Текст книги "Он погиб до полета Гагарина"

Автор книги: Сергей Чебаненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

– Юрий Алексеевич, а по-настоящему – страшно вам было взлетать?

Он улыбнулся ставшей знаменитой на весь мир мягкой улыбкой:

– Еще бы не страшно! Пока я сидел наверху той гигантской ракеты и ждал взлета, я понимал, что подо мной тысячи тон горючего, да еще какого горючего. А как оно загорится – кто его знает? Но по-настоящему я испугался при приземлении, после витка вокруг шарика (так он фамильярно называл земной шар и имел на это право, потому что был первым человеком, который видел этот шар весь). Когда мой «Восток-1» вошел в плотные слои атмосферы, я увидел через иллюминатор, что вокруг меня бушует пламя и я лечу в сплошном огне. Откуда мне было знать – выдержит корабль это горение или нет? Тогда я вспомнил своего друга из отряда, сгоревшего при испытаниях.

Он не назвал Валентина Бондаренко – советская пропагандистская машина держала в секрете все сведения о космических полетах: у советских не должно было и не могло быть никаких ошибок!

Гагарин был любимцем диктатора Хрущева и всего советского народа. Его даже назвали Колумб XX века. Да, он совершил подвиг, превозмог страх и выдержал испытания. Но сам он ничего не сделал для успешного полета в космос – не задумал и не подготавливал его. А Колумб все задумал и осуществил сам. Какой же Гагарин Колумб?

Через несколько лет в Америке сгорели сразу три космонавта, тоже при испытаниях корабля на земле, и обстоятельства их гибели были почти такие же, как у Бондаренко. Этот факт и обстоятельства их гибели разбирались в прессе досконально. Советские люди тоже узнали об этом и, возможно, думали: американцы не умеют тренировать своих космонавтов, не то что у нас в Советском Союзе!» (7.13).

Свидетельства доктора Владимира Голяховского исключительно ценны для понимания всей полноты трагедии, разыгравшейся в марте 1961 года. Но и в них есть небольшая неточность: Юрий Гагарин в тот день никак не мог быть в Боткинской больнице.

В дневниках генерала Николая Каманина есть записи за период с 16 марта по 12 апреля 1961 года. Из этих записей следует, что Юрий Гагарин все это время находился на космодроме Байконур:

«16 марта (1961 года – С.Ч.).

Тремя самолетами Ил-14 в 6:00 по московскому времени вылетели на полигон. Один самолет полетел прямо в Тюра-Там (т.е. на космодром Байконур – С.Ч.), а два других сначала полетели в Куйбышев. Там мы облетели район штатного приземления корабля и космонавта. В моем самолете были Гагарин, Нелюбов и Попович. В другом самолете с генералом Гореглядом находились Титов, Быковский и Николаев.

17 марта (1961 года – С.Ч.).

Вылетели в Тюра-Там. В самолете играли в шахматы. На аэродроме полигона нас и Королева с Келдышем ждали пять кинооператоров. Королев и Келдыш очень тепло встретились с космонавтами, но категорически отказались от участия в киносъемке. Я дал задание операторам не жалеть пленки и наиболее полно заснять космонавтов, их быт, тренировки, подготовку к старту и сам старт в космос. Со мной прибыли три наших кинооператора Кордюков, Павлов, Анисимов. Они снимали космонавтов в самолете.

18 марта (1961 года – С.Ч.) Тюра-Там.

В 10:00 космонавты встречались с Королевым, Келдышем, Глушко и другими конструкторами и специалистами. Королев каждому из космонавтов задал по 1-2 технических вопроса. Ответы всех удовлетворили.

После двухчасовой беседы все прошли в МИК (монтажно-испытательный корпус) и ознакомились с носителем и кораблем.

Затем часа два вместе с космонавтами обсуждали текст «Инструкции космонавту». Космонавты сделали несколько существенных поправок.

19 марта (1961 года – С.Ч.).

С космонавтами отработали план радиопереговоров.

20 марта (1961 года – С.Ч.).

Сегодня космонавты тренируются в надевании и регулировании скафандра.

Мои встречи с космонавтами стали более частыми; я был председателем экзаменационной комиссии, знал их подготовленность к полету, их анкетные данные, но я почти не замечал их различий между собой – все они были для меня космонавтами и только. Вот уже пятые сутки мы все время вместе. Я провожу с ними занятия, мы вместе занимаемся спортом, едим за одним столом, играем в шахматы, смотрим кино. Все они доверчиво и с уважением относятся ко мне, а я начинаю подмечать их сугубо индивидуальные черты и интересы.

21 марта (1961 года – С.Ч.).

Вечером Гагарин, Титов и Нелюбов в МИКе тренировались в надевании скафандра, посадке в кабину корабля, проверке скафандра и средств связи.

22 марта (1961 года – С.Ч.).

С 10 до 12 часов Главный конструктор стартового комплекса Бармин Владимир Павлович проводил занятия с космонавтами.

23 марта (1961 года – С.Ч.).

Вечером получили неприятное сообщение из Москвы: погиб слушатель-космонавт старший лейтенант В.В.Бондаренко. Нелепая первая жертва среди космонавтов. Он погиб от пожара в барокамере на десятые сутки 15-суточного эксперимента, проводившегося в Институте авиационной и космической медицины. Причина возникновения пожара пока неизвестна.

24 марта (1961 года – С.Ч.).

При вывозе и установке ракеты на старте присутствовали космонавты. В 18:00 Гагарин и Титов надели скафандры и в специальном автобусе отправились на старт. Здесь они провели тренировку по подъему на лифте к люку космического корабля. Космонавты в скафандрах чувствуют себя уверенно и укладываются в интервалы времени, предусмотренные инструкцией» (7.10).

Из этих записей в дневнике генерала Николая Каманина следует, что Юрий Гагарин и вся лидирующая «шестерка» всю неделю перед днем трагедии и в день смерти кандидата в космонавты Валентина Бондаренко неотлучно находилась на космодроме Байконур. Значит, врач Владимир Голяховский никак не мог беседовать в Боткинской больнице с будущим первопроходцем Вселенной.

Может быть, с врачом в тот день беседовал кто-то другой из кандидатов в космонавты?

Владимир Голяховский описывает своего собеседника, как человека небольшого роста, имеющего звание старший лейтенант. На момент трагедии из двадцати отобранных кандидатов в космонавты в строю оставалось восемнадцать человек – Анатолий Карташов и Валентин Варламов были отчислены по медицинским соображениям. Из восемнадцати оставшихся шестеро были в командировке на Байконуре, готовясь к первому космическому полету, – Юрий Гагарин, Герман Титов, Григорий Нелюбов, Андриян Николаев, Павел Попович и Валерий Быковский. Из остальных двенадцати, кроме самого Валентина Бондаренко, звание старший лейтенант имели Иван Аникеев, Виктор Горбатко, Алексей Леонов, Евгений Хрунов, Георгий Шонин. Иван Аникеев уже в молодые годы был лысоват и мало похож на Юрия Гагарина. Георгий Шонин был самым рослым в отряде космонавтов – 172 сантиметра – и вряд ли его можно назвать человеком небольшого роста. Алексей Леонов – человек очень публичный, любящий общаться с прессой и за минувшие годы давший журналистам ни один десяток интервью. Но ни в одном из них – даже, когда упоминал о трагедии, происшедшей в марте 1961 года, – он никогда не говорил, что дежурил в Боткинской больнице в день, когда в ней умирал его товарищ по отряду космонавтов Валентин Бондаренко. Ни словом не обмолвился о таком дежурстве и Евгений Хрунов – ни в своих интервью, ни в своей книге «Покорение невесомости». Не упоминал о таком событии, общаясь с представителями прессы, и Виктор Горбатко. Хотя именно Виктор Горбатко из рассмотренных выше кандидатов в «старшие лейтенанты небольшого роста» в те уже далекие годы чертами лица более или менее отдаленно напоминал Юрия Гагарина.

Впрочем, не верить полностью воспоминаниям Владимира Голяховского нет оснований – в них действительно много подробностей, которые мог знать только пытавшийся спасти жизнь Валентина Бондаренко врач. Видимо, за давностью лет часть воспоминаний просто наложилась на другие сходные воспоминания и трансформировалась. Тем более что в предисловии к своей книге «Путь хирурга. Полвека в СССР» в издании 2005 года Владимир Голяховский откровенно признается, что «освежил ранние воспоминания».

Глава 8. Вопросы и ответы

Версия гибели Валентина Бондаренко, приведенная в статьях Ярослава Голованова, а затем и в его книге «Космонавт №1», с весны 1986 года воспроизведена в десятках и сотнях публикаций по истории космонавтики. Иногда в «копиях» изложенной Ярославом Головановым информации авторы книг и статей по истории космонавтики пытаются разглядеть какие-то нюансы случившейся трагедии. Так, Джеми Доран и Пирс Бизони в книге «Гагарин. Человек и легенда» пишут:

«Меньше чем за три недели до первого пилотируемого полета, погиб один из космонавтов. Валентин Бондаренко, веселый двадцатичетырехлетний парень, был любимцем отряда. Когда пришла его очередь лезть в изолированную камеру, он отлично выполнил задание. Чтобы проверить его реакции, ему назначили весьма долгий срок пребывания – пятнадцать дней. 23 марта он готовился к выходу из камеры. Отрабатывался «высотный» режим. Воздух в камере следовало доводить до нормального давления очень медленно, иначе Бондаренко грозила «кессонная болезнь». Оставалось еще полчаса, прежде чем лаборанты могли бы выровнять давление и открыть люк. Бондаренко вытянулся, вылез из верхней шерстяной одежды, покалывавшей кожу, и с явным облегчением сорвал с себя медицинские датчики, прикрепленные к верхней части его тела и рукам. Зудящую кожу он протер смоченной в спирте ватой. Видимо, он слишком неосторожно отбросил кусочки ваты. Один из них угодил на раскаленную электроплитку и тут же вспыхнул. В ограниченном пространстве камеры, перенасыщенной кислородом, огонь распространился почти мгновенно.

Валентина вытащили; он был весь в ожогах и испытывал страшную боль. «Я сам виноват! Простите!» – кричал он» (8.1).

То есть Валентин Бондаренко к моменту трагедии снял с себя верхнюю шерстяную одежду и «сорвал с себя медицинские датчики», а это означает, что во время возгорания тело его было практически оголено. Употребление же глагола «сорвал» подразумевает некоторую эмоциональную нестабильность в этот момент самого кандидата в космонавты.

Конечно, могло быть и так, однако не ясно, откуда уважаемые авторы Джеми Доран и Пирс Бизони почерпнули эти «дополнительные нюансы» к «головановской» версии. Вряд ли они общались с кем-то из непосредственных участников эксперимента. Скорее всего, это просто их авторские вариации текста Ярослава Голованова.

Среди множества публикаций о трагедии в сети интернета тоже проскальзывают различные дополнительные подробности:

«Валентину разрешили снять с себя медицинские датчики. Покрасневшую кожу он протёр ватой, смоченной в спирте, и, не глядя, бросил её в корзину для мусора. У ног космонавта стояла электрическая плитка, на которой он разогревал пищу. Но вата упала на спираль электроплитки. «Высота» в барокамере была четыре с половиной километра, в перенасыщенной кислородом атмосфере этого было достаточно, чтобы возник пожар. Пламя мгновенно охватило маленькое помещение. На Валентине загорелся шерстяной тренировочный костюм. Он пытался сбить с себя пламя. Дежурный врач не смог сразу открыть герметическую дверь сурдобарокамеры из-за перепада давления – требовалось время, чтобы выровнять внутреннее и внешнее давление... Но когда его вынесли из сурдобарокамеры, он был еще в сознании и все время повторял: «Никого не вините, я сам виноват»» (8.2).

Здесь уже фигурирует некая корзина для мусора и уточняется, что электроплитка в момент трагедии почему-то стояла у ног кандидата в космонавты.

На электронных просторах глобальной сети «гуляет» и такая версия трагедии:

«На десятый день пребывания в симуляторе, В. Бондаренко обнаружил на местах крепления датчиков покраснение. Врачи посоветовали ему протереть их спиртом. После процедуры один из ватных тампонов прилип к телу, а затем упал на спираль электрической кухонной плитки. В этот момент в камере было повышенное содержание кислорода, и ватка вспыхнула. В результате загорелся шерстяной тренировочный костюм будущего космонавта».

То есть никакого «бросил ватку, не глядя» не было? Был просто несчастный случай?

Из публикации в популярном журнале «Новости космонавтики», посвященной сорокалетию трагической гибели Валентина Бондаренко, узнаем еще кое-какие дополнительные подробности:

«В течение суток с космонавта четыре раза снимались медицинские параметры. Для этого он наклеивал на себя медицинские датчики, а затем сам их снимал. После очередной записи электрофизиологических параметров Валентин снял с себя датчики, протер места их приклеивания смоченным спиртом тампоном и выбросил его. Тампон случайно вместо урны попал на открытую спираль электроплитки. «Высота» в барокамере была четыре с половиной километра, среда кислородная. Вспыхнуло пламя, вмиг охватившее космонавта. Сразу открыть люк не представлялось возможным, требовалось время, чтобы выровнять внутреннее и внешнее давление» (8.3).

Кандидат в космонавты, оказывается, четырежды в сутки проделывал процедуру одевания и снятия медицинских датчиков. Но если это была рутинная процедура, откуда тогда внезапное покраснение участка кожи под датчиками? И еще всплывает дополнительная подробность – у злополучной электроплитки была открытая спираль.

Своя версия событий и у харьковчанина Николая Сергеевича Ларькова, которую он излагает в книге «Харьков космический»:

«...Перед тем как поместить В.В.Бондаренко в сурдобарокамеру, ему дали сутки отдыха. Но уже в тот же день он должен был питаться «космическими продуктами», т.е. теми, которые предстояло употреблять во время эксперимента в сурдокамере и которыми будет укомплектован бортовой рацион космического корабля.

Утром 13 марта после хорошей зарядки в сопровождении инструктора И.П.Ващенко к назначенному часу В.Бондаренко вошел в зал, где находилась сурдобарокамера. Дежурные врач-психолог и лаборантка занялись его подготовкой к эксперименту: приклеили датчики, записали фоновые данные. Вместе с И.П.Ващенко В.Бондаренко еще раз просмотрел методики, по которым должен работать. Наконец – сурдобарокамера: захлопнулась первая дверь, а затем и вторая. Опечатали. Дежурный инженер проверил показания приборов на пульте управления сурдобарокамерой, посмотрел на экран телевизора и несколько секунд наблюдал за тем, как устраивается В.Бондаренко. Затем тумблером на пульте управления включил микрофон и четко произнес:

– Высота пять тысяч метров. Приступайте к выполнению задания.

Инженер поставил тумблер в положение «микрофон «выключен» и опечатал его...

С этого момента пост сурдобарокамеры, сменяя друг друга, ни на минуту не оставляли дежурившие врач-психиатр, лаборантка и инженер. Ни на секунду не выключался телевизор, на экране которого все это время просматривались внутреннее помещение сурдобарокамеры и находившийся в ней В.Бондаренко.

...Утром 23 марта 1961 года, на одиннадцатые сутки нахождения В.Бондаренко с сурдобарокамере, поступило указание – эксперимент закончить, засчитав его как успешно проведенный. В шесть часов тридцать минут дежурный инженер включил микрофон и с улыбкой, глядя на телевизионное изображение заросшего щетиной В.Бондаренко, произнес:

– Поздравляем, Валентин Васильевич, с успешным окончанием эксперимента... Снимайте датчики, протирайте тампоном места их нахождения, готовьтесь к выходу... Через тридцать минут откроем двери...

Врач-психиатр записывал последние наблюдения в журнал: дежурный инженер задумчиво смотрел на перо авторучки в руках врача, скользящее по листу журнала. Из этого состояния их вывел истошный вопль лаборантки, смотревшей на экран телевизора. Они вскочили с мест и с ужасом увидели на экране телевизора полыхающие языки пламени в сурдобарокамере и отбивающегося от них В.Бондаренко. Бросились к дверям сурдобарокамеры. Тревожно взвыла сигнальная сирена, которую включила лаборантка. Совместными усилиями инженер и врач отвели замок первой, затем второй двери. Из распахнутого проема сурдобарокамеры пахнуло жаром, и на их руки с душераздирающим криком вывалился объятый пламенем Бондаренко. Они поймали его и сбили языки пламени...

Из сбивчивых слов и криков, которые издавал В.В.Бондаренко, впадающий от боли в прострацию, они разобрали только слова: «Никого не вините. Виноват я сам...» Примчавшаяся на тревожный вой сирены машина скорой помощи увезла В.В.Бондаренко в операционное отделение госпиталя. На операционном столе, куда поместили находившегося в болевом шоке Валентина, врачи освободили его тело от обгоревших остатков шерстяного тренировочного костюма и другой одежды, которая была на нем. Во многих местах ткань «прикипела» к телу – пришлось ее срезать. Около 90% кожного покрова было обожжено. Временами Валентин Васильевич приходил в сознание и отвечал на вопросы. В результате опросов было установлено, что пожар возник от возгорания смоченного в спирте ватного тампона, которым В.В.Бондаренко протирал на теле места крепления датчиков. Тампон «приклеился» к пальцам его руки, он сделал попытку освободиться от него движением пальцев. Тампон упал на открытую спираль включенной электроплитки и вспыхнул. Начался пожар. Интенсивности пламени способствовала насыщенная кислородом среда сурдобарокамеры.

В 15 часов 23 марта 1961 года сердце В.В.Бондаренко остановилось» (8.4).

Разумеется, харьковчанин Николай Ларьков не был очевидцем событий, происшедших в марте 1961 года в расположенном в Москве институте. Поэтому все «дополнительные подробности» о гибели Валентина Бондаренко явно взяты им либо из чьего-то рассказа, либо из газетно-журнальных публикаций. Часть этих «подробностей» сразу же вызывает большие сомнения. Например, в рассказе Николая Ларькова И.П.Ващенко представлен как инструктор кандидата в космонавты, делающий с ним физзарядку. На самом деле Иван Петрович Ващенко был непосредственным подчиненным генерала Николая Каманина, инспектором центрального аппарата ВВС СССР, связистом по полученной специальности. На начало 1961 года Иван Ващенко – подполковник-инженер. Он неоднократно привлекался для руководства пилотируемыми полетами в составе смен оперативной группы в Центре управления полетами, отлично знал космонавтов, технику и методику подготовки экипажей к космическим рейсам. В начале 1970-х Иван Петрович Ващенко – уже получивший звание полковника – продолжал служить в Звездном городке, в первом управлении Центра подготовки космонавтов. Он возглавлял седьмой отдел, который занимался подготовкой космонавтов по радиотехническим системам всех пилотируемых космических аппаратов. Какое отношение имел связист Ващенко к эксперименту в сурдобарокамере не совсем ясно, и в книге Николая Ларькова «Харьков космический» мы этих объяснений не находим.

Достаточно часто в своих воспоминаниях касаются трагической гибели Валентина Бондаренко и его коллеги-космонавты. Так, дважды Герой Советского Союза, летчик-космонавт СССР Павел Попович вспоминал о трагедии 23 марта 1961 года:

«В камере были мощные герметичные двери, которые изнутри не открывались. На всякий случай, если будет холодно, Бондаренко поставили обыкновенную электроплитку. После очередного сеанса снятия медицинских показателей он отсоединил датчики, протер кожу спиртом и, не глядя, бросил ватку на раскаленную поверхность плитки. В насыщенной кислородом атмосфере она вспыхнула мгновенно, начался пожар. Пока Валентин подал сигнал, пока его открыли, он очень сильно обгорел и через четыре часа умер. Это тогда держалось в секрете, Валю похоронили на родине, а с официальных групповых снимков убрали его лицо» (8.5).

Отсюда ясно, электроплитка использовалась не для приготовления пищи, а для обогрева помещения сурдобарокамеры, и в момент проведения медицинских манипуляций кандидатом в космонавты была уже достаточно давно включена в электрическую сеть – «раскалена».

По другому о происшедшей трагедии рассказывают дважды Герой Советского Союза, летчик-космонавт СССР Алексей Архипович Леонов, дважды Герой Советского Союза, летчик-космонавт СССР Виктор Васильевич Горбатко и бывший кандидат в космонавты Дмитрий Алексеевич Заикин:

«Внутри сурдобарокамеры были еда, вода, электроплитка для приготовления пищи. Связь с внешним миром была односторонняя. Кандидат в космонавты должен был регулярно докладывать о своём состоянии, снимать показания работы органов своего тела с помощью специальных медицинских датчиков. Разговаривать с ним было запрещено. Лаборанты могли только наблюдать через небольшое окошко. Однажды когда кандидату в космонавты понадобилась срочная помощь, никого из специалистов рядом не оказалось.

Вспоминает Алексей Леонов:

«Валя Бондаренко снимал электроэнцефалограмму. Что это такое? Это надеваешь специальную шапочку с датчиками, а перед этим нужно бинтиком, смоченным в спирте, протереть места крепления датчиков на голове, чтобы был хороший контакт. Рядом, у ног Валентина, находилась электроплитка…»

Вспоминает Виктор Горбатко:

«У него ватка со спиртом упала на эту электроплитку. Она уже была разогрета. Произошло возгорание».

Вспоминает Дмитрий Заикин:

«А дежурные должны были смотреть. Должны были открыть аварийный клапан и резко, как говорят, «спустить его на землю». Но они поздно пожар заметили».

В этом описании событий уже появляется уточнение, какими именно медицинскими тестами и как занимался Валентин Бондаренко – он снимал электроэнцефалограмму с помощью специальной шапочки с медицинскими датчиками. Кроме того, констатируется факт того, что дежурная смена не заметила пожар в сурдобарокамере и не смогла «спустить на землю» кандидата в космонавты (8.6).

(Отметим на будущее, что такой режим резкого «опускания на землю» даже отрабатывался во время предыдущих «отсидок» кандидатов в космонавты. Он был вполне безопасен – у некоторых кандидатов наблюдались только быстро проходящие головные боли).

Рассказ товарищей по первому отряду космонавтов дополняет дважды Герой Советского Союза Борис Валентинович Волынов:

«Узнать, как будет себя вести организм человека на высоте около пяти километров, было целью этого эксперимента (в котором участвовал Валентин Бондаренко – С.Ч.). Когда начался пожар, дверь заклинило, ее открыли только через пять минут. Мы заходили в это помещение, где размещалась сурдобарокамера. Я сам видел этот старый кожаный диван… Диван, обтянутый кожей, старый-старый… И там на сиденье этого дивана прямо силуэт был человека выжженный. То есть он (Валентин Бондаренко – С.Ч.) лег. Пытался сбить пламя с себя. Погасить на себе пламя. Там крутился на этом диване, и пятно выжжено по форме тела» (8.7).

А вот версия трагедии от дважды Героя Советского Союза, летчика-космонавта СССР Георгия Михайловича Гречко:

«В Харькове похоронен человек по фамилии Бондаренко, который, как утверждают, летал до Гагарина. Действительно, был такой кандидат в первой группе космонавтов – Бондаренко. Но он погиб во время тренировки, потому что в сурдокамеру с атмосферой, насыщенной кислородом, взял с собой электрическую плитку, зная, что он там две недели должен питаться холодной пищей. Там он брал у себя анализ крови, обмотал бинтиком палец, а потом уронил эту тряпочку на плитку. В кислородной атмосфере начался пожар, и Бондаренко сильно обгорел. Так что в космос, к сожалению, он не летал. Погиб на земле».

Из этой версии событий нам становится ясным, что кандидат в космонавты Валентин Бондаренко взял с собой на испытания электроплитку, чтобы не питаться холодной пищей (то есть с его стороны это была некая вольность: наличие электроплитки в сурдобарокамере изначально не планировалось, но испытуемый решил подогревать себе обеды). Медицинские датчики и раздражение от них на коже, перестают фигурировать в версии Георгия Гречко. Но зато появляются взятие проб крови и палец, обмотанный бинтиком. Бинт потом Валентин роняет прямо на плитку.

Писатель-фантаст из Донецка Георгий Бес (настоящее имя Георгий Савицкий) идет в своих допущениях еще дальше в обличении кандидата в космонавты Валентина Бондаренко в совершении опасного дисциплинарного поступка:

«По условиям эксперимента кандидат на космический полет не мог общаться с внешним миром, кроме как по необходимости. Питаться приходилось сухпайком, но Валентин Бондаренко решил схитрить: он захватил небольшую электропечку для того, чтобы готовить себе горячую пищу. Хоть это строго-настрого запрещалось. В замкнутом объеме сурдобарокамеры с чистым кислородом под пониженным давлением любой пожар был смертельно опасен» (8.8).

Здесь уже утверждается, что Валентин Бондаренко сознательно нарушил условия испытаний. Вместо того, чтобы питаться «сухпайком», как все остальные кандидаты в космонавты делали ранее, он взял с собой в многодневную отсидку целую «электропечку», несмотря на то, что это было категорически запрещено правилами техники безопасности. Вот такой был несознательный человек, оказывается, этот Бондаренко – за что и поплатился жизнью.

Писатели, да еще фантасты, могут, конечно, сочинять любые истории, однако не лишне даже литератору, работающий в сфере безудержного фантазирования, задаться простеньким вопросом: из чего в наглухо запертой сурдобарокамере Валентин Бондаренко намеревался готовить себе обеды на «электропечке»? Из «сухпайка»?

Очевидно, что и в изложенных выше версиях вина в разыгравшейся трагедии возлагается на самого Валентина Бондаренко. Во-первых, он взял с собой электроплитку («электропечку») в помещение, где должна была использоваться «кислородная атмосфера». Во-вторых, неосторожно уронил смоченный спиртом бинт на эту электроплитку.

Была своя версия событий и у врача-хирурга Владимира Голяховского. Напомним ее:

«Он (Валентин Бондаренко – С.Ч.) получил ожоги час назад, когда находился внутри испытательной барокамеры с повышенным содержанием кислорода. Внезапно в ней произошел пожар, и Бондаренко оказался в атмосфере горящего воздуха. Пока смогли разгерметизировать камеру, прошло около получаса, и все это время он горел. На нем был специальный костюм, который частично предохранял его вначале. Но потом сгорел и костюм, осталась только специальная обувь – поэтому на стопах сохранилась кожа.

…– Как случилось, что возник пожар в камере?

Он (собеседник врача Владимира Голяховского – С.Ч.) вздохнул:

– Просто случайность. Он был в программе трехсуточного испытания, и как раз ночью программа должна была закончиться. Он собрался согреть себе еду на электроплитке, протер руки спиртовой салфеткой, и она коснулась раскаленной плитки. Воздух вспыхнул, он пытался его загасить, дал сигнал тревоги. Но пока его разгерметизировали – сгорел.

– Неужели обычная плитка? Это же опасно.

– Да, обычная, только спираль покрыта железом».

Обратите внимание, тест в сурдобарокамере, в котором участвовал Валентин Бондаренко, продолжался трое суток и должен был закончиться в ночное время. Никаких снятий-надеваний медицинских датчиков и бросания не глядя в мусорную корзину использованной ваты нет. Валентин Бондаренко просто протирает руки спиртовой салфеткой перед обедом и случайно касается раскаленной плитки. И еще отметим, что на эвакуацию кандидата в космонавты из пылавшей сурдобарокамеры ушло около получаса.

Встречаются и другие версии трагической гибели кандидата в космонавты Валентина Бондаренко весенним днем 1961 года. И они кардинально отличаются от изложенной Ярославом Головановым. Например, версия бывшего кандидата в космонавты Марса Закировича Рафикова, изложенная им в книге «Парни из отряда «Икс». Напомним, Марс Рафиков тоже был в первом отряде космонавтов, но покинул его по «дисциплинарным соображениям» – то ли за то, что из расположения воинской части отлучился без разрешения, то ли из-за развода с женой был списан: «советский космонавт – примерный семьянин, он не может бросать семью, он не может разводиться!». Читаем в книге Марса Рафикова:

«Март. Первый месяц весны. И именно в один из чудных солнечных дней случилось несчастье. В сурдокамере, где находился Валя Бондаренко, произошло возгорание кислорода. В результате этого в камере возросло давление, повылетали иллюминаторы – произошла мгновенная разгерметизация. Через шесть часов, находясь в больнице имени Бурденко, наш друг скончался от болевого шока. У него было поражено ожогом 94 процента кожного покрова. Это был тяжелый удар по психике всего отряда».

Заметим, что в этой версии ничего не говорится об ошибках кандидата в космонавты Валентина Бондаренко. Зато утверждается, что в сурдобарокамере произошло некое «возгорание кислорода» (увы, Марс Рафиков не указывает причину этого внезапного возгорания). Также утверждается, что после повышения давления внутри сурдобарокамеры произошло настолько резкое повышение давления, что были выдавлены даже двойные иллюминаторы барокамеры из сверхпрочного стекла, и «произошла мгновенная разгерметизация». То есть Валентин Бондаренко не только получил ожоги практически всего тела, но и – что очень вероятно! – должен был пострадать также от декомпрессии. Видимо, при таких условиях у него могли быть повреждены и легкие, так как некоторое время – пока его не эвакуировали спасатели – он не мог не дышать горячими продуктами сгорания.

А вот описание событий в марте 1961 года Юрием Карашем в книге «Тайны лунной гонки»:

«Он погиб из-за нелепой случайности. В тот день Валентин работал при пониженном давлении, а это компенсировалось избытком кислорода. Сняв с себя датчики после медицинских проб, Бондаренко протер места их установки на теле ваткой и не глядя, бросил ее в сторону. Она упала на спираль включенной электроплитки, которая использовалась для подогрева пищи. В перенасыщенной кислородом атмосфере мгновенно возникло пламя, охватившее практически все пространство камеры. На Валентине загорелся шерстяной тренировочный костюм, но он не сразу подал сигнал тревоги, пытаясь самостоятельно ликвидировать пламя. Дежурный врач сразу открыть герметичную дверь, не выровняв давления снаружи и внутри, не мог. На это требовались лишние секунды, которые, в конечном итоге, и решили судьбу Бондаренко. Когда его вытащили, он был еще в сознании, повторяя: «Я сам виноват, никого не вините…» (8.9).

Весьма скуп в своих комментариях трагедии генерал Николай Каманин – что очень удивительно, поскольку он на страницах своего дневника обычно резал правду-матку, не взирая на должности, ранги и пресловутую секретность:

«23 марта (1961 года – С.Ч.).

Вечером получили неприятное сообщение из Москвы: погиб слушатель-космонавт старший лейтенант В.В.Бондаренко. Нелепая первая жертва среди космонавтов. Он погиб от пожара в барокамере на десятые сутки 15-суточного эксперимента, проводившегося в Институте авиационной и космической медицины. Причина возникновения пожара пока неизвестна» (8.10).