Текст книги "Евангелие от Джексона"

Автор книги: Сергей Белан

Соавторы: Николай Киселев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

IV

Вперед на мины – ордена потом!

Евангелие от Джексона 14:9

Как и было условлено, Лодин появился в Дубулты после обеда на следующий день. Он застал компанию в праздном настроении: Купец, прикрывшись газетой от надоедливых мух, дремал в плетеном, стародедовском кресле-качалке, а Крот и Финик играли в шахматы, прихлебывая пиво. Лодин был озадачен таким спокойствием в стане сообщников, словно им завтра предстояла не сложная, сопряженная с опасностями акция, а какая-нибудь увеселительная прогулка на теплоходе по Рижскому заливу. Его функции куда проще, а вот мандраж дает знать – сегодня после смены так и не смог сомкнуть глаз. Он подошел к играющим, взглянул на доску – позиция была очень сложной, но вырисовывался перевес Крота. В это время зашевелилась газета и из-под нее показалась заспанная физиономия Купца. Он с огромным наслаждением потянулся, зевнул и проговорил:

– Эх, и сон мне снился, братцы, красотища! Будто живу я где-то в тропиках, на диком острове в океане, один, совсем один, как Робинзон. Ну, пальмы там, зверюшки всякие экзотические, вода чистая, прозрачная, как изумруд, птички песни поют, – рай да и только…

– А баб в том раю нет? – спросил Финик, делая очередной ход. – Тогда дрянь твой сон – без баб шкреба. Вот если б туземочка какая явилась…

– Финик, ты случайно ночными поллюциями не страдаешь? – поинтересовался Купец, нехотя отдираясь от кресла.

– Нет, а что? – насторожился тот.

– Да так, к слову пришлось.

Купец взял со стола графин, налил воды в ладошку и плеснул себе в лицо… Затем вытерся куцым махровым полотенцем, бросил беглый взгляд на доску.

– Кранты, Финик, сдавайся. У Крота пешка проходная, а там и мат тебе.

Он на мгновение задумался, улыбнулся каким-то своим мыслям.

– Любопытное сочетание: слово «там» наоборот читается «мат». Так что если пешка там, значит будет мат, пешка там – будет мат. В этом что-то есть.

– Знаете, парни, – вступил в разговор Лодин, – я в одном дютике, кажись у Вайнеров, вычитал интересную мысль. Там наше дело сравнивается с шахматами, причем у нас изначальное преимущество – белые фигуры и за нами первый ход. И надо успеть сделать побольше удачных ходов прежде, чем противник начнет отвечать, тогда успех в партии обеспечен. Вот тебе еще сочетание, Гриша, успеть и успех. Успех и успеть – прямая связь.

Действительно, через пару ходов пешка Крота превратилась в ферзя и Финик, вздохнув, уложил своего короля в горизонтальное положение. Купец двумя пальцами приподнял пешку за крохотную головку на уровень глаз.

– Дай бог нам судьбу проходной пешки, красивенько, как на параде, пройти все клеточки – и в королевы. А почему бы и нет, не с Каспаровым играем.

Лодин раскрыл свой «дипломат», достал из него большой, вчетверо сложенный лист бумаги и развернул его. Это был отснятый на копировальной машине какой-то план.

– Вот задание на вечер, – сказал Лодин, разглаживая лист ладонью. – Это наш район. Улицы, остановки транспорта, прочие ориентиры – все обозначено. Да, вот здесь ментовка, здесь вытрезвитель, психушка, думаю, расписано подробно. Постарайтесь запомнить, разобраться, чтоб на натуре полегче было. Я сейчас обратно, думаю, Кроту стоит поехать со мной. Повожу его по дворам, покажу сам объект – без этого не обойтись.

– Все поедем, – сказал Купец. – Две головы хорошо, а четыре лучше.

– И приметней, – возразил Лодин. – Две головы – пара, а четыре – отара. А отара уже в глаза бросаться будет. Лучше я Крота поднатаскаю, а он для вас за Сталкера будет.

– Пожалуй, ты прав, – махнул рукой Купец. – Ну двигайте, перо в попу и попутного ветра!

…Они стояли в условленном месте и ждали сигнала. Сигнал был прост: по другой стороне улицы в назначенное время должен пройтись Лодин. Если в его руке не будет свернутой газеты, значит, все в порядке и можно начинать, в противном случае вступает в силу второй вариант, что означает сбор в другом месте и выход на другой объект.

Прошло пять, десять минут сверх срока, а Лодин все не появлялся.

«Где его черт носит? – мысленно клял Купец своего землячка. – Неужели стряслось что?»

А тут еще Финик труса справлять начал, вспотел так, что под мышками пятна с арбуз.

– Что, жарко стало? – с издевкой в голосе спросил Купец.

– Ж-жарко, – промямлил Финик и веко на левом глазу его мелко задергалось. – М-может, все от-откла-дывается?

– В штаны уже небось навалил, гладиатор, – съязвил Купец.

– Причем здесь штаны, ждать надоело.

– Не скули, – оборвал его Купец. – Вон Николаша!

Действительно, из-за угла дома показался Лодин. Он с самым беспечным видом профланировал по теневой стороне улицы и скрылся в проходном дворе. Газеты в его руке не было.

– Вперед! – тихо скомандовал Купец.

– Авэ Цезар, моритури тэ салютант [1]1
  Идущий на смерть приветствует тебя, Цезарь!


[Закрыть], – пропыхтел Финик и картинно перекрестился.

– Что, боженьку вспомнил? – хитро стрельнул глазами Леня Крот.

– Темнота, что б ты понимал, – огрызнулся Финик.

– Хорош базарить, – остановил их Купец, – время – деньги.

…«Их» квартира находилась на четвертом этаже. Не встретив никого перед домом и не заметив ничего подозрительного, они не спеша вошли в прохладный подъезд. Поднялись до верхнего, пятого этажа – все спокойно. Финик остался на площадке между четвертым и пятым этажом, Купец спустился на площадку ниже. Какое-то время он чутко прислушивался к малейшим звукам, доносившимся из других квартир, затем подал Кроту знак «пошел!», одновременно засекая по часам, сколько тот будет работать с обитой черным дерматином дверью. Крот внешне выглядел вполне спокойным и уверенным в себе. Он не суетясь, аккуратно колдовал над замком, изредка вытирая руки о штанины брюк. Ага! Подан знак – один замок открыт. Молодчина, Крот, молодчина! Минута двадцать пять секунд. Стоп! Что это? Кажется, хлопнула подъездная дверь. Так и есть – слух уловил шаги и чей-то невнятный разговор. Если будут подыматься на пятый этаж, придется спускаться вниз, а это нежелательно, можно ненароком нарисоваться. «Хорошо Коляну, – с завистью подумал Купец, – он уже, верно, на взморье катит, а тут нервы как струна». Голоса стихли, на третьем этаже хлопнула дверь и все успокоилось, можно продолжать. Теперь у Крота что-то не заладилось. Сорок секунд, полторы минуты, две… А ведь говорил, что запоры несложные, черт его дери. Стоп! На пятом отворилась дверь, кто-то вышел, Финик тут же скатился вниз – глаза в шесть копеек, вот-вот из орбит выкатятся. Купец дал сигнал – всем на выход, но Крот почему-то не отходил от двери. Прилип он к ней, что ли? Наконец он оторвался, на ходу выдохнул: «Отмычка застряла»… «Тьфу, блин, не хватало»… – мелькнуло у Купца. По ступенькам, по ступенькам быстро вниз… А отмычка осталась в замке! Вместе со связкой! Это почти провал. Если кто-то заметит такое «колье»… Вот тебе и первый просчет: отмычки не стоит держать связкой. Хотя у Крота они и продублированы – все равно.

Из подъезда дома, стоявшего напротив, наблюдать было удобно. Томительное ожидание, казалось, длилось целую вечность. Наконец они увидели, кто их спугнул – шаркая об асфальт допотопными сандалиями, мимо протелепала согбенная старушенция с хозяйственной сумкой.

– Старая перечница! – густо отплевываясь, в сердцах проговорил Купец. – Носит тебя…

И он смачно выматерился, упомянув при этом ни с того, ни с сего и Христофора Колумба. Затем распорядился:

– Финик, быстро за бабкой! Проследи, куда пошла – и сразу назад. Если нас здесь не будет, значит мы там.

Во втором заходе все складывалось совершенно иначе. Крот повозился совсем немного и Купец заметил, что дверь приоткрывается, да и отмычку удалось вынуть.

Финик не заставил себя ждать. Он сообщил, что бабка сначала зашла в булочную за хлебом, а потом, видимо, повстречалась с приятельницей, и они, присев на скамейку в сквере, стали мирно беседовать.

– Хорошо, значит, здесь чисто, – сказал Купец. – А сейчас культурненько надеваем перчаточки и за работу.

Распределение ролей было такое: обыском занимались Финик и Леня Крот, а Купец, сидя на стуле, со стороны контролировал их действия. Ему принадлежало решающее слово – что брать, а что положить на место.

Сначала принялись за большой четырехдверный шкаф старинной работы, находившийся в спальной комнате. Полка за полкой, ящик за ящиком просматривались самым тщательным образом, а потом все укладывалось на место, – так требовал Купец. Оставлялось лишь то, на что он указывал. Особенно много возни было с постельным бельем. Нудная работа! Пока развернешь, пока обратно сложишь, а его столько, будто хозяева собираются не одну жизнь прожить, а по крайней мере, три. А тут еще Купец:

– Аккуратней, мальчики, если воля не надоела, аккуратней, никаких погромов.

«Хорошо ему, – подумалось Финику, – сидит себе, подгоняет, учит, а тут уже в глазах рябит от этих простыней и наволочек, скоро зайчики начнут бегать».

Но что это? Из очередной тряпки под ноги упал черный пакет из-под фотобумаги. Финик поднял его, заглянул вовнутрь и засиял, победно вскинув руки вверх.

– Капуста! – упиваясь от восторга, протянул он. – Смотри, Купец, зелененькие, лежат одна к одной, как на грядке.

Купец осторожно, словно змею из клетки, извлек из конверта пачку пятидесятирублевых купюр и пересчитал. Их оказалось тридцать семь.

– Тысяча восемьсот пятьдесят колов, – констатировал он. – Для затравки неплохо. Браво, Финик!

Финик, польщенный похвалой, довольно засопел и с удвоенным рвением продолжил углубленную ревизию содержимого шкафа. Он походил на старателя прииска, окрыленного первой удачей.

– Ну, ребятки, Клондайк начинает открываться, – бубнил под нос вдохновленный потрошитель постельного белья. – Примитивные людишки, сколько им не тверди, что в таких местах деньги не хранят, все равно…

– Скажи спасибо, что на книжку не положили, – сказал Крот.

Финик что-то промычал и подошел к Купцу.

– Слышь, Купец, можно, я перчатки сниму. Неудобно в них, руки потеют.

– Снимай, снимай, умник, – ухмыльнулся Крот, – на нарах в зоне тебе удобней будет. А за этим дело не станет, зуб даю.

Когда с бельем наконец было покончено, Финик, с изяществом вышколенной прислуги, отворил центральные дверцы шкафа.

– А теперь переходим к отделу верхней одежды. Прошу вас, мистер Крот.

Крот залез внутрь и снял с вешалки первую попавшуюся вещь. Это было зимнее женское пальто.

– Модель номер один, – торжественно объявил Финик, накинув его себе на плечи. – Воротник…

– Песец это, голубой, – убежденно сказал Крот.

– Займись им, Ленечка, не повреди, он втрое дороже самого пальто стоит. Карманчики прощупать не забудь, там интересные штучки могут встретиться.

Пока Крот возился с воротником, Финик доставал одну за другой вешалки с одеждой. Купец бегло осматривал товар, что-то прикидывал в уме, и все отправлялось на место. Но вот Финик извлек очередную вещь – почти новенький импортный мужской плащ из натуральной кожи. Не плащ – заглядение! Деловая сдержанность руководителя операции резко сменилась живым интересом, глаза его заблестели, как у рыбака, подсекшего крупную рыбу, и он сладкоелейным голосом почти пропел:

– Ваш товарчик – наш наварчик. Считайте, еще тонну с гаком зацепили родных, не конвертируемых. Продолжайте, упакую сам.

Кроме плаща, из шкафа были отобраны на вынос джинсовое платье фирмы «Монтана», два шотландских свитера из чистой шерсти и легкая изящная мужская куртка из синтетики.

Потом осмотрели трюмо. Там, кроме малюсенького флакончика дорогих французских духов, поживиться было нечем.

Когда с первой комнатой было покончено, решили сделать перерыв. Попили на кухне воды, присели. Жутко хотелось курить. Крот предложил подымить, но Купец, сам сгоравший от желания, все же не решился:

– Изыди, сатана, не искушай грешного. Видишь, тоже мучаюсь, но был уговор: на деле ни-ни, амба!

Во второй комнате во всю стену стояла секция, напротив висел роскошный персидский ковер. Крот провел по нему ладонью и с восхищением произнес:

– Высший класс!

– Вот бы… – начал было Финик.

– Не вот бы, – прервал его Купец, поняв, о чем пойдет речь, – сглотни слюну и закрой варежку. Это не ковер-самолет, на нем никуда не улетишь, зато сядешь с ним элементарно. Вот такие бумаги… Пусть висит, на нас и так хватит. Жадность фраера, сам знаешь…

В секции был собран совсем не хилый урожай: ваза из чешского хрусталя, которую Купец на глаз оценил сотни в четыре, набор серебряных ложечек и подстаканников, небольшая коллекция старинных монет, немного денег, облигации. В одном из отделений между клубков шерстяных ниток лежали две металлические коробки. В красной, прямоугольной находились разные документы, справки, пропуска на работу, паспорта на бытовую технику, зато в небольшой круглой, из-под карамели, был обнаружен прямо-таки клад. Там, на бархатной тряпице, прикрывавшей дно, блестело несколько золотых вещей. С интересом исследовали содержимое. Две пары сережек, часы – кулон с цепочкой, цепочка с медальоном с изображением знака зодиака «Весы», два кольца – тоненькое обручальное и «поцелуйчик», мужской массивный перстень с темно-вишневым камнем. Купец бережно положил драгоценности в заранее приготовленный пакетик и спрятал в карман.

– Пусть нас граждане извиняют, что мы вынуждены экспроприировать их фамильные драгоценности, но, как говорится, «се ля ви». Ничто не вечно под луной.

Он перевернул коробку, клочок бархата выпал, а вслед за ним на палас выкатились три желтых металлических кружочка. Крот нагнулся и поднял их. Это были империалы – золотые монеты с изображением последнего русского царя.

– О! – воскликнул Крот, – я такие видел по телеку, когда про узбекское дело рассказывали.

– У меня нет слов, – развел руками Купец, – пруха, ошалеть можно. Так бы и дальше…

Они продолжили работу. Откуда-то из антресолей Крот вынул нечто в черном запыленном чехле, расстегнул молнию. Это была электрогитара.

– Дай посмотреть, – попросил Финик.

Он повертел инструмент в руках, пару раз ударил по струнам.

– Штатовская фирма, забойная штучка. Возьмем?

– Нет, – отрубил Купец тоном, не терпящим возражений. – Товар не габаритный, да и приметный, на хрена нам лишний риск.

– А жаль, – вздохнул Финик, возвращая гитару на место, – за нее бы Витька Лабух солидные бабки отстегнул.

– Перебьется твой лабух, – сказал Купец и глянул на часы. – Время подпирает, пора завязывать.

После осмотра секции, Финик принялся изучать корешки томов на книжных полках, висевших над письменным столом. Затем отодвинул стекло одной из полок и вынул увесистый фолиант в добротном переплете.

– Как хочешь, Купец, а это я беру с собой.

– Покажь.

– Библия. Ветхий и Новый завет, редкое издание. Санкт-Петербург, девятнадцатый век. У книголюбов она в цене, а может, себе оставлю.

– Бери, – великодушно разрешил Купец, – сам с ней и таскаться будешь.

– И я тогда одну возьму, – сказал Леня Крот.

Он снял с полки книгу и протянул Купцу.

– Моя любимая, «Всадник без головы».

– В этом названии, есть что-то фатальное, – философски изрек Купец.

Заканчивая осмотр комнаты, Крот в тумбочке для телевизора нашел однокассетник «Сони», и Купец присовокупил его к партии «экспроприируемых вещей».

Напоследок они снова зашли на кухню. В холодильнике среди всего прочего были обнаружены две банки красной икры и бутылка водки «Золотое кольцо».

– Царапнуть бы по соточке, – облизнул пересохшие губы Финик, алчно глядя на запотевшую бутылку. – Как раз для полного счастья не хватает.

– А может, тебе еще в подвал сбегать за солеными огурчиками? – съехидничал Купец. – Так давай, я мигом. Оприходуем водочку, по сигаретке выкурим, потом «Шумел камыш…» затянем, а там, глядишь, и хозяева заявятся или канарейка с легавыми подкатит. О будет цирк с конями! Не-ет, Купец еще из ума не выжил. – Он велел Кроту захватить икру и водку с собой и дал команду готовиться к выходу. Они уже были готовы покинуть квартиру, как вдруг предводитель надумал в последний раз осмотреть состояние объекта их деятельности. Все это заняло не более минуты. Когда он вышел из спальни, в его полураскрытой ладони что-то белело.

– Это что за фокусы, кто скажет? – спросил он, задыхаясь от гнева и сверля обоих напарников глазами.

– Какие фокусы? – растерянно переспросил Крот.

– Да вот, вот…

Купец повертел перед их носами белой картонкой размером со спичечный коробок, на которой черным фломастером была написана жирная цифра «I».

– Чья это работа, я спрашиваю?

– Это так… – виновато закусил губу Финик, – ну, вроде визитки нашей.

– Визитки, говоришь? – Купец сжал злосчастную картонку до мраморной белизны в суставах. – Я же предупреждал: никакой самодеятельности! Детство в жопе заиграло? Или слава «Черной кошки» покоя не дает? Вор-романтик! Еще один такой фортель и… и… уволю. Без выходного пособия. Справку о хроническом придуркулезе в зубы и пошел по миру с сумой скитаться. Уразумел, придурок лагерный?

…Когда в душной переполненной электричке они возвращались к себе, Купец счел нужным еще раз вернуться к тому, неприятному для Финика эпизоду. Он наклонился и прошептал ему на ухо:

– Молись богу, Финик, что так все получилось. Если бы на той визитке была хотя бы двойка, живым бы ты оттуда не вышел. Клянусь своей удачей.

И Финик, ежась под этим колючим, пронизывающим насквозь взглядом, понял, что так бы оно, наверное, и было. Купец в таких вопросах шутить не любил.

Вечером на дележ добычи прибыл Лодин. Купец к тому времени в специальном блокноте произвел необходимые расчеты. Вместе с Кротом и Фиником он тщательно осмотрели каждую вещь, записал на листке ее примерную стоимость, определенную коллегиально и на глазок. Потом сложил столбики цифр и под чертой вывел окончательный итог. Мысленно поделил на четыре – каждому доставался вполне приличный кусок. На мгновение его вдруг посетила коварная мысль скрыть кое-что из вещей от друга детства. Например, разделить без ведома Коляна монетки с его тезкой-царем между собой – и все шито-крыто, ничего не знаем. Три на три так удобно делится. Конечно, это не по-джентельменски, зато доля ох как подскочит, да и риска – ноль. И все же он не решился сказать вслух то, о чем подумал. Какие гарантии, что напарнички не проболтаются? Никаких. Пока все будет нормально, будут молчать, а не угоди кому…

Сначала Лодин пересмотрел все вещи, внимательно изучил расчеты в Купцовом блокноте, потирая виски круговыми движениями указательных пальцев. Завершив процесс переваривания информации, поднял голову и сказал:

– В принципе, я с такой калькуляцией согласен, однако хочу предупредить сразу: свою долю я забираю сейчас, а вы уж смотрите, как вам удобней.

– Твое право, – сказал Купец. – Уговор старый – в городе ничего не сдавать.

– Помню.

Под конец, когда был обсужден план на следующий день, дошла очередь и до трофейной бутылки. Финик, с крокодильей жадностью пожиравший бутерброд с икрой и слегка осовевший от водки, неуверенно предложил:

– Может, выходной завтра сделаем, а? Пусть эмоции немного поулягутся.

– Не советую делать паузы, – предостерег Лодин. – Нужно как можно больше успеть, пока нами не займутся. И время здесь решающий фактор.

– Он прав, – сказал Купец. – Темп, темп, темп – это наш козырь.

И Крот молчаливым кивком выразил с ним согласие.

Обратный путь в полупустой электричке показался Лодину очень коротким. Он ехал и со смутным беспокойством думал о том, что в игре, той опасной игре, в которую он вступил, уже пущены часы и сделан первый ход. И пусть этот ход сделан не его рукой, но обдуман и выстрадан он им, Лодиным. И последующие его ходы должны быть тщательно выверенными, самыми сильными. Пусть соперник окажется в цейтноте, пусть ошибается!

Мерным перестуком колес электричка убаюкивала, глаза непроизвольно закрывались, и в эти мгновения сердце его будто обрывалось и летело в какую-то бездну, и ему начинало казаться, что он сел в несущийся под откос состав, у которого нет тормозов.

Когда наконец он добрался домой и закрыл за собой дверь, то почувствовал чудовищную усталость. Ничего не хотелось, кроме одного – поскорей забыться.

V

Уймись, смертный, и не требуй правды, которая тебе не нужна.

Евангелие от Джексона 22:3

Телефонный звонок был настойчивым и занудливым, как муха на стекле; он не прекращался, въедливо сверля блаженную тишину чудесного воскресного утра. «Аргументы и факты» пришлось отложить, а трубку поднять.

– Алло!

– Верховцев? – Олег услышал густой баритон шефа. – Это Брагин. Разбудил?

– Немножко, – ответил Верховцев, принимая на постели сидячее положение.

– Тогда извини. Дела такие, Олег Евгеньич… придется поработать.

– Товарищ майор, я ж одной ногой в отпуске… – попытался сопротивляться Верховцев.

– Придется ногу вернуть на место, команду «отставить!» знаешь? Гунара вчера прямо с работы с аппендицитом в больницу увезли. Опергруппа оголена, заменить некем, сам знаешь…

– Да знаю…

– А знаешь – собирайся, машина за тобой уже послана.

– Что произошло-то?

– Квартирная кража. По дороге тебя введут в курс дела, Ну, всего.

Верховцев понимал, что возражать бессмысленно, тем более что в трубке уже слышались короткие гудки. Понимал он и другое – его отпуск переносится теперь на неопределенное время, и утешало лишь то обстоятельство, что никаких планов ломать не приходилось – шеф дал «добро» на отпуск так же неожиданно, как и минуту назад отменил, – а поэтому никакими путевками и дорожными билетами Верховцев себя повязать не успел. Понимал он еще и то, что отдохнуть ему уже не придется, и те три дня, что шеф подкинул ему дополнительно перед отпуском, горели синим пламенем. А хорошо отдохнуть, отоспаться, ох, как не мешало, устал зверски: только вчера вечером он вернулся из Даугавпилса, где провел почти две недели без отдыха и нормального сна, будучи подключенным к операции по обезвреживанию опаснейшей преступной группы Барсукова, по кличке Мотыль. За этой бандой, возглавляемой отпетым рецидивистом, занимавшейся грабежами, разбоями, вымогательством и имевшей на счету девять убийств, кровавый след тянулся по всей Латвии. За ней охотились больше года, последнее время шли буквально по пятам, сужая круг поисков. И вот на небольшом хуторе под Даугавпилсом кольцо, наконец, замкнулось. Сложная операция прошла успешно – удалось взять всех, включая самого главаря. Но не обошлось и без горькой потери: старший инспектор угрозыска из УВД Слава Мисевич при задержании погиб. Не хотелось верить, что капитан, этот остроумный и радушный крепыш, душа-человек, уже никогда не встретит его радостным возгласом в своем кабинете на бульваре Падомью, где частенько приходилось по делам бывать Верховцеву: «О, октябрята пожаловали!», имея в виду название района, где работал Олег, не напоит бесподобным, настоянным на лесном разнотравье чаем. Нет больше Славы Мисевича, нет; представлен посмертно к ордену «За личное мужество». И останется его жене и сыну на память боевая награда, а кто вернет им мужа и отца?! Незаживающая рана, печаль, неизбывное горе…

Верховцев глянул на часы – девять сорок пять. Работа в розыске научила его собираться в считанные минуты. «Уазик» уже поджидал у подъезда, дверь распахнута. Ребята приветствовали его дружно:

– Привет, старина! Свейки, драугс! Ну что, отпускник, отвальная отменяется?

Все знакомые лица: эксперт-криминалист Айвар Стродс, кинолог Берзиньш со своим любимчиком Герцогом, следователь с редкой загадочной фамилией Полутень…

– Видишь, Олег, – оказал Берзиньш, нежно поглаживая спину сидящей у его ног овчарки, – оказывается, умение вовремя смыться важно не только в преступном мире, но и в нашей службе тоже. Не успел сделать ноги куда-нибудь подальше, под южные пальмы, теперь тебя Брагин до белых мух мариновать будет.

– Типун тебе на язык, – незлобливо пожелал Верховцев, – накаркаешь…

– Ладно, двинули! – сказал водителю Полутень.

– Куда путь держим? – поинтересовался Верховцев.

– Рамулю, 44, – последовал ответ Берзиньша.

И Герцог, глянув на Олега умными глазами, будто в подтверждение сказанного, мигнул и повел ушами.

…Дверь открыла хозяйка, невысокая худощавая женщина средних лет, одетая в простенькое ситцевое платье. На лице никаких признаков волнения, спокойный с грустинкой взгляд больших серых глаз, красивый овал лица, тонкие правильные черты – Верховцеву она чем-то напоминала мадонну со старинной иконы.

Представляться не пришлось – хозяйка сразу все поняла и пригласила в квартиру.

– Косованова Марта Тимофеевна, – назвала она себя.

Муж ее тоже был дома, он сидел у открытого окна и курил. Увидев вошедших, он нехотя затушил папиросу, встал и сдержанно поздоровался.

Группа приступила к работе. От хозяйки Верховцев узнал, что они с мужем три недели отдыхали в пансионате на Азовском море. На обратном пути заехали к сестре мужа в Северодонецк и прогостили там пять дней. Всего отсутствовали двадцать семь дней и вернулись вчера около полуночи. Сильно намаялись в дороге и тут же легли спать.

– А сегодня Стасик с утра собрался в баню, – кивая в сторону мужа, продолжала Косованова, – он у меня ванную не признает. Ну, я полезла в шкаф белье собрать, а оно как-то не так лежит. Не то чтобы разбросано или переворошено, нет, уложено вроде аккуратно, но не моей рукой. Это мне сразу в глаза бросилось, сердце, знаете, так и екнуло… Открыла среднюю дверцу, смотрю, – а моего норкового полушубка нет. Мне его еще бабушка в шестьдесят восьмом подарила на свадьбу. Я его редко надевала, он почти новый был. Смотрю дальше – кольца золотые исчезли, они в сумочке лежали, вот в этой… – Она показала на старомодную, но еще добротную вещь из натуральной кожи. – Одно было с бриллиантом, очень дорогое, фамильная драгоценность. Бросилась дальше – денег нет, мы немного дома держим, на всякий случай…

Верховцев внимательно слушал рассказ потерпевшей, изредка делая пометки в своей записной книжке; он вполне доверял своей памяти, но от лишнего подспорья в работе не отказывался.

На месте происшествия работы было, в общем, немного. Опытный Берзиньш быстро оценил обстановку и категорически заявил:

– Картина ясная. Нам с Герцогом здесь делать нечего. Преступники были давно и следы давно остыли. А мы любим горяченькое, правда, Герцог?

Собака чуть виновато смотрела на своего опекуна, словно извиняясь за то, что не смогла быть полезной. Эксперт, осмотрев все самым тщательным образом, обнаружил лишь в некоторых местах отпечатки пальцев, которые, как оказалось позднее, принадлежали хозяевам.

Верховцев продолжал допрашивать хозяйку. Муж сидел рядом и в разговор не вступал, из чего Олег сделал несложный вывод относительно главенства в семье.

– Уточните, с какого числа вас не было дома?

– С двадцать восьмого мая, – не задумываясь ответила женщина.

– А кто-нибудь знал, что вы уезжаете? Из соседей, например.

– Никто. Только, пожалуй, Ананьева, соседка по лестничной клетке. Я ей накануне отъезда сказала, только ничего не подумайте, она честнейший человек.

– А в какой связи вы ей об этом сказали?

– Да так… – пожала плечами Косованова. – А, нет, она сама увидела! Приходила к нам вечером за солью, а мы как раз вещи в чемоданы паковали, ну и…

– Ясно, – сказал Верховцев, делая пометку в книжке. – Насколько я понял, при вашем возвращении из отпуска входная дверь была заперта и вы ее открывали, прежде чем войти в квартиру?

– Конечно, – подтвердила хозяйка, – иначе бы я еще вчера все знала.

– Замки легко открылись? Вам ничего не показалось странным?

Женщина вопросительно посмотрела на мужа.

– Да нет… – впервые вступил тот в разговор, – все было как обычно, я сам открывал.

– Оба замка открылись легко?

– Оба. Хотя постойте… – он глубоко задумался, приложив ладонь ко лбу. – Нижний замок, был ли он закрыт, не могу вспомнить, хоть убей. Не запечатлелось это как-то, когда думаешь об одном, как бы поскорей до койки добраться да на боковую, сами понимаете…

– Значит, придя домой, вы сразу легли спать, а пропажу вещей обнаружили только наутро?

– Все верно, – кивнула женщина. – Чемоданы даже не раскрывали, попили чай, – и спать.

– Марта Тимофеевна, а следов вы никаких не обнаружили, от обуви, например?! Ничего не вытирали, не переставляли?

– Нет-нет! – Косованова отрицательно закачала головой. – Ничего такого не было, все как есть… И вообще все было чисто, никакой грязи…

Пока сотрудники заканчивали осмотр, Верховцев еще раз уточнил список похищенных вещей, набросал необходимые документы. На прощанье он поинтересовался, не оставляли хозяева кому-нибудь ключи от квартиры.

– Никому, – ответила хозяйка. – У нас всего два комплекта, у меня и мужа. Мы их всегда при себе держим.

– И еще. Скажите, вы никого не подозреваете в случившемся? Хоть какие-нибудь предположения у вас есть?

– Ой, что вы! – всплеснула руками Косованова. – Мы люди тихие, малообщительные, живем замкнуто. Детей нет, друзей, можно сказать, тоже. Гостей не принимаем – в церковь ходим, мы ведь оба верующие. – Она замолчала, несколько смутившись этого признания. – Да, кстати, в том углу иконка висела, унесли, антихристы… Забыла совсем впопыхах.

– Иконка дорогая?

– Да нет, самая обычная.

Они уже собирались уходить, когда хозяйка в прихожей обратилась к Верховцеву:

– Товарищ милиционер, я еще вспомнила такую деталь: форточка была в спальне распахнута, а я точно помню: перед отъездом все окна наглухо закрывала. Не знаю, важно ли это.

– Нам все важно, – ответил Полутень, многозначительно переглянувшись с Верховцевым. – Спасибо, примем к сведению…

Возвращаясь в райотдел, Верховцев мысленно пытался переварить ту, надо сказать, скудную информацию, которую ему удалось получить на первых порах. Было очевидно следующее: каким-то образом узнали о длительном отсутствии хозяев и, проникнув в квартиру, действовали не спеша и очень аккуратно, не оставив практически никаких следов. Судя по показаниям потерпевшей, они обшарили все до последнего закутка, похитили драгоценности, дорогостоящие вещи, а остальное, ненужное, не трогали, оставляя на прежних местах.

Хозяева отсутствовали без малого месяц – точную дату «визита» в их квартиру установить очень сложно. Нужно будет опросить дворника, жильцов дома, ребятишек, не видел ли кто чего подозрительного. Особенно важно переговорить с Ананьевой, которая знала об отсутствии хозяев, вдруг она с кем-то делилась на этот счет. Соседка потерпевших была на работе, и Верховцев решил посетить ее вечерком.

Странная все-таки кража, странная… Обычно воры действуют в жилищах покруче: потрошат шуфлятки, крушат интерьер почем зря, не церемонясь, и особенно не заботятся, чтобы сохранить обстановку в девственном состоянии. А тут словно археологи побывали со щеточками или музейные работники. Аккуратисты, черт их подери, дальше некуда – чисто поработали и скромно, по-английски, удалились, не оставив на память о себе ровным счетом ничего-ничегошеньки, кроме легкого элегантного разора.