содержимое карманов на стол и демонстративно вывернул их наружу.

– Лейтенант, а может он и в самом деле не брал? – сказал дежурный, вставая из-за стола.

Тот пожал плечами.

– Зачем тогда врал насчет имени? Что-то тут не вяжется…

Чувствуя зыбкость ситуации, Финик порывался сказать что-нибудь убедительное в свое оправдание, но все-таки удержался, сочтя благоразумным отмолчаться. Одно неосторожное, неудачное слово могло обернуться против него и безнадежно все испортить.

– Лейтенант, да он выглядит на обыкновенного альфонсика, который кормится у дамочек за определенные услуги. Из тех, кто, как в старом анекдоте, «гусары денег не берут…», может слышал? – сказал дежурный.

– Денег-то не берут, а вот перстенек пропал.

– Доказать еще надо, – буркнул Финик, придав своей физиономии оскорбленный вид. Первый испуг уже прошел, и он с каждой минутой обретал все большую уверенность.

– Что ж, попробуем доказать, – спокойно сказал лейтенант. – Тем более что мне кажется, я знаю, где искать. У тебя там пусто?

Он показал взглядом на черную дверь без надписи.

– Пусто, – ответил дежурный.

– Молодой человек, пройдемте на горшок, – предложил лейтенант.

– Ка-ка-кой горшок, я не-не хочу, – пролепетал Финик, заикаясь и бледнея.

– Сейчас захочешь, – пообещал лейтенант и вынул из аптечки, висевшей на стенке пару таблеток. – Это слабительное, извольте принять.

– Я не буду, – стал возмущаться Финик. – Что это вы мне суете?

– Вы будете сидеть здесь, пока не сходите на горшок, так что не упрямьтесь.

Финик нехотя проглотил таблетки и запил водой, за ним внимательно следили, чтобы он не спрятал таблетки под языком. Обрывки мыслей роем теснились в его голове. А может, все обойдется, может, где застрянет? Одновременно с этим на него накатывало желание срочно проверить работу санузла. Черт дери, терпеть нету мочи! Хоть пальцем затыкай – подсунули, наверно, собаки, лошадиную дозу.

– Ну что мнешься, на горшок хочешь, пойдем.

Финик, понурив голову, обреченный и подавленный, поплелся вслед за лейтенантом. Два сержанта замыкали шествие.

– Ну, что, каскадер, добро срать в ведро, да дужка мешает? – весело сказал один из них.

И в самом деле посередине комнаты поставили старое оцинкованное ведро.

– Да стыдно, отведите в туалет, – попросил Финик.

– Не стесняйся, девочек нет, – подбодрил его веселый сержант и озорно подмигнул. – Лучше снимай штаны быстрее, пока в них не наложил.

Финик споро спустил штаны и сел на ведро – дужка действительно мешала. Стражи порядка расположились по кругу и стали ждать результата.

– Я не хочу какать, – уныло промычал Финик и тут же понял, что безбожно грешит против истины. Впрочем, это поняли уже и остальные: стали переглядываться, заводили носами. Понятые чуть отступили к двери – было видно, что они с удовольствием бы вышли, но чистота эксперимента требовала их присутствия и они стойко выполняли свой гражданский долг. А подозреваемый вдруг почувствовал, как что-то круглое и шершавое на секунду застряло в заднепроходном отверстии, но под напором пламенного, буйного, как страсть, желания облегчиться, полетело в ведро.

И тут вопреки логике к Финику неожиданно вернулось полнейшее спокойствие. Оно снизошло, как божия благодать с небес, и он разом воспрял – перспективы виделись уже не столь безотрадными, как минуту назад. «А что я, собственно, дергаюсь? – рассуждал он. – Мне за этот сраный перстень дадут от силы год – полтора. Буду плакаться, каяться, бить себя ушами по щекам, глядишь, дадут и меньше. А за дела с хатами можно отхватить ого сколько, по самые помидоры! Даже отличненько, посижу чуток, зато чистым выхожу из того дельца. А Купец пусть расхлебывает все это сам или со своим землячком поделится. Конечно, отсидка мероприятие не из сладких, но потом свобода с чистой совестью и вне всяких подозрений. Плохо одно – Купец деньжат уже не даст, наши доли с Кротом накрылись, но сейчас главное шкуру спасти, а потом… Потом можно будет и Коленьку, Купцова дружка, тряхнуть. Этот никуда от меня не денется, раскрутится, и за спокойную жизнь свою отдаст, сколько запрошу. Вот так! Чего-то долго они меня с ведра не снимают?..»

Лейтенант как будто услышал его вопрос.

– Хорош, герой, кончил дело – гуляй смело.

Финик приподнял задницу, три носа тут же сунулись в ведро.

«Может, пошутить и пустить поганенького ванца для куража, чтоб служба медом не казалась? – подумал Финик. – Нет, не стоит злить, мне еще чистосердечное признание ломать перед ними».

– Ага, есть, снесла курочка золотое яичко! Что стоишь с голой задницей, сушишь? Надевай портки, пошли.

Перстень подхватили пинцетом, по дороге промыли водой под краном.

– Вы там ведро вынесите, – завопил дежурный. – Провоняет все насквозь, а там отдыхать людям.

– Погоди, – отозвались из комнаты, – оформим все как положено, уберем.

Все вернулись в дежурку.

– Граждане, товарищи! – начал концерт раскаяния Финик. – Все расскажу, сразу бы рассказал, да стыдно было. И в мыслях такого не держал, не вор я по натуре, ну выпил, в голову стукнуло, ну просто блажь, сам не знаю, как засунул. Как проспался бы, сам отдал, но не успел. Это правда! Нина, ты мне верь, я писать тебе буду!

– Врешь ты все, – с досадой произнесла Нина, но злости в ее голосе уже не было.

– Не вру, сама увидишь, сделал – отсижу, ты только верь и жди.

На глаза Нины накатились слезы.

«А ведь вроде поверила, дуреха, – подумал Финик, – как бабам мало надо. Должно быть, одиночество и впрямь страшная штука. И зачем только перстень взял, сама б отдала».

– А может, его не сажать, – в голосе Нины послышалась мольба.

– Теперь уж нет, – сказал лейтенант, – раньше надо было каяться. Протоколы составлены, понятые подписались, факт кражи налицо, все – правосудие заработало – поезд ушел. Да вы, гражданочка, не волнуйтесь сильно, много ему не дадут, год от силы и то скорей всего вольного поселения. В гости будете приезжать, посылочки слать. Краткая разлука только проверит глубину чувств. А сейчас идите домой, успокойтесь. За перстнем зайдете через пару дней, экспертиза должна определить стоимость вещи.

– Я могу нанять ему адвоката?

– Конечно, но незачем, ему и так дадут – меньше не бывает.

Нина с состраданием посмотрела на Финика.

– Жаль, глупо получилось. А могло быть все по-другому, – тихо сказала она и, повернувшись, вышла из помещения.

Рыцарь ее мечты вздохнул и, сопровождаемый охраной, отправился мыть ведро.

XXII

Как ни странно, но настроение Купца после кладбищенской встречи не испортилось: напротив, появившаяся ясность, даже как будто подняла его тонус. Безусловно, неожиданные и серьезные осложнения ставили крест на их деле, которое до сегодняшнего дня, не считая мелочей, продвигалось блестяще, – с другой же стороны, все случившееся вполне укладывалось в рамки его представлений о жизни и вносило некую логическую завершенность в весь ход событий. Он давно убедился, что в жизни гладких дорог не бывает. Во всяком случае, в его жизни такого не случалось, и немалый житейский опыт научил Купца не доверяться коварным улыбкам фортуны, не расслабляться от кажущейся легкости успехов, быть собранным и готовым к любым передрягам в любой момент. Он предпочитал реальную опасность знать наперед, нежели оказаться застигнутым врасплох в такой ситуации, когда предотвратить беду уже поздно, а противостоять невозможно. Опасности его не пугали, он на своем веку повидал их вдоволь и с ними свыкся. Они были острой приправой в его противоречивом, запутанном, рисково-бесшабашном, не признающем серости и постылой обыденности бытии. Они возбуждали его, изуверски щекотали нервы, будоражили, волновали кровь, приводили подчас в исступленно-блаженное состояние картежника, идущего ва-банк с призрачными шансами обмануть свою судьбу. Но не чувствами и эмоциями руководствовался он в решении своих проблем – его выручали опыт, интуиция, трезвый и тонкий расчет видавшего виды человека.

День прошел в хлопотах и заботах, и Купец, порядком подустав от мытарств, вечер решил провести где-нибудь в нескучном ресторане, отдохнуть и развеяться, а если повезет, подцепить неприхотливую бабенку со своим углом, чтобы приткнуться там на ночь. Он заранее заказал столик на двоих в «Сатурне» и теперь в ожидании открытия не спеша прогуливался вдоль канала у Бастионной горки и размышлял о делах текущих. А подумать о чем у него было: час назад он позвонил Лодину и тот сообщил, что старик согласился на встречу в Межапарке. Со скрипом, ворчаньем, но согласился, округлив сумму на поправку своего драгоценного здоровьишка до пяти штук. Не слабый контрвыпад – аппетиты шантажиста росли, словно цены в польских магазинах. Да, он, Купец, видимо не ошибся, предположив, что они имеют дело с отъявленным стервецом. От этого присоска действительно не избавиться иначе, чем раздавить его, как червяка.

«А все-таки жадность нас подвела, – думал Купец, любуясь парочкой белоснежных красавцев-лебедей величаво плывших по свинцовой глади канала. – Не надо было брать морячку. Кусок, конечно, оторвали большой и жирный, но таким и подавиться недолго, а проглотишь – будешь мучиться от несварения желудка. Старик, судя по всему, пас Коляна, а морячка пошла у нас сверх плана, вне схемы, тут он мышеловку и захлопнул. Хорошо хоть, старик, а не легавые, значит у тех что-то не стыкуется, чего-то не хватает. Что ж, придется его наградить премией за дотошность да любознательность. Да и на пару с Фиником ему не так скучно будет… Семь бед – один ответ. Лучше уж к стенке стать, чем снова на семилетку за решетку запрыгнуть. Нет, меня в зону теперь и на бульдозере не затащишь, я свои университеты прошел сполна и даже аспирантуру закончил».

С такими мыслями, прогуливаясь, Купец вышел к знаменитому пятачку с часами на колонне, невдалеке от ресторана. В этот вечерний час здесь царило оживление – тут была тусовка тех, кто гордо именовал себя центровиками. «Центровики» причисляли себя к городской элите. Подчеркивая свое особое положение, они стремились выделиться из остальной толпы внешним видом, манерами – быть похожими на прочую серую массу обывателей считалось в их кругах ниже собственного достоинства. В глазах этой, торчащей здесь часами публики, читались снисходительное высокомерие, ленивое любопытство, пресыщенность всем и вся, и скука, скука, скука…

Опытный взгляд Купца не выявил на этом примечательном объекте сколь-нибудь серьезных китов делового и преступного мира. Так, шушера: фарцовщики средней руки, сутенеры, «сдающие» девочек туристам из стран третьего мира, которым, оказывается, вполне по карману купить услуги представительниц сверхдержавы, наркота – любители маковой соломки и прочих прелестей опиумной индустрии… Китам здесь делать было нечего – они обитали в других морях и на других глубинах.

Созерцать эту ярмарку слабоскрытых человеческих пороков никакого удовольствия не доставляло, и Купец повернул к ресторану. У дверей заведения тоже образовалась привычная толчея из жаждущих подключиться к праздноколлективному времяпровождению. Как и в других сферах нашей безрадостной жизни, здесь явственно ощущался дефицит – дефицит на развлечения, подобных точек на такой крупный портовый город, с учетом летнего наплыва гостей, катастрофически не хватало. Большинство из окружавших заветную стеклянную дверь составлял дамский пол, пытавшийся многообещающими томными взорами привлечь внимание респектабельных мужчин, уверенно преодолевавших кордон в лице седоусого швейцара. Купец знал подобную публику, как облупленную: хитроватые, мазанные заморскими красками мордашки, были словно на одно лицо и никакого романтического вдохновения внушить не могли. Такие только могут испортить настроение своими бзиками, да еще накрутить «динамо», и он поймал себя на мысли, что по этой причине всегда болел за «Спартак».

«Здесь ловить не будем, не та рыбеха», – про себя отметил Купец, прошел вовнутрь и поднялся на второй этаж. На диванчиках у входа в зал сидела группа девиц с весьма определенными планами на темное время суток вечер-ночь; этот контингент Купец распознавал с первого взгляда. «Так, бригада жриц любви уже на работе, похвально». Он небрежно осмотрел эту размалеванную импортной косметикой команду и подошел к зеркалу поправить прическу. Напротив зеркала, по-свойски, как у себя дома, расположились четыре юных, но вполне созревших для ратных интимных дел создания. В их томно-порочных глазках читался неприкрытый интерес к представителям мужского пола с полным набором дамских услуг по сходному тарифу. Но Купец почему-то обратил внимание не на них, а на одиночку, что сидела отдельно чуть поодаль. Вне сомнений, она была из той же братии, но все равно выделялась, как белая ворона. Да и своих подруг по промыслу она была, пожалуй, постарше, что-то около тридцати. И юные коллеги относились к ней с явным пренебрежением, задевали ее, но она безучастно сносила все их колкие реплики. «Здесь, как и везде в этой жизни, тоже постоянная борьба за место под солнцем, своя конкуренция», – грустно подумал Купец. Ему отчего-то стало вдруг нестерпимо жаль несчастную незнакомку, и он поймал себя на мысли, что уже давно не ощущал подобного чувства ни к кому. На ее отрешенном бледном лице он разглядел так хорошо известную ему печать душевной усталости. Он подошел и присел рядом. Она посмотрела на него и нечто вроде жалкой улыбки появилось на ее лице. Бойкая четверка тут же среагировала выпадом:

– Чего скалишься, обезьяна? На тебя все равно ни один клевый не подпишется.

Улыбка стала еще более жалкой. Купец выдержал паузу, закурил.

– Как вы относитесь к тому, чтобы вместе поужинать? – спросил он негромко.

– Она сюда не ужинать пришла, а трахаться за деньги, мальчик.

Очередная реплика агрессивных соперниц убедительно подтверждала превосходную работу их слуховых аппаратов. Купец посмотрел на них так выразительно, что они мигом притихли и отвернулись.

– Я все понимаю, – сказал он затем, – просто я приезжий и не в курсе, что у вас почем.

– Да ей больше четвертного никогда не давали, – снова бесцеремонно влезли в разговор неугомонные девицы, задетые тем, что на их глазах заведомому аутсайдеру, похоже, что-то выгорало. – Да она и того не стоит, до тридцати лет дожила, а минет так толком и не научилась делать, жует как соску, клиенты жалуются – просто стыдно за державу перед интуристом.

И они, рисуясь друг перед дружкой и ожидающей приглашения в зал публикой, смачно загоготали.

Купец прямо в глаза соседке и спросил:

– Квартира есть?

– Комната в коммуналке, – кротко ответила та, – но у меня очень чистенько, уютно…

– Устраивает, пошли питаться.

Они встали. Купец чуть не рассмеялся – его «подруга» показала язык своим обидчицам, взяла его под руку и с гордо поднятой головой застучала каблучками рядом с ним. Завзалом проводила их до столика.

– А ты им не верь, – сказала она, когда они сели, – мне только двадцать девять.

– Это не имеет значения. Кстати, как тебя звать?

– Кэт.

– Катя значит. Так вот, Катя, ты не жеманничай, не люблю. Мне нравятся дамы, а не девки.

Официантка прервала нравоучения. Купец заказал бутылку коньяка и обильную закуску. Принесли скоро. Он налил коньяк.

– Значит так, родная, давай выпьем, закусим и через пару часиков отчалим домой. Устал страшно, хочу поспать.

Кэт поняла это по-своему и глупо захихикала.

– Ну чего спешить? Посидим, потанцуем, музыку послушаем…

– Ты ее еще не наслушалась? – недовольно обронил Купец. – Я сегодня не склонен пускаться в пляс, так что работай челюстями.

Время летело незаметно. Зал набился почти битком, ресторанный вечер приближался к кульминации, апогею. У стойки бара копошилась фарца, которую Купец видел у входа. Уже знакомая четверка обосновалась за столиком напротив в компании с двумя гостями из Африки. Там между шумными тостами и вымученными смешками шло, по-видимому, оживленное обсуждение перспектив предстоящей ночи. Девицы что-то показывали на пальцах, писали на салфетках, темнокожие эротоманы мотали курчавыми головами и противно скалились, обнажая великолепные сахарные зубы. До Купца доносились обрывки разговора, но чаще всего «йес», «ноу» и «этта карасо». «Ну хватит», – подумал Купец и решительно встал из-за стола.

– Подожди, не спеши, мы же еще не все съели, да и коньяк остался.

Купец с укоризной посмотрел на Кэт, хотел сказать что-то резкое, но сдержался.

– Ну секундочку, я быстро.

Она скрутила шгутом салфетку и заткнула бутылку, которая тут же оказалась в сумочке, столь миниатюрной, что Купец так и не смог понять, как она туда вместилась. Затем засунула Кэт в рот маленькое пирожное, ловко ухватила с вазы оставшихся два яблока и они пошли на выход.

…Ее комнатка приятно удивила Купца своей чистотой и аккуратностью, но богатством или хотя бы достатком здесь и не пахло. Видно, и впрямь его новоявленная подруга была не слишком удачлива в своем неузаконенном ремесле. Под косыми взглядами соседей на коммунальной кухне Купец помылся под краном. Кэт за это время приготовила постель.

– Вот, это ты молодец, – похвалил он и раздевшись бухнулся на свежую прохладную простыню.

Кэт выключила светильник, юркнула под легкое одеяло и, прижавшись к Купцу, стала его осторожно поглаживать.

– Катя, не надо. Я зверски устал, а завтра такой день… Мне надо выспаться, понимаешь?

– Нет, – жалобно пропищала она.

– Ну, да, конечно, – подавляя зевок, сказал Купец. – Я бы на твоем месте тоже… но ты не грусти, если с утреца попоишь чайком, то и ладно, полтинник получишь, я не жлоб. А сейчас спи – твоя миссия закончена.

– Ты брезгуешь мной, презираешь, – захныкала Кэт. – А за что? Ты ведь не знаешь как я жила, как умерли родители и мы остались с братом одни. Я на все шла, лишь бы у него был кусок хлеба и он смог закончить техникум. Кто б ему еще помог? Ну скажи…

– Только не надо строить из себя Соню Мармеладову, – остановил ее Купец, – слезу из меня не вышибешь.

– Это что за Сонька? Та, что рядом со мной сидела? Так она не Мармеладова…

Сон у Купца как рукой сняло и он от души рассмеялся.

– Да, Катенька, с русской классикой ты не в ладах. Достоевского знать надо. Хотя он, глупый, считал, что женщину толкает на панель нужда, невозможность найти работу. Он, дурак, не понимал одного, что лежать задравши ноги гораздо проще, чем на фабрике пахать.

Кэт тихо заплакала, уткнувшись лицом в подушку. И странно, Купец снова ощутил к ней щемящую жалость и чтобы как-то успокоить, нежно провел ладонью по ее спине. Она прижалась к нему доверчиво, как маленький ребенок, и, чуть всхлипывая, стала затихать.

– Если бы ты знал, как мне все опротивело. Уехать бы к черту на кулички, родила бы малютку-крохотулечку, как я бы его любила. Черный хлеб бы один ела, но он бы у меня как кукленочек был и ухоженный и умненький, и про Соньку Мармеладову бы прочитал.

– Ну если не врешь, едь со мной, – ошеломив даже себя, произнес Купец.

– А ты не врешь, не обманешь? – как за соломинку ухватилась Кэт за его предложение. – Я ведь даже не знаю, как тебя зовут.

– Да, действительно, не удосужился представиться, – согласился Купец. – Зовут меня просто, как Распутина, Гришей.

– Гриша, – горячо сказала она, – да я готова хоть на край света…

– Ну, так далеко не надо.

Купец встал и вынул портмоне из кармана брюк.

– Вот тебе стольник. Завтра с утра летишь на вокзал и любой ценой достанешь два билета до Москвы на последний поезд, тот, что десять с копейками отходит. Денег не жалей. Билеты бери в одном вагоне, но в разных местах, желательно плацкарт. Кстати, как у тебя с работой, кто ж тебя отпустит?

– Да я не работаю. Трудовая где-то устроена и ладно.

– Хорошо, если не передумала, слушай дальше. Соберешь вещички, много не бери, чтобы был только один чемодан. И с семи часов жди меня на скамейке, что против дома. Я могу задержаться – не уходи, жди до упора. Я подойду, передашь мне мой билет и возьмешь у меня сумку, что в этой сумке, тебя не касается, даже не гляди. Ну и встретимся в поезде. Ко мне не подходи ни под каким предлогом…

– Тебя ищет милиция? – без страха, но с какой-то обреченностью спросила Кэт.

– Не бойся, пока не ищет, хотя не исключено, что такие намерения у нее есть. Так что, береженого бог бережет. Ты, я вижу, совсем потухла – все будет хорошо. Супермена из меня не вышло, будем жить, как все: и хата будет, и дети будут. Но учти, замечу, что потянуло на старое, просто прибью, так что думай сейчас.

– Чего тут думать, если все будет, как ты сказал, руки целовать буду, – зачастила она, – счастливей меня не найдешь, верной буду, как собака, только не прогоняй.

«Да, видно, крепко тебя, девочка, припекло», – подумал Купец.

– Тогда слушай дальше. Повторяю, ко мне не подходи, что бы ни случилось. Если меня вдруг повяжут, в пути все может быть, то доедешь до Москвы, возьмешь билет и вернешься назад. Если доедем нормально, то, как сойдем, я подойду к тебе на перроне, и с этой минуты у нас начнется совместная жизнь. Все поняла?

– Да-да, – прошептала она.

– Ну бай-бай.

Купец проснулся бодрым, со свежей головой, сладко потянулся, Кэт уже суетилась у стола, на котором дымилась сковородка с яичницей. С аппетитом позавтракав, Купец стал собираться.

– Ну что, ничего не забыла? – спросил он напоследок.

– Все сделаю, как ты сказал, – заверила Кэт. – Я не знаю и не хочу знать, что ты натворил, но береги себя. Если с тобой что-нибудь случится, я сгнию в этом болоте.

– Все будет как надо, – Купец отечески потрепал ее за плечо. – Мы оба начнем все сначала, только не подведи меня. До вечера!

И он решительно направился к выходу.