Текст книги "Он погиб до полета Гагарина"

Автор книги: Сергей Чебаненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Кто такой этот Сергей Нефедов? Можно ли верить его словам?

Сергей Нефедов родился 18 сентября 1939 года в селе Верхняя Часовня Чердаклинского района Ульяновской области. До призыва на воинскую службу в 1958 году около трех лет работал на шахтах Донбасса (!!! – С.Ч.). С декабря 1960 по ноябрь 1961 года проходил срочную службу в в/ч 64688 в группе штатных испытателей Института авиационной и космической медицины. Во время испытаний переносил перегрузки, аналогичные тем, которые возникают при входе космического корабля в атмосферу Земли при баллистическом спуске, то есть его «раскручивали» на центрифуге до двенадцатикратной перегрузки. Также Сергей Нефедов принимал участие в отработке ситуации взрывной декомпрессии при внезапной разгерметизации космического корабля в вакууме.

В начале 1961 года более десяти суток провел в сурдобарокамере. Во время этого эксперимента максимально создавалась ситуация реального полёта – ограниченное пространство кабины, гипокинезия (малая подвижность), обед из туб, рев двигателей при старте, проблемы с отправлением естественных надобностей и т.д. Позднее, имитируя условия полета в кабине первого космического корабля, в макете корабля «Восток» находился позе «эмбриона» сначала пять суток, потом пятнадцать суток, при этом семь суток провел при имитации разгерметизации кабины корабля. За подготовку первого полета человека в космос в 1961 году награжден орденом Красной Звезды – вместе с кандидатами в космонавты из первого космического отряда.

В конце 1961 года решил остаться на сверхсрочную службу и до конца 1968 года принимал участие в различных испытаниях. Только в 1968 году участвовал в 29 испытаниях. Всего за время службы в ИАКМ провел около 150 испытаний, из них в 22 особо опасных. В 1973 году окончил Московский авиационный институт (МАИ).

Итак, рассказ Сергея Нефедова:

«У американцев корабль «Меркурий» был на кислороде, а наш корабль «Восток» – на нормальной земной атмосфере. Но нашим нужно было знать, что произойдет, если в корабле будет чистый кислород. У Валентина Бондаренко была тренировка – отсидеть десять суток в сурдобарокамере на высоте пять тысяч метров (то есть в СКБ-48 имитировали давление, которое бывает на высоте 5 тысяч километров над уровнем моря – С.Ч.) при атмосфере, где семьдесят процентов кислорода. Не самое сложное задание.

Погиб он по недосмотру инженеров. У нас положено – возле барокамеры сидят дежурный врач, дежурный инженер-механик, а лаборантка постоянно в иллюминатор смотрит и записывает в журнале, что делает испытатель.

В тот момент дежурный механик отлучился, на обед пошел, перекусить. И Валентин тоже собирался поесть, плитку электрическую включил, чтобы что-то себе разогреть.

Тут врач просит его подготовиться к записи кардиограммы, надеть на себя датчики.

Валентин берет ватку, смоченную в физиологическом растворе со спиртом, протирает себя и роняет эту ватку на плитку. Та вспыхивает. Вспыхивает все. В атмосфере, насыщенной кислородом, даже металл горел!

Там у него была кошма, чтобы пламя сбить. Но как сбить, если и она сама пропиталась кислородом, горит?

Мечется врач, мечется лаборантка, а камеру открыть не могут. Они не знают, где нажать надо сброс давления.

Спасти Валентина можно было, если бы рядом находился механик, который бы сбросил давление внутри барокамеры. А его не было...

В тот день и мой эксперимент прервали «по техническим причинам».

Сергей Нефедов оказался в тот роковой день в самой гуще событий. Поэтому его рассказу можно верить.

Заметим, что в рассказе испытателя Нефедова нет ни слова о том, что Валентин Бондаренко вовремя не подал сигнал пожарной тревоги на пульт, нет и слов, которые приписывались пострадавшему кандидату в космонавты: «Я сам виноват, никого не вините...»

Зато из этого рассказа следует, что гибель Валентина Бондаренко стала не столько результатом его собственных ошибок, сколько следствием вопиющих нарушений правил техники безопасности теми, кто планировал эксперимент и следил за ходом его выполнения. Единственное, в чем можно «обвинить» Валентина Бондаренко, – это в том, что он по неосторожности уронил проспиртованную ватку на включенную электроплитку. Но ронял ли Валентин эту пресловутую ватку в действительности? Не возникла ли эта ватка в ходе расследования, чтобы просто прикрыть чью-то преступную халатность? Эти вопросы остаются открытыми до сих пор.

А то, что нарушения правил техники безопасности теми, кто планировал эксперимент и следил за ходом его выполнения, имели место очевидно.

Во-первых, в насыщенной кислородом атмосфере недопустимо использование электроплитки. А значит, руководители эксперимента должны были обеспечить иные возможности для подогрева пищи кандидатом в космонавты во время его «отсидки» в барокамере.

Во-вторых, дежурная смена была не готова к действиям в аварийной ситуации. Врач и лаборант не были подготовлены для условий аварийной эвакуации испытателя из сурдобарокамеры.

В-третьих, работа дежурной смены была организована неправильно, поскольку допускались отлучки операторов (в данном случае – инженера-механика) с объекта испытаний без соответствующей равноценной замены.

В-четвертых, дежурный врач допустил ошибку, решив совместить подготовку к обеду (при включенной электроплитке) кандидатом в космонавты с проведением медицинских процедур. Роковая неосторожность Валентина Бондаренко привела к трагедии.

В-пятых, в институте при проведении опасных экспериментов отсутствовала штатная аварийная команда спасателей, которая могла бы немедленно прийти на помощь, если бы дежурный врач или испытатель подали тревожный сигнал.

Фактически к такому же выводу пришел и генерал Николай Каманин в своих дневниках:

«23 марта (1961 года – С.Ч.).

Причина возникновения пожара пока неизвестна, вероятнее всего, она кроется в плохой организации дежурства и контроля за ходом испытаний.

21 апреля (1961 года – С.Ч.).

…Бондаренко погиб из-за сильных ожогов. Его гибель вскрыла серьезные недостатки в организации испытаний в Институте авиационной и космической медицины» (8.10).

Казалось бы, все ясно: имели место серьезные нарушения техники безопасности при тренировках кандидатов в космонавты. Видимо, чтобы скрыть эту халатность организаторов эксперимента, весьма обтекаемо был сформулирован итоговый доклад генерал-майора Александра Бабийчука по результатам расследования. А версия журналиста Ярослава Голованова окончательно «перевела стрелку» на самого пострадавшего – старшего лейтенанта Валентина Бондаренко.

В откровенном рассказе испытателя Сергея Павловича Нефедова вызывает интерес и вот эта фраза:

«У американцев корабль «Меркурий» был на кислороде, а наш корабль «Восток» – на нормальной земной атмосфере. Но нашим нужно было знать, что произойдет, если в корабле будет чистый кислород».

А кто такие эти «наши», которым нужно было знать, как себя будет вести космонавт, если его космический корабль заполнен чистым кислородом? Может быть, с просьбой провести такие испытания к военным медикам обратился Главный конструктор космических кораблей Сергей Павлович Королев? Нет, ни в 1961-м, ни в последующие годы советские конструкторы не собирались использовать насыщенные кислородом атмосферы для штатной эксплуатации перспективных космических кораблей.

Тогда кто же давал задания военным медикам проводить опасные эксперименты над кандидатами в космонавты?

Вспоминает Василий Лесников – испытатель космической техники, писатель, исследователь истории космонавтики:

«Начальником Центра подготовки космонавтов был назначен врач, полковник Карпов Е.А. Сам Центр организационно подчинили Государственному научно-исследовательскому институту авиационной и космической медицины. Специалисты института видели в космонавтах объекты широчайших практических исследований... И как следствие многочисленные защиты степеней и получение научных званий. Создание космических кораблей и управление ими медиков практически не интересовало» (8.22).

В итоге кандидаты в космонавты выдержали сотни испытаний на различных испытательных агрегатах. Как выяснилось позже, ничего, кроме вреда здоровью, многие из этих испытаний не приносили.

Дополнительные штрихи к тому, как, почему и зачем появлялись кандидатские и докторские диссертации в области медицины на рубеже 50-х и 60-х годов минувшего века, добавляет и врач Владимир Голяховский в своих воспоминаниях «Путь хирурга. Полвека в СССР»:

«В советском обществе отношение к науке было поставлено вверх ногами: средств на науку выделяли мало, но ученым платили повышенную зарплату. Естественно, на эту приманку кинулись тысячи посредственностей, они писали и защищали тысячи никому не нужных диссертаций. Создалась армия бесталанных псевдоученых. Их принцип был: за деньги можно сделать все, любую диссертацию-пустышку. Но это не была наука. Настоящая наука не продается, она завоевывается кровью и потом талантов.

Все это не значит, что советские люди были бесталанные. Были среди них тысячи ярких умов, и некоторым даже удавалось создавать нечто ценное. Но вся их работа шла под нажимом идеологии, ими руководили бездарности с красными книжками коммунистов в карманах, и они, по своему скудоумию, чаще давали дорогу таким же бездарностям.

Медицина – это и наука, и ремесло, и искусство. В советской медицинской науке отражались все отрицательные стороны советского подхода. Начиная с 1950-х годов шла эпидемия защиты медицинских диссертаций, потому что за них платили. Были кандидатская и докторская надбавки к мизерной врачебной зарплате. Ну и, конечно, научная степень позволяла занять место с более высокой зарплатой» (8.13).

Как тут не использовать возможность отличиться на новом направлении в науке – в космической медицине?

Алексей Архипович Леонов, летчик-космонавт СССР, дважды Герой Советского Союза, вспоминал:

«Много врачей бросилась проводить серьезные научные эксперименты на живом материале».

С эти согласен и коллега Леонова дважды Герой Советского Союза Виктор Васильевич Горбатко:

«Подопытные кролики – иногда нас называли так! Было такое!» (8.6).

Почему же кандидаты в космонавты не возмутились? Почему не протестовали? Не отказались от опасных экспериментов?

Тогда, в начале 60-х, никто еще толком не знал, как готовить космонавтов, какие тренировки важны, а без каких можно вполне обойтись. Например, кандидатов в космонавты подолгу крутили внутри кабины-ротора, имитируя движение чуть ли не в шести степенях свободы. Потом стало ясно, что такие эксперименты для реальных полетов не требуются и вообще вредны для здоровья будущих покорителей космоса. А вот серьезные вестибулярные тренировки в первоначальную программу подготовки к космическим полетам не входили. И только после суточного полета в августе 1961 года Германа Титова стало ясно, что невесомость серьезно влияет на вестибулярный аппарат человека, и будущих космонавтов нужно усиленно тренировать на вестибулярные нагрузки.

Ну и был еще один фактор, – чисто человеческий, – который заставлял кандидатов в космонавты быть «послушными мальчиками». Вспоминает Алексей Леонов:

«Мы (кандидаты в космонавты – С.Ч.) находились (в начале 60-х – С.Ч.) в режиме бесправного человека. То есть позволяли всё делать, что нужно врачам. И никаких капризов здесь не должно быть. Поссориться с врачами – это, считайте, что загублен был (для полета в космос – С.Ч.) (8.7).

Они, эти молодые летчики, просто очень хотели полететь в космос, посмотреть на нашу Землю с орбиты. Это стало их заветной мечтой. И ради воплощения в жизнь этой мечты, они согласны были вытерпеть все, что угодно…

В одной из книг по истории советской космической медицины есть такие строки:

«Трагедия (с Валентином Бондаренко – С.Ч.) тяжело переживалась сотрудниками ГНИИИАиКМ и ЦПК, которые, тем не менее, чувствовали и свою причастность к несчастному случаю: ведь стопроцентной необходимости в проведении подобного вида тренировок не было, и они были исключены из тренировочных испытаний» (8.23).

Следовательно, полная картина происшествия весной 1961 года выглядит следующим образом. Новорожденная космическая медицина привлекла к себе массу людей, которые хотели защитить кандидатские и докторские диссертации по темам, попадающим в сферу нового направления в науке. Используя факт обязательной тренировки кандидатов в космонавты в сурдобарокамере, к обычным испытаниям в условиях безмолвия и одиночества «довесили» еще и испытания в воздушных средах с различным содержанием кислорода. Поскольку хорошо продуманных методик проведения этих «добавочных» испытаний не было, имели место многочисленные факты грубейшего нарушения техники безопасности при проведении работ.

Согласитесь, эту картину случившейся в марте 1961 года трагедии можно назвать только одним словом – преступление…

Как мы уже писали выше, уголовные дела по факту гибели кандидата в космонавты старшего лейтенанта Валентина Васильевича Бондаренко не возбуждались. Возможно, виновники происшедшей трагедии были наказаны в административном порядке. Им, например, могли объявить устный выговор. Или на месяц лишить премиальной доплаты к заработной плате.

Глава 9. Вечный полет

О Валентине Васильевиче Бондаренко Советская власть постаралась забыть как можно скорее. Его имя не значилось ни в одной книге о советской космонавтике. О трагедии, случившейся в марте 1961 года, никто вообще даже не заикался. Зачем нужно это черное пятно на сияющем блеском триумфальном мундире советской космонавтики?

Это уже потом, в годы «перестройки», имя и фамилия Валентина Бондаренко были рассекречены, и человечество смогло воздать по заслугам одному из пионеров пилотируемой космонавтики. Спустя четверть века после своей гибели Валентин Бондаренко все-таки «вышел в космос»: его именем был назван крупный кратер на Луне, расположенный по соседству с кратерами имени теоретика космонавтики Константина Эдуардовича Циолковского и первопроходца Вселенной Юрия Алексеевича Гагарина. Кратер можно увидеть даже в совсем небольшой телескоп. Диаметр кратера имени Валентина Васильевича Бондаренко составляет около тридцати километров. Его центр имеет координаты: 17,8° северной широты и 136,3° восточной долготы Луны.

Однако имя Валентина – опять же из-за пресловутой секретности – так и не попало на Луну во время полетов американских космических кораблей «Аполлон» в 1969-1972 годах. Уже известный нам исследователь истории космонавтики Джеймс Оберг писал:

«Как это ни парадоксально, но воспевающие героев Советы отрицали существование, по крайней мере, одного настоящего героя космической эры – Валентина Бондаренко. Его трагическая смерть в 1961 году скрывалась четверть столетия. Тем временем, астронавты корабля «Аполлон-15» оставили в 1971 году на Луне мемориальную табличку в честь погибших космических героев, американских и советских. Имени Бондаренко там нет, а оно должно было там быть. Сколько еще имен отсутствует на этой табличке, остается неизвестным».

В наше время имя Валентина Васильевича Бондаренко внесено и в список погибших космонавтов и астронавтов на мысе Канаверал в США – в том месте, где находятся стартовые площадки «Сатурнов», «Шаттлов» и с которого завтра в космос отправятся новые космические корабли к Луне и Марсу.

Посвященные Валентину Бондаренко стенды есть в экспозициях музеев Харьковщины, в Харьковском планетарии. А в музее, расположенном в городе Гагарин Смоленской области Российской Федерации, на малой родине первого в мире человека, полетевшего в космос, с 2011 года посетители могут увидеть «ту самую» сурдобарокамеру, в которой погиб Валентин Бондаренко в марте 1961 года. И все экскурсоводы музея во время экскурсий обязательно рассказывают о трагической гибели Валентина.

Совсем недавно, в июле 2013 года, имя Валентина Васильевича Бондаренко было присвоено специализированной школе 1-3 ступени №93 города Харькова – именно эту школу Валя окончил в далеком уже 1954 году. Открыта и мемориальная доска при входе в школьное здание. Есть намерение открыть и школьный музей, посвященный памяти Валентина Бондаренко, и руководство школы надеется, что такой музей станет достопримечательностью не только всего города и Харьковской области, но и Украины в целом.

А вот в соседнем с Харьковом Луганске о Валентине Бондаренко многие и до сих пор не знают. В 1990 году училище, в котором Валентин учился с 1954 по 1955 год, было переименовано из Ворошиловградского в Луганское, поскольку и сам город вернул себе историческое имя. Увы, но последний выпуск офицеров ЛВВАУШ произвело в 1996 году, а 16 июля 1997 года оно было официально ликвидировано.

В середине 90-х благодаря деятельности директора Луганского авиационного ремонтного завода полковника Алексея Ивановича Мостового в Луганске был создан один из лучших в Украине авиационно-технический музей. Сначала в экспонаты музея перешел парк списанных самолётов, который располагался ранее за казармами авиационного училища. Потом музей пополнился и другими машинами. Среди экспонатов можно было увидеть самолёты Ан-14, Бе-12, Ил-38, Ту-16, Ту-142, Ил-76 и другие машины. В 2011 году при музее был торжественно открыт зал космонавтики.

А потом на Луганщину пришла война…

Когда совсем рядом рвутся снаряды «градов» и грохочет артиллерия, когда гибнут мирные люди – уже не до исторической памяти. Может быть, поэтому и появляются в интернете фальшивые «луганские космонавты» и всякие прочие псевдогерои.

Но люди, простые люди, по-прежнему помнят Валентина Бондаренко. Его сослуживец Алексей Андреевич несколько лет назад прислал городским властям Харькова трогательное письмо, в котором есть такие строки:

«Я с ним (с Валентином Васильевичем Бондаренко – С.Ч.) был в одном экипаже, начиная с Харьковского аэроклуба. Типы самолетов разные, но мы оставались в одном экипаже. В 1957 году наши пути разошлись. Осталась память в фотографиях, я был единственным фотографом. В 2012 году 16 февраля исполнилось семьдесят пять лет со дня рождения Бондаренко Валентина Васильевича. Хочу с этих фотографий сделать копии и подарить нашему Харьковскому аэроклубу».

…А что же семья Валентина Васильевича? Его отец Василий Григорьевич работал на меховой фабрике, а затем в горисполкоме города Харькова. Вышел на пенсию, умер в 1993 году.

Мать Ольга Ивановна тоже продолжала работать на меховой фабрике и умерла в 1967 году.

Увы, уже ушел из жизни Анатолий Васильевич Бондаренко – старший брат Валентина, который работал инженером-нормировщиком в Харьковском филиале Опытно-конструкторского бюро автоматики.

Вдова Валентина Бондаренко, Анна Семеновна, работала медработником.

Сын героя Александр Валентинович Бондаренко пошел по стопам отцам и связал свою долю с армией. Он стал военным летчиком, а потом работал инженером второго управления Центра подготовки космонавтов в Звездном городке. Александр Валентинович передал некоторые личные вещи отца в Музей космонавтики. Теперь среди экспонатов музея наличествуют орден Красной Звезды, фотографии Валентина Бондаренко, диплом об окончании военного училища, страницы из личного дела. Своего сына Александр Валентинович Бондаренко назвал в честь деда – Валентином.

Не забывают о Валентине Бондаренко и пишущие о космонавтике литераторы. Его имя можно встретить на страницах книг Александра Железнякова, Василия Лесникова, Антона Первушина и многих других авторов. О Валентине часто пишут газеты и журналы, часто привязывая его имя к тем или иным событиям в истории космонавтики. Так, к примеру, не столь давно в популярном издании «Новости космонавтики» появилась публикация, в которой, в частности, утверждалось:

«С памятью В.Бондаренко связаны две печальные исторические аналогии. Валентин прибыл в отряд из прославленного 43-го Севастопольского авиационного полка. Через три года из этого же полка прибыл на подготовку Георгий Тимофеевич Добровольский. На заре космической эры полк дал стране двух героев, которых постигла одинаковая судьба – трагическая гибель за дело освоения космоса. И второе. Ровно через 40 лет после гибели Валентина Бондаренко, 23 марта, день в день, погибла наша национальная гордость – ОС «Мир».

Не забывают о Валентине и писатели-фантасты, стараясь так или иначе спасти его от гибели. Так, к примеру, в 2016 году увидела свет книга Георгия Беса «Я – Гагарин», в которой главный герой неким образом перемещается в тело первопроходца Вселенной Юрия Гагарина:

«23 марта 1961 года из сурдобарокамеры вышел улыбающийся кандидат в космонавты Валентин Бондаренко. Эксперимент по нахождению в изоляции сроком в десять суток был проведен успешно. Крохотная тесная комнатушка с двумя иллюминаторами, пилотское кресло, пульт, кушетка, стол, умывальник и санузел – вот и вся спартанская обстановка. Из еды – только консервы и сухой паек. И в этих условиях будущий космонавт должен был не только просто «отсиживать срок», но и выполнять различные задания врачей-экспериментаторов.

Перед выходом самый молодой из Отряда космонавтов, а было Валентину всего 24 года, снял нательные датчики и обтер торс ваткой, смоченной спиртом. Ватка отправилась в мусорный контейнер.

Тяжело провернулся массивный штурвал герметичной двери, послышалось слабое шипение воздуха. В сурдобарокамере поддерживалось более низкое давление, чем снаружи, а дышать испытуемому нужно было чистым кислородом.

В легком спортивном костюме молодой кандидат в космонавты «вышел на свободу», прищурившись от яркого света, бившего в окна лаборатории космической медицины. Его встречал Гагарин.

– Здравия желаю! – Бондаренко пожал Юрию руку.

– Как себя чувствуешь, Валентин?

– Прекрасно! Больше всего на свете хочу домашнего борща. Приду домой, моя Анечка, наверное, уже его сварила. А то продержали меня на сухпайке, понимаешь…

– Так, Валя, не выводи меня из себя! А то из сурдобарокамеры отправишься у меня на «гауптическую вахту» – еще на пятнадцать суток! Там как раз жиденькую баланду похлебаешь. – Гагарину не зря дали прозвище «Службист». – Я тебе эту электроплитку по гроб жизни не забуду.

…И вот Валентин Бондаренко, здоровый и улыбающийся, стоял перед Юрием и тряс его руку. И никто в целом мире не подозревал, что чувствовал сейчас старший лейтенант Гагарин. Ведь это он перед началом эксперимента в сурдобарокамере отобрал у Валентина ту злосчастную электроплитку, да еще и устроил разнос лаборантам экспериментального комплекса за злостное нарушение правил пожарной безопасности при проведении эксперимента. «На орбите некогда будет борщи варить!» – категорично заявил Гагарин. И пообещал даже подать рапорт Каманину по факту нарушения. Молодые девчонки из лаборатории тогда очень на него обиделись.

Но зато теперь молодая жена Анечка обнимет своего Валентина, а сын Саша сможет гордиться живым отцом, а не памятью о нем».

Обратился к теме спасения Валентина Бондаренко и автор этой книге. В романе «Давай полетим к звездам!» есть такие строки, взятые из дневника генерала Маканина (аналог реально существовавшего генерала Николая Каманина):

«22 марта 1961 года.

Вчера поздно вечером, где-то уже было половина одиннадцатого, я закончил записи в дневнике и собирался ложиться спать, когда телефон вдруг разразился пронзительной трелью. Я снял трубку.

– Добрый вечер, Николай Петрович, – голос на том конце провода звучал чуть приглушенно. – Моя фамилия Волянецкий, зовут Чеслав Сэмюэль. У меня для вас важная информация.

– Э… – я несколько опешил, не зная, что ответить. Наконец, спросил:

– Вы иностранец?

– В известном смысле, да, – в голосе моего собеседника мне послышался смешок. – Но, поверьте, это сейчас не важно. Важно другое: одному из слушателей отряда космонавтов угрожает серьезная опасность…

– Это провокация, – я резким тоном оборвал говорившего. – Откуда вы узнали номер моего домашнего телефона?

– Николай Петрович, номер вашего допуска к секретным работам по ракетно-космической тематике 112565, – проигнорировав мой вопрос, Волянецкий – так, кажется, он мне назвался? – чуть повысил голос.

У меня перехватило дыхание. Номер моего допуска был известен только мне и специально уполномоченному для работы с секретными документами офицеру из режимного отдела Центра подготовки космонавтов.

– Я знаю о вас даже больше, чем вы себе можете представить, Николай Петрович, – голос звонившего звучал мягко, вкрадчиво и ему почему-то действительно хотелось верить. – Но повторяю – все это сейчас не важно. В сурдобарокамере находится на десятисуточной тренировке старший лейтенант Валентин Бондаренков. Завтра его обязательно нужно выпустить из камеры. И вообще распорядитесь проверить все системы сурдобарокамеры на пожароопасность.

Я уже было совсем собрался прервать говорившего в довольно категорической форме, но он, не простившись, сам повесил трубку.

Утром я уведомил о звонке нашего куратора из Комитета государственной безопасности. Он меня внимательно выслушал и пожал плечами:

– На заметку этот звонок я, конечно, возьму. Но, скорее всего, это чья-то глупая шутка. Может быть, даже кого-то из космонавтов-слушателей. Хотя…

На секунду он задумался:

– Знаете что, Николай Петрович… А почему бы вам действительно не выпустить из сурдобарокамеры Валентина Бондаренкова на сутки раньше? Чем черт не шутит…

Вечером я распорядился досрочно прекратить тренировку старшего лейтенанта Валентина Бондаренкова. Действительно, мало ли что…

23 марта 1961 года.

Сегодня во время проведения профилактических работ в сурдобарокамере, в которой еще вчера находился старший лейтенант Бондаренков, вспыхнул сильный пожар. Два техника, выполнявшие работы, едва смогли спастись от огня. Помещение сурдобарокамеры полностью выгорело изнутри. Если бы Валентин Бондаренков находился в нем и сегодня, то с учетом большого содержания кислорода в сурдобарокамере во время тренировок слушателей-космонавтов, мы бы имели тяжелейшее происшествие в ходе испытаний, и вполне возможно, что со смертельным исходом. Получается, что некий Волянецкий своим вечерним звонком нас действительно предупредил, фактически предсказав аварию.

Мистика какая-то…»

А если бы Валентин Бондаренко и вправду остался жив? Не погиб в тот роковой день в марте 1961 года?

Мы наверняка увидели бы его имя среди тех, кто первым проложил дорогу к звездам.

3 апреля 1961 года выпускные экзамены по общекосмической подготовке сдавали одиннадцать кандидатов в космонавты из первого набора. Все сдали их успешно. Но так как тренировки успели закончить еще не все из них, то 4 апреля 1961 года в космонавты были переведены только восемь слушателей: Иван Аникеев, Павел Беляев, Борис Волынов, Виктор Горбатко, Владимир Комаров, Алексей Леонов, Евгений Хрунов, Георгий Шонин. Двенадцатым в общем списке и девятым в списке действительных космонавтов вполне мог стать Валентин Бондаренко.

После завершения курса тренировок и парашютных прыжков 16 декабря 1961 года на должности космонавтов были переведены оставшиеся трое: Дмитрий Заикин, Марс Рафиков и Валентин Филатьев. Если бы Валентин по какой-либо причине все-таки не попал в первую группу зачисленных в космонавты, то во второй группе он был бы уже обязательно.

В сентябре 1961 года вместе со всеми другими кандидатами в космонавты Валентин Бондаренко стал бы слушателем военно-инженерной академии имени Жуковского.

Как известно, из двадцати отобранных в 1960 году кандидатов в космонавты в космос удалось полететь только двенадцати. По медицинским соображениям в разные годы были отчислены Анатолий Карташов (кровоизлияния на спине при проведении тренировок на перегрузки), Валентин Варламов (травма шейных позвонков), Дмитрий Заикин (язвенная болезнь желудка). По дисциплинарным соображениям из отряда космонавтов были отчислены Марс Рафиков, Иван Аникеев, Григорий Нелюбов, Валентин Филатьев.

Валентин Бондаренко был достаточно дисциплинированным человеком, а на здоровье не жаловался. Будем полагать, что ему улыбнулась удача полететь в космос.

В каком космическом полете он, скорее всего, участвовал бы?

Если бы не отменили полет «Востока-3» осенью 1961 года (одиночный полет космического корабля на трое суток), то в космос стартовал бы второй дублер Юрия Гагарина Георгий Нелюбов.

Летом 1962 года дружбу народов СССР всему миру должны были с космической орбиты продемонстрировать в групповом полете двух космических кораблей чуваш Андриян Николаев и украинец Павел Попович.

В июне 1963 года в космос стартовал последний из космонавтов первой «шестерки» – Валерий Быковский. Он выполнил совместный полет с первой женщиной-космонавтом Валентиной Терешковой.

В полет на многоместном корабле «Восход» в 1964 году изначально планировались военный летчик-инженер, ученый и врач. Ими стали Владимир Комаров, Константин Феоктистов и Борис Егоров.

Видимо, вплоть до 1965 года самый молодой космонавт из первого отряда не мог реально рассчитывать на участие в космических полетах. А вот потом…

Валентин Бондаренко вполне мог стать дублером Алексея Леонова во время полета корабля «Восход-2» и выхода космонавта в открытый космос.

И уж совершенно точно, что он стал бы готовиться к полетам по программе космических кораблей «Союз». На первых кораблях, видимо, прогнозируемо полетели бы испытатели Владимир Комаров и Георгий Береговой. Ну, а потом, как говорится, возможны варианты. Валентин Бондаренко мог бы дублировать Евгения Хрунова в составе экипажа «Союза-5». И уж практически совершенно точно отправился бы в космический полет в октябре 1969 года – в составе одного из экипажей шестого, седьмого или восьмого «Союзов».

А потом… Здоровьем Валентина Бондаренко Бог не обидел. Останавливаться на полпути и сходить с дистанции было не в его правилах. А это значит, что он вполне мог участвовать и в следующих космических полетах. Стать командиром экипажа одной из первых орбитальных станций «Салют» или «Алмаз». Возглавить один из международных экипажей по программе «Интеркосмос» в конце 1970-х – начале 1980-х годов. А в год запуска орбитального комплекса «Мир» – в 1986 году – ему было бы всего сорок девять. Георгий Гречко летал в космос в 54 года, американец Джон Гленн – в 77 лет…

…Когда стараниями Ярослава Голованова имя Валентина Бондаренко уже перестало быть «государственным секретом», его звездные друзья нередко приезжали в Харьков почтить память погибшего товарища. Они даже сделали традицией высаживать во время своих визитов на территории Харьковского завода электроаппаратуры памятные сосны. Там и сегодня растет настоящая аллея, хотя само предприятие уже перестало работать…

В День космонавтики, 12 апреля, официальные лица Харьковщины обязательно приходят с цветами к могиле своего земляка Валентина Бондаренко.