Текст книги "История Византии. Том I"

Автор книги: Сергей Сказкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 40 страниц)

Алексей награждал своих родичей обильными выдачами из казны и ежегодной рентой; им перешли неисчислимые богатства, их поместья напоминали города, у них была свита, какую прилично заводить царям, а не частным лицам⁵. Браг Алексея Исаак Комнин имел своих проноитов, собиравших в пользу Исаака налоги на обширной территории⁶. Точно так же другому брату императора, Адриану, поступали налоги с разных частей страны, в том числе с Афонского полуострова⁷. Обширные владения были у сына Алексея Исаака; часть его поместий перешла впоследствии монастырю богородицы Спасительницы мира: Исааку принадлежали крепости, села, рынки, корабли; в его владениях жили вассалы, обязанные выполнять военную службу⁸. В стихах, обращенных к новорожденному Алексею, одному из многочисленных внуков Иоанна II, Продром описывает богатство этого еще лежавшего в пеленках аристократа: прекрасные земли, с которых поступали подати, высокие дворцы и толпы вассалов⁹.

император Алексей. Мозаика. Церковь св. Софии в Константинополе. XII в.

К клану Комнинов примыкали некоторые фамилии, обычно связанные брачными узами с царствующим домом. Таковы были Дуки, родственники жены Алексея I, далее – потомки неудачливого узурпатора Никифора Вриенния, породнившиеся с Комнинами, наконец, Мелиссины, Палеологи, Кондостефаны, Тарониты – аристократия, выдвинувшаяся совсем недавно, не ранее XI столетия.

Таким образом, правление Комнинов – в отличие от царствования Никифора III – не знаменовало капитуляцию перед феодальной знатью. Стремясь ограничить аристократию столицы и провинций, Комнины опирались на сравнительно узкий слой знати, на своих родственников и свойственников.

В противовес высшей византийской феодальной знати Комнины поддерживали иноземных рыцарей, поступавших на службу империи. Никита Хониат возмущается, когда вспоминает о «полуварварах», в зависимости от которых оказывались полноправные ромеи, – но совершенно иную оценку тех же явлений мы найдем у апологета Мануила Комнина – Евстафия Солунского: «Нет такой чужеплеменной земли, – восклицает он, обращаясь к императору, – откуда бы ты не позаимствовал благородных и полезных людей и не привлек бы в нашу страну»; он говорит об агарянах и арабах, о северных и западных соседях империи. В другой речи Евстафий прославляет Мануила, который призывал в Византию все племена и языки: оделенные с царской щедростью, они нашли здесь новую родину¹⁰.

Опорой Комнинов стали и крепнущие города империи. Алексей, несмотря на затруднительное положение государства, повсеместно строил города: в частности, были отстроены города на малоазийском побережье от Смирны до Атталии, разрушенные во время наступления сельджуков. Иоанн возводит города в долине Риндака – Лопадий и Охиру. Особенно интенсивным становится строительство городов при Мануиле: этот император, по словам Евстафия Солунского, не только восстановил старые, пришедшие в упадок города, но и построил новые¹¹: к числу процветавших относились Пергам и Хлиара, а также ряд городов в долине Сангария. Разумеется, некоторые из них были просто крепостями, опорными пунктами в наступлении на восток.

На первую половину XII в. не только приходится подъем провинциальных городов (см. выше, стр.249), но, по-видимому, и улучшение материальных условий жизни ремесленников и торговцев. В литературе того времени становится традиционным противопоставление нищей жизни мудреца обеспеченному существованию какого-нибудь сапожника или портного. Мой сосед-сапожник, жалуется Феодор Продром, напивается сладким вином, а я натощак ищу ямб и гоняюсь за спондеем. Хотел бы я быть кожевником, камнерезом или заниматься каким-нибудь еще ремеслом, вторит ему другой поэт¹².

Никита Хониат, сам принадлежавший к византийской землевладельческой знати, обрушивается на Мануила, превращавшего налогоплательщиков в париков частных лиц (см. выше, стр. 242). Однако Хониата возмущает не самый факт превращения свободных людей в зависимых крестьян, но то обстоятельство, чтодарения доставались недостойным, по его мнению, людям. Подобные пожалования, по словам Хониата, бывали и прежде, но тогда их получали немногие, особо отличившиеся воины – Мануил же (так во всяком случае утверждает историк) раздавал париков кому угодно. Это было неразумной политикой, поскольку лучшие воины ослабили свой воинский пыл, увидев, что награды достаются случайным лицам. Подумать только, возмущается Хониат, люди, привыкшие орудовать портновской иглой, перепачканные кузнечной копотью, за взятку зачислялись в стратиотские каталоги и награждались плефрами плодородной земли.

Действительно, главнейшие военные и гражданские посты занимали при Комнинах лица, отнюдь не принадлежавшие к высшей византийской знати. Среди полководцев Алексея выделялся Григорий Бакуриани, грузинский феодал, человек необычайной смелости, а также Лев Кефала, происходивший из комниновской челяди, и «полуварвар» Монастра.

Пленный мусульманин Иоанн Аксух, начинавший свою карьеру прислужником во дворце, стал при Иоанне великим доместиком и пользовался таким влиянием, что даже члены императорской фамилии, встречая его, сходили с коня¹³.

«Новыми» людьми нередко были и высшие гражданские чиновники Комнинов. При Иоанне II основные посты занимали Стефан Мелит и Григорий Каматир: ни тот, ни другой не принадлежали к аристократическим родам. Григорий Каматир, в частности, был податным чиновником при Алексее и выполнял секретарские функции при императоре. Его родственник Иоанн Каматир пользовался колоссальным влиянием при дворе Мануила. Хониат рисует его портрет. Это был отнюдь не утонченный вельможа, проводящий дни в изысканных беседах; атлетически сложенный, храбрый и честолюбивый, Иоанн, по словам Хониата, даже кончиком пальца не коснулся философии, но зато славился обжорством и умением выпить: ради любимых им зеленых бобов он готов был плыть через реку, а однажды выиграл пари у императора, осушив, «словно бык», целый таз воды. За вином Иоанн охотно пел и плясал кордак, но никогда не терял ясности мысли, приводя в восхищение иноземных правителей, к которым он ездил послом¹⁴.

И другие высшие чиновники Мануила не были аристократами: ни Иоанн Айофеодорит, ни Феодор Стиппиот, ни Иоанн Путцийский, руководивший финансовым ведомством. Этот молчаливый человек начинал незначительным чиновником, а при Мануиле достиг такой власти, что утверждал или разрывал в клочья царские постановления. Иоанн ведал казной и отличался удивительным искусством в придумывании новых источников доходов. Над его жадностью потешались: однажды, рассказывает Хониат, важно шествуя по рынку в сопровождении свиты, он внезапно заметил подкову, валявшуюся на земле. Гордясь своей наблюдательностью, Иоанн приказал поднять подкову. Но слуга, посланный за этим добром, только дотронулся до железа, как закричал от ожога – оказывается, подкова была раскалена и специально подброшена, чтобы поиздеваться над мелочностью императорского казначея¹⁵. Иоанн был суров: легче казалось разжалобить камень, нежели его; зато этого человека отличала редкая честность – никакими дарами нельзя было купить его расположения.

Используя города в своих интересах, Комнины, однако, всегда оставались защитниками класса феодалов; социальная природа их власти всего обнаженнее проявилась в указе Мануила, согласно которому императорские земельные дарения не могли переходить лицам, не принадлежавшим к числу синклитиков или стратиотов¹⁶. Иными словами, этот указ закреплял существование привилегированной сословной земельной собственности – собственности феодалов. Точно так же указ Алексея подчеркивал сословную неполноправность членов ремесленных корпораций: им запрещалось, даже если они достигли места синклитика, приносить клятву дома – они могли делать это лишь в общественном месте¹⁷.

Социальной природе комниновской империи отвечали административные реформы, проведенные Алексеем I и его преемниками. Синклит, который приобрел большое политическое значение в середине XI в., теперь был отодвинут на задний план: Зонара подчеркивает, что это учреждение не пользовалось уважением нового императора, постоянно старавшегося унизить синклитиков¹⁸.

Внешним выражением разрыва со старой государственной системой явилось вырождение той иерархии титулов, которая пронизывала в X в. весь государственный аппарат (см. выше, стр. 159). К концу XI в. старые титулы, как анфипат, патрикий, протоспафарий, выходят из употребления¹⁹, вводится новая система титулов, с тем, однако, отличием, что новые титулы (севастократор, протосеваст, севаст)²⁰присваивались лишь членам императорской фамилии, их родственникам и высшей знати: Палеологам, Кондостефанам, Вриенниям или Дукам. Высшая знать второго порядка довольствовалась титулами новелиссимов, куропалатов и проэдров (в X в. они жаловались виднейшим сановникам), а рядовое чиновничество стояло вне новой табели о рангах. Иными словами, новая система титулов носила более аристократический характер, распространяясь только на самые высшие слои феодальной знати. Вообще в XII в. род (γενος) или кровь (αιμα) в большей мере определяли место человека в обществе, чем занимаемая им должность²¹.

Реформы не ограничивались титулатурой: была предпринята попытка перестроить систему управления государством. Императорская власть рассматривалась Комнинами как достояние их семьи. При Алексее I огромную роль играл в управлении не только брат василевса Исаак, но их мать – Анна Далассина. Отправляясь в поход против норманнов, Алексей специальным хрисовулом вручил бразды правления своей матери²². Современникам казалось, что именно она правит страной, тогда как сын ее сохраняет лишь номинальную власть. Передача власти по наследству уже не ставилась в зависимость от волеизъявления синклита или войска, но единолично решалась государем²³. Появлялась тенденция к расчленению государства между сыновьями императора: так, Иоанн II предполагал выделить младшему сыну, своему любимцу Мануилу, значительный удел, куда должны были входить Антиохия, Атталия, Киликия и Кипр²⁴.

Было сокращено и упрощено административное управление. Центральные ведомства, во главе которых раньше стояли логофеты или соответствовавшие им чиновники, теперь практически перестали существовать: почти все секреты были объединены под началом одного логофета,

которого называли логофетом секретов или великим логофетом²⁵. Помимо логофета секретов, важная роль принадлежала логофету дрома, по-прежнему ведавшему иностранными делами (эту должность занимали уже известные нам Стефан Мелит и Иоанн Каматир), а также константинопольскому эпарху. Возрастает значение дворцовых должностей. Придворные (в том числе многочисленные евнухи) играли первостепенную роль в государственном управлении и в армии. Наиболее значительными среди придворных должностей при Комнинах являлись должности спальничьего, стольника, пинкерны (императорского виночерпия), протостратора (конюшего), великого примикирия (начальника императорской канцелярии), протовестиария (начальника императорского казнохранилища).

Старая система судопроизводства была громоздкой, и тяжбы затягивались на долгие годы. При Мануиле судебные порядки были перестроены, причем главной целью выдвигалось сокращение сроков разбора дел²⁶. В перестройке нуждалось и финансовое управление. Основными источниками государственных доходов становятся теперь поступления с домениальных земель, а также пошлины, уплачиваемые иностранными купцами в портах Константинополя, Фессалоники, Атталии и других городов. По данным Вениамина Тудельского (несомненно, преувеличенным), в одном только Константинополе иноземные купцы, прибывшие по суше и по морю, вносили в качестве пошлин 20 тыс. золотых монет ежедневно²⁷.

Государственный канон, составлявший в X в. материальную основу могущества императорской власти, потерял прежнее значение. Это объясняется, с одной стороны, возрастанием доходов от пошлин в связи с общим экономическим подъемом Средиземноморья в XII столетии, а с другой – сокращением территории империи. К тому же следует учесть еще одно обстоятельство: начиная с правления Михаила IV императоры XI столетия последовательно проводили понижение стоимости золотой монеты, так что при Никифоре Вотаниате ценность номисмы упала с 24 карат до 8 карат, т. е. в три раза. Соответственно должна была сократиться реальная сумма взимавшегося в деньгах канона.

Взимание канона с середины XI в. подчас передается на откуп. Еще Кекавмен с осуждением говорил

об откупной системе, по-видимому, только пробивавшей себе дорогу²⁸. Во Фракии и Македонии старая система сбора налогов сохранилась до начала XII в., когда Димитрий Каматир взял наоткуп налоги с этих важнейших провинций, обещав внести в казну сумму, вдвое превышавшую обычные сборы; впрочем, предприятие Каматира не принесло успеха: ему не удалось собрать обещанных денег, а недостаток пришлось погашать из собственных средств, и даже его дом в Константинополе был конфискован²⁹.

В середине XII в., однако, откупная система была уже в полном расцвете.

Падение стоимости монеты и известная децентрализация страны в правление Никифора III создавали чрезвычайно большие трудности во взимании налогов. Никифор Артавасд, посланный во Фракию и Македонию после неудачной миссии Димитрия Каматира, сообщал о полнейшем произволе в сборе податей: по его словам, сборщики налогов взыскивали в одном месте номисму вместо милиарисия, в другом – номисму вместо двух милиарисиев; кое-где они брали номисму вместо трех, кое-где вместо четырех милиарисиев, а во владениях монастырей и вельмож им удавалось получить номисму лишь вместо 12 милиарисиев³⁰. Алексей попытался навести порядок в монетной системе и налоговых ставках: ряд императорских рескриптов 31 был посвящен определению соотношения между новыми и старыми золотыми монетами, между золотой номисмой и серебряным милиарисием. Стабильность монеты – во всяком случае серебряной и медной – была восстановлена, а новая номисма приравнена к 4 новым милиарисиям.

Существенные преобразования коснулись провинциального управления. В XI в., когда власть в Византии принадлежала столичному чиновничеству, старая фемная система пришла в упадок (см. выше, стр. 257). При Иоанне и Мануиле вновьпроисходит консолидация провинциального управления – по крайней мере на отвоеванных у сельджуков землях Малой Азии. Там были созданы крупные территориальные единицы, иногда по-прежнему именуемые фемами, которые возглавлялись военными командирами в чине дуки (все иные должности провинциального наместника: стратиг, катепан, претор, судья – практически исчезают и упоминаются в источниках лишь спорадически)³². Таким образом, в основу провинциального деления при Комнинах были положены военные интересы, и власть в новых фемах передана военным командирам – дукам, под надзором которых находилось и гражданское управление, в частности взимание налогов.

Комнины уделяли самое пристальное внимание армии. Старое крестьянское ополчение перестало существовать: самый термин στρατιωτης приобрел значение «рыцарь», и если византийское

33

правительство время от времени призывало крестьян к военной службе , они не играли в ту пору сколько-нибудь серьезной роли в армии – они выступали подсобной силой, необходимой для строительства лагеря, для обслуживания военных механизмов, тогда как исход боя зависел прежде всего от катафрактов. Подобно тому, как зайцы не скачут вместе со львами, заявлял византийский поэт, современник Мануила, так и простые воины не могут состязаться с катафрактами³⁴. Мероприятия Комнинов и были направлены в первую очередь на то, чтобы укрепить позиции тяжеловооруженного ядра армии. В частности, Мануил осуществил реформу вооружения, введя поножи и длинные пики и приблизив тем самым ромейское оружие к оружию западных рыцарей. Заботясь о кавалерии, Комнины покупали коней в Венгрии и у сельджуков.

Чрезвычайно большой проблемой был набор войска. Ополчение стратиотов, как уже говорилось выше, распалось, а система феодальных дружин оставалась в зародыше. Вениамин Тудельский был поражен отсутствием воинского мужества у византийцев, вынужденных для войны с турками нанимать чужеземцев. Комнины, правда, пытались создать профессиональные ромейские контингенты. Алексей организовал тагму архонтопулов, состоявшую из 2 тыс. юношей – сыновей павших в бою стратиотов. Но предприятие Алексея не увенчалось успехом: тагма архонтопулов была разгромлена. Комнинам приходилось постоянно обращаться к иноземцам.

«Варваризация» войска зашла далеко уже при предшественниках Алексея, в этом отношении Комнины не внесли ничего принципиально нового. По-прежнему в византийских войсках служили русские и норманны, северные варяги и загадочные колбяги, аланы и печенеги, поставлявшие легкуюкавалерию, и другие народы; с конца XI в. постепенно возрастает роль английских наемников. Частично иноземные войска состояли из воинов, нанимавшихся на службу империи на короткий срок целыми отрядами, частично же – из расселившихся на византийской территории рыцарей, получавших земли, крестьян, замки (см. выше, стр. 297). Мануил охотно предоставлял земли пленным сельджукам, венграм, сербам; получив свободу, они зачислялись в воинские каталоги.

Император Иоанн II Комнин и императрица Ирина. Мозаика. Церковь св. Софии в Константинополе. XII в.

Комнины, в отличие от императоров XI в., старались сохранить командование войсками в своих руках. Императоры либо сами возглавляли войска, либо назначали командиров из числа ближайших родственников или из родственных фамилий, например из Дук или Кондостефанов, а также из придворных подобно Иоанну Аксуху. Если в X—XI столетиях армия находилась обычно под командованием иноземцев, как Криспин и Руссель, или крупных феодалов, как Фоки и Комнины, почти не зависимых от императорской власти, и легко могла превратиться в орудие для захвата власти, то теперь положение стало иным. Комниновская армия, состоявшая в значительной мере из иноземцев или из ромеев, обласканных и награжденных императорами, подчиненная командирам из рода Комнинов, являлась одним из наиболее могущественных инструментов государства первой половины XII в.

Эта особенность византийской армии проявлялась в некоторых ее организационных формах. Хотя византийские стратиоты награждались землями и прениями, однако служба не рассматривалась как условие их собственности, и, наоборот, пожалование не было единственной формой вознаграждения. Многие воины по-прежнему получали опсоний или ситирисий.

К началу правления Алексея византийский флот находился в катастрофическом состоянии. Император приказал строить корабли, и уже к началу XII в. византийцы снова обладали настолько значительными морскими силами, что смогли успешно отразить поход объединенного флота Пизы и Генуи: из пяти вражеских кораблей посланных вперед, четыре было захвачено, а остальная эскадра предпочла удалиться без боя³⁵. Иоанн Путцийский изменил (при Иоанне II) характер оплаты морских стратиотов. Никита Хониат рассказывает об этом следующее. Если раньше корабельные пошлины употреблялись на уплату морякам, то Иоанн Путцийский приказал эти средства направлять в казну; он считал ненужным ежегодно тратить большие деньги на содержание провинциальных флотилий, но предпочитал в случае необходимости нанимать моряков и платить им опсоний³⁶. Хониату кажется, что Иоанн Путцийский погубил византийский флот – в действительности же удар был нанесен по пережиткам фемной организации морского дела, предполагавшей, что острова и прибрежные фемы сами должны выставлять значительную часть флота (см. выше, стр. 167). Подобно тому, как Комнины практически покончили с крестьянским ополчением, они отказалисьи от использования фемных эскадр. Все командование флотом было сосредоточено в центре; в соответствии с этим изменилось и значение, и название верховного адмирала: великий дука (мегадук) флота, как его теперь называли, являлся одним из виднейших должностных лиц империи, и функции его нередко выходили за пределы управления морскими силами; должность друнгария флота сохранялась, но теперь он был лишь подчиненным мегадука³⁷. При Мануиле, уже после реформы Иоанна Путцийского, византийцы собирали эскадры, насчитывавшие до тысячи судов.

В третьей четверти XI в. византийская церковь достигла большого могущества, и такой патриарх, как Кируларий, пытался даже играть роль «делателя императоров». Возросло богатство монастырей: Никифор Вотаниат, несмотря на тяжелое положение государства, продолжал наделять землями и привилегиями монахов. Комнины, порвав с традициями своих предшественников, сразу же показали, что они требуют от иерархов покорности и считают возможным в нужный момент использовать церковные средства на государственные нужды³⁸. Уже зимой 1081/82 г., готовясь к большому походу против норманнов, Алексей конфисковал церковное имущество для уплаты стратиотам и союзникам. На соборе, обсуждавшем этот вопрос, выступил брат императора, севастократор Исаак, и большая часть высшего клира согласилась с выдвинутыми им аргументами, хотя некоторые иерархи и протестовали³⁹. Правда, в дальнейшем недовольство духовенства мероприятием императора усилилось, и Алексею пришлось заявить, что его действия – вовсе не тиранический грабеж (в чем его обвиняли), но заем и чтоон намерен в дальнейшем возвратить церкви заимствованные у нее суммы.

Разумеется, и Алексей, и его преемники, и ближайшие родственники императоров не раз наделяли церкви и монастыри землей, зависимыми людьми, всевозможными привилегиями, но это были по преимуществу церкви и монастыри, находившиеся под личным покровительством Комнинов – подобно монастырю Спасительницы мира, основанному дядей Мануила I Исааком. Поддерживая «свою» церковь, Комнины вместе с тем всячески стремились воспрепятствовать росту независимой церкви и монашества. Переписка Феофилакта Болгарского вскрывает то противоречие интересов, которое существовало между провинциальным духовным магнатом, стремившимся к расширению церковных владений, и правительством Алексея, ограничившим его притязания. Письма Феофилакта пронизаны недовольством, вызванным то конфискацией земель архиепископии, то поборами, то вмешательством государственных чиновников во взаимоотношения архиепископа с его людьми⁴⁰.

Христос из "входа в Иерусалим". Мозаика. XII в. Сан-Марико. Венеция

Ряд постановлений Алексея имел целью ограничить права константинопольского патриаршества: патриарх не мог без специальной жалобы или судебного решения производить расследование в императорских монастырях, а посланные им лица не получали от монахов никакого содержания⁴¹; дары патриарха в пользу императорских монастырей подлежали возвращению⁴² – это должно было помешать установлению имущественных связей между патриархом и независимыми от него монастырями; патриарху запрещалось распоряжаться делами Афона, монахи которого были подчинены непосредственно императору⁴³; производилась чистка клира церкви св. Софии и временно прекращался доступ туда новых лиц⁴⁴. Преемники Алексея, хотя и заигрывали в ряде случаев с церковью, все же стремились не допустить усиления ее независимости: так, хрисовулом 1158 г. Мануил подтвердил за большим числом монастырей их права на земельные владения, но вместе с тем запретил приобретение новых угодий⁴⁵.

Стремление превратить церковь в учреждение, стоящее под неустанным контролем императорской власти, отчетливо проявилось в спорах вокруг харистикарной системы. В середине XI в. раздача монастырей в харистикий была прерогативой патриархов. Алексей, придя к власти, присвоил себе это право. Щедрые раздачи монастырей в харистикий вызвали протест значительной части духовенства, чьи настроения выразил Иоанн Антиохийский: по его словам, Алексей раздает то, что принадлежит не государю, а богу, и своими действиями ведет к упадку монастырей⁴⁶. По-видимому,

47

императору пришлось уступить: патриарх в 1116 г. осудил харистикарную систему . В середине XII в. этот вопрос всплывает снова: в сочинениях Евстафия Солунского харистикарная система находит полное одобрение: монахи должны быть зависимыми, подчеркивает Евстафий, ибо вообще нет на земле никакого племени, не знающего царя⁴⁸. Императоры, продолжает он, для того установили власть архонтов над большими монастырями, чтобы освободить монахов от земных страстей и предоставить им возможность отдавать все свои силы духовному. Там же, где монахи не подчиняются светской власти, они поневоле погрязают в мирских делах: у них в руках не псалтирь, а весы, показывающие неверный вес, их пальцы приспособились ловко подсчитывать доходы и обсчитывать крестьян⁴⁹.

Мероприятия Комнинов имели своим результатом полное подчинение св. Софии правительству. Константинопольский патриарший

престол занимают теперь бледные личности, которых Комнины столь же легко смещают, сколь и возводят на кафедру⁵⁰. Императоры постоянно вмешиваются в богословские вопросы, разбирают теологические споры, вводят новые церковные догматы. Как бы подводя итоги церковной политике

Комнинов, Феодор Вальсамон, канонист XII столетия, провозглашает, что власть императора распространяется и на тела, и на души людей, тогда как власть патриарха ограничивается только человеческими душами.

Энергичная политика Комнинов способствовала консолидации государства и известному экономическому и политическому подъему страны. Вместе с тем она предполагала тяжелый податной гнет, передачу масс крестьянства под частную власть феодалов, обременительные поставки для армии. Положение народных масс продолжало оставаться тяжелым, хотя, по-видимому, статус некоторых категорий улучшился:так, мероприятия Алексея и Мануила санкционировали фактическое исчезновение наиболее бесправной группы трудящихся – рабов (см. выше, стр. 243—244).

Классовая борьба не прекращалась, хотя выступления народных масс не носили в то время столь массового характера, как в предшествующие столетия. Историю классовой борьбы в эпоху феодализма не следует представлять себе как непрерывное нарастание классовых битв – она знает свои критические моменты, свои подъемы и спады, и достигает обычно наибольшей остроты сперва в пору закрепощения крестьянства, а затем в период кризиса феодализма. Если в конце XI в. в Византии не раз вспыхивали массовые народные движения, то в первой половине XII в. империя не знала больших восстаний ни в деревне, ни в городе⁵¹. Период становления феодальных порядков в основных чертах уже завершился, а государство, стабилизировавшееся при первых Комнинах, обладало достаточной силой для подавления разрозненных выступлений.

Начало правления Алексея I ознаменовалось восстанием богомилов и павликиан в районе Филиппополя⁵². В 1082 г. войска, состоявшие из «манихеев», отказались нести военную службу и,

пренебрегая уговорами императора, разошлись по домам. Первое время Алексей не решался предпринять санкции против восставших, но и позднее, когда ему удалось собрать большое войско, император предпочел коварство открытому нападению. Он пригласил «манихеев» в Мосинополь для переговоров, и отряды повстанцев явились туда, поверив обещаниям императора. По распоряжению василевса их пропускали в город небольшими группами и тут же, отняворужие, заковывали в кандалы. Так в один момент перестала существовать сильная армия богомилов: их имущество было конфисковано, вместе с семьями их выгоняли из домов, а вождей высылали на острова.

Расправа в Мосинополе вызвала негодование богомилов. В 1084 г. «манихей» Травл создал вооруженный отряд и, опираясь на крепость Белятов близ Филиппополя, стал нападать на византийские города. В союзе со «скифами» из Паристриона (трудно сказать, кого Анна Комнина имеет в виду под этим термином) Травл одержал победу над большой армией, которой командовал один из лучших полководцев империи – Григорий Бакуриани. Лишь после долгой борьбы Алексею удалось оттеснить восставших в Паристрион.

В самом конце XI в. Алексей решил покончить с павликианами: и богомилами. Тогда было схвачено до 10 тыс. еретиков, большую, часть которых переселили на новые места, за реку Марицу; там они построили новый город, названный «городом Алексея» – Алексиополем. Глава богомилов – старец Василий, действовавший некоторое время втайне, был арестован и приговорен к смерти. Даже Анна Комнина, осуждающая богомилов и называющая своего отца «тринадцатым апостолом» за расправу с «еретиками», не может скрыть уважения к мужественному старику, который, не дрогнув и не отрекшись от убеждений, вступил на костер. Напротив, его палачи были в панике, опасаясь, как бы не сорвалось сожжение еретика: повсюду им чудились демоны, готовые подхватить Василия и вынести его из пламени; поэтому они кинули сперва в огонь одежду богомила, и только когда она сгорела, приступили к казни. Писательница с облегчением завершает свой рассказ сообщением, что Василий сгорел благополучно и только тонкая струйка дыма поднялась в воздух⁵³.

Тем временем Алексей собрал учеников и последователей Василия и поручил синклиту и высшему духовенству разобрать дело, о богомильской ереси. По его приказу были зажжены два костра, в одном из которых водрузили крест; богомилам было сказано, что они могут выбирать, умрут ли, раскаявшись, и тогда их сожгут вместе с крестом, или же они, закосневшие в своей ереси, будут ввергнуты в другой костер. Правда, Алексей не решился на массовое сожжение богомилов: те из них, кто предпочел умереть на кресте и, следовательно выбрал христианство, были освобождены; остальные – брошены в тюрьмы, где и оставались до самой смерти.

Алексей не удовлетворился физической расправой с участниками богомильскогодвижения. Он приказал монаху Евфимию Зигавину написать сочинение, опровергающее учение богомилов. «Догматическое всеоружие» – так называлась эта книга, которая, по мысли Алексея, должна была рассеять еретические заблуждения⁵⁴.

Несмотря на суровые кары, богомильская ересь продолжала существовать и в XII в. Еще при Мануиле I митрополиту Хон приходилось обличать богомилов в своей епархии, за много дней пути от центра богомильства. Но таких крупных движений, как восстание Травла, в XII столетии уже не было.

По-видимому, народный характер носило также восстание Псевдо-Льва в начале 90-х годов XI в. По словам Анны Комнины, это был человек незнатный, худородный, выдававший себя за Льва, сына Романа Диогена, в действительности погибшего в войне с сельджуками. Он явился откуда-то с востока бедняком, одетым в овчину, и нашел в Константинополе покровителей. Алексей сослал его в Херсон, но оттуда Псевдо-Лев бежал к половцам и повел их против Византии. В ряде мест население приветствовало самозванца. Однако нападение половцев на Адрианополь быстро отбили, а Псевдо-Лев скоро попал в руки императора и был ослеплен.