Текст книги "1904. Год Синего Дракона (СИ)"

Автор книги: Сергей Курган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)

Суецуги Наодзиро принял решение, и "Акацуки" под одной исправной машиной пошел в тени Лаотеншанских гор к бухте Белого Волка.

Третий отряд истребителей Первой эскадры Соединенного флота этой ночью состоял из четырёх кораблей – помимо наспех подлатанного после боя с русскими кораблями флагманского 'Усугумо' и уже привычных 'Синономе' и 'Сазанами', в кильватере шел четвертый корабль, родной брат 'Синономе' – истребитель 'Акебоно' – приданое усиление из состава Второго отряда истребителей. Цучия Микикане периодически с тревогой поглядывал на новичка своего отряда, но тот пока что довольно четко держал своё место в строю. Спина, контуженная в прошлом бою, начинала предательски ныть – очевидно, к ухудшению погоды, но виду Микикане не подавал. Ни к чему стоящему сейчас рядом на мостике лейтенанту Масуда знать о слабости командира. Тем более, если это – последствие не совсем удачного решения командира в прошлом бою. Решения, уложившего на госпитальную койку прежнего командира 'Усугумо' капитан-лейтенанта Ояму. Корабли Цучии подошли к Артуру чуть позже, чем корабли Первого отряда. Поэтому истребителей Асайя на южных подходах к рейду они уже не застали. Очевидно, Асай избрал какой-то иной путь для атаки русских. Что ж! Тем лучше для отряда Цучии – больший простор для маневра и полная свобода действий. Задачами отряда на эту ночь была атака русских сил при их нахождении на рейде, при их же отсутствии – провоцирование береговых батарей и дежурных кораблей на напрасную стрельбу и выбрасывание снарядов в море. Другими словами – игра на нервах русских. Те дежурные корабли, что Микикане увидел на рейде у входа в гавань Порт-Артура, явно не тянули на цель, достойную риска проведения минной атаки. К тому же, отсутствие поблизости Первого отряда могло говорить о том, что его командир уже принял решение атаковать. Значит – не стоит ему мешать. Пусть этот выскочка Асай, критиковавший его, Цучию, за непродуманную атаку русских крейсеров 22 февраля, теперь сам отведает, каково это – идти на готовые к отражению атаки корабли. Нет, он, Цучия, конечно, благодарен Асаю за то, что тот мастерски прикрыл его отход, а если точнее – то бегство от 'Новика' в тот день, вызвав огонь на себя. Но всё же не нужно было вот так, открыто, критиковать решение Цучии об атаке... Микикане сжал поручни мостика со всей силы. Так, что заболели пальцы. Чёртовы гайдзины! Ничего! Сейчас мы поиграем у вас на нервах! И он повернулся к Масуде:

– Приготовить к сбросу световые буи!

– Есть!

Через минуту с кораблей Третьего отряда в воду начали сбрасывать небольшие буи. В каждом из них был установлен патрон фосфористого кальция. При контакте с водой он загорался ярким мертвенно-бледным пламенем. Группа огней, появившихся внезапно на рейде Артура, не могла не привлечь внимание русских наблюдателей. На то и был расчет – либо гайдзины откроют стрельбу и напрасно будут бросать в море свои снаряды, либо пошлют в разведку кого-то из дежурных кораблей. Чем может для одинокого русского миноносца или канонерской лодки закончиться встреча в темноте с четырьмя японскими истребителями – догадаться не сложно...

Прожектора тут же вытянули свои длинные щупальца по направлению к огням, мерцавшим среди тёмных волн. Не найдя ничего, достойного внимания, световые лучи принялись обшаривать прилегающую к буйкам водную гладь. Вот один из лучей прошелся по идущему вторым 'Синономе', выхватив на миг его двухтрубный силуэт из тьмы. Тут же второй луч метнулся к отряду Цучии, через минуту нащупав концевой 'Акебоно'. Первый же прожектор в это время успел поймать и почти тут же потерять головной 'Усугумо' и следовавшие за ним 'Синономе' и 'Сазанами'. Следом на берегу замелькали вспышки и в море поднялось несколько фонтанов. Довольно далеко от истребителей Цучии. Но стрельба велась русскими артиллеристами как-то слишком уж вяло и неторопливо – два-три выстрела, потом, очевидно, поправка прицела – опять выстрел-два. В общей сложности, выпустив десятка два снарядов, береговые батареи прекратили огонь по неясно видимой цели. Правда, дежурные миноносцы русских отошли от берега и встали чуть мористее, правда, всё-ещё под надежным прикрытием береговых орудий, так что желания их атаковать у Цучии не возникло. Хотя, может стоит попытаться выманить их дальше в море? Заодно и подразнить ещё раз береговые батареи...

– Вспышки на левом крамболе! – крик сигнальщика оторвал Микикане от раздумий.

Действительно – на юго-западе мелькали зарницы орудийных выстрелов. Причем – стрелял явно не одиночный корабль, а целый отряд. Что ж! Значит Асай добился своего, значит поймал в ловушку кого-то из дежурных кораблей русских. Опять ему повезло! Раз так – нужно и себе попытаться кого-то из стажей порт-артурского рейда завлечь под снаряды и мины. Описав широкую петлю, Третий отряд истребителей развернулся на обратный курс. Ещё через несколько минут отряд Микикане повернул прямо ко входу в гавань Артура. Нужно посильнее разозлить русских. Чтобы кто-то из них, в азарте боя, погнался за японцами в море, навстречу своей смерти. Вот они уже пересекли линию плавающих буёв, приближаясь к Артуру. И вот тут их, наконец-то, заметили. Прожектора метнулись к ним, сначала один, затем – и другой, намертво вцепившись в головной 'Усугумо'. Вновь рявкнула где-то на берегу пушка и фонтан вырос почти прямо по курсу японского отряда. Затем – ещё один. Ближе. Прожектора здорово слепят, так что не разобрать, что происходит на внешнем рейде Порт-Артура, но, кажется, один из русских миноносцев двинулся им навстречу. Клюнул! Третий фонтан вырос ещё ближе к головному японскому истребителю. В принципе, русским можно даже не менять прицел – 'Усугумо' сам подставится под следующий выстрел. Пора отворачивать!

– Лево на борт!

Почти на полном ходу корабли Цучии принялись отворачивать от Артура, направляясь в темноту открытого моря. Вот уже последний его мателот – 'Акебоно' начал разворот на обратный курс. Прожектора русских теперь освещали его, поэтому стало возможным немного осмотреться и разобраться в окружающей обстановке. Русский миноносец, заложив крутой поворот вправо, похоже, возвращался на исходную позицию. В любом случае – в погоню он не пойдет. Нужно придумать какой-то другой фокус, чтобы его выманить. Но судьба не дала на это времени.

– Корабль слева по борту! – крик сигнальщика заставил Цучию вздрогнуть.

Но то, что он увидел в следующее мгновение, бросило его в холодный пот. Из мрака ночи на них шел трёхтрубный корабль, чьи стремительные обводы были слишком хорошо знакомы Микикане. Ещё с прошлой их встречи. Из тьмы, рассекая волны своим острым форштевнем, на них шел 'Новик'.

Открыв прожектора, русский крейсер обрушил огонь своей артиллерии на японские корабли. Но не только он – из темноты на отряд Цучии выплескивали яркий электрический свет ещё четыре прожектора. Значит – 'Новик' здесь явно не один. И эта четверка не только освещала японцев. Целый град малокалиберных снарядов обрушился на концевые истребители Третьего отряда. Вода вокруг них буквально кипела.

Повернув 'все вдруг' вправо, Цучия пытался вывести свои корабли из-под губительного огня, чтобы потом оторваться, пользуясь преимуществом в ходе. И это ему удалось. В том смысле, что все его корабли одновременно отвернув, начали уходить на юго-запад, подальше от Порт-Артура. Но в эту ночь в отряде Цучии был и 'не его' корабль. 'Акебоно' чуть замешкался с поворотом, за что тут же и поплатился. Микикане видел, как отставший корабль попал под сосредоточенный обстрел всего русского отряда. В принципе, для японца хватило бы и четверки 'шихаусских' миноносцев, но, когда кроме 'подарочков' калибром в 75 и 47 миллиметров прилетают ещё и гостинцы в сто двадцать, то дело идет значительно веселее. Тем более, что комендоры 'Новика' имели куда больше практики, чем артиллеристы того же 'Боярина'. Получивший три сокрушительных попадания, окутавшийся паром, 'Акебоно' стал быстро отставать от остальных истребителей, попав в цепкие лапы четырех русских миноносцев. 'Новик' же продолжал преследовать Цучию, ведя огонь из бакового орудия по уходящим в ночь истребителям. Снаряды визжали вокруг японского флагмана, но, очевидно, Аматерасу решила, что одного жертвенного агнца из Третьего отряда будет вполне достаточно в эту ночь. Через несколько минут, разрядив по уходящим японцам все орудия правого борта, 'Новик' повернул туда, где всё ещё огрызался угодивший в ловушку 'Акебоно'. Правда, огрызался он всё реже и реже...

Навалившись на изуродованное ограждение мостика и зажимая рану в боку, капитан-лейтенант Куцуми Ясао обвел взглядом свой корабль. Пробитая во многих местах и залитая кровью палуба тускло блестела в электрическом свете прожекторов. Разбитые утлые шлюпки, лохмотья парусиновых коек, искореженные минные аппараты, подбитые орудия, рядом с которыми – тела убитой прислуги. Пробитые трубы, из которых валил дым вперемешку с паром, поднимаясь в высокое звездное небо... Вокруг то и дело поднимались столбы воды, лопались снаряды русских миноносцев, попадая в его корабль, стонали раненные, свистели и выли осколки, с глухим ударом высекая искры из металлических частей, оказавшихся у них на пути или заставляя вскрикивать от боли, вонзаясь в живую плоть. 'Акебоно' был обречен. Хоть крейсер и не остановился для того, чтобы их добить, это наверняка сделают четыре русских истребителя. Тем более, что из всей артиллерии исправно действовала только одна бортовая 57-миллиметровая пушка под мостиком да кормовая трёхдюймовка. Поредевшим расчётом последней командовал офицер. Без фуражки, с перевязанной какой-то тряпкой левой рукой. Несмотря на расстояние и слепящий свет русских прожекторов, Ясао узнал его – это был мичман Сима Юкичи. Обессиливший от потери крови, упал рулевой – последний, кроме Куцуми, человек на мостике, ещё державшийся на ногах. С трудом оттащив рулевого в сторону, капитан-лейтенант сам встал к рулю. Впрочем, толку от штурвала всё равно уже не было – даже если рулевое управление ещё и было исправно, в чем Ясао сильно сомневался, то корабль, потерявший ход и еле ползущий по инерции, всё равно уже не слушался руля. Из-под мостика рявкнула пушка, послав очередной снаряд во врага. Ясао грустно улыбнулся. Его моряки сражались с упорством обреченных, но исход боя давно уже был предрешен. Взгляд скользнул по глядящей куда-то в небо искалеченной носовой пушке, по телам её расчета, так и оставшегося на своём посту среди искореженного металла палубного настила и оборванных лееров, по изуродованному мостику, по слепому, разбитому прожектору. Опираясь на ставший бесполезным штурвал, Куцуми повернулся к корме – туда, где раз за разом била по неприятелю кормовая трёхдюймовка. Вот что-то яркое полыхнуло на палубе в корме, и орудие замолчало. Неужели всё? Ясао посмотрел на столбы дыма и пара, поднимавшиеся в высокое небо. Иногда из пробитых труб истребителя вырывалась одинокая багровая искорка и устремлялась куда-то ввысь, тая где-то там, среди звезд. Словно душа ещё одного японского моряка возносилась к вечному покою... А над всем этим, в темном бескрайнем небе, безразлично взирая на море, плыл бледный диск луны. Сознание услужливо извлекло из памяти строки Ёса Буссона:

'В одиночестве

Как никогда оценишь

Дружбу с луной'

Кормовая трёхдюймовка вдруг ожила – Ясао увидел, как возле неё, пошатываясь от контузии, копошился Сима Юкичи. Хромая, кто-то из матросов подтащил ему очередной патрон. Несколько секунд – и кинжал пламени вылетает из ствола орудия в сторону гайдзинов. Кормовой трёхдюймовке тут же вторит орудие из-под мостика. Бой продолжается. И дешево победу врагу отдавать никто не собирается... Яркий свет внезапно залил всю носовую часть 'Акебоно'. Два мощных прожектора, бьющие откуда-то с левого крамбола, превратили ночь в день. И тут же высокий столб воды вырос в двух десятках метров от борта истребителя. Следом ещё один такой же, но уже ближе. Затем – удар, где-то в самом носу, у форштевня. Раскаленные искры металлических обломков веером разлетаются в черном небе. Куцуми выпрямился, насколько смог, держась правой рукой за штурвал, чтобы не упасть. Вот теперь – точно всё... Этот свет и тяжелые снаряды означали только одно – 'Новик' вернулся к месту боя, чтобы добить свою жертву...

Превозмогая боль и с трудом наводя поврежденное орудие, Сима Юкичи едва не упал на скользкую от воды и крови палубу, когда два удара почти одновременно встряхнули весь корпус 'Акебоно'. Снаряды попали куда-то в район мостика. По крайней мере именно там Юкичи видел две яркие вспышки. После этого орудие из-под мостика уже больше не стреляло. Очевидно, либо подбито окончательно, либо все погибли. 'Что ж, скоро настанет и наша очередь...' – пронеслось в голове мичмана. Раненный матрос притащил ему ещё один патрон. Последний. Юкичи с трудом зарядил его единственной здоровой рукой и принялся наводить орудие куда-то в сторону прожектора. Поврежденный механизм наводки работал рывками и со скрежетом пережёвываемого металла, но ещё работал. Только бы успеть... Удар вновь потряс корпус истребителя. Откуда-то из недр котельного отделения вверх ударила ещё одна шипящая струя пара. Выстрел! Орудие рявкнуло и так и осталось в положении отката. Всё, похоже – накатник накрылся! Сима опустился на палубу, прислонясь к тумбе орудия. Рядом, у борта вырос очередной фонтан, окатив его и сидящих рядом двоих матросов ледяными брызгами. Волны уже начали перекатываться через палубу. Значит, ждать осталось недолго. Из открытого люка машины выбрались на палубу двое – перепачканные, опаленные и оборванные, они никак не походили на бравых военных моряков. Вот кто-то пробирается по палубе, пытаясь добраться до кормы. Но вдруг у самого основания третьей дымовой трубы вспыхивает яркое желтое пламя, и тело моряка, как безвольная тряпичная кукла, летит за борт. Через секунду туда же, в холодные темные волны, падает и сбитая дымовая труба. Что-то металлическое звонко бьет по и без того искорёженному щиту орудия. Но мичман уже не обращает на это особого внимания. На палубе истребителя осталось пятеро живых человек. Пока ещё живых. Но все прекрасно понимают, что это – конец.

Четверых-пятерых,

Что плясать ещё не устали,

Озаряет луна...

– Прекратить огонь!

Илья молча взирал с мостика крейсера на тонущий японский истребитель. Здесь не было ослепительно-яркого взрыва мины или глухого утробного взрыва парового котла. 'Акебоно' просто тонул, черпая воду многочисленными пробоинами и увлекаемый ко дну страшной тяжестью металла. Тонул почти на ровном киле – лишь в последний момент корма поднялась вверх, сверкнув пером руля, и тут же скрылась в волнах.

Через несколько минут со шлюпок на палубу 'Новика' подняли пятерых японцев. Двое из них, включая мичмана, были без сознания...

Одинокий истребитель шел в полной темноте под самым берегом Лаотеншаня к бухте Белого волка. Идя под одной правой машиной, 'Акацуки' то и дело пытался уйти влево, к берегу. Суецуги Наодзиро уже несколько раз корректировал его курс пытаясь и остаться в узкой полоске тени под берегом, и, одновременно, не выскочить на прибрежные камни. Полоса тени становилась уже и уже – горы на берегу становились всё ниже по мере приближения к бухте Белого волка. Ещё два-три кабельтовых – и нужно поворачивать вправо, покинуть спасительную тень и попытать счастья в прорыве в открытое море. Вспышки за кормой прекратились – значит, корабли Первого отряда оторвались от русских. А вот на востоке бой ещё продолжался. Жаль, что его корабль не сможет дать полный ход – для исправления машины понадобится, как заверил механик, не меньше нескольких часов. Поэтому придется прорываться под одной машиной. Это двадцать узлов, не больше. Но, другого выхода всё равно нет.

– Буруны прямо по курсу! – крик сигнальщика грубо прервал размышления о предстоящем прорыве.

Наодзиро увидел впереди, не далее, чем в сотне метров, светлый узор пены, окружавший темную гряду камней. Она тянулась, похоже, от самого берега, местами едва возвышаясь над водой, а кое-где скрываясь в волнах. 'Акацуки' шел прямо на неё.

– Право на борт!

Нос корабли покатился вправо, но слишком медленно. Он точно успеет увернуться от расположившейся прямо перед ним каменной гряды, но тут правее Суецуги увидел ещё одну груду камней. Она едва возвышалась над водой, и, будь волнение на море сильнее, её, конечно же, заметили бы намного раньше. А теперь на циркуляции, нос истребителя катился прямёхонько на неё. Правда, между двумя этими грядами оставался почти кабельтов свободной воды.

– Лево на борт!

Рулевой с бешеной скоростью стал вращать штурвал в противоположную сторону. Влево 'Акацуки' начал ворочать значительно веселее. Словно сам понимал, что от этого зависит сейчас его спасение. На скорости почти в восемнадцать узлов детище верфи Ярроу под японским флагом влетело в узкий пролив между двумя каменными банками отмели Кай-ио-шо. Ещё через несколько секунд хрящ, ракушки и галька морского дна начали обдирать водоросли и краску с днища истребителя. Проскрипев металлом по камню, 'Акацуки' замер с дифферентом на корму и креном на правый борт.

Наодзиро поднялся с настила мостика, потирая ушибленное при падении плечо.

– Осмотреться в отсеках! Доложить о повреждениях!

Он оглянулся – из труб истребителя в небо улетали целые снопы искр – это горела сорвавшаяся от резкого сотрясения сажа, предательски выдавая их местоположение. Но, хвала Аматерасу, скоро искры погасли и всё вокруг вновь погрузилось в темноту...

...

– Затоплений нет, котлы и правая машина исправны!

– Самый полный назад!

Винт бешено замолотил воду, и её мутный бурлящий поток понесся вдоль правого борта истребителя, вымывая песок и ракушки из-под кормы корабля. Но корпус не сдвинулся и на сантиметр. Вновь и вновь Суецуги давал задний ход, но, похоже, 'Акацуки' плотно засел в этой природной западне. Как же обидно! Ускользнуть из расставленной русскими ловушки чтобы вот так бездарно сесть на мель! До рассвета меньше часа. Если не удастся снять корабль в ближайшие полчаса, придется взорвать его. Корпус чуть вздрогнул, и дифферент на корму немного увеличился. Неужели получается?

Луч сигнального фонаря уперся прямо в мостик 'Акацуки'. И затем замигал, передавая азбукой Морзе сигнал. Сначала на английском, потом на японском, хоть и с ошибками, но разобрать удалось: 'Сдавайтесь или будете уничтожены!'

– К орудиям! За императора! Банзай!!! – только и успел скомандовать Суецуги.

– Банзай!!! – пронеслось над палубой обреченного истребителя и десятки рук вознеслись к темному, холодному и безразличному зимнему небу.

Слепящий свет больно резанул по глазам, заставив зажмуриться. И тут же последовало рычаще-шипящее: 'р-ра-атш – бум!' Столб сверкающих ослепительных брызг вырос под самой кормой миноносца. И ещё. И ещё. И снова. Разлетелась воющими осколками рваного железа верхушка четвертой трубы. Вскрикнув порванными струнами антенны, рухнула за борт перебитая мачта. Комендоры приникли к своим орудиям, подносчики торопливо тащили патроны, спотыкаясь, падая. Иногда – чтобы уже не подняться никогда. Несколько чугунных гранат лопнули на палубе истребителя, калеча своими крупными, тяжелыми осколками всё, что попадалось на пути – палубное оборудование, дымовые трубы, орудийные станки, человеческую плоть. А затем на палубу истребителя обрушился ливень. Из свинца.

Пулемет системы Хайрема Максима – страшная вещь. Жуткая. Машина для массового убийства людей. Первое в истории оружие массового поражения. Каждая секунда стрельбы – это десяток пуль калибра в три русских линии, посланных во врага. На боевом марсе 'Боярина' таких машин смерти было две. С возможностью их свободного перемещения на любой борт...

Тяжелые свинцовые пули щелкали по палубе миноносца, пробивая легкие конструкции или превращаясь в брызги раскаленного металла при попадании в более массивное железо. Иногда уже после того, как прошли через ещё живую плоть...

Огрызнуться в слепящий белый свет комендоры 'Акацуки' успели лишь несколько раз...

Наша жизнь – росинка.

Пусть лишь капелька росы

Наша жизнь – и все же...

– Каков счет от мясника? – поинтересовался Илья.

– Повреждены 'Выносливый', 'Властный' и 'Грозовой'. Последний – особенно сильно. Вернулся на одной машине, и та работает с перебоями. Один 'Внимательный' отделался легкими царапинами.

Илья пристально вглядывался в силуэты торпиллеров, медленно идущих к Минному городку. В свете разгорающегося утра даже отсюда, с мостика 'Петропавловска', было видно, что храбрым корабликам здорово досталось этой ночью.

– А что по людям?

– Матусевич ранен в руку и легко контужен. Двое нижних чинов убито, двадцать два – ранено. Такой вот счет от мясника, Ваше превосходительство...

– У меня в отряде – двенадцать раненных. Убитых, слава Богу, нет. Но трое раненных – очень тяжелые. Корабли серьезных повреждений не имеют, хотя несколько заплаток на паре 'немцев' появятся по итогам сегодняшней ночи. Да и 'Новику' пробитую трубу залатать нужно.

– А улов?

– Потопленный японский контрминоносец. И пятеро пленных японцев. А у тебя?

– Потопленный истребитель 'Касуми'. И засевший на камнях под самым берегом 'Акацуки'...

– Загнали на берег?

– Да нет. Похоже, он сам по дурости на мель напоролся, пытаясь тихонько уйти после полученных повреждений.

– Не увидел берег?

– Не то, чтобы берег. Чуть западнее бухты Белого волка довольно далеко в море выдается каменистая отмель с банкой Кай-ио-шо на конце. Торчит от берега под прямым углом, как оттопыренный палец. Вот на неё-то он и нарвался. А мы его случайно засекли. Мы ж возле этого района место сбора кораблей отряда перед возвращением на рейд назначили. Ну и пришли туда ожидать потерявшегося 'Грозового'. Сначала было, подумали, что это наш миноносец на камнях засел. А потом силуэт разглядели – японец! Ну и прошлись по нему частым гребнем пушек и пулемётов.

– Сильно поврежден?

– Визуально – не очень.По крайней мере – пробоин не много, и почти все – над ватерлинией. Затопления – только в двух отсеках, до уровня нижней палубы. С приливом нужно будет попробовать снять. Корвину будет шикарнейший подарок для его пропаганды.

– Что, японцы не взорвали свой корабль?

– Не успели. Сразу не подорвали, а потом уже некому было. В плен только восемь кочегаров попало. Могло бы быть десять, но двоих, бросившихся вплавь к берегу, наша противодесантная партия встретила... Уже на берегу... в итоге – живой остался только один. Так что девятый японец где-то у сухопутных сейчас. А палубная команда – вообще вся в винегрет... Вервольф поморщился, вспоминая вид японского истребителя.

– Что, всё так плохо?

– Илья, ты знаешь, я видел в своей жизни достаточно смертей. Но то, что творилось на палубе 'Акацуки' – это просто маленький филиал Армагеддона. Палуба вся была багровая. Про руки-ноги-головы отдельно от туловищ я уже молчу. Мы, когда с Семеновым поднялись на борт японца, просто остолбенели от увиденного. Я-то, с дуру, 'Маузер' свой изготовил, ещё когда подходили на катере. Типа на абордаж собрался идти. Корсар хренов! А там и первого катера с ребятами мичмана Денисова вполне хватило бы. Чтобы кочегаров вытащить на свет божий. В общем, скажу тебе, дерутся желтолицые парни отчаянно. Все остались на своих постах. До последнего. На 'Касуми', кстати, такая же петрушка была. Даже после взрыва минного аппарата продолжали отстреливаться. И ни один офицер не спасся.

– Ясно. У нас такая же история. 'Акебоно', а если верить пленным, то это был он, тоже дрался до последнего. Из офицеров – один мичман спасся, правда, его спасли матросы – он сам без сознания. Не знаю, выживет ли. Но ребята отчаянные, тут ты прав.

– Нужно дать крейсерам два часа отдыха. Если Того заявится в гости, 'Новик' с 'Боярином' нам понадобятся.

– Да, я уже распорядился. Пока ты на катере добирался.

– Это хорошо. Потому как парни измотались здорово за ночь...

– Зато каков результат!

– Хорош результат, не спорю. Но второй раз японцы на такую удочку не поймаются. Нужно будет что-то другое думать.

– Придумаем.

– Конечно. Куда ж мы денемся?!

– Вот именно.

Трёхтрубный высокобортный крейсер неторопливо катился к выходу из гавани, направляясь на внешний рейд.

– Смотрю, 'богиня охоты' уже направляется на свой пост?

– Да, Серег, уже пора готовить ковровую дорожку для встречи дорогих гостей.

Вервольф машинально взглянул на часы – действительно, пора!

– Слушай, есть предложение! Как только 'Силач' оттащит 'Грозового' к причалу, послать его – пусть с приливом попытается стянуть японца на глубокую воду! Даже если не сможем отремонтировать – всё равно трофей-есть трофей. Микадо от злости съест свой веер!

– Хорошо, так и сделаем. Если Того не помешает.

– Добро! – Вольф улыбнулся, – Тогда я погнал на Лаотеншань. Казачки вон уже лошадей приготовили. И Мякишев уже на причале. Так что мне – пора. Береги тут себя!

– И ты тоже будь осторожен!

– Обязательно! Я ж в землю зароюсь так, что никакой японский черт меня там не найдет!

Пожав адмиралу руку, Сергей понесся с мостика флагмана вниз по трапам...

Проводив товарища взглядом, Илья смотрел, как разрезая подсвеченные взошедшим солнцем волны, в море выходил тральный караван. Обычное, рутинное ежедневное траление внешнего рейда. После напряженной, страшной ночи, оказавшейся для многих последней ночью их жизни, начинался погожий, тихий и ясный день. Двадцать шестой день февраля. Тридцать первый день войны...