Текст книги "Летний шторм"

Автор книги: Сергей Чекоданов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 34 страниц)

   Капитан облегчённо вздохнул, вытащил из внутреннего кармана бумагу с текстом заранее согласованной радиограммы, протянул радисту.

   – Вот, Шаповалов, передай в пароходство. Да смотри буква в букву. – Капитан тяжело посмотрел на радиста. – Не дай бог, которого нет, как учит нас партия, перепутаешь или сократишь что-нибудь в тексте, или своё добавишь. Выкину с корабля с такой характеристикой, что ближе мили к радиорубке ни в одном порту не подпустят.

   Капитан вышел. А радист обиженно надул губы. Было бы чем попрекать. Ну сократил несколько раз радиограммы. А чего в сообщения столько лишних слов вставлять, если и без них всё ясно? А добавил всего один раз, поздравление жене с днём рожденья. Глупо, конечно, что в официальный отчёт. Но ведь раньше делали и ничего. Раньше – до войны, поправил себя радист. И принялся старательно выстукивать текст радиограммы. Сказал капитан без изменений, значит без изменений.

   А пароход начал понемногу набирать ход, перемещаясь на восток от военного корабля, прощупывающего прилегающее море. Вот сторожевик увеличил скорость, с кормы отделилось что-то похожее на бочку и спустя несколько секунд взметнулся столб воды. Сторожевик начал обрабатывать подводную лодку глубинными бомбами.

   Передовой бомбардировщик с красной и жёлтой полосами на хвостовой части фюзеляжа выпустил чёрную ракету и торпедоносцы резко ушли вниз, сокращая высоту перед атакой. Вот они разошлись веером, выстроились напротив своих целей и устремились в атаку, пока беспрепятственно. Капитан первого ранга Футида придирчиво оценивал действия своих подопечных, признавая, что время потрачено не напрасно. Изматывающие тренировки, потери десятков самолётов и гибель невезучих, или не особо хороших, пилотов оправдали себя полностью. Пока что всё шло как на учениях. Противник застигнут врасплох и не успел поднять свои истребители в воздух. Хотя вокруг японских самолётов появились первые разрывы зенитных снарядов, большой роли их огонь не сыграет. Время упущено и торпедоносцы вышли на рубеж атаки. Даже, если зенитные орудия кораблей сумеют их повредить, пилоты выполнят свой долг. Ещё неделю назад на совещании лётчиков было решено, что пилоты подбитых самолётов не имеют права погибать напрасно, а обязаны направить свою машину к ближайшему кораблю противника и постараться протаранить его.

   Футида верил в своих пилотов. Все они перед вылетом упаковали личные вещи, написали прощальные письма и завещания. Самые горячие головы из лётного состава предлагали оставить на авианосцах и парашюты, но тут уже вмешался сам Футида. Самолёт может отказать не только во время боя, и гибель пилота в этом случае будет не только бессмысленной, но и преступной.

   А вслед за торпедоносцами вышли на рубеж атаки и пикировщики, по одному срываясь в пикирование, они выбрасывали бомбы на расположенный в центре бухты аэродром острова Форда. Не подвели даже слабо подготовленные авиагруппы "журавлей". Спущенные в страшной спешке всего месяц назад авианосцы Сёкаку и Дзуйкаку, похвастаться хорошей выучкой своих пилотов не могли, хотя большинство из них и проходили стажировку на других авианосцах. Впрочем, в качестве целей им выделили самолёты расположенных в глубине острова аэродромов.

   Торпедоносцы сбросили свой смертоносный груз и сейчас старательно набирали высоту, освобождая место для бомбардировщиков. Те выходили на цель и скидывали вниз бронебойные бомбы, сделанные из шестнадцатидюймовых артиллерийских снарядов. Серые капли бомб уходили вниз, постепенно уменьшаясь в размерах, пока не превратились в точки. Белые всплески воды отмечали промахи, маленькие огненные вспышки показывали попадания в корабли американского тихоокеанского флота. Снизу поднимались первые струи дыма – последствия удачных попаданий торпед и бомб.

   Больше всего всплесков наблюдалось на месте стоянки двух авианосцев. Туда же прорывались и оставшиеся с грузом торпедоносцы. Морские лётчики намного лучше адмиралов понимали важность этих кораблей. Жаль, конечно, что оказалось их всего два, а не шесть, как предполагала разведка при подготовке к операции. Но даже уничтожение этих двух большая удача.

   А зенитный огонь усиливался, появились и первые истребители противника, в которые немедленно вцепились истребители эскорта японских авиагрупп, оттягивая противника в сторону от бомбардировщиков. Клубящееся облако японских и американских машин смещалось вглубь острова, расчищая небо над бухтой.

   Вздрогнул от удачного попадания зенитного снаряда один из соседних бомбардировщиков, заваливаясь на крыло, пошёл в сторону ближайшего авианосца. Лётчик твёрдо решил выполнить свой долг перед императором. Постепенно уменьшаясь в размерах, самолёт сближался с кораблём, пока не соединился с ним в единое целое. Полыхнуло пламенем на месте стоянки американского авианосца. Футида хладнокровно отметил у себя в записной книжке номер самолёта. Император позаботится о семьях храбрых пилотов.

   Командирский бомбардировщик поднялся выше, обозревая бухту и прилежащие окрестности. Сопротивление противника почти подавлено. Всё ещё крутятся отдельные истребители американцев, но большой роли это не играет. Многочисленные дымы в разных местах острова показывают, что большую часть самолётов противника удалось застать на аэродромах и расстрелять на стоянках или при попытке взлёта.

   Футида лёг на пол, оценивая через иллюминатор в полу потери понесённые американскими кораблями. Ориентироваться было трудно, воздух над гаванью был затянут дымом, не позволяющим увидеть непосредственные повреждения. Но по количеству дымов можно было судить, что накрыты оба авианосца, больше половины линкоров, дымили и какие-то корабли в стороне от основных стоянок.

   Это был успех, на который в тайне надеялись, но старались лишний раз не вспоминать из боязни спугнуть удачу. Даже, если американцы сумеют нанести большие потери атакующим японским самолётам, положение уже не спасёшь.

   Отходили в сторону торпедоносцы, избавившиеся от своих торпед. Собирались в стороне от места боя сбросившие бомбы пикировщики и бомбардировщики. Там же кружили истребители, расстрелявшие боезапас. Первой волне самолётов пора было уходить к своим кораблям, топлива оставалось недостаточно для дальнейшего боя. Футида отдал команду на подготовку отхода, и самолёты, группируясь по боевым подразделениям, пошли на север.

   Впрочем, к Пёрл-Харбору подходила вторая волна японских самолётов. Определять цели в сплошном дыму горящей гавани было сложно, но второй волне и не ставилась задачи приоритетной работы по кораблям. Ей, почти наполовину состоящей из бомбардировщиков всё тех же "журавлей", достались цели попроще. Постройки порта, верфи, оставшиеся аэродромы. База подлодок и нефтехранилище. Последние цели внесли в список непосредственно перед выходом к месту старта самолётов с авианосцев. Но только в случае удачного накрытия первой волной основных целей.

   Подходящая волна перестроилась и устремилась к своим целям. Встала перед ней сплошная стена чёрных разрывов. Зенитчики американской морской базы торопились остановить нового врага. Натыкались на разрывы пилоты штурмовиков, устремившиеся к нефтехранилищу. Развалились на части два бомбардировщика, которые нарвались на особо удачные выстрелы зенитных пушек. Истребители устремились на позиции зенитчиков, выключая из боя самого опасного врага, но и сами напарывались на очереди зенитных пулемётов и малокалиберных автоматических пушек.

   Футида невольно поморщился, этой волне достанется намного больше. Если дело будет так продолжаться и дальше, то в следующие налёты пускать будет нечего. Но рано думать о том, что свершится позднее. Футида достал фотоаппарат и принялся снимать затянутую дымом бухту, следовало подготовить документальное свидетельство успеха своей работы.

   – Хэнк, снаряды давай! – Кричали от позиции ближайшей 37-миллиметровой зенитки, добавляя всяческие пожелания нерасторопному Хэнку, самым безобидным из которых был совет утопиться самому, пока ему не помогли товарищи по расчёту. А самым распространённым обещание вставить обойму со снарядами в задницу Хэнку, если тот не притащит её, обойму, в следующую минуту.

   Хлопали за стеной пакгауза попавшие в огонь патроны. Стонал раненый лейтенант О'Брайен, не желающий отправляться в госпиталь пока идёт бой, хотя толку от его присутствия было не так уж и много. Скорее он даже мешал, не позволяя Биллу перейти на привычный ему с детства язык, не обременённый всякими лишними словами, которые оказывается абсолютно необходимы. По словам лейтенанта. Хотя и Билл, и большинство его родственников и соседей спокойно обходились без них. Этот лейтенант был одной из казней египетских для Билла, как и сам Билл для лейтенанта О'Брайена. Биллу Хэндриксу пришлось заучивать десятки незнакомых в его прежней жизни слов, обозначающих все эти хитрые детальки, ответственные за работу крупнокалиберного пулемёта, в расчёт которого угораздило попасть Билла. Лейтенант краснел и наливался бешенством каждый раз, когда вместо мудрёного и непонятного названия Билл, по привычке, обзывал очередную часть пулемёта "фиговиной".

   И чего злился? "Хигги-вонючка" ни одного мудрёного слова не знал, но всегда был самым лучшим механиком в окрестностях Джексонвилла. Недаром все их соседи всегда ремонтировали свои трактора и прочие машины только у него. Хигги не отказывался от работы и всегда приводил технику в порядок. Даже когда кузен Хью умудрился сорваться на тракторе в Большой овраг. Кузена доктора спасти не смогли, а вот трактор "Вонючка" восстановил. И даже плату взял вполне терпимую, намного меньше, чем стоила бы покупка даже подержанного трактора.

   Билл заправил новую ленту в пулемёт, передёрнул затвор, проверил, как движется ствол, переместив его от угла пакгауза, до решётчатой ноги портового крана. Сектор обстрела не так уж и велик, но времени выбрать более удобную позицию не было. Да и позднее возможности переместиться в более подходящее место японские самолёты не дали. С первых минут налёта, когда окончательно стало понятно, что это война, лейтенант собрал перепуганных солдат подчинённого ему взвода и выбрал из испуганной толпы тех, кто сохранял способность реагировать на его команды. В их число попал и Билл Хэндрикс. Потом тащили пулемёт, устанавливали на сваленные у крана ящики, взламывали склад с боеприпасами. "Красавчик" Полонски, любимчик лейтенанта, поначалу не смог очухаться от испуга, и к пулемёту стал Билл. Пусть он и не мог бодрой скороговоркой перечислять все части пулемёта, но давить на гашетку умел, и неплохо умел. Билл мог поклясться, что несколько японских самолётов, пролетавших мимо их позиции, унесли отметины от его пуль.

   Билл вдруг осознал, что называет детали пулемёта теми словами, которые из него без особого успеха столько времени выбивал лейтенант. Вспоминалось всё, до самых мельчайших частей. Да и здание портового склада, он впервые назвал пакгаузом, а не сараем, как делал всё время. Поражённый Билл даже отвлёкся от наблюдения за небом, но захлопали зенитные орудия, расположенные с той стороны портовых складов, и он вспомнил про свои обязанности.

   Второй налёт был не таким напряженным, как первый. То ли японцы нашли другие цели, то ли опасались прорываться к сооружениям порта через намного более плотный, чем прежде, огонь. Но первый юркий самолёт выскочил к их причалу только минут через десять после открытия огня расчётами зениток. Японец старательно прижимался к крышам портовых построек, надеясь, что на столь малой высоте пушки не рискнут вести по нему огонь. Пушки и не вели, зато открыли огонь пулемёты. Подключился и Билл, открыв огонь непродолжительными очередями. Будь у них зенитная версия "Браунинга" с водяным охлаждением ствола, можно было бы вести огонь и более длинными очередями, а так приходилось учитывать перегрев ствола. И только чётко поймав японца в прицел, Бил ударил непрерывной очередью и сопровождал самолёт пока хватало доворота ствола, видя, как отлетают от истребителя куски обшивки. Японец задымил и пошёл в сторону моря, тщетно пытаясь набрать высоту. Вслед нему ударила одна из расположенных неподалёку 37-миллиметровых зениток и неудачливый японский истребитель разлетелся в воздухе.

   – Ну вот, сбили мы, а победу зенитчикам припишут. – Возмутился Полонски, отошедший от первоначального испуга и сейчас исполняющий обязанности второго номера.

   – Могли бы и медали получить. – Мечтательно протянул подносчик боеприпасов. – А теперь попробуй, докажи, что это наша работа.

   Да, медаль бы неплохо. Когда отец Билла вернулся с медалью из Европы, где ему пришлось повоевать двадцать четыре года назад, то смог получить в банке кредит с маленькими процентами. И ферму отстроил, и земли прикупил, и даже на трактор хватило. Пусть потом, после смерти отца с матерью, всё это дяде Фрэнку досталось. Вместе с долгами, которые дядя и выплатил. А Билл остался в дядиной семье на правах нелюбимого родственника. Мог бы быть хозяином, а оказался при отцовской ферме в работниках. И работа ему нравилась, но всё ж не по себе. Он и в армию с радостью ушёл, в твердой убеждённости, что обратно в Джексонвилл не заявится.

   – Медали бы неплохо. – Согласился Билл.

   – Зачем тебе медаль, деревенщина? – Отреагировал на его слова Полонски, с которым у Билла была стойкая неприязнь, доходящая порой до ругани.

   А пару раз пришлось помахать кулаками. Правда, в первый раз "Красавчику" пришлось убедиться, что в одиночку ему с "деревенщиной" не справиться. А на второй раз он узнал, что и двоих для этого недостаточно.

   Биллу с самого детства приходилось участвовать в драках. Вначале, с покойным кузеном, который был старше Билла на три года и немного крупнее. Потом вражда прекратилась, превратившись, если не в дружбу, то в товарищество и взаимовыручку. Затем пришлось самоутверждаться в Джексонвилле, где местные парни пытались вразумить "тупых фермеров". Ну, а потом дошло и до жестоких боёв с индейцами из резервации. Здесь уж всё было по-настоящему – от поломанных костей и выбитых зубов, до поножовщины, когда никто из противников не хотел признавать себя побеждённым. Косой шрам на груди остался у Билла после столкновения с метисом Джеком, носящим второе имя "Сидящий бык" в честь одного из индейских вождей прошлого, который по утверждению метиса был его предком.

   Так что никаких шансов у "Красавчика" не было. И ушёл он с места драки своими ногами только потому, что Билл не желал угодить на гауптвахту. Пришлось Полонски научиться язык придерживать. И только в присутствии лейтенанта он мог позволить съязвить что-либо по поводу "тупого фермера".

   – Зачем тебе медаль, деревенщина? – Наседал "Красавчик". – Любимой корове на шею повесишь?

   – Полонски! – Вмешался вдруг лейтенант.

   – Да, сэр! – Отреагировал тот, как привык это делать за более чем год службы во взводе. Даже от пулемёта отвернулся.

   Остальные солдаты расчёта недобро покосились на него. Отличиться перед начальством "Красавчик" всегда умел, но время и место выбрал неподходящее.

   – Заткнись, дурак! – Одёрнул его лейтенант. – И запомни, что эта деревенщина тебе, возможно, сейчас жизнь спасла. А в следующий раз он этого делать не станет! – Лейтенант прервался на несколько секунд, а потом добавил. – И правильно сделает!

   Солдаты удивлённо смотрели на своего командира, впервые высказавшего замечание в столь резкой форме. А лейтенант поморщился от боли, поправил раненую руку и завершил разговор фразой, предназначенной для всех солдат своего подразделения.

   – Началась война. Учитесь терпеть друг друга, если хотите остаться живыми.

   Бомбардировщик коснулся колёсами палубы, пробежал по ней несколько десятков метров и зацепил трос аэрофишинёра. Качнуло вперёд от резкого торможения, самолёт клюнул носом и остановился. Капитан первого ранга Футида облегчённо вздохнул. Горючего оставалось не более чем на пару кругов, если бы ему не дали разрешение на посадку, то оставалось только одно – набрать высоту и подать команду покинуть самолёт. Или же садиться на другой корабль. Но что произошло на «Акаги»? Почему его так долго держали в воздухе? Отсоединив ремни и откинув фонарь, Футида покинул бомбардировщик.

   – Что у вас произошло? – Сердито приветствовал он оказавшегося на пути матроса.

   Тот только растерянно кивнул головой в сторону командного "острова" корабля. Футида с трудом удержался от того, чтобы рявкнуть на забывшего про субординацию моряка, глянул в указанном направлении и заспешил туда. Такое скопление офицеров могло обозначать только что-то очень серьёзное.

   Растерянная и хмурая толпа стояла вокруг лежащего на палубе человека в адмиральском мундире. Что-то в теле было неправильно. Футида поднял взгляд выше и понял – у адмирала не было головы! Потом заметил кровавую лужу под белоснежным мундиром. Окинул взглядом стоящих вокруг офицеров, нашёл капитана второго ранга Гэнду.

   – Да что здесь произошло?

   – У одного из бомбардировщиков при посадке сломалась стойка шасси. Была повреждена осколками зенитных снарядов. – Гэнда придвинулся к нему и стал прояснять ситуацию. – Его ударило крылом об палубу. Крыло разлетелось на осколки. Один из осколков попал в адмирала Нагумо и оторвал ему голову.

   – А что он делал на палубе? – Футида почувствовал, как внутри разливается с трудом сдерживаемое бешенство.

   – Встречал героев! – Торжественно произнёс Гэнда, хотя в глубине его глаз читалось, что думает он по поводу такого поведения командующего флотом абсолютно другое.

   Футида стянул с головы лётный шлем и едва не швырнул его на палубу, но сдержался, понимая, что столь явное проявление чувств ему не к лицу. "Старый дурак" решил насладиться триумфом и потерял голову. Смерть, несомненно, достойная! Но что теперь будет с операцией? У Футиды были сомнения, что и вице-адмирал Нагумо решится на продолжение налётов, но после этого события у него появилось твёрдое убеждение – всё закончилось. После смерти командующего "Ударным отрядом" начальник штаба контр-адмирал Кусака непременно свернёт операцию.

   Футида развернулся и пошёл к своему самолёту. Нужно было забрать фотоаппарат и отдать команду о проявлении плёнки и печати фотографий.

   Густой чёрный дым полностью затянул небо над гаванью, клубился и тянулся вверх в районе расположения наиболее пострадавших кораблей и полыхающего нефтехранилища. Героические усилия пожарных расчётов и выделенных воинских частей позволили только локализовать пожар в разбомблённых танках, не позволяя ему приблизится к неповреждённым емкостям с мазутом для корабельных топок и дальних цистерн с самым опасным содержимым – миллионами галлонов авиационного бензина.

   Адмирал Киммель оторвался от зрелища горящей нефти. Самое трудное позади. Если японцы не совершат ещё один налёт, то почти половину горючего удастся спасти. По срокам время ещё одного налёта уже вышло, больше семи часов прошло. Японские адмиралы должны прекрасно понимать, что наносить третий удар нужно было сразу, а не ждать половину дня.

   Есть два вывода из отсутствия над Пёрл-Харбором японской авиации. Или дальнейшие налёты и не планировались, или отправлять в третий налёт нечего. Вторая волна японских бомбардировщиков ушла изрядно ощипанной. Его подчинённые сообщили о шестидесяти сбитых самолётах. Если отбросить неизбежную долю преувеличений и двойных подсчётов, получается около двадцати пяти-тридцати машин. Армейцы над своими объектами также должны были что-то сшибить. Плюс часть японских самолётов смогла уйти обратно повреждёнными и к повторному налёту непригодными.

   Адмирал вздохнул. Всё равно, даже при самом оптимистичном, для него, подсчёте сформировать ещё одну волну японские адмиралы смогли бы. А налёта нет! Адмирал нехотя выдвинул ещё одно объяснение. Японский командующий просто убеждён, что базе нанесён такой ущерб, что повторных налётов не требуется.

   Нужно признать, что он прав. Ущёрб просто несопоставим. Даже допуская, что все заявленные зенитчиками и лётчиками цифры соответствуют истине, японцы потеряли около четверти участвующих в налёте машин. А от его авиации практически ничего не осталось. У генерала Шорта положение не лучше. Его самолёты даже подняться в воздух не успели – на аэродромах были расстреляны. У флота дела обстоят не так плохо, но только по чистой случайности. Адмирал сам назначил на сегодняшнее утро, несмотря на выходной, проверку боеготовности истребительной авиации. И только поэтому часть истребителей сумела подняться в воздух. И даже проредить первую волну японской авиации. Вот только кораблям помочь не успели, ибо тревога была поднята, когда на палубах линкоров стали рваться бомбы, а торпедоносцы сбросили свой смертоносный груз и уже покидали небо над гаванью. Самое страшное началось позже, когда поднятые самолёты сожгли горючее и пошли на посадку, как раз к моменту подлёта второй волны японских истребителей. Удалось сесть почти всем истребителям, но уже на взлётных полосах большая часть их машин была превращена в груды покорёженного металла. Погибло и много пилотов, а тем, которые остались живы, не на чем было взлетать.

   Про корабли и вспоминать не хочется. Японцы накрыли оба авианосца, находящихся в этот момент в бухте. И если на "Лексингтоне" большинство повреждений возможно устранить, то "Энтерпрайз", скорее всего, придётся списать в металлолом. Чёртов японский бомбардировщик протаранил лётную палубу и детонировал всем своим бомбовым запасом в одной из лифтовых шахт, вызвав на ангарных палубах жуткий пожар, остановить распространение которого не удалось до сих пор. Экипаж ещё ведёт борьбу с огнём в отдельных отсеках, но всем понятно, что это бесполезно. Адмирал признаёт, что корабль обречён и только упрямство не позволяет ему отдать приказ об окончательной эвакуации ещё оставшихся в живых матросов.

   "Леди Лекс" хоть и была затоплена, получив ниже ватерлинии пять попаданий торпедами, но села на грунт на ровном киле, и, в целом, пострадала меньше. Ни одна крупная бомба непосредственно в корабль не попала, а несколько мелких разнесли полётную палубу, повредили командный "остров", вызвали не особо сильные пожары на верхних, полётной и галерейной, палубах, но ни горючее, ни боезапас не пострадали. Со временем корабль восстановят, но в ближайшие месяцы у Тихоокеанского флота американских ВМС будет только один авианосец. Столь удачно отправленная на патрулирование "Саратога" осталась целой, и сейчас единственной реальной силой его флота. Авианосной эскадре уже отправлен приказ искать противника, но вряд ли самолётам "Леди Сары" удастся это сделать. Эскадра патрулирует океан южнее Гавайев, а все данные однозначно говорят о том, что японцы пришли с севера. И если командующий японской эскадрой отдал команду на отход, то они уже должны отойти к западу, или северу, на достаточное расстояние, чтобы избежать мести уцелевшей части авиации Тихоокеанского флота.

   Не лучше дела и с остальными кораблями. Из семи линкоров, находившихся в гавани, четыре отправлено на дно. Все четыре торпедировали и они затонули прямо на месте своих стоянок. Три на ровном киле и только "Оклахома" перевернулась, получив за короткое время сразу четыре торпеды в левый борт. Оставшиеся три получили сильные повреждения, но не смертельные. Японцам удалось отправить на дно и несколько кораблей помельче рангом. Один крейсер, два эсминца, старый линкор "Юта" переоборудованный в мишень. Повредили три крейсера, два миноносца, пять подводных лодок, базу гидросамолётов.

   Потери самолётов на аэродромах и в воздушных боях ещё не подсчитаны, но уже понятно, что они просто страшные.

   Нужно признать, что от его флота осталась меньше половины.

   Адмирал Киммель усмехнулся. "Его флот"! До первой реакции из Вашингтона на сегодняшние события. В военном министерстве не преминут выставить виноватым именно его – адмирала Киммеля. Ну, естественно, достанется и генералу Шорту, как командующему воинскими частями армии, расположенными на Гавайях.

   Пора было принимать решение о том, что же именно докладывать в Вашингтон о потерях. Сказать ли всю правду? Или умолчать о части потерь, последствия которых можно ликвидировать достаточно быстро?

   Адмирал повернулся и направился к входу в штабное здание.

   Корабли «Кидо бутай» спешили на запад. Свежеющий ветер всё сильнее раскачивал авианосцы и корабли сопровождения, поднимая их на гребни всё увеличивающихся волн. Последние патрульные самолёты сели на палубы авианосцев полчаса назад, потеряв один истребитель, не сумевший вовремя среагировать на изменение наклона палубы. Самолёт вмяло в торец посадочной палубы, он мгновенно вспыхнул и огненным шаром упал в океан. Данное происшествие окончательно убедило всех в необходимости отмены патрулирования. Самолёты с оставшихся неповреждёнными американских авианосцев не смогут взлететь так же, как не смогут сделать это их японские соперники. Из зоны патрулирования базировавшейся на Гавайях авиации соединение почти вышло. Не было смысла рисковать жизнями лётчиков и машинами, да жечь драгоценный бензин. Капитан второго ранга Гэнда покинул рубку и отправился в каюту Футиды, где должны были собраться лидеры участвующих в налёте авиагрупп.

   Футида был пьян. Он поднимал очередную порцию сакэ, когда в каюту вошёл Гэнда. Проводив мутным взглядом своего друга, Футида поднялся и, пошатываясь в такт качке, произнёс очередной тост за погибших пилотов.

   Гэнда сел за стол и спросил у капитана третьего ранга Мурата, сидевшего ближе всего к нему.

   – Переживает?

   Мурата только кивнул в ответ на это, приподнял свою чашку и отхлебнул из неё один глоток. Он был практически трезв, как и остальные офицеры, находящиеся за столом.

   – Надеюсь он понял, что штаб прав. – Гэнда сказал это как можно тише, обращаясь прежде всего к торпедоносцу Мурата и Итайе, лидеру истребителей.

   – Да, Минору, я понял. – Неожиданно трезвым голосом ответил на его вопрос сам Футида. – Мы могли сравнять с землёй то, что ещё оставалось в гавани Пёрл-Харбора. Могли пустить на дно оставшиеся в порту корабли. Могли найти и утопить авианосцы, которых не оказалось на месте в момент атаки. Могли добить сохранившиеся у американцев самолёты. Но могли оставить там большую часть пилотов. – Футида посмотрел в глаза Гэнде. – А такую жертву я принести не могу!

   Футида налил себе ещё одну чашку сакэ, выпил её и повалился на стол. Итайя и Эгуса аккуратно приподняли его под руки и отнесли на кровать.

   – Может, стоило совершить ещё один налёт? – Мурата повернулся к Гэнде, бывшему непосредственным начальником авианосных групп.

   – Слишком велик был риск. – Гэнда провёл взглядом по лицам своих товарищей. – Мы потеряли восемьдесят три самолёта, тридцать семь в первой волне и сорок шесть во второй. Тридцать два пикировщика, одиннадцать торпедоносцев, семь бомбардировщиков и тридцать три истребителя. Сто семнадцать оказались повреждёнными, причём девять были избиты настолько, что пришлось выбросить их за борт. А повреждения одного стоили жизни командующего флотом. – Гэнда протёр рукой красные от долгого напряжения глаза и продолжил. – Налёты стоили нам жизней ста сорока лётчиков. Ещё около пятидесяти имеют достаточно серьёзные ранения, а несколько не доживёт до утра.

   Тягостное молчание воцарилось за столом. Гэнда поднял свою чашку, выпил её до дна и завершил неприятный разговор.

   – Мы могли остаться без пилотов. Вряд ли повреждение ещё нескольких кораблей стоило такой большой цены. Война только начинается. И это не последний бой наших авианосцев.

   Капитан второго ранга Гэнда встал из-за стола, вслед нему поднялись остальные офицеры и потянулись к выходу из каюты.