Текст книги "Книга 365 мыслей (СИ)"

Автор книги: Сергей Неизвестнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

В последствии я не раз убеждался, что некоторые студенты не пишут формулы, а рисуют их, т.е. их восприятие идет в графическом формате. Стоит изменить один завиток у буквы и система распознавания образов дает сбой...

Другая гениальная способность студентов, с которой я столкнулся, – это умения запутать любой вопрос. Одной девушке я дал очень простой вопрос к семинару по ФТТ. Когда она вышла выступать и начала говорить, я вдруг почувствовал, что начинаю терять нить смысла – сначала ее, а потом... и своего. И чем дальше, тем эффект был сильнее. Я подумал о студентах в аудитории, остановил ее и спросил аудиторию: «Хоть кто – нибудь что – нибудь понял?». – Не понял никто ничего, а если кто – то и понимал, то перестал. Это было просто гениально Мне пришлось посадить ее и больше никогда не вызывать для ответов... Я подумал о том, что она могла бы стать бесценным учителем в школе: правда не в российской, а в школе нашего стратегического врага

Со студентами, несмотря ни на что, было интересно, чего не скажешь про руководство педа... Но это была совсем другая история, которая закончилась для меня заявлением об увольнении по собственному желанию. О чем я позже ни разу не пожалел

Аквариум – Странный вопрос (Ихтиология – 1984)

(176). «Прямая – это кратчайшее расстояние между двумя точками». Почему же прямой путь не всегда самый лучший? Человек рождается, растет, умнеет и вдруг понимает, что все – то, к чему он пришел, можно было понять намного раньше и быстрее или обнаруживает, что оно вообще никуда не годится. Первое – досадно, второе – обидно, но прямой не получается... Если даже представить себе, что некий добрый ангел пришел во сне к человеку и рассказал ему, к чему он придет и как нужно идти, чтобы прийти к этому быстрее – человек вряд ли его услышит. И тому есть по меньшей мере одна причина: двигаясь хаотично в своем внутреннем мире, мы имеем возможность побывать в разных закоулках своей души, коих в ее безмерном пространстве великое множество. Побывав там, мы узнаем о себе что – то важное или исправляем положение дел там, или, напротив, портим их, чтобы узнать еще что – то более важное о себе, без чего дальнейший путь не имеет смысла. В конце концов, мы приходим в той или иной мере к состоявшемуся "Я", при этом все равно большая его часть остается неизвестной нам. Но движение по прямой сделало бы конечную точку нашего "Я" и вовсе бессмысленной для нас. Отклонение от прямой – это тяготение смысла...

Аквариум – Железнодорожная вода

(177). У меня есть много друзей и знакомых, которые сожалеют о невозвратимости времен СССР – «там было лучше». Но ведь у каждого свои мерки «лучше – хуже». Лично я предпочту это время: я родился там, а живу здесь и у меня есть возможность сравнивать. Квинтэссенцией моих аргументов мог бы стать «самый гуманный советский суд» над И. Бродским: было два заседания – в феврале и марте 1964 года. Вот выдержка из него (записывала по собственной инициативе Ф. Видгорова):

Судья: Чем вы занимаетесь? Бродский: Пишу стихи. Перевожу. Я полагаю... Судья: Никаких «я полагаю». Стойте как следует! Не прислоняйтесь к стенам! Смотрите на суд! Отвечайте суду как следует! (Мне). Сейчас же прекратите записывать! А то – выведу из зала. (Бродскому): У вас есть постоянная работа? Бродский: Я думал, что это постоянная работа. Судья: Отвечайте точно! Бродский: Я писал стихи. Я думал, что они будут напечатаны. Я полагаю... Судья: Нас не интересует «я полагаю». Отвечайте, почему вы не работали? Бродский: Я работал. Я писал стихи. Судья: Нас это не интересует. Нас интересует, с каким учреждением вы были связаны. Бродский: У меня были договоры с издательством. Судья: У вас договоров достаточно, чтобы прокормиться? Перечислите: какие, от какого числа, на какую сумму? Бродский: Точно не помню. Все договоры у моего адвоката. Судья: Я спрашиваю вас. Бродский: В Москве вышли две книги с моими переводами... (перечисляет). Судья: Ваш трудовой стаж? Бродский: Примерно... Судья: Нас не интересует «примерно»! Бродский: Пять лет. Судья: Где вы работали? Бродский: На заводе. В геологических партиях... Судья: Сколько вы работали на заводе? Бродский: Год. Судья: Кем? Бродский: Фрезеровщиком. Судья: А вообще какая ваша специальность? Бродский: Поэт. Поэт – переводчик. Судья: А кто это признал, что вы поэт? Кто причислил вас к поэтам? Бродский: Никто. (Без вызова). А кто причислил меня к роду человеческому? Судья: А вы учились этому? Бродский: Чему? Судья: Чтобы быть поэтом? Не пытались кончить Вуз, где готовят... где учат... Бродский: Я не думал, что это дается образованием. Судья: А чем же? Бродский: Я думаю, это... (растерянно)... от Бога... А вот еще из второго заседания: Судья: ...Гражданин Бродский, с 1956 года вы переменили 13 мест работы. Вы работали на заводе год, а потом полгода не работали. Летом были в геологической партии, а потом 4 месяца не работали... (перечисляет места работы и следовавшие затем перерывы). Объясните суду, почему вы в перерывах не работали и вели паразитический образ жизни? Бродский: Я в перерывах работал. Я занимался тем, чем занимаюсь и сейчас: я писал стихи. Судья: Значит, вы писали свои так называемые стихи? А что полезного в том, что вы часто меняли место работы? Бродский: Я начал работать с 15 лет. Мне всё было интересно. Я менял работу потому, что хотел как можно больше знать о жизни и людях. Судья: А что вы сделали полезного для родины? Бродский: Я писал стихи. Это моя работа. Я убежден... я верю, что то, что я написал, сослужит людям службу и не только сейчас, но и будущим поколениям. Голос из публики: Подумаешь! Воображает! Другой голос: Он поэт. Он должен так думать. Судья: Значит, вы думаете, что ваши так называемые стихи приносят людям пользу? Бродский: А почему вы говорите про стихи «так называемые» ? Судья: Мы называем ваши стихи «так называемые» потому, что иного понятия о них у нас нет. ... Сорокин (заседатель): Можно ли жить на те суммы, что вы зарабатываете? Бродский: Можно. Находясь в тюрьме, я каждый раз расписывался в том, что на меня израсходовано в день 40 копеек. А я зарабатывал больше, чем по 40 копеек в день. Сорокин: Но надо же обуваться, одеваться. Бродский: У меня один костюм – старый, но уж какой есть. И другого мне не надо. Адвокат: Оценивали ли ваши стихи специалисты? Бродский: Да. Чуковский и Маршак очень хорошо говорили о моих переводах. Лучше, чем я заслуживаю. Адвокат: Выла ли у вас связь с секцией переводов Союза писателей? Бродский: Да. Я выступал в альманахе, который называется «Впервые на русском языке», и читал переводы с польского. Судья (защитнице): Вы должны спрашивать его о полезной работе, а вы спрашиваете о выступлениях. Адвокат: Его переводы и есть его полезная работа. Судья: Лучше, Бродский, объясните суду, почему вы в перерывах между работами не трудились? Бродский: Я работал. Я писал стихи. Судья: Но это не мешало вам трудиться. Бродский: А я трудился. Я писал стихи. Судья: Но ведь есть люди, которые работают на заводе и пишут стихи. Что вам мешало так поступать? Бродский: Но ведь люди не похожи друг на друга. Даже цветом волос, выражением лица. Судья: Это не ваше открытие. Это всем известно. А лучше объясните, как расценить ваше участие в нашем великом поступательном движении к коммунизму? Бродский: Строительство коммунизма – это не только стояние у станка и пахота земли. Это и интеллигентный труд, который... Судья: Оставьте высокие фразы! Лучше ответьте, как вы думаете строить свою трудовую деятельность на будущее. Бродский: Я хотел писать стихи и переводить. Но если это противоречит каким – то общепринятым нормам, я поступлю на постоянную работу и всё равно буду писать стихи. Заседатель Тяглый: У нас каждый человек трудится. Как же вы бездельничали столько времени? Бродский: Вы не считаете трудом мой труд. Я писал стихи, я считаю это трудом. Смирнов (свидетель обвинения, начальник Дома Обороны): Я лично с Бродским не знаком, но хочу сказать, что если бы все граждане относились к накоплению материальных ценностей, как Бродский, нам бы коммунизм долго не построить. Разум – оружие опасное для его владельца. Все говорили, что он – умный и чуть ли не гениальный. Но никто не сказал, каков он человек. Выросши в интеллигентной семье, он имеет только семилетнее образование. Вот тут пусть присутствующие скажут, хотели бы они сына, который имеет только семилетку? В армию он не пошел, потому что был единственный кормилец семьи. А какой же он кормилец? Тут говорят, – талантливый переводчик, а почему никто не говорит, что у него много путаницы в голове? И антисоветские строчки? Бродский: Это неправда. Смирнов: Ему надо изменить многие свои мысли. Я подвергаю сомнению справку, которую дали Бродскому в нервном диспансере насчет нервной болезни. Это сиятельные друзья стали звонить во все колокола и требовать – ах, спасите молодого человека! А его надо лечить принудительным трудом, и никто ему не поможет, никакие сиятельные друзья. Я лично его не знаю. Знаю про него из печати. И со справками знаком. Я медицинскую справку, которая освободила его от службы в армии, подвергаю сомнению. Я не медицина, но подвергаю сомнению. Бродский: Когда меня освободили, как единственного кормильца, отец болел, он лежал после инфаркта, а я работал и зарабатывал. А потом болел я. Откуда вы обо мне знаете, чтобы так обо мне говорить? Смирнов: Я познакомился с вашим личным дневником. Бродский: На каком основании? Судья: Я снимаю этот вопрос. Смирнов: Я читал его стихи. Адвокат: Вот в деле оказались стихи, не принадлежащие Бродскому. А откуда вы знаете, что стихи, прочитанные вами, действительно его стихи? Ведь вы говорите о стихах неопубликованных. Смирнов: Знаю и все...

Собственно, для тех, кто в курсе, пояснения излишни, а для тех кто нет – они бесполезны. Однако стихи Бродского читают до сих пор и будут читать через сто лет, а судью Соколову вместе со Смирновыми и Тяглыми если и знают, то только потому, что они судили Бродского...

Аквариум – Я не знаю, зачем ты вошла в этот дом

(178). «Байки бывшего препа» (продолжение) 5 курс, математики, ХХ век нашей эры. На безобидный вопрос о том, сколько планет в Солнечной системе, студентко уверенно отвечает: – Триста шестьдесят пять! Я пристально смотрю ей в глаза, она мне, и я, наконец, понимаю, что все абсолютно безнадежно...

Одной студентке достался билет на моем экзамене по ФТТ (как сейчас помню) про явление сверхпроводимости. Она была не готова и честно призналась в этом. В течении года ее активность была умеренной, но все же заметной.

– Понимаете, – начала она, – я не подготовилась не потому, что мне лень или неинтересно, мне очень интересен этот предмет и этот вопрос. Просто личные обстоятельства так сложились...

Личные обстоятельства у студенток в педе обычно начинают складываться в районе сессии – это я уже потом понял. Но, вообще – то, я и сам был в такой ситуации, когда личные обстоятельства очень мешают сдавать экзамены.

– Я все понимаю, но у нас нет билета с вопросом "Личные обстоятельства", поэтому я должен поставить Вам "неуд".

– Там уже распределение стипендии идет, если будет "неуд" – я останусь без стипендии... Знаете что, – внезапно оживилась она, – а давайте я подготовлюсь и приду отвечу вопрос ровно через неделю. А Вы мне пока авансом поставьте "уд".

– Хорошо, – сказал я. Доверчивость – не порок, а девушка была явно не хуже по уровню знаний, чем те, которые уже получили тройки. Я поставил ей "уд", мы договорились про место и время, но... Прошла неделя, две, месяц, два, год, два года... а мы так и не встретились. Это был выпускной 5 – ый курс. Я сделал коррекцию своего коэффициента доверчивости, но случай почему то запомнился. Но это был еще не конец... Где – то лет через десять после описанных событий, я сажусь в троллейбус и вижу на сидении в двух метрах от себя эту бывшую студентку. Она тоже видит меня, ее глаза делаются круглыми. Я очень хочу подойти, поздороваться, спросить как дела, но тут меня отвлекает кондуктор. Я быстро рассчитываюсь, поворачиваюсь и... вижу пустое сиденье. А я хотел только спросить как дела... Даша, если тебя все еще так мучает совесть, мы можем договориться и я готов выслушать тебя по вопросу сверхпроводимости и отпустить этот грех, хоть я и не священник

В своих попытках приобщить студентов к высокому, я на КСЕ дал им задание познакомиться с научно – философской статьей Анри Пуанкаре «Наука и гипотеза». Там были глубокие мысли о природе геометрии и научных понятий, о смысле законов Ньютона и т.д. И ни одной формулы. Однако, я, пожалуй, перегнул палку. Статья оказалась просто не по зубам: и непонятно и неинтересно (для меня осталось загадкой, что причина, а что следствие). Вот один очень характерный разговор:

– Прочитали статью? – Да... – Ну, давайте поговорим о природе евклидовой геометрии. Что об этом пишет Пуанкаре? Своими словами, как поняли. В ответ я услышал примерно такую исповедь:

– Сергей Сергеевич! Я честно прочитал эту статью, я всю ночь потратил. Я работаю охранником, сидел, читал, надо мной там смеются все. Я честно старался врубиться, но ничего не понял. У меня возник только один вопрос – зачем он все это написал? Ну, ясно, умный дядька был, но зачем все это? Я читаю, и вроде каждое слово по отдельности понимаю, но в целом – ничего не понятно. Я в свободное время еще ремонтами квартир занимаюсь. Может я Вам лучше ремонт сделаю?

– Не надо ремонт. Давайте зачетку...

Педагоги говорят, что оценку ставят не (только) за уровень знаний, а за усилия, – а усилия я оценил Через некоторое время одна моя школьница делала доклад на студенческой конференции в педе, чтобы набирать опыт выступлений. В середине доклада: – Как показал Анри Пуанкаре в своей работе... ... Весь правый ряд студентов (это была моя группа) дружно выдохнул: "Пуанкаре!...". Благими намерениями известно куда дорога ведет... Пуанкаре так никто и не понял, зато открыли новый вид невроза – Пуаневроз

Александр Дольский – Экзамен по химии

(179). Есть люди, с которыми легко, с которыми всегда хочется сделать что – нибудь вместе, которых хватает на многое и не хватает многим. Таким был Миша Мячин... 5 мая он погиб в водном походе на Кавказе. А я хотел пригласить его поработать в Логосе, съездить в лагерь, что – нибудь написать... Я опоздал, теперь – не в этой жизни. Вечная и светлая память ему!

Иваси – Не договаривая фразы...

(180). Точка отсчета для нашего движения по «жизни вверх» лежит где – то на самом дне нашей собственной пропасти. Иногда достаточно простого знания о ней, иногда – необходимо заглянуть туда, а иногда приходится даже срываться вниз к этой точке, чтобы заново начинать восхождение. Принцип «Убейся позитивом!» напоминает искусственные тонкие мостки, которые человек сам или с помощью других «позитивных» людей может на какое – то время построить себе. Это, однако, не меняет сути дела – под мостками остается собственная непознанная пропасть. Познать собственную пропасть в полной мере дано немногим, – большинство предпочитает жить иллюзиями о себе в светлых тонах. Но именно осознание своей пропасти дает прочное основание для сколько – нибудь значимого и надежного восхождения «вверх по жизни», в то время как непрерывное созерцание сияющих вершин парадоксальным образом дает слишком много самых неожиданных поводов для падения вниз... Борис

Гребенщиков/Аквариум – Орел, телец и лев

(181). Когда в новостных каналах и за круглыми столами политических дебатов делаются глобальные оценки роли и возможностей различных стран, то в расчет принимаются главным образом валовый продукт, соотношение экспорта и импорта продукции и капиталов, численность армии, наличие ресурсов и т.д. При этом забывают про самый главный ресурс, про подлинное сокровище любой страны, без которого все вышеперечисленное превращается в карточный домик, готовый разрушиться от слабого дуновения ветра. Я имею ввиду совесть. Бессовестное правительство – это стихийное бедствие для народа, его жестокая проверка на прочность. Бессовестный народ – это гроб для любых политических и экономических реформ. Бессовестный народ, управляемый бессовестным правительством – это смердящий труп, который представляет угрозу для всего мира. Народ, который разучился плакать, не имеет никакого будущего. Совесть – главный капитал и ресурс, который легко потерять, а найти трудно. Лучше не терять...

Александр Дольский – Уважаемая совесть

(182). Иногда некоторые вопросы не поддаются аналитической обработке своего или чужого ума и придумать ответ не удается. Если ответ все же нужен, то нам просто ничего не остается как... вспомнить его. Пока рассудок работает, наш Океан спит, но он не перестает быть хранилищем – ответов – на – все – вопросы. В том числе и на самые главные, которые хранятся где – то на самой его глубине. Главные вопросы имеет смысл задавать вовсе не для того, чтобы получить на них ответы – лучшим ответом на человеческом языке было бы молчание и камни уже давно отвечают нам – а для того, чтобы разбудить свой Океан...

Аквариум – Дело мастера Бо

(183). Жизнь похожа на весы, на одной чаше которых – наши успехи и дела, а на другой – наша любовь. Самая страшная истина – это увидеть, как первая чаша наших весов, наполняясь все более и более, в какой – то момент поднимает вторую...

Михаил Щербаков – Капитан бравый

(184). Фильм «Присутствие» (The Presence, 2010, реж. Том Провост) интересен тем, что сюжет фильма разворачивается параллельно в двух мирах – мире человеческом и ангельском, причем на протяжении всего фильма эти миры постоянно взаимно проникают. То, что люди подвержены искушениям – нам известно. Чуть менее известно, как приходят искушения – фильм наглядно демонстрирует это доступными для кинематографа средствами. Наконец, совсем малоизвестная тема – это возможность искушений и выбора для самих ангелов. Эта тема тоже своеобразно приоткрыта в фильме. Здесь выбор ангела места тесно переплетается с выбором главной героини, при этом они оба растут и каждый продолжает свой собственный путь. Довольно редкое по теме и по деликатности ее раскрытия кино, хотя и не единственное в своем роде. На мой взгляд его ошибочно причисляют к фильмам ужасов: главное – не поддастся панике уже на первых минутах, ведь ужас и непривычность – это не одно и то же

Ка Па Дзонг – Ангел

(185). Может ли 1 равняться 1000? Разумеется. Когда – то в детстве у нас мальчишек одним из любимых занятий было прыганье по гаражам. Были «легкие» гаражи и «трудные», а в трудных – самые трудные места: например, когда крыша одного из гаражей расположена далеко и выше другого. Лично для меня было одно место, которое вызывало панический страх. При этом объективно оно не представляло никакой трудности: я легко преодолевал более трудные места. Дополнительную досаду вызывало то, что другие даже не замечали этого места – просто прыгали и двигались дальше. Мне же нужно было готовиться, преодолевать страх, и он почему – то не уменьшался с ростом числа прыжков... Эта ситуация – типична и в жизни: там где у одних огромная яма или барьер, у других – едва заметный холмик. Рельеф наших задач, возможностей и страхов – очень разный и истинной мерой трудности проблемы являются не ее объективные показатели, а количество и качество внутренних усилий (может быть никому невидимых), которые требуются для ее решения. Так, 1 метр и 1000 метров могут вдруг внезапно оказаться равными во внутреннем исчислении двух разных людей... Анри Бергсон в своем «Опыте непосредственных данных сознания» пишет об этом же, но с другой стороны: он говорит о том, что любые количественные характеристики ощущений (интенсивность, динамика, локализация) в известной степени условны, поскольку ощущения представляют собой для нас самих чистое качество. Короче говоря, мы, хотя и устроены примерно одинаково, но – не сравнимы И в этом – еще один парадокс свободы...

Аквариум – Какая рыба в океане плавает быстрее всех ?!

(186). Попытки рационально объяснить и структурировать окружающий мир и нашу жизнь по существу сводятся к желанию трансформировать пугающую необходимость актов свободного выбора нашей воли, которые как мерцающие живые точки сопровождают линию нашей жизни, в застывшее пространство всеобъемлющих истин. Жизнь во времени невозможна без выбора, в то время как в чистом пространстве без времени свободный выбор вообще невозможен. Следовательно, конечная тайная цель любых объяснений – уничтожить время возможностей и утвердить пространство заданностей. Мертвая красота тоже бывает красива, недаром ведь нам нравятся натюрморты – буквально «мертвая природа». Может статься однако, что усилия теоретиков истины тщетны в принципе. Ведь никто не знает в точности что первично – время или свободная воля. Собственно, если первично время, то оно объемлет акт выбора воли как разновидность пространства и мы возвращаемся к «мертвой природе» и к аллюзии свободы. Жизнь начинается тогда, когда наш свободный выбор творит само время или хотя бы наше личное время. Если так, то метафизика пространства с ее количествами и качествами оказывается беспомощной или даже нелепой, а ее причины и следствия оказываются лишь слабыми следами новой метафизики времени. Ее понятия имеют текучие формы и пластичный смысл, которые дают возможность мысли, свободной от бремени логики и парадоксов, двигаться легко и свободно в такт нашему выбору... Александр Дольский – Старинные часы

(187). Откровение жизни намного превосходит те возможности, которые могут предоставить нам 4 измерения. Но искусство жизни – это именно искусство обходиться этими скудными средствами 4 измерений или даже только их частью (музыка использует только одно, живопись – два, скульптура – три и т.д.). Но теснота и недостаток никуда не деваются: они порождают «полюсы притяжения» – радость и печаль, которые действуют в жизни и искусстве как полюса магнита. Мы знаем однако, что линии магнитного поля замкнуты – они замыкаются внутри магнита. Рассуждая по аналогии, можно сказать, что где – то за пределами видимого мира радость и печаль встречаются и становятся одним и тем же. Таким образом, можно сказать, что радость и печаль этого мира разделяет только один шаг, но чтобы его сделать, придется перешагнуть через всю Вселенную...

Ка Па Дзонг – Вселенская печаль

(188). Парадокс трения: качество шлифовки соприкасающихся поверхностей лишь до определенного предела уменьшает трение между ними. Трение между очень гладкими поверхностями может, напротив, сильно возрасти. Так и в жизни: два до предела близких человека могут разойтись далеко и навсегда. В случае с трением в игру вступают фундаментальные составляющие вещества – атомы и молекулы – и силы сцепления между ними. В случае с людьми происходит нечто подобное: предельная степень близости включает в отношения какие – то фундаментальные составляющие личности, которые по своей природе должны оставаться в неприкосновенности. Возможно, что это – психологический инстинкт самосохранения, или метафизический закон тождества и различия, или сигнал с границы «Я – не Я» или, быть может, последнее средство вернуться к нашей миссии...

Александр Дольский – Две птицы

(189). Авва Дорофей (христианский святой подвижник 6 века), говоря о степени духовного совершенства, различает три образа служения Богу: раба, наемника и сына. Раб служит Богу из страха понести наказание, наемник работает за будущее воздаяние, сын служит Богу по любви к Нему. Эти три состояния отражают три ступени совершенства, на каждой из которых можно достойно служить Богу по мере своих сил и возможностей. «Страх Господень – начало премудрости,» – возглашает пророк Давид в одном из псалмов. То есть страх Божий – это не препятствие (как пытаются иногда доказывать люди, далекие от веры), а средство. Человек не волен выбирать свою ступень. Он не может, к примеру, захотеть и превратиться из раба в сына: наше отношение к Богу определяется нашим наличным духовным состоянием, которое Бог, конечно, видит, а не тем, что мы сами об этом думаем. Однако, человек, при содействии Бога, может кардинально измениться и, забыв про страх и плату, начать служение по любви. Разумеется, с тех времен ничего по сути не изменилось: и сегодня есть рабы, наемники и сыны. Есть, правда, одна досадная нелепость, которая приносит много вреда и раздора: мне кажется, что сегодня слишком часто рабы и наемники учат сынов, как им быть рабами и наемниками. Это – недопустимо, но... наверное, у настоящих сынов должно быть и серьезное испытание их любви

Аквариум (1986 Десять стрел) – Хозяин

(190). Чем дальше в лес – тем больше дров, чем больше дров – тем больше опилок, чем больше опилок – тем больше сырья для водки, чем больше водки – тем больше пьяных, чем больше пьяных – тем полнее зоны, чем полнее зоны – тем дальше в лес...

Михаил Щербаков – Опилки (песня про водку)

(191). Поэт всегда не от мира сего и потому всегда одинок. Он, если можно так выразиться, «профессионально» имеет дело с тайной: ее бледный отсвет, сквозящий из провалов мироздания, окружающих его равным образом на шумной вечеринке, в кругу семьи или на дикой природе, меняет привычную культурную разметку реальности. Со стороны это может казаться романтичным и достойным похвал и уважения, но вкус призвания поэта – вопрос открытый: что это – блаженство или проклятие? Ореол «мук творчества» придумали творчески беспомощные подражатели или теоретики жизни. И стихи здесь – это лишь вершина айсберга, небольшой остаток от деления тайны мира на тайну ее переживания поэтом. Но поэзия все равно остается единственным способом сказать о том, о чем сказать невозможно и шансом увидеть то, что недоступно зрению...

ВИКТОР ФЁДОРОВ – ЭЛЕГИЯ

(192). Любовь – это натянутая нить, которая соединяет начало и конец нашего пути. Если нить рвется, жизнь распадается на куски: «до» и «после». Если нить ослабевает, из жизни уходит радость и напряжение. Если нить запутывается и образуются узлы, – возможно, имеет смысл вернуться назад к началу. Любовь – это испытание на прочность. Не все волокна натянутой нити одинаково прочны. Если одно из них рвется, то очень вероятно, что впоследствии начнут рваться и другие. Если две нити переплелись, но одна недостаточно прочная – они не выдержат двойную нагрузку: сначала порвется более слабая, потом и сильная. Разрыв обычно происходит там, где остались нераспутанные узлы. Нет каната, которого нельзя порвать, и уж если натяжение испытаний возрастает до запредельных величин, то счастливы те канаты, в которых нити рвутся одновременно...

Аквариум – Ключи от её Дверей...

(193). Сегодня утром просыпаюсь от того, что кто – то трогает меня за ступни ног. Младшая сидит у ног на стуле и объясняет: – Я уже давно сижу тут и охраняю тебя от серых волков! – А кто за ноги трогал? – Волки. Я их прогнала, они только красным языком облизнулись! Я теперь каждое утро тебя охранять буду! Моя благодарность выразилась получасом ношения «на ручках». Еще один новый ритуал в новой квартире: перед моим уходом она нажимает мне на кнопочки: «включает» ноги, руки, живот, спину и голову, чтобы все «работало». Сегодня вот забыли ноги включить – так и спотыкаюсь с утра

А. Суханов, О. Дриз – Зеленая карета

(194). Вызов рок – н – ролла музыкальной поп – культуре первой половины XX века заключался в кристаллизации нарочито простой (или даже примитивной) гармонической последовательности с возможностью бесконечных импровизаций. В совокупности это породило некоторый музыкальный парадокс, соединяющий жанр с широким пространством свободы выражения, доступным людям с музыкальным слухом (коих большинство), но без музыкального образования (которое есть у меньшинства). В отличие от джаза, в котором свобода перевешивает жанр, или, скажем, классической музыки, в которой свобода подчиняется сложившимся сложным канонам жанра, каноны рок – н – ролла просты, а их реализация полностью отдается на откуп музыканту. Рок – н – ролл по видимости аристократичен, но по сути демократичен. Его музыкальная основа была кем – то гениально угадана – она легко запоминается, легко ложится на слух, и она удивительно живуча. А импровизация напрашивается сама собой: добавили синкоп (ударений и акцентов) – подчеркнули мысль, добавили секунд (режущие слух созвучия из соседних нот) – обозначили свой вызов, вставили соло на низах – добавили шарма, вставили соло на верхах – показали детскую непосредственность и т.д. Элвис Пресли – это целая эпоха, которая закончилась но... рок – н – ролл все равно остался! Хотя некоторые так не считают ...

Аквариум – Рок – н – ролл мёртв

(195). «Поиски себя» могут легко обернуться верным способом себя потерять, когда процесс увлекает настолько, что закрывает собой цель. И не так страшно, что позади – обманутые собственные и чужие надежды, сломанная любовь, стыд за своих кумиров и досада за пустые идеалы. Страшнее – неузнанная встреча с самим собой, когда мы смотрим и ...не видим, подходим близко – близко, почти в плотную и... проходим мимо. И снова поиски, но беда в том, что мы не найдем никого другого, пока сперва не найдем и не примем самих себя...

Аквариум – Комната, лишённая зеркал

(196). В 20 – х годах прошлого века немецкий физик – теоретик Тетроде предложил симметричный во времени вариант электродинамики, в которой излучение зарядов распространяется в одинаковой степени в будущее и в прошлое (в стандартной электродинамике Максвелла – только в будущее). Вот как он пояснял свою мысль в оригинальной статье (передаю по памяти): «Если я вчера вечером смотрел в телескоп на звезды, удаленные от меня на сотни световых лет, то не только я принимал излучение атомов газа, из которого состояли эти звезды сто лет назад, но и эти атомы „знали“, что я, которого еще даже не существовали в тот момент, буду смотреть на них вчера вечером...» В 40 – е годы Р.Фейнман и Дж.Уилер показали, что эта электродинамика полностью совпадает с электродинамикой Максвелла при условии, что в удаленном будущем находится идеальный поглотитель излучения. А эксперименты по поиску опережающих взаимодействий (сигналы из будущего) продолжаются до сих пор. Эта картина интересно дополняется картиной вселенной, которую «наблюдает» фотон – минимальная порция электромагнитного излучения, движущаяся со скоростью света. Представим себе, что мы «сидим на нем» – как изменится мир вокруг? Опираясь на принципы СТО можно показать, что при постепенном увеличении скорости движения, видимый небосвод испытывает деформацию: видимые положения звезд регулярно смещаются от направления «назад» к направлению «вперед». На месте остаются только две точки: точка прямо перед нами, на которую мы летим, и точка позади нас – откуда летим. В пределе световой скорости (недостижимой из состояния покоя) все световые источники вокруг нас (звезды, галактики,...) концентрируются в одну яркую точку впереди нас и позади нас остается маленькая светящаяся точка – источник, породивший наш фотон. И больше ничего – фотон «знает» только источник и «все остальное» в виде яркой точки, в которой заключен весь наш мир...