Текст книги "Приключения Шуры Холмова и фельдшера Вацмана (СИ)"

Автор книги: Сергей Милошевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)

Глава V. Валютный Эрмитаж

Теща Сисяева жила на улице Садовой, в красивом четырехэтажном доме с вычурными лепными украшениями. Поднявшись по широкой лестнице из белого камня на второй этаж, Сисяев с похоронным выражением лица остановился у резной двери, медленно, словно дуэльный пистолет, поднял указательный палец и ткнул его в пуговку электрического звонка. Дима, Шура и Беспалкин стояли рядом. Холмов сохранял невозмутимое выражение лица, а Дима и капитан смущенно переглядывались. Несмотря на глубокую ночь, в квартире, судя по всему, еще не спали: почти мгновенно после звонка за дверью послышались торопливые шаги, и настороженный мужской голос поинтересовался:

– Кого там?

– Это я, Славик, – убитым голосом произнес Сисяев. – Ради Бога, простите, мне нужно срочно видеть Наталью Борисовну, на пару слов… Наталья Борисовна, видимо, стояла рядом, так как тут послышался ее взволнованный голос:

– Что случилось, Славик? Что-нибудь с Лорочкой?!

– Нет, с Лорочкой все в порядке, не волнуйтесь, поспешно ответил Сисяев. – Просто мне… вернее, моему знакомому нужно у вас срочно выяснить кое-что…

Загремели засовы, и распахнулась… нет, не дверь, а маленькое окошечко в ней, вроде кормушки в тюремной камере. В нем показалась верхняя часть женского лица – крупный мясистый нос, заплывшие жиром и настороженно бегающие маленькие глазки, подозрительно осматривающие пришедших.

– В чем дело, Славик? – совсем другим тоном поинтересовалась Сисяева теща. – Кто это с тобой?

– Это мои товарищи с судна, – уныло ответил Сисяев. – Они хотят у вас кое-что спросить…

– Чего еще спросить? – насторожилась Наталья Борисовна.

– Всего один вопрос, мадам, – галантно вмешался в разговор Шура. – Скажите, вы сегодня днем звонили своему зятю на судно, и если да, то о чем говорили?

На какое-то время воцарилась тишина, нарушаемая негромким шипением: это Сисяева теща набирала в легкие воздух. Окончив эту процедуру, она завопила гак, что с потолка в парадной густым дождем посыпалась побелка.

– Нет, Гоша, ну ты только погляди на этих ненормальных идиотов – из-за такой чепухи вламываться в квартиру среди ночи! Или нажрались, как последние скоты, или одно из двух! Господи, сколько раз я Лорочке говорила – не выходи замуж за этого пришибленного олуха, потерпи, может-таки лучше найдем…

– Ну вот, я предупреждал, – тоскливо глянул на Холмова Сисяев. – Теперь расхлебывайте сами… Со словами «не ваше собачье дело» теща Сисяева хотела было захлопнуть кормушку, но Холмов придержал ее рукой и негромко, но сурово произнес:

– Не гоните волну, мадам: я из УВД.

На секунду-другую случилась немая сцена: теща растерянно смотрела на Холмова, моргая глазами, но ее тут же бесцеремонно отпихнул в сторону супруг.

– Удостоверение покажите, – потребовал он, тревожно хлопая белесыми десницами. Шура достал из внутреннего кармана плаща красную книжицу и сунул ее в кормушку. Через минуту удостоверение вылетело оттуда назад (Холмов едва успел его поймать), а за дверью начался не лишенный интереса разговор.

– Сколько раз тебе говорить: не болтай за товар кому попало, держи язык за зубами! – раздраженно выговаривал Наталье Борисовне супруг. – Теперь получай: этот шкет проболтался и навел сюда мильтонов! А я среди ночи должен беспокоить порядочных людей, чтобы опять замять дело!

– Подумаешь, нельзя уже позвонить и сказать родному зятю, чтобы он пришел и выбрал себе и нашей дочке пару-другую хороших вещей! – огрызнулась Наталья Борисовна. – Тронешься уже со своей конспирацией скоро! Я думаю, что Славик тут не виноват. Это наверняка какая-то скотина на судне подслушала наш разговор и стукнула. Я более чем уверена, что это капитан; Славик давно говорит, что второго такого негодяя, как их капитан, во всем ЧМП еще поискать надо…

Беспалкин сделал вид, что он ничего не слышал, хотя его шея начала покрываться малиновыми пятнами, а губы сжались так плотно, что, казалось, между ними не просунешь и лезвие бритвы. А Сисяеву от стыда и ужаса захотелось превратиться в маленькую капельку ртути и закатиться куда-нибудь под половичок… «Да, Славик, теперь тебе точно не видать визы», – подумал с некоторой жалостью Дима. А перебранка за дверью, между тем, продолжалась.

– И какого черта нужно было везти товар сюда? – ругался Гоша. – Говорили ведь тебе – вези Люське на дачу, так нет…

– А ты видел, который уже был час? – не сдавалась Наталья Борисовна. – Где я тебе в это время достану накладные и путевки? Какой идиот без них поедет через три КП с таким количеством товара? Соображаешь что-нибудь, или что?

– Ну, вы там! – нетерпеливо грохнул ладонью по двери Шура. – На очной ставке наговоритесь. Открывайте скорее, нам некогда…

– У вас ордер на обыск и конфискацию есть? – осторожно спросил тесть Сисяева.

– Пока нет, – виновато развел руками Холмов.

– Тогда заходите, – и Гоша распахнул входную дверь. Войдя в квартиру, Дима замер, восторженно озираясь по сторонам. У него было ощущение, что он вдруг оказался в музее. Шикарная, под старину мебель, дубовый паркет, блестевший до ломоты в глазах. Высоченные потолки с лепными украшениями. Картины в золоченых рамах, масса хрусталя в сервантах, фарфоровые, бронзовые фигурки и прочие финтифлюшки. Эффектно завершали картину огромные старинные часы в углу комнаты.

На фоне этого вальяжного музейного великолепия очень странно и неестественно смотрелись разложенные вокруг по комнате коробки с надписями на английском языке: «Шарп», «Филипс», «Саньо», «Мальборо», «Кент», «Диор», стопки прозрачных целлофановых упаковок до свитерами, кофтами, спортивными костюмами, джинсами и т. п. Словно один из залов Эрмитажа передали валютному магазину, забыв убрать из него экспонаты. Холмов и Беспалкин тоже молча глазели вокруг, подавленные сверкающим великолепием.

– Хватит пялиться, говорите зачем пришли, – вернул их к реальности раздраженный голос Сисяевой тещи.

Более внимательно рассмотрев Наталью Борисовну, Дима чуть не прыснул от смеха, удержавшись лишь в последнюю секунду: уж очень забавной была ее внешность. Чтобы нарисовать портрет Сисяевой тещи, художнику понадобился бы, наверное, только циркуль. Ее круглая, как шар, голова с несколькими круглыми, постепенно уменьшающимися, словно фарфоровые слоники, подбородками сидела на мшстой, круглой шее. Которая, в свою очередь, росла из круглого, как помидор сорта «бычье сердце», туловища («Сто рублей тому, кто найдет у нее талию», – говорил Холмов об обладательницах подобных фигур). Ноги Натальи Борисовны, как ни странно, тоже были словно слеплены из двух полуокружностей, и вообще она была похожа на детскую игрушку «Ванька-встанька». «Если у нее дочка похожа на маму, то ей еще на Славика молиться нужно», – подумал Дима.

– Да, так я хочу вас спросить, – очнулся Холмов. – Звонили ли вы на судно к вашему зятю, с кем говорили и о чем?

– Ну, звонила, – нехотя призналась Наталья Борисовна, с ненавистью глядя на зятя. – Ему же и звонила.

– А с кем вы непосредственно разговаривали? – допытывался Шура.

– Да с ним же и разговаривала, со Славкой! – раздраженно ответила теща Сисяева. – Я, по-моему, понятно сказала, русским языком – ему звонила…

– Наталья Борисовна, вы не со мной разговаривали! – заволновался Сисяев. – Вы с Федько разговаривали, я в это время в машине был, помпу меняли…

– Какой еще Федько, какая помпа? – злобно проворчала Наталья Борисовна. – Я попросила вахтенного позвать тебя к телефону. Через минуту слышу в трубке: «Да!», Я говорю: «Славик, это ты?» Он отвечает: «Да!» Слышимость, кстати, просто ужасная была…

– Это Федько был, – убитым голосом произнес упрямо! Сисяев. – Ему жрать не давай, только дай по телефону подурачиться…

– Ну, не знаю, – махнула рукой теща. – Я думала, что это ты. И вот, значит, я и говорю…

Тут теща замолчала и отсутствующим взглядом уставилась в потолок.

– Ну-ну, – подбодрил ее Шура. – Что именно вы сказали?

– Ну это… говорю, мол, сегодня после обеда будет товар, если есть чеки – приезжай. Он спросил, что за товар, я ответила. Он говорит «о'кей» и положил трубку…

– Это Федько был, – продолжал настаивать Сисяев.

– А почему товара все-таки не было? – полюбопытствовал Шура. – Что изменилось?

– Как это не было? – удивилась Сисяева теща. – А это что, по-вашему?

И она обвела рукой, указывая на громоздившееся вокруг импортное богатство…

– Да нет, – поморщился Холмов. – Я спрашиваю про боновый. Почему в боновый товар не привезли?

– А я разве что-то говорила за боновый? – раздраженно проворчала Наталья Борисовна. – С чего вы взяли, что туда что-то должны привезти? В боновый как раз ничего и не должны были…

Тут она прикусила в буквальном смысле язык, так как Гоша, словно невзначай, крепко заехал ей локтем по шее.

– А-а, понятно, – хлопнул себя по лбу Шура. – Стало быть, недоразумение просто получилось. Ясно… Ну, что ж, прошу прощения за беспокойство…

И он быстрыми шагами направился к выходу.

– Что, это все, за чем вы приходили?! – хором воскликнули удивленные супруги.

– Угу, – кивнул Шура, стараясь побыстрее ретироваться. – А вам что, мало? Наоборот, радовались бы… Растерянный Гоша любезно проводил всех до двери, в дороге не переставая сыпать именами-отчествами больших и малых милицейских начальников, которым он убедительно просил кланяться и передавать «ба-аль-шой привет».

– Мы, надеюсь, можем быть спокойны? – многозначительно спросил он Холмова, когда вся компания вышла на лестничную клетку. Шура усмехнулся:

– Помнится, на точно такой же вопрос Остап Бендер ответил так: «Лично мне вы больше не нужны. Вот государство – оно, пожалуй, вами скоро заинтересуется».

– Не волнуйтесь, уважаемый, думаю, не заинтересуется, – иронически ухмыльнулся Гоша.

Стараясь не встречаться взглядом с Сисяевым, Шура торопливо запрыгал по ступенькам. Выйдя на улицу, он поймал такси, сунул водителю четвертак и сказал: «Слышь, шеф, тут одного парня на Черемушки нужно побыстрее забросить.»

– Ну, извини, брат, – смущенно похлопал Шура Сисяева по плечу, когда он усаживался в машину. – Накладочка маленькая случилась. С кем не бывает. Заходи как-нибудь в гости, чайку выпьем… Но Сисяев, переживая все так неожиданно свалившиеся на него неприятности, лишь отрешенно махнул рукой, и такси, подняв тучу брызг, умчало его в ночь. Шура задумчиво смотрел вслед машине до тех пор, пока ее красные огоньки не скрылись за поворотом.

– Может быть, все-таки по побережью прошвырнемся? – нарушил тишину раздраженный голос капитана. Было заметно, что он все больше и больше начинает разочаровываться в дедуктивных способностях Холмова. – Вдруг да повезет…

– Прошвырнемся, прошвырнемся… – успокоил его Холмов. – Только давайте-ка прежде подскочим в порт. Тем более, тут близко…

– Зачем еще в порт? – возмутился капитан. – Что там можно обнаружить нового?

– Ну, может, кто-то что-то видел, может, приметы какие-то подскажут, может, новую нить найдем, – ответил Холмов, но уверенности в его голосе не чувствовалось. Капитан озлобленно сплюнул, но ничего не сказал.

– Шура, а откуда у тебя удостоверение? – полюбопытствовал Дима. – Оставил на память?

– Много бы я наработал, если бы его у меня не было, – уклонился от прямого ответа Холмов и решительными шагами направился к стоящей неподалеку «Волге» начальника охраны порта.

Глава VI. «Одесский порт в ночи простерт…»

«…Маяки за Пересыпью светятся. Тебе со мной, а мне с тобой здесь в порту интересно бы встретиться…» – мурлыкал Шура полузабытую одесскую песенку, когда они, миновав проходную, без остановки въехали в порт. Видно, машину Башлинского охранники хорошо знали.

– Давайте сразу к причалу, где стояло это злополучное корыто, – сказал Шура.

Нужный причал оказался довольно далеко. «Волга» долго петляла среди портальных кранов, пакгаузов, контейнеров, каких-то огромных ящиков, железнодорожных вагонов, прежде чем начальник охраны остановил машину и сказал:

– Дальше пешком, там не проехать.

Выйдя из машины, Дима с любопытством стал оглядываться по сторонам: в порту, да еще ночью, он был впервые. Яркий свет прожекторов на вышках, искрясь и преломляясь, отражался в плещущихся у пирса волнах и многочисленных лужах на причале. Где-то неподалеку рокотал дизель маневрового тепловоза, неторопливо стучали колеса вагонов, и многократным эхом разносились по округе усиленные мощными динамиками распоряжения диспетчера. Время от времени натужно выли электродвигатели портального крана, нагружавшего видневшееся вдали огромное судно. Пахло морем, дальними странами и хорошей жизнью…

Подойдя к сиротливо пустующему причалу, Дима, Шура и капитан неожиданно заметили у самого его края какой-то непонятный темный силуэт. Приблизившись к нему, они констаровали, что это бородатый мужчина, одетый несколько странно и не по сезону. На нем были спортивные шаровары, морской китель, наброшенный поверх тельняшки, и тапочки на босу ногу. Почесывая обеими руками место чуть пониже живота, бородач растерянно топтался на месте, ежась от холода и озираясь по сторонам. При этом он громко матерился, время от времени рефреном повторяя одну и ту же фразу: «Ни хрена не понимаю, чтоб меня акулы сожрали…»

Всмотревшись повнимательнее в бородача, Беспалкин неожиданно подпрыгнул чуть ли не на метр и завопил:

– Кирилюк, голубчик, тебя отпустили?! А где остальные? Живы?

– Степан Григорьевич! – радостно воскликнул тот и, растопырив руки, бросился к капитану, словно блудный сын к бате. – Ну наконец-то! А то я уже околел весь, стою тут, как пингвин, уже полчаса… Степан Григорьевич, куда наше судно делось? Перешвартовали или на рейд вывели?

– Не понял… – ошеломленно произнес Беспалкин, перестав тискать бородача в объятиях. – Как это «где судно»? Ты меня спрашиваешь, где наше судно? Кто на вахте оставался – я или ты?! Ты где вообще был, насекомое?..

– Да я это… к Ирке-тальманше в гости пошел… на пару минут, – замямлил растерянно Кирилюк, с ужасом глядя на перекошенное лицо капитана. – Зашли на склад… потом уснули с устатку на мешках…

– Ублюдок!!! – взревел Беспалкин, тряся находящегося в полуобморочном состоянии ничего не понимающего моряка за лацканы пиджака. – Визы лишу, мерзавец!..

Но тут в их «беседу» вмешался Холмов. Он отодрал трясущегося от холода и страха Кирилюка от разъяренного капитана, отвел его в сгоронку и минут пять с ним оживленно беседовал.

– Отведите его в машину и попросите отвезти домой, – после окончания разговора распорядился Холмов, кивнув в сторону уныло стоящего поодаль моряка. – А то он скоро дуба даст от холода…

– Что он вам сказал? – изнывая от нетерпения, спросил капитан.

– Ничего особенного, – неопределенно повел плечами] Шура. – Со всей определенностью можно утверждать лишь то, что, когда он уходил с судна, ничего такого подозрительного не наблюдалось. А ушел он не раньше семи часов…

– А может быть, его с судна специально выманили? – возбужденно произнес капитан, понизив голос почти до шепога. – И усыпили? Может, и остальных подобным образом убрали? По-моему, эту Ирку-тальманшу нужно найти и как следует трах… то есть тряхнуть! Может, расколется?

– Возможно, возможно, – рассеянно кивнул Холмов, но было заметно, что он думает о чем-то другом. – Впрочем, это мы всегда успеем, а пока отведите его в машину. Не мучайте хлопца.

– Вы уверены, что он нам больше не понадобится? – недоверчиво сказал Степан Григорьевич.

– Абсолютно! – махнул рукой Шура. – Все, что мне нужно было, я из него выдоил.

Капитан пожал плечами и, поманив Кирилюка, направился вместе с ним на «Волге». Холмов, между тем, включил фонарик и, опустив голову, побрел вдоль пирса, внимательно осматривая землю. Подойдя к лежащему возле причальной тумбы швартовому тросу, он поднял его и стал осматривать..

– Вацман, подойди, пожалуйста, сюда, – позвал он через какое-то время. – Ну-ка, подержи эту штуку торцом кверху.

Вынув из кармана лупу и подсвечивая фонариком, Шура принялся тщательно изучать обрезанный конец.

– Интересно-интересно… – как-то странно хмыкнув, пробормотал Холмов. – Благодарю. Бросай его ко всем чертям…

– Что-нибудь обнаружили? – поинтересовался подошедший капитан.

– Как и сколькими концами крепилось ваше судно к причалу? – вместо ответа спросил Холмов.

– По два с носа и кормы, – с недоумением ответил капитан. – Только какое…

– Где остальные? – не совсем вежливо перебил его Холмов.

– Откуда я знаю?! – с раздражением сказал Беспалкин. – Наверное, уплыли вместе с пароходом.

– Угу, – задумчиво буркнул Шура и снова стал бродить вокруг, освещая фонариком окрестности. Затем махнув рукой Диме и Беспалкину – за мной! – он бодрым шагом направился в сторону грузившегося неподалеку большого судна. Ворчавший что-то себе под нос капитан и во весь рот знающий Дима, которого, несмотря на промозглую ночную свежесть, начало неудержимо клонить в сон, поспешили за мим.

Подойдя к сияющему огнями теплоходу, возле которого, выгибая по-журавлиному стрелу, сновал портальный кран, Холмов коротко бросил: «Я сейчас», – и направился к докерам, выгружавшим из вагона тяжелые полиэтиленовые мешки с мочевиной и складывавшим их штабелями на поддоны. Побеседовав с докерами, Шура нернулся вскоре назад, насвистывая какой-то легкий мотивчик. Услышав этот беззаботный свист, капитан скрипнул зубами от злости, а его щеки стали медленно надуваться, словно их кто-то невидимый подкачивал насосом.

– Давайте-ка еще на пару минут подскочим в диспетчерскую, – бодро сказал Шура, стараясь не смотреть на перекошенную физиономию Беспалкина. – Проводите меня туда, будь ласка.

У входа в диспетчерскую их ждал очередной сюрприз.

– А-а, вот вы где, так вас перетак! – увидев капитана, неожиданно заорал какой-то мужчина, в морской фуражке и дипломатом в руке прогуливавшийся неподалеку. – А я уже с ног, понимаете ли, сбился: дома его нету, на межрейсовой нету, в порту нету нигде…

– Это наш помполит, – тоскливо шепнул Шуре капитан. – Доигрались…

– Степан Григорьевич, где наше судно?! – продолжал орать мужчина. – Что случилось? Ведь ни на каком рейде его, оказывается, нету! Что это за шутки? Я вас со всей ответственностью спрашиваю?..

– А с чего вы взяли, что его там нет? – облизнув пересохшие губы, задал весьма дурацкий вопрос капитан.

– Как же! Работа, понимаешь, у меня такая – все знать, – раздраженно ответил помполит. – Я уже, понимаешь, стоял, ловил такси домой ехать – и вдруг меня как румпелем по голове ударило! Елы-палы, думаю, какой еще, к чертям, монгольский сухогруз, когда от Монголии до ближайшего моря больше трех тысяч километров! Кинулся я назад, в диспетчерскую – и вот, пожалуйста…

– Чго ж, придется рассказать… – полувопросительно-полуутвердительно сказал капитан и, вздохнув, посмотрел на Холмова. Тот кивнул и произнес:

– Ну, вы тут, хлопцы, поворкуйте, а я сейчас…

И он скрылся за дверью диспетчерской.

Еще раз глубоко вздохнув, Беспалкин принялся рассказывать обо всем случившемся. По мере того, как до помполита доходил смысл сказанного, у него все больше и больше округлялись глаза. Когда капитан закончил свое повествование, помполит был похож на филина в морской фуражке.

– Так вы что, не сообщили об этом куда следует?! – прохрипел он, и из его рта выпала сигарета. – Вы что, в своем уме?..

Словно собака, которую за кончик хвоста укусила блоха, первый помощник завертелся на месте, бормоча одно слово «телефон, телефон», затем, не разбирая ступенек, он бросился в диспетчерскую. Беспалкин еле успел схватить его за плащ.

– Да подождите вы, – умоляюще зашептал он. – Не надо шухера. Этим делом уже занимаются…

– Кто занимается? – остановился помполит, недоверчиво глядя на Беспалкина.

– Мой хороший знакомый… из органов. Не надо суетиться. Все равно нам кранты, а так хоть какая-то надежда есть.

И капитан стал приводить доводы, которые Дима уже слышал. Помполит задумался, снял фуражку, почесал затылок и достал из пачки новую сигарету.

– Обалдеть, – мрачно произнес он. – Ну и дела. Дожили: корабли воруют…

В это время появился Холмов. Он возбужденно потирал руки, а лицо его сияло торжеством, словно морда собаки, которая поймала зайца и тащит его хозяину.

– Вот, кстати очень хорошо, что мы вас нашли, – обратился Шура к первому помощнику. – Вы, насколько я понял, помполит – коммунистический, так сказать, пастырь морских душ на «Биробиджанском партизане». Не могли бы иы коротко охарактеризовать свою паству? Не всю, конечно, только вахтенных, которые оставались на борту в момент похищения судна…

– Пожалуйста, – пожал плечами помполит. – Запросто.

Он раскрыл дипломат, извлек из него кипу бумажек и стал перелистывать их.

– Так, кто тут у нас первый… – бормотал он, с трудом удерживая листки при порывах свежего морского ветра. – Ага… Нагишкин, Сергей Викторович, третий штурман, так… родился 26 ноября 1956 года в семье колхозника…

– Когда-когда родился?! – вдруг воскликнул Холмов. Помполит повторил и монотонным голосом продолжал читать.

– Беспартийный, женат… за время работы на судах ЧМП показал себя грамотным, вдумчивым специалистом… политику партии и правительства понимает правильно… морально устойчив… неуклонно повышает свой идейный и политический уровень…

– Стойте-стойте, – поморщился Холмов. – Оставьте эту галиматью для отдела кадров. А мне просто, своими словами, Расскажите о том, что представляют собой эти люди: характер, привычки, склонности и так далее. Только покороче…

Помполит спрятал бумаги и задумался.

– Если коротко, – не очень уверенно сказал он через пару минут, – то Сережу Нагишкина можно охарактеризовать в двух словах: «Дурак, но только не выпить». Ну, может, насчет дурака я и слегка загнул, но что касается выпивки, гулянок и так далее – тут нашему Нагишкину равных нету. Из-за этого я его и не рекомендовал на должность второго штурмана в свое время… Отпугнул он, как говорится, карьеру перегаром… Так, кто там следующий? Кирилюк, моторист…

– Этого не надо, – махнул рукой Холмов. – Дальше.

– Торчинский, матрос-электрик… Тоже гулена тот еще, но этот в основном по бабам. Половой, так сказать, гангстер: трахает все, что шевелится, а ежели что не шевелится – расшевелит и трахнет. Годун Петя, матрос I класса. Несколько странноватый, безвольный и апатичный парень. Федько мне как-то по секрету сказал, что, мол, его мамка сделала запоздалый аборт на четвертом или пятом месяце беременности, но маленький Петя, к удивлению врачей и досаде мамки, выжил… Легко поддается чужому влиянию, особенно нетрудно его уговорить сделать какую-нибудь пакость…

Шура хмыкнул, покачал головой, но ничего не сказал.

– И, наконец, Вася Удод, матрос. Тупой, как пробковый шлем. По слонам Федько, у него имеется только одна и извилина, да и та ровная и ниже спины. Вася, как говорится, недалек до такой степени, что не может отличить пеньюар от писсуара, козетку от клозета, а эвакуацию от эякуляции…

Сказав эту глупейшую и засаленную остроту, первый помощник ухмыльнулся и сделал эффектную паузу, очевидно, ожидая услышать веселый, заливистый смех слушателей. Но никто даже не улыбнулся, и помполит, стушевавшись, закончил:

– Но в общем он парень неплохой, слабохарактерный только…

– М-да… – пожевав губами, сокрушенно произнес Шура. – Вас послушать, так «Биробиджанский партизан» – это какая-то средневековая галера с экипажем полудебильных, морально разложившихся, безвольных каторжан, а не обычное судно славного советского Морфлота. Ну неужели у этих хлопцев, о которых вы сейчас рассказывали, нет совсем ничего хорошего, положительного за душой, а?

– Есть, наверное, – не смутился помполит. – Но нам, понимаете ли, знать об этом совсем не обязательно. Руководство должно в первую очередь иметь представление о негативных сторонах характера своих подчиненных, дабы знать, откуда от них можно ожидать очередную гадость и по возможности принять превентивные меры. А потом… относительно галеры вы не так уж далеки от истины… То есть, я хочу сказать, что наше судно маленькое, старое, условия на нем отвратительные, а главное, оно стоит на паршивейших рейсах: Румыния, Вьетнам, Сомали, а там практически не «отоваришься». Поэтому к нам и попадает различный, я извиняюсь, сброд, которому на приличное судно дорога закрыта…

– Надеюсь, сказанное выше не относится к командному составу «Биробиджанского партизана»? – не удержался и съехидничал Холмов.

– Наше дело пятое, вкалываем там, где прикажут, – с раздражением вмешался в разговор капитан. – Вопросы еще будут?

– Будут, – кивнул Шура, сделав вид, что не заметил уязвленного тона, которым была произнесена последняя фраза. – Кто из вахтенных живет ближе всех к порту?

Капитан достал записную книжку.

– Нагишкин живет совсем рядом, в начале улицы Фрунзе, – сообщил он через минуту.

– Вот и славно. Едем к нему немедленно.

– Зачем? – недовольно произнес Беспалкин. – Неужели вы думаете, что, очутившись каким-то образом на берегу, они не дадут о себе знать? Давайте все-таки попробуем прошвырнуться по побережью.

– Не надо побережья, – махнул рукой Холмов. – Ставлю свою шляпу против вашей фуражки, если я через час не укажу местонахождение вашей посудины с точностью до трех кабельтовых.

– А-а! – хлопнул себя по лбу капитан. – Так вы хотите сказать, что судно угнали сами вахтенные? А ведь верно, черт нозьми! И как это мне самому не пришло в голову…

Шура ничего на эго не ответил, только загадочно улыбнулся.