Текст книги "Летний шторм"

Автор книги: Сергей Чекоданов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 34 страниц)

   Володька приказал повернуть башню немного влево, перекрывая сектор обстрела с этой стороны, положенный ему по штатному расписанию взвода. Командир контролировал фронт, Данилов перекрывал правую сторону.

   Прошли первую траншею второй полосы обороны. Здесь обнаружился ещё один мастодонт Т-35, потерявший гусеницу. Ощетинившись своими многочисленными стволами во все стороны, гордость танковых войск Красной армии недавнего прошлого, ожидал подхода ремонтной бригады.

   А эти уже поосторожней. Танк не покинули, раз уж он не горит. И даже вели бой, ведя огонь по противнику. Ничего, ещё пару таких столкновений и будет полноценный боевой экипаж. Если их к тому времени на что-нибудь более современное не пересадят.

   Говорят, что в танковом полку КВ есть несколько новых машин с орудием в сто семь миллиметров. Да и лобовой лист брони у них отличается от привычного КВ, как утверждает мехвод Костин, ходивший смотреть на новую машину. У него там какой-то земляк обнаружился.

   Скорее всего экипажи старых машин на эти новые КВ и пересадят. А, может, перебросят уцелевшие танки в другое место, где враг не такой опытный и не так хорошо вооружён. В Болгарию или Румынию. Или на Дальний Восток, там они тоже лишними не будут.

   Засверкала чуть в стороне пульсирующая вспышка пулемётного огня. Похоже, вторую линию зачистить ещё не успели, спеша прорвать следующие рубежи обороны и выйти на оперативный простор. Старшина отдал команду и наводчик Сергеев, довернув башню, послал в нетерпеливого немецкого пулемётчика первый снаряд. Перезарядили пушку, подождали немного. Враг молчал, то ли поразили, то ли дураку стало ясно, что стрелять из пулемёта по танку откровенная глупость, к тому же смертельно опасная.

   Прошли вторую траншею, точно так же изрытую громадными воронками попаданий. В глубине окопов и ходов сообщения мелькали светлые гимнастёрки бойцов стрелкового полка, который проводил атаку на этом направлении. Бойцы зачищали захваченную ими линию обороны. Несколько ближайших к ним приветливо помахали руками проходящим мимо тридцатьчетвёркам.

   Для этого полка бой на сегодня закончился, если не случится чего-нибудь неожиданного. Насколько Володька знал порядки, царящие в стрелковых корпусах и дивизиях, этот полк должны сменить батальоны второго эшелона, оставив передовой полк зализывать раны. Предоставят им время до утра пересчитать потери, найти замену убитым и раненым, назначить новых командиров, переформировать отделения и взвода, получить скоротечное пополнение из маршевых рот, ожидающих своего часа в третьем эшелоне. И утром опять вперёд, сменять атакующие части, пока дивизии не выйдут на оперативный простор.

   Перемахнули третью траншею второй линии обороны. Пока всё было спокойно. Володька приоткрыл люк и прислушался. Гремело где-то левее, там всё ещё шёл бой. Левофланговые дивизии встретили большее сопротивление, чем здесь. Кажется, немцы ожидали основной удар там, а не в этом месте. За что и поплатились. Как только их корпус выйдет в тыл обороняющейся немецкой армии, той не останется ничего другого, кроме немедленного отхода на другие позиции. Если немецкое командование озаботилось подготовкой этих позиций?

   Впрочем, танки их бригады в любом случае окажутся там раньше чем пехота противника. Если не попадётся по дороге никаких сюрпризов.

   Прошло ещё полчаса. Обогнули какое-то польское местечко, решив не соваться в него без пехоты. По следам двигавшихся перед ними танков перешли вброд небольшую речку. Используя те же следы, как самую безопасную дорогу, обогнули очередную возвышенность, настороженно провожая её склоны стволами орудий, но к великой радости противника на высотке не обнаружилось.

   А, вот, за высоткой они обнаружили стоящие танки. Минутное замешательство сменилось пониманием того, что танки свои. Взводный направил свою машину к ним. Двинулись туда же и Данилов с Володькой. Остановились рядом.

   У подножия холма стояли два Т-35 и семь Т-28. То, что осталось от батальона после атаки. Чуть в стороне пристроились две СУ-152 огневой поддержки.

   – Здорово, славяне! – Поприветствовал танкистов особой тяжёлой бригады лейтенант Игнатов.

   – Ну, здравствуй, коли не шутишь. – Отозвался на его приветствие кто-то с ближайшей бронированной машины.

   – Чего стоим? – Поинтересовался Игнатов.

   – Да, снаряды почти все потратили. – Отозвался его собеседник. – У нас то ещё терпимо. А у самоходов по последнему выстрелу осталось.

   – А что впереди? – Вмешался в разговор Колька Данилов.

   – Мотоциклисты поехали на разведку, уточнить обстановку. – Охотно поделился сведениями всё тот же командир. – Но насколько нам известно, впереди ещё один опорный пункт немцев. Вот, мы и ждём боеприпасы. Не хотим голой жопой на ежа садиться.

   Володька усмехнулся немудреной шутке. Кажется, придётся подождать и им. Соваться одним взводом против полноценного опорного пункта немцев не стоит.

   Заглушил двигатель своего танка лейтенант Игнатов, последовали его примеру и другие экипажи взвода.

   Володька выбрался из танка, спрыгнул на землю и направился к ближайшему Т-28. Стоило выяснить, как протекал сегодняшний бой. С чем неожиданным столкнулись экипажи "старичков".

   Старшина Чуркин, командир Т-28, который стоял ближайшим к их тридцатьчетвёркам, охотно делился впечатлениями. Выходило, с его слов, что основную часть маршрута они прошли без больших проблем. А те подбитые машины, которые тридцатьчетвёркам по дороге встретились, потеряли по неопытности. Одно дело слышать, что враг так поступает, и совсем другое самому это увидеть. "Ну, ничего! Он со своей "старушкой" ещё повоюет!"

   Показались из-за возвышенности первые колонны отставшей пехоты. Стрелковый комбат о чём-то переговорил с командиром танкистов, перестроил свои роты, выделив один взвод в качестве передового охранения, и двинулся вперёд.

   Наконец-таки вывернулась морда первой полуторки, доставившей танкистам особой тяжёлой танковой бригады боеприпасы. Мгновенно всё пришло в движение. Забегали командиры экипажей, распределяя своих людей на погрузку снарядов. Матерился комбат, определяя машинам с боеприпасами место наилучшего расположения. Выделил часть людей для помощи самоходчикам, которым предстояло таскать тяжеленные снаряды для 152-миллиметровой пушки-гаубицы.

   Лейтенант Игнатов, в очередной раз, вышел на связь с комбатом. Тот подтвердил свой приказ двигаться в заданном направлении, назначив точку встречи далеко в тылу обороняющихся немецких войск. При выдвижении к которой не миновать пункта обороны, задержавшего танкистов тяжёлой бригады.

   Комбат выслушал доклад своего лейтенанта, немного подумал и сказал:

   – Ну, уже поздно переделывать. Пойдёшь вперёд с этим батальоном. А когда они свяжут боем немцев, обойдёшь этот пункт обороны и пойдёшь вперёд. В бой не ввязывайся! У тебя другие задачи!

   Командир взвода объяснил ситуацию своим сержантам, отправился с докладом к командиру батальона Т-28. Тот выслушал чужого взводного, кивнул головой, подтверждая, что понял ситуацию. Он, откровенно говоря, и не рассчитывал на эти танки, прекрасно понимая, что у них другая задача. Ему двигаться вперёд ещё несколько километров. А этим рваться вперёд, по крайней мере, до самого Бреслау.

   Ещё полчаса торопливой беготни и полуторки, отдав свой драгоценный груз, ушли в тыл. Взревел двигатель Т-35 командира батальона и танки пришли в движение, направляясь вслед ушедшей вперёд пехоте.

   Экипажи тридцатьчетвёрок дождались, когда выдвинется на дорогу последний "старичок" Т-28 и тронулись вперёд, приноравливая ход своих машин к неторопливому движению танков особой тяжёлой бригады.

   Володька высунулся из башни, оглядывая окрестности. Наступление продолжалось.

31 августа 1941 года Москва

   Виктор отодвинул очередную папку, отбросил голову назад, прикрыл глаза, стремясь восстановить душевное равновесие.

   Получалось плохо!

   Нельзя заставлять человека столь резко перебрасывать себя от решения одной проблемы к другой, тем более, так сильно различающимся.

   Виктор помассировал виски, приводя организм в состояние тупого ожидания очередной порции нежданной информации. К великой радости, ничего нового не принесли.

   Стоило отметить этот маленький праздник незапланированным стаканом чая, который ожидал его реакции уже более пяти минут.

   Удалось отхлебнуть пару глотков ароматного напитка до того времени, когда затрещал звонок телефона, сообщая, что кому-то из вышестоящих понадобился старший майор госбезопасности Зайцев.

   – Старший майор госбезопасности Зайцев у телефона. – Отрапортовал он, уже догадываясь, кто на том конце провода.

   – Ну, как продвигается наша работа, старший майор. – Донесся голос наркома.

   – Пока результатов нет. Есть пара подозрительных моментов, но они не идут ни в какое сравнение с делом батальонного комиссара Банева.

   – Может и лучше, что результатов нет. – Заметил Берия. – Нам и одного пришельца за глаза. – Странно хмыкнул и добавил. – Кстати, он уже не батальонный, а полковой комиссар.

   – Вот как? – Отреагировал Виктор.

   – А ты думал, только тебе одному через звание прыгать. – Съязвил нарком.

   Виктор промолчал. Сказать было нечего. Полторы недели назад он ещё не успел привыкнуть к своему новому званию майора госбезопасности, даже четвёртую шпалу на петлицы не удалось прикрепить, как наутро его огорошили сообщением, что СТАРШЕГО МАЙОРА госбезопасности Зайцева требуют в кабинет наркома.

   Сослуживцы странно посмотрели на бывшего капитана, которого больше года носило по просторам Советского Союза. И, вот, не успел вернуться в родной отдел, как немедленно переводится в другое место. Вечером намекает, что получил следующее звание майора госбезопасности, а утром он уже в генералах ходит.

   А у Виктора похолодело между лопаток. Такой быстрый взлёт часто расстрельной стенкой заканчивался. И с чего бы наркому менять своё вчерашнее решение?

   В кабинете Берии его ожидал, кроме самого хозяина кабинета, также и один из секретарей наркома.

   – Вот такие дела Зайцев. – Берия протёр пенсне. – Передаёшь всю информацию по своей работе за последний год капитану Гладышеву. Он вместо тебя будет заниматься деятельностью вашей группы в Польше. – Видя в глазах подчинённого невысказанный вопрос, нарком добавил. – А тебе поручается новое дело. Будешь в непосредственном моём подчинении. Займёшься новым делом. Подробности потом. А пока ознакомься.

   Нарком протянул Виктору приказ о присвоении ему звания майора госбезопасности, на котором рукой САМОГО ВОЖДЯ было добавлено: "Старшего майора госбезопасности!" И стояла подпись.

   Виктор почувствовал, как мгновенно пересохло горло. Лестно, что тебе оказали такое доверие, но если ты не сумеешь его оправдать! Даже думать об этом не хочется!

   Проявил себя секретарь. Протянул ему конверт, какие-то бумаги: "Распишитесь, товарищ старший майор госбезопасности". Виктор машинально подмахнул в указанных местах, проводил взглядом уходящего секретаря. И только потом обратил внимание на конверт.

   – Открывай, не бойся. – Бросил ему нарком.

   В конверте оказались новые петлицы с ромбами старшего майора госбезопасности, удостоверение личности на его имя, орден "Красной звезды", который у него отрывали при аресте в прошлом году. А также орден "Красного знамени" и недавно введённый орден "Отечественной войны".

   – Бери, не сомневайся! – Подтвердил реальность ситуации нарком. – Всё твоё! За вчерашний день потом получишь.

   – Служу трудовому народу! – Старший майор госбезопасности Зайцев старательно вытянулся по стойке смирно.

   – А теперь к делу! – Берия кивнул на стул напротив себя. – Дали тебе всё это, товарищ Зайцев, не просто так. А в надежде, что ты оправдаешь оказанное тебе доверие. – Берия вытащил из своего стола несколько папок. – Здесь информация, с которой тебе нужно ознакомиться. А также приказ о создании особого Аналитического отдела, он же отдел по изучению перспективных разработок. А трудность твоей работы будет в том, в этом отделе должно быть как можно меньше народу. Только те, без кого, ну, никак не обойтись!

   Берия подтолкнул папки к бывшему капитану Зайцеву.

   – Пока больше ничего сказать не могу. Забирай информацию и отправляйся работать. Твой новый кабинет тебе покажут.

   Виктор поднялся, взял документы и двинулся к выходу. В коридоре его ожидал давешний секретарь, недолгим путём привёл к двери кабинета, на которой сейчас красовался только след от ранее висевшей там таблички. Кажется, и в самом их ведомстве нашлось, кого притянуть к ответу за вчерашний мятеж.

   Впрочем, это только начало. Три года назад тоже начиналось с единичных арестов. А потом пошло. Кто-то кому-то кум, сват, брат, а родственников в этих стенах хватало, несмотря на официальный запрет, действующий ещё с середины двадцатых годов. Кто-то дружил и вместе пил водку. Кто-то любил поговорить и вякал языком, не думая, что говорит и кому говорит. Кого-то специально оговорили, мстя врагу, или расчищая себе место на служебной лестнице. Всякое было тогда и, вполне возможно, произойдёт сейчас.

   Только лишь, в отличие от прошлых лет большинство арестованных, и не только из этих стен, отправится не под расстрел или на лесоповал, а на формирование штрафных рот и батальонов. Кроме тех, у кого хватит ума сбежать на фронт добровольцем, не дожидаясь ареста. По крайней мере, Верховный дал указание разрешать такой исход событий, при незначительной вине подозреваемого.

   Виктор не стал забивать себе голову долгим рассуждением над судьбой своего предшественника по кабинету. Будет желание и время, узнает, кто здесь находился до него. А если нет, то нет. Его задача самому не угодить под арест. А для этого надо оправдать присвоенное вне очереди столь высокое звание.

   Он открыл первую папку и углубился в чтение...

   То, что он прочитал тогда, держало его в напряжении до сих пор. И нарком это чувствовал.

   – Значит так, старший майор госбезопасности. Сегодня к трём часам дня ты у меня со всеми сделанными тобой выводами и наработками. – Берия немного помолчал и добавил. – А к пяти часам отправишься со мной в одно место. И запомни, сегодняшний визит очень важен для всей остальной работы. Ясно!

   – Так точно, товарищ нарком! – Бодро отчитался Виктор. – Есть явиться с докладом.

   Нарком положил трубку. Виктор облечено вздохнул, поправил воротник, отхлебнул ещё один глоток уже остывшего чая. Придвинул к себе очередной листок бумаги, знакомясь с докладом далёкого сержанта, находящегося на Урале. Сержант сообщал о наблюдении странных светящихся шаров, которые по какой-то неясной причине кружили над вновь строящимся танковым заводом в Нижнем Тагиле, вместо того, чтобы просто улететь по ветру, как положено шаровой молнии.

   Виктор отложил листок в стопку таких же, или подобных, докладов с других мест. Это, конечно, необычно, но мало похоже на то, как появился в этом мире полковой комиссар Банев. Этот, всё-таки, на самолёте прилетел. Доклад об осмотре и изучении самолёта был в третьей папке, врученной наркомом старшему майору Зайцеву в первый день его работы в новой должности.

   Виктор допил окончательно остывший чай. Придвинул к себе чистый лист бумаги и принялся сортировать свои впечатления и выводы, распределяя их по степени важности. Иногда отрывался, придвигал к себе то, самое первое и важное дело, с которого он и начал новое знакомство с батальонным ещё комиссаром Баневым.

   Первая папка содержала несколько исписанных карандашом листов, в которых комиссар пересказывал свою биографию. Виктор тогда принял за обычную описку дату рождения, по инерции прочёл до фразы о родителях. Остановился, перешёл к началу и вновь проштудировал всю информацию, старательно вглядываясь в начертание каждой буквы и цифры. Прочёл заново первую страницу, достал папиросы и нервно закурил.

   Вот, оно оказывается как? То-то комиссар ему необычным показался ещё в первую их встречу. Да и потом вёл себя излишне неестественно для советского командира. Виктор тогда эту странность списал на высокопоставленное происхождение – имеет родственников в верхах, вот и ведёт себя так вольно.

   А всё оказалось намного сложнее!

   К концу первого дня старшему майору Зайцеву едва удалось ознакомиться с первыми четырьмя папками, выданными ему наркомом. А материал там был занятный. Первая папка, кроме биографии, включала краткий доклад об истории мира комиссара Банева, написанная по-прежнему его рукой. Ход истории того мира Виктору крайне не понравился и он решил, что приложит максимум усилий, чтобы его СССР избежал всёго того, что произошло с Советским Союзом у комиссара. Если для этого придётся применять всю строгость законов, он с радостью это сделает.

   Во второй папке комиссар Банев довольно подробно анализировал ход войны с Германией, случившейся в его мире. Этот материал не понравился Виктору ещё больше. Но невольно возникала радость, что ничего из напророченного пришёльцем из другого времени так и не произошло. Наоборот, инициативу в этой войне взяла Красная Армия. И пусть не всё ещё у бойцов и командиров этой армии получается, но в конечной победе ни сам старший майор Зайцев, ни никто из его друзей и знакомых, ни любой человек, встреченный на московских улицах, не сомневаются.

   Победа непременно будет за нами.

   Третья папка, как уже было сказано, содержала материал об изучении самолёта, находящейся в нём аппаратуры, документов, предъявленных комиссаром, как важнейшего доказательства его происхождения из другого мира. И самое главное, мира более позднего по времени. Этот материал уже был напечатан, но, как предупреждал гриф секретности, только в двух экземплярах. А историю, рассказанную самим комиссаром, даже не решились размножить. Может быть, у Верховного и наркома и есть копии, но в его руках побывал самый настоящий подлинник. Наверное, для того, чтобы убедить старшего майора Зайцева в исключительной важности того дела, к которому его решили подключить.

   Был в третьей папке и подробный психологический портрет комиссара Банева, дополняющий выводы комиссии. Ибо, из исследований психологов следовало, что данный человек родился не в СССР и, даже, не в бывшей России. А в каком-то другом месте, аналога которому исследователи подобрать не могут.

   Второй по важности, была всё-таки папка четвёртая, где пришелец из другого мира анализировал, как ускорить развитие Советского Союза, на что нужно обращать самое пристальное внимание, а что является тупиковыми путями развития, приведшими в его мире к краху. Здесь же описывались и самые важные научно-технические достижения передовых стран мира комиссара Банева.

   Хотя, никаким комиссаром он там, естественно, не был. А являлся самым обычным инженером.

   Следующие дни ушли не перелопачивание огромного вороха всякого информационного мусора, который не вписывался в привычные рамки объяснения происходящих событий. Были тут и сообщения о необычных явлениях, вроде огненных шаров различной формы, которые с началом войны встречались всё чаще. Были и рассказы об особых умениях разных людей, которые трудно было объяснить с точки зрения рядового человека. Встречались пересказы откровений предсказателей и, даже, обыкновенных сумасшедших. Хотя, пару недель назад старший майор Зайцев любое предположение о возможности прихода из чужого мира и времени отнёс бы к бреду сумасшедшего.

   Впрочем, было одно отличие. Ни один из этих рассказов не создавал целостной картины, наблюдавшейся у Банева. Так, нелепые отрывки, некоторые из которых необходимо перепроверить, а большую часть можно сразу отправлять в мусорную корзину, как не содержащие никакого рационального зерна.

   Задачей старшего майора госбезопасности Зайцева как раз и являлась сортировка этого информационного мусора по степени важности и достоверности.

   Виктор посмотрел на часы. Время летит вперёд, как курьерский поезд. Нужно выпросить у наркома помощников. Есть же те, кто занимался этим делом до него. Кто-то изучал самолёт и, самое важное, документы, наблюдал комиссара Банева, выискивая в нём черты необычности. Кто-то просто работал с ним всё это время. Необходимо хотя бы часть из них выпросить себе в помощь.

   Виктор отметил это очередным пунктом своих выводов и перешёл к следующей строке.

   Время в тюрьме течёт медленно. Нужно признать, что это одна из главных задач тюремного заключения – убедить арестанта, что он провёл в этих стенах целую вечность. Генералу Ровецкому порой казалось, что пробыл он в своей камере не менее полугода, но упрямый календарь, который ему почему-то выдали, сообщал, что с момента капитуляции польско-немецкого гарнизона Варшавы прошло чуть более месяца.

   Генерал перевернул страницу. Благо, хоть, читать не запрещали, но принесли ему только Библию, мотивируя свой выбор тем, что никаких других книг на польском языке в тюремной библиотеке нет. Если не считать сочинений Маркса и Энгельса. "Если пан генерал желает, то ему немедленно их доставят?" Пан генерал не пожелал, предпочитая штудировать уже изрядно подзабытые религиозные предания древности.

   Но сегодня не шло и чтение. Завтра первое сентября. Вторая годовщина начала войны. Генерал пытался определиться с тем, что же они всё-таки сделали неправильно. Вернее, с тем, что сделали неправильно в Варшаве? Ибо, у полковника Ровецкого никаких реальных шансов повлиять на политику правительства не было в принципе. Что может сделать командир бригады, пусть и особой – второй Варшавской танковой. Тем более, что реальная сила польских танков оказалась намного меньше того, что ожидало командование в Варшаве. Весь недолгий месяц войны ему пришлось только прорывать окружения и нести потери. И ни одного геройского разгрома противника, которые виделись до войны стратегам из генерального штаба. Обидно, но его вины здесь нет. Он сделал всё, что от него зависело. Просто противник, оказался сильнее, чем они думали.

   А союзники так и не решились начать войну. Было много приветственных слов и горячих обещаний, но, к сожалению, не было дела.

   В коридоре раздались шаги. Генерал удивлённо посмотрел на часы. Для обхода рановато? Шаги замерли около его двери. Удивление нарастало. До прогулки ещё целых четыре часа, а никуда больше его не выводили. После первого формального допроса, практически повторяющего тот, которому его подвергли в штабе десятой армии красных, никто не пытался выведать у него никаких тайн. Поначалу любые шаги в коридоре заставляли его напрягаться в ожидании, что сейчас его потащат на допрос. Но время шло, проходили дни и недели, а о его существовании забыли. Нет, караульные исправно несли свою службу, оглядывая через окошко внутренности его камеры, строго вовремя приносили еду, строго вовремя выводили на прогулку в каменный мешок прогулочного дворика. Вот только, никто не спешил выведывать у него планы польского командования, никто не требовал предать своих друзей по борьбе, никто не выламывал рук и не бил по зубам, выпытывая неведомые тайны. Складывалось впечатление, что бывший командующий Армии Крайовой большевистскому руководству просто не интересен.

   В дверях заскрипел ключ. Генерал приподнялся из-за стола в тревожном ожидании. Медленно отползла в сторону дверь, из коридора раздалось: "Заключённый Ровецкий на выход".

   Генерал сложил руки за спиной и двинулся к выходу.

   Нужный кабинет оказался недалеко. Его завели внутрь, оставили около двери. Генерал присмотрелся к человеку, сидящему у стола. Тот что-то старательно писал, не обращая на заключённого никакого внимания. Генерал внутренне усмехнулся – эту науку им тоже преподавали в своё время. Нужно убедить заключённого, что он никто и ничто, никому не нужен, что тратят на него драгоценное время, заранее сожалея об этом. Генерал приготовился ждать. Но следователь быстро оторвался от своих бумажек, бросил по-польски: "Проходите, пан генерал, садитесь".

   Генерал Ровецкий присел на табурет, находящийся перед столом следователя, ожидая продолжения беседы, которая началась в столь неожиданном для него ключе. Не "заключенный", а "пан генерал". Наверное, большевикам понадобилось от него что-то особенное, раз они от долгого молчания перешли к столь вежливой манере беседы.

   Но энкавэдешник опять замолчал, дописывая свои бумаги. Прошло ещё минут пять, прежде чем он оторвал взгляд от своих записей и посмотрел на заключённого.

   – Извините, очень много работы. – Следователь потёр глаза, перевёл их от поверхности стола к пыльному окну, которое не смогли прояснить даже прорывающиеся сквозь плотную пелену облаков солнечные лучи.

   Генерал задумался. Что-то очень серьезное произошло в России, если большевики работают в воскресенье. Пусть они и известные безбожники, и обходят божьи храмы стороной, но выходные соблюдают даже они. Задним планом пришла мысль, что говорит с ним энкавэдешник по-польски, причём, совсем без акцента.

   – Вы поляк? – Спросил генерал.

   – Нет, я литовец. – Отозвался следователь.

   – И давно служите большевикам? – Продолжил генерал Ровецкий, чувствуя, как разгорается в груди жар неприязни к этому чекисту.

   – Давно! – Тот бросил на генерала насмешливый взгляд. – С двадцатого года. С тех самых пор, как ваши бравые жолнежи вошли в Вильно. И повесили моего отца за то, что он отказался говорить по-польски.

   – Я не участвовал в том походе!

   – Я знаю. – Устало отозвался следователь и вновь углубился в свои бумаги.

   – И чего вы от меня хотите? – Не выдержал пытки ожиданием генерал Ровецкий.

   – Я от вас? – Поднял взгляд энкавэдешник. – Ничего!

   – А зачем я здесь? – Начал закипать генерал.

   – С вами хотел поговорить один ваш бывший товарищ. Он скоро подойдёт. – Бросил ему следователь и опять углубился в свои записи.

   Генерал Ровецкий задумался. Никаких знакомых, которые могли служить в НКВД, у него не было. По крайней мере, по его сведениям. Нарастало удивление.

   Но опять скрипнула дверь, и в кабинет вошёл ещё один человек. Был этот человек генералу Ровецкому знаком, но что-то мешало окончательно определиться с личностью вошедшего. Всё стало ясно, когда он прошёл к столу в полосу мутного дневного света.

   – Анджей, это ты? – Выдохнул генерал. – Но что за странный вид?

   Вошедший окинул себя взглядом, поправил китель и конфедератку.

   – А что в нём странного, пан генерал?

   – Но это не польская форма! – Возмутился генерал Ровецкий.

   – Ну, почему же, Стефан. – Отбросил ненужную субординацию посетитель. – Это форма польского корпуса генерала Берлинга, в котором я занимаю должность заместителя начальника контрразведки.

   Генерал похолодел. Кажется, это не шутка, как показалось ему вначале. Пригляделся. Основа формы подполковника Витковского несомненно польская. По крайней мере, конфедератка осталась без изменений, да и польский "Белый орёл" всё также красовался на ней. Сходным был и покрой кителя. А вот погоны очень сильно напоминали те, которые носила, в своё время, царская армия. Основу оставили польскую, но размер и расположение звёздочек поменяли, копируя погоны обер-офицеров российской царской армии. Генерал Ровецкий поморщился.

   – А ты, Стефан, предпочитаешь увидеть немецкие знаки различия или австрийские. – Нехорошо усмехнулся Витковский.

   – И какое у тебя звание? – Отозвался Ровецкий.

   – Полковник Польской Народной армии.

   – И чем тебя купили большевики? – Продолжал демонстрировать своё презрение генерал.

   – Тем, что не убивали ни моих сыновей, ни мою дочь! – Голос Витковского стал наливаться злостью.

   – Разве Стася погибла? – Удивился Ровецкий.

   – Да! И убивали её долго и мучительно! – Полковник Витковский снял свою конфедератку и положил на стол следователя. – И убивали её поляки!

   Генерал Ровецкий вздрогнул, оценивая всё напряжение этой фразы. Чего там такого произошло, что даже "стальной Анджей" сломался. Офицер без страха и упрёка, относительно спокойно выдержавший сообщение о гибели троих своих сыновей в битве под Варшавой.

   Полковник, тем временем, присел на стол следователя, для чего тому пришлось подвинуть свои бумаги, но видимого неудовольствия энкавэдешник не высказал. Генерал Ровецкий поразился степени влияния своего знакомого на спецслужбы основного противника.

   Пусть сам генерал и не определился, как ему относится к Красной Армии, вошедшей на территорию Восточной Польши спустя две с половиной недели после начала войны с Германией.

   Но, по крайней мере, лондонское эмигрантское правительство объявило Советский Союз своим основным врагом, отодвинув решение всех спорных вопросов с Германией до лучших времён.

   Хотя, было много вопросов со стороны низовых исполнителей, несколько неясных попыток ответить на них, некоторое количество дурацких идей, в которых предлагалось воевать только против немцев. И многое другое, что никак не укладывалось в рамки политики эмигрантского правительства Польской республики, обосновавшегося в Лондоне. И в последнее время, всё больше и больше, проявлявшего странную предрасположенность к немецкому варианту решения проблем.

   – Я сожалею. – Высказал соболезнование генерал Ровецкий. Немного подумал и добавил главный вопрос, возникший у него в голове. – Но, что ты хочешь от меня?

   – Стефан, до меня дошли слухи, что ты принимал участие в одном очень важном совещании, имевшим место 3 июля этого года в предместьях Варшавы. – Полковник сделал паузу. – Мне хочется знать – так ли это?

   – Меня там не было. – Твёрдо ответил Ровецкий. – Я в это время собирал наши отряды на севере, около прусской границы.

   – Но тебе известно об этом совещании? – Сделал выводы Витковский.

   – Да я знаю, что его собирали. – Генерал поколебался несколько секунд. – И даже догадываюсь, почему ты об этом спрашиваешь? Но меня там не было! И никакой ответственности за то, что там решили, я нести не хочу.

   – Очень хорошо, Стефан, что ты не стал отнекиваться полным незнанием. – Витковский усмехнулся. – Я, ведь, знаю, что с решениями тебя знакомили.

   – Уверяю тебя, Анджей, что я был категорически против. – Заволновался генерал Ровецкий. – Тем более, мне и в голову не могло придти, что подобные методы будут применять против кого-либо из нас. Речь шла о борьбе с коммунистами и теми, кто им сочувствует.

   – А в итоге замучили мою дочь! – Полковник Витковский заскрипел зубами. – Стефан, я хочу знать – кто принимал это решение?

   – Насколько я знаю, это была инициатива маршала Рыдз-Смиглы и генерала Сикорского. – Ответил ему генерал. – Остальных просто поставили в известность и потребовали принять это решение.