Текст книги "Паутина"
Автор книги: Сергей Федотов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)
Глава десятая. Сражение в трактире
– Пароль «Пушка» знаешь? – спросил часовой.
– Знаю.
– Проходи!
Анекдот
Разбудило его бьющее в лицо солнце. Первая мысль Нова была такой: как там кони? Он вскочил на ноги и обомлел. На поляне паслись два красавца коня необычайно черной масти. Два сгустка темноты. Прямо как бетельгейзеры, подумал юноша. На вороных были богато изукрашенные уздечки, седла и еще болталось что-то непонятное – металлические ступеньки, которые ремешками крепились к седлам. Что бы это могло означать?
– Доброе утро, – сказал Кам. – Умывайся и иди завтракать.
Нов сбегал к речке, вымыл руки и лицо мылом из кошеля (вспомнил, как не хотел брать мыло в дорогу), прополоскал рот и, как пес, отряхиваясь на бегу, подлетел к костру. Кам протянул прозрачный туесок. На этот раз Лес уже не раздумывал, как сорвать крышечку с подноса. На одной из тарелок лежал ломоть хлеба с горячим мясом, пропитанным кисло-сладким соусом, в чашке была горячая темно-коричневая жидкость с удивительным, ни на что не похожим ароматом, а еще одну тарелочку занимал желтый, перезрелый, как подумалось юноше, огурец.
Лес отхлебнул из чашки.
– Нравится? – спросил Рой. – Называется кофе. Нов пил кофе маленькими глоточками и чувствовал, как по каждой жилочке разливается бодрость.
Рой взял огурец и стал снимать с него кожицу, как с лука или клубня саранки. – Ты и вправду маг, – сказал Лес.
– Это еще почему?
– Да все у тебя не как у людей. Кто же так огурцы чистит?
– А кто тебе сказал, что это огурец?
– Сам вижу.
– Нет, Лесик, это вовсе даже не огурец. Это – банан. Делай, как я! – и откусил треть неизвестного овоща.
Нов очистил банан способом, показанным старшим товарищем, надкусил, пожевал и решил, что банан вкуснее клубники, земляники и малины, а похож… Да ни на что не похож! Юноша ел, не отрывая глаз от коней. Кони тоже были ни на кого не похожи. Чернее вороного, принадлежащего Гиль Яну, стройнее и, даже на взгляд, – стремительнее. Один был покрупней, повыше, другой – как натянутая тетива. Лес мечтал, что этот достанется ему.
– Кам Рой, – спросил он, – а можно я назову своего коня Банан?
– Почему именно Банан?
– Потому что он похож на остальных лошадей, как банан на огурец.
– Логично, – хмыкнул маг.
Они покончили с завтраком, побросали посуду в огонь, загасили его таежным способом, затем Кам разметал пепел травяной метелкой, воздел руки над кострищем и закрыл глаза. Чем это он занимается, заинтересовался Лес и заметил, что из-под пепла стремительно пробивается трава. Через пару минут от кострища не осталось следа, лишь заплатка из свежей зелени выделялась на фоне пожелтевшей под солнцем травы. Нову действия мага до того понравились, что он чуть не прослезился. Кам оказался большим лесичем, чем сам Лес.
Спутники прошли к лошадям, Рой вставил носок сапога в ступеньку и легко запрыгнул в седло.
– Зачем это? – недовольно буркнул юноша. – Ты бы еще лестницу сколотил на коня взбираться. Что люди скажут, когда твои ступеньки увидят? Засмеют ведь! Скажут, что нам не на коне, а на козле скакать, раз на коня взобраться нам лестница требуется.
– Ты имеешь в виду стремена? – удивился Кам.
– Не знаю – стремена или времена, но мне ступени не нужны на коня запрыгнуть.
– Эти ступени называются стременами, – ничуть не обиделся маг, – а нужны они вовсе не для того, чтобы в седло было легче забраться. Да ты садись, сам все поймешь.
Лес демонстративно запрыгнул в седло без помощи стремени.
– Ну и глупо, – сказал Кам.
– А ты своего коня как назовешь? – спросил юноша, чтобы перевести разговор.
– Пусть будет Верным, – дал Рой своему скакуну имя-пожелание.
У Банана оказался на удивление плавный ход. Но когда юноша попытался понять эмоциональное состояние своего коня, то был изумлен, не ощутив никаких эмоций. Словно был это никакой не конь, а ют, притворившийся лошадью. «Что же тебе, Банан, никогда не весело, не грустно?» – про себя сказал Лес и чуть не выпал из седла, когда конь отозвался по вещун-связи: «Нет, мне никогда не весело и не грустно». – «Но какие-нибудь желания у тебя есть?» – «Конечно. Главное мое желание – помогать тебе».
– Рой! – заорал юный чародей. – А Банан-то, оказывается, умеет разговаривать по вещун-связи!
– Ну и что в том удивительного, – рассудительно сказал маг. – Он для того и предназначен, чтобы с человеком телепатический контакт поддерживать…
– Опять ты волшебные слова говоришь, – рассердился юноша и машинально сунул носки сапог в стремена.
Через пару секунд Нов понял, что был не прав. Стремена и впрямь нужны были вовсе не для того, чтобы легче в седло забираться. С ними тело всадника обретало две дополнительные опоры, что освобождало руки. Со стременами нет нужды цепляться за луку седла. А свободные руки – это прежде всего возможность стрелять из лука на скаку.
– Я понял, Рой, – сказал Лес.
– Что же ты понял?
– Понял, что стремена – это великое военное изобретение твоего народа.
Маг на похвалу никак не отозвался. Тут они как раз выбрались из кедрача на пограничный тракт и поскакали на юго-запад, в сторону Холмграда, ни от кого не скрываясь. Кони мощно и плавно стлались над дорогой, и шел час за часом, но Лес не замечал в них ни малейшего признака усталости. Не было ни пота, ни пены, ни хрипа. Ближе к полудню, судя по цветам и теням, из-за поворота показались строения придорожного трактира. Юноша полагал, что они проскачут мимо, ведь в седельной сумке Верного лежал волшебный сундучок-самобранец. Синтезатор называется, вспомнил Лес и подивился, как же быстро привыкаешь к незнакомым словам и понятиям. А раз имеется синтезатор, то зачем куда-то заезжать, тратиться. И пища в этих кабаках сомнительная, он от взрослых слыхал, что кабатчики готовят ее для мимоезжих и прохожих и сам Батюшка не ведает из чего.
Но Кам не задумываясь поворотил к крыльцу. Из дверей выскочил парень с румянцем на все щеки (работники трактиров почему-то всегда чересчур румяные) и подхватил поводья Банана и Верного. При этом он улыбался от уха до уха и тараторил названия блюд, какими он и хозяин кабака готовы накормить путников.
Народу внутри было немного, чародей и маг заняли место за свободным столиком в уголке. Умно, подумал Нов. Спина у нас будет защищена стеной. А к ним уже спешил половой. Рой заказал тушенного с черемшой зайца, квас с хреном и малый кувшин вина.
– Ну, как тут у вас на границе? – спросил Кам. – Чулмысы не шибко беспокоят?
А, конкуренты – расплылся в улыбке половой. – Да нет, у них же только вино, а закусок они не предлагают. Поэтому лесичи идут к нам. А для тех, кто предпочитает крепкие напитки слабым, мы покупаем их у тех же чулмысы. Так что они скорее поставщики, чем враги. Одно тяжело: к девушкам-чулмысы не приставать. Знаешь, что она тебя до смерти затрахает, а все равно удержаться трудно.
– А как насчет патрулей? Не безобразят? За обеды платят?
– Да ты что городишь? – возмутился половой. – Ты о ком так? О наших доблестных защитниках?
– Ладно-ладно, не кипятись. Ну а что юты? Расплачиваются полноценным золотом, не фальшивым?
– С каких это пор у ютов фальшивое золото? У них-то как раз самое пречистое, без примесей. Ты почему о друзьях нашего народа и князя такие подлые речи ведешь?
– Вы только послушайте! – неестественно громко вскричал Кам. – Юты ему первейшие друзья! Лесичи ему уже люди второго сорта! Меня, коренного жителя, – Рой ударил себя кулаком в грудь так, что она загудела, как пустая бочка («Когда это он успел стать коренным жителем?» – удивился Лес), – считают за отброс, а сучьеухие у него за господ!
Немногочисленные посетители кабака принялись оглядываться и прислушиваться.
– Дак ты чего? – не понял половой. – Ютов не любишь, ли чо ли?
– Я – ютофоб! – гордо объявил Кам.
– А это еще что за птица и с чем ее едят?
– Я такая птица, которая не всякому по зубам. Не разевай зря рот, не то по зубам попадет. Ютофоб – это лесич-патриот, который все иноземное ненавидит. Наши славные предки ютов бивали и штабелями на берегу Яришной укладывали. А ныне развелось жополизов – за длинную деньгу лижут ее, да еще и причмокивают: мол, заходите почаще!
Половой от ужаса впал в оцепенение. Нов перехватил вещун-сигнал, что в кабаке ведутся поносные речи, направленные «против патрулей вообще, а против ютов – в частности». Успокаивало, что Дом стражи расположен далеко на севере, а в дюжинах вещунов нет. Лес упустил из виду, что, кроме вещунов, имеются ютские средства громкой связи. Если сообщение попадет в Дом стражи, то оттуда с дюжинами можно связаться и без вещунов…
– Лесичи! – выкрикивал между тем Рой, размахивая кувшином с вином. – Доколе станем терпеть, доколе будем в своей стране чувствовать себя прислужниками сучьеухих? Ютов – вон! Лесное княжество – для лесичей!
К удивлению юноши, посетители кабака поддержали глупые, с его точки зрения, речи мага. Напился он, что ли, подумал Нов.
– Правильно говорит!
– Не прислужники мы им, не жополизы!
– Сучьеухих – в Яришную!
– Мужики! – ревел Кам. – Не будем прихвостнями бельмоглазых!
Вот же какую обидную кличку ютам придумал, восхитился Лес. Ни разу не слыхал, чтобы ютов за глаза без зрачков обзывали бельмоглазыми…
А посетители кабака уже дружно скандировали вслед за Роем:
– Пусть скорей испустит дух бельмоглазый су-чьеух!
Речевка была дурацкой, но уж больно складной и привязчивой. Чего добивается маг? – думал Нов. Народного недовольства? Волнений? Или именно так и сколачиваются армии сторонников?..
В этот момент двери трактира распахнулись-и в зал ворвалась дюжина патрулей. Тогда юноша и вспомнил о громкой связи. Быстро же эти проклятые патрули среагировали!
– Вот он – Лес Нов! – выкрикнул дюжинник, размахивая дырявым портретом. – А рядом, выходит, вор-убийца Кам Рой! Взять их!
Стражники бросились к ним, на ходу выхватывая мечи. Маг опрокинул стол и загородился от нападения. Выхватил свой меч и протянул Лесу.
– Защищай меня справа! Эй, мужики, лесичи! Все, кто не любит сучьеухих! Покажите, что вы не прихвостни бельмоглазых!
Трое бородатых лесичей вскочили на ноги и тоже обнажили мечи. Клинки их лязгнули о клинки патрулей. Нов отбил первый удар чужого лезвия. Меч, который отдал ему маг, был прекрасно сбалансирован и лежал в руке как влитой, как ее продолжение. К сожалению, противником Леса оказался не ют, а патрульный из лесичей. Поэтому Нов не воспринимал его как врага и считал не противником, а партнером по тренировочному бою. Стражник хотя и был профессионалом, но в боевых искусствах ютов не смыслил ни бельмеса. Так что сражался Лес вполсилы, отражал удары, а сам посматривал по сторонам.
Столик они заняли в углу, поэтому напасть на них мог только один человек – справа. Его Нов легко блокировал, не убивая, чтобы не подпускать к месту схватки и не калечить других мечников. Посередине зала трое бородачей рубились так, что только щепки летели. И лишь один из трех ютов собирался вступить в бой: с мечом над головой он бежал на безоружного мага, спокойно стоящего за щитом столешницы. Остальные юты отступили к дальней стене, извлекли громобои из кобур и держали их, уперев в животы. Стрелять они не решались, очевидно, из-за того, что могли поразить своих. Да и стрелять из громобоя в избе очень опасно: вспыхнувшие бревна сразу не загасишь, а огонь не больно-то разбирает, кто свой, кто чужой.
В какой-то миг Лесу вдруг почудилось, что луч гро-мобоя перерезает его пополам, и даже горелым мясом пахнуло. Он тряхнул головой, и картинка исчезла.
– Как ты, Рой? – спросил юноша по вещун-связи. – Ты же остался безоружным.
– Делов-то, – хмыкнул Кам. – Мне просто не хочется никого убивать. Да ты не беспокойся, им меня не достать.
Ют изо всей дурацкой мочи опустил меч на голову мага, тот чуть отклонился, и ютант отшиб руку о ребро столешницы. При этом меч выпал из его ладони и упал к ногам Роя. Ют заверещал и принялся судорожно расстегивать кобуру. Пока он возился с застежкой, Кам подобрал меч, махнул пару раз, и на пол свалились ремень с громобоем и ютово ухо.
– Ой, опять сучье ухо отвалилось! – громогласно огорчился Рой. – Да что же они у сучьеухов так плохо держатся? А ют-то, ют-то! Почему-то у него глазоньки бельмастые закатились! Неужели плохо стало? С чего бы это? Как бы в обморок не упал!
Сражение прекратилось. Взгляды всех, кто находился в кабаке, скрестились на маге, а он вихреоб-разным движением меча отсек пару пуговиц с мундира безухого юта, кончиком лезвия подбросил их в воздух и подставил ладонь. Латунные пуговицы в виде еловых шишек звякнули у него в руке. Пока Рой демонстрировал эти трофеи всем желающим на них посмотреть, ют рухнул на пол, ударившись башкой так, что половицы закачались. Каменная у него башка, что ли, подумал Нов.
Перед Камом открылось свободное пространство. Он поднес раскрытую ладонь с пуговицами к носу, озорно зыркнул на них, и два металлических снаряда просвистели через зал и влепились каждая в лоб юту-тройнику. Те выронили громобои и сползли по стене, к которой прижимались во время недолгой схватки.
– Охохонюшки, и эти сучьеухи глазоньки закатили, – громко пожалел их Рой. – Гляньте, кто там поближе, неужели и этим плохо стало? Или испугались чего? Какие трусливые! Эх, нервы им надо лечить, а не в патрули записываться! – И вдруг голос мага окреп. Он рявкнул так, что сорвалась с гвоздя подкова, подвешенная над входом. – Всем патрульным немедленно бросить оружие!
И приказ был такой силы, что стражники против воли подчинились, буквально отбросив мечи, словно вместо оружия у них в руках оказались холодные гадюки. Кам пинком опрокинул стол ножками кверху, вышел из угла и пошел подбирать громобои, валяющиеся рядом с сомлевшими ютами.
– Взгляните, – поднял над собой он огневое оружие, – чем бельмоглазы собрались угостить нас всех, не разбираясь, кто прав, а кто виноват. Лесичи! И к вам, патрулям, это тоже относится! Ведь они же собирались порезать огнем и вас, своих соратников! Вот почему я утверждаю, что все мы, лесичи, – это отбросы для ютов, навоз под их сапогами! Кабы не я, порешили бы они громобоями вас, – он махнул стволом в сторону бородачей, принимавших участие в схватке, – и вас, – указал на прочих посетителей, которые с патрулями не дрались, а жались по углам, – и даже вас – своих подчиненных, которыми командуют. Даже лесичи-патрули для ютов никто, тьфу, плюнуть да растереть!
– А и вправду, братцы! – выкрикнул стражник, бившийся с Лесом. – Перебили бы всех и ни перед кем бы не отвечали!
Один из ютов, лежащих у ног Кама, встряхнул головой, очухиваясь, и тут же взвыл, а по щекам его скатились две струйки крови. Никто и не заметил, когда Рой успел взмахнуть мечом, который перед тем держал в левой руке, упираясь им в пол. Вроде бы как опирался на меч, так и продолжает опираться, но два острых уха упали на мундир тройника, как два репья.
– Да ты что, Кам Рой! – невольно вскрикнул юноша. – Эдак ты всех ютов в княжестве без ушей оставишь!
– Неужели это не первые, кого он ушей лишил? – заинтересовался один из бородачей.
– Четвертый! – ответил Лес, чувствуя неизвестно откуда вдруг взявшуюся гордость за парикмахерские подвиги мага. – Стрижет их почище брадобрея!
Посетители, стражники во главе с дюжинником и даже половой с кабатчиком притиснулись к юноше и попросили рассказать, с чего это его спутник на острые уши взъелся. Нов, гордясь своим другом магом, принялся с воодушевлением пересказывать события прошлого вечера. Слушатели перебивали вопросами, взрывами смеха и сочувствующими возгласами, голубые глаза их широко распахнулись и горели энтузиазмом. Ну чисто дети, невольно подумал Лес.
– Вот же Матушку в лоб! – развел руками дю-жинник. – А нам в ориентировке это дело совсем не так представили. Сказали, что трусливый вор и грязный убийца Кам Рой, который стражников без разбора из засады режет, чтобы открыть границы для захватчиков с севера, в стране объявился, но тщательно скрывается, а при приближении патрулей убегает так быстро, что еще никто лица его не видел. «Вышеупомянутый злостный вор и поганый убийца, – процитировал дюжинник, – особо опасен, поелику владеет нечестными приемами группового боя и находится под защитой беглого чародея Леса Нова… Посему надлежит обнаружению и неукоснительному уничтожению, а тако же и ренегат-чародей, коего надлежит связать негорючей ловчей сетью и доставить в Дом ютов…» Это ты, что ли, беглый ренегат-чародей? – спросил он у Леса.
– Выходит, что я, – признался Нов.
– Батюшки-светы, совсем мальчишка. Откуда ты такой взялся?
– Из школы ютов сбежал.
– Ах вот оно, выходит, как. То-то я и думаю: с каких это пор чародеи у нас в княжестве беглыми стали? Откуда и куда беглыми? Да еще и ренегатами… Дела…
– Ренегат! – возмутился Нов. – Что я им – берд какой?
Про бердов ни один из лесичей не слыхивал, но все дружно согласились, что – слава Батюшке! – берды были с утра, а не к ночи упомянуты. При этом вся честна компания приложила правые ладони к сердцам и поклонилась в сторону юга – легендарной прародины.
– Я – житель Лесного княжества, лесич, – гордо заявил юноша, – а не беглый ренегат! Не крив душой и не рогат. А что из ютшколы смылся, так на то имеются причины. У меня отец погиб за паутинной границей, брат Нож школу кончал и двадцать пять лет воевал в Ютландии. Всего дважды за все время на побывке в родной Берестянке побывал. А домой вернулся в тридцать с небольшим совсем стариком – рана на ране, живого места не сыскать. У меня дед – ведун, а значит, и травознатец великий, уж как пытался внука от смерти спасти, даже змеиной травкой, прострел-травой, которая и мертвое тело срастить способна, натирал брата. В настое припутника купал, обращал в волка – на звере, как всем известно, раны заживают быстрее и надежнее, но и это крайнее средство не помогло. Сволокли Ножа на погост. А теперь пусть мне хоть кто-то объяснит: за что он четверть века бился в чужой нам всем Ютландии? Что мы, лесичи, там потеряли, что оставили, за что животы кладем? Эти бельмоглазы превратили наш свободный народ в банду наемников! Вот вы, патрули, пограничным трактом пересекаете всю страну с севера до юга. И скажите мне теперь, о каких захватчиках с севера у вас в ориентировке речь шла? Что за опасные такие враги на севере объявились, которым можно было бы границы открыть? Неужели оленные люди нам вдруг угрожать вздумали?
– Помилуй, Батюшки, – всплеснул руками дю-жинник, – да какие же из оленных людей воины? Да и как же им воевать, верхом на олешках, ли чо ли? У них и волосатых лошадок, как у восточных соседей, не имеется.
– Ну, тогдча, может, Харги из-под земли наконец вылез и к границе двинулся, но пересекать не пересекает, пока ее кто-нибудь не откроет? Сидит там в облаке комаров, мухоморы грызет, своими же ящерицами закусывает…
– Да пущай грызет-закусывает! Нам с того ни холодно ни жарко.
Ладно, составим северные границы в покое. Ясно, что брехню вам пытались выдать за истину. Не уважают нас юты, врут до того нагло, что аж противно. Жрите, мол; дерьмо, что мы вам подсовываем, и говорите – слаще меда!
– Дерьмо и есть дерьмо, – согласились стражники.
– А скажете мне вот еще чего: вы и в городах, и в деревнях бьваете. Много ли ведунов встречаете? Хорошо ли они вас лечат, праведно ли судят, верно ли опасности предсказывают?
Да какие там ведуны, – махнул рукой дюжинник. – Чего ведуны, чародея стало днем с огнем не сыскать, одни колдуны да ведьмы остались. Батюшка с ними, с судоим да предсказаниями, заболеешь – без опаски обратиться не к кому. К ведьмакам-то сходить всегда можно, да ведь боязно: вместо лечения могут и хомут наложить, только быстрей сдохнешь от такого-то леченья. Люди они, колдуны да ведьмы, не самые плохие, часто и хорошие, а все же не чародеи, такие противоречивые, что сами у себя молоко крадут, а ежели Соседа-колдуна обороть не могут, то со злости свои же хлеба градом побивают. Ведунов же вдоль западного тракта всего двое: один много севернее Дома стражников обитает, другой где-то южнее столицы, но мы там не бываем, там Южный Дом границы стережет. Есть еще, конечно, ведуны в Холмграде, но про тех чего толковать? В стольном граде завсегда все самое лучшее собирается.
– А куда чародеи подевались? – спросил Кам, да сам же и ответил: – Поизвели их сучьеухие, мальцов хватают и насильно в ютшколу волокут. А чтобы родня не вякала, отсыпят родителям раз в год золота шапку. А пацанов обучат так-сяк – ив Ютландию: бейтесь, детушки малые, с врагами нашими лютыми – бердами да маржохами, отбирайте ворота у сто-вратов! А мы посидим, поглядим. Нам, ютам, самим драться ни к чему: убьют ненароком. А пацанов-леси-чей не жалко, раз родители у них дураки, да и народ лесной мальцов своих за мелкую монетку продать рад! А пацанов учат: бейте мечом и чародейством бердов, стовратов и прочий народ, который нам не по ндра-ву! И почему берды – ренегаты? Кого они предали? Пусть всяк бросит в меня нож метательный, если во всем княжестве найдется хоть один, кому стовраты, худое сотворили! А ориентировку слыхали? Я ни одного стражника не убил, а уж наврали с три короба! Я что – чучело соломенное, чтобы в меня мечом тыкать, огнем жечь? Я хоть одного юта извел? И эти живы, и вчера троих отпустил, даже уши назад приставил прежде. Вон Лес не даст соврать, да вы его рассказ слышали. А говорят, что я трусливый убийца, но очень уж опасен. Такой вот опасный трус… Это я-то собрался открыть границы захватчикам? Во-первых, кому? А во-вторых, зачем? Чтобы моих братьев-сестер поубивали? Вот что, дюжинник, как тебя звать-величать?
– Я – Жиж Ков.
– Запомни, Жиж, и другим патрульным передай, что Кам Рой вашу службу по охране границ уважает и стражников из-за угла не режет. А что ютов не люблю, так за что их любить? Они наш народ не уважают, за придурков держат, так чего ради я их уважать должен? Вот я им вчера уши и пообрезал. Потом назад приделал, и зря, выходит. Они это, верно, за слабость мою приняли: понарошку, мол, я им уши режу Ладно. Этим не стану взад пришивать, пусть так походят, чтобы люди сразу видели: Кам Рой с ютами шутить не намерен.
Никто не заметил, что еще один ютант у стены очнулся, выхватил нож и метнул его Рою в горло. Маг подпрыгнул и пнул летящее холодное оружие, да так ловко, что нож взвился к потолку, описал дугу, а потом с хрустом вонзился в доски пола. И не просто воткнулся, а отрубил правое ухо тройника. Присутствующие в кабаке лесичи ахнули. А маг спокойно продолжал разговор, будто и не прерывал его.
Что же до рассказа юного чародея, то он правдив от начала до конца, а проверить его, Жиж, довольно просто: как сменишься, то расспроси вашего вещуна Шипицына, он всему свидетель. И передай своим товарищам по службе, чтобы они юного чародея не шибко бы ловили: не виноват он, что не желает сложить свои кости в Ютландии. И еще пусть запомнят, что Лес – как-никак чародей, а всяк знает, что разгневанный чародей небезопасен. Да и я не соломенное чучело. Я, Кам Рой, нанялся к чародею стражем тела и стану защищать его до последней капли ютовой крови. А своей пролить не позволю, как бы того им ни хотелось. Понял меня?
– Чего уж там понимать, – кивнул дюжинник. – Не дурак, чай.
– Вижу, что не дурак: не стал зря мечом махать, когда я ютов с громобоями военными пуговицами уложил. И хорошо сделал. Теперь и лесичи все целы, и сучьеухих убивать не пришлось, чуть подстричь-подровнять. Нечего им было за громобои хвататься. Да и вообще негоже в избе огонь палить. А я видел, да и все остальные подтвердят, что бельмоглазы совсем уж было собрались своих товарищей по оружию огнем порезать, лишь бы нас с Лесом уничтожить. А потом на нас же все убийства бы и списали. А чтобы никто про их незаконные действия не рассказал, они наверняка бы всех поубивали, свидетелей бы не оставили. Вот и получилось бы так, что трусливый вор от страха уложил десятерых профессиональных стражников да с дюжину мирных лесичей. Вот что, Жижков, передай своим, что мы с Лесом объявили ютам войну до тех пор, пока в Лесном княжестве ни единого юта не останется. Пусть убираются в свою Ютландию и сами с бердами и стов-ратами разбираются. А лесичам ни к чему лезть в чужие свары. Не зря говорится: двое дерутся, третий – не лезь. И последнее. Тебе, Жиж, удалось хоть раз в жизни громобой в руках подержать?
– Да ты что, Кам Рой? Разве они нам свое секретное оружие когда доверят?
– Тогда вот что сделаем…
Кам склонился к опять зашевелившимся тройникам и, приподняв за волосы, влепил каждому по паре затрещин.
– Это я сделал, – доверительно сообщил он дюжиннику, – для того чтобы они нас не подслушали. У меня с тобой будет дело от ютов секретное. Бери, Жиж, эти громобой да снеси нашим оружейникам из лесичей. Пускай они чертежи с оружия огневого боя снимут и попробуют сами такое же изготовить.
– Вот это дело, Кам Рой! – обрадовался Жиж Ков. – Я давным-давно к громобоям приглядываюсь, да все не знал, как к ним подступиться. Думал, может, в схватке какой юта пришибут, тогда и воспользуюсь случаем. Дудки! Юты поодиночке никогда не бывают. Хотя бы двумя тройками ходят, а ежели с одним какая беда и случится, то второй всегда сможет о том начальству по громкой связи сообщить… А тут оружие само в руки идет! Вот уж спасибо.
– Только предупреждаю, – сказал маг, – что изготовить огневые заряды оружейникам будет не под силу. Но были бы громобой, а запас зарядов можно раздобыть, если совершить налет на Дом ютов. А еще лучше не батареи брать, а уволочь агрегаты, на которых эти заряды делают. Согласен будешь мне помочь в этом деле?
– Да ты только шепни, что настала пора грабить ютские секреты, я не прилечу, так приползу, коли жив буду. И не один. Друзей с собой приведу, которые так же думают. А друзей у меня много. И все считают, что давно пора дать по соплям сучьеухим, показать – кто в стране хозяин. А то совсем без совести обнаглели. Ты, да и мальчишка твой волшебный мне прямо глаза раскрыли на их мерзкие пакости. Раньше я обидой мучился, что мне ни оружия, ни железных вещунов не доверяют, а теперь понял, что они всех лесичей ни во что не ставят.
Кам передал ему оружие, и дюжинник бережно укрыл метатель огня в складках плаща.
– Заберешь эту падаль, – Рой кивнул в сторону ютов, – и доставишь куда положено. А начальству скажи, мол, битва была страшная, этих еле отбили. Они возразить не сумеют. Продрыхли все время, ничего не слышали, не видели. Да и наглядное доказательство, как говорится, на лицо – вон их ушки, которые уже не на макушке…
Лес неожиданно для себя развернулся, схватил малый кувшин и обрушил его на голову кабатчика. Тот упал, обливаясь малиновым вином.
– Что случилось? – спросил Жиж, глядя на залитого красной жидкостью кабатчика.
– Вот он – ренегат, – объяснил Кам. – Принялся передавать в Дом стражи, что вы громобои забрали, а отдавать не собираетесь. Хорошо, не успел. Чародей сумел вовремя вещун-донос прекратить.
Ну, кто еще хочет перед ютами выслужиться, доложить про то, что здесь видел? – грозно спросил дюжинник. – Много ли среди вас других прихвостней? Кто желает, чтобы сыны лесичей уничтожались за паутинной границей? И чтобы вы, их отцы, боялись произнести слово правдивое и говорили его только шепотом, да и то под одеялом? Кто за то, чтобы лесичам быть гонимыми в собственной стране?
– Нет таких! – закричали посетители кабака.
– Смерть ренегату-кабатчику!
– Вот я его сейчас! – закричал мужичонка из тех, что все сражение провел, забившись под стол в самом дальнем углу, а сейчас выхватил нож из-за голенища и бросился к мычащему в луже вина вещуну-доносчику.
– Нет! – рявкнул Кам. – Назад! Я с ним сейчас сам разберусь. Слышишь ли меня, работник питания? Отвечай!
– Слышу, – прохрипел тот с пола и уставился полными ужаса глазами в лицо Рою.
– Готов ли отвечать мне правду?
– Готов отвечать, как в свой час перед Батюшкой и Матушкой.
– Тогда скажи, давно ли ютам передаешь услышанное от постояльцев, прохожих и проезжих?
– Да сколько владею кабаком и комнатами для спален. Ставил я крест под ютской бумагой, что обо всех подозрительных делах и людях обязуюсь в Дом стражи сообщать, а взамен получать по длинной деньге за каждое сообщение.
– Так он за длинную деньгу-то, пожалуй, и врет без зазрения совести на ближних своих, – предположил кто-то. – Чем больше народу обвинит облыжно, тем деньга длинней выйдет.
– Продался сучьеухим?
– И не стыдно тебе своих братьев-лесичей под ютский суд неправедный подводить? – спросил Рой.
– А иначе не быть мне кабатчиком на бойком месте. – Хозяин, как понял Нов, слышал только мага, вопросы прочих оставлял без ответа. – Старого-то хозяина потому и убрали, что доносить отказывался. А место здесь выгодное, на пристоличном-то тракте…
– Вы слышали, что кабатчик сказал? – спросил Кам. – Он сейчас зачарован и лгать не способен… Так что же это выходит, неужели все кабатчики в Лесном княжестве на ютов работают?
– Все не все, но многие. А уж у кого питейные заведения на выгодном месте стоят, так те – обязательно.
– Кто из вас вещун-связью владеет? – спросил Рой.
– Я, правда совсем слабо, – отозвался один из бородачей.
– Как зовут?
– Соб Боль. Из местных я, из деревни Костяники.
– Вот что, Соболь из Костяники, я уеду, но с тобой связь поддерживать стану. И сообщать, кто из встреченных мною в пути ютам служит. Предателя от доброго человека я с первого взгляда отличить умею. А ты мои сведения сообщай лесичам, чтобы они своих ренегатов знали в лицо.
– Спасибо, Кам Рой, – степенно сказал бородач. – А мы со своими прихвостнями миром разберемся.
– А с этим что делать станем? – спросил дюжинник. – Убить его, что ли, дабы не доносил впредь?
– Нет смысла. Другого поставят. Да и зачем понапрасну кровь проливать, если этого излечить можно? Сейчас я его перевербую.
Никто не знал слова, магом употребленного, но значение все поняли: превратит Рой противника в союзника.
– Слушай, кабатчик, и запоминай крепко-накрепко: больше ты ютам ни слова правды сообщать не станешь, а будешь доносить лишь то, что тебе Соболь передать повелит. А иначе от вредных лесичам действий помрешь в одночасье. Сердце от дел злых обуглится. Заклятие мое верное и исполнится непременно! Повтори.
– Не стану отныне ютам правду доносить, а врать буду то, что Соб Боль велит. А иначе сердце мое обуглится, заклятие твое верное.
– Все слышали? Соб Боль, теперь ты в ответе за обман ютов. Ври, да не завирайся, чтобы бельмоглазы ничего не заподозрили. А ты, Жижков, забирай этих убийц – с ушами и без ушей…