Текст книги "Послания себе (Книга 3)"

Автор книги: Сергей Гомонов

Соавторы: Василий Шахов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

– Везет тебе: сидишь! – осушив стакан, позавидовала Ритка.

– Первый день. До сих пор поверить не могу. А ты что носишься? Сядь, перекури, давай маленько потреплемся о том, о сем...

– Гроссман-старший! Ты спятил! Пока мы тут о том, о сем будем трепаться, меня порвут, как британский флаг перед посольством! Не трави душу! Всё, бай-бай! – она уже рванулась было к двери, но вдруг резко затормозила и развернулась на пятках: – Кстати, парниша, ставлю тебя перед фактом: я открываю дачный сезон.

– Что-то поздно ты спохватилась!

– Ну, а когда мне?.. В эту субботу едем ко мне в сад.

– Негров на плантации не хватает? – уточнил Николай.

– Да на тебя где сядешь, там и слезешь, "ниггер"! Уж помолчал бы! Отдыхать мы едем. А "ниггером" будет мой Кирилл: он делает отменный шашлык...

– Вах, бастурма кушать! А что за Кирилл? Когда ты только успеваешь их менять, а, Ритуль?

– У-у-у! Дурное дело нехитрое. А тебе-то что? У тебя, вон, жена под боком. А мне, по-твоему, как выкручиваться? По сексшопам разгуливать некогда, пардоньте! Все, отцепись, мне некогда! За собой следи, нечего!..

– А этот хоть, надеюсь, не коммивояжер, как твой... как его? ну, все привязывался ко мне со своими книжками...

– Нет, успокойся. "Этот" у меня – "лыйтенант милиции, старшой". Вернее, капитан.

– Ну, ты совсем... сбрендила...

– Ага! – хохотнула Ритка и "вынесла" двери.

Вечером от Ренаты он узнал подробности причин скоропалительного решения Марго открывать дачный сезон. По ее словам, Ритка положила глаз на "синеглазого брюнета из ее девичьих мечт" и решила во что бы то ни стало пополнить его именем список своих пассий. Кирилл на самом деле – только предлог (кто бы, спрашивается, сомневался). Он страдает из-за неразделенной любви к "роковой ветренице", вот Ритка – эта самая ветреница – и снизошла до того, чтобы ради достижения тайной цели погладить его разок вдоль шерсти. Замыслы у нее, как обычно, грандиозные: под шумок там же, в саду, увести Влада у Аськи (их она пригласила в первую очередь) и самой тоже сбежать от влюбленного капитана. А там, глядишь, Аська и Кирилл утешат друг друга...

– Тьфу, дуры-бабы! – сказал Николай. – Никогда твоя Ритка не поумнеет, ей-богу!

– А зачем?! – Рената округлила глаза и похлопала ресницами. – Я, может, тоже...

С воплями "Я те дам – тоже!" Ник погнался следом за нею. Смеясь и взвизгивая, Рената носилась по комнатам и уворачивалась от него в самых неожиданных местах, когда, казалось, он ее уже настиг.

Оставив свои игрушки, Саша удивленно взирал на родителей, но не вмешивался. Его гранитно-серые, не по-детски умные глаза словно сканировали ситуацию: не так уж часто папа с мамой позволяли себе подобные выходки. Было непонятно – нравится ему все это или нет.

Наконец Гроссман перемахнул через стол и зажал Ренату в угол.

– Так значит – тоже?! – он охватил ее за талию.

Она, звонко смеясь, колотила его по плечам:

– Отстань, Гроссман! Сашкин смотрит!

– Нет, так что значит – "тоже"?!

– Ничего, ничего! Я пошутила!

– То-то вот. Шурик, мы балуемся. Не смотри на нас так. Мы играем...

Мальчик улыбнулся и сел в своем углу достраивать из кубиков конструктора пирамиду. Он с каким-то нечеловеческим упорством сооружал целые некрополи, благо конструкторов у него было много, расставлял пирамиды и храмы в одному ему известном порядке, играл в этом комплексе минут пять, а затем снова все разбирал и перестраивал. Понять его цели была не в силах ни няня, ни родители.

Когда они оставили его в комнате одного, Саша поднялся, забрался к магнитофону и самостоятельно включил мемфисский диск.

Тем временем на улице темнело, вспыхнули первые звездочки...

ПЕРВАЯ РЕАЛЬНОСТЬ

Взлетев навстречу Пятому Солнцу, птица запела прощальный гимн. И тут ослепительный диск, плывущий в ладье, ожил. Тихий внятный шепот услышал только тот, кому он был предназначен:

– И помни, брат мой: всюду, где побывает душа твоя, она оставит свой след!.. Помни это: часть ее осенит каждое пристанище на твоем пути, как твой пепел, что рассыпается над Нилом. Сгорая, ты не сгоришь... Почувствуй же счастье ПОСЛЕДНЕГО полета!

– Я иду к тебе! – крикнула птица и расправила крылья, чтобы взлететь еще выше.

Луч отделился от солнца и ударил ее в самое сердце. Закричав от боли, Феникс превратился в пучок пламени и рассыпался прахом.

Горы... Высокие деревья... розовый снег в фиолетовых сумерках. И там жизнь возродилась снова, как всегда...

Тридцать спиц сходятся в одной ступице...

Он протянул руки к небу. Лицо закрывал капюшон хламиды, но он не мешал ВИДЕТЬ.

Жрица бросилась к нему.

– Это ты?..

Ал проснулся. Душная тропическая ночь готовилась к грозе. Сон о будущем? Может быть... Великие "куарт" знали это. Или о прошлом?.. А что есть Время, как не танец вокруг священного огня? Даже дикие туземцы, почитающие их девятерых, включая Ната, за богов, смутно догадываются об этом и воссоздают Великий Закон Сущего в своих ритуальных игрищах...

Навсегда запомнился день, когда они опустились в джунгли южной оконечности материка Рэйсатру... Вместе с эйрмастером "Саха" Зейтори и волком Натаути их было девять – девять живых душ, девять существ, которые навсегда оторвали себя от медленно гибнущей на крайнем юге родины. Лучше сохранить ее в памяти такой, какой они оставили ее там, позади...

Рука Танрэй холодна и дрожит. Она впилась в его ладонь и уже даже не храбрится: от волнения ей уже все равно, что про нее скажет Ормона и будет ли поддразнивать ее после Тессетен. Чувствуя страх хозяйки, Нат преданно прикрывает ее слева.

Ормона же напротив, смела и дерзка. В своем наряде коротком лифе и брюках, обнажающих живот почти до паха, и все это расцветки змеиной чешуи, она действительно похожа на змею коварную, стремительную, бесконечно гибкую и красивую. Даже не оглянувшись на спутников, она первой ступила на землю, и набежавшие туземцы пали перед нею ниц. С тех пор женщины-дикарки по мере возможностей стали подражать ей в одежде, прическе и даже в украшениях, которые неловко, излишне травмируя плоть, вживляли, как и у нее, в кожу. За Ормоной вышел муж ее, Тессетен, и, прищурясь, насмешливо огляделся.

– Зима тебя побери, братишка, куда ты нас притащил?!

– Да ну, Сетен, не говори только, что тебе это не нравится! – откликнулся Ал, приобняв за плечи жену.

Ормона смерила их ледяным взглядом и молча отвернулась.

Танрэй была в накидке, отороченной белоснежным, похожим на лебяжий, пухом, а мужчины Миссии одевались просто и практично в тонкие широкие рубашки и рабочие штаны из грубого хлопка.

Загорелые до черноты дикари смотрели на них во все глаза и молчали, словно задохнувшись от суеверного восторга. Никто, даже мудрый старый целитель Паском, тогда не догадался, почему же миссионеров приняли за богов.

– Непуганные, – усмехнувшись, не то для себя, не то для остальных объяснил Тессетен. – если животные не знают человека, они его не боятся...

– Сетен, я не могу тебя слышать! – возмутилась Танрэй. – Не помолчать ли тебе?!

– А что тебя смущает, сестренка?

– Да то, что они не животные! Понимаешь, высокомерный ты наш экономист?! И не смей так больше говорить! – она не шутила, но он не воспринял ее всерьез.

Ормона вновь искоса посмотрела на нее и пошла вперед. Туземцы благоговейно расступились перед нею.

– Не животные?! – крикнула она тем, кто оставался у корабля, по другую сторону коренных жителей материка, и развела руками. – А кто, по-вашему?!

– Н-да... чтобы обучить таких хоть чему-то, придется много повозиться... – пробормотал ворчливый тримагестр Солондан, вытирая выступивший на лбу пот. – Ну и жара здесь!

– Климат – дрянь, я же говорю! – согласился Тессетен. Давай, кулаптр, привей нас, пока мы тут не переболели всеми возможными хворями!..

– Вы идете?! – нетерпеливо и повелительно спросила Ормона, притопывая ногой на своем пригорке.

– Ладно, – пожал плечами Ал. – Раз уж мы здесь, надо что-то делать...

Как будто не сам их всех сюда притащил... Это в его духе.

– Правда же, здесь хорошо? – как-то по-детски улыбаясь, целитель Паском, древний Паском, мягко тронул руку Ала.

Тот набрал полную грудь воздуха, выдохнул и кивнул:

– Веди нас, Ормона!

Солондан брезгливо посматривал на дикарей, а Кронрэй не без интереса изучал видневшиеся невдалеке примитивные постройки местных жителей.

Только эйрмастер Зейтори да волк Натаути были невозмутимы, словно каждый подаренный Природой день высаживались на такие вот девственные земли.

Танрэй отпустила руку Ала. Несерьезная стычка с Тессетеном придала ей отваги. Пусть знает, что она не хуже него и его высокомерной жены!

– Мне так не хватает здесь наших сфероидов! – по секрету шепнула она созидателю Кронрэю. – Та гора очаровательна, но как чудесна она была бы, появись в той расщелине поселок из белоснежных куполов! А если бы в долине – вон там, видите? был храм, от него нельзя было бы отвести глаз!

– Все будет! – созидатель защипнул пальцами веки ни левом глазу, как бы принимая Танрэй в тайные сообщники. – Погоди немного. Я полагаюсь на твое чувство прекрасного, златовласая муза... для тебя я построю храм искусств...

– А для меня – биржу! – слух у Тессетена, видимо, был отменным, ведь он шел далеко впереди, рядом с Ормоной, и даже ни разу не оглянулся. – Извини, дорогая: для нас.

Сверкнувшая на него карим глазом Ормона приняла "жертву" и исподтишка покосилась на Ала; Танрэй заметила и это, и то, как он улыбнулся в ответ на ее взгляд. Змея...

Паском споткнулся и, подшучивая над своей старостью, засмеялся.

– Ладно вам прибедняться, – бросил тримагестр Солондан, вы еще всех нас переживете...

Нат принюхался и насторожил и без того длинные и острые уши. Шерсть на серебристом загривке встала дыбом, он перегнал Танрэй и оттеснил ее назад, причем без какого бы то ни было приказа Ала.

– Сетен! Ормона! – окликнул их последний, и те остановились.

Дикари обогнали их и стали кланяться. Со стороны жилищ с лаем мчались странные желтовато-песочные тощие существа с хвостами, как у крыс, и мордами, как у волков. Нат зарычал, крепко упершись всеми четырьмя лапами в землю, пригнул голову и ощерился. Глаза его, только что такие умные и добрые, полыхнули красноватой смертью. Учуяв что-то нехорошее, желтые волкообразные существа поджали хвосты и потрусили в сторону.

– Нат, ко мне, – отозвал его Ал.

Пес успокоился и пошел рядом с хозяевами...

Как, кажется, давно это было! Планета сделала уже два полных витка вокруг светила... И прошло всего полторы недели с тех пор, как они вдвоем с Зейтори вернулись с Оритана... Подавленные... То, что они привезли, видели только Кронрэй и Тессетен. Созидатель – чистосердечный и простодушный, как Паском – не скрывая, плакал над проецирующими пластинами, а в воздухе висело страшное. Это были их дома, здания, где все они когда-то работали, был там и сфероид, где познакомились Ал, Тессетен и Танрэй... Сетен помнил в мельчайших подробностях: вот здесь, на ступеньках, он увидел ее впервые – озаренную золотыми лучами, прищурившуюся от яркого света, ясную и юную... Это было четыре года назад, а кажется, прошло сто веков...

Экономист не желал показывать своих слабостей кому бы то ни было. Он ушел. Далеко, в джунгли. И вернулся другим. Никто и никогда больше с тех пор не слышал от него доброго слова о родине, я прежде они с Алом любили вспоминать Ори и Эйсетти, где родились их "куарт", где родились и они сами... Сетен как будто забыл эти названия. Но ведь Оритан еще жил! Жил, сопротивляясь медленной, но неумолимой болезни, сжиравшей некогда плодородное тело. Жил, по частицам теряя душу в лице любящих, но бессильных что-либо изменить детей. Умирал, унося с собой следы великой и прекрасной цивилизации...

– Дай мне! – он выдернул топор из ослабевших – от усталости? от сомнений? – рук своего воина. – Я покажу тебе, как надо!

Тяжело дыша и дрожа всем телом, воин отступил. Полководец всадил лезвие в истекающий янтарной смолой ствол.

– Я научу тебя! Смотри же, дикарь! Смотри!

Кедр застонал. Воин вскинул глаза к его вершине. Над ними царственно парил беркут. Воин судорожно сглотнул. Ветви вздрагивали при каждом – то глухом, то звонком – ударе. Ему хотелось задержать в полете безжалостную руку, но он не смел. Не смел, потому что знал: владыка силен и прав. По-своему прав. Просто он, воин, не до конца понял его. Но ведь столько людей сразу не могут ошибаться!..

Полководец рассмеялся; легко взмахивая топором, он приговаривал:

– Смотри же, смотри и учись! Ибо его частица остается лишь в том, к чему он прикоснулся, а моя – везде и всюду, куда ни направлю я мысленный взор! И для этого, юнец, мне не нужно пачкаться об этих живых обезьян! Они сами рано или поздно обратятся ко мне! Смотри же и ты, мой воин! Смотри и учись!

Кедр сдался. Кованным каблуком толкнул полководец ствол чуть выше раны. Дерево застонало и плавно опустилось на руки удрученных, еще уцелевших собратьев. Иглы осыпались с ветвей на осеннюю листву, которая тотчас всколыхнулась и соткалась в огненную птицу. Взмахнув огромными крыльями, птица стрелой взмыла в небо.

– Учитесь, дети мои, учитесь! – поигрывая палицей, повторил владыка и обратился драконом Дневного и Ночного Света.

Замирая, воины следили за своим господином. Раненная птица и дракон сцепились в небе, затмевая солнце.

– На запад, на запад... – сквозь стиснутые зубы прошептал воин.

Словно услышав его, птица вырвалась из смертельных когтей и ринулась за убегающим солнцем.

Дракон оставил позади себя всех своих соратников.

Закричав что-то солнечному диску, птица с размаху обрушилась в море и ушла под воду так же стремительно, как напуганная стая дельфинов.

И полководец созвал своих воинов.

– Видите колонны? Мы должны быть по другую сторону. Да, это нелегко. Но есть среди нас сомневающиеся?

– Нет, мой господин! – как один ответили воины, скрытые под черными масками, дабы быть похожими на своего властелина и ликом, и сутью...

– Вперед! Иначе мы не успеем!

Половина войска рассыпалась мелкими гадами и скрылась за огненной стеной. Другая половина во главе с полководцем осадила колонны. И навстречу им вышел всего один – темный незнакомец с магическим мечом возмездия в руке. Ему суждено умирать...

– Учитесь, дети мои! – полководец разил защитника Инну палицей и щитом. Сталь атаме с оглушительным звоном сталкивалась со сталью щита, снопы искр ослепляли, словно рождение новой звезды. – Ты надоел мне, Постоянный! О, как же ты мне надоел!!!

Темный маг с легкостью отшвырнул владыку от себя, словно и не было в руках у того безумно тяжелого оружия, словно ничего не весили его аспидно-черные доспехи, а сам он был пушинкой, подхваченной ветром.

– Убей его! – крикнул полководец лучшему своему воину и поднялся из воды.

Тот бросился на мага...

Отвратительная букашка карабкалась по травинке все выше и выше, до тех пор, пока та не изогнулась под ее весом и не скинула ношу обратно на землю.

Сетен скрипнул зубами и раздавил насекомое. Не знаешь, где надо остановиться – получай! И так будет с каждым! С каждым, кто мнит себя богом, а способен лишь подчиняться всеобщим законам. Считать себя сильными и не предотвратить смерть парадоксально. Если ты силен, будь бессмертным и сделай бессмертной свою родину, свою культуру. Нарушь законы Времени и Пространства, зима тебя побери! А если не можешь, то ты не достоин бессмертия!.. как можно безучастно взирать на агонию любимой земли?! Как можно терпеть эту неизбывную тоску по всему, что отныне потеряно и не воскреснет больше никогда?! Смириться с неизбежным? Что есть неизбежное? Суть его – твоя личная ограниченность.

– Ненавижу! – прорычал он.

Тессетен, знай он то, что знают они, наверняка бы смог все изменить и остановить катастрофу. Костьми бы лег, а смог! Они не хотят. Просто не хотят. Ал изображает, словно знал, что все так и будет. Любимчик Удачи. Он получил все, чего можно желать, но ему все мало. Его и всех его приспешников прельщают новые горизонты, возня с погаными нематодами, глистами, паразитами, которых и животными-то не назовешь... Им нужна власть, поклонение этих ничтожеств льстит их самолюбию... Будет льстить. Обязательно. Потому что дикари – не равные, а те, кто вовек не сможет вылезти из трясины невежества... Для того, чтобы найти доказательства сего утверждения, достаточно заглянуть в глубь времен и увидеть, как от поколения к поколению не только не эволюционировали, но деградировали "куарт" этих животных. Что ж, берегитесь, те и другие – те, что поклоняются, и те, что принимают эту дань. Он нарушит свой закон и научит нарушать его всех остальных. Нематоды сами расправятся с пришельцами и с самими собой, дай-то срок! Имея в руках такое оружие, а в голове – неокрепший разум, они разнесут все по кусочкам.

В кустах неподалеку послышался едва уловимый шорох. Экономист повернул голову влево и увидел серую тень. Через мгновение к нему вышел волк Ала и Танрэй, серебристый поджарый Нат. Он склонил голову к плечу, присел, оценил, а затем неспешно подошел к человеку.

– Привет, псина... – тихо сказал Сетен. – Не лежится тебе в теньке?

Волк положил тяжелую морду ему на колени и умными глинисто-серыми глазами заглянул в лицо друга хозяина. Сокрушенный вздох расширил его мощную грудь, но затем, толчком выгнав из себя воздух, она вновь опала. Экономист погладил его за длинными ушами:

– Ты прав, Нат... Остается только вздыхать... Ладно, не сердись, собака, все будет как надо...

Натаути поднялся и снова скрылся в чаще.

Тессетен улыбнулся и встал. Пора за работу. Ничего не изменилось. Все идет по плану. Из него вышел бы отличный педагог...

Первой увидела его Ормона. Холодная бесплодная Ормона. Она слегка улыбнулась ему тонкими губами и занялась своим делом. Сетен понял, что она догадалась обо всем с первого взгляда. И никогда не выдаст его. В этом ее прелесть. Он подошел и медленно поцеловал руку жены. Она проследила за ним проницательным взглядом из-под приопущенных век и отвернулась.

ВТОРАЯ РЕАЛЬНОСТЬ

Суббота выдалась солнечной. Николай довольно быстро расправился с остатками пятничных дел и во второй половине дня был свободен, как птица.

"Ладонька", Шурик и "няня Людмилка" ждали его приезда во дворе. Гроссман придирчиво оглядел жену. Беспокоиться, пожалуй, не о чем: если бы она хотела "выпендриться", то и оделась бы поярче, и накрасилась бы получше. А Рената была в простом спортивном костюме и кроссовках; рыжие волосы забраны заколкой в "домашний" хвостик. Девочка-подросток, сбежавшая с урока физкультуры. Старшая сестренка Шурика. В таком виде не пофлиртуешь. Она словно нарочно подчеркнула: "На, на, Гроссман! Хочешь, чтобы жена твоя выглядела серой мышью?! Да получай!"

– Фатима! Зульфия! Гюльчатай! Построились! – положив локоть на крышу автомобиля, скомандовал Ник. – По местам!

– Слюш-сь-сь-сь, вашбродь! – ответила Рената и, покачивая бедрами, поплыла к машине.

Людмилка рассмеялась, взяла Шурика за руку и последовала за нею.

Мальчик был как никогда оживлен. Глядя в окно, он все время показывал на что-нибудь пальцем и без умолку болтал.

– Что это вы с ним сделали?! – спросил Гроссман.

– Ровным счетом ничего. Это наглядный пример того, каким был бы Сашкин, уделяй мы ему побольше внимания, – отозвалась Рената и оглянулась: – Смотри-ка: Марго со своим хахалем! Пф! Ну и тачку он себе отхватил!

Обгонявшая их вишневая "девятка" посигналила. Из окна высунулся Риткин отпрыск и показал Гроссману нос, за что был затянут назад и награжден подзатыльником.

– Отцы и дети! – вздохнула Рената и тоскливо посмотрела на Сашку: у нее-то все впереди...

– Чувствую, эта мелочь будет кишеть под ногами со страшным звуком... – заметил Николай. – Шурик!

Мальчик оторвался от обсуждения овечек, что стадом паслись на пригорке, и с готовностью поглядел на папу.

– Шурик, Левке по приезде так и скажешь: "Под столом больше двух не собираться!"

– Учи, учи... – проворчала Рената.

Худшие ожидания Гроссмана оправдались: приехавшие спустя час после них Ромальцев и его подружка привезли с собой подростка лет четырнадцати – пятнадцати.

– Шурик, не собираться больше трех, – внес коррективы Ник и живо представил себе, какую революцию устроит здесь сейчас этот детский сад.

Но Лёша на детвору даже не посмотрел. Окинув взрослых ледяным взглядом (у кого научился, интересно?), он стал безмолвной тенью своего отца. Когда тот подал ему не видимый другим знак расслабиться и вести себя, как все дети, мальчик слегка улыбнулся ему и вытащил из пакета отцовской подруги волейбольный мяч. Ромальцев, одетый в джинсы, кожанку и тонкий серый свитер, сильно отличался от того "делового джентльмена", коим предстал перед Гроссманом в своем офисе. А на лице его заиграла какая-то совсем мальчишеская озорная улыбка. Постучав мячом о землю, он мотнул головой в сторону площадки, некогда представлявшей собой грядки с культурами, а теперь в связи с занятостью хозяйки сада запущенной до состояния поляны с сорняками.

Ася проводила их взглядом, но принимать участия в волейбольном поединке не стала. Она произвела на Николая благоприятное впечатление, хотя в последнее время такое с ним бывало исключительно редко. Она была среднего роста, худенькая, с приятными чертами лица, темно-русыми волосами и очень добрыми темными же глазами. Простенькая прическа походила на старинную – как у женщин в прошлом веке. Тихая и спокойная, по мнению Гроссмана, именно такая и должна была понравиться Владу. Два сапога – пара. И это главное.

Не ускользнуло от внимания предупрежденного Гроссмана и то, какие взгляды бросала в сторону Ромальцева разбитная Марго. Ну, уж эта, если захочет, своего добьется! Держись, Ася!

– Если ты хоть намеком проболтаешься, Гроссман, я буду говорить о тебе в прошедшем времени! – прошипела ему на ухо Рената и убежала вслед за Людмилкой и Шуриком. Левка, улюлюкая, догнал их и повалил малыша на землю. Алексей поймал мяч и хмуро уставился на это безобразие.

– Ну, я ему сейчас устрою! – не вытерпела Марго и кинулась на подмогу Сашку, оставив Гроссмана и Асю наедине друг с другом.

И, отвлеченный кутерьмой, Николай упустил из виду самого Ромальцева. С лица Влада вдруг соскользнула беззаботная ребячья улыбка, он повернулся и проводил взглядом Ренату.

– Вам можно позавидовать, – сказал Гроссман Асе. – Вы этот этап уже прошли...

Она не поняла и вопросительно двинула головой.

– Я о подростковом кризисе, – пояснил тот.

Из-за дома доносился стук топора: Кирилл, поклонник Марго колол дрова для шашлыка. Пожалуй, капитан был единственным из них, кто занимался истинно полезным делом.

Ася оглядывалась по сторонам, но Николаю не показалось, что она чувствует себя не в своей тарелке. Зато он сам вдруг почувствовал себя неловко – словно он зря сказал о подростковом кризисе. Странная семейка. Впрочем, непохоже, чтобы Ася была женой или невестой Ромальцева. Чувствовалось, что между ними нет не только физической, но даже и духовной близости. А ведь по ее глазам было видно, что она влюблена, как кошка. Наверняка дело в самом Владиславе: такое ощущение, что он представляет из себя коробку фокусника – вроде один, а на самом деле донышек-то у него ой как много...

И тут его едва не сбил с ног пущенный кем то – не то Ромальцевым, не то его сыном – мяч. Гроссман не ожидал этого и даже покачнулся. Влад и Леша ждали, когда он отфутболит мяч назад. Николай поднял его из травы и красиво послал пас Алексею.

– Идите к нам, – сказал Влад.

– Пойдете? – Ник повернулся к Асе.

Она слегка улыбнулась и пошла.

Гроссман не думал об игре. Что-то постоянно уводило его в сторону от нее. Какие-то невнятные обрывки, словно кадры из просмотренной в детстве киноленты. Так уже было...

Они с огромным волком кувыркались в траве. Старый, но мощный зверь хватал его зубами возле локтя и валил за собой, не причиняя боли... Затем вскакивал и вцеплялся в короткую палку, делая вид, что она нужна ему больше всего на свете. Но отобрать не мог – или Ал был достаточно силен, или Нат не хуже него видел разницу между игрой и настоящей борьбой. Стальные челюсти как бы невзначай соскальзывают, и хозяин со смехом бросает палку в дальние кусты. Волк срывается с места... Так уже было...

Краем глаза Николай заметил, что по периметру полянки расселись зрители. Подошла и Рената. Она уже не спорила с Марго о том, что не нужно наказывать Левку и что Сашкин не в обиде, потому что давно воспринимает Риткиного наследника как стихийное бедствие – если уж оно произошло, то ничего не поделаешь. Кирилл остервенело крошил дрова. Откуда-то издалека, с соседнего участка, ветерком доносило запах варившегося борща. У Ренаты борщ пахнет по-другому. Пас Ромальцеву. Тот поймал мяч на полусогнутые пальцы и...

– Вы с Натом – душа в душу! – крикнул один из учеников Танрэй, Ишвар.

В культуре Ори не было такого понятия. У них говорят – "Вы – одна душа!" Так оно и было. И с отцом Ната, родившимся в один день с Алом и всегда жившим в их семье. И с самим Натом, который появился на свет, когда его старый-престарый отец ушел к предкам... и вернулся... И было это не зря. Об этом знал Паском, древний, как мир, кулаптр Паском... И ведал, почему так было...

Мяч укатился в можжевельник. Взгляды Ника и Влада встретились. "Бежим?" – одновременно словно сказали оба. Леша кинулся за ними, но отстал. Николай, смеясь, прыгнул в заросли и оглянулся. Ромальцева рядом не было. Он поднял мяч и швырнул его Леше.

– Вы как хотите, – сказал Ник, у которого уже пересохло в горле от всех этих прыжков и перебежек, – а я пошел пить пиво!

Интересно, куда же подевался Влад? Ведь только что был здесь... Не выскользнул же он в тот лаз под деревянным забором, который вел в соседний сад! Это было бы... ну, по меньшей мере, странно.

Ник направился в дом и открыл холодильник.

– Гроссман! – крикнула Рената. – Кто подаст страждущему, того возблагодарят сторицей!..

Николай бросил ей банку и подошел к Асе.

– Начинается! – отреагировала Марго на искусно закрученную фразу подруги. – Эй, вы, сильно умные! А не пойти ли вам со своими цитатами... бабочек половить... того самого!..

Гроссман покосился на Асю: не покраснеет ли от таких намеков. Не покраснела. Интересная "шкатулочка с секретом"... Как говорится, "и где же у нас ключик?"

Вдалеке, со стороны "партийных дач", куда выходил лаз в деревянном заборе, слышался шум работающего экскаватора. И охота ведь кому-то работать в такой погожий майский денек... Такие же трудоголики, как Кирилл...

Капитан вскоре начал таинство над мангалом. Да, для Марго этот мужичок и впрямь слишком серенький – на принца никак не тянет. Простой парень, без вывертов. Не будь дурой, Людмилка, действуй! Да здравствует сегодняшняя суббота – день всемирного единения! Славная сходка. И пиво ничего. С шашлыком потянет.

Внезапно Леша сорвался с места и бросился встречать идущего в их сторону по петляющей дороге между участками Влада. И правда – словно в лаз ушел...

Нат принюхался и еще больше насторожил и без того острые уши. Шерсть на серебристом загривке встала дыбом. Без приказа Ала он обогнал Танрэй и оттеснил ее назад... Волк почуял недоброе...

В какой-то момент Николай ощутил что-то тревожное, недоброе, витающее в воздухе и принесенное с собой Владом. Но Ромальцев беззаботно улыбался. В руке у него колыхалась полураспустившаяся веточка сирени, которую он протянул Асе. Гроссману стало смешно, потому что Марго недовольно покривилась и ушла на кухню.

Николай сел на пороге и обнял пристроившегося к нему на коленку Шурика.

– Смотри, сколько голубей, пап! – малыш указывал в небо и щурился от солнца.

В вышине кружилась, играла, переворачивалась на разные лады, купалась разноцветная стая. Есть еще в нашей стране заядлые голубятники...

Стоявший неподалеку Влад тоже поднял голову. Покинув его, Ася отправилась на кухню помогать женщинам, которые уже звенели посудой, беззаботно чирикали и смеялись.

Так втроем – Николай, Сашкин и Влад – они и разглядывали веселую стайку, что резвилась прямо над ними в воздушном океане. Гроссман чувствовал себя почти счастливым. Ну, почти совсем... Если бы не Ромальцев. В нем сейчас есть что-то настораживающее. Для чего это сейчас, здесь? Какая опасность может подстерегать их в этом "Эдеме"?..

Левка кругами ходил вокруг сурового Алексея и не знал, как к нему подступиться и вовлечь в игру. Эти взрослые только и думают о том, чтобы слушать глупую музыку и готовить еду: снова невкусные шашлыки, салаты, картошку... Шурка еще маленький, с ним неинтересно: чуть что – падает с ног. Глупый. Вот с Лешей бы... Так тот не хочет. Страшный он какой-то – а ну как в репу даст ни за что ни про что? Этот может, по нему видно...

– Благодать господня! – наконец услышал Лева голос Кирилла, поливавшего угли из сифона.

О! Хорошая мысль! И сын Марго сорвался с места, схватил водяной пистолетик, набрал в камеру воды из бочки и помчался на подмогу, имитируя вой пожарной сирены.

Удовлетворенный тем, что его оставили в покое, Алексей подсел на ступеньку к Николаю. Оглядев Шурика, он непонятно к чему вдруг строго заявил:

– Он на вас не похож.

Гроссман предпочел отшутиться, хотя заявление тринадцатилетнего парня его немного задело: мог бы и подержать свои мысли при себе, не маленький:

– Шурик у нас мамин сын!

На этот раз Леша ничего не сказал, но было видно, что мнения Николая он нисколько не разделяет. Влад спокойно посмотрел на сына. Тот взял Сашкина за руку, заглянул ему в лицо и пробормотал:

– Хорошенький... – а после этого, словно смутившись своего благого порыва, поднялся и ушел к Асе, в дом.

Гроссман понял, что это Влад как-то воздействовал на Лешу, заставив его прикусить язык. Ну, или что-то в этом роде. У них была какая-то своя, не понятная окружающим, система знаков, и они ею с успехом пользовались.

– Не сердитесь на него, Влад. Это нормальная детская непосредственность...

Влад пожал плечами, дескать, кто сказал, что я на него сержусь? Но Николая понесло, хоть он и не любил ни оправдываться сам, ни оправдывать кого-либо:

– Глупо пытаться усмотреть в своих детях собственные черты. Это слишком эгоистично, тянет мещанством и пошлостью. Как сказали в каком-то фильме, "хорошо, что она вся в маму"...

Влад согласился:

– Форма – это всегда только форма.

– Да. А мальчики, похожие на матерей, должны вырасти счастливыми. Леша ведь тоже больше похож на мать, правда?

– Не знаю, – Влад присел на корточки и закурил; Сашкин заворожено следил за полетом птиц. – Мы никогда с ним об этом не говорили. И не нужно этого делать...

Гроссман был откровенно сбит с толку:

– Так Леша вам не родной?

– Он – мой сын. Остальное – неважно, – отрезал Ромальцев, и по его тону Ник понял, что развивать эту тему не стоит. У него по-прежнему не проходило ощущение, что с Владом они уже когда-то встречались.