Текст книги "Хрустальные небеса"

Автор книги: Сергей Чебаненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

нас было шестеро. Просто таки напрашивалась аналогия

с первыми космонавтами. Даже изготовили из картона

шуточную фигурку космонавта, которую назвали «Наш

Гагарин». Это был наш переходящий вымпел за лучшие

успехи во время подготовки.

Ведущий: И кто же чаще других становился «Нашим

Гагариным»? Вы?

218

Хрустальные небеса

Пастушенко:

О,

нет!

Чаще

других

лучшие

результаты показывал мой друг Антоний Макарьев.

Ведущий: А выходные дни у вас были?

Пастушенко:

Воскресенье.

Вот

тут

мы

«занимались» уже каждый по своей программе. Я с утра –

на переговорный пункт, родителям в Полянск позвонить, знакомым. Потом шел в кино или в библиотеку. Вечером

можно было сходить в парк или почитать.

Ведущий: Для улучшения обучения и взаимного

контроля шестерку разбили на три двойки:

– группа «А» – Бороздин и Нагорнов,

– группа «Б» – Макарьев и Соколевич,

– группа «С» – Семеновский и Пастушенко.

Это еще не было разбиение по схеме «основной и

дублирующий пилоты». Окончательный выбор в пользу

того или иного кандидата в испытатели предстояло

сделать на государственной комиссии по результатам

итоговых экзаменов.

Пастушенко: Теоретические экзамены мы сдали

точно по графику – 15 ноября. 17 ноября состоялась

комплексная тренировка в макете корабля.

Ведущий: По итогам этих двух финальных

испытаний все кандидаты на полет были оценены по 100-бальной шкале. Наибольший балл набрал Владислав

Пастушенко – 99.

Пастушенко (улыбается, слегка смутившись). Да, всего одного бала мне до сотни не хватило. Но никто из

наших ребят не набрал меньше 90. Помню, на втором

месте оказался Антон Макарьев – 98 баллов.

Ведущий: По итогам экзаменов кандидаты в

испытатели выстроились так:

– Пастушенко Владислав Тарасович,

– Макарьев Антоний Сергеевич,

– Семеновский Роман Владимирович,

– Бороздин Сергей Николаевич,

– Соколевич Игорь Иванович,

– Нагорнов Олег Борисович.

219

Хрустальные небеса

18 ноября состоялось заседание Государственной

комиссии, на котором были определены кандидаты для

участия в первом полете корабля «Искра»:

–

основной пилот-испытатель

–

Пастушенко

Владислав Тарасович,

– дублирующий пилот-испытатель – Макарьев

Антоний Сергеевич.

Предварительно

Госкомиссия

утвердила

и

участников для последующих стартов миникорабля:

–

«Искра-2»:

основной

пилот-испытатель

–

Семеновский Роман Владимирович, дублирующий пилот-испытатель – Соколевич Игорь Иванович;

–

«Искра-3»:

основной

пилот-испытатель

–

Бороздин Сергей Николаевич, дублирующий пилот-испытатель – Нагорнов Олег Борисович.

В предстоящей миссии «Искра» предполагался

старт корабля на ракете-носителе «Союз-У» совместно с

грузовым кораблем «Прогресс-33», отделение его от

ракеты-носителя после сброса головного обтекателя, ориентация в пространстве и спуск на парашюте, эвакуация пилота-испытателя с места посадки корабля.

Пастушенко: После Государственной комиссии

каждый из нас, пилотов-испытателей, выбрал себе

позывной для радиосвязи. Я стал именоваться

«Прометей», Антошка Макарьев – «Зенит», Рома

Семеновский – «Север»… Позывные остальных ребят, извините, уже не припомню…

Ведущий: Владислав Тарасович, как вы провели

два дня перед стартом?

Пастушенко (пожимая плечами): Отдыхали. 19

ноября утром присутствовали на вывозе ракеты-носителя с нашим кораблем на стартовую позицию.

Потом, помню, смотрели что-то по телевизору… А я еще

книгу братьев Стругацких перечитал – «Полдень, 22-й

век» и «Малыш», два романа под одной обложкой.

Ведущий: Скажите честно, ощущение тревоги или

страха у вас было?

220

Хрустальные небеса

Пастушенко: Страха – нет, а тревожно было. Как в

институте перед серьезным экзаменом.

Ведущий: Но ведь испытания могли закончиться

аварией, вашей смертью…

Пастушенко: Знаете, я гнал от себя эти мысли.

Была какая-то шальная уверенность, что все будет

хорошо.

Ведущий: Чем запомнился предстартовый день?

Пастушенко: Дочитал книгу. Вместе с Макарьевым

и Семеновским прогулялся по парку… Около трех часов

дня, после обеда, решил отдохнуть, поспать. Лег в

кровать, но так и не смог заснуть. Психологическое

напряжение уже стало ощущаться. В восемь часов был

легкий ужин, потом часовой медицинский осмотр. И где-то около девяти вечера мы вышли из гостиницы и на

автобусе поехали на стартовую позицию…

Ведущий: Это на том автобусе, на котором обычно

возят космонавтов?

Пастушенко (смеется): О, нет, что вы! На обычном

«ЛАЗе», наверное, из городского автопарка.

Ведущий: А что делали в автобусе?

Пастушенко:

Да

просто

болтали,

анекдоты

рассказывали. Я помню, что смеялся вымученно, – «за

компанию», как говорится. Сжат был как пружина.

Ведущий: На второй площадке в так называемой

«космической пристройке» основной пилот-испытатель и

его дублер прошли последние медицинские тесты и

надели скафандры «Стриж».

(Видеоряд: «Космическая пристройка» – анфилада

комнат, уставленных проверочной аппаратурой и

расположенных

на

первом

этаже

монтажно-

испытательного корпуса. На видео Пастушенко и

Макарьев с помощью военных испытателей и врачей, одетых в белые халаты, надевают скафандры «Стриж»).

Пастушенко: Индивидуальных скафандров для нас

не шили – мы же не настоящие космонавты. В наше

распоряжение

предоставили

два

«безразмерных»

технологических «Стрижа» – правда, они были полностью

221

Хрустальные небеса

проверены и готовы к работе. Тут уж все сделали «без

дураков», как для настоящего космического рейса. Тоже

касалось и корабля «Искра» – он был полностью

снаряжен для стандартной орбитальной спасательной

миссии: топливо в баках, аварийные запасы воздуха, воды и еды – все, как для настоящего космического

полета. Никаких имитаторов и весовых макетов.

Ведущий: К полуночи с пятницы на субботу 21

ноября пилоты прибыли на стартовую позицию…

Пастушенко: Да, все в том же стареньком автобусе

«ЛАЗ». Вышли не через центральные ворота монтажно-испытательного

корпуса,

как

обычно

выводят

космические экипажи, а через боковые двери…

Ведущий: Ну, а по дороге в степи останавливались?

Есть такая традиция у космонавтов – перед полетом

помочиться на заднее колесо автобуса, который едет на

старт.

Пастушенко (смеется): Так это же у космонавтов!

Антошка Макарьев в шутку собирался, даже попросил

водителя притормозить на обочине, но все восприняли

это именно как шутку. Так и доехали до самой стартовой

позиции без остановки.

Ведущий: На стартовой позиции тоже велась

киносъемка и в нашем распоряжении сегодня оказались

уникальные

кадры

посадки

пилота-испытателя

в

корабль…

(Видеоряд:

Подъезжает

автобус

«ЛАЗ»,

останавливается метрах в ста от еще полузакрытой

фермами техобслуживания ракеты-носителя «Союз».

Раскрываются двери автобуса. Два врача в белых

халатах с повязками на лицах помогают спуститься

одетому в скафандр «Стриж» Владиславу Пастушенко.

Шагах в десяти от автобуса – группа офицеров во главе с

генерал-майором

Алексеем

Александровичем

Шумиловым – председателем испытательной комиссии.

Пастушенко, стараясь идти строевым шагом, что

довольно непросто сделать в скафандре, подходит к

222

Хрустальные небеса

командной группе, вскидывает ладонь правой руки к

гермошлему и рапортует:

–

Товарищ

генерал-майор,

пилот-испытатель

лейтенант Пастушенко к работе готов!

– Успешной работы, товарищ лейтенант, – генерал

кивает. – Проходите к ракете, готовьтесь к старту.

– Есть!

Владислав Пастушенко в сопровождении медиков

шагает к лифту у подножия ракеты-носителя).

Ведущий: На лифте пилот-испытатель поднимается

к космическому кораблю «Искра». Поскольку корабль

установлен над грузовиком «Прогресс», к люку-лазу

внутрь «Искры» пришлось приставлять с верхней

площадки

ферм

обслуживания

специальную

металлическую лестницу с высокими поручнями.

Пастушенко: После доклада о готовности к полету

генералу Шумилову, мне помогли забраться в корабль, пожелали успеха, закрыли входной люк. Сразу установил

связь с командным пунктом. Заранее было решено, что

на связи со мной будет Рома Семеновский. Антошка

Макарьев по инструкции должен был досиживать до

самого момента старта в автобусе, не снимая скафандра.

Ну, это на случай, если я вдруг откажусь лететь…

(смеется). Кстати, в автобусе было холодно, уже ведь

был конец ноября. Помню, что Макарьев жутко промерз в

скафандре, потом неделю носом шмыгал…

Ведущий: Эти два часа перед стартом… Что вы

делали?

Пастушенко:

Перво-наперво

по

инструкции

проверил бортовые системы. Убедился, что все в норме.

А потом уже просто разговаривал с Ромой Семеновским.

Анекдоты друг другу рассказывали, хохмы разные… Под

музыку даже спели вместе. Все-таки нервы были на

пределе, а такой разговор – хоть какая-то разрядка. Ну, и

краем уха слушал доклады испытательных служб о

готовности ракеты к старту. Все шло без сучка и

задоринки.

223

Хрустальные небеса

(Видеоряд: Изображение Пастушенко в скафандре

внутри корабля «Искра» крупным планом, что-то

проверяет на пульте, сверяясь с книжкой инструкций, докладывает:

– «Двадцатый», я – «Прометей». На борту порядок.

Все показания в пределах нормы. К старту готов).

Ведущий: «Двадцатый» – это в том запуске

позывной генерала Шумилова. У московского центра

управления

полетом

был

позывной

«Заря»,

у

эвакуационной группы – «Степь». Впрочем, «Заря»

работала исключительно с кораблем «Прогресс» и

общение с ней пилота-испытателя не предполагалось.

Управление полетом должен был осуществлять только

пункт управления на космодроме Байконур. Участие

группы «Степь» предполагалось лишь на финальном

участке эксперимента: при поиске и эвакуации «объекта»

– спускаемой капсулы корабля «Искра» и самого пилота-испытателя.

Пастушенко (с улыбкой): Помню еще, что перед

стартом я на резиночке перед собой маленького

игрушечного тигренка привязал. Это такой индикатор: есть перегрузка во время полета

– резиночка

натягивается, тигренок болтается, как маятник. А в

невесомости натяжения нет, игрушка свободно плавает.

Мне было интересно, как поведет себя тигренок после

отделения «Искры» от ракеты-носителя и до момента

выхода парашюта.

Ведущий: Перед стартом пошли пожелания

хорошего полета от руководителей эксперимента и

друзей пилота-испытателя.

Пастушенко: Помню пожелание от Макарьева:

«Чтоб наши самолеты летали и не падали, чтобы наши

ракеты летели по курсу и чтоб наши корабли бороздили

просторы Вселенной». Вот ведь завернул, а? (смеется). А

я ответил: «Будьмо!»

Ведущий: Это что-то среднее между «будем», «будь

здоров» и «желаю взаимного успеха»?

Пастушенко: Э… Ну, почти так. Как тост! (смеется).

224

Хрустальные небеса

Ведущий: Минута до старта. Помните свои

ощущения?

Пастушенко: Нетерпение. Скорее, скорее, скорее…

Уже сил никаких нет ждать!

(Видеоряд: Подсвеченная прожекторами ракета-носитель на стартовом столе среди ночной тьмы хорошо

видна со стороны смотровой площадки, где установлены

кинокамеры, ведущие съемку.

– Земля – борт, – слышна в эфире команда. Длинная

мачта обслуживания отходит в сторону от ракеты.

– Пуск!

Внешне ничего не изменилось, но механизмы, запускающие ракету в космос, уже где-то начали свою

работу.

– Бортовое питание! – Новая команда означает, что

стартующий корабль уже полностью перешел на

собственное энергоснабжение.

– Зажигание кислород! – Срабатывает запал для

топливных смесей.

– Предварительная!

Двигатели вышли на предварительную ступень

работы. Под ракетой полыхнул огонь, лениво поползли

бело-серые клубы дыма.

– Промежуточная!

Яркая вспышка под стартовым столом. Клубы

дыма рванулись вниз и вбок по отводному каналу.

– Главная! – Голос оператора срывается на крик. –

Подъем!

Рокочущий грохот над ночной степью. Под ракетой

разгорается солнце, и в следующее мгновение ее похожее

на расширяющуюся башню тело выходит из-под

стартового стола, устремляясь в небо).

Ведущий: Старт состоялся в два часа сорок семь

минут по московскому времени. Владислав Тарасович, Юрий Гагарин в момент старта сказал свое бессмертное

«Поехали!» А вы что-нибудь сказали?

Пастушенко (смеется): Ту-ту чух-чух!

Ведущий: Что-что?

225

Хрустальные небеса

Пастушенко: Ту-ту чух-чух! (Улыбается). Я когда

был совсем маленьким, моя бабушка показывала на

проходящие поезда – из окна нашего дома был виден

кусочек железной дороги – и говорила: «Смотри, ту-ту

чух-чух поехал!» А у меня в самый момент старта было

совершенно иррациональное ощущение, что я сижу в

каком-то маленьком вагончике на вершине поставленного

перпендикулярно земле железнодорожного состава. Вот

поезд загрохотал, дернулся, двинулся по невидимым

небесным рельсам вверх. И когда я услышал в динамиках

пожелание от генерала Шумилова: «Прометей», желаю

успешного полета!», я ответил: «Ту-ту чух-чух!» Не знаю, слышали ли мой ответ на командном пункте…

Ведущий: Что почувствовали, когда ракета пошла

вверх, оторвалась от стартовых опор?

Пастушенко: О, эмоции били через край! Я, наверное, тогда даже дышать перестал! Восторг, радость, немножко страха – вот такой коктейль! Ракета дрожит, вибрирует, набирает скорость… В эфире идет отсчет

времени и звучат комментарии оператора:

– Двадцать секунд! Полет нормальный! Тридцать

секунд, давление в камерах сгорания в норме!

Я тоже не молчу, кричу в эфир:

– Я – «Прометей»! Полет нормальный!

Сразу стала наваливаться перегрузочка. Плавно-плавно, но неотвратимо. Две единички, три… Тигренок на

резиночке ко мне вытянулся. Значит, порядок, летим!

Сердце в груди тараторит скороговоркой, на лицо

словно легли чьи-то невидимые пальцы, давят.

Слышу голос оператора в эфире:

– Сто секунд, полет нормальный!

(Видеоряд: Яркая звезда поднимается в черном

небе, постепенно поворачивая к востоку, и, кажется, снова приближаясь к земле. Это ракета уходит все выше

и выше и одновременно все дальше, к линии горизонта.

Пастушенко в скафандре внутри корабля. Стекло

гермошлема опущено, черты лица испытателя за стеклом

226

Хрустальные небеса

едва различимы в отблесках света от бортовых

светильников).

Пастушенко: Примерно на сто восемнадцатой

секунде отошли боковые ракетные блоки – ощущалось

это как несильный толчок от днища корабля и скачок

перегрузки.

Мысленно уже прикидываю – где-то секунд через

тридцать пять – сорок должен отделиться головной

обтекатель

ракеты-носителя.

Он

выдергивает

специальную

чеку,

которая

включает

механизм

отделения моего кораблика. Еще секунд пять – и «Искра»

отлетит от уходящей в космос ракеты. Вот это самый

критический момент. Потом начнется спуск и посадка.

Ведущий:

К

моменту

отделения

головного

обтекателя ракета-носитель достигла высоты около

девяноста километров над землей и удалилась примерно

на сто двадцать километров от стартового комплекса.

Скорость была уже более двух тысяч метров в секунду.

Пастушенко: «Я – Прометей», на борту все

нормально! – передаю на Землю. – Жду разделения

кораблей!»

И начинаю про себя считать. Досчитал до тридцати

семи, когда мой кораблик вздрогнул. За иллюминаторами

мелькнули какие-то тени. Головной обтекатель теперь не

закрывал обзор. За стеклами я видел черное ночное небо.

И на этом все перемены закончились.

Ведущий: Вот в этот момент вы думали, что

«Искра» уже отделилась от «Прогресса»?

Пастушенко: Ну, да… Раз обтекатель сброшен, –

значит, и кораблик мой должен был отделиться. Помню, я

тогда сразу и отрапортовал: «Есть разделение!»

Ведущий: А в ответ?

Пастушенко: А в ответ, как поется в одной хорошей

песне, тишина. Связь пропала. Мгновенно.

Ведущий: Внешняя антенна крепилась на головном

обтекателе. После отделения «Искры» от ракеты-носителя и разделения ее отсеков, должен была

включиться антенна на самом корабле.

227

Хрустальные небеса

Пастушенко: И я лечу дальше. А в эфире – ватная

тишина. Только помехи потрескивают.

Ведущий: А как ваши ощущения в этот момент?

Они ничего не подсказали?

Пастушенко: Мои ощущения – чувствую, что

осталась перегрузка. И думаю: так и должно быть или

что-то идет не так? Вроде бы после отделения от ракеты

должна наступить невесомость. А ее нет…

Ведущий: Головной обтекатель отделился от

ракеты-носителя и рванул чеку. Но чека осталась на

месте, в пазе системы разделения. Уже потом, много

позже, когда в казахстанской степи нашли обломки

упавшего головного обтекателя, выяснилось, что второй

конец чеки вообще не был закреплен на кронштейне, расположенном на головном обтекателе. То есть в

монтажном зале космодрома его, как и было положено, закрепили контровочным штифтом. А затем при

дальнейшем обслуживании на космодроме кто-то из

испытателей, – так и не удалось установить, кто именно, –

ошибочно вытащил штифт, видимо, приняв его за

элемент крепления на время транспортировки объекта на

Земле.

Пастушенко: Я понимал, что продолжаю полет

верхом на «Прогрессе» и ракете-носителе. Но все еще не

верилось, что это аварийный режим. Может, программу

полета чуть-чуть подкорректировали? Докладываю на

Землю: так, мол, и так. Эфир молчит. Окончила работу

вторая ступень – отделения корабля нет. Это уже где-то

двести восьмидесятая секунда полета. Сильный толчок

снизу – отделилась вторая ступень. А может «Искра» тоже

отделилась? Вслушиваюсь в звуки и свои ощущения, жду.

Снова толчок снизу. И снова пошла давить перегрузочка

совсем легкая, но есть. Понимаю: это начала работать

третья ступень. Вот тут меня, как говорится, попеременно

сначала жаром обдало, а потом ледяным душем окатило.

Я понял, что вместе с «Прогрессом» продолжаю полет. То

есть лечу в космос, на околоземную орбиту. И связи с

228

Хрустальные небеса

Землей по-прежнему нет. Лечу – и не знаю, что мне делать.

Верите, сердце сжалось в ледяной комок.

Ведущий: «Искра» действительно продолжала

полет вместе с грузовым кораблем «Прогресс». На Земле

еще не поняли, что спасательный корабль не отделился

от связки ракеты-носителя и грузового корабля. Центр

управления полетом в Подмосковье контролировал

запуск «Прогресса» и с его точки зрения все шло

нормально. В центре управления экспериментом на

космодроме отметили длительный перерыв в связи с

«Искрой», но посчитали его сбоем в радиосвязи и всерьез

не обеспокоились. Эвакуационная группа «Степь»

вслушивалась в эфир, ожидая, что вот-вот начнет работу

антенна на парашюте спускаемой капсулы «Искры» и

посадочный радиомаяк. Но эфир молчал.

Пастушенко: А я лечу и не знаю, что мне делать –

ведь такая ситуация никакими инструкциями не была

предусмотрена. Лечу и думаю. Какая у «Искры» сейчас

скорость? Вспоминаю, что после отделения от второй

ступени, должна уже быть скорость за четыре тысячи

метров в секунду, и она постоянно растет, поскольку

двигатель третьей ступени работает. Где я сейчас

нахожусь? Прикидываю, что в момент отделения третьей

ступени от второй, расстояние до Байконура уже должно

было быть больше четырехсот километров. И оно тоже с

каждой секундой все увеличивается и увеличивается.

Система управления «Искрой» имеет ручной режим

отделения от ракеты-носителя. Но можно ли его

задействовать сейчас, на этапе работы третьей ступени?

Или уже нужно подождать, пока корабль не выйдет на

околоземную орбиту? А если не выйдет? Если у ракеты-носителя не хватит топлива, чтобы вытащить на орбиту и

грузовик, и меня с «Искрой»? Ведь изначально на орбиту

должен был выйти только «Прогресс». Хотя должны же

быть какие-то ресурсные запасы топлива… А если

отделяться сейчас, на участке работы третьей ступени?

Можно ли садиться в таком режиме? Где я сяду? В каком

районе? А если я улечу в Китай? Да еще на совершенно

229

Хрустальные небеса

секретном аппарате? Или вообще в Тихий океан? И какие

будут перегрузки при таком баллистическом спуске?

Вспоминаю, что Макаров и Лазарев в 1975 году садились

в таком же баллистическом режиме при аварии на

третьей ступени ракеты-носителя. Тогда перегрузочка у

них была за двадцать единичек. Они выдержали. Но они

были тренированными на перегрузки космонавтами. А я?

При полетах на «МИГ-15УТИ» пятерочка – шестерочка «же»

была – и только.

Ведущий: А не хотелось рискнуть и сознательно

задержаться? Перейти рубеж высоты сто километров или

вообще выйти на орбиту и стать космонавтом?

Пастушенко: Знаете, тогда даже не думал об этом.

Честно говоря, я поначалу испугался. Ну, и растерялся

немного, конечно... А уже потом взял себя в руки и стал

думать. Решил: выхода на орбиту ждать не буду, беру

управление в свои руки и выполняю аварийное

отделение. Да, нас на это не тренировали. Но я же во

время подготовки учил все инструкции дополнительно, сам, по своему желанию. Как чувствовал, что

понадобятся…

(ухмыляется).

Поэтому

знал

последовательность всех команд, в том числе и

аварийных. Нужно было только вспомнить. Даже глаза

закрыл, сосредоточился – и все вспомнил, всю

последовательность! Тут же одна за другой команды

выполнил – нажал кнопки и щелкнул тумблерами в

правильной последовательности.

И сразу резкий толчок вперед. Потом гул спереди –

двигатели «Искры» включились, начали отрабатывать

команду на отделение и отвод капсулы от ракеты-носителя. А это означало: мы отделились и теперь

движемся самостоятельно. Как говорится, находимся в

свободном полете.

Ведущий: Этот толчок – отделение «Искры» от

третьей

ступени

ракеты-носителя

–

немедленно

зафиксировал Центр управления полетом в Подмосковье.

Управленцы напряглись: что происходит? Авария

носителя? Но толчков больше нет, двигатель работает

230

Хрустальные небеса

устойчиво. Посчитали, что был какой-то сбой в передаче

телеметрической информации с борта ракеты-носителя.

Пастушенко: А двигатель на «Искре» проработал

довольно долго, пока не отключился автоматически.

Ведь система управления моего кораблика не знала, что

мы отделяемся на этапе работы третьей ступени, в

верхних слоях атмосферы. Программа была заложена на

отделение «Искры» при аварии ракеты-носителя на

стартовом столе – да еще при аварии не простого

носителя «Союз-У», а мощной системы «Энергия»-

«Буран». Вот и тащил движок моего кораблика меня в

сторону от условного места катастрофы «подальше и

повыше». А направление импульса, между прочим, совпадало с направлением на разгон космического

аппарата!

Ведущий: То есть двигатель даже придал «Искре»

дополнительную скорость?

Пастушенко: Да еще какую! Но вот и двигатель

«Искры» отключился. Тишина полнейшая. У меня

ощущение, что перевернулся вниз головой и на чем-то

подвис. Поднимаю взгляд – мой тигренок свободно парит

в

воздухе.

Вот

теперь

все

ясно.

Здравствуй,

долгожданная невесомость!

Посмотрел в иллюминатор. Мелькает какой-то свет

и что-то темное беспорядочно вертится. Ага, ясно это мой

кораблик

вращается.

Причем

сразу

по

всем

пространственным осям.

Делаю доклад на Землю:

– «Двадцатый», я – «Прометей». Есть отделение от

ракеты-носителя! Иду на баллистический спуск с

большой высоты!

В эфире только помехи трещат. Ответа нет.

Вот так лечу минуту, другую, третью… Лечу, и мне

непонятно: я действительно иду на баллистический спуск

или все-таки вышел на низкую орбиту?

Подумал,

подумал,

снова

припомнил

последовательность команд и включил автоматическую

ориентацию. Зажужжали гироскопы где-то внутри

231

Хрустальные небеса

приборной панели. Кораблик постепенно выправил свое

положение в пространстве.

Я осмотрелся. В иллюминаторах над головой и

слева-справа вижу черное небо, Землю, яркое солнце над

голубой полосочкой горизонта. Замечательная картина!

Земля с такой высоты – удивительно красива. Особенно

на рассвете. А я как раз и летел навстречу утренней заре.

Вот так прошло минут пятнадцать. Перегрузок нет.

Невесомость есть и никуда не исчезает. Тигренок мой, индикатор, на резиночке по-прежнему болтается. Решил, что такого длительного баллистического спуска быть не

может.

В верхнем окне вижу побережье и какие-то острова, много облаков. То есть я как бы летел вверх ногами.

Интересно, там, за иллюминатором над моей головой –

это еще Китай и Японское море? Или уже Тихий океан?

Вижу, «глобус» на пульте заработал – это в корабле

такой

приборчик

есть,

который

отслеживает

передвижение корабля над Землей: летишь над Тихим

океаном – и на шарике «глобуса» тоже изображение

Тихого океана. Вот у меня как раз и есть – Тихий океан, сразу же за Японией.

Иногда запущенные с Байконура ракетные ступени

или космические аппараты долетают до тихоокеанской

акватории.

Вот

при

пуске

«Энергии»

неудачно

запущенный «Полюс» упал и утонул где-то в океане.

А вдруг и я падаю? Хотя перегрузки по-прежнему

нет, а невесомость по-прежнему есть.

Гляжу в иллюминаторы: нет, не падаю! Вон уже

побережье Южной Америки показалось на голубеющем

горизонте.

Вот тут я уже точно знал: лечу над Землей, делаю

первый виток.

Сердце заколотилось, как бешенное, когда я это

понял. Я в космосе! Как Гагарин, Титов и все прочие наши

космонавты!

Ведущий: Оказавшись в космосе, «Искра» побила

рекорд по наименьшей массе пилотируемого аппарата, 232

Хрустальные небеса

который с 1962 года принадлежал одноместному кораблю

«Меркурий-Аврора» и его пилоту Малькому Скотту

Карпентеру и составлял 1349,5 килограмм. Напомним, что

вес «Искры» был около 1200 килограмм.

Пастушенко: Что делать? Связи по-прежнему нет. Я

почти постоянно бормотал в микрофон:

– Земля, «двадцатый», Центр управления полетом!

Я – «Прометей»! Иду над Землей, первый виток…

Только в ответ по-прежнему треск помех в

динамиках.

Понятно, что нужно возвращаться на Землю. Но как?

Помню из книг и фильмов, что гагаринский «Восток»

начал торможение где-то над Африкой.

Мне тоже тормозить? Или нет?

Ведущий: А на Земле, в Центре управления

запуском на Байконуре, еще не понимали, что случилось.

Космодром

в

момент

отделения

головного

обтекателя потерял связь с «Искрой» – точно по плану

полета. Теперь связь должна была перейти к

специальной эвакуационной группе, которая дежурила в

предполагаемом районе приземления. На «Искре» должна

была открыться антенна, но штатного отделения на

участке запуска не было, антенна не открылась.

Московский Центр управления полетом и вся

наземная инфраструктура, как мы уже говорили, были

сориентированы только на работу с «Прогрессом».

После отделения головного обтекателя прошло

сообщение «Есть отделение объекта!». Поэтому в

эвакуационной группе решили, что объект отделился, но

у него по какой-то причине не работает антенна.

Стали визуально осматривать небо, объект не

обнаруживался. Значит, решили, «Искра» почему-то

вышла из района приземления. Расширили границы

поиска. В воздух поднялись вертолеты и самолеты.

А вот Соединенные Штаты засекли непонятный

объект в космосе уже через десять минут после запуска

ракеты-носителя «Союз-У» с космодрома Байконур. В

итоге присвоили регистрационный номер 18568/1987-094А

233

Хрустальные небеса

грузовику «Прогресс-33» и 18568/1987-094В загадочному

космическому аппарату на очень низкой орбите.

Услышали на американских пунктах слежения и

голос Владислава Пастушенко из космоса:

– Я – «Прометей». Вас не слышу. Вижу Землю. В

корабле – невесомость.

Операторы

в

США

решили,

что

запущен

низкоорбитальный секретный спутник с магнитофоном на

борту для отработки систем оперативной связи между

военными частями. У американских офицеров на пункте

слежения не хватило фантазии, чтобы поверить в запуск

на такую низкую орбиту миниатюрного пилотируемого

космического корабля. Так они, кстати, считают и до сих

пор, так объект фигурировал и тогда, в докладе Агентства

национальной безопасности американскому президенту

Рональду Рейгану.

Пастушенко: Лечу, смотрю на рассвет, на Землю.

Прошел над Северной Африкой, внизу показалась Европа.

Тормозить или нет?

Так, думаю, чтобы тормозить, нужно включить в

работу орбитальный контур управления. Команды

включения я помню.

Или все-таки подождать?

Решил

подождать:

пойду

над

Казахстаном,

попытаюсь связаться с космодромом или эвакуационной

группой, получить какие-то инструкции.

Жду. Вот и Казахстан в иллюминаторе показался.

Снова начал вызывать по радио и космодром, и «Степь».

В ответ – тишина тишайшая.

Ведущий: На Земле космодром выполнил свои

функции по запуску и отключился. Московский Центр

управления полетом работает с грузовиком «Прогресс».

Эвакуационная группа «Степь» занята поиском на земле: решили, что не раскрылся парашют на «Искре», объект

упал, испытатель погиб. Стали искать место катастрофы.

Приняли решение на космодром пока ни о чем не

докладывать, чтобы не создавать паники..

234

Хрустальные небеса

Пастушенко: А у меня даже остатки страха вдруг

улетучились. Тревога сменилась эйфорией! Ведь это я

ле-чу! По околоземной орбите! А вокруг – космос! Иду на

второй виток вокруг Земли!

Даже песню запел – ее еще Юрий Визбор пел, помните? (Поет):

«На заре стартую корабли,

Гром трясет окрестные дороги.

От Земли на поиски земли,

От тревоги к будущей тревоге».

Полюбовался в иллюминаторы красотами Земли.

Горы, леса, реки, снова океан показался. Красиво!

Невероятно красиво!

Решил на втором витке все-таки попробовать сесть.

Чего зря болтаться в космосе? И орбита низкая – можно

из-за торможения в верхних слоях атмосферы в любой

момент сорваться вниз. Тогда придется садиться в

любом случайном районе. А большинство «случайных

районов» на Земле – это Мировой океан. «Купаться» же в

скафандре мне не очень хотелось. Тренировок по

приводнению наша шестерка не проходила.

И еще такое соображение было… Если орбита у

меня все же достаточно высокая, то при какой-то неудаче

сесть на втором витке, остается еще попытка на третьем

витке или даже на следующий день.

Ведущий: Владислав Тарасович, а как вы

переносили невесомость? Не укачивало?

Пастушенко: Нет, ничего негативного я не

почувствовал. Лицо только как-то опухло; казалось, налилось кровью.

Ведущий: Ну, а на сутки в космосе задержаться не

хотелось? Как Титов в шестьдесят первом, посмотреть

семнадцать космических зорь.

Пастушенко: Еще как хотелось! Именно на втором

витке и захотелось, когда уже чуть успокоился и привык к

ситуации.

Но

решил

не

рисковать:

система

жизнеобеспечения «Искры» была рассчитана только на

сутки работы. А если что-то пойдет не так при спуске?

235

Хрустальные небеса

Машинка ведь у меня новая, еще не обкатанная, экспериментальная. Поэтому