Текст книги "Евангелие от Джексона"

Автор книги: Сергей Белан

Соавторы: Николай Киселев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

X

Верховцев сидел за рабочим столом и колдовал на листе бумаги. Большой лист ватмана был уже исписан вдоль и поперек – схемы, адреса, числа, фамилии и прочее, прочее… Завтра на девять утра назначено совещание у Брагина, и Олегу нужно было обстоятельно подготовиться. А что он мог доложить по серии квартирных краж? Увы, немного. Версии были, да все с натяжками, все на песке, хотя кое-что вырисовывалось совершенно очевидно. Итак, кражи происходили только в тех квартирах, хозяева которых находились в длительном отсутствии: в отпуске, командировке, словом, в отъезде, поэтому установить точные даты совершения преступлений было весьма непросто. Во всех случаях преступники следов практически не оставили. Обстановка в квартирах после их «визитов» позволяла сделать вывод: воры не торопились – были стопроцентно уверены, что хозяева не помешают. Обследование внутренних частей дверных замков показало, что их открывали либо подбором ключей, либо отмычками. Причем эксперты отмечали схожесть почерков и высокий класс неведомого специалиста.

Особенно удивлял и тревожил тот факт, что ни одна из похищенных вещей до сих пор нигде «не всплыла». Куда сбывается товар, неизвестно. Ведь согласно логике, преступникам незачем долго держать краденое, да чаще всего, и негде. Возможно, это были «гастролеры», которых уже и след простыл. Состригли свои купоны в Риге, – и с приветом. А вещички уже давно кочуют по необъятным просторам родины, ищи ветра в поле. Но если «гастролеры», выходит, работали по наводке. Да, без наводчика здесь не обошлось. Все квартиры, как одна, принадлежали людям состоятельным: моряк загранплавания, кооператор, архитектор, заведующая крупным универсамом… Свой наводчик, свой, голову на отсечение, – здешний деятель! И с хорошим банком информации! Тут надо крепко думать и долго копать. И еще в который раз отработать жилой сектор, найти ключевую зацепку, конец нити, а потом уже мотать, мотать этот хитромудрый клубок…

Чтобы как-то отвлечься от тяжелых раздумий, Верховцев решил заварить кофе, включил электрический чайник. Потянулся за сигаретой, но отложил ее в сторону. «Нет, – подумалось ему, – надо с этим злом рвать решительно. Хватит парадоксов: бегом пытаюсь поддерживать форму, а табаком ее гроблю. Весь цивилизованный мир курить бросает, вон, как американцы за это взялись, не хотят торопиться на тот свет. Да при их уровне жизни это и понятно, в таком изобилии и на этом свете живется неплохо».

Не успел он сделать первый глоток, как на столе затрещал телефон. Звонил Примак из дежурной части.

– Верховцев, ты? Здесь у нас гражданин, кажется, по твоим делам. Я к тебе направляю. Ну, всего.

Через несколько минут в дверь робко постучали.

– Войдите! – откликнулся Верховцев.

Дверь открылась, Олег профессиональным взглядом окинул вошедшего. Пожилой человек, по-видимому, пенсионер. Невысокий, полный, большая плешь расползлась от лба до макушки, крупный нос с горбинкой и утолщением на конце, похожим на недозрелую сливу, подслеповатые, навыкат глаза, потертый костюм с вытянутыми коленками, на пиджаке ряд орденских планок. Весь вид его выдавал неопрятного, неухоженного и очень взволнованного человека и Верховцеву, вдоволь уже повидавшему на своей неспокойной работе всяких людских страданий и горестей, вдруг стало жаль незнакомца.

– Проходите, садитесь, – он указал на стул.

– Да, спасибо, конечно. Товарищ лейтенант, меня, кажется, обокрали.

– Кажется, или обокрали? – уточнил Верховцев.

– Что я несу, что я несу… – смущенно забормотал тот. – Ну, обокрали, определенно, обокрали.

– Пожалуйста, по порядку – фамилия, адрес?

– Исаак Аронович Вейлер, улица Стадиона, 6, квартира 113.

– Когда обнаружили кражу?

– Сегодня.

Верховцев взял трубку:

– Дежурный, машину и группу на выезд. Квартирная кража, улица Стадиона, 6, выезжаем немедленно. Исаак Аронович, расскажете все на месте.

…У дверей квартиры уже толпились соседи, при появлении сотрудников милиции с овчаркой они почтительно расступились.

– Что же вы дверь не закрыли, – спросил Верховцев, когда они зашли внутрь.

– А дома внук с соседской девочкой. Я, когда к вам уходил, попросил ее за ним посмотреть.

Из кухни навстречу выкатился маленький щекастый карапуз лет трех, потом показалась девочка-подросток с длинными косичками – редкость в наше время даже для такого возраста.

– Это неразумно, – сказал Верховцев, – не стоило оставлять здесь детей. Лишние следы только запутывают картину…

– А нас Мишин дедушка предупредил, мы ничего не трогали, – бойко выпалила девочка.

– Ну, хорошо, – сказал Верховцев, – а теперь дайте нам поработать, погуляйте во дворе.

Квартира была большая, богатая, но такая же неухоженная и неопрятная, как и сам хозяин. На кухне – ворох немытой посуды, на газовой плите сиротливо стоял закопченный чайник, который, видимо, не чистили со дня покупки. В спальне, на диване, грудой валялось грязное постельное белье. Огромная антикварная люстра, почерневшая от времени и слоя пыли, напоминала декорацию из фильма ужасов. Казалось, качни ее, и тебя засыплет лавой, как при извержении вулкана. Словом, обстановка удручала, но явных признаков хаоса и погрома, как и в предыдущих случаях, не наблюдалось.

Группа принялась за работу.

– Айвар, – обратился Олег к эксперту-криминалисту, – пыли как на Луне, может, и пальчики нужные найдутся, а мы пока потолкуем с хозяином.

Верховцев поудобней устроился на тахте и достал из внутреннего кармана пиджака записную книжку. Книжкой этой во время расследования дел он пользовался крайне редко, фиксируя в ней отдельные, интересные на его взгляд, детали, которые могли и не попасть в протокол, но, тем не менее, имели большую ценность в последующих разборах и анализах. Интуиция подсказывала Олегу, что сегодня тот случай, когда без своей «помощницы» ему не обойтись.

– Исаак Аронович, расскажите, когда и при каких обстоятельствах вы обнаружили кражу? Что пропало, откуда? И, по возможности, поподробней, боюсь быть банальным, но повторю избитую истину: любая мелочь может иметь для следствия решающее значение.

Вейлер потер указательным пальцем кончик носа, как бы сосредоточиваясь на какой-то мысли.

– Понимаю, молодой человек, очень даже понимаю. Я ведь, как все, детективы смотрю…

– Давайте не отклоняться, – остановил его Верховцев. – Прошу вас, только по существу…

– Все, все! – горячо заверил его Вейлер. – Только по существу! Я ведь, знаете, до войны жил в незабвенном городе Одессе. А как говорят на этот счет в Одессе…

– Исаак Аронович! – строго одернул его Верховцев, начиная терять терпение. – Об Одессе потом. Вы мне в дедушки по годам годитесь, а не понимаете…

– Уже понимаю, понимаю, по-ни-маю… Исаак Вейлер на свою тупость никогда не жаловался, насчет вложенных ген к папе и маме претензий не имею. Итак, три дня назад я поехал в Ленинград к дочери. Она восемь лет назад вышла замуж и живет с мужем в этой колыбели революции. Муж геолог, и уже полгода где-то в экспедиции. Я в свое время говорил Лоре: «Зачем тебе муж геолог?», но разве…

Нетерпеливый жест Верховцева остановил его на полуфразе.

– Дочь моя слабенькая, часто болеет, поздние роды, знаете ли. А тут как раз путевка в горящий санаторий.

– Может быть, горящая путевка? – с иронией уточнил Верховцев.

– Ну, именно. Вот видите, это волнение. А как можно говорить без волнения о родном дите. Ну вот, девочке надо ехать обязательно, путевка в санаторий ее профиля. Это же исключительная редкость! Сейчас такое время – хватают путевки – не смотрят куда. Лишь бы схватить, лишь бы другому не досталось. У Лоры есть Мишенька, внучок мой, оставить не с кем. В субботу получил телеграмму, дочь умоляет приехать к ним на месяц, приглядеть за Мишенькой. Для родной кровинки что не сделаешь – пешком до Антарктиды пойдешь. Я и сам по ним соскучился, у меня никого нет больше, жена умерла десять лет назад. Вот один и сижу в этих хоромах. Тут же взял билет и махнул к ним.

– Уехали на месяц и так рано вернулись, – прервал его Верховцев, изрядно уставший от затянувшегося пролога.

– Не перебивайте, молодой человек, – обиделся Вейлер. – Я же все излагаю по порядку. Уезжая, я дал дочкин телефон своему другу, ну, точнее, не другу, а, как это сказать… ну, у нас одна страсть, мы – филателисты. И вот он звонит вчера мне и говорит: «Ароныч, ты знаешь новость? Нет! Возьми валидол – Гейдеман-младший продает коллекцию отца». Я чуть не закричал…

– Подождите, кто такой Гейдеман?

– Молодой человек, я на вас удивляюсь. Гейдемана не знать! Гейдеман – величина, мамонт филателии! Его знал весь Советский Союз! Да что там, его знали и за бугром. Это самый известный коллекционер марок в стране, его коллекцию оценивали в два миллиона…

– Рублей? – вырвалось у Верховцева.

– Каких рублей, каких рублей, что такое есть рубль? Два миллиона, извиняюсь, швейцарских франков.

– Почему именно швейцарских? – спросил Верховцев, понимая, что это совершенно не относится к делу.

– Потому, что оценивали по каталогу «Цумштейн», но это вам, наверное, ничего не говорит. Так вот, лет двадцать назад Гейдемана убили как раз из-за коллекции, но взяли незначительную часть. И вот теперь сын решил продать коллекцию отца.

– А вы что, решили купить?

– Купить? Скажете… Я – бедный человек, нет, мне это просто не по средствам. Я хотел приобрести только маленький фрагмент земской русской почты, фрагмент ошибок, это двенадцать марок, а так как наличных у меня нет, я решил продать облигации, их у меня примерно на пять тысяч. Беру билет в Ригу, беру внука, вылетаю. С аэропорта позвонил Гейдеману-младшему, сказал, что возьму этот фрагмент.

– Так что, пять тысяч за двенадцать марок?

– Молодой человек, вы не знаете, что такое страсть коллекционера… Да он стоит десять… И вот мы с Мишей подходим к двери, а она уже открыта. Я уж подумал: склероз – уезжая, забыл закрыть, но когда вошли, сразу понял – обокрали.

– Почему вы так решили? – спросил Верховцев. – Что-то изменилось в обстановке? Большой беспорядок был?

– Как раз наоборот, – Вейлер снова принялся тереть кончик носа, – внешне – никаких перемен. Но мы, коллекционеры, я имею виду настоящих, – народ наблюдательный, специфика хобби уж такая. Я сразу почувствовал – что-то не так. Будто бы их запах какой-то чужой, незнакомый. Полез в шкафчик, где облигации, их нет.

– Стало быть, пропали облигации?

– Да, и драгоценности жены, серьги, теперь они стоят тысяч семь, и браслет не дешевле. Но поймите, они мне дороги, как память…

На глаза Исаака Ароновича навернулись слезы, лицо вмиг осунулось, посерело и стало печальным и жалким, как увядший цветок.

– Я их собирался подарить дочери, но не успел.

– Значит, взяли все самое ценное?

– Самое ценное, но не самое дорогое. Остались невредимыми марки, а их здесь на сорок тысяч…

Верховцев невольно почесал за ухом; но, зная стоимость гейдемановской коллекции, удивляться таким цифрам уже не приходилось. Он сделал пометку в записной книжке.

– Хорошо, а номера облигаций у вас случайно не записаны?

– Случайно… – задумчиво повторил Вейлер. – Я случайно никогда ничего не делаю. Я дожил до седых волос, Но не понимаю этого слова «случайно». Случайно можно, извиняюсь, только наступить на кое-что…

Вейлер порылся в письменном столе, вынул оттуда потрепанную общую тетрадь, раскрыл ее в нужном месте и протянул Верховцеву:

– Естественно, у меня все есть. Вот номера, вот серии… Коллекционирование, знаете ли, приучает человека к порядку, к бухгалтерской скрупулезности. Это основа основ, без этого нельзя.

Верховцев аккуратно зафиксировал столбики цифр у себя в книжке. Нужно будет дать срочный запрос во все отделения Сбербанка, возможно, на сей раз повезет – ценные бумаги еще не сданы и где-нибудь всплывут. Хотя надежд на это откровенно мало. Было бы наивно полагать, что преступник не учтет вероятность того, что владелец облигаций мог переписать их, а потому он не будет медлить – постарается реализовать и кратчайший срок. И все же проверить надо: следствие в этом деле нарвалось на практически «неловленый мизер»; тут любая, даже самая призрачная зацепка, будет на вес золота.

– Вернемся к вашей коллекции, Исаак Аронович. Вы точно уверены, что из нее ничего не пропало? – спросил Верховцев.

– Абсолютно. До вашего прибытия я ее всю просмотрел. Да, ее держали чужие руки, альбомы листали, их переставили, стоят они не так, как ставил их я.

– Почему же их не украли? – скорее размышлял вслух, чем спрашивал Верховцев.

– Молодой человек, я думал об этом тоже. Тут два предположения, хотите знать?

Верховцев кивнул.

– Первое и менее вероятное. Преступник или преступники – темные люди, они посчитали, что на этих бумажках особо не разживешься. Второе, и более вероятное: здесь побывали люди далеко не глупые.

– Смотрите сюда, – Вейлер взял в руки один из альбомов, открыл его. – У каждой марки стоит бирка со стоимостью ее во франках и рублях, я помечал здесь сокращенно, для себя, но при желании разобраться можно. А в том альбоме марки стоимостью в сотни рублей каждая.

Верховцев недоуменно пожал плечами, действительно, почему же тогда не взяли.

– Так вот, – продолжал Вейлер, – заковыка в том, что эти вещи довольно трудно продать. Продавать по одной марке? Кому? Поехать на Чиекуркалнский рынок и сбывать там? Не-ет, нужно знать круг людей, а это особый мир, куда не многие вхожи. О существовании уникальных коллекций, типа моей, знают все мало-мальски солидные коллекционеры и практически только они могут купить такие вещи, но об этом станет известно сразу же большому кругу людей. Как видите, все не так просто. Нужно выйти на покупателя, показать товар, товар должен быть исследован. Кроме того, может возникнуть вопрос, вполне правомерный: как у продавца оказалась эта коллекция? Я бы, например, непременно спросил, у нашего брата своя этика, свои кодексы, хоть и не писанные. Такие коллекции и коллекционеры наперечет, заподозрил бы что, и в милицию позвонил бы. Нет, марки – это не магнитофон, который можно сбагрить за полцены прохожему на улице, и мои посещенцы, на мое счастье, это учитывали.

При слове «посещенцы» Верховцев улыбнулся – такое определение квартирных ворюг ему встречалось впервые.

– Ну что ж, ваши соображения убедительны. Теперь следующий вопрос: у вас телеграмма дочери сохранилась?

– Конечно.

– Не могли бы вы мне ее показать?

– Увы, – развел руками Вейлер, – я ее взял в Ленинград, там она…

– А точно текст пересказать можете?

– Или нет? Не хочу хвалиться, но у всех коллекционеров отличная память. – Он закрыл глаза, сосредотачиваясь. – «Папа срочно приезжай присмотреть Мишей достала путевку престижный санаторий хочу выехать послезавтра целую Лора».

– Отлично, – похвалил Верховцев. – А теперь вспомните, пожалуйста: когда вам принесли телеграмму, кто-нибудь из посторонних, соседей, скажем, не мог узнать, увидеть ее содержание?

– Нет, это исключено, на лестничной клетке было пусто, да и за получение я расписывался на кухне.

– Телеграмму принесла женщина? – наугад спросил Верховцев.

– Почему вы так решили, вовсе нет. Молодой человек, очень приятный, общительный, эдак ваших лет. Он уже второй год нас обслуживает, я частенько приглашал его попить чайку. Кстати, не желаете? У меня есть настоящий «Липтон», кузина из Англии прислала.

Верховцев вежливо отказался.

– Я ведь совсем одинок, – продолжил Вейлер. – Потому всегда рад пообщаться хоть за чайком с умным, образованным человеком.

– А с чего вы взяли, что молодой образованный человек будет заниматься разноской телеграмм?

– Или я этим не интересовался? Оказалось, он человек пишущий, с литературными, так выразиться, амбициями. Знаете теперешнюю молодежь: неуемная жажда творчества, желание на волне гласности сказать что-то новое, что-то свое, свежей рифмой поразить весь мир, а чтобы творить, нужно время. Вот он и подвизается на почте. Но вы ничего не подумайте – очень порядочный мальчик, я немножко в людях понимаю.

– Исаак Аронович, а как фамилия вашего коллеги по увлечению, который позвонил в Ленинград?

– Что вы, что вы! – смешно замахав руками, подскочил Вейлер. – Как можно? Я протестую! Впутывать такого человека, старинного друга! Догадались!

– Это не праздный интерес, работа, – сухо произнес Верховцев. – И ваши эмоции здесь напрасны.

Вейлер успокоился, замкнулся и какое-то время, опустив голову, сидел недвижимо, словно в оцепенении. Потом медленно поднял глаза.

– Молодой человек, вы представляете, скажем, Маргарет Тэтчер пьяной в хлам?

– Откровенно говоря, нет, – не сразу нашелся Верховцев, озадаченный такой постановкой вопроса.

– А своего непосредственного начальника в качестве шпиона тайваньской разведки?

– Тоже нет…

– Правильно! – с некоторой торжественностью в голосе заключил Вейлер. – Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Теоретически можно допустить все, что угодно, но практически, согласитесь, это исключено абсолютно. Так и здесь – не тот случай. Я просто не хочу, чтобы вы тратили время почем зря, оно у вас лишним не бывает. А посему я не назову имя этого человека. Для пользы же следствия.

– Как знаете. Это ваше право. – Верховцев закрыл записную книжку и принялся за оформление протокола.

…Вернувшись в райотдел, и сделав запрос относительно облигаций, он снова засел за подготовку к докладу. Увы, сегодняшний день прибавил еще одно дело, но мало что прояснил в общей картине следствия. Хотя одно обстоятельство представлялось весьма существенным: еще вчера-позавчера преступники были в городе.

Дверь отворилась и зашел коллега, Саша Братко, из следственного отдела.

– Олег, в театр не пойдешь? Есть лишний билет. Москвичи гастролируют, какая-то авангардная труппа.

– Какой там театр… Тут вон свой театр и свои гастролеры – не знаешь, за что хвататься и как разгребать. Опять сидеть до упора, дай бог к полуночи управиться.

Братко держал в руках свернутые в трубочку газеты.

– Сань, оставь почитать, – попросил Верховцев, – а то с этой работой совсем одичаешь.

– Вчерашние они…

– А-а, все равно, я и позавчерашних-то еще не держал.

– Тяжелый случай, – посочувствовал Братко и, положив прессу, удалился.

Где-то через час Верховцев надумал сделать паузу и взялся за газеты. Сначала пролистал «Советскую Латвию», затем развернул «Известия». Там, на последней странице была напечатана таблица розыгрыша облигаций трехпроцентного займа. Рука автоматически потянулась к записной книжке. И тут его подстерегала неожиданность, которую требовалось осмыслить. Олег впервые за целый день вынул сигарету, закурил. О, жизнь, как все-таки затейливы твои виражи и лабиринты – одна из похищенных у Вейлера облигаций выиграла пять тысяч!

Он решил упредить пожилого человека, избавить от лишнего визита в райотдел по этому поводу и по дороге домой, несмотря на поздний час, заскочил к нему.

Вейлер еще не ложился. Он довольно спокойно воспринял новость о том, что его ущерб от пропажи облигаций вырос ровно в два раза и только грустно улыбнулся:

– В Одессе на этот счет говорят: если не повезет, то и на родной сестре, простите, триппер поймаешь.

– Я вас понимаю, Исаак Аронович. Все так, но у этого факта есть и светлая сторона. Не стану обнадеживать, но у нас появился шанс, и, судя по всему, шанс неплохой…

– Возможно, возможно… – Вейлер с трудом подавил зевок. – Но за этот шанс неплохо и заплачено. Не так ли, инспектор?

Верховцев не нашелся что ответить: уж в чем в чем, а в этом его собеседник был прав.

– Спокойной ночи! – пожелал он Вейлеру, прощаясь.

XI

– Ну, лейтенант Верховцев, что мы имеем на текущий момент?

По воспаленным глазам шефа было видно, что простуда его доконала; говорил он глухо, в нос. Почти все утреннее совещание было посвящено случившемуся на днях групповому убийству в районе стеклозавода, квартирных дел коснулись лишь вскользь, и сейчас шеф приготовился внимательно выслушать подчиненного. На большом письменном столе привычная дюжина остро заточенных цветных карандашей, сложенных в ряд. Короткими пухлыми пальцами шеф перекладывал карандаши, меняя их местами. Перекладывал механически, бессистемно, собираясь с мыслями, концентрируясь на предстоящем докладе. Шеф у кого-то «слизал» это действо – нечто подобное Верховцев уже видел в детстве в фильме о разведчиках или читал в каком-то детективе, он точно не помнил.

– Вчера выезжал по очередной краже на улице Стадиона… – неуверенно начал Верховцев.

– Знаю, – перебил его шеф, на мгновение остановив перебор карандашей. – Седьмая кража за неполные две недели. Да-а… Вот ты сказал «по очередной», а очередь-то длинная? Конец виден? До пенсии размотаем?

Не находя скорого ответа, Верховцев замялся.

– Почерк все тот же? – спросил шеф уже без иронии.

– Очень похож.

– Я твои материалы не успел просмотреть, так что там похищено?

Олег подробно перечислил.

– Та-ак. А что соседи, дворник?..

– Никто ничего…

– Никто… ничего… никого… – лицо шефа начинало недобро мрачнеть. – Ну как в одной песне, что Пьеха поет. Скверный раскладец на текущий момент получается, а, лейтенант?

«…На текущий момент» было одним из любимых выражений шефа; «раскладец» по всем делам на этот самый момент вырисовывался действительно неважнецкий.

– Товарищ майор, но это еще не все, вот посмотрите…

Верховцев протянул шефу исписанный лист бумаги.

– «Но» – это уже хорошо, – бормотал шеф, вчитываясь в содержание, – «но» допускает неоднозначность оценки событий, также как «или» – наличие какой-то альтернативы.

Изучив бумагу, он отложил ее в сторону. Затем открыл холодильник, достал бутылку «Бжни», наполнил два стакана.

– Говорят, поздно пить «Боржоми», когда почки отвалились. – Шеф с удовольствием приложился к стакану. – Пей, Олег, минералка полезна, но когда почки на месте и желудок варит. «Боржомчика», правда, нет, дефицит, так что, чем богаты…

Он снова взял лист, повертел в руках и сложил вдвое.

– Так ты хочешь сказать, что кошка еще в комнате?

– Уверен, Вадим Юрьевич! – горячо выпалил Верховцев.

– Говори, говори!.. По глазам вижу – зацепился, – оживился шеф.

– Смотрите по датам: все предыдущие кражи произошли при длительном отсутствии хозяев, восемнадцать дней и больше. Предпоследнее заявление поступило от Межиньша третьего июля, но он с семьей отсутствовал в Риге с десятого июня. Последний же потерпевший, Вейлер, отсутствовал только четыре дня – уехал второго июля, а шестого неожиданно вернулся…

– Почему неожиданно? – перебил шеф.

– Его дочь уехала в санаторий; он собирался побыть в Ленинграде с внуком, пока она лечится, а тут знакомый позвонил, коллега по увлечению – Вейлер же филателист завзятый, фанатик – сообщил: сын знаменитого коллекционера Гейдемана распродает коллекцию отца.

– Гейдемана, говоришь? Это которого из-за марок убили? Что-то припоминаю, нашумевшее дело, на заре моей юности, я только в розыск пришел. Ну, дальше…

– Ну он и вернулся, чтобы купить интересующие марки, а тут такое…

– Вейлер, что, живет один?

– Один.

– Кто-нибудь знал, что он уезжает?

– Соседка из сто четырнадцатой квартиры, Вейлер попросил ее вынимать почту. Еще тот коллекционер, что ему в Ленинград звонил.

– Выяснил, кто такой?

– Нет, Вейлер назвать его категорически отказался, сказал, что знает его вечность и в его порядочности и непричастности абсолютно уверен, тем более что воры или вор на коллекцию не позарились, а она, по словам потерпевшего, стоит немало – десятки тысяч.

– Да, но его приятель мог об этом кому-то проговориться, даже и случайно, между прочим. Попробуй все-таки установить его личность, хотя это направление, откровенно говоря, мне видится малоперспективным.

– Хорошо, товарищ майор, но я еще не доложил о главном…

– Давай выкладывай, я давно жду. Ты уж зашел сюда праздничный, как новый самовар.

– Всплыли облигации, похищенные у Вейлера!

– Где?! Когда?! – Шеф подался вперед, насторожился, как гончая перед псовой охотой.

– Позавчера их сдали в Центральном Сбербанке на Комсомольской…

– Ты был там?

– Не успел. Ответ на запрос пришел час назад. Связывался по телефону: кто сдавал, сотрудники вспомнить не смогли, немудрено – там всегда народу круговерть. Но это еще не все, представляете – одна из похищенных облигаций в последнем тираже выиграла пять тысяч…

– И ее как раз не сдали.

– Так точно, товарищ майор, – Верховцев с удивлением посмотрел на начальника. – В самое яблочко, и к гадалке ходить не надо.

– А тут и гадать нечего – наш оппонент не пацан сопливый, тут рука опытная чувствуется. Такой и пальчики на сданных облигациях вряд ли оставил. Но выигравшую держи на контроле, она должна всплыть – пять тысяч – это деньги. Обязательно всплывет и, вполне возможно, не у нас в республике, это надо учитывать. И еще, лейтенант, важная деталь: судя по сводкам, в других районах схожих по почерку краж не случалось, только у нас. О чем это говорит?

– Можно полагать, что преступник из здешних: либо живет в нашем районе, либо работает, либо еще имеет какое-то отношение.

– И я так думаю. Слишком уж хорошо, стервец, ситуацией владеет. И разброс деятельности какой, посмотри: ладно бы дома рядом были, а то от проспекта Виестура до улицы Стадиона, пожалуй, километров шесть, не меньше.

Шеф сгреб все карандаши в пучок и стал задумчиво стучать его торцом по столу. Долго молчал.

– Кстати, потерпевшие между собой часом не знакомы? – спросил он наконец.

– Уточнял, товарищ майор: нет, не знакомы, – ответил Верховцев и добавил: – Есть у меня пара версий, но еще сыроватые…

– Сырые версии в пищу не годятся, не тот случай. Тут надо аккуратно вычислять и брать наверняка. Но медлить тоже нельзя – уж слишком плотный у них график работы, словно торопятся куда-то. А торопятся – значит, могут быть ошибки, должны быть, Верховцев. Так что мозгуй, дорогой, еще походи по жильцам, с участковыми поработай… Не с призраками же в конце концов дело имеем без плоти и облика. Понимаю, что трудно, зашиваешься, но людьми помочь не могу. А еще это убийство у завода… моя точно на развод подаст, давно грозится.

– Если давно – значит, не подаст, – заметил Верховцев.

– Знаешь ты… – отмахнулся шеф. – Ты этого счастья еще не отведал, а судишь-рядишь. А у меня серебряная на носу…

– Можно идти? – спросил Верховцев после паузы.

– Иди! Если что срочное – сразу ко мне!

– Слушаюсь!

Уже у дверей шеф его остановил:

– И напоследок, Олег, скорый приезд Вейлера фактор непредвиденный, но для нас несомненно положительный; кто-то знал, что его долго не будет…

– Но тем не менее обчистить не замедлил.

– Правильно. Против нас играет умница, или инстинкт у него от бога, раз выигравшую облигацию придержал. Он словно почуял, что она меченая, а при удобном случае ее сплавит, не сомневайся. Это, конечно, ниточка, но когда это случится?..

«Вор считает, что про Вейлера нам пока ничего неизвестно и у него есть запас времени, – размышлял Верховцев, выйдя из кабинета. – А раз так, то он будет спокойно готовиться к новому делу. А раз этот гад еще здесь, то есть шанс его вычислить, взять по-горячему. Так что соображай, Верховцев, напрягай извилины, упустишь время – поймаешь ветер»…