Текст книги "Приключения Шуры Холмова и фельдшера Вацмана (СИ)"

Автор книги: Сергей Милошевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)

Глава VII. Поразительная развязка

Какие-то неожиданно возникшие обстоятельства не позволили начальнику охраны отлучиться из порта. Поэтому Шуре пришлось уговаривать его доверить ему буквально на полчаса свою машину.

– Водительское удостоверение у меня с собой, – доказывал он. – А тут близко. Не волнуйтесь, я за рулем лучше, чем пешком.

Наконец Башлинский скрепя сердце отдал ему ключи.

– Если тормознут гаишники – лучше не останавливайтесь, – с тревогой произнес он. – А то еще скрутят номера, а потом бегай.

– Все будет о'кей, – успокоил его Холмов. – я живо. Одна нога здесь – три там…

Он и в самом деле отлично водил машину. Мягко взлетая и проседая на неровностях дороги, «Волга» ровно, словно поджавшая хвост бродячая собака, в которую юркая пацанва швыряет камнями, неслась по вымершим улицам. Вскоре Шура лихо осадил машину возле нужного дома на улице имени товарища Фрунзе. Торопливо, почти бегом, вся компания взбежала по гулкой металлической лестнице на второй этаж. Капитан нажал кнопку звонка и многозначительно посмотрел на Холмова: несмотря на предрассветный час, здесь, видимо, тоже не спали, так как сразу же послышались приближающиеся к двери шаги.

– Кто там? – раздался негромкий женский голос.

– Извините, пожалуйста, нам срочно нужен товарищ Нагишкин, – елейным голоском произнес Шура. – Он дома? Нам его нужно немедленно увидеть, мы из пароходства…

Щелкнул замок, и на пороге показалась симпатичная женщина. Внешний вид ее, правда, портил небрежно запахнутый халат и усталое, с запавшими глазами лицо.

– Товарища Нагишкина вы можете действительно разве что только увидеть, – произнесла она непонятную фразу. – И не более того…

– Простите, не понял… – ошеломленнр. сказал капитан. – Он что… мертв?

– Почти: мертвецки пьян, – хмуро ответила женщина. – Всю ночь лакал водку с корешами. Теперь в ауте…

– Как в ауте?! – в один голос закричали капитан с помполитом. – А ну-ка дайте нам его сюда…

Отпихнув в сторону оторопевшую женщину, они ворвались в квартиру. Шура и крайне заинтригованный Дима, у которого исчезли остатки сна, поспешили за ними.

Картина, представшая их взору, была удручающей. Посередине комнаты возвышался стол, на котором среди пустых консервных банок, колбасных шкурок, хлебных огрызков, селедочных хвостов и «бычков» громоздилась мощная батарея пустых бутылок из-под всевозможных алкогольных напитков. Не меньшая батарея находилась под столом.

А вокруг – на полу, диване, кресле, вповалку, словно бревна на лесоповале или сбитые шаром кегли – распластались четверо мужчин в тельняшках. Они крепко спали, издавая всевозможнейшие виды храпа: от тонкого, с придыханием, свиста до могучего хриплого баса.

– Вот они где, голубчики… – растерянно пробормотал капитан, часто хлопая ресницами. – С добрым утром…

Тут Беспалкин вспомнил, как еще несколько часов назад, со слезами на глазах он сокрушался о тяжелой доле попавших в смертельную передрягу вахтенных, и его внезапно охватил приступ дикой ярости.

– Что, канальи, успех дела празднуем?! – заревел капитан и, схватив Нагишкина за грудки, стал с остервенением трясти его. – Где судно? Где наркотики? Отвечай, мерзавец!

Но Нагишкин, несмотря на то, что его голова от тряски совершала сложные вращательные движения в. двух плоскостях, не просыпался. Его ничего не понимающая супруга с ужасом наблюдала за происходящим.

– Бросьте, это бесполезно, – через некоторое время робко произнесла она. – Я знаю, его в таком виде ничего не поднимет. Приходите через пару часов…

Но капитан вместе с пришедшим ему на помощь помполитом продолжали трясти и хлестать по щекам вахтенного штурмана. Не добившись успеха, вспотевшие Беспалкин и первый помощник принялись за остальных. Увы, с тем же успехом: все продолжали спать мертвецким сном. Лишь Торчинский с трудом разлепил очи, сел на кровати и сидел так с минуту осоловело глядя по сторонам. Затем, видимо, перепутав капитана с кем-то другим, он сделал ему «козу», поцеловал взасос и, что-то бормоча, стал валить на кушетку. С огромным трудом капитану удалось вырваться из цепких объятий Торчинского и отшвырнуть его в сторону. Рухнув на пол, Торчинский тут же закрыл глаза и снова заснул, на этот раз беспробудно.

– Уж очень много они выпили, – извиняющимся тоном, словно прося прощения за всю компанию, сообщила жена Нагишкина.

– Ладно, оставьте их, – махнул рукой Холмов. – Все ясно как божий день. Поедемте скорее. А то ваш приятель уже наверняка переживает за свою машину… Изможденные, тяжело дышащие капитан и помполит с ненавистью посмотрели на своих храпящих подчиненных и переглянулись.

– Но ведь нужно все-таки узнать у них, где судно, – вытирая пот со лба, пробурчал капитан.

– Будег нам судно, – усмехнулся Шура. – В самое ближайшее время. Поехали быстрее.

– Что ж, согласен, – угрюмо произнес помполит. – Хотя я, честно говоря, абсолютно не могу понять, что вам здесь могло подсказать местонахождение корабля. Все равно ближайшие пару часов тут действительно делать нечего…

Все направились к выходу. Однако в последний момент капитан задержался в дверях и обратился к женщине.

– Скажите, а о чем они тут говорили, когда пили? Ну, таком… Я имею в виду необычном, странном, настораживающем?

– Странном? – пожала плечами женщина и задумалась. – Я знаю… Разве что весь вечер талдычили о том, что «вот, мол, братцы, наплавались-находились по морям-заграницам по самые эти… уши, теперь посидим на берегу, хватит с нас этой корабляцкой жизни…»

– В каком это смысле «наплавались»? – подозрительно спросил капитан. – Уж не в том ли, что у них теперь денег вдосталь?

Супруга Нагишкина лишь смущенно развела руками.

– Если эти гаврики проснутся до нашего приезда, скажите им, чтобы они сидели здесь и никуда ни шагу! – распорядился помполит.

Снова «Волга» стремглав понеслась по тронутым первыми лучами восходящего солнца одесским улицам, на которых уже появились первые прохожие. А возле одного дома Вацман даже углядел дворника, который, согнувшись и три погибели и воровато озираясь, тащил на спине какой-то тяжелый мешок. Капитан и помполит наседали на Шуру с вопросами, куда они едут и где находится судно, но он только посмеивался, не сводя взгляда с дороги, и упорно молчал.

Через короткий промежуток времени «Волга» резко повернула, и Дима заметил, что они снова въехали на территорию порта.

– Вы хотите заехать за Башлинским? – допытывался капитан Беспалкин, но Холмов ничего не ответил. Машина прыгала на ухабах, пробираясь все дальше и дальше, в глубь порта, но не сбавляла ход. Впрочем, скоро Шура затормозил, вышел из автомобиля и сухо произнес:

– Идемте за мной.

Недоумевая, все также вышли из машины и поспешили за Шурой. Оглядевшись по сторонам, Дима увидел, что они опять находятся у причала, где раньше стоял «Биробиджанский партизан». Подойдя к самой кромке пирса, Холмов достал из пачки сигарету и, разминая ее в руках, как-то загадочно посмотрел на капитана и помполита.

– Что это все значит? – раздраженно произнес Беспал-мин. – Зачем мы сюда приехали? Уже светает, поехали скорее туда, где корабль…

– Мы уже приехали, – сказал Шура, и уголки его губ вдруг тронула улыбка. – Корабль перед вашим носом.

Беспалкин и помполит недоумевающе переглянулись и пожали плечами.

– Послушайте!.. – начал закипать капитан. – Я в конце концов…

– Эй, вы! – вдруг разозлился Холмов. – Ну нельзя же, в конце концов, быть такими тупосообразительными! Неужели вы до сих пор не доперли, что ваше судно там!

И он показал рукой в воду.

– Где?! – хором вскричали недоумевающие капитан, помполит и Дима.

– На дне! – раздражаясь от их непонятливости, ответил Холмов. – Ваша героическая посудина по причине вопиющей халатности вахтенных затонула в двух метрах от берега, поздравляю! Никто ее и не думал похищать. Вызывайте скорее водолазов, пусть ограничат это место буями, пока на ваш «Варяг» не напоролось другое судно…

– Н-не может быть… – ошеломленно забормотал капитан, в то время как помполит с отвисшей челюстью тупо глядел на Шуру. – Вы, наверное, шутите…

– Может, – успокоил его Холмов. – Вацман, будь добр, принеси-ка вон тот багор с пожарного щита.

Дима быстро принес багор, и Шура, наклонившись над водой, вытащил с его помощью какой-то большой круглый предмет, плескавшийся возле самого пирса. Это был спасательный круг с надписью «Биробиджанский партизан». «Одесса».

– Ну и что, – облизнул пересохшие губы капитан. – Наверное, обронили впопыхах по дороге…

– Да вы в воду-то гляньте! – разозлившись, уже не на шутку заорал Холмов.

Беспалкин и помполит оторопело уставились на лениво плескавшиеся в акватории порта волны. Дима тоже всмотрелся в воду и вдруг отчетливо увидел в глубине огромное матово-серое пятно, а неподалеку от поверхности моря – темный прямоугольник с красным ободом.

Без всякого сомнения, это была пароходная труба…

Глава VIII. Причудливый узор совпадений

– Да, Вацман, – задумчиво произнес Холмов, распечатывая пачку «Винстона». – Иногда случайности и совпадения переплетаются в такой причудливый узор, что просто даже трудно вообразить. Эта удивительная история – лишнее тому доказательство…

Они снова находились на Пекарной 21 «Б». Было далеко ы полдень, но спать Диме и Шуре совсем не хотелось: сказывалось нервное возбуждение от пережитых событий. Кроме того, Вацман с нетерпением ожидал от Шуры рассказа о том, каким же образом он узнал о местонахождении «биробиджанского партизана». Стоя у плиты и заваривая ароматнейший бразильский кофе, благоухание которого распространялось по всему дому, Дима внимательно слушал товарища, стараясь не упустить ни слова.

– Да, так вот, – продолжал Холмов, с видимым удовольствием затягиваясь хорошей импортной сигаретой. – Как ты мог заметить, поначалу я и сам ни секунды мо сомневался в том, что «Биробиджанский партизан» угнали, несмотря на кажущуюся дикость такого события. Почему? Сам не пойму. Может, потому, что уж очень здраво и логично звучали рассуждения этого горе-капитана. К тому жо я точно знал, что среди одесских уркаганов есть пара-тройка хлопцев, которым хватит ума и наглости провернуть такое рискованное дельце. Как бы то ни было, большую часть ночи я суетился совершенно напрасно, пытаясь нащупать след несуществующих флибустьеров. И лишь в порту и стал потихоньку догадываться, где закопали этого кобеля.

– А что же ты обнаружил в порту? – прихлебывая горячий кофе и жмурясь от наслаждения, спросил Дима.

– Первые робкие лучики света в кромешной тьме забрезжили после разговора с этим портовым ловеласом Кирилюком, – сообщил Шура и, не раздеваясь, плюхнулся на кровать, подложив руки под голову. – Как выяснилось, он был единственным мотористом, который оставался на судне: среди вахтенных больше никто подготовить и запустить судовой движок не мог…

– Среди нападавших могли быть люди знакомые с судовой машиной, – возразил Дима.

– Возможно, – согласился Холмов. – Но, как сообщил мне тот же Кирилюк, на «Партизане» стоял довольно редкий германский дизель, у которого, к тому же, имеется какая-то особенная «хитринка». Не зная ее, запустить двигатель чрезвычайно трудно. Короче говоря, я четко понял одно – за отведенный «похитителям» срок запустить и подготовить машину к отходу посторонним людям было фактически невозможно.

– Но это еще была, так сказать, прелюдия, цветочки, – продолжал Шура, прикуривая от старого окурка новую сигарету. – Более-менее четкая картина случившегося стала вырисовываться в моей черепной коробке после беседы с докерами. Как ты помнишь, вчера вечером в Одессе наблюдался непродолжительный, но довольно сильный шквалистый ветер, иногда переходящий в настоящий ураган. Так вот, в порту стихия погуляла особенно крепко. На одном из причалов ветер даже опрокинул автопогрузчик, кроме того, была очень плохая, практически нулевая видимость: проливной дождь, низкие, темные тучи, а главное – несколько раз по причине той же стихии нарушалось электроснабжение и гасли прожектора, освещавшие порт и акваторию. Даже не моряку ясно, что в таких условиях, с малочисленным экипажем, да еще без буксира выйти из порта практически невозможно. В общем, я пришел к твердому убеждению: судно должно быть здесь, в порту! Но где? Перешвартовка была бы еще рискованнее, чем выход из порта, да и какой в ней смысл… И тут меня осенило! Я вспомнил, что корабли, а отличие от сухопутных средств передвижения, имеют еще одну степень свободы: при определенных условиях они могут перемещаться в третьем измерении – по вертикали, грубо говоря – на дно…

Забыв о кофе, Дима с неослабевающим интересом слушал Шуру.

– Внимательно осмотрев оборванный швартовый трос «Партизана», я понял, что он не был обрублен либо перерезан: он, Вацман, лопнул от сильнейшего рывка. Причем, лопнул в самом слабом месте, там, где он был перетерт (как говорят моряки «горел») от трения о кнехт, борт корабля или причальную тумбу. А после того, как я выяснил в диспетчерской, что причал, где стоял «Биробиджанский партизан», глубоководный, предназначенный для крупнотоннажных судов и маленькое суденышко вполне может скрыться здесь «с головой», мне в общем-то стало ясно все…

В это время за дверью послышались шаги. Холмов, словно тигр, вскочил с кровати, схватил стоявшую на столе непочатую бутылку «Чинзано» и засунул ее под подушку. Почти в тот же момент дверь распахнулась, и в комнату заглянула Муся Хадсон.

– Что это вы кофеем всю хату провоняли? – мрачно произнесла она. – Дышать, понимаешь, нечем…

– Угощайтесь! – засуетился Дима, наливая кофе в чистую чашку.

– Спасибочки, у меня от него изжога, – хмуро отказалась Муся. – Вот ежели бы чего покрепче…

Но Холмов промолчал и, потоптавшись на месте, Муся Хадсон, огорченно вздохнув, закрыла дверь.

– Картина бесславной и печальной гибели этого корыта представляется мне такой, – продолжил Шура, откупоривая извлеченную из-под подушки бутылку. – Начался ураган. Но несмотря на штормовое предупреждение, завести дополнительные швартовы, как это полагается в подобных случаях, вахтенные не удосужились. Корабль начало сильно раскачивать, и вскоре небрежно заведенный кормовой конец слетел с причальной тумбы. Второй кормовой конец, судя по всему, несколько провисал. Под напором отжимного ветра судно начало отходить от причала, рывок – и швартов рвется в слабом, перетертом месте. Что же происходит дальше? Удерживаемый одними носовыми швартовыми тросами корабль совершает под напором ветра энергичный полукруг относительно собственного носа и… И со всего маху наваливается на примыкающие к противоположному причалу в виде буквы «Т» огромные бетонные блоки строящегося нового пирса. Старому, маленькому, ржавому суденышку такого удара было вполне достаточно, чтобы получить приличную пробоину в корпусе и быстренько скрыться под водой. Держу пари, что за десять-пятнадцать минут оно с этой задачей вполне управилось.

– Но почему вахта не подняла тревогу?! – недоуменно воскликнул Дима. – Может, их на судне в этот момент уже не было? И почему на берегу никто не заметил, что тонет корабль, и не принял никаких мер?

– Ну, на последний вопрос ответить в общем-то несложно, – сказал Шура, разливая «Чинзано» по граненым стаканам. – Во-первых, причал, где стоял «Партизан», находился довольно далеко, на отшибе порта. Так что народу там всегда немного. Во-вторых, когда начался шторм, погрузочно-разгрузочные и прочие работы в порту были прекращены, и вся портовая братия ушла в бытовки стучать в домино. (А сам «Партизан», если помнишь, был уже полностью загружен до случившегося). В-третьих, гасли рожектора, а судно, я более чем уверен, затонуло именно тот момент, когда вокруг была кромешная тьма…

Холмов выпил и, закусив куском хлеба, густо намазанным горчицей, продолжил.

– Что касается вахты… Да, здесь было самое слабое вено в цепи рассуждений: никаких логических объяснений их поведению в этой ситуации я найти не мог. Только тогда, когда узнал, что оставшиеся на судне хлопцы не отличаются собой святостью – не дураки выпить и так далее, а главное – что у вахтенного штурмана Нагишкина именно в тот день был день рождения – я стал догадываться, в чем было дело… Шура закурил, помолчал с минуту и негромко, но отчетливо произнес:

– Они просто-напросто выпивали, Вацман, элементарно бухали, отмечая день рождения товарища Нагишкина, который, скорее всего, и организовал это мероприятие. Условия идеальные: начальства нет и вернется не скоро, да и наверняка само под банкой, принюхиваться не будет. Команды тоже нет, заложить некому. Они подняли трап, закрылись в каюте и пропили все: штормовое предупреждение, и обрыв вартовых, и удар…

– Почему же они ничего не стали делать, чтобы спасти судно? – недоверчиво спросил Дима. – И почему ушли, никому ничего не сказав?

– Дальше было вот что, – объяснил Холмов, стряхивая пепел на пол. – Как я уже говорил, судно тонуло очень быстро. Поэтому единственное, что, очухавшись, успели сделать вахтенные – это сломя голову покинуть тонущий корабль, перебравшись на берег по носовым швартовым. Увидев грустную картину пускания родным судном пузырей, все четверо моментально сообразили, что орден Ленина им за это дело вряд ли дадут и что тут дело пахнет даже не увольнением, а судом. Отвести от себя вину не представлялось никакой возможности, скрыть – только на короткое время, отцепив и бросив в воду носовые швартовы. (Что они, кстати, и сделали, и объяснить этот бессмысленный поступок иначе как сильнейшей растерянностью я не могу). И, когда все было кончено, они сделали то, что обычно и делают в подобном положении простые советские мужики: пошли домой к тому, кто живет ближе всех, и напились с горя, отчаяния и безысходности до потери памяти…

Шура поднялся с кровати и, засунув руки в карманы, неторопливо подошел к окну. На улице свистел ветер, кружа сыпавшиеся из темных туч мелкие белые хлопья. Тучи висели так низко, что казалось, залезть на крышу – и ты достанешь их рукой.

– Как, однако, рано в этом году пришла зима… – задумчиво пробормотал Шура и, обернувшись к Диме, закончил. – Ну, а все остальное, как я уже и говорил, – роковая цепь случайностей и совпадений. Боновый, разговор гещи Сисяева с Федько, а самое главное – эпизод с медикаментами. Если бы капитану не заморочили голову этими наркотиками и рассказами о где-то, когда-то якобы украденных судах, то убежден, что он и сам довольно скоро бы сообразил, где находится его родимый «Биробиджанский партизан». А так он сразу заквохтал, как ошалелая курица: «Пароход сперли, пароход сперли!»…

Холмов хлопнул себя ладонью по ляжке и громко, раскатисто захохотал. Дима засмеялся вместе с ним. Так закончилось это необычайное происшествие в одесском порту. Осталось добавить лишь несколько слов. Официальное следствие полностью подтвердило правоту рассуждений Холмова. «Биробиджанский партизан» подняли быстро и тут же отправили на слом: латать его было невыгодно. Дабы не поднимать излишнего шума и не привлекать к этой истории повышенного внимания, вахтенных судить не стали, а просто выгналииз пароходства с «волчьими билетами». При этом им было настоятельно рекомендовано держать язык зазубами. Степана Григорьевича перевели в портофлот, капитаном пригородного катера. Помполит устроился в отдел кадров пароходства, инспектором. Что же касается Кисловского, то вскоре он пошел на повышение и стал зам. зав. одного из отделов УКГБ по Одесской области. Вообще, эта история особого внимания одесского обывателя не привлекла. Как того, собственно, и добивалось руководство ЧМП.

ПРИКЛЮЧЕНИЯ ШУРЫ ХОЛМОВА И ФЕЛЬДШЕРА ВАЦМАНА

Часть Третья
Оживший мертвец

Глава 1

… – Пять минут, пять минут, бой часов раздастся вскоре… – бодро бубнил себе под нос Шура Холмов, расставляя на покрытом праздничной, почти белой скатертью столе тарелки с различными деликатесами: холодцом, дрожащим словно задница одетой в трико толстой одесситки, колбасой «с Привоза», сыром, копченым мясом и брынзой. Рядом с ним, высунув язык и скорчив довольную гримасу на лице, весело прыгал крепенький мальчуган лет шести. Это был Владик, сын Холмова. Шура, который, как вы помните развелся со своей женой несколько лет тому назад, с тех пор виделся с сыном весьма редко. Причин этому было несколько: и хроническая нехватка времени, и полное отсутствие желания лишний раз встречаться с бывшей супругой и ее мамашей, а главное – каждое расставание с Владиком расстраивало и угнетало Холмова настолько, что выбивало его из душевного равновесия минимум на день. Однако Новый год – любимый Шурин праздник – сын должен был обязательно встречать с отцом. Такой категорический ультиматум поставил Холмов после развода и бывшая жена не посмела ему в этом противиться. А сегодня было как раз 31 декабря – последний день уходящего года…

– Но, Владька, не балуй! – притворно нахмурившись прикрикнул на сына Холмов, когда тот, совсем расшалившись, едва не сшиб его с ног. – А то сейчас шелобан схлопочешь…

– Тэ-эк-с, вот и пирог готов! – торжественно провозгласил одетый в драный Мусин передник Дима Вацман, внося в комнату поднос с собственноручно испеченным бисквитным тортом. Шура тут же, жестом главы государства, вкушающего поднесенный ему хлеб-соль, отщипнул от пирога кусочек и принялся жевать с задумчивым выражением лица.

– Ну как? – с некоторой тревогой поинтересовался Дима, заметив, что особого восторга на лице Шуры, после того, как он проглотил пирог. не появилось.

– М-м-м… – неопределенно промямлил Холмов, сделав неопределенный жест рукой. – В общем, ничего, конечно…. Маленько суховат только…

– Я так и знал, – огорченно взмахнул рукой Дима. – Яйца, понимаешь, сильно мелкие были, поэтому необходимая пропорция не соблюдена….

– Плохому повару всегда яйца… не такие, – хохотнув, сострил Шура. – Ничего, сожрем и такой, за милую душу. Пропорция…

Вскоре стол был окончательно готов и все трое сели, чтобы проститься со старым годом. Однако не успел Холмов откупорить бутылку водки, как за дверью раздалось какое-то непонятное шебуршение, кто-то задергал ручку двери вверх-вниз. Затем ручка вдруг замерла, и через секунду послышался приглушенный шлепок, словно со шкафа упал мешок с картошкой. Переглянувшись, Дима и Шура, не сговариваясь, вскочили с мест и бросились к двери. Распахнув входную дверь настежь, друзья увидели странного человека, сидящего на полу и смотревшего прямо перед собой немигающим, осоловелым взглядом. Одет незнакомец был весьма нелепо: в какой-то непонятный, длинный балахон, грязный до такой степени, что его цвет оставался загадкой, шапку, вроде тех, которые носили древние стрельцы (тоже грязную, и съехавшую на один бок), и высокие сапоги, к которым прилипло по полтора пуда грязи. Щеки и нос пришельца были болезненно-оранжевого цвета, а на груди его топорщился какой-то непонятный клочок то ли ваты, то ли войлока грязно-серого цвета, в котором запутались корка хлеба, килька и засохший кусок сыру. Холмов и Вацман замерли в недоумении, вытаращив глаза на непонятное явление.

– Блин, да ведь это же Дед Мороз! – наконец вдруг сообразил Шура. – Вот так сюрприз! Ну, здравствуй, борода из ваты. Ты чего это на полу валяться вздумал?…

– Конечно Дед Мороз, – еле ворочая языком, подтвердил незнакомец. – А вы думали кто – папа Римский?

Ну че зенки пялите, помогите лучше подняться человеку…

Дима и Шура бросились поднимать с пола новогоднего гостя. Владик радостно прыгал вокруг, крича «Ур-ра, дед Мороз пришел!»

С огромным трудом встав на ноги, дед Мороз прислонился к стене и в такой позе простоял молча несколько минут. Затем он неуверенной рукой стал шарить в карманах балахона, извлек оттуда какой-то помятый листок бумаги, и вперив в него взгляд, с трудом произнес:

– Тэ-к-с… Стало быть, это у нас улица Заболотного шестнадцать, квартира номер…

– Какая еще улица Заболотного, это Молдаванка! – засмеялся Шура. – И где же ты, родимый, успел так нажраться?

Дед Мороз пробурчал что-то вроде «нажрешься тут..», громко икнул, и только сейчас заметил скачущего у него под носом с довольной физиономией Владика.

– А… мальчик, – попытался он потрепать по щеке Владика, но промахнулся и едва не заехал Диме ладонью по животу. – Хо-ороший мальчик. Как тебя зовут, мальчик?

– Владик! – крикнул Шурин отпрыск, с надеждой глядя на деда Мороза, который осторожно сполз по стене и поднял валявшийся на полу грязный холщовый мешок с приклеенными к нему звездами, вырезанными из фольги.

– А ну-ка отгадай загадку, Владик, – предложил дедушка Мороз, глядя на малыша мутным взглядом. (Видимо в нем заговорил профессиональный долг). – Отгадаешь – получишь подарок…

С этими словами дед Мороз извлек из мешка початую бутылку портвейна, горлышко которой было заткнуто свернутой трешкой. С недоумением посмотрев на бутылку, он тут же, зубами, вытащил трешку, небрежно выплюнул ее на пол и в один присест осушил содержимое бутылки. Отшвырнув пустой сосуд в сторону, дед Мороз начал снова рыться в мешке.

– Вот, – наконец достал он маленький игрушечный автомобильчик. – Если отгадаешь – твоя. А загадка у нас будет такая… Тут дед Мороз задумался и думал довольно долго.

– Ага, вот… – наконец вспомнил он. – Два конца, два яйца, а посередине… Или нет, конец там один был, кажется… Тьфу ты черт, забыл… Санта-Клаус снова напрягся и вскоре провозгласил.

– Во, вспомнил: «Может ли баба быть подполковником?» Владик обернулся, растерянно посмотрел на отца, который молча пожал плечами и стал часто-часто моргать глазами.

– Не знаешь! – торжественно провозгласил дед Мороз, выждав несколько минут. – Значит, машинка отправляется обратно в мешок. А отгадка тут проще пареной репы: «Может, ежели на нее уляжется полковник»…

– Да ты что, красноносый, совсем уже офонарел, ребенку такие загадки загадывать! – возмутился Холмов.

– А что, нормальная загадка, – сообщил дед Мороз, начав беспрерывно икать. – Эти байстрюки и не такое знают, смею вас уверить…

– Ну-ка быстро вали отсюда, обормот горбатый! – внезапно рассвирепел Шура, увидев, как Владик скривился и захлюпал носом. – Чтобы и духу твоего здесь не было….

С этими словами Шура схватил деда Мороза за шиворот и потащил к лестнице.

– Нехорошо… Нельзя деда Мороза под Новый год прогонять, – бормотал тот, пытаясь упереться ногами в пол. – Примета пло… Договорить Санта-Клаус не успел, так как загремел вниз по ступенькам.

– Идиот…. – проворчал Холмов, брезгливо отряхивая руки, которые он испачкал о грязный халат Сайта-Клауса. – Где только такого нашли, ему бы разве что в ЛТП дедом Морозом быть…

Друзья вернулись в комнату, оживленно обсуждая неожиданный новогодний визит. Лишь Владик угрюмо молчал, изредка всхлипывая. Он искренне сожалел, что приход деда Мороза закончился столь неожиданно, а новогодний подарок так глупо ускользнул из его рук.

– Ну-ну, сынок, подсыхай, нашел из-за чего расстраиваться, – ласково похлопал Шура сына по спине. – Неужели ты думаешь, что на Новый год ты останешься без подарка?…

С этими словами он достал из-под кровати большую коробку, в которой находился игрушечный электромобиль на батарейках. Естественно, через секунду от минорного настроения Владика не осталось ни следа. Он схватил электромобиль и попытался его включить, но безуспешно.

На помощь сыну пришел батька, но результата по-прежнему не было – что-то в автомобильчике заело. Пришлось Шуре вместо того, чтобы сесть за праздничный стол, достать из шкафа коробку с инструментами и заняться починкой своего подарка.

– Запомни, сынок, одну истину – все, что сделано в СССР, все сделано на редкость хорошо и добросовестно, – злобно говорил Шура Холмов, с раздражением ковыряясь отверткой во внутренностях игрушки. – Запомни сам и своим детям расскажешь….

За этими хлопотами время пролетело незаметно, и вот из приемника раздался суровый голос Юрия Владимировича Андропова, поздравлявшего весь советский народ с наступающим новым, 1983-м годом. Вытянувшись по стойке «смирно», Дима и Шура с серьезными выражениями лиц слушали Генерального секретаря ЦК КПСС, держа в руках стаканы, наполненные сухим вином (шампанского достать не удалось). Наконец выступление закончилось, на секунду-другую в эфире воцарилась тишина, после чего по комнате поплыли мелодичные и торжественные звуки кремлевских курантов.

– С Новым годом, Вацман! – провозгласил Холмов и голос его дрогнул.

– Пусть нам в этом году повезет…

Друзья чокнулись, осушили стаканы и стали слушать гимн. Обоим стало грустно, как становится, несомненно, грустно каждому взрослому человеку в этот момент. Вот и еще один год прожит, и стал короче к могиле наш путь, и неизвестно, что год грядущий нам готовит – радость либо совсем наоборот. Дима немигающим взглядом смотрел в черный проем окна, где тусклым красным и зеленым светом вспыхивали традиционные сигнальные ракеты, освещавшие занесенные снегом крыши соседних домов… Он подумал, что наверное его родные в далекой Америке тоже в этот миг поднимают бокалы с каким-то импортным, и без сомнения, очень вкусным шампанским. Но тут Дима вспомнил о 13-часовой разнице во времени и судорожно вздохнул.

– Да, вот и еще один год тю-тю, – задумчиво произнес Шура, плюхнувшись на стул и швырнув в рот кусок копченой колбасы. – Но скорбеть по этому поводу, я думаю, не следует, жизнь идет дальше, и отвертеться от этого факта, как говорил Бендер, невозможно. Давай-ка по такому случаю водочки оприходуем, по пятьдесят капель…. Дима очнулся от своих невеселых дум и протянул Шуре свой стакан. В этот момент дверь их комнаты резко распахнулась и на пороге возникла веселая, улыбающаяся Муся Хадсон. В руке ее также был стакан, почти доверху наполненный какой-то светлой, полупрозрачной жидкостью.

– С Новым годом, мужики! – торжественно провозгласила она, высоко подняв свой стакан, отчего приобрела некое сходство с американской статуей Свободы. – Чтоб у вас в этом году все было путем…

– С Новым годом, Муся, – засуетился Шура, приглашая квартирную хозяйку жестом к столу. – Присаживайтесь. Ну, вздрогнули! С Новым годом, с новым счастьем…

На следующий день друзья проснулись, когда старенький будильник, стоявший на шифоньере показывал четверть второго дня. Опухшие и помятые после бурно проведенного новгоднего веселья, они молча посмотрели друг на друга и прямо в трусах, не одеваясь, уселись за стол, с остатками праздничного пиршества. Однако опохмелка почему-то не принесла ни одному, ни второму желаемого облегчения.

– Предлагаю пойти на улицу, проветрить физиономии, – предложил Холмов. – Тем более, мне все равно надо малого отвезти мамаше…

Одевшись, Дима и Шура с Владиком вышли на улицу, где было настоящее царство ярко сверкающего в солнечных лучах свежевыпавшего снега. Снег подмерз и было чертовски скользко. Однако песком была посыпана одна лишь одинокая дорожка – от входа в подъезд соседнего дома, котором жил дворник Прокопыч до находившегося неподалеку, за углом ликеро-водочного магазина. На большее Прокопнча, а может быть, и песка не хватило. С удовольствием вдыхая свежий, морозный воздух, Шура и Дима чуть ли не физически ощущали, как под воздействием живительной прохлады их помятые с похмелья лица постепенно выправляются, приобретают правильные очертания, словно сжатая и смятая пластмассовая канистра, в которую наливают воду. Немного оклемавшись, друзья, под восторженные вопли Владика стали шутливо перебрасываться снежками. Забава продолжалась до тех пор, пока Дима ненароком не заехал Холмову куском смерзшегося снега в лоб с такой силой, что тот, крякнув, потерял равновесие и шлепнулся на задницу. – Ничего-ничего, – пробормотал Шура, когда перепуганный Вацман подскочил к нему, помогая подняться. – Бывало и хуже…