Текст книги "Евангелие от Джексона"

Автор книги: Сергей Белан

Соавторы: Николай Киселев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

XVII

В маленьком кабинете инспектора угрозыска Юрмалы Валеры Преображенского было тесно, не повернуться, и, несмотря на крутившийся вентилятор, стояла ужасная духотища. Верховцев знал Валеру еще по учебе в школе милиции. Близкими друзьями они не были, но поддерживали хорошие отношения. Оба были страстными поклонниками волейбола, активно занимались им в секции и когда-то выступали за одну команду.

Олег внимательно слушал коллегу и то и дело прикладывался к сифону, стоявшему на столе – холодная газировка была как нельзя кстати.

Валера сообщил, что вчера, около полуночи, на пульт пункта централизованной охраны поступил сигнал тревоги. Наряд милиции, прибывший на место происшествия, застал преступника в квартире. Тот, пытаясь скрыться, выпрыгнул в окно со второго этажа и, преследуемый, бросился бежать, но далеко не ушел – на перекрестке улиц Варту и Клейсту попал под колеса проезжавшей мимо легковой машины. Ее владелец, член кооператива «Триада», правил дорожного движения не нарушал. Это произошло метрах в сорока от места преступления. Какое-то время преступник был еще жив, но находился без сознания. Когда подъехала «скорая помощь», было уже поздно – врач констатировал смерть. При осмотре его одежды в карманах обнаружены две связки отмычек, связка ключей, расческа, охотничий нож, три квитанции об отправке посылок в город Нефтеозерск на имя Савчук, бумажник, небольшая сумма денег, месячный проездной билет на электричку от станции Яундубулты до станции Саркандаугава, прочая мелочевка. В квартире, где орудовал преступник, были обнаружены брошенные им две объемистых сумки: в одной, синего цвета, находились небольшой ломик, отмычки, фонарик, кое-какие инструменты, а другая более чем наполовину заполнена вещами. Из надписи на крышке наручных часов марки «Ракета» удалось предположительно установить личность погибшего: Кротких Леонид Сергеевич. Часы подарены ему в марте прошлого года в честь двадцатипятилетия «другом Саней», хотя не исключено, что эта дорогая золотая вещь является краденой. В проездном на электричку фамилия значилась та же – Кротких.

– Запрос о личности этого Кротких мы уже сделали, – продолжал Преображенский. – Знаешь, я, когда узнал подробности этого ЧП на Варту, сразу почему-то подумал – твой клиент. Его проездной меня на такую мысль натолкнул, вспомнил ориентировку, ну и решил вам звякнуть…

– Мой или не мой, будем еще проверять, – сказал Верховцев, – но кое-что любопытное здесь прослеживается. Кстати, удалось установить: преступник действовал в одиночку?

– Я сейчас как раз об этом и хотел, – сказал Преображенский, вытирая платком лицо, на котором проступили мелкие капельки пота, и влажную шею. – Полагаю, он был не один…

– Версия или факты?

– Свидетель нашелся. Видишь ли, когда мы там на месте разбирались, подходит мужик, жилец того дома, интересуется, что, мол, случилось, по какому поводу милиция. Ну, в двух словах объяснили, а он и спрашивает: «Так они что, сбежали, сволочи?» Я ему:

«Почему сволочи?» А он: «Да они мне сразу подозрительными показались. Я перед сном решил папироску на лоджии выкурить, сижу, смотрю вниз – двое у подъезда остановились, о чем-то тихо переговариваются, мне показалось, даже спорили. Незнакомые, молодые – у нас дом маленький, я всех знаю. Один высокий, толстый, в майке с короткими рукавами, другой – коротыш в светлой куртке. У каждого в руке по сумке, сумки большие. Потом оба в подъезд вошли; у меня даже мысль мелькнула: куда, думаю, они с такими сумками направляются и зачем. А что они в квартиру решили залезть, в голову как-то не пришло – обычно вечером да ночью хозяева всегда дома, тем более через пару минут тот битюг в майке вышел из подъезда»…

– Без сумки? – нетерпеливо перебил Верховцев.

– Я тоже поинтересовался, – ответил Преображенский. – Сумки не было. Их обе обнаружили в квартире. Потом, когда мы показали свидетелю труп для опознания, тот без колебаний подтвердил, что это один из двоих, которых он видел с лоджии.

– А второй так больше и не появился? – скорее утвердительно, чем вопросительно произнес Верховцев.

– Мы оставили людей, но без результата.

– Странно… – вслух рассуждал Верховцев, – очень странно. Почему он ушел, причем пустой? Поссорились, чего-то не поделили? Или какой-то тактический ход?

– Я тоже понять не могу, – пожал плечами Валера. – А может все просто – наводчик: свое дело сделал и гуд бай!

«Мысль интересная, – про себя отметил Олег. – Надо будет срочно уточнить, как внешне выглядит Лодин».

– А его лица свидетель не разглядел?

– Нет, темновато было. Только отметил, что крупный, массивный и, кажется, белобрысый.

– Это ни о чем не говорит. Он мог казаться крупным по сравнению с сообщником. Какой рост погибшего?

– Сто шестьдесят четыре, – ответил Преображенский. Он открыл ящик письменного стола и вынул два конверта. – Вот, взгляни…

В одном конверте были фотографии преступника, сделанные на месте гибели, в другом, побольше, лежали вещи, изъятые из его карманов. Верховцев внимательно всматривался в снимки трупа, снятые с разных ракурсов: вид сбоку, вид сверху, крупный план лица… Удовольствие, конечно, далеко ниже среднего, не для слабонервных, ну да он и не к таким зрелищам привык, работа…

– Значит, метр с кепкой? – переспросил Олег. – На таком фоне выглядеть Гулливером несложно.

Он принялся за второй конверт. Повертел в руках отмычки: сразу бросилось – изготовлены мастерски, со знанием дела, тут и большим экспертом быть не надо. Проездной билет – действителен до восемнадцатого июля. Яундубулты – Саркандаугава… Яундубулты – Саркандаугава…

– Слышь, Валер, если предположить, что эти типы причастны к кражам в нашем районе, то отчего они вдруг прорезались здесь? Свет неближний, совсем не та степь.

– А черт его знает, – вздохнул Преображенский. – Я об этом думал: разброс действительно приличный, пока не выясним, что за птица угодила под машину, можно только гадать.

– А хозяева квартиры где, выяснил?

– Хозяин, – поправил Преображенский. – Там один человек проживает. В соседней квартире сказали, что вчера утром он уехал куда-то в район, к родне, сегодня вечером собирался вернуться.

«По этому признаку юрмальская кража с нашими не схожа, – подумал Верховцев. – В наших кражах хозяев не было по месяцу, кроме Страздини, но Страздиня – случай особый и возможно совсем из другой оперы».

Ладно, дальше… Посылочные квитанции… Три штуки… В Нефтеозерск…

– Нефтеозерск… Нефтеозерск… Это, кажется, Тюменская область?

– Тюменская, – подтвердил Валера.

И тут Верховцев сделал любопытное открытие – все три посылки были отправлены в один день, – вчера! Догадка, озарившая Олега в следующее мгновение, не на шутку взволновала его, заставила сердце биться учащенней. Он потянулся за сигаретами, но их в кармане не оказалось.

– Валер, дай закурить.

Преображенский протянул ему пачку «Элиты». Олег прикурил и жадно вдохнул порцию табачного дыма, сделал еще пару глубоких затяжек.

– Теперь я, кажется, узнаю, куда девалось краденое из моих квартир, – медленно изрек Верховцев.

– Посылки?!

– Именно. Если я правильно мыслю, в них все уплывало. Или в Нефтеозерск, или еще куда-либо. – Верховцев повернулся к карте Союза, висевшей за его спиной. – Смотри, Нефтеозерск этот, где находится, сущая тьмутаракань, а народ там, должно быть, обитает не бедный, денежный. И буровики, и геологи – этой братии все что угодно сбагрить можно, и с концами!

– Что думаешь делать?

– Позвоню шефу. Посылки наверняка уже в Риге, и, дай-то бог, чтоб не ушли дальше. Первым делом их нужно задержать и протрясти. Протрясти во что бы то ни стало!

Верховцев снял трубку и набрал номер. К счастью, Брагин оказался на месте. Выслушав краткий доклад подчиненного, он отреагировал мгновенно:

– Олег, срочно мчись в Ригу на железнодорожный почтамт! Это шанс, посылки упустить нельзя! Я в прокуратуре все улажу и подъеду. Ты прав, в ящичках может оказаться как раз то, что нам нужно.

– Подкинешь в столицу? – спросил Верховцев, положив трубку.

У Валеры был свой «жигуль», девятка.

– О чем речь…

…Через два часа они с Преображенским снова возвращались в Юрмалу. «Жигуль» плавно катил по прямому широкому шоссе, в салоне негромко звучала музыка. Приятным женским голосом американка итальянского происхождения исполняла шлягер на английском языке. Пела Мадонна. Настроение Верховцева было отменное: его предположение подтвердилось – во всех трех посылках, вскрытых в присутствии понятых на почтамте, оказались вещи, находившиеся в розыске. Часть этих вещей была похищена из квартиры Страздини, часть из другой квартиры на улице Тилта. Удалось выяснить и другие интересные подробности: все три посылки были адресованы на одно имя – Савчук Ирины Дмитриевны, до востребования. Но отделения связи были указаны разные – пятое, седьмое, двенадцатое. Напрашивался вывод, что здесь крылся определенный расчет – три посылки получить враз чересчур приметно, на почте могут запомнить, а одну – совсем другое дело. Кроме того, просмотр сопроводительных документов к посылкам позволил установить, что заполнялись они не одним человеком, хотя обратный адрес был везде одинаков: «Рига, главпочтамт, до востребования. Бочков А. И.» Почерки отправителя были настолько несхожи, что для такого заключения не требовалось даже специальной экспертизы.

Обнаружение краденых вещей было значительным успехом и шагом вперед. Теперь, имея в активе такой козырь, надежды на благополучный исход розыска по данному делу не казались уже столь призрачными, как неделю назад. Да что там неделю, еще вчера-позавчера он, Верховцев, беспомощно блуждал в тумане зыбких версий и неопределенности. Сейчас вместе с Валерой он ехал в Юрмалу, чтобы допросить работников почтового отделения, где были сданы посылки. Они-то должны помнить, кто вчера отправил сразу три штуки – факт неординарный, особенно с учетом существующих ограничений.

– Как ты думаешь, получатель в Нефтеозерске, эта Савчук, – подстава? – прервал размышления Олега Преображенский.

– Не сомневаюсь, – откликнулся Верховцев. – Если у них переправа шла только этим каналом, то будь уверен, они подстраховались на все сто, и ксиву поддельную использовали, и другие нюансы предусмотрели. Тут публика серьезная работает, не из тех, что на пустяках лопухнуться может.

– А что ж они на Варту так облажались, сунулись в охранную квартиру?

– Спроси что-нибудь полегче, – усмехнулся Верховцев. – Был бы я всевидящим оком господним, мои воры уже давно сидели бы за решеткой, а я не сидел бы рядом с тобой…

…На почте, в посылочном отделении было немноголюдно. Олег дождался, когда два посетителя сдадут свои посылки и, улучив момент, подошел к миловидной молоденькой девушке.

– Уголовный розыск. Лейтенант Верховцев, – представился Олег, развернув удостоверение.

В глазах девушки мелькнул некоторый страх – так пугается человек, которому под нос вдруг сунули ужасную ядовитую змею. Ее длинные пушистые ресницы безостановочно захлопали.

– Майга Пакалниеце, – с непреходящей тревогой во взгляде, смущенно пробормотала она. Девушка явно не понимала, что от ее скромной персоны могло понадобиться сотруднику милиции, да еще такого профиля.

– Мне нужно с вами поговорить. Мы можем пройти в соседнюю комнату?

– Да, пожалуйста, там никого нет.

В подсобном помещении, сплошь заставленном посылками и бандеролями, нашлось два стула и они присели.

– Так что вас интересует? – робко спросила девушка, – спрашивайте…

Она по-прежнему держалась напряженно, скованно, словно любую секунду ожидала какого-нибудь подвоха от внезапного визитера. Ее настороженный взгляд напоминал взгляд затравленного зверька; Олега охватило даже чувство жалости к этому хрупкому юному созданию.

– Вы не волнуйтесь, – сказал он, чтобы как-то успокоить ее. – Я полагаю, мои вопросы трудными для вас не будут. Скажите, Майга, вы вчера работали?

– Да.

– А вы не помните случая, когда вчера один человек сдавал сразу три посылки?

– Помню, такое было. Только посылки сдавали двое, они всегда вместе приходят.

– Один невысокий и щупленький, а второй, наоборот, рослый, полный блондин, так?

– Правильно, они, – ответила Майга и лицо ее немного просветлело: вопросы милиционера в самом деле никакой сложности для нее не представляли.

Верховцев, поколебавшись, достал из внутреннего кармана фотографию:

– Посмотрите, пожалуйста, внимательно: нет ли на этом снимке одного из тех двоих?

Майга взяла фотографию, поднесла ее поближе, слегка прищурив глаза.

«Наверное, страдает близорукостью, а очки носить не хочет, фасонит».

Ее лицо тут же помрачнело, видимо, она о чем-то догадалась. Поспешно вернув фотографию, словно та обжигала ей пальцы, девушка упавшим голосом произнесла:

– Да, это один из них, Леней зовут. А что с ним случилось, несчастье?

«Значит точно, Леонид. Леонид Кротких».

– В общем, нехорошая история, – уклончиво ответил Верховцев. – А второго как звали, случайно, не знаете?

– Второго… второго, – напрягая память, стала вспоминать Майга. – Высокий, полный маленького Леней называл, это точно, а тот его… постойте… нет, по имени вроде никогда не слышала во всяком случае, хотя нет, вспомнила! Однажды он, малыш этот, вроде как рассердился, сказал: «Финик, ты как гвозди бьешь, из-за тебя посылку не примут». И сказал, что у того руки неправильно пришиты, а большой вроде и не обиделся, только вспотел, жуть!

– Финик? – переспросил Олег.

– Да, Финик. Я даже удивилась: такой увалень и Финик. Он скорей на слона похож или на бегемота.

– Майга, если я не ошибаюсь, вы сказали, что они всегда вместе приходили. Они что, часто отправляли посылки?

– Угу, – кивнула девушка. – В последнее время рекордсмены, можно сказать.

– В последнее время? А вы их давно знаете?

– Что вы! Недели три, может, месяц…

– Значит, они не местные?

– Приезжие.

– Это ваше предположение или…

– Этот Леня сам сказал как-то, что они отдыхают здесь дикарями.

– А откуда они, не говорили?

– Откуда-то из Сибири. Они и посылки все туда отправляют.

– Интересно, что же они отправляют? Сейчас ведь жуткие ограничения, ничего-то путного и не вышлешь.

– Вещи, у кооператоров купленные, безделушки всякие, какие-то фотохимикаты… Но вы не думайте, я проверяла… все согласно инструкции, ничего лишнего не было. С нас за это строго спрашивают.

И Майга почему-то смутилась, слегка покраснев, словно ее уличили в чем-то предосудительном.

«Знала бы ты, девочка, что отправляли эти самые „дикари“ – рекордсмены. То, что ты с ними не заодно, и гадать не надо, ясно как божий день, но то, что они тебя мило вокруг пальца обводили – факт. Для них такие фокусы – забава, легкие потешки…»

– Значит, они приходили всегда вдвоем и больше никого с ними не было? – спросил Верховцев, вставая.

– Точно, никого, я бы запомнила, – энергично заверила Майга.

Лицо ее оттаяло, взгляд стал теплее, видимо, она почувствовала, что никакими неприятностями, тем более крупными, визит сотрудника милиции ей не грозит.

– Майга, я вас очень попрошу: если вдруг появится тот высокий, полный, скажем, придет снова посылки сдавать, сообщите, пожалуйста, по этому телефону… – Верховцев записал в блокноте телефон Преображенского, вырвал листок и протянул Майге. – Только сделайте это незаметно. Да, и еще, попытайтесь потянуть время, насколько будет возможно.

– Хорошо, – согласилась девушка. – А это кто, преступник?

– Ну почему уж сразу преступник? – Верховцев не сдержался и улыбнулся, видя, каким серьезным сделалось ее лицо. – Скажем так, человек, который нас интересует. Очень интересует.

«Не придется тебе, девочка, нам звонить, – подумал Олег, выходя из почты на залитую ярким полуденным солнцем улицу. – После вчерашнего уже не появится здесь этот Финик не ныне, не присно, не вовеки веков. Он же не сумасшедший. Я что-то воров сумасшедших до сих пор не встречал. Вот убийцы сумасшедшие попадались, но чтоб сумасшедший вор – не припоминаю…»

XVIII

Если человек идиот, ему надо об этом сказать.

Евангелие от Джексона, 6:5

Сразу после объяснения с Купцом Финик отправился в Ригу. Пережитые ужасы бессонной ночи сказались – он прикорнул и едва не проехал свою остановку, электричка была сквозная. Уже на перроне он почувствовал зверский голод, пустой желудок предательски урчал, голова слегка кружилась, к горлу подступала неприятная тошнота. Он еще не решил, что будет делать дальше и, выйдя на привокзальную площадь, направился наугад по улице Меркеля. Ему повезло, через полсотни метров он наткнулся на полуподвальное заведение со скромной табличкой «Закусочная». Он спустился по ступенькам вниз и толкнул тяжелую дверь. Ноздри приятно защекотал запах жареного мяса и специй. Посетителей, к счастью, было немного, и уже через пару минут Финик с жадностью уплетал незамысловатые яства общепитовской точки. Когда заливная говядина и половинка копченой курицы, запитые лимонадом, достигли места назначения, он перевел дух, осмотрелся. Судя по обстановке, нравы тут были не строгие. Клиенты тихо распивали принесенное с собой спиртное, к чему пышногрудая хозяйка буфета относилась вполне лояльно. Напротив Финика расположился неказистый мужичонка с «Огоньком» в руках. Развернутая репродукция картины Васнецова «Три богатыря» из этого журнала надежно отгораживала от внешнего мира бутылку «Русской водки», на этикетке которой одним богатырем было меньше. Время от времени голова мужичка как поплавок ныряла за эту ширму и после принятия дозы возвращалась на место. За соседним столиком сбоку обосновались трое мужчин, в расцвете лет. Моложавые, крепкие, подтянутые. Финик мысленно позавидовал их импозантному виду и в то же время непроизвольно насторожился.

«А вдруг менты, тогда уже хана», – принялся было отпевать свою грешную душу Финик.

– Ники, возьми чего-нибудь запить-заесть.

Один из компании, брюнет в светлой рубашке, пошел к буфету и вернулся с подносом всякой снеди. К тому времени на их столе как по волшебству уже стояли поллитровка водки и частокол пивных бутылок.

«Эти здесь свои, – про себя решил Финик и успокоился, – не хитрят, не прячутся».

Ники расставил закуски на столе, другой, крупноголовый, с короткой стрижкой, видом напоминавший боксера, обратился к третьему, видимо, самому старшему из них:

– Джексон, не тяни, наливай, сушняк замучил…

– Серж, что ты спешишь, как голый на случку? – спросил тот, кого назвали Джексоном. – Сначала протри вилки, на них смотреть тошно, будто в мазуте плавали. А я пока закурю.

Он не спеша вытащил пачку «Риги» и, не предлагая сигарет компаньонам, закурил, несмотря на запрещающую надпись на пожухлой, засиженной мухами, картонной табличке. Серж послушно выполнил указание и нетерпеливо заерзал на стуле. Наконец Джексон взялся за вожделенную бутылку. Он свинтил пробку и отработанным жестом плеснул в стаканчики три разные порции водки.

– За успех нашего дела, – негромко произнес Ники.

– Ни слова о делах, – оборвал его Джексон, – лучше поговорите с Сержем о бабах. Вы по этой части большие мастаки.

«Видать, это ихний „Купец“, – подумал Финик. – Интересно, чем они занимаются: мощны, уверенны, с манерами – эти по квартирам не лазят. Эх, мне бы с такими связаться, а не с Купцом да Кротом по чужим хатам ломиться, пока за жопу не взяли. Теперь, вот, трясись, чем все это кончится. Впрочем, Купец тоже не дурак, свою шкуру ценит, а значит, что-нибудь придумает…»

Тройка молча выпила и с аппетитом принялась за трапезу. Вдруг гулко хлопнула дверь и в заведение ввалилось нечто несуразное, что-то среднее между опереточным комиком и клошаром парижских трущоб из романов Гюго и Сименона. Опухшая небритая ряха красноречиво говорила о трудностях текущего момента ее обладателя. Прической этот странный тип напоминал Гоголя, но на этом его сходство с великим писателем и заканчивалось. А уж его облачение даже не поддавалось описанию: то, что когда-то называлось рубахой, было застегнуто на единственную пуговицу и обнажало внизу противное жирное брюхо. Ширинка засаленных, разодранных по шву брюк, была прихвачена булавкой гигантских размеров, достойных книги рекордов Гиннеса. Обувку составляли одетые на босу ногу тряпичные шлепанцы, заляпанные пятнами зеленки. От вошедшего так разило перегаром, что Финику на расстоянии десяти шагов сделалось дурно.

Завидев это ходячее недоразумение, Джексон оставил стакан с пивом, лицо его оживилось.

– Кого я вижу! – воскликнул он с показной радостью. – Лихой наездник Пегаса! Ну, как успехи, господин сочинитель, все доишь за сиськи свою задроченную Музу и пропиваешь шальные гонорары?

– Джексон, дай пятьдесят грамм, подыхаю, – сипло выдавил тот, жадно уставясь на бутылку.

– Цап, ты же знаешь, что «дай» под Шанхаем членом подавился. Почитай свои идиотские вирши, повесели народ, вот тогда и посмотрим.

– У меня не идиотские вирши, мои стихи гениальны, – с обидой произнес Цап, не отрывая безумного взгляда от водки. – И вообще, знай, сейчас на весь Союз есть только два настоящих поэта. Нет, не Вознесенский и Евтушенко – я и Гена Гавриков, он живет в Крыму, в Симеизе. Остальные – пыль, шелуха!

Он попытался напустить на себя важный вид, приосаниться, но от этого стал выглядеть еще смехотворней. Джексон приподнялся, взял с соседнего столика использованный стаканчик и налил туда ровно пятьдесят грамм по первую риску.

– Ладно, давай гениальные.

Цап встал в позу, выпятил грудь и, завороженно глядя на заветную приманку, начал:

 
Я смотрю в унитаз хохоча,
У меня голубая моча.
У меня еще кал голубой
И вполне я доволен собой.
 

Сделал паузу и потянулся за водкой.

– Куда! – властный окрик Джексона пресек это поползновение. – Думаешь, прочитал этот гнусный куплетик о своих вонючих потрохах и все? Читай еще, и что-нибудь поприличней.

– Только не про инопланетян, – вставил Ники, по-видимому, тоже хорошо знавший репертуар полоумного поэта.

Цап скорчил недовольную рожу, но не ушел. Закатил глаза и начал по новой:

 
Отшумело лето. Отцвела капуста.
У меня пропало половое чувство.
Выйду на поляну, брошу член свой в лужу,
Пусть живет на воле – до весны не нужен.
 

Он замолчал и выжидательно посмотрел на Джексона, весь вид его словно говорил: «Ну каково, уважил?» Джексон взял стаканчик, поднес к носу Цапа, повертел и поставил на место.

– Цап, ты видно с перепоя потерял чувство реальности. Здесь собрались интеллигентные люди, поклонники твоей безумной Музы, а ты нас не уважаешь и гонишь старье. Нет, сучок драный, на халяву тут не пройдет. Хочешь водки, давай что-то непременно новенькое.

Цап сник, потух, на лице его отразилось неподдельное страдание. Однако жгучее желание опохмелиться заставило его предпринять новую попытку правдами и неправдами выцарапать спасительную дозу. Он так мучительно напрягал свою память, что казалось, присутствовавшие слышали скрипы в его черепной коробке.

– Хорошо, слушайте. Самой последней выпечки…

 
Я нос поцарапал свой, плача в жилетку,
Бороздами щеки изрезали слезы.
Судьба моя – жизнь доживать на таблетках,
Судьба – над могилой четыре березы.
 

И поняв, что этого явно недостаточно для полного успеха, с вдохновением продолжил:

 
Чую конец мира,
Жуткую клоаку.
То ль умру от СПИДа,
То ль загнусь от рака,
Захлебнусь в помоях,
Сдохну в напряженьи,
Новый мир отрою
В пятом измереньи.
Там говно размазано
С юмором по стенке
И в том мире грязном
Напишу нетленку.
Ставши знаменитым,
Поделюсь я славой
С каждым паразитом
И со всей державой.
 

После секундной паузы гомерический хохот потряс стены.

– Свежо, свежо! – похвалил чтеца Джексон и подал водку. – Держи, заслужил.

Цап поспешно опрокинул водку в свою утробу, крякнул и тут же исчез в дверном проеме, так же неожиданно, как и появился. Тройка во главе с Джексоном продолжила дружеское застолье, Финик прислушивался к их разговору.

– Махну-ка я сегодня на танцульки, – произнес Ники.

– Рехнулся? Туда сейчас ходят одни малолетки.

– Серж, я хожу не на плац для пионеров, а на вечера для тех, кому за тридцать.

– Ну и как там? Есть товар? Что за публика? – поинтересовался Серж.

– Выбор огромный, на любой вкус, от двадцати до шестидесяти. Приходят вполне приятные дамочки, слегка увядшие, но со своими плюсами. Представьте, процентов девяносто там разведенки, остальные десять без надежд выйти замуж. Разве не малина?

– Клуб одиноких сердец сержанта Пеппера, – вставил Джексон.

– Вот именно. Они истосковались от затяжного одиночества. Баба лет тридцать-тридцать пять, в теле, с бесенком в глазах, да с каким бесенком, с огромным похотливым бесом, это… Что у нее за радости: работа, дом, дети, и так до бесконечности, и только в конце недели светлый лучик, – накручивается, подкрашивается, напяливает все лучшее и – на танцы. А вдруг повезет, а вдруг он, принц из мечты… А там мужиков – шаром покати. И тут появляюсь я: молодой, интересный, сильный, и все мое! Выбираю телку по вкусу, – и к ней. Худо-бедно, у каждой есть свой угол. Признаться, люблю зайти в хорошую, чистую квартирку, развалиться в кресле. Хозяйка ставит тихую музыку, бутылку, закуску тащит, переодевается в пеньюар и норовит забраться мне на колени…

– А детки где ж? – полюбопытствовал Серж.

– В такое время в пионерлагерях или у бабушек, все продумано. Короче, после кофе – постель. Знаете, что такое месяцами сдерживаемая страсть одинокой женщины? Это Везувий! Море ласк и желаний! За эту ночь переживаешь такое… Я помню всех моих цыпок и буду долго помнить. Ночью – ураган, утром тебя нежно, почти по-матерински целуют в шею, прижимаются горячим телом: «Милый, я жду тебя!..» А я ухожу навсегда и остаюсь в ее памяти желанным сказочным принцем. Ухожу без громких слов, с тихой грустью в душе.

– Хм, ангел-искуситель, – сказал Джексон. – Несчастные женщины…

– А как же конкуренты? – спросил Серж. – Не один же ты там пасешься.

– Не один, но таких как я, – единицы. Основная масса либо пьянь черная, либо дурики, у которых с головой не все в порядке, либо полнейшие импотенты, что приходят туда потереться да поговорить о своих мифических сексуальных подвигах. Теперь все понятно?

– И где же в Риге находятся эти райские кущи? – спросил Серж.

– Я ошиваюсь в двух точках, – ответил Ники. – По субботам на Московской, а сегодня пятница – поеду в Илгуциемс. Кинотеатр «Илга», ресторан «Соната», а рядом танцы…

– Ники, ты должен забывать такие места, – перебил его Джексон. – Будущий миллионер должен привыкать общаться в другом обществе, в изысканном, а не среди сброда алкашей, сумасшедших и импотентов.

– Джексон, не интригуй. Я уже говорил, что готов подписаться на любую авантюру, если во главе ее станешь ты, но, честно говоря, я пока не понял, как мы станем миллионерами.

– О, это не авантюра, это математический расчет с элементами научного предвидения, – с важностью сказал Джексон. – Я вижу блеск золота и холодное мерцание бриллиантов.

– Не томи, – взмолился Серж.

– Всему свой срок и свое место. Главное, чтобы вы не передумали, дело непростое, мне одному не потянуть.

– Мы готовы! – в один голос заверили Серж и Ники.

Джексон с одобрением кивнул и разлил оставшуюся водку и встал, остальные встали вслед за ним. Словно офицер царской армии, держа локоть на уровне плеча, Джексон поднес стаканчик к губам и, произнеся короткое «хоп!», опорожнил его. Серж и Ники последовали его примеру. Затем компания, подхватив сумки, отправилась по своим делам.

«Да, вот это команда! – позавидовал Финик, когда те удалились, – миллионами ворочает. К таким бы подрядиться, я бы и на двадцатую часть согласился. Конечно, быть может, все это и блеф, пустая афера, но все же интересно»…

Но он тут же вернулся к действительности: нужно было теперь решать злободневный вопрос: как провести день, где перекантоваться ночью?