Текст книги "Путаный след"

Автор книги: Сергей Давыдов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

СТАРОЕ ДЕРЕВО

Покинув сарай, Олег весело вышагивал по Покровке. Что ни говори, а военная находчивость всё же здорово помогает! Вот бы поглядеть на этого Витальку, небось разинул бы рот. Нет, в Смоленске совсем не скучно! Можно даже на Днепр сбегать, купаются же в нем как-то… Но нет. Скорее на разведку!

Вдоль улицы, примыкая один к другому, тянутся заборы. Сколько их на Покровке! Иные совсем старые. Стукни – и отлетят доски. А вот в конце улицы громоздится такой заборище, что только макушки деревьев видны. В нем, как в крепостной стене, маленькая калитка, обитая железом.

Ну и огородился кто-то!

Внимание его привлекло толстое дерево с обломленной верхушкой. Оно росло напротив высокого забора. Лишь одна ветвь, кривая, нависшая над дорогой, шелестела листьями. Остальные ветви были сухими. Кто-то их коротко опилил. Коры на большей части черного, потрескавшегося ствола не было. Какие-то отверстия мелко изрешетили его.

Дерево было старым. Стояло одно. На плане же их было много. Олег хотел уже пройти мимо, но остановился.

– Что это за дырки? – заинтересовался он.

Поискав, он нашел в дорожной пыли проволоку и попробовал сунуть её в одно из отверстий. Проволока не лезла. Он попробовал в другое, в третье, пока проволока не утонула в одном из них.

– А ну-ка сюда теперь? – бормотал он. – Не лезет… А сюда? Уперлась. Что же там такое, а? Кажется… кажется, железо!

Он ещё раз оглядел ствол. А-а, всё ясно! Это – пули. А повыше, возле кривой ветви, впадина – глубокий шрам, наверное от осколка.

Старое, израненное дерево! На Покровке!

Ну и что из этого? На плане их десять, а тут одно. А вдруг за этим забором ещё есть? Да нет же, всё он придумывает! Забор-то вон где, в стороне совсем. А на плане деревья стояли в ряд. Конечно, это другое дерево. И ручья не видать нигде. Конечно, другое. Надо идти домой.

Но не таков был Олег, чтобы взять и просто так уйти. Он уселся под деревом и ещё и еще осматривал местность, мысленно сверяя её с планом. Кое-что сходилось, но не всё…

– А ведь если убрать забор, – вслух подумал он, – местность-то сходится! Ручья нет только! Загадочка-а… Спросить бы кого. А что если постучать в эту маленькую калитку?

Он постучал, но в ответ раздался из-за забора такой злобный и многоголосый лай, что Олег отшатнулся. На стук так никто и не вышел.

– Подождать? Лучше приду вечером.

ПОБЕГ ИЗ ДОМА

Виталькина мать сразу увидела, что яблок в саду сильно поубавилось. «Молодец сынок, – подумала она, – постарался!»

Ещё два года назад они не продавали яблоки. Хотя работала одна мать, на самое необходимое денег им хватало. Витальке выплачивали пенсию за отца, который умер, когда Виталька был маленьким.

Продавать яблоки надумала Виталькина бабушка, приехавшая погостить из деревни. Бабушка оглядела сад и сказала:

– Наложи-ка мне ведёрочко яблок, пойду на базар.

Вечером принесла выручку.

– Оставьте себе, мама, – сказала Виталькина мать. – У нас деньги есть.

Бабушка замахала руками:

– И что ж что есть? Разве спрятать нельзя? Все говорят, война будет. С деньгами и в войну легче. Спрячь!

Она распродала весь сад. Раньше Виталькина мать любила угощать знакомых, набивая им карманы и сумки яблоками.

– Дурость это, – сказала бабушка, – они не бедней тебя, пусть на базаре покупают.

На вырученные деньги купили шубу. Шуба матери очень нравилась, и она осталась довольной. Прошлой осенью, когда яблоки созрели, опять приехала бабушка, и мать сама уже помогала носить ведра на базар, а потом внимательно считала выручку.

В этом году бабушка заболела, не приехала. Пришлось торговать Витальке.

– Постарался все-таки сынок, – повторила вслух Дарья Романовна. – Денег, наверное, выручил… Надо будет купить ему что-нибудь.

Она принялась наводить порядок, как вдруг за окном залаял Рекс.

– Романовна, уйми пса! – послышался со двора зычный голос.

Виталькина мать выглянула во двор и увидела Граммофониху.

– Незваный гость – хуже татарина! – прогудела та. – На минутку, не бойся. Уйми собаку! Ух и злющая, хуже моих. Чистый волк.

В доме, усевшись на скрипнувший стул, Граммофониха спросила воды.

– Селедок наелась, – объяснила она, оглядываясь. – И не знаю, чего это я так селедку люблю!

«Зачем она пожаловала?» – настороженно думала Дарья Романовна.

Граммофониха оглядела всё кругом и продолжала:

– Люблю солёное. И горькое люблю. А сладкое ни-ни. А пришла я к тебе, Романовна, насчет парня твоего. Сердце у меня за тебя болит. Жаль мне вас обоих, – вздохнула она, горестно качая головой.

– Ты про Витальку? – тревожно подалась Дарья Романовна.

– Про него, про него. Такой орел, хоть караул ори! А где он у тебя?

– Ещё не вернулся с базара.

– Да базар-то давно закрыт! Он с базара ещё днём улетел. Не по душе ему там стоять!

– Что натворил? Говори, Никоновна, – взволновалась Виталькина мать. – Я на работе целый день.

– Понимаю, Романовна. Когда тебе ребёнка воспитывать! Так вот. – Граммофониха понизила голос, словно кто-то мог подслушать. – Орел твой сегодня шесть вёдер в столовую стащил…

– Господи, в какую ещё столовую?!

– В комбинатовскую. Ведь это ж убыток, Романовна! В столовой цена жесткая, государственная!

– Не знаю, что и думать. Никогда не обманывал…

– А кто виноват? Зачем ты ему с дедом Артюшкой позволяешь водиться?

Дарья Романовна пожала плечами:

– Ничего плохого от Артемия Артемьича мы не видели. Тихий такой старик. Всё что-то мастерит. Часа не посидит без дела!

– Хитрый он, Романовна, а не тихий! Людей сбивает. Васеньку не хочет осчастливить!

– Какого это Васеньку, племянника твоего?

– Его – сироту, – Граммофониха шмыгнула носом. – Из-за него Васенька наш в общежитии живет. Ни отца у него, ни матери, ладно хоть тетя есть.

– Опять ничего не пойму. Старик-то при чем?

– Не знаешь ты ничего, Романовна. Старик этот какой участок занимает, а?

– Такой, как все. Двенадцать соток, – не понимала Виталькина мать.

– Во! – закивала головой торговка. – А куда ему столько, а? Он и в сторожке может пожить. Всё равно ходит школу караулить. Плохо ли в сторожах? Я б и то пошла, да забот полон рот.

– Постой, а куда же дом с садом? – всё ещё недоумевала Дарья Романовна.

– Пускай мне продаст, – поджала губы собеседница.

– У тебя же свой есть! Говорят, лучше всех, – испытующе поглядела на нее Дарья Романовна. Граммофониха никогда не приглашала к себе.

– Лучше… конечно, лучше всех! Сколько труда положила! Не себе хочу купить, а Васеньке. Теперь поняла? Всё равно продавать придётся, я наведу комиссию! Мне надо своего сироту пристроить! А Вася оженится сразу. Детки народятся, и я в няньки пойду. Всё равно добьюсь! Такой шум подниму – сам отступится, – заверила она, вставая. Отворив дверь, похвалила Рекса: – Ишь! Рычит… Прибери-ка его. Вот бы мне такого, вот бы мне… мои-то что кошки!

Виталька поздно вернулся домой. Весь вечер они помогали Артюше. Дед приготовил специальные ящики, выложил их деревянной стружкой. В ящики он укладывал яблоки.

Ай да молодцы мы,

Ну и молодцы! –

напевал он.

Машина придёт,

А у нас все готово!

Грузите и везите.

– Как думаете, понравится наш подарок?

– Еще бы!

– И я так думаю.

Хорошо было у Артюши.

Погладив Рекса, Виталька осторожно открыл двери дома.

Мать не спала. Она искоса взглянула на сына и отвернулась.

– Ужин на столе, – коротко бросила она. – Деньги где?

Виталька положил выручку на стол:

– Пятнадцать рублей восемнадцать копеек. Шестьдесят копеек прообедал.

– Ешь сперва. – В голосе матери слышались недовольные нотки.

Виталька сразу думал рассказать ей, что продал яблоки в столовую. Он хотел и про то рассказать, как ему было стыдно встретиться с учительницей…

– Чего молчишь, мам? – осторожно спросил он, усевшись за стол.

Она сердито двинула стулом.

– Чего молчу? Скажи, ты сад растил? Ты его поднимал? Для того надрывался отец, чтобы ты потом своевольничал, а? Молчишь? Ты что думал, не узнаю, куда ты яблоки дел? А ведь и не узнала бы – спасибо, Никоновна предупредила. Всё мне понятно и без твоих слов. На рынке постоять надо, потерпеть на солнце, а тут раз-два и айда к своему деду! Хоть бы посчитал, сколько мать из-за твоих фокусов денег потеряла!

– Всего-то три рубля, – простодушно ответил Виталька. – Зато как быстро! А то стой целый день, как бобик!

– Всего! Я тебе дам «всего». Ишь, добрый какой! Кто это тебя научил? Старик? Не зря Никоновна говорит, что он тебя с толку сбивает. Сам небось так не сделает!

– Ничего ты о нем не знаешь…

– И знать не хочу, – перебила мать. – Запрещаю ходить к нему, вот и всё!

– Нет, пойду.

– Что?! – крикнула мать и неожиданно хлестнула сына по щеке.

Она тут же отдернула руку, но было поздно. Виталька уже вскочил из-за стола, глаза его были полны слёз. Ни слова не говоря, он метнулся к двери.

– Куда? Смотри, если к Артюшке! Пожалуюсь, куда надо! Чему он вас учит? Тоже мне учителя нашел!

Виталька повернулся:

– Граммофониха твоя – натуральная спекулянтка! – Голос у него срывался, лицо горело. – А дед свои яблоки интернату совсем даром отдал!

– Ну вот! Ну вот! Сам чудит и других подбивает. Правильно Никоновна рассудила.

– За наши в столовой заплатили. Туда, я слыхал, плохие несут, а получше на базар.

– Тебе что, лучше других быть хочется?

– Да там же рабочие обедают, – упорствовал Виталька. – Раньше ты и так яблоки дарила, а теперь, вроде Граммофонихи, побольше содрать хочешь!

– Замолчи! – крикнула мать. Но Витальки уже не было в комнате. Он выскочил на улицу. Навстречу ему радостно кинулся Рекс.

КЛЕОПАТРА-ИЗОЛЬДА,
РОБИН ГУД И ВИТАЛЬКА

Тусклым предательским светом горит осветительная ракета. То и дело ухают гранаты. На бруствере окопа яростно стучит пулемет. За пулеметом Андрейка Горикин. Олег не может пошевелиться. Бинты крепко стягивают раненую грудь. Он умоляет Горикина бросить его и поскорей уходить к своим. Андрейка не слушает и продолжает строчить. «Отобьемся, – кричит он, – а потом ты меня примешь в футбольную команду!» На Олега так и сыплются пустые горячие гильзы. Но врагов много. Они всё ближе. Уже слышатся их шаги. «Уходи, – повторяет Олег. – Оставь мне гранату». Но Андрейка строчит. Вдруг пулемет умолкает. «Всё, – говорит Андрейка. – Кончились патроны. Вставай, пошли врукопашную!» Он поднимает Олега. Обнявшись, они идут на врагов. Прямо на их выстрелы. «Это есть наш последний и решительный бой», – запевает Андрейка, и Олег подхватывает…

Олег проснулся. Протер глаза. Как это он уснул в кресле? Ну и сон! Сколько же времени? Он поглядел на будильник. Девять. Что-то он должен сделать… А-а, вспомнил.

Забежав в кухню, он отломил от батона добрую половину, взял из сахарницы два куска сахару и выскочил на улицу.

Вскоре он был у старого дерева.

Самое главное – выяснить, кто же проживает за этим высоким забором. Олег снова постучал, но опять никто не появился из массивной калитки. Вот странный дом!

Иногда из-за забора доносился лай и рычание собак. Интересно, сколько их там? Олег запустил разок камнем в забор, и собаки потом долго лаяли.

«Жил бы какой-нибудь военный, – думалось Олегу, – он бы уж знал, где тут был окоп!»

Снова и снова кружил он возле старого дерева. Ничего нового. Надо ждать. Должен же кто-нибудь появиться у калитки. Совсем стемнело. Тусклая лампочка, раскачиваясь от ветра, освещала кусок дороги и забор. «Интересно, сколько сейчас времени. Хорошо, что тёти Тани нет дома».

Никто не шёл по улице. Олег попробовал залезть на дерево – сорвался. Попробовал ещё раз – получилось. Усевшись на суку поудобнее, снова стал ждать.

Шаги послышались неожиданно. Олег замер. К маленькой калитке подошли двое – высокая полная тетка и мужчина в соломенной шляпе. Тетка всё время оглядывалась. Она достала связку ключей из кармана и, повернувшись к свету, стала их перебирать. Олег тихонько свистнул. Граммофониха! Вот это чей дом…

Торговка, отворив калитку, пропустила вперед мужчину и, ещё раз подозрительно оглядевшись, вошла в неё сама. Олег слышал, как застучали щеколды с той стороны.

– Странно, – прошептал он. – Боится чего-то!

– Привела! – проворчала Граммофониха, затворяя калитку за Василием. – Явился не запылился! Ну чего фыркаешь? Чего фыркаешь? Думаешь, уехал от тети в общежитие, так она о тебе забыла? Не забыла!

Граммофониха занимала обширный дом, но жила в одной комнате. Другие две были заставлены разным хламом, бочками, ящиками, ведрами. Тяжело ступая по немытым половицам, тетка разожгла примус и поставила на него чайник. Она очень любила чай и считала себя растратчицей, так как ежедневно истребляла пачку чая. Вот и сейчас, с трудом дождавшись, пока закипит вода, она высыпала в чайник полпачки и налила себе огромную кружку.

– Благодать, однако, дома, – просопела она, поглядывая на племянника. – Тебе не наливаю, ты ведь у меня другое любишь! Припасла, припасла, кто же тебя пожалеет, кроме тёти! Из рюмки будешь пить или сразу из стакана? Вот, держи-ка!

– А может, не буду, – ухмыльнулся Василий, принимая бутылку.

– Это ты-то! Не болтай! – Граммофониха всплеснула руками. – А Сенька голодный сидит! Я забыла, и ты не вспомнишь.

Она закрыла ставни, прошла в заднюю комнату и принесла оттуда повизгивающего пятнистого поросёнка. Выдвинув ногой из-под стола корытце, накрошила в него хлеба. Поросенок забрался в корытце и стал жадно чавкать.

– Проголодался, бедненький, некогда и за животным приглядеть, господи, – тетка снова принялась за чай. Некоторое время в комнате раздавалось только чавканье и прихлёбывание…

Родители Василия погибли во время войны. Он скитался по стране. В Ярославле выучился на шофера, и тут ему встретилась тётка. Тётка продавала из-под полы самогонку и занималась разными тёмными делишками. Её чуть не засудили за продажу краденого, но она удрала в освобожденный от немцев Смоленск. Василия прихватила с собой. Она и приучила его пить. Она ездила с ним по деревням за продуктами и втридорога сбывала их на рынке. С Василием рассчитывалась водкой.

Так продолжалось до тех пор, пока Василию не дали место в общежитии, куда он перебрался от сварливой тетки. Первое время, придя с работы, Василий ложился на койку и молча наблюдал за соседями по комнате. Один из них – механик по ремонту машин, близорукий Иван, – учился в вечернем техникуме и возвращался поздно. Перед сном он ещё уговаривал второго жильца, токаря, сразиться с ним в шахматы:

– Хоть одну партийку!

Прошло время. Василий сжился с соседями. К тётке не заглядывал. Но однажды она заявилась сама и при всех стала лить слёзы: мол, он позабыл, что она спасла ему жизнь, и не хочет даже навестить больную старуху. Она выла, пока Василий не пошел с ней. Дома тётка объявила, зачем он понадобился. Где-то раздобыла она яблоки, наверное ворованные. Требовалась машина, чтобы перевезти их в Смоленск. Тётка умоляла помочь. Плакала. Уверяла, что к нему последняя просьба.

И Василий сдался. Сгонял на своем самосвале и ночью привёз яблоки. Их было так много, что некуда было прятать. Сонная Граммофониха металась по двору, отыскивая мешки и ящики. Она наполнила всё, что можно, но все равно оставалось еще полкузова.

– Что прикажешь с ними делать? – зло спросил Василий.

Надо было скорей ехать в гараж, ставить машину на место.

– Не знаю, ох, не знаю, Васенька, – стонала Граммофониха.

– Свалю во дворе, и всё!

– Что ты, что ты! – испуганно отозвалась тётка. – Закопать бы, Васенька!

Недалеко от её дома на улице была канава, – собирались когда-то прокладывать водопровод. Водопровод не провели, а яма так и осталась. Граммофониха сбегала к канаве, убедилась, что там никого нет. Василий подъехал и опрокинул в нее кузов.

– Помоги зарыть, Васенька!

– Ну уж нет! – Василий стал разворачиваться.

В гараже ему удалось благополучно поставить машину на место. Он считал, что всё кончилось удачно и теперь он навсегда отделался от тётки. Но не тут-то было!

После того как Василий съездил за яблоками, тётка обнаглела и стала заставлять его выполнять различные поручения. Снова он стал пить. Нарушил правила вождения, и у него отобрали права. Теперь работал в гараже на ремонте машин. Вернее, не работал, а прогуливал. «Раз такая жизнь, – решил он, – пусть всё катится колесом!»

– Ну, – проворчал он. – Говори, чего нужно, Клеопатра!

– Во! Как будто тётя не может тебя просто так угостить.

– Просто так не может. Говори, чего хочешь?

– Сирота ты у меня. Кто о тебе позаботится?

– Хватит! – заорал племянник.

– Какой нервный стал. Это всё общежитие. Жил бы у тети спокойно.

Василий опустил голову на руки. Выпил он немного, но тётка подсунула такую самогонку, что и с трёх стаканчиков замутило.

– Придется и мне огурчик взять, – невозмутимо сказала тетка. – Сладко во рту после чая. Не люблю, когда сладко! – Она громко захрустела огурцом. – Я ж тебе говорила давеча, Васенька, надумала я для тебя домик купить. Хватит тебе по общежитиям болтаться! Ежели ты сирота, так о тебе тётя подумает. Верно?

– Не продаст старик тебе дом. Зря болтаешь!

– Мне-то? Продаст! Я уже тут кое-что сделала. Пустила слух. Да и куда ему? Будет в сторожке жить. Вот схожу к нему, потолкую, припугну, деньги покажу. Всё и получится, Васенька! Документы на тебя и оформим.

– А потом?

– Потом тебе домик.

– А сад тебе?

– Угадал! Угадал, Васенька, – пела она. – Сам подумай, какая прибыль с того сада! Не надо никуда ездить за товаром. Прятать его, беспокоиться! Всё под рукой. Никакая милиция не придерётся. А то торгуй да трясись!

– Да ведь запустишь, и расти не станет. Свой-то запустила. Совсем заглох.

– Некогда мне! – отрезала тетка. – Дела. Сад старика лет десять будет яблоки давать и без ухода. А там посмотрим. Опять пьёшь? Может, отдохнешь пить-то, ведь крепкая!

– В своём-то саду ничего нет, – пьяно твердил Василий. – Заглохло всё – не пройти. Даже ямину эту не закопаешь! Я по пьянке туда два раза свалился.

– Это под сливой, что ли? У забора? От самой войны ямина. Я в неё всякий хлам кидаю. Что её закапывать? Нужна.

– А я с-сейчас закопаю! Где эта… лопата?

– Ты мне о деле говори. Согласен?

– Валяй, Изольда, делай что хочешь! Пусть все катится… этим… колесом! Где лопата? Я трудиться хочу!

– Потом, потом потрудишься, – сказала тетка, нахлобучивая на него соломенную шляпу. – Иди выспись!

Василий, покачиваясь, вышел из калитки и пошел было к себе, но вдруг решил посмотреть, хорошо ли замаскирована канава. Он свернул за угол и от неожиданности замер. На том самом месте, где были зарыты яблоки, топтался какой-то худенький взъерошенный мальчишка. В руках у мальчишки была палка, которой он тыкал в землю. Лицо у него было озабоченным. Вот он отбежал к корявому, засохшему дереву и принялся отсчитывать шаги к тёткиному забору. Василий сразу отрезвел.

– Эй, Робин Гуд, тебе чего надо?

Мальчишка поднял голову, но не ответил.

– Я тебе говорю, давай проваливай. Ну, бегом!

Мальчишка не тронулся с места. Тогда Василий подошёл к нему, взял за плечи и, развернув, дал пинка. Мальчишка отбежал в сторону и погрозил Василию кулаком.

Он был уже неподалеку от своего дома, когда кто-то позвал его:

– Нева!

Присмотревшись, Олег различил Витальку. Что он тут делает так поздно?

– Дай яблочка, – сказал тот, – есть охота!

– Какого яблочка? – удивился Олег.

– Будто не понимаю, чего ты здесь разгуливаешь! Валяй, лазай где хочешь, у Артюши мы уже всё сняли. Опоздал! А здорово ты удрал, только пол в сарае зря испортил. Так не дашь яблочка?

– Нет у меня, вот пристал.

– Ладно. Ну что, не едешь на свою Неву, понравилось у нас?

Олег пожал плечами. К Смоленску он действительно стал привыкать, но не признаваться же в этом Витальке.

– Ничего городок, – процедил он.

– «Городок»! Воображаешь. Почитай сперва историю, потом зазнавайся!

– Побольше твоего читал.

– Ха! Знаешь, сколько наш город воевал?..

– Знаю, тысяча восемьсот двенадцатый год и раньше. – Олег заговорил тоном экскурсовода. – За кинотеатром «Октябрь» вы увидите остатки земляного вала. Это – Шеин бастион. Храбро бился воевода Шеин с осадившими город поляками, бился даже тогда, когда остался почти один. Многими подвигами прославил этот человек свою Родину, а в конце жизни был казнен на плахе изменниками-боярами… Рядом с Успенским собором вы увидите маленькую часовенку. По преданию, в ней молился Кутузов, но это только предание, великий полководец в Смоленске не был… Ну, что тебе ещё рассказать? – отбарабанив, усмехнулся Олег. – Знаю я историю Смоленска получше тебя! Но меня только Великая Отечественная война интересует.

– А в Великую-то Отечественную, – сказал Виталька уже не так запальчиво, – в эту войну здесь бои были не меньше, чем под твоим Ленинградом! Даже здесь на Покровке знаешь какие бои были!

Олег насторожился.

– Какие уж тут бои, – безразличным голосом сказал он.

– Тут? – Виталька опять начал горячиться. – Да тут даже танковые бои были. Спроси деда.

– Когда?

– В сорок третьем, во время штурма.

– В сентябре?

– А ты-то откуда знаешь?

– Вот чудак! Город ваш освободили двадцать пятого сентября.

– Верно. Вот если бы что про Артюшиного сына узнать! – доверительно вздохнул Виталька. – Сколько лет о нем Артюша вестей ждёт. Только и узнал, что погиб он здесь, на Покровке. Покровка большая, попробуй найди.

– Да, большая. – Олег помедлил. – Наверно, и здесь окопы были? – спросил он затаив дыхание.

– Окопы? Да они и сейчас есть!

Олег изо всех сил старался не выдать волнения.

– А ты не врёшь? Что-то я их не видел.

– Вот ещё! Да под горой за ручьём. Хоть кого спроси!

Виталька так и не вернулся домой.

Дарья Романовна то и дело зажигала свет и смотрела на часы. «Пошёл-таки к своему Артюше», – думала она. Но решила выдержать характер и не ходить за сыном.

Подумать только, ещё год назад боялся словечко поперёк вымолвить, а сейчас – видали: «Ты вроде Граммофонихи!» Нет, она сходит утром к старику и поговорит как следует с обоими!

В семь она уже постучала в калитку Артемия Артемьевича. Постучав, подумала, что пришла слишком рано, но из-за калитки сразу же ответили:

– Входите, не заперто!

Увидев ее, старик засуетился:

– Дарья Романовна! Я сейчас.

Он был одет по-рабочему, в клеёнчатый фартук, из-под которого выглядывали короткие, как у мальчишки, брюки, а на ногах стоптанные домашние туфли. В руках старик держал кисть, с которой на землю капала краска.

– Виталька у вас? – спросила Дарья Романовна.

– Не-ет, – удивленно протянул старик. – Вечером был. Разве не дома? – Он с тревогой поглядел на неё.

– Приходил. Потом ушёл.

– Как же так, ночью? Что стряслось, Дарья Романовна?

– Значит, у соседей, – как можно спокойнее сказала она. Ей хотелось скорее бежать, проверить, там ли сын. Но чтобы не подать вида, она спросила: – Что это вы красите?

– Да вот, не спится. Годы спать не дают! Что-нибудь да надо делать. Время убиваю.

Она повернулась к калитке:

– Пойду.

Но и у соседей Витальки не оказалось. Напуганная окончательно, Дарья Романовна побежала домой, надеясь, что сын вернулся.

По улице шли на работу знакомые ткачихи. Они с удивлением глядели на запыхавшуюся Дарью Романовну, которая, едва отвечая на приветствия, пробегала мимо. И вдруг она резко остановилась. Как же она раньше не заметила?!

На пустыре, на столе для пинг-понга, накрыв голову курткой, спал Виталька. Рекс лежал рядом на земле и сторожил его сон.

Дарья Романовна так обрадовалась, увидев его живого и невредимого, что гнев её сразу пропал. Она осторожно подошла к столу и потянула куртку к себе:

– Виталик! Чего же ты спишь тут?

– Я не сплю, – пробормотал он, откидывая куртку и жмурясь от утреннего света.

– Ты что это со мной делаешь, а? – Мать тяжело дышала. – Почему к Артюше своему не пошёл?