Текст книги "Евангелие от Джексона"

Автор книги: Сергей Белан

Соавторы: Николай Киселев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

III

Рубль не деньги, а бумажка – экономить тяжкий грех.

Евангелие от Джексона 5:37

День удался на славу. Июнь в Прибалтике еще не гарантирует ни тепла, ни солнца: иногда погода такое завернет, что хоть свитер одевай, хоть плащ – не прогадаешь. А тут и небо голубое до неестественности, словно в мультике каком, и солнце печет, как в Сочи. Хорошо!

Лодин стоял на смотровой площадке аэровокзала, подставив лицо игривому ветерку, и наблюдал за происходящим на перроне. Там, под лучами солнца, грели свои бока и крылья серебристые лайнеры, сновали электротележки с багажом, автобусы отвозили пассажиров на посадку и возвращались назад с прилетевшими. Время от времени появлялись облаченные в синее горделивые стюардессы с осиными талиями и точеными ножками, уверенно выстукивая каблучками-шпильками частую дробь по серым бетонным плитам.

Когда объявили посадку нужного ему самолета, Лодин даже вздрогнул. По телу пробежал неприятный холодок, будто за пазуху засунули ледышку. Теперь он отчетливо понимал: дело закрутилось, машина запущена и отступать уже поздно. Теперь одна надежда – на удачу, на фартовую звезду Купца и свою собственную.

Прошло минут двадцать, прежде чем автобус подвез пассажиров московского рейса. Стоя в стороне, Лодин наблюдал, как Купец подошел к транспортеру, остановился в ожидании багажа. Он мысленно пытался выделить из толпы двух Гришиных дружков, но так и не смог.

«Осторожничает, – подумал Лодин. – Впрочем, может так и надо».

Наконец Купец снял с ленты небольшой чемодан с синей биркой и направился к выходу. Когда он заметил Николая, его темно-карие глаза оживились и улыбка коснулась кончиков губ.

– Привет, маэстро!

Купец поставил чемодан и крепко пожал ему руку.

– Ну, ты как? – спросил он, внимательно вглядываясь в лицо Лодина, словно пытаясь что-то прочесть в нем.

– Все в норме, – пожал плечами Лодин. – А что?

– Ну-ну, – тихо сказал Купец, оглядываясь. – Подождем малость, сейчас один мой орел подлетит, пташка беременная.

Купец уже успел выкурить сигарету, когда к ним подошел какой-то увалень в вылинявшей майке с изображением непонятной рок-группы и остановился в двух шагах в выжидающей позе.

– Подходи поближе, орелик ненаглядный, – поманил его пальцем Купец, и когда тот приблизился, строго спросил:

– Где торчал?

– В нулях, где ж еще. Еле отошел.

– Ах ты, недоразумение мое ходячее, – пожурил его Купец. – Вчера в Москве дорвался до пива, так верно, дюжины полторы и приговорил, если не больше. Хлестал одну за одной, без пауз. Я уж думал, у него из глаз скоро пена брызнет, так нет, прорва, хоть бы хны. Теперь вот из гальюнов не вылазит, желудок, видно, ослаб от непривычного пойла. А? Ну, знакомьтесь.

Они пожали друг другу руки и представились. У нового знакомого оказалась странная кличка – Финик, как-то не вязавшаяся с его внешним обликом. Финик, настоящее имя которого было Юра, превосходил их в росте на добрых полголовы и обладал внушительными габаритами: солидное брюшко спадало на ремень, полные и дряблые руки не имели ни малейших признаков мускулатуры. В его бабьем лице, с белесоватыми жидкими волосами и бесцветными невыразительными глазами, было что-то неприятное и отталкивающее. Однако пожатие этого рыхлого на вид типа оказалось настолько сильным, что Лодин от неожиданной боли едва не вскрикнул. Казалось, ладонь попала под пресс.

«Ему бы пни корчевать, либо вышибалой в кабаке работать, – подумал Лодин. – Финик! Такому бы Слоном зваться или Мясником, куда ни шло. Впрочем, Купец-то его не больно жалует – может, и впрямь фрукт мелкий?»

И еще он подумал, что Финик – экземпляр уж очень приметный: такого раз увидишь – запомнишь надолго. И зачем его только Купец с собой притащил? Какова ценность этого субъекта для их дела? Но вслух он поинтересовался:

– А третий где?

– Третий? – переспросил Купец. – Он будет на вокзале.

И взглянув на часы, добавил:

– Через два с четвертью поезд приходит, поедем встречать.

Когда, они направлялись на стоянку такси, он негромко пояснил:

– Тот, кто на поезде, везет с собой металл, а с ним в самолет нельзя. Понял?

Лодин кивнул, мол, конечно, все понял.

…Леня Крот, которого они встретили на вокзале, в противоположность Финику оказался невысоким щупленьким пареньком. Он принадлежал к тому типу людей, по внешности которых невозможно определить их возраст: ему с равным успехом можно было дать и двадцать лет, и все тридцать. Примечательными у него были странная пружинистая походка, старомодная стрижка под «канадку» и глаза. Зрачки его глаз постоянно бегали из угла в угол, ни на секунду не останавливаясь на месте, как будто ими управлял какой-то скрытый механизм. Создавалось впечатление, что он, глядя на человека, старается рассмотреть, что у него за спиной. И все же этот парень был чем-то симпатичен Лодину.

Представляя его, Купец сказал:

– Наш главный спец, технолог по взлому.

– По дверным запорам, – скромно поправил Леня Крот.

Теперь, когда все были в сборе, Купец осведомился у Николая, куда он их повезет.

– В Юрмалу, – ответил тот, – резиденция там не хоромы, но жить можно…

– Чуете, апостолы, – оживился Купец, – крыша у нас на всесоюзном курорте, у самого синего моря. Это вам не халупа в Простоквашино.

Крышу для Купца и его спутников Лодину помог устроить счастливый случай. Недели три назад, прогуливаясь по юрмальскому пляжу, он повстречал старого приятеля по прозвищу Экс. Разговорились. Между прочим Лодин посетовал, что к нему вот-вот должны приехать друзья, а где их устроить, он ума не приложит.

– Могу выручить, – неожиданно предложил Экс. – А надолго они?

– Ну-у… – замялся Лодин, – от силы на месяц.

– У меня в Дубулты комнатуха на одной дачке пустует. Понравится – пусть живут. Вход отдельный, диван, кровать, раскладушка…

– Сколько возьмешь?

– Со своих по-божески, – усмехнулся Экс. – Цепочку не жалко?

На шее у Лодина висела серебряная цепочка с распятием Христа, которую ему привез один моряк из Антверпена. Николаю не хотелось расставаться с ней, но соблазн сходу решить вопрос был слишком велик. Через два дня обмен: цепочка – ключи от комнаты, – состоялся.

– Только скажи своим ребятам, чтобы там поаккуратней, – на прощанье предупредил Экс. – Площадь служебная, стены тонкие – лишний шум ни к чему.

– Схвачено, – успокоил его Лодин. – Все будет нормалек.

…Едва приехали на место и побросали вещи, Купец поспешил к рукомойнику: жара его допекла больше других, рубашку можно было выжимать.

– Сегодня о деле ни слова, – сказал он Лодину, облив себя пригоршней воды. – Отдыхаем, осваиваемся, оформляем, так сказать, временную прописку. А для начала с дорожки перекусить не мешало.

– И горло промочить, – вставил Финик.

– Само собой, – подтвердил Купец. – В общем, веди нас Колян в харчевню, где наливают, а далее на пляж двинем. Жарища у вас стоит, не думал даже…

Летнее кафе у моря являло собой деревянный навес в виде шалаша. Оно хорошо защищало от прямых солнечных лучей, а слабый ветерок со стороны залива приносил столь желанную освежающую прохладу. Внутри все было просто, но чувствовался вкус, характерный для подобных заведений в прибалтийских городах. Аккуратные, крепко сбитые столики, декоративные пеньки вместо стульев, вполне сносный по нынешним временам выбор спиртного и закусок в баре – все располагало к приятному и обстоятельному застолью. Стройные длинноногие девушки заходили сюда прямо в купальниках. Они рассаживались за столиками, облепляли стойку бара и под монотонные национальные мелодии утоляли жажду «Пепси-колой» либо подолгу ковырялись пластмассовыми ложечками в вазочках с мороженым, изредка лениво обмениваясь репликами.

– Отличный насест, – умащиваясь массивным задом на пенек, похвалил Финик. Он уже успел осмотреть кафе и остался вполне доволен. – А то в другом кабаке сядешь на стул, а он трещит, зараза, что арбуз спелый, того и гляди, загремишь. А тут все капитально.

– На такой бы насест еще курочку матерую, вот бы покудахтали, а, Финик? – потирая руки, сказал Купец.

– Не сыпь мне соль на рану… – взмолился Финик. – Я уже без бабы знаешь сколько? Много…

– Хорошо, что только без бабы, а не без штанов, – равнодушно заметил Купец. – В другие времена сидеть тебе в долговой яме и кормить тараканов, в лучшем случае, прикинуться блаженным и ходить по миру с протянутой рукой, каная за жертву чернобыльской трагедии. Я ужо таких пилигримов повидал…

«Так, – подумал Лодин, – с этим все ясно. Финик, судя по всему, у Гриши под колпаком, даром, что здоровый. Вон, Крот, тот молчун, не высовывается, но держит себя независимо».

Купец решил отметить встречу коньяком: взял пару четырехзвездного, минералки и гору всякой снеди.

Он быстро и умело разлил коньяк и произнес короткий тост:

– За успех нашего предприятия!

Все выпили и тут же набросились на закуски: после дороги у этой троицы аппетит был зверский, – не до разговоров. Следующий тост был за новые знакомства, потом за прекрасных женщин…

Беседа шла своим чередом, и Лодин почти не вступал в нее, лишь изредка вставлял словечко либо отвечал, когда о чем-то спрашивали. В то же время он внимательно присматривался к Гришиным напарникам, пытаясь составить о них определенное впечатление. И в этом было не просто праздное любопытство – теперь его собственная судьба в какой-то мере зависела от этих людей.

Леня Крот – темная лошадка, что у него на уме – черт знает. Неразговорчив, глаза беспокойные. Сидит себе да знай крутит вокруг оси свой бокал. Пальцы длинные, нервные, чувствительные, аккуратно ощупывают стеклянную поверхность, будто пытаются отыскать, в ней только им известную невидимую лазейку. Скованность, скупость жестов выдают состояние постоянного внутреннего напряжения.

Финик. Этот, на первый взгляд, весь как на ладони. Балабол, но не без юмора, жаден до спиртного, при виде броской породистой самочки глаза маслянеют, взор туманится. Мешок анекдотов, не лишен интеллекта и при первом удобном случае не прочь выпендриться. Неповоротлив, но, видимо, силен, однако к Купцу относится с явным подобострастием, можно сказать, побаивается.

Разумеется, впечатления самые первые, поверхностные, время, оно все прояснит, расставит по местам.

Когда с едой и питием было благополучно покончено, тепленькая компания незамедлительно перекочевала на пляж. Финик и Крот тут же разделись и побежали купаться, но очень скоро, странно припрыгивая, возвратились назад.

– Ну и водичка, колотун, – стуча зубами и смешно, по-кошачьи отфыркиваясь, пожаловался Финик. – Удовольствие, я вам скажу, ниже среднего – мошонка под пупок подворачивается. Тут любой хмель улетучится…

– Ты замерзать не должен – у тебя жира много, – съязвил Купец. – Вон Крот, синий как бройлер, и то не жалуется.

– Толку-то, жир. Все равно не спасает, – ничуть не обиделся Финик и плюхнулся тюленем в прогретый золотистый песок.

– Значит, у тебя жир неправильный, – заключил Купец.

– Жир правильный, – возразил Финик. – А Леня не жалуется, потому что ему яйца еще повыше, под самые гланды подпирают, а от этого язык никак повернуться не может. Лень, скажи что-нибудь.

Но Крот ничего не ответил, а только подключился к дружному хохоту, раздавшемуся после удачной реплики Финика. Смех у него был звонкий и дробный, как у колокольчика на старинной русской тройке.

Потом они долгое время молча лежали, пребывая в приятной полудреме, с блаженством ощущая, как игривый ветерок обдувает их спины. Белые барашки волн лениво накатывались на берег, оставляя на нем витиеватые кружева пены, беспечные чайки беспорядочно носились вокруг, оглашая воздух короткими гортанными криками. Лето, короткое балтийское лето, было в своем апогее.

– Как называется это место? – прервал молчание Леня Крот.

– Это все Юрмала, – ответил Лодин. – Она тянется вдоль моря на десятки километров и имеет много станций. Эта – называется Дубулты. Когда-то здесь утонул Писарев.

– Кореш твой? – спросил Крот.

– Писарев Дмитрий Иванович – выдающийся русский мыслитель, критик, – снисходительно пояснил Николай. – Муж Марко Вовчок, слыхал про такую?

– А-а… понятно, – протянул Леня, хотя, судя по всему, эти имена ему были известны не больше, чем премудрости китайской грамоты.

Немного спустя, пересыпая с ладони на ладонь горсточку песка, Купец поинтересовался у Лодина о его планах на вечер. Николай ответил, что сегодня он свободен и на смену ему выходить только завтра в ночь.

– Ну и славно, – воскликнул Купец. – Пойдешь с нами в ресторацию. Здесь, говорят, даже ночные есть, и девочки там танцуют.

– Есть такое дело, – подтвердил Лодин. – «Жемчужинка», к примеру: варьете, цветомузыка… Но там не дешево.

– А это, Коленька, не твоя забота. Я приглашаю – значит, баста! Мы сюда не с ветром в кармане пригнали, кое-что водится. Правда, не конвертируемое, но все-таки… Вот так, друган. А моим ребяткам надо показать, как белые люди в цивильных местах развлекаются, чтоб тонус поднялся, да и вообще. Сегодня день такой, повеселимся, значит, а завтра уже и быка за рога. Заметано?

…Затея пробиться в ночной бар на поверку оказалась настолько утопической, что впору было поворачивать оглобли. Невысокий плотненький боровичок-швейцар с холеным лицом и фирменными благородными сединами выглядел неприступным, как хорошо укрепленный форт. Холодным надменным взглядом он ставил крест на все попытки осаждавших его нетерпеливых любителей поздних развлечений. Особо непонятливым, почти не разжимая рта, методично растолковывал:

– Мест нет, спецобслуживание.

«Как я сразу не подумал, – сокрушался про себя Лодин, – сегодня ведь суббота, а это, считай, дохлый номер».

– Ничего, ничего, – начал горячиться Купец, – сейчас я этого старого обормота расконторю. Ишь, стоит: я памятник себе воздвиг нерукотворный…

– Попробуй, – сказал Лодин. Он со стороны наблюдал, как Гриша пробился к швейцару, о чем-то перекинулся с ним и вернулся назад.

– Ну и порядки у вас, – он не скрывал удивления и досады. – Однако папашка совсем зажрался, вон какой гладкий. Я ему, собаке, кварт сую, а он мурло воротит. Правильно говаривал Ося Бендер: убивать таких надо.

Они стояли в нерешительности, раздумывая, что бы предпринять, как вдруг Лодин заметил Экса. Тот в сопровождении двух смазливых девиц спускался вниз по лестнице из ресторана, находившегося на втором этаже. Экс что-то увлеченно рассказывал. Девицы слушали его с широко раскрытыми глазами и тихонько повизгивали от восторга.

– Алик! – окликнул его Лодин, увидев, что компания направляется к гардеробу.

Экс, узнав приятеля, что-то шепнул своим спутницам и подошел. Он был в добром расположении духа и заметно навеселе.

– Салют, Николя! Ты что здесь околачиваешься?

– Собрался с ребятами в ночник сходить, а тут видишь, какой завал, – пожаловался Лодин.

– Это твои сибиряки?

– Они самые.

– Вечно у тебя проблемы, – рассмеялся Экс. – И что б ты без меня делал. Сегодня тебе повезло – Альфонсик на дверях, свой человек. Сейчас все организуем. Вас четверо?

Лодин кивнул, Экс тут же сделал знак дамам и направился к вальяжному служителю сервиса.

– Кто этот шустрик? – осведомился Купец у Лодина, когда Экс отошел.

– Алик? Приятель институтский. Кстати, у него вы и живете.

– Ясно море, – протянул Гриша. – Тебя зовут.

Действительно, Экс жестом подзывал Николая.

– Альфонсик! Это мой друг, – сказал Экс, представляя Лодина.

– Понятно. Все в порядке! – ответил важный швейцар, не, поворачивая головы. Четко выпалил, точно биллиардный шар в лузу вогнал.

– Ну вот, Альфонсик гарантирует приятный отдых. Я бы и сам еще посидел, но увы дамы, дамы… абсолютный цейтнот.

Экс постучал пальцем по стеклу часов.

– А завтра заглядывайте ко мне, моя смена. Похмелю по первому разряду.

– Ловок, проныра, – пробормотал ему вслед Купец.

– Алик в этой системе не чужак. Он ведь бармен в кафе «У старого боцмана».

Посещение ночного бара прошло без особых приключений, не считая того, что Финик в конце концов надрался, как последняя сволочь. Почувствовав себя в образцовом интиме зала, как рыба в воде, он возливал в свою утробу коктейли различных названий с завидным проворством, пренебрегая соломинками и всяким там этикетом. «Черный бархат», «Кровавая Мери», «Северное сияние», «Крапчатый мустанг» следовали чередой и без остановки, а Купец лишь равнодушно взирал на пожирателя алкогольных гибридов.

Когда за полночь началось представление варьете и в разноцветных лучах прожекторов появились танцовщицы в облегченных, будоражащих воображение нарядах, выделывающие соблазнительными ножками всевозможные па, Финик стал порываться выскочить к ним на эстраду. Купец прервал эти поползновения коротким и незаметным ударом по печени. Но Финик и после этого не унялся: танцующие артистки, видимо, действовали на него, как мулета на разъяренного быка. Он принялся громко убеждать публику, что закупит всю труппу оптом, на что Купец напомнил ему, что он не сын миллионера и сунул очередную порцию коктейля. Потом Финик понес какую-то околесицу относительно мировой гегемонии истинных интеллектуалов, пересыпая свое словоблудие исковерканными изречениями из латыни. Затем он надолго прилип к Лодину, стократно повторяя, что знает пять языков. Он даже попытался продекламировать в оригинале Шекспира, но дальше «Ту би о нот ту би…» дело не продвинулось. Остальное он позабыл. Или не знал никогда.

– Отстань от человека, полиглот вонючий, – терпение Купца, несмотря на благостное настроение, начало истощаться.

Леня Крот сидел тихо, как мышь, словно его и не было. Он неторопливо через соломинку потягивал свой коктейль и в разговор почти не вступал. Казалось, происходящее вокруг его мало волнует, и только беспокойные зрачки глаз ни на секунду не останавливали свой привычный бег. Тем временем ансамбль заиграл зажигательную мелодию, и на пятачке появились танцующие пары.

– Пойду подрыгаюсь, – тяжело вставая из-за стола, запыхтел Финик.

– С кем? – нахмурился Купец.

– А вон ласточки сидят, – показал взглядом Финик.

– Замри, дура, – остановил его Купец. – Такие девочки тебе не по зубам, дорогие очень. Да и мальчики у них… санаторий не поможет. Шары залил и разум помутился? Лучше выйди проветрись – вон рожа какая, хоть прикуривай.

– Купец, а Купец, – никак не унимался Финик, – ну, а с теми можно?

И он показал на столик, за которым сидели четыре молоденькие девчушки весьма скромного вида. Этакие туристочки со средней полосы России.

– Во-первых, в общественных местах я не Купец, а Гриша – заруби на носу. А во-вторых, вали, только не опозорься.

Финик потопал в угол зала, чтобы осчастливить приглашением одну из провинциалок, а Купец, повернувшись к Лодину, с ироничной усмешкой заметил:

– Дурное хобби у человека: с суконным рылом в калашный ряд соваться.

Но Финик уже выплясывал на танцевальном пятачке со своей хрупкой напарницей. Он, войдя в кураж, с азартом похлопывал себя по толстым ляжкам и так старательно лупцевал паркет каблуками, словно загонял в него невидимые гвозди.

…Домой возвращались по берегу моря, когда над горизонтом занимался рассвет нового дня. Шли со слипавшимися от усталости глазами, жадно вдыхая насыщенный озоном, чуть терпкий утренний воздух. Трезвея на глазах, Финик вдохновенно читал на английском какую-то поэму, безбожно перевирая слова, но его уже никто не останавливал.

Когда подходили к даче, Лодин спросил Купца:

– Ну, ты как, Гриша, «Аристократку» еще не подзабыл?

– Нет, Коленька, – его лицо осветилось далекими воспоминаниями, – не забыл, помню, аки пастырь «Отче наш».

До полудня проспали, как убитые. Затем Купец растормошил всех и дал команду двигать на море. Собирались нехотя, как сонные мухи – в головах шумело, в желудках нехорошо урчало и, исходя из такого расклада, решительно ничего не хотелось, но Купец был настойчив и скоро вся братия была на ногах. По дороге, в продовольственном киоске, набили спортивную сумку Финика пивом и бутербродами. Оживление страждущих произошло на пляже, когда были раскупорены бутылки и сделаны первые спасительные глотки. Вскоре взбодренный Финик изъявил желание прошвырнуться вдоль берега, и к нему присоединился Леня Крот. Купец идти не захотел, но предупредил их, чтоб шатались недолго.

– Что ж, Гриша, рассказывай, кого привез, – поинтересовался Лодин, когда они остались наедине. – Люди-то надежные?

– Сейчас обрисую, – Купец не торопясь достал сигарету, закурил. – Так, сначала Финик. Бездельник и прохиндей, каких свет не видел. Учился в Москве, в инязе, выгнали с третьего курса. Предки живут в Свердловске, говорит, что оба шишкари. Отец – управляющий стройтрестом, мать – что-то там по партийной линии. Не исключено, что врет – это за ним водится. В Нефтеозерске живет у тетки – после отчисления-де отец велел на глаза не показываться. Нигде не прописан, не работает, перебивается случайными заработками, в основном халтурит на свадьбах, как фотограф. Прячется от военкомата, армии больше СПИДа боится. Любит выпить на халяву, пьет много и без меры. Выпьет – болтлив. Любит азартные игры в карты, но играет стояще, пока трезв. В Нефтеозерске у него должок приличный возник, а расплатиться нечем. Кредиторы уже проценты накручивали, срок дали – если что – на нож поставят, так он, голубок, сам ко мне в руки прилетел, расхныкался, мол, Купец, выручай советом, где бабки раздобыть, а то хана будет. Спас я его, раздолбая: с ребятами вопрос уладил – долг на себя переписал, так что он теперь с потрохами мой.

– Приметный он больно, – поморщился Лодин.

– Ничего, за тягловую силу сойдет.

– Ну бог с ним. А Леня Крот что за штучка?

О Кроте Гриша смог поведать совсем немного. На Крота его вывели месяца полтора назад авторитетные люди. В Нефтеозерске тот появился недавно, после отсидки. Работал в ПМК слесарем. Человек, который их свел, матерый рецидивист по кличке Хомут, представил ему Крота весьма лестными эпитетами. Хомуту можно было верить, и поэтому Купец без обиняков, не витийствуя, предложил Лене Кроту войти в дело. Тот ни о чем особо не расспрашивал, только поинтересовался, как будет оцениваться его участие в денежном выражении. Купец ответил, что цифры будут четырехзначными, и они быстро поладили. В качестве комиссионных Хомуту пришлось выставить ресторан.

– Информация о Кроте, конечно, куцая, но, как говорится: что имеем, то имеем, – в заключение сказал Купец. – А твои дела как? Объекты на примете есть?

– Сколько угодно, только бери. Надежность гарантирую.

– Сплюнь. В нашем деле не семь, а сто семь раз отмерять нужно. Твоя ошибка – и все погорело на корню.

– Что я, не понимаю? – даже обиделся Лодин. – Когда начнем?

– А хоть завтра, чего время терять.

– Завтра тринадцатое – чертова дюжина, – осторожно заметил Лодин. – Да и сутки прошли, кое-что перепроверить лишний раз не мешает.

– В приметы не верю, а осторожность лишней не бывает. Но послезавтра крайний срок – от безделья можно размагнититься.

Через некоторое время лениво подгребли Финик и Крот. Финик принялся было восторгаться прелестями юных курортниц, но Купец решительно перебил его:

– Все, господа, уик-энд закончился. Пора приступать к главному. Давай, Коля, вводи в курс дела.

– Значит так. – Лодин обвел взглядом сообщников и без нужды, скорее для солидности, откашлялся. – Что нам придется делать, думаю известно…

– Нет! – неожиданно заявил Финик. – Я не знаю.

– Не понял. – Лодин с изумлением посмотрел на Купца.

– Я его пока не посвящал, – подтвердил Купец. – Продолжай.

«А Гриша прав, – подумал Лодин. – Чем меньше будет знать этот болтун, тем спокойней для всех».

– Хорошо. Итак, мы будем… – Лодин лихорадочно подыскивал в уме подходящее выражение – ему очень уж не хотелось называть вещи своими именами.

– Короче, хаты брать будем. Ясно? – закончил за него Купец.

– Ну вот, – продолжал Лодин. – Я буду показывать, какую дверь открыть, а остальное за вами. Квартиры верные, появление хозяев исключено, и там, внутри, можно будет не спешить.

– А откуда тебе это известно? – не удержался Финик и тут же получил от Купца подзатыльник.

– Раз говорит человек, значит знает, что говорит. Каждый отвечает за свой маневр. Дальше, Коля…

– Главная задача – не завалиться на входе и выходе, и успех обеспечен. Брать только самое компактное и ценное: деньги, золото… ну там, Гриша скажет на месте. Здесь, в Риге, реализовывать ничего не придется, иначе мальчики из угро на нас быстро выйдут – моргнуть не успеем. На этот счет уже все продумано, Гриша потом расскажет.

– Шкурный вопрос, – снова встрял Финик, исподлобья глядя на Лодина. – Как делиться будем?

Купец с Лодиным переглянулись, и последний ответил:

– Мы с Гришей прикинули так: мне и ему по тридцать, вам по двадцать. Процентов, разумеется.

– Кажется, все справедливо, – добавил Купец, – автор идеи и непосредственный руководитель получают больше.

– Так не пойдет, – после короткого молчания тихо, но твердо промолвил Леня Крот. – Рискуем все одинаково, значит и всем поровну. Иначе я не согласен.

– Вот именно… вот именно! – вспетушился притихший было Финик. – Всем поровну правильно будет. А то этот в хату не лезет, а больше других урвать норовит.

И он недобро посмотрел на Лодина.

– Тише, Козел, люди… – зло зашипел на него Купец. – И не вздумай на Коленьку прыгать, а то циферблат быстро попорчу. У него, дурак, головушка золотая, трех твоих стоит. Такое дело придумал: пришел, увидел и взял деньги, как в Сбербанке с книжки снял, никаких хлопот, а ты вякаешь тут.

– Все равно так нечестно, – гнул свое Финик.

Возникла напряженная тишина. Чувствуя, что случившаяся неувязка может все испортить, Лодин решил проявить гибкость и пойти на уступку.

– Пусть будет всем поровну, я не против.

Купец внимательно посмотрел ему в глаза. Что-то неуловимое во взгляде Лодина успокоило его и он, нехотя, с видимым усилием уступил:

– Поровну, так поровну. У нас ведь демократия, поэтому против большинства не пойду.

– Ну, мне пора, – отряхнулся от песка Лодин. – Сегодня в ночную идти, выспаться надо. Не проводишь до станции, Гриша?

– Отчего же, – охотно согласился Купец, и, быстро одевшись, они по узкой асфальтовой дорожке пошли туда, откуда то и дело доносился перестук электричек.

– У меня просьба, Гриша: больше бухать не нужно. И им не давай.

– Избави бог, – перекрестился Купец. – Что мне, своей головы не жалко. А теперь скажи, почему так легко проценты уступил, ведь договаривались держаться жестко.

– Крота не переломить, – хмуро ответил Лодин, – твердо уперся. Я таких типов знаю, хоть земля тресни – будет на своем. Да ладно, мы с тобой в накладе не останемся, не тот случай.

Показалась электричка, и уже с подножки Лодин шепнул Купцу:

– Запомни телефон… Только для экстренных случаев.

– Запомнил, – сказал Купец, повторяя про себя номер.

«Вот как жизнь людей корректирует, – думал Купец о Лодине, возвращаясь обратно. – В детстве был такой пай-мальчик с непорочными глазками, с девочками в классики да крестики-нолики играл, а теперь… Впрочем, чему там удивляться – со мной в зоне и доктора наук, и откормленные чинуши сидели, которые на воле жировали. Чего уж им не хватало? Ан-нет, слаб человек, падок на призрачный соблазн, не может довольствоваться отпущенным судьбой и все ему мало. Вот и неймется ему, и делает он ставку, вступая в опасную игру. Ставка – свобода, а для особо рисковых, и жизнь, а игра – есть игра, исход непредсказуем. Если уж вся наша жизнь только игра, то что тогда есть ее отдельные проявления? Таймы? Раунды? Что?»

Придя на дачу, он застал Крота и Финика, склонившихся над журнальным кроссвордом. Он схватил журнал и зашвырнул его в дальний угол комнаты. Те недоуменно переглянулись, а Купец, энергично потирая руки, кратко обронил:

– Хоре ваньку валять, пора точить мечи и копья – мы послезавтра выступаем!

Он страсть как любил эффектные фразы.