Текст книги "Приключения Шуры Холмова и фельдшера Вацмана (СИ)"

Автор книги: Сергей Милошевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

– С приездом, уважаемые товарищи, рады вас видеть, – бормотал заведующий, потирая от волнения руки. – Прошу вас следовать за мной.

«Комиссия» прошла мимо вытянувшихся по стойке смирно охранников и, следуя за заведующим, поднялась на второй этаж, где находились палаты.

– Думаю, начнем знакомство с нашим учреждением с осмотра пациентов и условий их содержания. Вы не возражаете? – подобострастно поинтересовался заместитель заведующего, прижимая к груди толстую кипу историй болезни.

– Валяй, – милостиво согласился Холмов, которого начало забавлять происходившее.

Как и предполагал Шура, вся операция прошла без сучка и задоринки. Никто ничего не заподозрил, никто не задал членам комиссии ни одного скользкого, ненужного вопроса. Только в самом конце осмотра, когда к членам «комиссии» присоединился переодетый Хомяков и Шура уже подумывал – под каким благородным предлогом свернуть деятельность «комиссии» и быстрее выбраться на свободу, дядя Жора едва не испортил всю обедню. Уставившись на очередного пациента, тяжелопомешанного Парамонова (он попал в спецотделение за то, что в припадке бешенства связал и закоптил живьем в домашней коптильне свою тещу, которую ненавидел). дядя Жора внезапно мелко затряс головой и зловеще произнес.

– Ты кому это, падло, рожи корчишь?.. Кому рожи корчишь, я спрашиваю?! Что, думаешь, фраер большой, что мне можешь рожи корчить? Да я тебя за это…

Парамонов, который, сидя на кровати, и вправду корчил уморительные рожи, не обратил на этот выпад абсолютно никакого внимания. Зато остальные члены «комиссии» и руководство спецотделения оторопели. Заведующий растерянно посмотрел на Холмова, а похолодевший Шура, в свою очередь, с ужасом глядел на расширенные, налитые краской глаза и дрожащие губы дяди Жоры, у которого, без сомнения, внезапно начался психический припадок.

– Не обращайте внимания, коллега, действия больного неадекватны ситуации, – громко произнес прямо в ухо дяде Жоре первую пришедшую ему в голову чепуху Холмов. – Право, не стоит так бурно реагировать на происшедшее. Кстати, можно вас на минуточку? Извините, товарищи… Шура торопливо выволок дядю Жору в коридор и, обернувшись по сторонам, с размаху треснул его несколько раз ладонью по щекам.

– Закрой свой рот на замок и чтобы я от тебя больше слова не слышал, ты понял? – зловещим шепотом произнес он. Пришедший немного в себя после пощечин дядя Жора испуганно закивал, потирая рукой покрасневшие щеки. Несмотря на этот опасный инцидент, деятельность «комиссии» закончилась вполне благополучно. В напыщенных тонах Холмов поблагодарил радостно улыбавшегося заведующего спецотделением за образцовый порядок во вверенном ему учреждении. После чего члены «комиссии», отказавшись от приглашения заведующего «пообедать в честь приезда», поспешно ретировались.

– Все нормально, – успокоил Холмов изнывавшего от волнения Диму, когда все четверо вошли со двора в главный корпус психиатрической больницы. – Скорее только отведи этих двоих обратно в палату и забери у них штатское. Этого дядю Жору еще маленько подлечить не мешало бы, кстати. Чуть было всю операцию не завалил, гад. И Шура в двух словах рассказал Диме об инциденте в палате у больного Парамонова. 3атем Холмов обернулся к Хомякову.

– Ну что, поздравляю вас с освобождением! Это, я вам скажу, не очень легко было, но нет таких дел, которые были бы не по плечу Александру Холмову. Нам любое дело, понимаешь, по плечо…

– Да погоди ты поздравлять, входные двери в больницу по-прежнему закрыты на замок, их открывает лично завхоз, для входа-выхода сотрудников, вновь поступивших больных или выписавшихся по записке лечащих врачей, – с тревогой в голосе перебил друга Вацман.

– Вам отсюда незаметно выйти не удастся. А тикать вам нужно как можно скорее – если сбежавшего Хомякова хватятся, то тут оцепят все вокруг…

– М-да, проблема, – озабоченно пробормотал Шура. – Нужно что-то срочно предпринять. Но что?… Холмов в задумчивости прошелся по коридору, затем вышел во двор и огляделся.

– Слушай, а это что за фургон там стоит, у ворот? – спросил он Диму.

– Где? А, это продукты на кухню привезли, – ответил Дима. – Он уже давно стоит. Наверное уже выгрузился, значит скоро уедет.

– Ну вот и чудесно! Выход есть, – повеселел Шура. – Значит так. Вы, космический путешественник, идите за мной, а ты, Вацман, дуй спокойно домой, на Пекарную. Там встретимся. Будь здоров…

Холмов и Хомяков тихонько подкрались к грузовику с фургоном и спрятались неподалеку от него, за помойным ящиком. Как только в кабину грузовика уселся водитель и включил стартер, Шура, пригинаясь и стараясь не попасть в зону видимости зеркал заднего вида, бросился к автомобилю. Распахнув дверцы фургона, он отчаянно засемафорил Хомякову – мол, действуй как я. Прапорщику не потребовалось повторять дважды, и за секунду до того, как грузовик, натужно рыча мотором, тронулся с места, оба они уже сидели в фургоне на каких-то железных ящиках. Проехав с десяток метров, автомобиль остановился, без сомнения, у проходной. У Холмова натужно колотилось сердце, он с тревогой прислушивался к неясным звукам, доносившимся снаружи – не дай бог, вахтерам придет в голову заглянуть внутрь фургона. Однако, все обошлось – постояв с полминуты, грузовик резко рванул с места и помчался по одесским улицам.

– Все, земляк, прорвались! – с облегчением вздохнул Шура и не удержавшись от избытка радостных чувств, довольно крепко треснул прапорщика Хомякова ладонью по спине. – Теперь считай, что ты окончательно на свободе!

Евгений Петрович ничего не ответил, он только шмыгал носом, а потом, не совладав с эмоциями, заревел во весь голос, утирая кулаком слезы счастья…

Глава 5. Хомяков предлагает свой план

Выждав определенное время, необходимое грузовику для того, чтобы удалиться от психбольницы на достаточное расстояние, Холмов улучил момент, когда они остановились у светофора, приоткрыл дверцу, огляделся и скомандовал прапорщику: – За мной! Уходим…

Спрыгнув на мостовую, Шура показал кукищ удивленно взиравшим них прохожим и, поманив за собой Хомякова, юркнул в ближайшую подворотню. Попетляв на всякий случай немного по проходным дворам, беглецы вышли наконец на одну из оживленных одесских улиц, сели в трамвай и поехали в сторону Молдаванки. Вскоре они уже были у дома номер 21 «б» на Пекарной улице.

– Милости прошу к нашему шалашу, – галантно пригласил Холмов, распахивая дверь подъезда. – Хатынка наша невелика, конечно, но в тесноте, как говорится, не в обиде. Хомяков зашел в подъезд, но, не сделав и трех шагов неожиданно остановился, схватился обеими руками за рот и со всех ног бросился обратно на улицу.

– Что с вами, друг мой? – с удивлением спросил Шура, глядя как прапорщик, согнувшись в три погибели, блюет у забора. – Вы что-то съели? – С-семочки… – в перерывах между спазмами бормотал Евгений Петрович. – Жареные семечки.

.. Я ж даже теперь запаха ихнего переносить не могу… Так они мне осточертели. Я ими на Луне обожрался…

– Ах вот оно что! – засмеялся Холмов, вспомнив чем питался последние месяцы своего пребывания на Луне прапорщик Хомяков. – Это наша квартирная хозяйка семечки жарит, на продажу. Погодите, я сейчас что-нибудь придумаю. И Шура скрылся в подъезде дома. Минут через пять он вернулся, держа в руках полотенце, щедро смоченное уксусом.

– Прижмите его к лицу и быстро идите, – посоветовал Холмов, протягивая Хомякову полотенце. – Запах уксуса отобьет все остальные.

Таким образом Евгению Петровичу удалось с грехом пополам добраться до Шуриной квартиры, в которой запах жареных Мусей семечек почти не ощущался.

– Ну, вы пока располагайтесь, отдыхайте, а я в магазинчик сгоняю, – сообщил Холмов, доставая авоську из шкафа. – Отметим ваше освобождение, ну и о дальнейших делах поболтаем. Через полчаса все трое, включая вернувшегося с работы Диму, сидели за столом и поднимали стаканы, наполненные «андроповской» водкой.

– Ну, братцы, еще раз огромное вам спасибо за дарованную мне свободу! – несколько напыщенно произнес Хомяков. Опрокинув стакан, он с жадностью вцепился зубами в твердый и безвкусный тепличный помидор и добавил с набитым ртом.

– Теперь, Александр Борисович, нам с вами нужно решить, как быть дальше.

– То есть как это «как быть дальше»? – удивился Шура, остановив стакан у самого рта. – Чего тут еще решать? Насколько я вас понял, дальше мы быстренько катим с вами в Москву, где вы вытаскиваете из своей заначки свою сберкнижку и отстегиваете мне обещанную сумму. После чего мы пожимаем друг другу ладошки и расстаемся добрыми друзьями. Или может быть вы хотите сказать, что никакой сберкнижки у вас вообще не имеется, что вы меня просто взяли «на понт»? В таком случае, имейте в виду, уважаемый, что со мной такие номера не проходят категорически!

– Да нет, успокойтесь, сберкнижка имеется, – замахал руками прапорщик. – Только вынужден признаться, что я вас действительно немного ввел в заблуждение… В том плане, что эта сберкнижка не на предъявителя, а на мое имя. И поэтому без паспорта деньги мне с нее не выдадут. А мой паспорт остался в Центре космических исследований…

– Ах, вот значитца как… – зловеще пробормотал Холмов и его лицо стало покрываться красными пятнами.

– Поймите меня правильно, Александр Борисович, мне же необходимо как-то легализоваться, доказать, объяснить кому следует в Москве – кто я такой и как сложилась моя судьба! – торопливо заговорил Хомяков, стараясь не глядеть на Шуру. – А в одиночку, да еще без документов я могу запросто снова оказаться в психушке, даже не доехав до Центра космических исследований. Я очень много думал об этом, находясь в больнице, и пришел к твердому убеждению, что без помощи надежного человека, у которого в полном порядке все документы гражданина СССР, мои шансы на успех в этом плане равны практически нулю. Поэтому я прошу вас, Александр Борисович, и вашего друга быть мне такими помощниками. Умоляю вас – не бросайте меня гна полпути, помогите мне доказать кому следует, что я – это я! И если все будет в порядке, то я скоро получу паспорт, а, стало быть, и деньги…

– М-да-а… Ловкий вы, однако, жук, как я погляжу, – процедил Шура, но было заметно, что гнев его значительно ослабел. – И как же вы себе представляете эту нашу вам помощь в легализации? – Вот здесь я и хотел бы с вами посоветоваться, – оживился Евгений Петрович. – План у меня, в общих чертах созрел такой. Я напишу письмо, в котором подробнейшим образом изложу все, что со мной произошло, начиная с самого начала…

– Надеюсь, не на туалетной бумаге,? – не удержался и съязвил Шура. – Нет, на обычной, – серьезно ответил Хомяков. – Напишу я, значит, письмо, но в Центр космических исследований отвезете его вы, Александр Борисович. Вместе с куском брежневита, для убедительности…

– Хорошенькое дело! – хмыкнул Шура, показав Диме искоса на Хомякова глазами – мол, гляди что придумал этот хмырь. – Ловко вы это сообразили – чтобы за решетку или в психушку упекли меня, а не. вас. Ха-ха…

– Да за что вас упекать! Вы же просто посторонний человек, которого некий Хомяков за определенной вознаграждение попросил передать свое послание в Центр космических исследований, – резонно воскликнул прапорщик. – Причем вы в принципе даже не обязаны знать, что написано в нем. А в конце письма я, на всякий случай, сделаю приписку. Мол, ежели с вами или со мной случится что-то нехорошее, то копия этого письма плюс доказательства – скафандр американского астронавта, кусок парашюта и остальные кусочки брежневита – будут немедленно переданы надежными нашими сообщниками иностранным журналистам.

– Какими такими сообщниками? – не понял Холмов.

– Я имею в виду вашего товарища Диму, – пояснил Евгений Петрович. – Ага, счас! – вскричал подвыпивший Вацман и хлопнул о стол наполненным водкой стаканом, который он собирался в этот момент поднести ко рту. – Нашли фраера. Если в КГБ пронюхают о том, кто сдал иностранцам такие важные сведения, то мне не то что визу откроют, а вообще к стене поставят, или лет на двадцать посадят. Нема дурных!

– Ну, я думаю, что вам в игру вступать вряд ли придется, – поспешно произнес несколько растерявшийся Хомяков, – видимо он не ожидал от Вацмана подобной реакции. – Ведь особенность моего плана как раз и заключается в том, что кто-то из нас непременно остается на свободе. Александр Борисович отвозит письмо – я на воле, Александр Борисович возвращается живой и невредимый – в Центр еду я, а он остается на воле…

– Хм, вы думаете, что у КГБ не хватит ума сцапать нас обоих? – с сомнением покачал головой Шура. – Это элементарно – выследят меня, когда я буду возвращаться, а потом, когда вы явитесь в Центр собственной персоной – цап меня за шкирку – и привет. Я, правда, от «хвоста» уходить еще не разучился, но всяко бывает.

– Господи, ну почему вы настроены так пессимистично – «посадят, посадят»! – воскликнул Хомяков и, вскочив со стула, принялся бегать по комнате. – За что сажать-то?! То, что я оказался в психбольнице – это ведь еще ни о чем не говорит, это явно какое-то недоразумение. Недаром меня туда заточили под фамилией Теймурзаев. Видимо этот хрен чего-то натворил, сбежал иди еще что, а меня за него приняли. А я не Теймурзаев, я Хомяков, который, между прочим, обеспечил доставку на свою Родину ста кг. чрезвычайно ценного стратегического минерала, укрепившего обороноспособность нашей страны! Эта пылкая речь прозвучала весьма и весьма убедительно, и Шура не нашелся, что на нее ответить.

– Хм, – наконец произнес после долгого задумчивого молчания Холмов. – Что ж, для сумасшедшего вы рассуждаете достаточно здраво. Ладно, уговорили. Прокатимся, Вацман, в белокаменную, поможем национальному герою нашей страны пачпорт справить. Нужно в конце концов это дело до конца довести…

– Но я не могу сейчас сразу уволиться из психбольницы, – произнес Дима, непрерывно икая. – В связи с побегом Хомякова-Теймурзаева это может показаться подозрительным, тем более, что меня в спецотделении часто видели.

– Тоже логично, – кивнул Шура, – Ничего не попишешь, господин прапорщик, в таком случае придется вам две недельки подождать, пока у Вацмана на службе все уладится. Без него я не поеду. Отдыхайте пока у нас, отсыпайтесь, отпивайтесь.

– Только я уж ни в каких ваших разоблачительных акциях и обращениях к журналистам участвовать не буду, – предупредил Дима. – Вы уж извините, но… Я согласен выполнять мелкие вспомогательные поручения – ну там, принести чего-нибудь, или еще что-то в этом роде – но не больше. Поймите меня правильно…

– Понимаем, чего уж там, – потрепал друга по плечу Шура. – Каждому жить охота, ясное дело. Все будет о'кей, Вацман…

Однако покинуть Мусин дом им пришлось несколько раньше, чем предполагал Холмов, и достаточно поспешно. Причиной тому стали весьма неожиданные обстоятельства.

Примерно через неделю после описываемых событий Шура, Дима и Евгений Петрович сидели на Пекарной 21 «б» и с аппетитом уплетали плов из мидий, которых собственноручно наловил и приготовил Холмов. При этом Холмов и Хомяков внимательно слушали Вацмана, который возбужденно рассказывал о последствиях побега Евгения Петровича из психбольницы. Собственно, последствий, как таковых, не было вообще. Так как неожиданно выяснилось, что каких-либо документов, объясняющих причину нахождения там прапорщика, в канцелярии спецотделения не имелось и в помине! Кто его направил в спецотделение, по какой причине – было неизвестно. Поэтому заведующий спецотделением, руководствуясь справедливейшей поговоркой страны Советов «нет документов – нет человека», принял очень мудрое решение не подымать шума, а просто сделать вид, что никакого больного Теймурзаева в природе вообще никогда не существовало. Таким образом, все обошлось как нельзя более удачно, «без шума и пыли», как любил говорить Шура.

– Ну вот, Вацман, а ты боялся! – радостно треснул Диму кулаком по спине Холмов. – Я же говорил, что все будет в ажуре…

Дима хотел было что-то ответить, но в этот момент раздался требовательный стук в дверь, после чего последняя распахнулась безо всякого на то разрешения. Обернувшись, Дима и Шура увидели стоявших на пороге трех загорелых, плечистых мужиков, просто одетых, явно деревенского вида. За их широкими, мускулистыми плечами просматривалась фигурка какой-то девицы в платочке. Мужики мяли в руках кепки и мрачно смотрели на Холмова.

– Вам чего, господа? – недоуменно произнес Шура, глядя на незваных гостей. – Чем обязан талому бесцеремонному вторжению?

– Счас ты узнаешь «чем обязан», – зловеще процедил самый здоровенный из мужиков – настоящий бугай. – Ну-ка иди, поздоровкайся со своим миленком…

С этими словами, бугай не оборачиваясь протянул руку назад и выпихнул на середину комнаты девицу, то и дело шмыгавшую носом. Увидев ее, Холмов подавился куском плова и судорожно закашлялся. Шуре было от чего растеряться – перед ним стояла его подруга Ефросинья из села Хлебалово.

– Так что, начальник, давай решать что делать, – произнес мужик, не сводя глаз с покрасневшего, вытаращившего глаза Холмова, который размахивал руками, не в силах унять кашель. – Обрюхатил девку, побаловался, порезвился – теперича изволь на ней жениться! Вся деревня свидетели, что окромя как с тобой, она ни с кем не путалась…

Услышав последние две фразы, пришедший было в себя Шура опять отчаянно закашлялся.

– А вы кто такие будете? – спросил он наконец, тяжело дыша.

– Я – ейный батя, – представился бугай, – А это мой брат и племянник.

– Так-так, – вздохнул Шура, глядя на стоявшую с опущеной головой, пунцовую Фросю. В этот момент он совсем некстати вспомнил, как она рассказывала ему о том, что ее папаша одним ударом кулака насмерть зашиб теленка. – Но почему сразу жениться! Может быть, есть еще какие-либо способы уладить это недоразумение?…

– Какие ишшо способы! – повысил голос нахмурившийся палаша. – Жениться – и никаких разговоров! Иначе мы тебя в бараний рог скрутим, яйца твои оторвем и сожрать заставим. И в милицию заявим, алименты будешь платить. У нас все село свидетели…

– Так-так, – облизнув пересохшие губы, снова пробормотал Холмов. До него постепенно стал доходить весь ужас происходящего. – Значит вы хотите, чтобы я на ней женился…

– Не хотим, а именно требуем! – сурово произнес бугай. – Завтра же едем с нами в Хлебалово и играем свадьбу, пока ее брюхо, – тут он пощелкал пальцем по животу дочери, словно по арбузу, проверяя его спелость – еще не сильно заметно. Бабы к свадьбе уже жратву готовят…

– Так-так, – в третий раз произнес Шура. В голове его царил сплошной кавардак, поэтому он вдруг ни с того ни с сего спросил. – Позвольте, но откуда вам стал известен мой адрес?

– Известно откуда, председатель сообщил, Тимофей Степанович, – невозмутимо ответил бугай. – Так что давай, собирай живо свои манатки и едем на вокзал. Как раз успеваем на поезд.

– Как это так «собирайся»! – закричал Холмов. У меня здесь дела, я вещи в химчистку сдал, у меня наконец… это… паспорт в ЖЭКе на прописке находится. Я не могу сейчас…

– Тогда к завтрему улаживай все свои дела и вечером на поезд, – тоном, не терпящим возражений, заявил будущий Шурин тесть. – А сегодня устрой нас где-нибудь переночевать. Шура потоптался на месте, окинул взглядом кряжистые фигуры неожиданных визитеров и потянулся было к револьверу. Но тут же понял, что это не выход, вздохнул и принялся натягивать пиджак.

– Могу предложить только Дом колхозника на «Привозе», – неохотно произнес он, стараясь не смотреть на свою невесту. – Там у меня знакомая администраторша имеется.

В этот момент раздался громкий крякающий звук, похожий на тот, который издает селезень, призывающий самку. Это долго крепившийся Дима не выдержал и заржал, прикрывая рот ладошкой. Холмов бросил на друга печальный, укоризненный взгляд, криво улыбнулся и вышел из комнаты в сопровождении своих потенциальных родственников и будущей жены.

Домой Шура вернулся уже под вечер. Не говоря ни слова и не раздеваясь, он рухнул на кровать и, заложив руки за голову, остекленевшими глазами уставился в потолок. Видя что Холмов сильно переживает о случившемся, Дима решил его не трогать и тоже молчал. Что касается прапорщика Хомякова, то он уже спал, растянувшись на матрасике у окна.

– В общем так, Вацман, – очнувшись через довольно продолжительное время, произнес Холмов, вскочив с постели. – Немедленно рвем отсюда когти. Прокатимся с этим горемыкой (тут Шура легонько пнул носком ноги громко храпевшего прапорщика) в столицу. Денег у нас с тобой еще маленько есть. Завтра же с утра отправишься в свою психбольницу и возьмешь расчет. Или, в крайнем случае, отпуск за свой счет, по семейным обстоятельствам, я отправлюсь добывать билеты на поезд. Встретимся на вокзале…

Шура судорожно вздохнул, закурил, затем сел к столу и принялся писать на вырванном из тетрадки листике. «Дорогая Фрося! Обстоятельства сложились так, что меня неожиданно посылают (дали всего два часа на сборы) в срочную командировку на пять лет, на БАМ»…

Здесь Холмов остановился, немного подувал, после чего зачеркнул слова «на БАМ» и написал «… в Афганистан, дли выполнения ответственного спецзадания. Задание очень опасное, так что меня вполне (даже наверняка) могут убить. Поэтому, чтобы наш ребенок не рос сиротой, тебе необходимо срочно сделать аборт. Вот адрес отличного одесского врача, который быстро и не больно поможет тебе решить эту проблему… Деньги на аборт я тебе оставляю. Прощай, любимая…» Окончив писать, Шура порылся в своих бумагах, лежащих в шкафу, нашел какой-то облезлый конверт, вложил в него записку и две двадцатипятирублевые купюры, после чего отправился вниз, к Мусе Хадсон.

– Муся, завтра сюда придут три жлоба в кепках и девка с ними. Передай пожалуйста девке вот этот конверт, – обратился Холмов к своей хозяйке. – Если они будут что-то обо мне спрашивать – скажешь, что мы вчера с Вацманом неожиданно съехали с квартиры… навсегда. А больше ты ничего, дескать, не знаешь…

– А вы что, в натуре съезжаете? – испуганно захлопала своими белесыми ресницами Муся Хадсон.

– Да нет, просто прокатимся недельки на полторы-две в одно место и вернемся, – махнул рукой Шура. – Только об этом не должна знать ни одна живая душа. понятно?

– Ты ж меня знаешь, Шурик, я – могила! – треснула себя кулаком в живот Муся. – Возвращайтесь скорее, мне без вас скучно…