355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Гомонов » Тень Уробороса. Аутодафе » Текст книги (страница 12)
Тень Уробороса. Аутодафе
  • Текст добавлен: 21 сентября 2016, 18:49

Текст книги "Тень Уробороса. Аутодафе"


Автор книги: Сергей Гомонов


Соавторы: Василий Шахов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

– Господин Хаммон, я думаю, вам стоит рассказать все. Ваше положение незавидно, потому что именно сейчас мы находимся на грани войны с серьезным противником, а ваши показатели в самом главном совпадают с показателями одного из пленных.

– Это с кем, с тем сопляком в шкурах, что ли? – презрительно усмехнулся Хаммон. – Ну вы даете! С вашей-то техникой – и обижать бедных дикарей… Воюете с беззащитными народами?

Незнакомец улыбнулся, подошел к нему и протянул руку:

– Меня зовут Фредерик Калиостро. Я не думаю, что вы каким-то образом причастны к людям, напавшим на наш мир. Но, согласитесь, более чем странно: у вас тоже нет аннигилятора, однако ж вы явно не монах с Фауста и не клеомедянский дикарь. Вы понимаете любой язык, на каком бы с вами ни заговорили. И отвечаете на этом же языке, не задумываясь и без малейшего акцента, в то время как при артикуляции ваши губы движутся совершенно несообразно произносимым звукам, понимаете? Вот, взгляните.

Фредерик указал ему на зеркало. Они отразились рядом.

– Попробуем одновременно произнести одно и то же слово, хорошо? Скажем, «зеркало». И постарайтесь смотреть на меня и на себя, сравнивая, как мы это произносим.

Хаммон и сам опешил, увидев разницу их мимики.

– Теперь говорим на этом языке: «зеркало»…

Движение губ Калиостро изменилось. Хаммона – осталось прежним. Но вслух оба произнесли одно и то же слово.

– Я ничего не понимаю! – арестованный потряс головой.

– Так вот попробуйте объяснить, что за мир, из которого вы прибыли сюда? Это какая-то другая галактика или просто солнечная система, отчего-то до сих пор не попавшая в реестр содружественных миров? Именно это нам и надо выяснить, чтобы понять, как вам помочь…

Хаммон растерянно провел ладонью по своим космам.

– Мне кажется, – поежившись, он придвинулся к Фредерику и перешел на шепот, – мне кажется, это вложенные миры, мэтр Калиостро…

– Вложенные миры? Вы хотите сказать, параллельные вселенные?

– Нет-нет-нет! – Хаммон отчаянно замотал головой. – Не параллельные, – он ухватил кисть одной руки ладонью другой и сжал, – вло-жен-ны-е! Один в другом. У Фурона была гипотеза, что если все состоит из атомов, то каждый отдельный атом может быть вселенной.

– У Фридмана!

– У Фурона! Ну и вот, если бы можно было создать обстоятельства, при которых тело уменьшится настолько, чтобы проникнуть в одну из вселенных-атомов, то там тоже можно было бы увидеть целый мир, как наш. Боюсь, мэтр Калиостро, что та установка на нашем предприятии уменьшила меня настолько, что я попал внутрь самого себя… и оказался среди вас…

Взгляд серых глаз создателя «Черных эльфов» остановился. Хаммону показалось, что сейчас с Калиостро случится что-то страшное – или он начнет метать молнии, или впадет в кому.

– Согласно этой гипотезе, – торопливо продолжил арестованный, – если я попробую снова воспользоваться этой штукой, она забросит меня обратно, в то же место и в то же мгновение, как я на нее запрыгнул. И меня убьют. Я понимаю, что у вас много и своих бед, война вон… но войдите и в мое положение: не хочу я помирать. Может, придумаем чего, а?

Ни падать без движения, ни разражаться громом с молниями Калиостро не стал. Он опустил голову и покачал ею безнадежно:

– Да не только это ваша проблема, господин Хаммон. Если вы еще не поняли, то объясняю: в случае вашей смерти погибнет и весь наш мир, с миллиардами параллельных вселенных, составляющих вашу физическую сущность. Вот и все.

Хаммона передернуло от простоты и спокойствия тона, каким Фредерик поставил роковой «диагноз».

– П-почему? Почему погибнет?

– Потому что, господин Хаммон, хотите вы того или нет, хотим того мы или нет, но вы являетесь невольным создателем нашего мира. И сейчас вы не в абстрактной вложенной вселенной. Вы внутри себя.

* * *

Клеомед, пустыня, принимающий портал, август 1002 года

Над диском, еще секунду назад пустым и глухим, что-то засверкало. Лейтенанты ВО тут же оборвали беседу и подошли ближе. Несколько сержантов встали на караул. Лейтенант-женщина приготовила линзу, но тут ТДМ материализовал с десяток неподвижно лежащих на диске фигур. Впрочем, не все были неподвижны – у некоторых ритмично подергивались конечности.

– Черт, что это с ними? – проговорил лейтенант-мужчина.

Биокиборги – а прибывшие все до единого были «синтами», только в военной одежде и вооруженными, что для их братии считалось явлением исключительным – казались живыми, только полупарализованными и в любом случае основательно выведенными из строя.

– Снять их с портала, – приказала женщина и, вместо того чтобы вставить линзу в глаз, убрала ее, а затем активировала голограмму.

Сержанты стащили покалеченных «синтов» на землю и принялись их осматривать. На вопросительный взгляд женщины ее напарник-лейтенант лишь развел руками:

– Визуально они целы, Глор… Скорее всего, нарушение внутренних систем. Здесь нужен электронщик или… В общем, это не в нашей компетенции.

Женщина кивнула. На голограмме возникла Эвелина Смелова, за последние полгода значительно продвинувшаяся по карьерной лестнице и ныне занимающая пост советника президента по военным вопросам.

– Слушаю, – коротко и сухо бросила она в камеру, давая понять, что забивать приват-канал всякой мелочевкой будет не самой лучшей идеей собеседницы.

– Госпожа генерал, чрезвычайное донесение. Партия «синтов» для подкрепления, высланная нам с Земли, только что получена, но недееспособна.

– В чем это выражается?

– Похоже, они парализованы.

Худое вытянутое лицо Смеловой нахмурилось.

– Так. Партию вышедших из строя роботов препоручите специалистам по восстановлению. Доложите по форме начальству. Буду ждать от них рапорта.

После этого Эвелина отключила канал. Это был первый случай переправки «синтов» посредством ТДМ, и закончился он, выходит, крупной неудачей. Никто не ожидал этого…

Генерал тут же связалась с экспертами по синтетическим конструкциям и, вкратце объяснив обстоятельства, спросила, с чем может быть связана поломка.

Собеседники задумались.

– Госпожа советник, позвольте нам десять минут… нужно обсудить это с коллегами…

Эвелина погасила голограмму и занялась отсмотром новостей за последние часы. Сюжеты их были печальны: уже не первый случай паники, когда обычные, рядовые жители, одержимые страхом, набрасываются на подозрительных (вернее, кажущихся им подозрительными) людей и… Словом, зафиксировано уже несколько десятков взаимных смертей: убитого и, естественно, аннигилировавшего вслед за ним убийцы. Два раза ошибки не было: жители убили настоящих «двойников-перевоплощенцев». Но если ничего не предпринять, такой отсев приведет к плачевным результатам. Власти едва ли не в каждом экстренном блиц-выпуске призывали людей к спокойствию и невмешательству, но эксцессы повторялись.

Негласная эвакуация мирных жителей шла своим чередом. Филиалы земного ВПРУ работали в режиме усиления, ужесточив контроль за сотрудниками, но пока еще ничего не говорило о начале войны. Катера-невидимки по-прежнему бездействовали, зависнув на орбите возле особенно важных стратегических объектов, готовые в любой момент раскрыться и вступить в бой…

Вновь вспыхнула голограмма:

– Госпожа советник!

– Слушаю!

– Меня уполномочили выдвинуть официальную версию неисправности кибер-организмов. Самая большая вероятность причины их выхода из строя – процессы, происходящие со связями в позитронном мозге «синтов» во время трансдематериализации. Их реакция схожа по симптомам с параличом, который поражает их при виде сцены насилия, крови, раненого или трупа. У данной партии «синтов»-медиков эти предохранители были, конечно, отключены, однако ТДМ воздействовал на них самым неожиданным образом…

– Хорошо, но они пригодны для восстановления? – поторапливая эксперта нетерпеливым тоном, спросила Смелова.

– Да, конечно. Но на это уйдет некоторое время.

– И эта партия сможет помогать врачам Клеомеда, как и предназначалась?

– Да, госпожа Смелова. Но все же мы рекомендовали бы впредь отправлять синтетические организмы традиционным способом.

– Гм… Благодарю вас, господин Диких.

Эвелина тут же переключила ретранслятор на несколько параллельных каналов:

– Немедленно задержать ТДМ-отправку новых партий «синтов»-медиков. Директива такая: все «синты» должны быть переброшены в указанные зоны только транспортом!

И, уже не слушая ответы, она ринулась на доклад к Ольге Самшит.

* * *

Фауст, Епархия, август 1002 года

Дальше аркады монахов-целителей не пропустили, и Граум с Елалисом остались сторожить во дворе, у входа в здание. Мрачные черные монахи в странных одеяниях с накладными плечами вроде крыльев, в перчатках и в масках, сомкнулись возле дверей и замерли, как неживые. Врачеватели переглянулись. Что-то недоброе витало в сыром воздухе…

Агриппа тем временем поднялся в свой кабинет и затратил некоторое время на переодевание в мантию магистра. Брат Раутанус покорно ждал его в коридоре, но даже он не заметил тени, давно наблюдающей за ними.

– Итак, куда идем? – возникнув на пороге, спросил магистр.

Раутанус указал в сторону лестницы и отправился вместе с ним…

Вскоре сопровождающий оставил Агриппу.

У последней двери священник испытал непонятное чувство – нет, не чувство даже, а отголосок, слабый привкус, подобный коварному сквознячку, незаметно, притом наверняка выполняющему свое губительное предназначение. Агриппа замешкался, повел плечами и оглянулся. Всё здесь было как всегда: безмолвно, сурово и величественно. Но отчего же только что в памяти быстрой чередой промелькнули давно, кажется, позабытые подробности жизни? Почему столь настойчиво цеплялся взгляд за эту фразу – «Pereat mundus fiat justitia»[6]6
  «Правосудие должно свершиться, пусть и погибнет мир» (лат.)


[Закрыть]
– венчавшую наддверный каменный барельеф? Сейчас она, вытесанная готическим шрифтом в сером граните, впервые показалась магистру нелепо претенциозной и глупой. На задворках сознания затрепетала мысль – а может, развернуться и уйти отсюда?

Агриппа встрепенулся, отверг соблазн, толкнул дверь и вошел в комнату.

– Проходи, магистр, – прогудел голос, услыхать который Агриппа не ожидал в ближайшие несколько дней.

– Иерарх? Разве вы не в отлучке?

Впрочем, в интонации магистра не прозвучало должного удивления. Казалось ему теперь, что все это уже когда-то происходило – здесь же и так же в точности. И Агриппа знал, что случится дальше, но предопределенность лишила его желания бороться за жизнь.

Словно посторонний, священник смотрел на себя, отразившегося в зеркале, и на Эндомиона, который возвышался в кресле спиною к нему. Единовластный император дождливой планетки, о которой позабыл почти весь мир. И зря позабыл…

– Проходи, Агриппа, – не ответив на вопрос, сказал Иерарх. – Проходи.

Магистр обреченно шагнул в круг света, рожденного полыхающими углями камина. Лик Эндомиона, точно сошедшего с полотна художника средних веков прошлой эпохи, отливало сейчас медно-красным. И привиделась Агриппе жестокая маска древнего языческого бога.

Священник спрятал руки в обшлагах рукавов мантии и пристально взглянул в темные провалы на месте Эндомионовых глаз, тщетно стремясь угадать их выражение.

– Покорно слушаю, Иерарх, – чуть поклонившись, вымолвил он. – Я догадываюсь, о чем ты спросишь меня, но все же готов выслушать вопрос.

Эндомион усмехнулся.

– А ты дерзок, брат-единоверец! Так же дерзок, как и в былые времена… Ну что ж, Агриппа, я уповал на эффект неожиданности, но ты оказался более прозорливым, нежели я думал. В таком случае опустим эти игры и приступим к главному. Итак, ты предал меня…

Агриппа дернул бровями. Его птичье лицо потемнело от усиленно скрываемой ярости. А Иерарх меж тем невозмутимо продолжал:

– Да, предал. И не теперь, а четверть века назад, когда вы в нашем с тобой родном монастыре осмелились возродить к жизни ересиарха…

– Вот как ты заговорил об Основателе, Кан!

Эндомион сурово хлопнул ладонью о подлокотник своего трона, очевидно задетый непочтительным обращением по имени, от которого отказался уже очень давно, еще в день принятия сана:

– Да, Александр-Кристиан Харрис, воплощенный вами в юнце Зиле Элиноре, был величайшим ересиархом в истории человечества! Воля, которую он изъявил в своем завещании, была исполнена вами, а сама по себе она являлась богохульством!

– Не является ли богохульством черная магия, к которой прибегли вы – ты и твои сторонники, Кан? Вы впустили в этот мир исчадья ада…

– Я впустил в этот мир настоящих людей. Тех, которые должны править здесь, а не лишенных выбора биороботов из пробирок! – возразил Эндомион, и глазом не моргнув в ответ на обвинение. – И никакой черной магии применено не было, Агриппа. Слышать такие вещи твоей стороны смешно. Неужели ты так наивен, что веришь в это?

– Я верю в силу человеческого разума, человеческой воли и человеческой души, Кан. Вот и все, во что я верю…

Иерарх покачал головой и задумчиво проговорил:

– Недаром… недаром… Вот она – ересь во всей красе! Что ж, теперь я убежден в своем решении расформировать монастырь Хеала как гнездо преступного вольнодумия, вскрыть все его тайники и устранить заразу, которой попустительствовал ты, поощряя подначальственных тебе наставников и послушников в их греховных заблуждениях…

Магистр стиснул зубы. Ему тем невыносимей была речь Иерарха, чем больше он понимал, что ведает каждое следующее слово, которое только созревало в мыслях правителя Фауста и еще не сорвалось с языка. Сжатые в кулаки ладони священника взмокли, а пальцы заныли. Как хотелось, чтобы в руках сейчас оказался спасительный посох!..

Дверь громыхнула. Агриппа различил в полутьме у входа две черные фигуры монахов. Их наплечники напоминали зачатки или обрубки крыльев. Недоангелы…

Они стояли, вытянувшись струной, готовые броситься исполнять любой приказ Иерарха, и магистр заставил себя насмешливо улыбнуться:

– А это, Кан, те несчастные, волю которых ты купил, угрожая Пенитенциарием? Каюсь, Эндомион, виноват, послушники Хеала и впрямь никогда не подвергались такой сделке. Воля осталась при них, а в твоих глазах это, конечно же, великий грех. Об одном тебя прошу: когда из мальчиков вверенного мне монастыря ты примешься делать монстров на манер себя, будь последователен. Не калечь их сразу, одним ударом, подобно тому, как калечат вериги… Все же я в ответе за моих монахов…

Краем глаза Агриппа успел заметить, как дрогнула одна из фигур у двери при слове «вериги».

– Я избавлю тебя от ответственности, магистр.

Эндомион кивнул монахам. Один из них – тот, что вздрогнул, – швырнул Агриппе посох и тут же атаковал. Сам Иерарх покинул центр зала, а кресло по мановению его руки опустилось под пол.

– Вирт? – вырвалось у Агриппы, некогда взрастившего монаха, который теперь должен был стать его палачом.

Вместо ответа бывший послушник, отброшенный посохом магистра, снова кинулся в бой, и к нему присоединился второй служитель Эндомиона. А тот стоял у подоконника и наблюдал за ходом сражения.

Агриппа ощутил, что странная способность его к предвидению вдруг улетучилась. Он был уже тысячу раз повержен – с того мига, как осознал, что бывший его послушник, младенцем взятый на воспитание, алчет смерти собственного учителя. С каждым шагом все ближе к цели были Вирт и его замаскированный напарник, и магистр пятился, отбиваясь и отступая к стене.

Снаружи под окнами нарастал какой-то странный шум, но Эндомион был слишком поглощен созерцанием схватки. Теснимый противниками, Агриппа приближался к нему. Иерарх сжал в ладони закрепленный под мантией плазменник – дар дипломата Максимилиана Антареса. Еще, еще немного, и…

Доселе невнятный шум во дворе перерос в гул и грохот. Тут вскрикнул Агриппа. Отступать ему было уже некуда: он ощутил спиной холод мраморной облицовки стены.

Вся величественная невозмутимость Иерарха Эндомиона слетела с него жалкой маской, а под нею оказалось хищно скалящееся лицо, в черных глазницах которого полыхали зрачки.

– Смерть ему! – дрожа от возбуждения, со вспенившейся в углах рта слюной, выкрикнул Иерарх.

И когда монахи с остервенением кинулись выполнять приказ, он рванул из-под одежды подарок Антареса. Да, он выстрелит точно в тот момент, когда Вирт нанесет последний удар! Уже мертвый, но еще видящий и все понимающий, Агриппа сможет осознать, кто лишил его остатка бытия.

– Бейтесь! – вдруг крикнул Вирт Агриппе.

Из наконечника его посоха выскочила почти не заметная глазу стальная спица, и коротким ударом назад молодой монах всадил ее в горло своему хозяину. Самодержавному императору дождливой планеты. Иерарху Кану Эндомиону.

И время снова понеслось, когда ничего не понявший Агриппа пропустил удар второго служителя. Острие насадки посоха с хрустом проломило его горло. Магистр захрипел и, скользя по стене, осел на пол. Монах в растерянности дернул свое оружие к себе и отступил, а Вирт, несколько мгновений спустя осознавший гибель учителя, истошно закричал и одним ударом прикончил напарника.

В зал ворвались прочие сторонники покойного Иерарха. Труп Вирта покатился к ногам Агриппы, и их мертвые глаза встретились напоследок. А потом с ревом вынесли двери монахи, поднятые братьями-лекарями Граумом и Елалисом.

На Фаусте началось восстание…

* * *

Фауст, земля Каворат, август 1002 года

Прикормленная Элинором пичуга из монастыря Хеала давно уже повадилась летать в город на Ничьей земле. Вертя маленькой головкой, она по обыкновению живо разглядывала странные низенькие постройки и серых людей, снующих туда-сюда по улочкам.

Сегодня все было не так. Далеко отсюда, в соседнем большом поселении – и там уже успела побывать пернатая путешественница – одни двуногие зачем-то нападали на других двуногих. Многие так и оставались лежать на промоченной дождями земле. А потом выжившие собрались и пошли в сторону большого поля, с которого, как в прежние времена не раз в испуге видела пичуга, часто поднимались в небо страшные летательные аппараты людей. Поглядев на толпу с ветки корявого дерева, птичка взъерошила перья, почесала коготками возле клюва и, пискнув, полетела прочь. Она обогнала и вскоре оставила далеко позади себя эту странную шумную процессию.

– На Хеала! – кричал человек в черной «крылатой» одежде и с замаскированным лицом, размахивая зажатым в кулаке продолговатым темным предметом, который, несмотря на кажущуюся безобидность, негласно таил в себе смерть.

В земле Каворат птица присела на выступ, венчавший городскую стену, и принялась смотреть, что будет дальше. Она чуяла недоброе, но предвестье зла не только пугало, но и одновременно притягивало ее. Птичка уже не могла улететь.

Со стороны монастыря Хеала сюда тоже приближалась черная толпа. Молодые, взрослые, старые – монахи всех возрастов, вооруженные посохами и цепами, – шли сейчас к Ничьей земле. Они хотели того же, что и люди из дальнего поселения: убивать врагов, таких же людей, как они сами – и этих вел лекарь, тучный одышливый монах в светлой рясе, один из тех, с кем не раз видела птичка своего Элинора.

В то же время и серые обитатели земли Каворат подпирали городские ворота тяжелыми бревнами. Многие вооружались. Но были и такие, кто многозначительно переглядывались друг с другом и бездействовали, прячась по домам.

И тут в небе показалось несколько летательных приспособлений. Пичуга тревожно подпрыгнула: ей всегда было не по себе, когда двуногие забирались в стихию, издревле принадлежавшую только крылатой братии.

Летучие монстры бесшумно мчались к городу, и монахи из Хеала, наконец заметив их в воздухе, ускорили шаг…

* * *

Фауст, земля Каворат, август 1002 года

Запыхавшаяся от бега, красная, с горящими глазами, Марсия ввалилась в комнатенку Зарецкой:

– Ника! А ну быстро!

Та подскочила. Снаружи явственнее стали слышны крики.

– Что там? – громким шепотом спросила она.

– Зевеаф сейчас будет здесь, – сообщила Марсия. – Принесет тебе Доминика…

– А что за крики там?

– Не знаю. Кажется, кто-то ломится в ворота города. Половина здешних монахов приняла нашу сторону, хотят помочь нам сбежать, но…

– И что теперь будет?

Высунувшись из-за двери, Зарецкая увидела, что монахи-охранники дерутся между собой.

– О господи! Ну и ну!

Марсия усмехнулась и сложила полные руки на груди:

– Ну и зрелище, да? Глазам не поверишь. Ну а ты все-таки не бойся! Еще чуть-чуть – и мы на воле. А там и до дома недалеко. Сейчас только дождемся Зевеафа.

Зарецкая кивнула. Охранник-любовник Марсии был парнем сильным и надежным, и если уж он встал на их сторону, то не подведет.

От долгого ожидания и тревоги у обеих женщин тряслись поджилки, но они не отходили от двери.

Внезапно откуда-то с крыши, будто пара сцепившихся мартовских котов, свалилось два монаха – в серой и в черной рясах. Именно в то мгновение, когда серый убил своего врага сокрушительным ударом в грудь и настороженно огляделся, Зарецкая узнала своего охранника. Всё то же злобное, искаженное ненавистью лицо с запавшими глазами и худыми щеками…

Обе женщины отпрянули от двери, но серому было не до них. Выкрикнув какое-то проклятье, он побежал прочь из двора и скрылся за домами. Труп черного монаха остался лежать недалеко от порога Никиного жилища.

Марсия так и стояла, прикрыв рот ладонью.

– Марс, а Марс! Очнись! Слышишь? – прошептала Ника, тряся ее за плечи. – Ты что, мертвых не видела?

– Да он же… он же…

Слеза наливалась на кончике ее носа и наконец скапнула Зарецкой на руку. Вместо связных слов Марсия указала на покойника. Ника отпустила ее, внимательно пригляделась и увидела, что этот монах был всего-навсего мальчишкой-подростком лет тринадцати или четырнадцати. Стоило ли удивляться столь легкой победе серого негодяя! Сердце Зарецкой затрепыхалось и замерло. После рождения Доминика она стала по-другому относиться к людям и жизни. На месте этого мальчишки она вдруг со всей отчетливостью представила своего беззащитного сына. Это была мимолетная фантазия, но она причинила столько боли, что ноги у женщины подкосились. Без лишних слов поняла она Марсию.

– Вы еще тут?

Пленницы вздрогнули. В дверь полубоком вклинился Зевеаф со свертком в руках.

– На, держи! – он сунул ношу в руки Зарецкой. – И бегом-бегом, пока спит!

– Что там делается? – спросила Марсия, выскакивая под дождь.

– Из Хеала нам на помощь пришли тамошние монахи, – тут Зевеаф увидел мертвого парнишку. – Эх, бедолага, не повезло ему… Давайте вот по той улице – и все время прямо. Упретесь почти в самые ворота. За ними стоит флайер, его уже перехватили. Вам туда.

– А ты?

Гвард Марсии посмотрел на нее, и обе женщины поняли, что он прощается с ними.

– Нет, нет, не оставайся тут, нет! – моляще затараторила Марсия и стала такой незнакомой для Ники. Куда подевалась смешливая, ироничная и самоуверенная тетка?

– Иди, иди! – с досадой отозвался монах, толкая ее в толстую спину. – Идите обе!

– Зевеаф!

Он выругался и нырнул в проулок между домами. Там сразу загрохотал шифер, зазвенела черепица. Ника увидела на крыше, почти над их с Марсией головами, монаха в черной рясе. Он махнул им в ту же сторону, куда только что указывал Зевеаф, а потом его насквозь пронзил луч плазмы, и он рухнул наземь перед беглянками. На руках у Ники начал просыпаться и хныкать Доминик.

Оцепенение Марсии прошло. Она ухватила Нику под локоть и, перекрикивая расплакавшегося младенца, скомандовала:

– Живо бежим отсюда!

Женщины ринулись к воротам – перебежками, ничего не соображая от ужаса, то и дело прячась за постройками. Зарецкой было еще хуже, чем спутнице: у нее в руках изгибался, заходясь в рёве, перепуганный ребенок, и в любой момент его крик мог бы выдать беглянок с головой. Пока же им везло: ни нападавшим, ни оборонявшимся монахам не было никакого дела до двух ничтожных пленниц серого города.

Вскоре Ника увидела сорванную створку ворот, валявшуюся посреди дороги, и тела нескольких убитых или раненых. Но обещанная свобода, которая ждала их там, за стенами проклятой крепости, придала Зарецкой храбрости и сил.

– Марсия, флайер! Смотри! – вскричала она от радости, различив вдалеке знакомые очертания. – Это за нами!

Но Марсия тут же отрезвила ее порыв:

– Не сходи с ума, там повсюду открытое пространство. Нас сразу увидят и убьют!

От флайера их отделял ров с перекинутым через него деревянным мостом, небольшой вал, поляна, переходящая в возвышенность и, само собой, минуты три быстрого бега по этой местности. Их будет видно как на ладони!

А флайер, что поблескивал мокрой обшивкой на фоне горы, дразнил своей недосягаемостью…

– Что будем делать? – Ника была готова расплакаться, и внутренний голос уже не одергивал ее приказами прекратить быть мямлей и собраться.

– Для начала утряси Доминика, не надо, чтобы орал…

– Почему стоим?

Монах в светлой рясе возник за их спинами, как из-под земли. Высокий, румяный и толстенький, он казался добряком, только очень встревоженным.

Женщины растерялись.

– Бежать надо! – рявкнул он и поволок Нику с Марсией к мосту, а когда вслед за ними из-за ворот, свирепо ругаясь и скроив страшную мину, выскочил серый гвард Зарецкой, толстяк развернулся и двумя короткими ударами уложил его наземь, а для верности пнул ногой. Серый покатился в мокрую канаву.

Паника паникой, а Ника испытала злорадное удовлетворение. Ее жестокий мучитель был наказан.

– Спасибо вам! – выдавила она, с благодарностью глядя на провожатого. – Вы нас спас…

– Да уж не за что! – с ноткой язвительности отозвался монах, снова прибавляя ходу. – Вы бы еще поторчали там, чтобы всех служак Иерарха дождаться!

– Но я все равно не умею управлять флайером. Марс, а ты?..

– Там есть кому управлять! – отмахнулся монах-лекарь.

– В первый раз вижу столько монахов сразу! – вмешалась в их разговор Марсия.

Она пыхтела погромче толстяка-монаха и едва успевала переставлять отекшие ноги. Бежать по скользкой траве – испытание не из легких даже для привычных к этому местных аскетов.

– А я, представьте, впервые воочию вижу женщин! – усмехнулся светлорясовый на ходу.

Флайер был все ближе.

– Куда потом? – спросила Ника.

– Прикажем «синту»-пилоту доставить нас на космодром…

– А он подчинится?

– А куда он денется, скажите на милость!

Последнее слово толстяка прервал вскрик. Они с Никой оглянулись на Марсию. Та, схватившись за шею, повалилась наземь. Еще Зарецкая успела различить вспышку над городской стеной, а в следующую секунду лекарь упал ничком, прошитый лучом плазмы. Марсия, тихо мыча и хрипя, страшно корчилась в агонии.

– Не умирайте! Только не умирайте!

Сжав Доминика одной рукой, другой Ника пыталась помочь монаху встать. Марсия с обугленной сквозной раной в шее, затихла, но на нее уже никто не обращал внимания.

Их провожатый приподнялся на локтях и прошептал:

– Летите на Землю. Попробуйте разыскать Кристиана… Кристиана Элинора… Пусть он сообщит вашим правителям, что Агриппа и Эндомион мертвы и что мы сумели закрыть Врата. Так и передайте, он поймет!

– Нет! Я вас не оставлю, вставайте сейчас же! – завизжала Зарецкая.

Рядом с нею в землю ударил луч.

– Слушайте, я не смогу! Не смогу, не теряйте времени! Скорее на борт и летите же!

И толстяк ткнулся лицом в склизкую траву.

Вбегая во флайер, Ника ощутила хлесткую боль справа, под мышкой, и в груди. К счастью, Доминика она держала левой рукой и только благодаря этому не выронила его. Внутри разгорелся пожар, и полтуловища парализовало, будто его и не было никогда. Зарецкая ухватила поплывшее сознание и бросилась к кабине пилота:

– На космодром! Быстро! Я сотрудница ВПРУ!

Вряд ли на «синта» произвело впечатление ВПРУ, но не подчиниться воле человека он не имел права.

Ника перевела дух, привалилась к переборке и, опустив голову, поймала взгляд широко открытых голубых глаз сына. Словно что-то понимая, он молча и серьезно смотрел на нее снизу.

– Всё, всё! Мы летим домой, слышишь?

Доминик моргнул.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю