Текст книги "Путаный след"

Автор книги: Сергей Давыдов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

МАМИНЫ ПИСЬМА

– Олег! – крикнула тётя Таня из кухни. – Никуда не уходи, сейчас дам ужин.

– Давайте скорее, – отозвался он, – я уже за столом.

Сегодня ему охота есть. Эх и устал же он. Вот что значит находчивость. А Андрейка Горикин говорил: «Как ты там один будешь?» Да никто ему не нужен. И никого он не боится. Рыжий попробовал, сунулся! В своем родном городе банку получил! А от деда как ушёл? Голову на плечах иметь надо! Будет, что отцу потом рассказать. Может, с тетей Таней поделиться? Нет, не стоит… Она сегодня какая-то странная. Молчит. И что это за запах из кухни? Что она варит? Что-то очень знакомое и противное. Вчера она нажарила целую сковородку рыбы. Уж они ели, ели. Без хлеба. Вкусно было. Но сегодня-то не рыба… Да, а почему она его сегодня назвала «Олег», она же его только «Кисличкин» звала? Нет, это неспроста. Ну, ладно, посмотрим. Вот и она. Что же это она принесла?!

– Получай! – Тетя Таня поставила перед ним полную тарелку какой-то каши. Он ковырнул ложкой и всё понял.

– Попробуй у меня не съесть! Витаминизированная. Жаль только, репы я не достала! Чтобы все до дна и тарелку вылизать! Живо! Я пойду молоко кипятить.

– Вы от мамы письмо получили? Да? – несчастным голосом спросил он.

Она ничего не ответила. Только сердито хлопнула дверью. Олег поискал глазами письмо. Ну конечно! Вон на окне. Что же там написано? Пока она на кухне, можно прочитать. Да тут целых два! Так: «… ты мне за ребенка отвечаешь». Ясно. Дальше посмотрим: «… больше витаминов, вот тебе рецепт каши». Понятно. А тут что? «Пиши каждый день. Он – драчун и воображает из себя великого воина». Старо. Она всегда так о нём говорит всем! А это что за приписка? «Татьяна, не своди с него глаз. Не вздумай оставить его одного и отправиться в какой-нибудь свой дурацкий поход!»

Не часто доводилось ему есть такую невкусную кашу. Это что ещё? Варёная брюква! Несъедобная вещь! А это морковка… какая-то разварённая… Если бы солдат на фронте кормили такой кашей!

Тетя Таня принесла молоко.

– Почему ты выкидываешь витамины?

– Я не выкидываю. Я уже наелся.

– Живо всё съесть! Я не отойду от тебя.

– Вы – как мама.

– Я её сестра. Родная. Ты бы мне должен помогать, я все-таки впервые принимаю такого гостя. Скажи, я каждый день должна латать твои брюки?

– Ну, зачем ещё каждый день! Сегодня случайно за гвоздь зацепился. Тетя Таня, вы в поход собирались? Я же вижу.

В углу комнаты стоял приготовленный в дорогу рюкзак.

– Вы из-за меня не едете?

Она только махнула рукой.

Как она похожа на маму. Мама, когда расстроена, тоже помаргивает глазами, и у неё такое же обиженное лицо.

– Вы поезжайте. Мне и одному хорошо.

Вот здорово будет! Надо только непременно залезть в сад этого старикашки. Как же всё-таки попасть туда и получше насолить рыжему? Из-за этого типа порваны брюки и здорово болит рука. Может, дождаться, пока стемнеет? Нет, будет не пролезть через колючки. Но как же тогда? Необходимо применить военную хитрость.

– О чём мечтаешь? Доел? Теперь пей молоко. Оно у меня чуточку подгорело.

Нет, всё-таки она не похожа на маму.

Во-первых, у мамы молоко никогда не подгорает. Потом, мама терпеть не может, если в комнате беспорядок, а у тети Тани все углы завалены рюкзаками, горными ботинками на толстой подметке. Тут же стоят свернутые в трубку географические карты. Книжные шкафы не запираются, и из них сами собой вываливаются книги. Олег уже успел посмотреть: про войну нет ни одной. Только путешествия да описания разных стран.

Письменный стол тёти Тани тоже завален. Здесь и громадная кедровая шишка – где только такую нашла? И разные камни. Бюст человека с эполетами на плечах. Олег думал, что это какой-нибудь герой, а оказалось – великий путешественник. Дались ей эти путешествия!

– В поход-то мне надо! Ребята уже билеты взяли. Что делать? Откуда я знала, что с тобой будет так трудно, – сетовала она, пожимая плечами. – Столько в школе мальчишек… с ними намного легче! Не зря Светка предупреждала!

– Вам со мной трудно? – удивился Олег. – Я же целыми днями на улице. Не понимаю, почему вам трудно. – Он отодвинул тарелку и взял молоко.

– Слишком ты любишь яблоки, – сказала она, не сводя с него взгляда.

Он насторожился: она что-то знает!

– В чужие сады лазим?

Он поперхнулся молоком. Ну и ну! Неужели рыжий предал?

– Молчишь? – усмехнулась она.

– Да… да это случайно… яблоки там висели такие… сами в карман падали!

– А в старика они тоже сами летели?

Ого! Значит, и это выдали. Ну и люди!

Она смотрела осуждающе. Олег впервые увидел, каким твёрдым может быть её взгляд. Неужели это она только что шутила с ним? Настоящая учительница! Отвернулась теперь к окну. Молчит. Забарабанила пальцами по стеклу. Вдруг они поссорятся?.. Жалко.

– Ну тётя Таня! Не молчите.

Она пожала плечами, но не повернулась.

– Как можно? Не понимаю, – сказала она от окна. – Старик – настоящее золото! Мастер на все руки. Никому ни в чём не отказывает. Такой сад на совершенно гиблом месте вырастил. У нас нет приусадебного участка, так он бесплатно и весной и осенью возится со школьниками. Директору даже неудобно, а он об оплате и слышать не хочет! А ты?

Олег опустил голову.

– Я военную хитрость применил, – сказал он в оправдание.

– Умник выискался! У старика старший сын погиб при обороне Смоленска. Ты это понимаешь? И неизвестно, где его могила.

– А если б известно, легче? – брякнул он.

Она взорвалась:

– Послушай, Олег! Я давно не выходила из себя! Ребята со мной дружат. Пока до них доходило всё, что я им объясняю. Попробую и тебе растолковать! Жил на земле Андрей. Любил жизнь, мать и отца, умел строить дома… хорошо пел, очень хорошо… Я понятно объясняю?

– Вы его знали?

– Немного…

Она наконец повернулась.

– Он был сильным и… и красивым! Ходил всегда в белой рубашке с закатанными рукавами, ворот распахнут, и улыбался… а улыбка такая, что всё лицо смеется. Смеются глаза, лоб, щеки, даже нос. – Она сама заулыбалась.

– Вы его это… любили? – осмелился сказать Олег и покраснел.

– Наверно, – просто сказала она. – Я тогда в восьмом уже была. Но он-то ничегошеньки не знал… – Она спохватилась. – Ты куда свернул, а?! Да, так нет этого человека, понимаешь?.. И я не встречала такого больше… Был – и нет! Остался лишь в памяти. Даже цветы на могилу нельзя принести.

– А если поискать хорошенько?

– Будто не искали, – отозвалась она. – Мы с ребятами все пробовали делать. Теперь ты понимаешь, какой это старик? Его только Граммофониха ненавидит. Да ты выискался!

– Что вы все ко мне пристали с этой Граммофонихой! – не выдержал он.

– Потому что она нечестная, завистливая, злая! Не хватает слов, чтобы её описать! Стой, а ты-то откуда её знаешь? – подозрительно спросила она.

– На базаре видел. Случайно.

– А на базар ты как попал?

– По пути с моста.

– Ну вот, ну вот, а говоришь, поезжай в поход! Да ты завтра же на телевизионную вышку залезешь! – снова расстроилась она.

Ох уж эти мамины письма! Нет, не узнаёт он тетю Таню.

– Так. С едой покончено наконец. Что ты сейчас должен сделать?

– Сказать спасибо?

– Не юли! Тебе придется сейчас пойти к Артемию Артемьевичу и извиниться.

– К ко-му? – протянул он, будто не понимая.

– Так старика зовут. Всё-то ты знаешь! Хитрец!

– Спать хочу, – громко зевнул он.

– Ну что ж, – согласилась она, подумав. – Пожалуйста. Но утром непременно сходишь!

«Вот тебе и военная хитрость, – вздыхал он, лежа в постели. – Теперь не отомстишь рыжему… Только этого не хватало! С ней не поспоришь – учительница!»

Не везет ему, да и только! Совсем ему нечего делать в Смоленске. Купаться негде – раз! За яблоками лазить не дают – два! Читать нечего – три! И это каникулы? Надо было в Ленинграде оставаться, там хоть с керосинщиками в футбол бы сыграл.

И если по-честному – его тут всё время преследуют неудачи! Старику он чуть-чуть не попался, потом этот рыжий чуть руку не вывихнул. О Василии Ивановиче лучше и не вспоминать! И вдобавок за все беды – иди извиняйся!

Еще целых две недели тут жить! Нет, он наверное, заболеет от тоски. Что бы придумать, что придумать?..

ВНЕЗАПНОЕ РЕШЕНИЕ

Олег уже засыпал, когда она снова пришла к нему в комнату.

– Кисличкин, – окликнула она. – Спишь? Не притворяйся.

Ага, опять Кисличкин! Что-то ей надо?

– Слышишь?

– Сплю, – сурово отрезал он.

– Что же с походом делать? Возьму уж тебя с собой, пожалуй. Передерешься, конечно, с моими мальчишками, но выхода нет. Встаём рано, учти.

Про старика она забыла, что ли?

– А извиняться?

– Ах да! Надо, Кисличкин. Позор на всю Покровку.

Что она сказала?! Олег даже подскочил в кровати. Покровка?.. Стой, стой, он же слыхал это слово от Василия Ивановича! И майор говорил о Покровке…

– Зачем ты вскочил, Кисличкин? В шесть я тебя подниму. Спи.

– А… а где это «вся Покровка»?

Она пристально поглядела на него.

– Что с тобой? Покровка как раз там, куда ты в сад лазил. Всё?

– Не уходите, тетя Таня, постойте. А она большая?

– Да что ты пристал с этой Покровкой? Небольшая. Не очень большая. Спи.

Она пошла к дверям.

– А там старые деревья есть?

– Полно там деревьев, и старых и молодых. Я гашу свет.

– А ручей? Ручей есть?

– Успокойся немедленно, слышишь?

– Ну скажите…

– Есть, есть… Спокойной ночи.

Она потянулась к выключателю, но Олег внезапно простонал:

– Ой, живот, о-о!

– Что такое? – повернулась она.

Он ответил сдавленным голосом:

– Не знаю. Наверное, от этих витаминов. Да вы не думайте, у меня иногда бывает. Надо только дома посидеть. О-о!

Но она раскусила его уловку:

– Не притворяйся, Кисличкин. Ты не хочешь в поход? Так и скажи!

– Я не притворяюсь. Вы поезжайте без меня, а? А я схожу извинюсь и стану книжку читать. Про этого… Пржевальского.

– Ох, не кончится это добром, – покачала она головой. – Отменять поход, что ли? Есть-то ты что станешь?

– Я сварю «витаминизированную»! – воскликнул он, забыв притворяться. – Я у мамы научился. Не отменяйте поход, а?

Она ушла, качая головой.

– Ну, – радостно прошептал Олег, – держись предатель… Покровка! Ручей и старые деревья! Можно же найти окоп Василия Ивановича! План-то ведь я запомнил. Надо будет утром нарисовать его на бумаге. Ну и ну! Вот это дело! Найти окоп да и приехать к Василию Ивановичу! Адрес проще всего узнать.

Он ворочался в постели. Как жаль, что ещё не утро. Скорее бы приступить к поиску. Только надо зайти к этому старикану извиниться. Да, а вдруг тётя Таня отменит поход?

Но когда он проснулся, тети Тани уже не было дома.

Нахальный воробей задорно прыгал неподалеку от Олега, который сидел на траве возле дома старика.

Ох уж эта тётя Таня. Лучше бы наказала!

Вот она, калитка. Рукой подать. А как трудно постучать в неё.

Искупаться бы, с утра такая жарища!

Воробей громко чирикнул и перелетел на яблоню, выглядывавшую из-за забора. Огромные рыжие яблоки насмешливо сверкали на солнце.

– Из-за вас всё. Не торчали бы, ничего б и не было! Ладно, я пошёл. А потом начинаю поиск!

Олег стукнул в калитку и, не дождавшись ответа, прошел в сад. Тишина. Неужели старик ещё спит? Надо постучать в дом. Но не успел он сделать к дому и двух шагов, как затрещали ветви яблони и вчерашний его противник как кошка бросился на него сверху.

– Явился! – заорал он на весь сад. – А мы-то тебя и ждали.

Славка бегал вокруг сарая и заботливо спрашивал:

– Н-ну как, а? Уд-добно? B-воздуху хватает?

Из сарая ни звука.

– Н-ничего, заговоришь! Целый д-день молчать трудно!

Виталька отыскал в сарае щель и пропихнул туда зеленую антоновку:

– Угощайся, Нева! А мы на Днепр сбегаем.

– Так оставлять нельзя. Д-давай Рекса привяжем, – подмигнул Славка.

– Точно. Сейчас схожу за Рексом. А то эта Нева такая хитрая, что-нибудь да придумает. Значит, сейчас на Днепр, а потом ты со мной на базар, да?

– 3-зачем?

– Ты что, забыл? Мамаша посылает яблоки продавать! – вздохнул Виталька. – Лучше бы у нас их вовсе не было! Пойдёшь со мной?

– Ага. А этот пусть сидит! До вечера. Н-нет, до ночи!

– Дед придёт – выпустит. Пожалеет, вот увидишь. Нева заплачет, и его отпустят, я знаю.

– Он ещё не скоро придёт.

Ну и история!

Ну и получилось! Ловко они его!

Олег внимательно оглядел сарай, попинал ногами дощатые стенки. Попробовал нажать на дверь. Удрать невозможно. Сиди тут, как пленный, и жди, когда над тобой сжалятся. Хорошо хоть собаку не привели! Рычала бы тут!

Но что же делать?! У него военное задание, очень срочное и важное. Не может он задерживаться…

Ещё и ещё бродил он по сараю, надеясь отыскать какую-нибудь щель, но все было напрасно. Неужели придется просить старика? Вот беда!

Что это?

В темноте он наткнулся на какие-то вёдра. И вдруг – лопата!

– Постой! – обрадовался Олег. – А пол-то земляной. Ура! Всё в порядке.

Он схватил лопату и попробовал копнуть. Земля поддалась. Ха! Ну и посмеется же он над этими несчастными смоляками!

Он трудился, наверное, не меньше часа, но подкоп удался на славу. Олег выбрался из сарая и, стряхнув с себя глину, лихо прошелся на руках. Во дворе никого. Можно и яблок нарвать. Впрочем, ну их!.. Лучше написать этим лопухам записку, пусть злятся. Ага, вот и карандаш. А записку приколем к дверям сарая. Правильно! Что ж им написать? Постой, постой, он же читал, что победитель должен быть великодушным.

Пожалуйста, не жалко!

И он написал:

«Сегодня вечером будет дождь. Не забудьте надеть галоши».

Всё же надо их позлить! Он приписал:

«Привет от Граммофонихи». – Вот лопнут от злости!

Оставалось только подписаться. Он поставил «О.» и, подумав, добавил: «Нева».

Так, ну а теперь – на разведку!

ГРАММОФОНИХА ДЕЛАЕТ БИЗНЕС

– Яблочки смоленские! Яблочки-и смоленские-е! – гудел над ранним базаром могучий голос. – Яблочки смоленские!

На широком дощатом прилавке грудой были навалены яблоки всех сортов, а над ними возвышалась огромная тетка. Голову ее украшал выгоревший платок с остатками бахромы, на плечах – мужской, сильно засаленный пиджак, не застегивающийся на животе.

– Яблочки смоленские! – Глазки Граммофонихи блаженно поблескивали: день начинался удачно. Груда на прилавке убывала.

Смоленск – город дорог. Через него проходят магистрали на Москву. Здесь всегда много иностранных туристов. Они приезжают в раскрашенных длинных автобусах или в крошечных горбатеньких машинах. Туристы останавливаются в гостинице, а утром с термосами и яркими сумками идут на базар.

Граммофониха любит туристов. С иностранцами она никогда не торгуется. И они почему-то не торгуются. Она думает, что иностранцы не умеют считать по-русски.

Вот и сейчас к ней приблизился турист в коротеньких, до колен, штанах и в шляпе. На плече у него кинокамера. Турист выбрал два яблока и вежливо спросил:

– Сколько сто-и-т?

– Руб, – не моргнув глазом, объявила Граммофониха.

Женщины, стоявшие рядом за прилавком, охнули. Цена яблокам была копеек десять, не больше.

– О кэй, – ответил турист. – Карошо. Немножко бизнес, да?

– Бизнес, – закивала торговка.

– Ну и жаба! – заговорили в один голос женщины.

А Граммофониха уже опять как ни в чём не бывало:

– Яблочки, яблочки-и смо-лен-ские-е!

До базарной площади долетел колокольный звон. На миг Граммофониха умолкла и, закатив глаза, мелко перекрестилась. Женщины заметили это:

– Никак ты, Никоновна, в бога веришь?

– А как же! Всё от бога, без него и яблоко не вырастет!

– И в церковь ходишь?

– Хожу. Неужто не ходить? Это вы, безбожники, господи! Зато разве ваши яблоки сравнишь с моими?

Она подняла на ладони яблоко:

– Такое разве само вырастет? Все от бога.

Немало народа перебывает за день на базаре. Одни прибегают на минутку, чтобы купить пару огурчиков посвежее, другие долго выбирают картофель и покупают сразу целый мешок. Кого только нет на рынке! Вот в толпе мелькнул круглолицый человек с длинными волосами, с реденькой забавной бородкой.

– Смотри, – заговорили женщины, – никак дьячок из церкви.

Дьячок, молодой, с румяными щеками, подошел к прилавку. Граммофониха всё ещё держала на ладони яблоко.

– Здравствуйте, батюшка-а, – медово пропел она.

– Здравствуйте, – покраснел дьячок. Ему было неудобно, что здесь, на базаре, его назвали батюшкой.

–Берите яблочки у нас. Лучше моих на всём базаре не сыщете.

– Вижу, вижу! Такие только в райском саду! – похвалил дьячок.

– Во! – Граммофониха победоносно поглядела на женщин. – Берите, батюшка.

– А сколько с меня?

– За это… – Граммофониха покачала на руке яблоко. – В райском саду такие только?

– В райском. Сколько же?

– Ну… ну тридцать копеек тогда, не больше.

На лице у дьячка появилось такое выражение, как будто он внезапно отхлебнул из кипящего чайника.

– Тридцать копеек! Побойтесь бога.

Граммофониха начала багроветь. Женщины переглянулись.

– Что же мне бояться-то бога, батюшка? – перевесилась к дьячку торговка. – А?

– Да ведь безбожно это, дорого, – отступил тот.

– Ах дорого, – протянула торговка. – Тридцать копеек ему дорого! – Она кинула яблоко на весы и протянула дьячку кулак к носу.

– А ты за тридцать копеек раз кадилом махнешь, а?

Дьячок попятился и замешался в толпе.

– Ты за тридцать копеек и «паки-паки» не скажешь! – полетел ему вдогонку яростный голос.

ВИТАЛЬКИНО ГОРЕ

Виталька тоже продаёт яблоки. Он сидит, навалившись грудью на прилавок, и тоскливо насвистывает одну и ту же мелодию. Не умеет он торговать. Да и какая тут может быть торговля! Наискосок от него орудует Граммофониха. По бокам – две бойкие старухи. Виталька мысленно окрестил их «Правая» и «Левая». Стоит появиться на горизонте покупателю, как старухи, словно заводные, начинают орать – расхваливать товар. И яблоки покупают у них.

Но Виталька и не собирается орать. Он с удовольствием высыпал бы все яблоки на прилавок и сказал: «Берите даром!»

Стыдно ему торговать. Да еще рядом с Граммофонихой.

Только что у него покупал одноклассник. Мальчишка со странной фамилией – Сейго. В прошлом году он немного помогал Витальке по русскому.

– Бери так, Сейго, сколько надо. Хочешь два кило? – щедро предложил Виталька и взвесил ещё больше. Но Сейго кинул ему деньги. Прямо в алюминиевую мисочку.

Не любит Виталька базар. Никогда бы сюда не пришёл. Одно здесь хорошо: разглядывать людей. Разные лица. Мать нередко кричит на него: «Ну что ты уставился на человека? Разиня! Стыдно даже: глядит, глядит, как сыщик!» И Виталька с сожалением оторвется от какого-нибудь потешного носа или удивительной бороды, а через минуту мать снова кричит: «Опять уставился!..»

Иногда Виталька начинает рисовать. Чем попало. Прутиком на песке. Пальцем на запотевшем стекле. Углём, мелом, карандашом. Всем нравится. Говорят, что из него получится художник. Но он не верит. Художник должен всё уметь нарисовать. А Виталька… Виталька не сможет даже того дядьку в соломенной шляпе. Пьяненький. Лицо круглое. Бегающие глаза. (Как их нарисуешь бегающими?) В руке у дядьки здоровенный рак с болтающейся клешней.

Он может нарисовать и шляпу и рака. Но как показать, что дядька – попрошайка и лодырь? Не рисовать же его лежащим на солнце и с протянутой рукой? Он же не лежит на солнце и руку не протягивает! Но Виталька ясно видит, что он – попрошайка и лодырь…

Наверное, из него не получится художника… но ничего! Зато он умеет сочинять рассказы. Про разных людей, которых встречает на улице. Дед и Славка с удовольствием слушают. Никогда не перебивают. Удивляются только, откуда он всё берёт. У него есть даже написанный рассказ. Он к нему и рисунки нарисовал. Получилось, как в настоящей книге. Рассказ он пока никому не показывает. Это его тайна. Ещё он умеет сочинять скороговорки. Сочинил Славке про ужа. Пусть учится не заикаться. Целый месяц сочинять пришлось. Сперва он ему другую сочинил, такую, что не только Славке, а и ему самому не выговорить быстро. Славка её забраковал. Сказал, что непонятная.

Жаловался жаворонок журавлю:

«Задерживают жаворонку жалованье!»

Жаловался жаворонку журавель:

«Журавлиха жабу пережарила!»

Что тут непонятного? Даже картинку можно забавную нарисовать. Сидит тощий голодный журавль на табуретке и клюв широко разевает. А журавлиха в переднике ему жабу огромную на сковородке жарит…

– Виталька! Да Виталька же! – раздался над ухом голос матери. – Вот как ты торгуешь, да? Стою-стою, смотрю-смотрю, а он и не видит! Хоть ты лопни от крика! Опять на кого-нибудь уставился?

Виталька виновато заморгал:

– Ни на кого не уставился. Если не берут…

Мать всплеснула руками:

– Не берут! Да кто к тебе пойдет! Ты же сидишь и ртом мух ловишь! Надо завлекать, завлекать покупателя! Как бабушка делала, вспомни. Постой, а это что? А? Что же ты с прилавком-то сделал? Я тебе карандаш для чего дала? Да это ж… как тебе не совестно, а вдруг увидит, – понизив голос, она испуганно закачала головой. Ещё раз поглядела на прилавок и, не выдержав, прыснула, зажав рот ладонью.

– Ну как ты можешь! – негодовала она. – Не-ет, видно, драть тебя придется!

Виталька взглянул на прилавок. Толстенная Граммофониха в сбившемся набок платке, в мужском пиджаке, лопнувшем на плечах, красовалась на нем во весь рост. В одной руке она держала яблоко, другую, сжав в кулак, протягивала к носу перепуганного до смерти человека с реденькой забавной бородкой.

– Это дьячка она так, что ли? – узнала мать.

– Ну да! – кивнул Виталька.

– Что ты на меня уставился? – снова повысила она голос. – Вот как ты торгуешь. Бабушка старенькая и то по три ведра продавала!

– Да ну… будто мы торговцы.

– Что значить – торговцы! Мы свои продаём. Что им гнить, что ли?

– «Свои, свои»! Вон у Сейго нет яблок, значит, я с него деньги брать должен?

– Зачем с него брать? Ему и так дадим. Пусть приходит.

– А с других можно?

Мать рассердилась:

– Хватит языком чесать! Вот посмотрю, сколько ты сегодня продашь!

И снова стоит Виталька рядом с «Правой» и «Левой», и торговля у него опять не идёт. Погода чудесная, с Днепра доносятся крики мальчишек, а тут считай гривенники.

К Граммофонихе подошел мужчина в соломенной шляпе. Он все ещё размахивал раком с болтающейся клешней. Виталька слышит, как он говорит Граммофонихе:

– Привет тебе, о Дульцинея Покровская! Закуска есть, не хватает на пиво. – И он помахал раком перед самым её носом.

– Васька, не треплись, – гудит торговка. – Хватит хулиганские словечки употреблять!

Но тот, слегка покачиваясь, продолжает:

– Двадцать две копейки отпусти племяннику, Иоланта! Родному единственному племяннику!

Виталька не выдержал и прыснул. Иоланта!

– Что ты всё выражаешься?! Матюжник!

– Тетя, сколько раз говорил: надо читать классическую литературу! – Он снял шляпу и сделал попытку поклониться. – Королева Марго, двадцать две копейки.

– Да провались ты! На, возьми! Постой, у меня к тебе дело есть. – Она понизила голос.

Теперь до Витальки долетали только отдельные слова. Но эти слова заставили его насторожиться. Граммофониха явно говорила о старике. Что-то ей надо было от него. Он запомнил: «И тогда тебе дом, а я уж садом распоряжусь. Хватит тебе в общежитии жить».

Неожиданно среди покупателей Виталька увидел свою классную воспитательницу. Не успел даже отвернуться, как учительница заметила его.

– Здравствуйте, Вера Андреевна, – опустив голову, поздоровался Виталька. Он почувствовал, как жарко запылали у него щеки.

Ответа не последовало. Когда Виталька поднял голову, учительницы не было видно. Не захотела разговаривать!

– Посмотрите тут! – крикнул он старухам и бросился за учительницей. Надо ей объяснить, что не сам он пошел сюда, что его заставили торговать. Но вместо учительницы нос к носу столкнулся со Славкой.

– С-сегодня вечером будет дождь.

– Какой ещё дождь! Жарища.

– Г-галоши не забудь.

– Смеешься, да? У меня тут такие дела.

Вместо ответа Славка протянул ему записку:

– Во, видел? Нева так Нева!

Но Виталька лишь рукой махнул. Ему было не до шуток.

– Да ну тебя с Невой! Меня сейчас Вера Андреевна застукала! Учительница! Брошу я всю эту коммерцию и сбегу.

Славка недоверчиво покосился на друга:

– Не бросишь. Давай торгуй. А мне есть охота! Два часа из Д-днепра не вылезал. Дай тридцать копеек. В столовую пойду.

Виталька немного подумал:

– Пошли! И я с тобой. Бери ведро.

В столовой над столиком висел плакат, призывавший продавать овощи и фрукты тресту столовых. Славка поглядел на плакат, потом сказал:

– 3-знаешь, куда дед ходил?

– Ну?

– В интернат.

– А-а, опять яблоки интернатским дарит? Он каждый год так. То детдому, то в больницу. Мама говорит, что зря он с ними возится, с яблоками со своими. Всё равно сам не пользуется.

– М-машина придёт интернатская. Дед велел нам помогать в ящики упак-ковывать.

Виталька вздохнул. Целую машину отдаёт. А тут трясись над каждым яблоком!

– Чашки деревянные тоже.

– Что – тоже?

– Отдает и-интернатским.

– А-а. Жалко чашки. Точил, точил. Я их разрисовать не успел.

За стол напротив села женщина. Официантка принесла ей меню и поставила на стол вазу с яблоками.

– Господи, – усмехнулась женщина, – на базаре такие яблоки, а тут что?

– Такие к нам несут, – ответила официантка, – а получше на базар!

– Ещё бы! Там можно побольше содрать. Спекулянты!

Поперхнувшись, Виталька стал задвигать ведра с яблоками дальше под стол и уткнулся в тарелку. Который раз сегодня он не мог поднять головы от стыда. И вдруг он решительно вытащил ведра из-под стола и пошел навстречу официантке:

– Где у вас тут яблоки принимают?

Славка не понимал, что случилось с его другом. Словно взбесился. Три раза бегал домой за яблоками и относил в столовую. Ох и попадёт же ему! Но лучше молчать. Вон у него какое лицо! Лежит на песке и ни гу-гу. Даже купаться не хочет. Рисует что-то. Интересно, что? Ух ты, это же Граммофониха! А это – дед. А это он – Славка, Рекс, Нева, какой-то дядька в шляпе, снова Граммофониха. Да-а, как это у него получается? Не глядя рисует! Славка бы целый день рисовал, и ничего бы не получилось, а он запросто.

– С-скажи что-нибудь. М-молчишь все время!

Виталька наконец повернулся к нему:

– Надо что-то с Граммофонихой придумывать. Она деда твоего хочет выселить.

– Ч-что? – всполошился Славка. – Как в-выселить? Давай залезем к ней! П-проверим, от… откуда коробов-ка, – и в милицию!

– Да у неё же забор! Сто метров высота. А там, наверное, двадцать собак. Калитку железом обила. А калитка маленькая-маленькая.

– Собакам мяса дадим. Надо ее разоб… разоблачить!