Текст книги "1904. Год Синего Дракона (СИ)"

Автор книги: Сергей Курган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

Сразу вслед за этим два отряда разделились – 'Новик' со своими миноносцами повернул в сторону Дальнего, а 'Боярин' повел свою 'волчью стаю' за Лаотеншань. Для всех в порту корабли уходили на ночную разведку и рекогносцировку. Отряд Модуса – к Эллиотам и в Талиенвань, отряд Вольфа – к северному побережью Квантуна. На самом же деле, новое руководство эскадры спешило максимально использовать то немногочисленное своё послезнание о ходе боевых действий под Артуром, пока их деятельность ещё не слишком сильно изменила канонический ход событий. Насколько помнил Вервольф, Того должен был вот-вот прийти к Артуру для его бомбардировки. Если ему память не изменила (а она в интимных отношениях с другими пока что замечена не была), то должно было это случиться именно завтра, двадцать шестого февраля. А у господина Того всегда была привычка высылать вперед разведку из пары отрядов истребителей. Всегда. В той, известной Сергею истории, это привело к тому, что в ночь перед бомбардировкой отряд русских истребителей под командованием Матусевича и японский первый отряд под командованием Асая устроили друг другу 'тёмную' – полуторачасовую трёпку с ничейным результатом, а вот другой японский отряд под утро перехватил и утопил возвращавшийся из разведки русский миноносец 'Стерегущий'.

Терять свои корабли за здорово живешь никому на русской эскадре, конечно, не хотелось. Особенно попаданцам. Которые, в отличие от остальных, пока что знали, к чему идет. Конечно, подготовка к отражению бомбардировки велась полным ходом. Ибо под соусом 'наличия достоверных агентурных данных' перед Мякишевым, Лутониным и Черкасовым была поставлена вполне конкретная задача разработать и, самое главное, реализовать систему перекидной стрельбы кораблей эскадры с Внутреннего рейда в направлении Лаотеншаня. Осталось отучить легкие силы японцев от привычки шастать по артурскому рейду, как по своему двору. И вот, на очередном вечернем совещании 'коллегии попаданцев', и был разработан план нынешней операции. Суть её состояла в следующем. Насколько помнил Сергей, японцы, приходя на рейд Порт-Артура, вступали в перестрелку с дежурными кораблями и в свете открытых русскими прожекторов получали прекрасную возможность оценить обстановку на Внешнем рейде. А затем уходили в темноту – либо в сторону Лаотеншаня, либо в сторону Дальнего. Поскольку невозможно было заранее предугадать маневр японцев, то решено было создать два 'охотничьих' отряда, которые должны были устроить японцам 'тёмную'. Естественно, посвященными в план операции были только командиры участвующих в ней кораблей...

И вот теперь вышедшие в море отряды разделялись. Каждый уходил в свой район предстоящего ночного патрулирования, а если повезёт – то и охоты.

* * *

Глаза Сейдзиро напряженно вглядывались в ночную тьму. Он, капитан первого ранга Асай, командир Первого отряда истребителей, вел сейчас свои корабли к Внешнему рейду Порт-Артура. Где-то мористее сейчас должен был находиться Третий отряд. У обоих было одно задание – произвести разведку рейда и атаковать вражеские сторожевые корабли. Но пока что получалось выполнить лишь первую часть задания. Находясь во тьме, он смог разглядеть в отсвете периодически работающих русских прожекторов несколько силуэтов, в том числе один явно принадлежал русскому четырехтрубному миноносцу. Ближе подойти пока что никак не выходило – длинные лучи прожекторов вспарывали ночную тьму, прочесывая подходы к рейду. А быть обнаруженным ещё до выхода в атаку – значит сорвать её. В памяти ещё свежи были краски той картины, что он наблюдал несколько дней назад, когда Третий отряд пытался атаковать русские корабли северо-западнее Эллиотов...

Поэтому его корабли сейчас уже второй раз меняли курс, пытаясь остаться незамеченными. А тут ещё, как на зло, на звёздное небо выплыла серебряная лампа Луны. В её тусклом свете показались мутные очертания берегов. Часы показывали два десять. Ночное светило поднималось всё выше, его серебристый свет ложился тусклыми бликами на холодные воды зимнего моря, на горы Квантуна, на поручни мостика миноносца. Асай отдал короткую команду и Хазама Коота, командир флагманского 'Сиракумо' ещё уменьшил скорость. Сигнал тут же передали следующим мателотам. Отряд японских истребителей крался к Артурскому рейду, как барс подкрадывается к своей добыче. Но что-то пошло не так. Толи кто-то из глазастых русских наблюдателей увидел сигналы японцев о уменьшении хода, толи просто по воле случая или какому наитию русский прожекторист решил осмотреть этот сектор рейда, но так или иначе – луч прожектора с Электрического утёса прошелся по волнам в нескольких десятках метров от головного корабля японцев. Следом сюда же потянулся ещё один луч – на этот раз – с Тигрового. 'Сиракумо' резко отвернул влево, уходя в сторону моря. Следом за ним пошли и его мателоты. Японскому командиру совершенно не нравилась перспектива попасть под огонь стоящих на рейде русских канонерок, миноносца (а может – и двух – точно сигнальщики пока не разглядели) да десятков стволов береговой артиллерии ещё до выхода в атаку. Поэтому Первый отряд отходил сейчас подальше в темноту февральской ночи. Хотя, предательский лунный свет не позволял ей стать надежной защитой кораблям Микадо. Слишком неплотной была эта тень...

'Тень... Если бы укрыться в тени от этого лунного света! Но на небе – ни облачка. Ясное. Звездное. С висящей над Квантуном Луной...' – мысли проносились в голове Сейдзиро, – 'Серебристые горы, море под ними, укрытое тенью...'

И тут его словно прожгло молнией: 'Тенью! Море, покрытое тенью от гор Лаотеншаня! Ну конечно – идеальное укрытие для того, чтобы подкрасться к Внешнему рейду Порт-Артура и атаковать кого-то из зазевавшихся русских!'

И 'Сиракумо' повел мателотов к смутно проступавшим на горизонте очертаниям гористого мыса.

* * *

Глаза, уже давно привыкшие к темноте, смутно различали силуэты идущих в кильватере миноносцев. Хотя, правды ради, следует сказать, что реально различить можно было только первых двух. 'Выносливый' и 'Властный' казались тёмными призраками, крадущимися в темноте вслед за крейсером. 'Внимательный' и 'Грозовой' были видны лишь темными бесформенными пятнами в хвосте колонны, сливаясь с густой длинной тенью, которую отбрасывал высокий гористый берег Лаотеншаня.

Шел уже четвертый час ночи, но и на рейде Порт-Артура, и в окружавших его водах было тихо. Ни огонька. Ни звука. Лишь прожектора периодически шарили своими длинными световыми щупальцами по внешнему рейду. И всё. Тишина и мрак.

'Неужели не придут?' – эта мысль вот уже пару часов не давала покоя Сергею, прочно засев у него в мозгу, – 'Неужели канон уже настолько нарушен, что не будет ни ночной разведки японцев, ни последующей бомбардировки Порт-Артура? Возможно. Ведь некоторые события в этом мире изначально отличались от той истории, что мы знали. Так что вполне возможно, что вся эта затея с охотой – зря...'

– Корабль справа по борту! – приглушенный крик сигнальщика заставил вздрогнуть всех на мостике 'Боярина', оборвав невесёлые раздумья. Фон Шульц и Вольф одновременно бросились на правое крыло мостика. Там, где заканчивалась тень Лаотеньшанских гор, среди посеребренных лунным светом волн, в бледном свете ночного светила шел четырехтрубный истребитель. Сергей вскинул к глазам бинокль. Силуэт неизвестного истребителя до боли напоминал русские эсминцы типа 'Сокол' – такой же низкий бак с черепахоподобной палубой, рубка с пушкой сверху, четыре трубы, минные аппараты в корме... Ни дать, ни взять – русский 'соколенок'. Вот только не было сейчас в море ни одного 'сокола'! Ни одного, за исключением тех двух дежурных миноносцев на рейде у прохода в гавань...

– Японцы! – коротко бросил Сергей фон Шульцу.

– Да, Ваше превосходительство, вижу! Корабль – к бою!

Стоявшая у орудий прислуга тут же начала разворачивать орудия, выполняя команды артиллерийского офицера.

А следом за первым истребителем из мрака ночи в лунном свете уже материализовался ещё один четырехтрубный силуэт. Затем ещё один...

Японцы пока что не видели русский отряд, крадущийся в тени берега. Они шли по длинной дуге, очевидно сами намереваясь скрыться в тени от лунного света и затем уже, вдоль берега, выйти к рейду Порт-Артура.

– Три румба вправо, цель – головной! – раздавались на мостике отрывистые команды фон Шульца.

Предстоял бой на контр-курсах. Скоротечный и стремительный, в котором решающее значение имеет огневая мощь кораблей и скорострельность их орудий – ведь после первого огневого контакта противники могут просто потерять друг друга из виду. Даже после довооружения, русские эсминцы уступали своим японским визави по весу бортового залпа. Но у игроков из отряда под Андреевскими флагами в этой ночной партии был свой 'джокер' – крейсер 'Боярин'. Шульц выводил свой корабль в атаку на идущую навстречу японскую колонну, стараясь максимально сократить дистанцию до того, как их обнаружат. Чтобы бить наверняка, почти прямой наводкой. 'Выносливый' и 'Властный' повернули вслед за крейсером, 'Внимательный' и 'Грозовой' же исчезли из виду, и оставалось только надеяться, что они не отстали в темноте, а тоже повернули вслед за головными кораблями.

Вот уже всё ближе на волнах граница тени, пока что надежно укрывающая русские корабли от японцев. Те, похоже, действительно пока что не подозревают о присутствии русских кораблей совсем рядом. Сжав поручни ограждения мостика, Вольф пристально наблюдает за низкими серыми силуэтами вражеских истребителей, подсвеченных бледным лунным сиянием. Вот их головной истребитель отклоняется немного вправо, очевидно намереваясь войти в тень чуть ближе к рейду Артура. 'А может, всё-таки, заметил нас?' – проносится в мозгу шальная мысль. Но дальнейшие рассуждения внезапно прерывают вспышки и гром по корме 'Боярина'.

'Выносливый', а затем и 'Властный' ощетиниваются кинжалами пламени, которые выплёвывают жерла их скорострелок в сторону японцев. Всё! Дальше ждать нет смысла!

– Огонь! – разносится над мостиком команда фон Шульца и тут же тонет в грохоте выстрелов. Вспышки на мгновение ослепляют, а хлёсткий звук неприятно бьёт по ушам, привыкшим к тишине за часы, проведенные в ожидании вот этой самой минуты.

Вот он, момент истины!

Идущий головным японский истребитель исчез за стеной всплесков, но сквозь каскады опадающих брызг были видны несколько ярких вспышек – очевидно – попадания. Остальные же три неприятельских миноносца, открыв прожектора, принялись шарить их лучами по морю в том направлении, где сверкали вспышки выстрелов. Первым в световой капкан японского боевого фонаря попал 'Выносливый'. И тут же вокруг головного русского миноносца начали вырастать фонтаны воды. Следом осветили 'Властного', беспрестанно бьющего по головному японцу. 'Боярин' успел сделать ещё один залп из темноты, пока, наконец, прожектор концевого японца не осветил и его.

Сейдзиро Асай проклинал коварных гайдзинов самыми страшными словами, какие только знал самурай. Вокруг его корабля сейчас бушевал маленький филиал преисподней – взрывы русских снарядов, шум опадающих водяных столбов, вой проносящихся осколков, стрельба собственных орудий – всё это сливалось в какую-то жуткую какофонию на фоне светового шоу из вспышек выстрелов и лучей прожекторов. Цельной картины происходящего не получалось – вспышки выстрелов лишь на миг вырывали из тьмы отдельные участки палубы и группы людей у орудий. По правому борту в темноте сверкали ярко-желтые молнии – это русские корабли вели огонь по его отряду. Вот 'Асашио' и 'Касуми' последовательно поймали лучами своих боевых фонарей два русских истребителя. Стоящий рядом с Асаем капитан-лейтенант Хазама Коота бросал флагманский 'Сиракумо' из стороны в сторону, уклоняясь от русских снарядов. Пока что это ему удавалось. Хоть корабль и получил несколько попаданий, но серьезных повреждений пока что не было. Если не считать разбитый прожектор и нескольких раненных. И тут концевой 'Акацуки' осветил головной русский корабль. Намного более крупный и высокий, нежели у миноносца, корпус, три трубы. Русский крейсер второго ранга. Кошмарный сон японских миноносников. Флагманы двух отрядов – русского и японского – сейчас находились на траверзе друг друга, расходясь на расстоянии восемь, от силы – десять кабельтовых с суммарной скоростью в сорок узлов. Борт 'Боярина' озарился целой гирляндой вспышек. Два снаряда крейсера легли почти у самого борта 'Сиракумо' с недолётом, один с противным фырканьем прошел в паре метров над кораблём, а четвертый попал в кормовую трубу, пробил её навылет, загнув слегка набок, и взорвался уже почти за бортом. Его тяжелые, увесистые осколки прошлись по палубе японского истребителя. Асай услышал, как после взрыва где-то на юте миноносца раздался высокий пронзительный не то вопль, не то – вой, который, впрочем, очень быстро затих. Сейдзиро повернулся к командиру корабля:

– Коота, лево на борт, уходим отсюда! Это ловушка!

Словно подтверждая его слова русский малокалиберный снаряд ударил в щит носовой трёхдюймовки 'Сиракумо'. Чугунная граната не разорвалась при пробитии щита, лишь расколовшись на несколько частей. Но этого оказалось вполне достаточно – обезображенное тело японского артиллериста, с практически снесенной напрочь головой, в страшном кульбите полетело за борт.

– Есть, лево на борт!

И 'Сиракумо', выбрасывая из труб снопы искр, заложил крутую циркуляцию влево.

– Да погасите ж вы этот чертов фонарь! – фон Шульц не выдержал, когда 'Акацуки' в очередной раз провел лучом своего прожектора по мостику 'Боярина'.

Японская колонна круто поворачивала в сторону, пытаясь выйти из-под обстрела невесть откуда взявшихся русских кораблей. Дымящийся 'Сиракумо' умело увернулся от большинства русских снарядов и сейчас пытался раствориться в темноте, уводя за собой остальные истребители. Но русский отряд не думал отпускать противника. Почувствовав вкус крови, торпиллеры сейчас били по проходящим мимо них японцам на пределе скорострельности своих орудий. В 'Асашио' и 'Касуми' летели горячие русские гостинцы калибром в 75 и 47 миллиметров. Вот погас прожектор третьего японского корабля, буквально через несколько секунд на идущем вторым 'Асашио' последовательно сверкнуло две вспышки разрывов – одна между труб, вторая где-то в районе мостика, и его боевой фонарь также погас. Японские корабли, описывая крутую дугу на полном ходу, выбрасывая искры из труб, прорывались сквозь частокол всплесков на юго-запад, пытаясь оторваться от русских и раствориться в спасительной темноте ночного моря. Пушки 'Боярина' били по концевому японцу, каждые десять-пятнадцать секунд озаряя море вокруг крейсера яркими вспышками. 'Боярин' довернул вправо, пытаясь совершить классический охват хвоста японской колонны и ни на минуту не прекращая огонь по огрызающимся японским истребителям. 'Акацуки', получив два попадания, наконец догадался погасить свой прожектор, притягивавший снаряды к кораблю, словно магнит.

– Наконец-то! – выдохнул с облегчением Вольф, которому слепящий свет здорово мешал ориентироваться в окружающей обстановке. Они с фон Шульцем стояли на открытом мостике, поскольку из боевой рубки сквозь её узкие прорези рассмотреть хоть что-то в этой мешанине вспышек орудийных выстрелов, всполохов попаданий, ослепляющего электрического света прожекторов было просто нереально.

– Теперь главное – не потерять японцев в темноте! – процедил сквозь зубы фон Шульц.

– Да, нужно сбить ход хотя бы одному, Максимилиан Федорович!

– Сейчас организуем, Ваше превосходительство! – и повернувшись к рубке, – два румба вправо, самый полный вперед!

Нос крейсера покатился вправо, ложась на курс, параллельный головному японцу, уже почти скрывшемуся в темноте. Изогнутый лебединой шеей форштевень 'Боярина' резал волны, распахивая надвое темную воду, на которую ложилась струящаяся вдоль бортов белоснежная пена. Сам крейсер, слегка приподнявший полубак и словно присевший на корму, выбрасывающий винтами высокие буруны, со стороны сейчас чем-то напоминал гидроплан, начинающий разбег для взлёта. Впрочем, подобную ассоциацию он мог бы вызвать только у кого-то из попаданцев, если б хотя бы один из них мог видеть 'Боярина' со стороны. Но... единственный гость из будущего в этом квадрате моря сейчас стоял на мостике самого крейсера, а все остальные участники разворачивающейся у берегов Лаотеншаня драмы пока что не видели в своей жизни ни одного гидроплана даже на картинке. Да и слова такого ещё не знали...

– Огонь по головному!

Через несколько секунд баковое орудие 'Боярина' с грохотом и ослепительной в темноте вспышкой послало свой 'привет' японскому флагману. Чуть погодя полыхнули огнём бортовые стодвадцатки. Старарт крейсера нащупывал дистанцию до головного японца. Сергей, опираясь на слегка вибрирующее ограждение мостика, вглядывался в темноту. Там, где смутно угадывался темный силуэт японского эсминца, один за другим поднимались водяные всплески. Вот первый упал с недолётом. Затем, похоже, перелёт. Теперь снова недолёт, но уже ближе к японцу...

А за кормой 'Боярина' светопреставление продолжалось – хоть крейсер и перенес свой огонь на головной японский истребитель, но и без того, концевому кораблю японской колонны сейчас доставалось больше всего – после того, как впередиидущие мателоты довернули вслед за флагманом отряда, на 'Акацуки' сосредоточили свой огонь практически все русские истребители, огибавшие по дуге хвост японской колонны.

Суецуги Наодзиро, лейтенант Японского императорского флота и командир истребителя 'Акацуки', бросал свой корабль из стороны в сторону, пытаясь уклониться от сыпавшихся градом русских нарядов. Иногда ему казалось, что море буквально кипит вокруг, но, хвала Аматерасу, несмотря на то, что уже несколько раз русские снаряды били по корпусу и трубам, истребитель всё ещё сохранял скорость и управление. Эти чертовы северные варвары, подобно ночным демонам, свалились на их голову, явившись прямо из ночной тьмы. А ведь всего месяц назад сам Наодзиро вот так же, вынырнув из темноты на своём истребителе, атаковал ничего не подозревающих гайдзинов на внешнем рейде Порт-Артура. Тогда они взорвали три русских корабля. Хотя могли бы больше. Куда больше... И вот этой ночью богам стало угодно, чтобы они с противником поменялись местами.

'Акацуки' сейчас остервенело отбивался от русских истребителей, сосредоточив свой огонь на концевом вражеском корабле. Но тут сработало банальное численное превосходство стволов, бьющих по концевому японцу. Чей-то удачный снаряд вывел и строя рулевое управление японца во время маневра уклонения. И теперь 'Акацуки', двигаясь на скорости за 25 узлов, не поворачивал влево, как остальные корабли японского отряда, а потихоньку покатился вправо, прямо к концевому русскому – 'Грозовому'. Суецуги ругался, на чем свет стоит в синтоистской мифологии, но был бессилен – корабль не слушался руля, стремительно сближаясь с русским истребителем. Сойдясь на дистанцию чуть-ли не пистолетного выстрела, два противника теперь кромсали друг друга снарядами своих орудий.

Наодзиро видел, как один из его снарядов взорвался в самой середине выпуклого борта русского истребителя, потом ещё один – ближе к корме. Но вот над палубой русского полыхнула вспышка. Не один год прослужив на миноносцах, Суецуги знал этот пороховой всполох очень хорошо. Именно так труба минного аппарата выплёвывает во врага свою смертоносную сигару. Русский стал медленно отворачивать влево – очевидно – также лишился управления. Но всё внимание Наодзиро теперь было приковано к тёмным водам, разделявшим стремительно расходящиеся кораблики. Где-то там, среди холодных волн, неслась к неуправляемому японскому истребителю стремительная тень смерти. Безжалостная и неотвратимая. Вот она! У всех на палубе 'Акацуки', кто видел приближающийся пузырчатый след мины, казалось, остановилось дыхание. Тускло сверкнув меж волнами своим темным корпусом, похожая на гигантского угря мина пронеслась буквально в трёх метрах за кормой японца и исчезла в темноте. Суецуги облегченно выдохнул. Но тут, после очередного глухого удара в корпус 'Акацуки', чуть позади труб из открывшегося люка машинного отделения вверх ударила шипящая струя пара. Даже сюда, на мостик, были слышны страшные в своей безысходности вопли машинной команды, которая сейчас варилась живьем в жуткой пароварке машинного отделения... Обменявшись ещё несколькими выстрелами, противники потеряли друг друга в темноте. Постепенно замедляясь, 'Акацуки' затерялся в тени берега Лаотеншаня.

Не обращая особого внимания на события, происходящие в хвосте колонны, 'Боярин', дрожа всеми заклепками корпуса, мчался вперед по ночному морю, выплёвывая металл и огонь из жерл своих орудий в сторону головного японца.

– Да что ж такое-то?! – сквозь зубы процедил фон Шульц, – Всё никак не накроем!

– Да, уходит чертов японец, – не отрывая взгляда от смутного четырёхтрубного силуэта, несущегося сквозь столбы всплесков, констатировал Сергей, – Уходит, сучий потрох!

– И маневрирует знатно, шельмец!

Над мостиком, противно жужжа, пронеслась японская граната. Ещё через миг вторая такая же ударила в носовую часть крейсера. Коротко взвыв, форс осколков, отраженный бортом корабля, ушел вверх с характерным неприятным свистом. Который тут же утонул в раскате выстрела бакового орудия.

– Ещё и кусается, блоха японская! – выругался Сергей.

– Уйдет ведь! Как пить дать – уйдет! – фон Шульц от отчаянья хлопнул ладонью по ограждению мостика.

– Максимилиан Федорович, а ведь японцев-то только трое осталось!

– Верно! Но и нашего 'Грозового' не видно.

– Точно. Отстал где-то. Или дерется один на один с четвертым японцем.

– Это вряд ли! Не видно вспышек от стрельбы. Наверное – поврежден и отстал. 'Выносливый' вон смотрите – тоже курс с трудом держит. Должно быть – досталось на орехи! Флагман Матусевича и впрямь периодически рыскал то влево, то вправо, пытаясь не отстать от 'Боярина' и сохранить своё место в строю. Да и за следующим за ним 'Властным' тянулся белёсый дым – очевидно, и ему досталась порция японских угощений.

– Максимилиан Федорович! Смотрите – а третий-то япошка – аккурат у нас на траверзе! – и Вольф протянул руку с биноклем, указывая на идущий менее, чем в миле, 'Касуми', – Может ну его, головного-то! Раз такая мишень сама в прицел просится?

Шульц лишь на мгновение прищурился, ещё раз прикинув расстояние до головного японца и до 'Касуми'.

– Алеамбаров! Цель – третий японский истребитель. Огонь по готовности!

– Есть!

Через пятнадцать секунд громыхнул залп 'Боярина' и четыре водяных султана, намного более высоких, чем всплески от 75-миллиметровых снарядов, выросли у борта японского истребителя. Третьим залпом 'Касуми' был накрыт. Открыв прожектора, 'Боярин' перешел на беглый огонь на поражение.

Ослепленный ярким светом, капитан-лейтенант Осима Масатаге попытался вывести свой корабль из-под удара. И это ему почти удалось. Почти...

Наблюдая в бинокль залитый электрическим светом силуэт истребителя, Сергей видел, ка один за другим у самого борта 'Касуми' в носу поднялись фонтаны водяных брызг. Как минимум – одна подводная пробоина японцу была обеспечена. Японец резко рыскнул вправо, пытаясь сбить пристрелку, но через несколько секунд яркая вспышка в районе третьей трубы, обозначила место нового попадания. За 'Касуми' тут же потянулся густой шлейф белого пара. Следом – два близких падения снарядов из стодвадцаток и почти одновременно – небольшая вспышка в районе мостика – кто-то из русских миноносцев всадил свою порцию металла в японский истребитель. Тот остервенело огрызался, но ещё через минуту в теряющий скорость корабль попал очередной 'привет' с 'Боярина'. Аккурат над ватерлинией. В машинное отделение. Словно пытаясь не остаться в долгу, кормовая пушка японца выбросила кинжал пламени в сторону русских кораблей.

Почти одновременно с этим очередной снаряд с крейсера пробил навылет вторую трубу 'Касуми', но так и не разорвался, ещё один упал у самой кормы миноносца, скрыв её в фонтане водяных брызг, а вот следующий... Огромный огненный цветок распустился на палубе японского истребителя, разбросав во все стороны раскаленные докрасна обломки, словно гигантский фейерверк. Вот цветок оторвался от искорёженной палубы корабля, превращаясь постепенно в огненный шар вперемешку с дымом и поднимаясь всё выше. Вокруг истребителя в воду падали обломки, поднимая десятки фонтанчиков. И только сейчас до 'Боярина' долетел звук страшного взрыва.

– Не иначе – в минный аппарат угодило! – резюмировал фон Шульц.

– Да, похоже, япончик – отбегался! – произнёс Вольф, глядя, как горящий истребитель постепенно теряет скорость.

Оглушенный страшным взрывом, Осима всё же удержался на ногах. И теперь с высоты мостика смотрел, как на корме его корабля разгорается пожар. Языки пламени плясали между искорёженных листов палубного настила. Вывернутая под неестественным углом площадка кормового мостика, заваленная влево четвертая труба и ствол кормовой трёхдюймовки, глядящий куда-то вниз и за корму дополняли картину хаоса и смерти. И струя пара, бьющая в темное ночное небо откуда-то из огромного пролома в палубе.

На мостик с трудом поднялся человек, которого Масатаге не сразу узнал. Обваренный паром, в лохмотьях обгорелого платья, с разбитой головой – вид его был ужасен. Это был Минамизава Ясуо – механик истребителя. С трудом удерживаясь на ногах, он даже не сказал – прохрипел:

– Котёл номер три пробит, обе машины разбиты, господин капитан-лейтенант. Корабль полностью без хо...

Осима успел подхватить потерявшего сознание механика и аккуратно положил того на мостик. Рядом с телом убитого рулевого.

Стоявшая перед мостиком пушка коротко рявкнула, посылая свой снаряд в сторону русского крейсера. Но свет прожектора слепил артиллеристов и вряд ли они смогли попасть. Да и не тот это калибр, чтобы серьезно навредить противнику. Но Осима не стал останавливать своих артиллеристов. Он прекрасно понимал, что это – конец. Осталось только правильно уйти в вечность... Впереди идущие корабли отрывались от русских, ускользая из расставленной ловушки и уходя в темноту. Значит, нужно задержать гайдзинов как можно дольше. Нужно драться до последнего. Остальное уже не важно. Носовое орудие успело ещё дважды выстрелить по противнику, прежде чем взрыв очередного снаряда разметал его прислугу.

Следующего взрыва русской гранаты Осима Масатаге уже не почувствовал – как и подобает самураю, он сложил свою жизнь в бою...

– Задробить стрельбу! Орудия -на ноль! – распоряжения фон Шульца летели над мостиком крейсера, – Сигнальщикам – усилить наблюдение! Сигнал Матусевичу – прикрыть крейсер!

Сергей же в это время безмолвно смотрел на плоды разработанной ним же самим операции. Не далее, как в кабельтове от останавливающегося 'Боярина' всё глубже оседал в воду японский истребитель. Совсем недавно гордый стремительный корабль, теперь он представлял собой страшную картину – освещаемый всполохами огня, с искорёженными надстройками, пробитыми трубами, окутанный клубами дыма и пара, он всё быстрее садился кормой в холодные воды Желтого моря.

– Машины стоп! Моторный катер – на воду!

Для Сергея команды фон Шульца звучали сейчас, как акустический фон финального акта драмы под названием морской бой. Глядя, как горстка уцелевших японских моряков собралась на палубе у мостика тонущего миноносца, Сергей испытывал противоречивые чувства. С одной стороны, он был несомненно рад победе над врагом. С другой стороны – вид этих несчастных, оборванных и израненных людей вызывал какое-то смутное чувство жалости. Они честно выполнили свой долг перед своей родиной. Но – проиграли. Единственное, на что они могли сейчас рассчитывать – это на милость победителей. В той, известной Сергею истории, утром, после этой вот самой ночи, вот также, среди волн холодного моря, погиб русский миноносец 'Стерегущий', до конца исполнив долг служения Родине, до последней возможности сражаясь с врагом...

Застучал мотор, оторвав Советника от философских размышлений, и катер, отвалив от борта крейсера, устремился к миноносцу, который всё ниже опускал корму и всё выше поднимал над волнами свой острый форштевень. Вот вода уже потоками вливается через огромные пробоины в палубе корабля. Через минуту, встав почти вертикально, 'Касуми' ушел под воду, оставив на поверхности волн лишь плавающие обломки да головы уцелевших моряков...

Через несколько минут с катера на палубу 'Боярина' подняли четверых японских моряков. Офицеров среди них не было...

– Вспышки слева по борту! – крик сигнальщика заставил перейти на другое крыло мостика.

Да, так и есть – на востоке видны слабые всполохи. Не иначе – и у Ильи рыбка клюнула.

– Похоже, отряд 'Новика' тоже кого-то встретил, – произнес фон Шульц, – Идем на помощь?

– Нет, Максимилиан Федорович. Пока не будет трех ракет – мы в тот район не сунемся. Не хватало ещё на дружественный огонь нарваться в темноте.

Ещё на обсуждении предстоящей операции были четко обозначены зоны маневрирования для обоих отрядов. И, поскольку распознавание своих кораблей ночью весьма затруднительно, то решено было, что отряды могут входить в 'чужую' зону только по запросу о помощи. Таким сигналом сегодня служили три сигнальные ракеты.

– Отходим на исходную позицию, к Лаотеншаню. Может отставшего 'Грозового' найдем.

– Есть, Ваше превосходительство!

– И пусть сигнальщики будут повнимательнее – не известно где бродит потерявшийся четвертый японский истребитель. Не хватало ещё мину в борт получить!

– Есть! – фон Шульц повернулся к вахтенному начальнику – Сигнальщикам – усилить наблюдение за морем! ...

Истребитель безвольно раскачивался на длинной, пологой волне, пока его экипаж пытался устранить наиболее критичные повреждения. Чтобы восстановить управление потребовалось не так много времени, но вот запустить правую машину смогли не сразу. Теперь командир 'Акацуки', должен был принять решение, как выбираться из той ловушки, в которую попал его корабль. Пока что он находится в тени под самым берегом Лаотеншаня и русские его не обнаружили. Но это всё – пока. На юго-западе до последнего времени были видны вспышки выстрелов и лучи прожекторов – значит – там продолжали бой его товарищи по Первому отряду. Значит – именно там находится и русский крейсер, чуть не приговоривший его корабль четверть часа назад. На юго-востоке тоже видны вспышки, да и русские на рейде всполошились, прожектора заработали усиленно – очевидно, это Третий отряд вступил в перестрелку с кем-то из противников. Значит – туда тоже нельзя. И где-то сзади в темноте болтается поврежденный русский истребитель. Где он сейчас – на западе, юго-западе или юге – об этом остается только гадать. Оставался единственный относительно безопасный путь – пройти ещё милю вдоль берега на восток, до траверза западного берега бухты Белого Волка, а потом – на юг на максимально возможной скорости. Так можно было прорваться в открытое море. Не будучи замеченным ни с наблюдательных постов Тигрового и Золотой горы, ни с кораблей противника.