Текст книги "История Византии. Том I"

Автор книги: Сергей Сказкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 40 страниц)

По-прежнему большое место в обиходе придворного общества и церкви занимали изделия из слоновой кости. На немногих из них встречаются изображения императоров – Льва VI, коронуемого богоматерью (Берлинский музей), Константина VII, венчаемого Христом (в собрании Гос. музея изобразительных искусств в Москве), Романа (III или IV) и Евдокии (в Кабинете медалей в Париже). Композиционно (обычно расположенные под аркой) они напоминают аналогичные сцены в монументальной живописи; сюжет чрезвычайно характерен для пропаганды идеи божественного происхождения царской власти.

шелковая ткань с изображением льва. X-XI вв. Берлин

Чаще всего на диптихах и триптихах (порой использованных как оклады рукописей) изображались сцены религиозного содержания: те же фигуры Христа, богоматери, святых, праздничные сцены, которые украшали стены церквей, наиболее распространены и на этих миниатюрных предметах. Характер исполнения их различен. Встречаются такие (например так называемый Арбавильский триптих или другой, в Палаццо Венециа в Риме, X в.), где фигуры святых переданы почти скульптурно, отделяясь от фона, их лица индивидуальны, драпировки подчеркивают строение тела. Выдающимся образцом изделий этого рода является и триптих с изображением «сорока мучеников» и святых воинов из собрания Эрмитажа. Подвергшиеся испытанию в силе их веры обнаженные мученики представлены, согласно легенде, мерзнущими на льду Севастийского озера: фигуры переданы в разных позах, подчеркнуто эмоционально. Однако в их исполнении заметна скованность копииста, подобная той, которая наблюдается в миниатюрной живописи этого времени.

На ряде других пластинок XI—XII вв. не только содержание, но и подход к изображению приобретает спиритуалистический Характер. Трудно уверенно сказать, существовали ли эти разные художественные устремления одновременно (что представляется более вероятным), или в известной мере сменяя друг друга.

Воспроизведение старых образцов особенно ощутимо на большой группе ларцов, украшенных пластинками слоновой кости с объединяющим их орнаментом в виде розеток или звездочек в медальонах. Почти на всех этих предметах представлены образы, почерпнутые из античной мифологии: актеры игладиаторы, воины, танцоры, цирковые персонажи. Наиболее замечательным примером является так называемый ларец Вероли Х в. (названный по первоначальному месту хранения в соборной сокровищнице в Вероли, близ Рима, ныне в музее Виктории и Альберта в Лондоне). Здесь представлены похищение Европы и Геракл, играющий на лире, танцующие менады и нереиды, кентавры и эроты и т. п. Фигуры исполнены с большим мастерством, в довольно высоком рельефе, они переданы в движении, в сложных поворотах.

Возможно, шкатулка была изготовлена для одной из дочерей Константина VIII. В качестве образца для рельефов использовались миниатюры.

Для подавляющего большинства этих предметов характерна утрата ясности сюжета, обычно распадающегося на отдельные компоненты, так же как исчезает на многих пластинках представление о пропорциях фигур, повороты которых не всегда оправданы. Характер расположения отдельных деталей наводит на мысль о том, что пластинки, заготовленные впрок, объединялись на ларце иной раз случайно.

Слоновая кость, по-видимому, применялась в этот период и для убранства дверей и мебели, для изготовления парадных гребней и разного рода других предметов. Однако наряду с ней встречаются и своеобразные заменители дорогого материала: так, кость домашних животных, судя по множеству находок в Херсоне и некоторых других городах, служила для изготовления небольших диптихов, из нее делали пластинки для украшения шкатулок, погребальных покровов, дверей и др. Изображения, которые встречаются на таких пластинках, походят на более парадные экземпляры: среди них встречаются и фигуры святых, но значительно чаще – птиц и животных, иногда фантастических. Не подлежит сомнению употребление этих предметов в более широких – скорее всего, городских – слоях общества.

Связаны с образцами из слоновой кости и каменные иконки, чаще всего резавшиеся по сравнительно легко поддающемуся обработке стеатиту. Эти рельефы различных оттенков, зеленоватые и серые, иногда голубоватые, обычно, так же как слоновая кость, покрывались позолотой, следы которой обнаруживаются даже на иконах, найденных при раскопках. Среди стеатитовых изделий XI—XII вв. встречаются памятники высокого художественного качества – например удивительно тонкое изображение св. Димитрия из собрания Оружейной палаты в Москве.

Накладные пластинки шкатулки. Резная кость. XII в. Раскопки в Херсонесе

Искусство обработки камня достигло в Византии большой высоты. О нем свидетельствуют миниатюрные камеи, резанные иногда в высоком рельефе (стилистически схожие с изделиями из слоновой кости) по сапфиру, ляпис-лазури, халцедону, часто по кровавой яшме и др. Обычно и здесь представлены христианские святые, Христос, богоматерь, реже евангельские сцены – Благовещение, Распятие и др. Сохранились немногие точно датированные экземпляры, например камень с изображением Христа и надписью на оборотной стороне на кресте, указывающей имя императора Льва VI, и редкая по размерам камея с погрудным изображением богоматери и надписью Никифора III Вотаниата. Обе хранятся в Музее Виктории и Альберта в Лондоне.

Не случайно в Византии почти не было инталий (камней с врезанными изображениями), обычно служивших печатями. Широчайшее распространение получили в это время моливдовулы (свинцовые подвесные печати), предназначавшиеся для опечатывания товаров и скрепления документов. Во многих случаях эти маленькие предметы имеют и художественную ценность. Изобразительный репертуар здесь тот же, что и в глиптике; изготовление матрицы требовало сходных навыков мастера. Надписи, указывающие имя владельца, его чин и звание, помогают точной датировке. Сопоставление с некоторыми памятниками глиптики способствует их определению.

Рядом с миниатюрными произведениями камнерезного искусства известны и большие точеные сосуды (патены, потиры, вазы; предметы такого рода часто упоминаются в письменных источниках, поскольку они служили дарами), диаметр которых достигал 35—40 см, а высота 25—35 см. Они изготовлялись из агата, сардоникса, серпентина, халцедона и др. Великолепный подбор таких предметов X—XII вв. хранится в сокровищнице Сан-Марко в Венеции, куда они, очевидно, попали после разграбления Константинополя крестоносцами в 1204 г. Изящная небольшая агатовая ваза, украшенная тонкими золотыми нитями и греческими буквами неясного назначения, имеется и в собрании Эрмитажа.

Большинство сосудов имеет оправы, украшенные драгоценными камнями, обнизками из жемчуга и прославленными византийскими перегородчатыми эмалями. На некоторых из них сохранились надписи, свидетельствующие об их принадлежности императору Роману (предположительно Роману II), логофету Сисинию (959—963), проедру Василию (середина X в.) и др.Изредка, рядом со святыми, Христом, богоматерью изображались в медальонах или на четырехугольных пластинках и коронованные владельцы.

Техника перегородчатых эмалей в известной мере связана с так называемой перегородчатой инкрустацией, широко распространенной в эпоху «переселения народов» среди многих варварских племен. Вопрос о моменте ее возникновения спорен, но, по-видимому, некоторые образцы перегородчатой эмали можно датировать концом VII—VIII в. Разнообразное применение ее, засвидетельствованное письменными источниками, особенно характерно для периода после IX в. Как известно, техника перегородчатой эмали сложна, она требует от мастера хорошей выучки и большого опыта. На золотой слегка вогнутой пластинке, соответствовавшей силуэту будущего изображения, обозначались его контуры и напаивались на ребро тончайшие ленточки. В образовавшиеся между ними ячейки налагалась эмаль, которую приготовляли из особого стеклянного состава, окрашенного окисями различных металлов. После этого изделия подвергались обжигу, эмаль, согреваясь, расплавлялась, но перегородки препятствовали смешению цветов. Во время этого процесса цвета видоизменялись и мастер должен был внимательно следить за степенью нагрева, дабы получить нужный тон. Затем поверхность изделия шлифовалась. Византийские эмали отличались большой прочностью и тонкостью исполнения. Золотые перегородки, кажутся тонкими, как бы нарисованными линиями, которыми отмечены складки одежд, волосы, детали орнамента.

Одним из наиболее выдающихся датированных произведений, украшенных перегородчатой эмалью, является ставротека (реликварий для креста), хранящаяся в сокровищнице собора в Лимбурге. Согласно надписи, она сделана для проедра Василия в 964—965 гг. Вней упомянуты также имена императоров Константина и Романа. Этот роскошно украшенный предмет, размером почти в 1/2 м, сочетает в своем убранстве едва ли не все характерные виды византийского ювелирного искусства: драгоценные камни различных размеров окаймлены гнездами и расположены группами. Они чередуются с жемчужинами на фоне, обработанном тонким узором. По краю вьется красивая надпись. Пластинки перегородчатой эмали помещены в центральной части выдвижной крышки (где представлен Деасус и двенадцать апостолов) и под нею, по сторонам крестовидного углубления, окаймляя его орнаментальными полосками с розетками и пальметками, а также с фигурами архангелов, херувимов и серафимов. Боковые стенки ставротеки украшены чеканным растительным орнаментом, а на задней ее крышке – процветший голгофский крест.

Вильгельм II, коронуемый Христом. Мозаика Мон-Реале.

Богатейшее собрание окладов и икон, украшенных перегородчатой эмалью, собрано в той же сокровищнице Сан-Марко (например, знаменитое изображение полуфигуры архангела Михаила, XI в., лицо которого исполнено чеканом по золоту, детали одежды, крылья и контур нимба расцвечены перегородчатой эмалью, а фон обработан тонкой филигранью), а также в Музее искусств в Тбилиси. Одной из достопримечательностей грузинского собрания является оклад иконы Хохульской богоматери, в состав убранства которого наряду с грузинскими входят византийские (среди них – портретные) эмали. Византийские эмали имели большое распространение и на Руси, где зародилось собственное производство эмалей. На окладе Мстиславова евангелия (ГИМ), например, две пластинки с изображением апостолов исполнены византийцами, а остальные – русскими мастерами.

Судя по многочисленным письменным свидетельствам, перегородчатые эмали украшали самые разнообразные предметы в обиходе высших кругов византийской знати: включались в убранство парадных одежд и головных уборов, ларцов и люстр, парадных щитов и даже в упряжку лошадей.

Одним из немногих дошедших до нас памятников светского характера является так называемая корона Константина IX Мономаха (хранится в Национальном музее в Будапеште). Она составлена из отдельных пластин, на которых, помимо самого императора Константина, изображены императрицы Зоя и Феодора в сопровождении танцовщиц и олицетворений добродетелей. Все фигуры представлены среди растительных завитков и птиц. Характер исполнения перегородчатых эмалей приобретает к этому времени некоторую сухость: часто расположенные,ритмически повторяющиеся линии не оправданы, композиция перегружена. Другая корона (также сохранившаяся в Будапеште), наряду с портретными изображениями византийских императоров Михаила VII Дуки и его сына Константина, интересна портретом венгерского короля Гейзы I (1074—1077), которому она, очевидно, и была преподнесена. Группе, представляющей светских правителей, соответствует другая часть пластинок с обычными фигурами Христа-Пантократора, архангелов и апостолов.

Яркие, чистые тона эмалей, переливающихся на фоне золота, были особенно созвучны вкусам высших кругов византийского феодального общества. Сама техника оказала немалое влияние на другие виды искусства, в частности на миниатюру, отчасти и на иконы.

Композиционные принципы, характерные для реликвариев и окладов с изображениями, исполненными перегородчатой эмалью, повторялись на более дешевых изделиях, чисто серебряных (где по-грудные изображения святых помещались в аналогично оформленных медальонах и где повторялись основные элементы композиций), а иногда даже на бронзовых, покрытых позолотой.

Своеобразную разновидность византийского прикладного искусства, в силу, быть может, случайных причин полюбившуюся в Италии, представляет определенная категория бронзовых изделий – двери. Наиболее ранний их образец сохранился в храме святой Софии в Константинополе: на ней имеются монограммы императоров Феофила и Михаила, определяющие дату около 840 г. Двери украшены орнаментальными мотивами, исполненными в высоком рельефе. С легкой руки представителя амальфийской торговой семьи – Пантелеоне (около 1065 г.), длительно проживавшего в Константинополе и заказавшего там для родного города бронзовые двери, аналогичные изделия были заказаны для прославленного монастыря в Монтекассино, для церквей в Салерно, Венеции и Риме.

На некоторых дверях сохранились греческие надписи с именами мастеров.

Связь с эмалью обнаруживается и в технике росписи немногих известных нам образцов византийского художественного стекла. До недавнего времени был известен лишь один небольшой сосуд такого рода: по пурпуровому фону стекла выделяются розовато-белые фигуры, восходящие к мифологическим прообразам. Они вписаны в медальоны из розеток, напоминающих характерный элемент убранства ларцов из слоновой кости. В промежутках помещены головы в профиль на фоне растительного орнамента, который заполняет и верхнюю часть сосуда. Роспись золотом и разноцветными эмалями сближает стеклянную вазу с миниатюрами (того же XI столетия). В последние годы в церкви Пантократора в Константинополе были найдены фрагменты расписных стекол начала XII в. Этот факт дал основание предполагать, что витражи были известны в Византии ранее, чем в Западной Европе, хотя и не получили распространения.

Открытая во время раскопок в Коринфе мастерская по изготовлению стекла дала фрагменты сосудов, украшенных характерными для византийского искусства изображениями, в известной мере соприкасающимися и с восточными памятниками. Чрезвычайно интересный фрагмент художественного стекла был найден в Двине (Армянская ССР): тонко исполненные фигурки скрипача и льва имеют ближайшие аналогии, как и декорирующий орнамент, в искусстве Византии. Обломки византийских стеклянных сосудов, расписанных золотом и эмалями, обнаружены также на территории Древней Руси.

Наиболее массовым видом прикладного искусства является начиная с IX в. поливная керамика. В различных пунктах, входивших в состав Византийской империи (Константинополе, Афинах, Коринфе, Херсоне и ряде других) находят во время раскопок блюда, чаши, кувшины идругие сосуды, изготовленные из белой глины, покрытые свинцовой глазурью. Они украшены исполненными штампом рельефными изображениями, а более дешевые и простые лишь окрашены зеленой или желтой поливой. Среди орнаментальных мотивов нередки различного рода розетки и звезды, напоминающие излюбленные мотивы рукописей, изделий из слоновой кости и серебра. Наряду с ними иногда встречаются кресты. Чрезвычайно распространены изображения птиц то реальных, то фантастических. Чаще всего они заключены в медальон (украшенный в некоторых случаях поясом жемчужин) и расположены на дне сосуда; порой этих медальонов несколько. Типичны парные фигуры птиц и животных, геральдически расположенных по сторонам дерева; часто встречаются грифоны, реже сирины всадники и некоторые другие изображения.

Блюдо с изображением птицы и рыбы. Керамика. XI в. Музей в Коринфе

Вопрос о корнях византийской керамики и об истоках встречающихся на ней образов не совсем ясен. Бесспорная связь последних с Востоком уходит в глубокую древность. Нет сомнений, что византийскому городскому населению все эти образы были близки, они пользовались большой популярностью и органически вошли в византийскую художественную культуру.

Более высоким художественным качеством отличается реже встречающаяся керамика, изображения на которой исполнены росписью.

Наряду с орнаментальными мотивами здесь можно видеть и фигуры птиц и животных, переданные с большим мастерством.

В X—XI вв. начинают изготовляться и изразцы, украшавшие городские дома (возможно, не только снаружи, но и внутри). Едва ли, однако, они достигали столь широкого распространения, как во многих мусульманских странах, а также в Болгарии.

Начиная с XI в. белоглиняная керамика вытесняется красноглиняной, штампованные изображения сменяются исполненными гравировкой по ангобу (особой тонко обработанной обмазке из глины, обычно белой). В это время орнаментацией чаще всего украшается не только дно, но вся поверхность сосуда; репертуар образов расширяется, значительно большее место уделяется, в частности, человеческим фигурам. К концу периода нередки изображения святых, а также каких-то сцен, позволяющих предполагать отражение в них сказочных или, быть может, эпических персонажей.

Художественная керамика, некоторые серебряные сосуды, изделия из кости и т. п. заставляют задуматься над вопросом о том, справедливо лишироко бытующее представление о византийском искусстве как почти исключительно религиозном. Можно предполагать, что при общей теологической окраске мировоззрения византийского феодального общества, проявившейся и в сфере искусства, в нем обнаруживались и другие тенденции. Это был, с одной стороны, своего рода (по определению В. Н. Лазарева) «неоклассицизм», созвучный вкусам определенных кругов придворной знати, а с другой стороны, – пока еще мало исследованное третье направление, отражавшее художественные запросы относительно широких кругов торгово-ремесленного населения. Судя по всему, оно в большей мере сказалось в некоторых формах прикладного искусства.

ПРИМЕЧАНИЯ

ЧАСТЬ 1.РАННЕФЕОДАЛЬНОЕОБЩЕСТВОИГОСУДАРСТВОВВИЗАНТИИ (VII —СЕРЕДИНА IXв.) Глава 1

1 Свинцовые печати изучает особая вспомогательная дисциплина – сфрагистика, или сигиллография. Сводная публикация византийских печатей: G. Schlumberger. Sigillographie de l'empire сигиллография. Сводная публикация византийских печатей: G. Schlumberger. Sigillographie de l'empire 1930, p. 571-654; Byz., VI, 1931, p. 771-829; Вышел полутом корпуса печатей, посвященный Константинопольской патриархии: i d e m. Le Corpus des sceaux de 1'empire byzantin, t. V, 1, A. Paris, 1963.

2 Основное издание: С. E. Zachariae von Lingenthal. Collectio librorum iuris graeco-romani ineditorum. Lipsiae, 1852. Известные отличия содержит Афинская рукопись: A. Monferratus. Ecloga Leonis et Constantini. Athenis, 1889. Спорный вопрос о времени издания «Эклоги» теперь решен благодаря находке нового списка: она была опубликована 31 марта 726 г. (V. Grumеl. La date de l'Eclogue des Isauriens.– REB, 21, 1963). См. В. Sinogowitz. Studien zum Strafrecht der Ekloge. Munchen, 1952; P. J. Zeроs. Die byzantinische Jurisprudenz zwischen Justinian und den Basiliken.– «Berichte zum XI. Internationalen Byzantinisten-Kongress». Munchen, 1958, S. 14 f. Русский перевод и исследование: Е. Э. Липшиц. Эклога. Византийский законодательный свод VIII в. М., 1965. О славянском переводе «Эклоги» см. М. Андреев. Римското право и славянската Еклога. – ГСУ, юр. фак., I, 1959.

3 Последнее издание (с болгарским переводом): Гръцки извори за българската история, III. София,

1960, стр. 208—220. Русск. дерев.: «Хрестоматия по истории средних веков», т. I. M., 1961, стр. 344 —351.

4 А. Павлов. Книги законные. СПб., 1885; h. С. Радоjичиh. Српски рукопис Земтьорадничког закона.– ЗРВИ, 3, 1955.

5 J. Karayannopulos. Entstehung und Bedeutung des Nomos Georgikos.– BZ, 51, 1958. Там же и литература вопроса. Ср. также краткий обзор: G. Ostrogorsky. Geschichte

³

..., S. 75, А. 10.

6 Е. Э. Липшиц. Очерки истории византийского общества и культуры VIII – первой половины IX в. М. – Л., 1961, стр. 53, прим. 11, 249 cл. Ср. ее же. Византийское крестьянство и славянская колонизация.– ВС, стр. 97—105; J. de Malafоsse. Les lois agraires a l'epoque byzantine.– «Recueil de l'Acad. de Legislation», 19, 1949.

7 «Морской закон» издан: V/. Ashburner. The Rhodian Sea Law. Oxford, 1909, Военный – Νομος στρατιωτιχος ed. A. G. Monferratob. Athenis, 1889. О «Морском законе» см. Е. Э. Липшиц. Очерки..., стр. 96—103, 251; Н. Antoniadis-Bibicou. Recherches sur les douanes a Byzance. Paris, 1963, p. 251—253.

8 F. Dolger. Regesten der Kaiserurkunden des Ostromischen Reiches, T. I. Miinchen—Berlin, 1924, № 254 —446.

9 MGH, Legum sectio III. Concilia. II, 2, 1906, p. 475—480.

10 V. Grumel. Les Regestes des Actes du Patriarcat de Constantinople, fasc. 1—2, 1932—1936. Ко времени от 681 г. до 842 г. относятся № 311—413.

11 Основная литература указана у Н. G. Beck. Kirche und tlieologische Literatur im Byzantinischen Reich. Munchcn, 1958, S. 46 f. Русск. перев. актов: «Деяния вселенских соборов», изд. 2-е, т. VI—VII. Казань, 1882—1891.

12 G. Ostrogorsky. Studien zur Geschichte des byzantinischen Bil-derstreites. Breslau, 1929, S. 48—51; P. J. Alexander. The Iconoclastic Council of St. Sophia (815) and its Definitions (Horos). – DOP, 7, 1953, p. 35—

66.

13 E. Gerland. Corpus Notitiarum Episcppatuum Ecclesiae Oriental; Graecae, I, 2. Kadikoy, 1931. CM. G. Ostrogorsky. Byzantine Cities in, u Early Middle Ages.– DOP, 13, 1959, p. 53 ГГ

14 H. G. Вeсk. Kirche..., S. 150.

15 Theophanis Chronograpia, rec. C. de Boor, I—II. Lipsiae 1883—1885 (перепечатка: Hildesheim, 1963). Латинский перевод, сделанный папским библиотекарем Анастасией в 873—875 гг., помещен во II томе. Русск. перев.: Летопись византийца Феофана, пер. В. И. Оболенского и Ф. А. Тернов-ского, М., 1887. О Феофане см. Gy. Moravcsik. Byzantinoturcica, 1. Berlin, 1958, S. 531—537 (там и литература вопроса). На русском языке: П. Г. Преображенский. Летописное повествование св. Феофана Исповедника. Вена, 1912 (см. острую критику Ф. Успенского,– ВВ, XXII, 1917, стр. 297 и cл.) и посмертно изданное исследование: К. Успенский. Очерки по историй иконоборческого движения в Византийской империи в VIII—IX вв. Феофан и его хронография.– ВВ, III, 1950, стр. 393—438; IV, 1951, стр. 211—262 (изобилует рядом произвольных, натянутых суждений). Хронология Феофана вызывает затруднения. См. об этом F. Dolger. Das Kaiserjahr der Byzantiner.– SBAW, 1949, H. 1; G. Ostrogorsky. Die Chronologie des Theophanesim 7. und S. Jahrh.– BNJb, 7, 1930, S. 1—56.

16 Nicephori Opuscula historica, ed. C. de Boor. Lipsiae, 1880, p. 1—77. Русск. перев.: Е. Э. Липшиц.– ВВ, III, 1950, стр. 349—387.

17 Одним из источников был так называемый .Большой хронограф (Μεγας χρονογραφος), составленный, по-видимому, в конце VIII в., возможно, иконоборческого направления. Однако трудно решать вопрос о характере недошедших источников. Передача положительных фактов о том или ином иконоборце еще не свидетельствует, что сообщение заимствовано из иконоборческого источника. Тенденциозность византийских полемистов была своеобразна: когда они стремились кого-либо опорочить, они иногда представляли в дурном свете всю его деятельность, обрушиваясь на него чуть ли не с площадной бранью, иногда же оттеняли его преступления против веры изображением похвальных дел.

18 PG, t. 100, col. 205—533.

19 Е. Э. Липшиц. Никифор и его исторический труд.– ВВ, III, 1950, стр. 97 и cл. О Никифоре см. также P. J. Alexander. The Patriarch Ni-cephorus of Constantinople. Oxford, 1958; A. J. Visser. Nikephores und der Bilderstreit. Haag, 1952. Осредневековом русском переводе Нпкифора см. Н. В. Степанов. Летописец вскоре патриарха Никифора в Новгородской кормчей.– ИОРЯС, 17, 1912, кн. 3.

20 Gеоrgii Monachi Chronicon, ed. C. de Boor, I—II. Leipzig, 1904; В. М. Истpин. Хроника Георгия Амартола в древнеславянском переводе, т. I. Пг., 1920; т. П. Пг., 1923; т. III. Ленинград, 1930. 21 См. J. Dujсev. La chronique byzantine de l'an 811.– «Travaux et memoires», v. I, 1965, p. 205—254. Gp. R. Browning. Notes on the «Scriptor incertus de Leone Armenio». – Byz., XXXV, 1965. 22 Характеристику сочинения Сергия дает Фотий (Phоtius. Bibliotheque, t. I. Paris, 1959, p. 99. 30—44). См. Ф. Бapишиh. Две верзиjе у изворима о устанику Томи.– ЗРВИ, 6, 1960, стр. 150.

23 P. Lemerie. La chronique improprement dite de Monemvasie.– REB, 21, 1963, p. 5—49.

24 Подробный обзор публицистики VIII – первой половины IX в. см. Н. G. Beck. Kirche..., S. 473—500.

25 PG, t. 104, col. 1240—1304. Русск. пепев.: Р. М. Бартикя н.– ВВ, XVIII, 1961, стр. 330—350.

26 К. Ter-Mkrttschian. Die Paulikianer im Byzantinischen Kaiserreiche und verwandte ketzerische Erscheimmgen in Armenien. Leipzig, 1893.

27 H. Gregoire. Les sources de Phistoire des Pauliciens.– «Bulletin de la Cl. des Lettres de l'Acad. de Belgique», V, 22, 1936, p. 95—114. Критические возражения см. Е. Э. Липшиц. Вопросы павликианского движения в освещении современной буржуазной историографии.– ВВ, V, 1952, стр. 235—242; М. Loos. Deux contributions a 1'histoire des Pauliciens.– BS, 17, 1956, p. 19-57.

28 Общий указатель византийской агиографии: Bibliotheca Hagiographica graeca, vol. I—III. Bruxelles,

1957. О житиях VIII—IX вв. см. X. Лопapeв. Византийские жития святых VIII и IX вв. Пг., 1914; G. daCosta-Louillet. Saints de Constantinople aux VIII-e, IX-e et X-e siecles.– Byz., XXIV– XXVII, 1954—

1957; e a d e in. Saints de Sicile et d'ltalie Meridionale aux VIII-e, IX-eet X-e siecles.– Byz., XXIX—XXX,

1959—1960; eadem. Saints de Grece aux VIII-e, IX-e et X-e siecles. – Byz., XXXI, 1961.: См. также А. П. Рyдаков. Очерки византийской культуры по данным греческой агиографии. М., 1917.

29 Издано: А. А. Васильев. Житие Филарета Милостивого.– ИРАИК, V, 1900, стр. 64—86; М. Н. Fоurmу, М. Lerоу. La vie de S. Philarete.– Byz., IX, 1934, p. 85 – 170.

30 См. о них т. I, стр. 55.

31 Перевод отрывков из Табари см. А. А. Васильев. Византия и арабы (ч. I). СПб., 1900, приложение, стр. 12—63; А. Vasilie v. Byzance et les arabes, t. I. Bruxelles, 1935, p. 278—326. Там же приведены и фрагменты из других арабских авторов.

32 Перевод соответствующих мест см. Н. Gelzer. Die Genesis der byzantinischen Themenverfassung. Leipzig, 1899, S. 81 – 126.

33 Miсhelle Sуrien. Chronique, t. I—IV. Ed. et trad, par J. B. Chabot. Paris, 1893—1306.

34 См. Гевонд. История халифов. СПб., 1862.

35 P. M. Бapтикян. Источники для изучения истории павлшшанско-го движения. Ереван, 1961.

36 Обзор западных источников см. Wattenbach-Levison. Deut-schlands Geschichtsquellen im Mittelalter. H. 2—3. Weimar, 1953—1957.

37 J. D. Mansi. Sacrorum conciliorum nova et amplissima collectio, XII, p 959. CM. V. Grumel. Notes d'histoire et de philologie byzantines.– ЕО, 39, 1936, p. 234—240.

Глава 2

1 Наиболее последовательно против тезиса о коренной перестройке аграрных отношений в VII столетии выступают в настоящее время П. Лемерль и И. Ка-раяннопулос. См. P. Lemеrlе. Esquisse pour une histoire agraire de Byzance.– RH 219—220 1958; J. Karayannopulos. Uber die vermeintliche Tatigkeit des Kaisers Herakleios.– JOBG, 10, 1961.

2 См. т. I, гл. 15.

3 Помимо свидетельств Феофана о расселении славян в феме Опсикий (см. G. Ostrogorsky. Geschichte...³, S. 109 f. Там и литература вопроса), см. еще: Т. Левицкий. Из научных исследований арабских источников. Неизвестные арабские документы о славянах 720 г.– «Восточные источники по истории народов Юго-Восточной и Центральной Европы». М., 1964, стр. 6—15.

4 Детальный анализ данных «Жития Филарета» см. Н. Evert-Kapреsоwa. Une grande propriete fonciere du VJII-e s. a Byzance.– BS, 24, 1963, p. 32—40.

5 В. В. Латышев. Житие преп. Феофана Исповедника.– ЗАН, VIII сер., ист.-филол., т. 13, № 4, 1918, стр. 15 и cл.

6 К. Н. Успенский. Очерки по истории Византии. М., 1917, стр. 187. Произвольность этого суждения была показана М. Я. Сюзюмовым («Проблемы иконоборчества в Византии».– «УЗ Свердловского пед. ин-та», 4, 1948, стр. 81 и cл.).

7 См. А. П. Доброклонский. Преп. Феодор, исповедник и игумен студийский.– ЗНУ, 113, 1914, стр.

399—411. Согласно «Житию Феодора», в монастыре насчитывалось до тысячи монахов, однако действительные размеры монастыря и монастырской церкви позволяют считать эту цифру преувеличенной (R. Janin. Le monachisme byzantin au moyen age.– REB, 22, 1964, p. 29 sq.).

8 A. Vasiliev. An Edict of the Emperor Justinian II, Sept. 688.– «Speculum», 18, 1943.

9 Constantine Porphyrogeni lus. De administrando imperio, vol. I. Budapest, 1949, p. 230. 65—75.

10 См. т. I, стр. 368.

11 Тheоph., I, p. 386—391.

12 Theophanes Continuatus, ed. I. Bekker. Bonnae, 1838, p. 318—321. CM. S. Runсiman. The Widow Danielis.– «Etudes dediees a la memoire d'A. Andreades». Athenes, 1940.

13 Тheоph., I, p. 436. 30. См. М. Я. Сюзюмов. Проблемы иконоборчества..., стр. 77, прим. 38. Иное толкование этого места см. Е. Э. Липшиц. Очерки..., стр. 86. Упоминающая париков надпись Феофила от 834 г. вызывает большие сомнения (P. Lеmеrlе. Esquisse...– RH, 220, р. 87, n. 4).

14 Н. Evert-Kappesowa. Studia nad historia, wsi bizantynskiej w VII—IX wieku. Lodz, 1963, str. 61.

15 Второзак., XXIII, 24.

16 J. de Malafоsse. Les lois agraires..., p. 55.

17 M. Я. Сюзюмов. О характере и сущности византийской общины по Земледельческому закону.– ВВ, X, 1956, стр. 36 и cл.

18 См. А. П. Рудаков. Очерки византийской культуры..., стр. 180.

19 О земледелии и скотоводстве обширный материал собран: Ph. Коukоules. Vie et civilisation byzantines, v. V. Athenes, 1952, p. 245—330. К сожалению, Ф. Кукулес мало привлекал археологические данные.

20 Lefebvre de Noettes. Le systeme d'attelage du cheval et du boeuf a Byzance.– «Melanges Ch. Diehl», v. I. Paris, 1930, p. 183.

21 О расслоении византийской общины см. прежде всего Е. Э. Липшиц. Византийское крестьянство..., стр. 123—129.

22 См. т. I, стр. 91.

23 Толкование ст. 18, на которой основывается это заключение, спорно. Мы следуем здесь за А. П. Кажданом («К вопросу об особенностях феодальной собственности в Византии VIII—X вв.».– ВВ, X,

1956, стр. 61 и ел.).

24 См. М. Я. Сюзюмов. Проблемы иконоборчества..., стр. 63.

25 Иоанн, X, 13.

26 Основным аргументом в пользу последнего предположения служит «духовный» характер санкции в ст. 10: «Разделивший иначе да будет проклят бо гом». Аргумент этот явно недостаточен.

27 О византийской «десятой доле» см. Н. F. Sсhmid. Byzantinisches Zehntwesen.– JOBG, 6, 1957, S. 45 —110.

28 Вопрос о судьбе византийских городов оживленно дискутируется в современной литературе. Наиболее последовательно теорию континуитета остаи-вают: F. Dolgеr. Die friihbyzantinische und byzantinisch beeinfluBte Stadt (V—VIII. Jh.).– «Atti del 3° Congresso internazionale di studi sullalto medioevo». Spoleto, 1959, p. 65—100; G. Ostrogorsky. Byzantine Cities in the Early Middle Ages.– OOP,