Текст книги "Паутина"

Автор книги: Сергей Федотов

Чему он радуется, недоумевал Нов. Кузнец повел мага и чародея вдоль улицы-подковы, а вслед им раздавалось:

– От юта не жди уюта. Фу-ты, юты, лапти гнуты… Любят сало юты, да не любят салюты. Закусили бы салом, а мы им – по сусалам…

Лес решил, что от стихов конюха юту солоно придется, но не пожалел, а невольно зарифмовал: станет ют от стихов лют, – как видно, заразился от конюха рифмоидным бредом. Между тем подошли они к избе со мраморными завалинками, крылечком с перилами в балясинах и окошками со ставнями, вырезанными в форме сердечек. Когда ставни запираются, сообразил юноша, то сердечко на сердечко накладывается.

Эй, Кос, – крикнул конюх, – гости к нам пожаловали!

Ежели опять узурпатор, то гони в шею, – отозвался коновал, высовываясь из окошка, – а ежели горыныч – то в три шеи. Особенно Молочного, мы ему не молокане… Нет, это не узурпатор, – определил Кос, разглядев мага и чародея. – Кто же тогда?

Это Фома Беренников, – объяснил Сим.

Сильномогучий богатырь?

Откуда они все Фому знают? – не мог понять Нов.

– Нам бы, Кос, с юным чародеем Лесом постоем у вас стать, – сказал Рой.

Временная прописка нужна, выходит?

Что? – удивился было Кам, но тут же разобрался в ситуации. – Ага, прописка нужна, временная. На постоянную мы не претендуем.

Что-то шибко много желающих в последнее время объявилось поселиться в наших палестинах, – раздумчиво сказал коновал. – Придется тебе, Фома, отборный тур непса пройти…

Да разве у вас турнепс растет?

Чего нет, того нет, – признался фершал. – Да и был бы, зачем его проходить? Пройти придется испытание…

Тогда другое дело, пройду, – с готовностью согласился маг, а Нов подивился его готовности. Не больно-то уступчивым бывал Рой с другими людьми, а тут без возражений принимает любые условия. Странно… – А что нужно сделать? Юта обороть или еще кого?

Юта! – возмутился Кос. – Да я одной строкой «Когда я уйду, голову облегчив» столько ютов завалил, сколько тебе за всю жизнь не увидеть. Слабы юты, полновесной поэзии не выносят. Не таким должно быть испытание сильномогучего богатыря.

А каким?

Такой вопрос с кондачка не решить, нужно сперва с народом посоветоваться, митинг собрать, резолюцию за скобки вынести… А что за юноша с тобой, Фома?

Лес Нов, чародей.

Больно молод.

Из молодых, да ранний. Взял за себя жену из колотиловских…

Колотиловских? – оживился фершал. – Колотиловских девок я знаю. Много их там у меня на примете. А его из чьих же будет?

Из Ёжкиных.

А-а, из Ёжкиных. Как же, молоденькая такая Надя Ёжкина.

Теперь не Надежкина, а Найденова,

Надя Нова, понимаю… Эх, стареем, брат, стареем. Вот уже и молодежь пошла, на ходу подметки режет. А раньше, бывало… Да чего вспоминать? Как говорят в народе: спустимся вниз и все стадо огуля-ем, – совсем уж ни к месту, по мнению Нова, высказался коновал.

А поселим-то мы где богатыря да чародея? – спросил кузнец.

У меня в амбулатории разве? Так нельзя: весь спирт из-под моих эмбрионов вылакают. А ежели у тебя, Сим, в кузне, так до самогонодоильного агрегата доберутся, поди… Придумал! Поселим-ка их в заезжей, для того и строили, чтобы гость любого вероисповедания мог заехать. Вот и пускай журнал «Коневодство» почитают у нас на гумне.

Гумно оказалось не тем гумном, к каким Лес привык. Это была обыкновенная крестовая изба, только сени почему-то оказались густо унавожены, да над наружной дверью висела выцветшая красная портянка с таинственной надписью «Слава сельсовету!».

Что это – имя или фамилия? – задумался Лес, но решил голову зря не ломать. И так загадок в Драчевке с избытком.

Из передней комнаты, собственно, кухни, в глубь дома вели две двери. Над одной вилась надпись «Слава красному уголку!», а над другой «Слава Богу!».

В красном уголке не было ничего красного, а стоял стол, накрытый зеленым сукном, около него пара кресел да две лавки тянулись вдоль стен. Из красного уголка имелось два выхода. Над первым, через который они вошли, было написано «Слава вкусной пище!», а над другим «Спи спокойно, дорогой друг. Группа товарищей». Стены комнаты были сверху донизу оклеены красивыми цветными картинками, а изображены на них в основном бабы. Одетые, полураздетые и вовсе голые. Одни стояли, другие сидели, а третьи лежали. Поодиночке и попарно, а то в большой веселой компании. Сидели и лежали в креслах, на мужских коленях, на кровати и на улице на траве. Многие мужики на картинках имели лосиные ноги и козлиные бородки. Видать, это были мужики-чулмысы западных соседей. Чулмысы хватали обнаженных баб за что попало и очень этому радовались, ели незнакомые крупные прозрачные ягоды и пили из бычьих рогов хмельные, судя по пьяным рожам, напитки.

И на зеленом сукне были навалены груды картинок. Нов взял первую попавшуюся. Картинки оказались пришитыми одна к другой, вроде как книга, но без переплетных досок. Книга была тонкой, бумажной (но бумага похуже ютской) и называлась «Коневодство». На первой странице были изображены красивый конь и старый мордастый человек с густыми бровями и пятью золотистыми звездами.

Интересно, что за воинское звание у него, задумался Лес. Он вроде как пять раз дюжинник: до подсотенного, у которого восемь дюжин в подчинении, не дотянул, зато превзошел полуподсотенного… Может, внутри про звание сказано?

Юноша с интересом раскрыл книжицу и прочел: «Основное направление коневодства как отрасли животноводства: племенное, спортивное и мясо-молочное. В СССР поголовье лошадей составляет более восьми миллионов. По данным на 1.1.1978 около 98 % – породные. Разводят свыше сорока пяти пород и групп местных лошадей. Основные р-ны – РСФСР, Казахская ССР, УССР…»

Тьфу ты! – разозлился чародей и бросил книжицу назад на стол. – Сплошные волшебные слова, ничего не разберешь!

Спать будете в следующей комнате, – сказал кузнец и провел гостей через дверь, над которой группа товарищей желала спокойного сна. В комнате стояла широкая кровать и куча гнутых железяк с пружинами.

– Раскладушки, – пояснил Сим, – для наплыва гостей. Если – не дай Бог! – в Драчевке Каннский кинофестиваль случится или опять – Бог даст! – мулаток завезут.

Нов решил, что теперь-то понимает, отчего мужики о Драчевских старожилах всегда отзывались с большим уважением, но почему-то хихикая. Видно, что в селе живут люди умные, но что говорят и что делают – того понять не дано. Все у них не по-людски, сикось-накось и как бы в насмешку. Не разбери-пойми: уважают тебя либо издеваются?

Идемте дальше, – сказал кузнец и шагнул в дверь с надписью «Слава опиуму для народа!». В этой комнате стены оказались завешаны досками со страшными и мудрыми ликами, барабанами и портретами. На одном, например, был изображен человек с бородкой и красным бантом (подписано: «Правильно, товарищи!»), а на другом – усатый и очень значительный (Подписано: «Товарищ нэ понимает!»). На полу стояли каменные и деревянные болваны, на полках – книги: «Библия», «Коран», «Талмуд», «КПСС – ум, честь и совесть нашей эпохи» и еще много-много других, названий которых Лес не разобрал и не запомнил.

Здесь вы можете справлять религиозные обряды, нужду, именины и свальный грех, – пояснил Сим и вышел в дверь «Слава здоровой пище!».

Гости вышли вслед за ним и вновь очутились в кухне у печи, бока которой уходили в прочие комнаты, а в этой имелась плита и топка для приготовления пищи. Как видно, той самой: вкусной и здоровой. Топка была до того узкой, что человеку не пролезть – вот такая ловушка для ведьмы.

С такой печкой в трубу не вылетишь, – сказал Нов.

Еще бы, – охотно согласился кузнец, не уловив неодобрения в словах Леса. – Вот и вся наша клуня, она же гумно, она же заезжая и сельсовет.

А чего вы обмолачиваете в этой клуне? – заинтересовался юноша.

Мы здесь совмещаем обмолот с косовицею, – непонятно объяснил Сим. – Устраивайтесь пока, да не помните бока, а через часок-другой жду я вас у себя в кузне. Устроим банкет а-ля фуршет типа празднотации. Вас, как почетных гостей, усадим впереди зидиума.

Что он сказал? – спросил Лес, когда кузнец их покинул.

Не обращай значения, – махнул рукой маг. Тоже, наверное, заразился Драчевским бредом.

Рой взял раскладушку из комнаты «Спи спокойно»-и перенес в «Слава опиуму».

– Буду спать здесь, – пояснил он. – Классиков на досуге полистаю.

Нов не понял про классиков, но решению мага спать в другой комнате обрадовался.

Глава двадцать первая. Драчевская прописка

Хороша была банька, лучшая в Драчевке.

«Драчевские были»

В кузне, которую гости признали по портянке с надписью «Мы кузнецы, и дух наш – молот!», их ждали. В просторной горнице с углами, заваленными самым необыкновенным хламом невероятных форм («Ничего особенного, – успокоил юношу Рой, – там вон – хонингование, это – суперфиниш, спирали архимедовы, коровий сычуг и локон аньези, кровельными ножницами отстриженный…»), стоял стол. За ним восседали три старожила: коренастый Виш, волосатый Сим и Кос, весь в беглом – в белых тапочках, портах до колен (если смотреть снизу, от тапочек) и белом халате с серебряными пуговицами в виде сердечек. Фершал дохнул на рукав и принялся натирать фигурные пуговицы, отчего те сразу перестали блестеть.

– У пуговиц нет ресниц, – пояснил кто-то сверху. Лес поднял голову и увидел, что под потолком кружится, каждый раз ударяясь башкой о матицу – потолочную балку, – плешивый домовой. Нов хотел было удивиться: с каких это пор домовые летать насобачились? – но не стал, потому что у драчевцев все не как у людей.

Домовой с ревом спикировал вниз, откинул доску, прибитую к торцу стола, – получилась не то лавка, не то табурет, – расселся по-хозяйски и что-то забормотал, подвывая и воздев очи горе. Лес прислушался.

 
Какой погиб поэт в Уставе Корабельном!
Ведь даже рукоять наборного ножа,
нацеленная вглубь, как лазер самодельный,
сработана как бред, последний ад ужа.
 
 
Так, выдохнув, язык выносит бред пословиц
на отмель словарей, откованных, как Сим.
В полуживой крови гуляет электролиз,
невыносимый хлам, которым говорим.
 
 
Какой-то идиот придумал идиомы,
не вынеся тягот, как конюх – якорей,
чтоб вы мне про Фому, а я вам – про Ерему.
Читатель рифмы ждет… Возьми ее, нахал.[7]7
  Текст Александра Еременко, искажен.


[Закрыть]
 

Домовой, как понял Лес, сочинил приветственную оду Фоме Беренникову и, по драчевской привычке, напихал в нее действительно всякий хлам. Даже домовой у них сочиняет не хуже ведуна, а уж что заумней – тут спору нет. Хотя и предсказания ведунов ясными никто не считает.

В правом углу послышалось чмоканье. Там на куче железного хлама стояла сосновая домовина, а в ней лежала старуха. Она сжимала костлявой рукой розовый шар с носиком, из которого прямо в рот с золотыми зубищами толчками вылетали струйки мутной жидкости. Нос у старой был, что у ютролля, не меньше аршина, а сиськи свешивались наружу по правую и левую стороны домовины.

Упокойница Семеновна, припомнил Лес свои детские страхи. Пугал его дедуля, когда не слушался, что вот придет из Драчевки упокойница Семеновна и заберет в свою сосновую домовинушку, где придется неслуху мучиться от укусов клопов… Как видно, все село было в сборе. А где зидиум, впереди которого сидеть придется? И где пленный ют?

Ют обнаружился в противоположном от бабки углу. Сидел он за маленьким столиком на низенькой скамеечке, но с большой, скорее всего ведерной кружкой. Над ним висела портянка с надписью «Скамья подсудимых. Позор вернувшимся вновь!» Ют, по всему видно, под позорной надписью чувствовал себя преотлично. Он, отхлебывая из кружки, чмокал не хуже старухи и радовался, будто его похвалил сам Гарь Ян.

– Проходите, гости, – сказал Кос, – мы вам сосчитаем кости.

Неужели бить станут, испугался Нов.

– Сидайте плиз, – сказал Виш.

– Суперфиниш вам с кисточкой, – помахал рукой Сим и указал на два стула с дырками в сиденьях. – Присаживайтесь к столу, а хотите – так на полу.

На столе чего только не было. Проще перечислить, что было. Была неимоверной величины прозрачная посудина (называлась она бутылью, или четвертью, потому что вмещала четыре пузыря, как позднее узнал юноша) с мутной жидкостью, шесть кружек с таинственной надписью «20 лет РККА» и неизвестные плоды светло-коричневого цвета. Нов невольно облизнулся при виде плодов, потому что за время путешествия с магом напробовался много незнакомой вкуснятины из самобраного сундучка. А еще на столе стояла миска с солью и навалом – ломти каравая.

– Хлеб-соль, – сказал Рой. Наверное, это было традиционное приветствие.

– Я ем свой, а ты подальше стой, – также традиционно, по мнению Нова, ответил Виш.

После обмена приветствиями хозяин кузни уверенной рукой поднял бутыль и набулькал в кружки. Поднял свою и торжественно произнес:

– За тех, кто в море, на заборе, на запоре, в разборе и в раздоре, в коридоре и в лав стори! Передайте привет Жоре, который пришлет нам мулаток вскоре!

– Помню Жору Амаду, – перебил конюх, – и бразильских какаду!

– Ах, мулатки-шоколадки, – вздохнул коновал, – ножки, попки и лопатки!

– Ай, фирли-фьють, тирли-тютю, пык-мык – аж задница в дегтю! – поэтически возрадовался домовой. Рифмуя, он в поэтическом восторге подпрыгивал со своей безногой скамеечки до потолка. – Узурпатор, как вибратор, лупил Сенечку лопатой, – не по теме, но складно выкрикивал он, стукаясь маковкой о матицу. Приземлялся он мимо откидного сиденья, потому что во время прыжков оно неизменно притягивалось к столу.

Упокойница здравицы не поддержала, а заливисто захрапела в своей домовине. Ют тоже заснул, трубя носом в кружку. Зато хозяев поддержал Кам Рой.

– Всяк вызывает уваженье, – заявил он, – стиха необщим выраженьем. Но наилучшие речевки слагаются в селе Драчевке.

– Браво! – одобрили старожилы и вопросительно посмотрели на Леса: а ты, юноша?

– Я послушал вас, друзья, но не понял, – бодро начал Нов, но в ужасе захлопнул рот, понимая, в какую ловушку загнал сам себя попыткой соревноваться с Драчевскими старожилами.

– Не больно оригинально, зато самокритично, – одобрил и ободрил его кузнец.

– Самокритиков мы любим, – добавил коновал, – завсегда их палкой лупим.

– Кто понимает, что ничего не понимает, – мудрено высказался конюх, – тот понимает побольше того, кто не понимает, что он понимает.

– Моя твоя не понимай, – по-восточному высказался домовой Сенечка.

– Тоже мне китайский купеза, – обиделся Виш.

– Так выпьем же за это дело! – не выдержал долгих разговоров Сим.

– За это дело я всегда рад, – сказал Кос.

– Этому делу – час, а потехи – полные штаны, – сказал конюх.

– Да приступим мы когда-нибудь к веселому разгулу? – рассердился кузнец.

– Приступить бы к приступу, да не было б заступа, – сказал Виш.

– У кого приступ? – всполошился фершал. – Сейчас я его вожжами полечу! Сознавайтесь, не то коровий сычуг пришью…

– И хрен с ним, – не вынес Сим и присосался к кружке.

Прочие поддержали товарища. Смело глотнул и Лес, полагая, что в кружке привычный березовый квас. У него перехватило глотку и глаза на лоб полезли. Наверное, это убойный напиток чулмысы, подумал юноша и решил, что пришел его смертный час.

– Что… это… – прошептал он на вздохе.

– Обычный самогон, – объяснил кузнец. – Само-гонус вульгарис.

– Откуда… он… такой… взялся?

Нов ожидал, что ему расскажут о происках чулмысы (на картинках в заезжей он видел, как мужики с лосиными ногами выливали в раскрытые рты женщин напитки из бычьих рогов), о том, как старожилы с ними боролись, неся потери с обеих сторон, как в неравной битве пала в домовину упокойница Семеновна… Но не тут-то было.

Сим поднялся, раскинул руки и пошел по избе, выписывая ногами петли. При этом он пел без голоса:

 
Эй-ей-ей, хали-гали!
Эй-ей-ей, самогон.
Эй-ей-ей, сами гнали!
Эй-ей-ей, сами пьем.
И кому какое дело – где мы дрожжи достаем!
 

Если это был ответ на Лесов вопрос, то маловразумительный, как прорицание слабого ведуна. Тут из-за стола выскочил конюх и принялся кружить вкруг кузнеца, оглаживая собственные бока, как бы дроча жилистый стебель своего тела.

 
У милашки я на ляжке
облигацию нашел,
снял порты я и тельняшку —
и мой номер подошел. —
 

Это вышел в круг коновал. Снялся приплясывать.

 
Сяду задом на забор,
потрясая грудею:
выйди, милый, на бугор,
покажи орудию! —
 

выкрикивал Кос, распахивая полы халата и эту «орудию» демонстрируя.

 
Мы ходили с Манею
на голосованию, —
 

подхватил кузнец, —

 
раздевались догола,
потом сования была!
 
 
Моя милая с тоски
проглотила три доски.
Через тридцать три недели
снизу ящики летели! —
 

Фершал пустился вприсядку, дробно отстукивая ритм «орудией» по полу.

 
Меня милка – колом, колом,
А я милку – хреном голым.
Меня милка – чем-нибудь,
а я милку – чем гребуть.
 

Даже домовой не выдержал такого веселья. Подпрыгивая на откидной скамейке, прокричал:

 
По столице мы катались
на верблюде без узды.
На такую бэ нарвались —
восемь сисек, три… креста!
 

– Кам, а кто такой верблюд? – спросил Нов.

– Это горбатый конь, какие у желтокожих водятся.

 
Милая обидела:
без штанов увидела
и заела поедом —
дразнит гуманоидом, —
 

пожаловался из-под потолка Сенька.

 
Моя милая в гробу,
я тихонько к ней гребу.
А дополз – гнила звезда
подмахнула, как всегда! —
 

проскрипела из домовины Семеновна и захрапела, будто и не просыпалась. А может, и впрямь во сне чушь порола.

– Кам Рой, скажи старожилам, – попросил Нов, – чтобы они мне квасу дали взамен этой чул-мысовой отравы.

– Извини, Лес, я совсем из виду упустил, – сказал маг, – что ты не пьешь водку.

– Воду я пью, – сказал юноша. – А больше всего люблю брусничную.

Старожилы вернулись к столу, и Рой попросил принести для юного чародея березового кваса либо брусничной воды.

– Эй, Сенька! – хлопнул в ладоши Сим. – Слетай-ка в погреб и принеси березового квасу со льда и брусники моченой.

– Мухой слетаю, – заверил домовой и выпорхнул в дверь, распахнув ее плешивой башкой.

– А ты пока картохой закусывай, – посоветовал кузнец.

Нов взял из чугуна горячий светло-коричневый плод и вонзил зубы, но едва не подавился: таким рыхлым и пресным оказался незнакомый фрукт.

– Картошку в мундире не так трескают, – объяснил Сим. – Сперва с нее нужно мундир снять, разжаловать, а затем в соль макнуть, как француза под Москвой мордой в снег.

Он взял плод в руки, ловко облупил, макнул в соль и только после этого откусил.

 
Ах, картоха, объеденье,
старожилов идеал.
Тот не знает наслажденья,
кто картошки не едал, —
 

пояснил он, прожевав и проглотив.

Лес попробовал картошку, как научил кузнец. Теперь понял, что картоха – продукт простой и незамысловатый, но очень вкусный. А тут как раз вернулся Сенька и водрузил за стол миску моченой брусники и кувшин кваса. Нов вылил водку в Камову кружку, а себе налил квасу.

– Рой так это и есть тот самый напиток, ради которого кузнец всякий раз самогонодоильный агрегат изобретает?

– Он и есть, – подтвердил догадку Рой.

– А мужики гадали: чего он все время мастрячит? Что за агрегат и каково его истинное назначение? Дедуля Пих говорил: огненную воду делать. А мужики не верили: не горит вода! Попробовали бы, так перестали спорить.

– Еще попробуют, – заверил маг. – И тогда их от огненной воды никто и за уши не оттянет. Но пока рановато, анахронизм получится.

Кузнец снова набулькал в кружки.

– Хочу диагноз раком поставить, – объявил Кос, размахивая посудой, – сиречь тост поднять. Выпьем за девок, баб и вдовушек! Кто не пьет и не дерет, тот здоровеньким помрет. Отчего мужика скрючило? Оттого, что не пил горючего. Отчего невстолиха у мужа? Не гулял и не пил к тому же. Ну-ка, кружечка-гвоздь, как хозяин, так и гость! – Он лихо опрокинул водку в клинышек бороды.

Все выпили и принялись закусывать картошкой и моченой брусникой.

– Бог троицу любит, – заявил Виш. – Сим, на-булькай по третьей. Выпьем за юта, – мужики заартачились, – чтоб не было ему приЮта! – Застолье облегченно вздохнуло. – Выпьем за Фому, что гостит у нас в дому. Выпьем за то, чтобы Лес в тайны ютские залез. Выпьем за кузнеца, что дороже нам отца. Мать нас грудью вспоила, а от его самогона – сила! Отец в нас вкладывал разум, а кузнец – сто угодий разом! Выпьем за Коса, чтоб не глядел косо. А особо выпьем за Виша – я от него завишу!

– А за упокойницу Семеновну кто да кто выпьет? – послышался скрипучий голос из сосновой домовины. – Разве я не драчевская, а так – морда бичевская? Я ль из худого семени, я ли – без роду-племени?

– Про тебя, Семеновна, я только песней могу, – заявил конюх.

– Давай песню.

Виш встал, подбоченился и запел приятным баритоном:

 
Ой, Семеновну да раскулачили:
завели в сарай, да засарачили!
 

– Было дело, – вздохнула бабка. – Ой, было! Приятно вспомнить. Как вспомню, так вздрогну, аж мурашки по телу. Могу с вами поделиться!..

Но старожилы от такой чести отказались.

– Мы тут, Фома, посоветовались с народом, – заявил кузнец, – и приняли резолюцию. – Он долго рылся, наконец извлек мятую бумагу. – Циркуляр-депеша. Некий сильномогучий богатырь Фома свет Беренников обратился к Драчевским старожилам с нижайшей просьбой о предоставлении ему, вышеназванному Фоме, а также спутнику его, чародею Лесу Нову, политического убежища в селе Драчевка, а также всего прилагающегося, как-то: места в заезжей, подъемных, кормовых, прожиточных, средств на пропой и талонов на самогон. Для чего ему, вышеописанному Фоме, необходима временная прописка. Также поклон бьет Беренников о фураже для коней и юта Болвана. Резолюция. Предоставить временную прописку и прочие блага после совершения трех подвигов. А именно: параграф первый – истопить Коновалову баньку, параграф второй – выдоить конюхову корову, параграф третий – огулять приблудную кобылу Инфляцию, чтобы она жеребятами окотилась или опоросилась. Подписи. Председатель сельсовета фершал Кос. Генеральный секретарь общего собрания конюх Виш. Докладчик кузнец Сим. Бумага верная и обжалованию не подлежит.

– Все? – спросил маг.

– Жди повестку.

– Какую повестку?

– А бабу такую распутную, которая тебе бумагу эту депешей доставит.

– Что за бюрократию вы тут себе позволяете? – возмутился Рой. – Некогда мне вашу бабу ждать, тем более – развратную. Желаю прямо сейчас к исполнению подвигов приступить. А ежели кто возражает, так тех я по кочкам разнесу! Председателя осекре-тарю, секретаря оциркулярю, а докладчика одепешу! Кто да кто против богатыря Фомы, прошу поднять руки.

Желающих не нашлось. Сим боязливо передал бумагу сильномогучему Беренникову, тот небрежно сунул ее куда-то. Лес поразился грозному виду мага. Вот ведь как напугал старожилов страшными словами и неведомыми карами! И что это за подвиги такие: истопить баньку, подоить корову?

Вся компания поднялась из-за стола и вывалилась на улицу. Сияла полная луна. В лунном свете протопали они к дому Коса, где на крутом берегу стояла рубленая банька. Сложена она была из сосновых бревен, имела просторный предбанник, каменку и широкий полок. Нов ожидал, что Кам для начала станет рубить дрова, но не тут-то было. Рой взял толстенную вагу и вывернул сруб из земли. Затем натаскал валунов и забил предбанник. Еще раз подвел вагу, да и навернул баньку с крутого бережка в воду. Набитый камнями сруб не затонул только потому, что воды в Ое было чуть выше колена.

– Истопил, – развели руками старожилы. – Задание выполнено.

С конюховой коровой пришлось потрудней. Никакая это оказалась не корова, а самый настоящий бык по прозвищу Демократ. В дойку бык никак не давался, рыл землю копытами, норовил надеть богатыря на рога. Но Кам ухватился могучей рукой за железное кольцо, продетое в ноздри Демократа, а другую руку с зажатой в ней кружкой сунул быку под брюхо. Чего он там надоил, Лес так и не понял.

Старожилы заглянули в кружку и признали, что удой невелик, как в советских колхозах, но и малый результат есть посильный вклад в выполнение Продовольственной программы.

Третье и последнее задание и выполнять не пришлось. Когда старожилы и гости вошли в конюшню, Инфляция уже ожеребилась. Трое жеребят-стригунков скакали вокруг матери, а при виде людей бросились к ним с большим желанием поиграть. Жеребята были черными, хотя и посветлей Верного и Банана, и с белыми звездами во лбу: с одной, двумя и тремя.

– Хороша тройня, – признал конюх.

О том, что Инфляция не окотилась и не опоросилась, никто, кроме Леса, и не вспомнил.

– Получай, Фома, прописку! – заключил коновал.

– Прими присягу! – добавил кузнец и толкнул Роя на Виша, вставшего позади богатыря на четвереньки. Кам упал. Старожилы перекатили его на живот, Кос сел ему на спину, а Виш – на ноги. Сим достал из-за голенища деревянную ложку, облизал и врезал десяток горячих по заднице мага. Потом старожилы подняли сильномогучего на ноги, конюх протянул кружку, фершал – малосольный огурец, а кузнец достал из-за пазухи бутыль. Эта, правда, была поменьше, чем на столе в кузне.

– Продолжим банкет? – спросил Сим, когда бутыль опустела.

– Нет, – сказал Кам. – Время уже позднее, пора и на боковую.

– Пора так пора, – легко согласились старожилы и сразу же разошлись каждый в свою сторону. А маг и чародей отправились в заезжую. Из трапезной Кам Рой свернул в дверь «Слава Богу», а Нов через красный уголок прошел к себе в «Спи спокойно». Не зажигая огня, он разделся, откинул одеяло и…