Текст книги "Космический маразм (СИ) "

Автор книги: Сергей Бушов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 35 страниц)

– То есть, – уточнил я, – ты хочешь сказать, что на Эгозон мы, может, и попадём, и даже, возможно, Плиту достанем, но маразм устранить не получится?

– Ну, что-то в этом роде, – ответил Сам Дурак. – Хотя у маразма много сюрпризов, я уже неоднократно убеждался.

– И что же нам делать? – спросил я.

– Пытаться действовать по плану, – сказал Сам Дурак. – В данном случае пытаться добыть корабль.

– Я слышал, что много кораблей закопано в землю, – вспомнил я.

– Тоже слышал, – подтвердил Сам Дурак. – Даже копать пробовал. Не нашёл ничего. У меня есть другая мысль. Здесь часто говорят про человека по имени Хьюго – местного мудреца, что ли. Хочу найти его и спросить о кораблях. Может быть, он лучше ориентируется в маразме, чем мы, и сможет…

Вдруг что-то просвистело в воздухе, и туша Сивки вздрогнула, а по её левому боку заструилась зеленоватая кровь. Сивка издала сипловатый звук и стала заваливаться набок. Я заскользил по её гладкой спине и полетел вверх тормашками в заросли высокой травы, окружающие тропу.

Выбравшись из них, я увидел, как Сивка, лёжа на боку, рычит и отмахивается лапами от наседающих на неё людей в немецкой форме, которые стреляли из пистолетов и автоматов, но почему-то упорно не попадали. Сам Дурак вылез из кустов неподалёку от меня, отряхнулся, пробормотал: "Непорядок!" и метнулся вперёд с мечом наперевес.

Я последовал за ним, сняв с предохранителя флистер.

Несколько гитлеровцев отделились от группы и шагнули навстречу к нам. Я пальнул в одного из них, но зелёная вспышка из флистера полетела вверх, словно её снесло ветром. Сам Дурак был более удачлив, подпрыгнув и в полёте срубив с шей мечом сразу две фашистские головы. Фашисты стали стрелять в его сторону, но безо всякого успеха, так что один из них через мгновение лишился руки и побежал прочь, крича нечто нечленораздельное.

– А как ты умудряешься попадать? – спросил я, ещё пару раз выстрелив по оставшимся немцам и убедившись, что я безнадёжно мажу.

– Тренировка, – ответил Сам Дурак. – Не относись к этому серьёзно и будь увереннее.

Я хмыкнул, попробовал стрельнуть наудачу в сторону и выбил глаз одному немцу, которую тут же провалился сквозь землю.

– Кажется, отбились, – сказал я, но Сам Дурак помотал головой и указал вперёд. Издалека приближались толпа бегущих фашистов и пара мотоциклов с колясками. Одновременно я услышал шум сзади и, обернувшись, увидел, что к нам движется ровный строй древних воинов, ощерившийся копьями и прикрытый плотный рядом щитов.

– Сивка, ты как? – выкрикнул Сам Дурак и добавил к этому гортанный звук, понятный животному. Сивка ответила свистящей трелью, одновременно скорчив недовольную рожу. Видимо, это означало, что она не в форме.

– Придётся драться, – сказал Сам Дурак.

Однако колонны, не замечая нас, столкнулись неподалёку, рассыпавшись, и начали бой. Гитлеровцы работали штыками, стреляли, большей частью промахиваясь, а греки, или кем бы ни были воины в древних доспехах, рубили мечами и кололи копьями, тоже не вполне добиваясь результата. Толпа постепенно окружила нас с Сивкой, так что я и Сам Дурак приготовились отражать нападение. Однако Сивка вдруг преподнесла небольшой сюрприз.

Она вздрогнула, изогнулась всем телом и распрямилась, выплёвывая из пасти комок зелёной слизи, покатившийся прямо сквозь кучку гитлеровцев. Комок рассыпался, открыв нашим взорам ободранного, почти лишённого одежды и всего облепленного противной тягучей субстанцией капитана Покобатько. Его раскрасневшееся лицо было скорчено в жуткую злобную гримасу, и он орал, безумно вращая глазами:

– Сволочи! Подонки! Всех перестреляю!

Он и вправду начал беспорядочно палить в фашистов, внеся в бестолковое сражение ещё большую сумятицу. Кто-то упал. Немцы, растерявшись, начали потихоньку отступать, преследуемые яростно нападавшими греками. Постепенно войска отодвинулись от нас, и Сам Дурак опустил свой меч, пробормотав: "Пронесло".

Через мгновение, впрочем, от удаляющегося строя греков отделилась одна фигурка и, смешно переваливаясь на коротких ножках, засеменила к нам. Сам Дурак вначале напрягся, но затем на его лице отобразилась улыбка.

– Кентел! – воскликнул он.

Это действительно был Кентел Рах собственной персоной, одетый в короткую шёлковую юбку, металлические доспехи и высокий шлем с перьями. В руках он держал сверкающий медный щит и короткий острый меч.

– А беззубые старухи ковыряются в носу! – выкрикнул он, подбегая, и, радостно подпрыгнув, закрутился на одной ножке в некоем подобии фуэте.

– Нашего полку прибыло, – прокомментировал Сам Дурак. – Ну что, Кентел – может, у тебя есть какие-то идеи, что нам делать дальше?

Кентел остановил вращение, задумался, вздохнул и произнёс:

– Пути Господни… Не знаю, в общем.

– Да уж, – вставил я.

Сивка, лежащая рядом, тихо простонала, словно бы напоминая о себе.

– Эй! – раздался крик издалека. – Не стг'еляйте!

В нашу сторону шагал по пустырю человек в форме немецкого офицера. Выглядел он противоречиво: с иголочки мундир, но драные валенки на ногах, в одной руке пистолет, в другой импровизированная котомка из Павлово-Посадского платка, на лице широкая улыбка, а брови сдвинуты, и глаза бегают с подозрением.

– Виноват, – сказал он, подойдя на расстояние пары шагов. Похоже, обращался он в большей степени ко мне, чем к остальным. – Я услышал, что вы говог'ите по-г'усски. Здесь это г'едкость.

– Вы услышали с такого расстояния? – усомнился я.

– У меня везде уши, – незнакомец расстегнул нижние пуговицы мундира, приподнял исподнее и продемонстрировал в районе своего пупка шевелящееся розовое ухо.

– А вы, собственно, кто? – поинтересовался Сам Дурак.

– Прошу извинить, не пг'едставился, – он развёл руками. – Меня зовут Лейбниц. Я советский г'азведчик. Или, как сейчас модно говорить, г'усский шпион. Понимаете ли, был забг'ошен в самое сег'дце вг'ага, служу господину фюг'ег'у как могу, а указаний из Центг'а давно не поступает. Судя по тому, что пг'оисходит вокг'уг и что я слышал, Советского Союза-то уже давно не существует… Что мне делать, куда податься? Что делать стаг'ому евг'ею в вег'махте?

– Так вы еврей? – удивился я.

– Да-да, пг'едставьте себе, – ухмыльнулся разведчик. – Между пг'очим, Лейбниц – это моя настоящая фамилия, не пг'ишлось даже подпольную кличку пг'идумывать. А что пг'икажете делать? Паг'тия сказала – внедг'иться, так что я внедг'ился, стал истинным аг'ийцем со всеми вытекающими последствиями.

В этот момент пролетающий мимо сенбернар с сердитой мордой рявкнул на Лейбница:

– Яволь!

– Какие яволи в миг'ное вг'емя? – возмутился Лейбниц, и, достав из кармана красную книжечку, продемонстрировал собаке, которая, впрочем, уже удалялась: – Я член КПСС с тысяча восемьсот двенадцатого года! Натуг'альный, не суг'г'огат… – Лейбниц вздохнул: – Впрочем, вашей лошадке, кажется, плохо… Г'азг'ешите помочь.

Он приблизился к Сивке и извлёк из котомки зелёную бутыль с мутной жидкостью.

– Свег'хсекг'етное сг'едство, – пояснил он, отвинчивая пробку и вливая жидкость Сивке прямо в пасть. – Залечивает телесные г'аны, но имеет побочный эффект – вызывает неутолимую тоску по Г'одине. Мне тоже пг'ишлось употг'еблять неоднокг'атно. Может быть, поэтому мне так хочется домой, в Советский Союз…

Сивка сделала несколько больших глотков, затем моментально вскочила на ноги и повернулась к нам повреждённым боком, на котором, дымясь, прямо на глазах затягивалась недавняя рана. Она повернулась к Сам Дураку, издала гортанный звук, сопровождаемый свистом, и согнулась. Из зелёного горба на её спине начали выдвигаться два отростка, которые быстро росли и раскладывались в большие кожистые крылья.

– Ох и ничего себе, – пробормотал Сам Дурак.

– Я же говог'ю – ностальгия твог'ит чудеса, – грустно пояснил Лейбниц.

Сивка замахала крыльями, крикнула торжествующе и, поднявшись над нами, сделала круг, после чего полетела прочь.

– Надеюсь, ей удастся найти свою Г'одину, – сказал Лейбниц.

– А что такое Родина? – спросил негромко Сам Дурак. – Я вот родился на планете Мкераш. Потом её захватила Лига Свободных Доменов, а я сбежал на Эгозон. Родителей моих я не помню, на планете ничего от моего города не осталось. Что есть Родина? То место, откуда ты появился? То жилище, где тебя зачали или где ты родился? Родильный дом? Или, к примеру, бордель, если человек был зачат там? Страна это, где ты жил в детстве, или та страна, которая сейчас находится на месте той, разрушенной страны? Может быть, твоя родина – это яйцеклетка и сперматозоид, которые слились, породив тебя? Или это и вовсе нечто до твоего рождения, что привело к твоему появлению неизвестными тебе способами? Может, у нас всех есть общая Родина где-то там, за пределами нашего понимания, и разные языки и культуры, которые мы помним и знаем, вовсе ни при чём?

– Вы мудг'ый человек, – тихо сказал Лейбниц. – Как ваше имя?

– Меня зовут Сам Дурак.

– Ог'игинально. Вы г'ассуждаете почти как Хьюго. И, должно быть, вы оба по-своему пг'авы.

– Хьюго? Вы знаете Хьюго? – переспросил Сам Дурак.

– Кто же его тепег'ь не знает? – ответил Лейбниц. – Если вы его ищете, поднимитесь на ближайшую гог'у и увидите вег'еницу людей, котог'ые выстг'оились в очег'едь спг'осить у него совета. Он тоже говог'ил мне, что я должен г'азобг'аться в том, что я считаю своей Г'одиной. Знаете ли, нас в г'азведке готовили к забг'оске в Японию, и я почег'пнул многое из японской культуг'ы…

Лейбниц шлёпнулся на колени и извлёк из котомки короткий кинжал.

– Пг'остите поког'но, если я это совег'шаю не по пг'авилам. Никогда г'аньше не пг'иходилось пг'актиковать, да и теог'етические знания у меня нетвёг'дые… По-вашему, я отпг'авляюсь на Г'одину.

– Но я… – начал Сам Дурак, однако Лейбниц уже вонзил кинжал в грудь, провёл кровавую линию к низу живота, загнув её как раз под шевелящимся ухом, и вспорол себе брюхо уверенным движением. Руки его опустились, ухо затрепетало и обвисло, а затем и сам он рухнул в пыль пустыря.

– Это называется подстрекательством к самоубийству, – заметил я.

– Да ладно, – махнул рукой Сам Дурак. – Что суждено, того уже не изменишь. Да и смерть в маразме – понятие нечёткое. Зато мы теперь знаем, где искать Хьюго.

Втроём мы зашагали к подножию ближайшей горы. Вернее, шагали мы с Сам Дураком, а Кентел больше пританцовывал, прыгал и ходил колесом.

– Удивительная пластичность, – заметил Сам Дурак. – Так не всякий профессиональный гимнаст сможет.

– На детях гениев природа отдыхает, – ляпнул я.

– Это ты к чему?

– Э-э, – замялся я. – Не знаю. Надо было сказать что-то умное.

– Иногда умнее промолчать, – возразил Сам Дурак.

– Ну да, конечно, – разозлился я. – Вот у всех всегда есть мудрая фраза на уме, и только я, как дебил, то молчу, то несу ахинею.

– Мудро подмечено, – усмехнулся Сам Дурак.

– Да ну тебя…

Дальше поднимались на гору молча.

Вид с вершины открывался поразительный. Простор, воздух, облака, крошечные домики, разбросанные по местности, подёрнутой лёгкой дымкой. В воздухе приятно пахло электричеством и солёными огурцами. С одной стороны горы летали жёлтые самолётики, маленькие, как птицы. А может, то и были птицы, поскольку иногда мне казалось, что я вижу длинные носы и перья. С другой стороны бились между собой два войска, разделённые стеклянной стеной. С третьей парили воздушные шары, увешанные рекламными транспарантами: «От кутюр до Сыктывкара», «Таков же и вкус простокваши», «Выведем из запоя даже дипломированного нарколога» и прочая, и прочая. А с четвёртой стороны вилась длинная разномастная очередь людей, едва не уходящая за горизонт.

– Кажется, мы нашли Хьюго, – констатировал Сам Дурак.

Мне, как всегда, осталось только кивнуть.

– Глава 4. Открытая добыча каменного угля

Почему человек выбирает в жизни тот или иной путь? Многое, конечно, зависит от случайности. Скажем, если бы Гагарин в детстве встретил говорящую собаку, которая объяснила бы ему теорию суперструн, то в космос бы он не полетел. Просто потому, что сумасшедших не берут в космонавты. С другой стороны, у каждого есть дело, которое получается у него лучше всего – то, что иногда называется предназначением. Всю жизнь человек сидит в офисе, считает баланс и всё время ошибается, без конца переделывает и находится на грани потери работы. В конце концов, он приходит на завод и оказывается, что он лучший в мире токарь. Но не всегда предназначение – это то, что человек делает осознанно, с помощью рук или головы. Иногда достаточно появиться в нужное время в нужном месте, шевельнуть бровью, многозначительно промолчать или произвести на кого-то неизгладимое впечатление. Скажем, корова, хоть раз в жизни встретившая птицу киви, пребывает в состоянии совершенного изумления, и именно поэтому масло из Новой Зеландии издревле славилось своим необычным и приятным вкусом.

То, что Хьюго находился на своём месте и был прирождённым мудрецом, нам стало ясно ещё с горы, по длине выстроившейся к нему очереди. При общении с людьми, которые в этой очереди стояли, впечатление только усилилось. Скажем, женщина, за которой мы оказались, пришла спросить совета о растениях, растущих в её огороде. Она несколько раз сажала картофель, но вырастали неизменно причудливые пальмы, плодоносящие ананасами, бананами и яблоками. Ей же хотелось получить обыкновенную картошку. Она была уверена, что Хьюго даст дельный совет.

– В прошлый раз, – говорила она, – я пришла к нему поговорить о своём муже. Он иногда уходил надолго и возвращался нетрезвый, с запахом чужих дорогих духов. Хьюго спросил, чего же я желаю – чтобы муж перестал пропадать по вечерам или наказать его за неверность? Я ответила, что не нужно никого наказывать, я просто хочу, чтобы муж был всегда со мной. Тогда Хьюго посоветовал повесить на шею мужа магнит и больше ни о чем не беспокоиться. Я не думала, что это поможет. Однако муж, в очередной раз задержавшись якобы на работе, вернулся сильно озадаченный и с тех пор всегда приходил вовремя. Разве это не чудо?

– Удивительно, – согласился Сам Дурак. – А что Хьюго берет за свои услуги?

– Ничего, – ответила женщина. – Вернее, он ничего не просит. От денег отказывается, а вот гостинцам хорошим бывает рад. Я несу ему домашнюю наливку и кусок сала. Надеюсь, не побрезгует.

– Интересный человек этот Хьюго, – заметил Сам Дурак. – А как он выглядит?

– Росту среднего. Одет в лохмотья, грязный рваный балахон, но руки чистые, ухоженные. На лице – маска. Ходят слухи, что он обезображен, потому что продал душу дьяволу. Но я этому не верю. Не может такой человек быть связан с тёмными силами. Он добрый.

– Вот так вот постучишься в дверь, а там и нет никого, – произнёс задумчиво Кентел.

– Ну что вы, Хьюго всегда здесь, – возразила женщина. – Он и не спит никогда.

– Наш друг шутит, – сказал Сам Дурак. – Ну что же, будем ждать своей очереди.

– Может, за гостинцем сходить? – спросил я. – А то неудобно.

Сам Дурак окинул взглядом вьющуюся впереди очередь:

– Нам тут долго стоять. Сходи, только не потеряйся. Маразм всё-таки.

– Да куда я денусь… – пробормотал я и побрёл прочь.

Уже через секунду я пожалел о своём решении оставить Сам Дурака. Стало страшно. Вдруг и вправду не смогу вернуться назад? Да и зачем вообще понадобились эти гостинцы? Сказали же – Хьюго ничего не просит. С другой стороны, если ему приятно, то почему бы и не купить выпивку с закуской? Надо только умудриться найти продуктовый магазин в этом захолустье… Я оторвал взгляд от асфальта и остановился.

Пожалуй, это было не совсем захолустье. Меня окружали высокие тяжеловесные здания сталинской постройки, кое-где виднелись покосившиеся вывески. А вот и "Продукты". Надо же, повезло.

Я толкнул тугую толстенную дверь, и та со скрипом отворилась. Внутри оказался типичный совковый магазин. Пол, покрытый обшарпанной кафельной плиткой, прилавки с мутным стеклом, толстая неприятная женщина за одним из них. Нос картошкой шевелится, словно чем-то недовольна.

– Добрый вечер, – сказал я. – Мне бы бутылку водки и каких-нибудь чипсов, что ли.

– Документы давайте, – сказала она.

– Думаете, мне восемнадцати нет? – усмехнулся я, доставая из сумки и протягивая паспорт.

Тётка брезгливо взяла паспорт, приоткрыла первую страницу.

– Ну? – поторопила она. – Дальше, дальше давайте.

– Что дальше? – не понял я.

Она закатила глаза и вздохнула:

– Ну что вы, в первый раз продукты покупаете? Полный пакет документов нужен.

– А что в пакете? – уточнил я.

– Как всегда, – она скорчила рожу, изображавшую, как же её все утомили. – Паспорт государственный, паспорт губернский, паспорт уездный, свидетельства о смерти всех родственников за последний семьсот шестьдесят один год, метрики на всех детей или справка из собеса об отсутствии оных, продуктовая карточка, талон на льготы, справка о том, что вы не состоите на учёте в наркодиспансере, дактилограмма и 7 фотографий два на пятнадцать с уголком.

Я раскрыл рот и хотел что-то сказать, но так и не смог сформулировать.

– Ну, хорошо, – наконец вылезло из меня, – а без всего этого… совсем ничего нельзя купить?

– Нет, – отрезала продавщица. – Есть, конечно, специальные категории товаров…

– Вот-вот, – я ухватился за ниточку. – Что там насчёт специальных?

– Для их приобретения, кроме всего перечисленного, требуются два свидетеля и спецпропуск Главного Управления МПС.

– Почему МПС? – удивился я.

– Данные категории товаров предназначены исключительно для распространения в поездах международного сообщения.

Я помялся.

– А если я денег дам? Если я заплачу, всё равно нужны эти справки?

– Справки вам нужны, даже если вы ничего не купите! – развеселилась продавщица.

– Что же я, просто так и уйти не смогу? – опешил я.

– Без документов вы не имели права заходить через эту дверь, – объяснили мне.

– А через какую имел?

– Вон через ту, – продавщица махнула рукой в сторону крашеной белой двери в углу. – Так что если вы туда выйдете, я к вам не буду иметь никаких претензий.

– Хорошо-хорошо…

Я забрал паспорт и поспешил ретироваться через белую дверь, за которой внезапно оказался густой хвойный лес. Обернулся, повертел головой. Двери не было. Только я, продирающийся сквозь ёлки.

Однако же откуда-то из-за деревьев донёсся знакомый голос:

– Ну что, мил человек, всё гуляете?

Ветки затрещали, и показался преклонных годов негр по имени Пахом, с которым я познакомился недавно. Коллега Цирикс и Лейбница, между прочим.

– Не откопали корабль, как я погляжу? – продолжил Пахом, одетый в тёплые штаны и бушлат цвета хаки.

– Никак нет, – ответил я. – Не получилось.

– А я вот почему-то так и думал, – сказал Пахом, улыбаясь своей огромной белой улыбкой. – Ну что же, бывает. А не хотите ли купить кораблик у меня?

– Хочу, – сказал я. – А сколько стоит?

Пахом пристально вгляделся мне в глаза, и я слегка поёжился.

– Десять тысяч единиц, – чётко произнёс он. – Энергетических.

– Ээээ, – я несколько растерялся. – А рублями?

– На кой чёрт мне рубли? – хмыкнул Пахом. – Их ни во что не конвертируешь, кроме, разве что, ещё каких-то бумажек.

– Нету у меня единиц, – сказал я.

– Ну, нет – так нет, – ответил Пахом. – Что уж тут поделаешь?

Мы постояли молча.

– А может, – сообразил я, – я потом отдам? Сейчас вы мне корабль дадите, а я на Эгозон слетаю и вам этих энергетических единиц привезу?

– Да нет, – ответил Пахом. – Не выйдет. И туда не долетишь, и обратно не вернёшься. Да и корабля-то у меня нет.

– Что вы, издеваетесь? – разозлился я. – Зачем тогда деньги просили?

– Ну, надо же мне всё выведать. Привычка профессиональная. А вот ты, Володя, сюда-то зачем пришёл?

– За гостинцами, – сказал я неуверенно. – А откуда вы знаете, что меня Володей зовут?

– Да у тебя на лбу написано, – Пахом усмехнулся. – Что за гостинцы? Чего тебе нужно?

– Хьюго дать. Хотим к нему зайти, посоветоваться.

– Дело хорошее, – африканец кивнул и протянул в стороны руки с раскрытыми ладонями. В одну из них откуда-то сверху свалилась бутылка водки, в другую – банка маринованных огурцов. – Сколько ты за гостинцы готов заплатить? Ах, да… У тебя же нет ничего. Ну, ладно. Я добрый, да и услуга невелика. Давай я тебе это отдам, а ты при случае людям что-то хорошее про Африку скажешь.

– Ээээ, – сказал я, принимая дары. – Ладно.

– Ну, бывай, – Пахом резко развернулся и скрылся за ёлкой.

Я остался один. Как бы то ни было, гостинцы для Хьюго были добыты. Осталось возвратиться назад, к Сам Дураку. И только сейчас я понял, что совершенно не представляю себе, как это сделать.

В привычном для меня состоянии реальности всё было просто. Разворачиваешься в обратную сторону и проходишь тот же путь, что уже один раз проходил, но в противоположном направлении. В развитом маразме никогда до конца не ясно, как ты в данное конкретное место попал. С равнины, по которой вилась очередь, я переместился в город, затем вошёл в магазин, а из него вышел в лес. Но как перейти из леса обратно в магазин и уж тем более из города на равнину, совершенно невозможно было понять.

– Должны же быть какие-то ориентиры, – бормотал я. – Вот здесь же была белая дверь. Не могла же она так быстро исчезнуть. Не настолько уж сильный маразм, чтобы двери раз – и растворялись. Может, она просто подвинулась на метр вправо или влево…

Я походил среди деревьев туда-сюда и наткнулся на стену деревянного дома, которого минуту назад здесь не было. Конечно, стена – это не дверь, но всё же что-то обнадёживающее. Кое-как запихнув в сумку бутылку водки и банку с огурцами, которые мешались в руках, я двинулся вдоль сруба. Он всё тянулся и тянулся вдаль, хотя деревьев такого роста в природе просто существовать не могло. В очередной раз получив мокрой веткой по лицу, я пробрался сквозь заросли и увидел, что стена заканчивается углом, тщательно срубленным "в лапу". Завернув за угол, я увидел редеющий лес, а за ним – вполне себе привычную асфальтовую дорогу, по которой изредка с гудением проносились легковушки.

Я ускорил шаг и спустя несколько минут уже шагал по обочине, радуясь окружающей меня цивилизации. Сначала у меня возникла идея поймать попутку, но, слегка поразмыслив, я от неё отказался – похоже, вероятность попасть в сколь угодно отдалённое место в маразме от скорости передвижения не особо зависела.

Наконец дорога закончилась вместе с окружающим лесом. Я стоял на краю плоскости, которая изламывалась и уходила резко вниз, в пропасть.

– Похоже, я не в ту сторону пошёл… – промямлил я, пытаясь попятиться, но потерял равновесие и начал плавно наклоняться над пропастью. Голова моя закружилась, и я внезапно почувствовал, что вовсе не падаю, а наоборот, взмываю вверх, словно на изломе плоскости и направление действия гравитации резко поменялось. Через мгновение я вновь стоял на твёрдой поверхности, а меня окружали многоэтажные дома. Покрутившись на месте, я убедился, что никакого края света рядом больше нет. Схлопнулся он.

– Никогда я к этому не привыкну, – сказал я вслух и двинулся вдоль по улице города, ужасно напоминающего Москву. Люди рядом со мной ходили вполне земные. Опять-таки машинки. Вон, даже "Газель" медицинская – уж точно в России нахожусь, если это в маразме имеет какое-то значение.

Вокруг "скорой помощи" происходила суетная возня, которая меня заинтересовала, и я решил приблизиться, посмотреть.

Семь или восемь человек в белых халатах пытались затолкнуть в распахнутые задние двери машины огромного полосатого тигра, который отчаянно упирался лапами и отбивался хвостом. С удивлением я узнал в тигре величайшего учёного Империи Седьмой Плиты Конотопа Раха.

– За что вы его так? – вырвалось у меня.

Конотоп приподнял морду и ответил:

– Во-первых, – он отмахнулся лапой от санитара, который намеревался огреть его стетоскопом, – не Его Так, а Так Его, во-вторых, – он сплюнул клок ваты, которым швырнул в него ещё один санитар, – он давно помер, а в-третьих, – Конотоп отшвырнул ближайшего медика ловким ударом хвоста, – он здесь ни при чём.

– Молодой человек, – обратился ко мне отлетевший в сторону человек в халате, поднимаясь с асфальта, – вы бы лучше помогли. Видите же – больной буйный, не даёт себя транспортировать в лечебное учреждение.

– Для тигра, – возразил я, – он ведёт себя более чем корректно.

Врач посмотрел в сторону Конотопа, и внезапно глаза его округлились.

– Петрович! – выкрикнул он. – Ребята! Да он же – тигр!

Возня прекратилась. Оцепеневшие санитары выпустили Конотопа из рук, и тот тяжело шлёпнулся на проезжую часть. Конотоп взревел от боли, и люди в белых халатах бросились врассыпную, оставив на мостовой некоторые свои вещи, в том числе тот самый стетоскоп.

– Вот идиоты, – мрачно изрёк Конотоп, поднимаясь и отряхиваясь, словно вылезшая из воды собака. – Здравствуй, Володя. Давно не виделись.

– Да уж, – ответил я. – Тут год за два.

– Да тут вообще нет времени, – парировал Конотоп. – Хотя меня, признаться, достал уже этот маразм. Даже ничего изобрести нового нельзя. Только придумаешь – а оно уже не работает. Чёрт знает что. А у тебя как дела?

– Хорошо, – ответил я. – Вот гостинцы для Хьюго добыл.

– Что ещё за Хьюго? – повёл бровью Конотоп.

– Да мудрец один. Мы за ним в очереди стоим с Сам Дураком и Кентелом. Они меня за водкой послали, а я потерялся.

– Кхм, – сказал Конотоп. – Ну, давай попробуем их найти. Может, с высоты видно? Эх, жалко, потерял я свои реактивные двигатели… Ну, да это тут не важно. В маразме, Володя, мшелоимство – дважды грех, потому что все вещи здесь без толку. Кстати, что у тебя на лбу?

– Э? – не понял я.

– У тебя на лбу написано синими чернилами "Володя". Так и задумано или стереть?

– Что, правда? – удивился я.

Конотоп вздохнул, разинул пасть и шагнул в мою сторону, отчего душа моя ненадолго ушла в пятки. Впрочем, он всего лишь облизал мне лоб шершавым влажным языком, а затем протёр подушечкой лапы.

– Всё, вроде не видно. Ладно, забирайся на меня, полетим.

– А ты умеешь летать? – спросил я, вскарабкиваясь на широкую лоснящуюся спину.

– А ты убеди меня в этом! – воскликнул Конотоп.

– А, – дошло до меня. – Ну да. Это самое… Я вот в Википедии читал – тигры летать умеют.

– Кхе, – сказал Конотоп. – Ну, ничего не скажешь, убедил. Эх, молодо-зелено…

Он разбежался, подпрыгнул, тяжело взмахнул лапами и кое-как поднялся в воздух. Затем взмахнул ещё раз, и мы потихоньку заскользили над дорогой.

– Здорово, – сказал я. – И почему это люди не летают, как тигры?

– Трусы потому что, – отозвался Конотоп. – И в себя не верят. Не дёргай так шерсть, больно же.

– Извини.

Воздух обтекал меня ласково и приятно, а маленькие домики, деревья и кусты проносились внизу, словно в детском сне, и мне захотелось выплеснуть из себя это радостное ощущение. Кстати, забыл же совсем…

– Во Второй Мировой войне победила Африка! – завопил я изо всех сил, размахивая правой рукой.

Конотоп вздрогнул всем телом и чертыхнулся.

– Мать твою, Володя, ты совсем офонарел?! – выкрикнул он. – Сейчас бы я это поле внизу завалил удобрениями.

– Я нечаянно, – отмахнулся я. – Обещал просто человеку… Постой! Вон же, вон эта очередь! Спускайся. Я Сам Дурака вижу!

Конотоп сделал вираж и начал снижение.

Сам Дурак и Кентел стояли в самом начале очереди, перед входом в белый шатёр.

– Привет, Конотоп, – сказал Сам Дурак. – Рад тебя видеть.

Кентел подпрыгнул от радости, потом присел и обнял тигра за шею.

– А тебя, Володя, за смертью посылать, – посетовал Сам Дурак. – По моим ощущениям, два дня уже тут стоим.

– Ничего себе, – удивился я. – Меня, кажется, полчаса всего и не было.

Полог шатра приподнялся, и женщина, за которой мы недавно занимали очередь, вышла нам навстречу.

– Золотой человек, – сказала она, глядя в пустоту перед собой.

– Что он вам посоветовал? – спросил Сам Дурак. – Если не секрет, конечно.

– Посоветовал положить несколько картофелин себе в постель на пару дней, а только потом их сажать. Как считаете, поможет?

– Непременно, – сказал Сам Дурак, а я просто захлопал глазами, не зная, что сказать.

– Пошли уж, – поторопил меня Сам Дурак. – Нечего глазки строить. За нами вон какая очередища.

Мы гуськом вошли в шатёр. Внутри оказалось неожиданно просторно, хотя и мрачновато. На полу валялось множество разного хлама, преимущественно пустой посуды. В дальнем конце шатра стоял массивный деревянный стол, во главе которого восседал высокий человек в белой маске, сразу напомнившей мне венецианский карнавал. Его голова была наклонена вперёд, к столешнице, и он словно бы дремал. Всё его туловище было скрыто коричневатым балахоном, истёртым и изодранным в клочья.

– Знаете, что? – сказал тихо Конотоп. – Я лучше вас, людей, чую запахи, и сдаётся мне…

Я опешил, решив, что Конотоп имеет в виду, что Хьюго умер. Однако тут же эту мысль пришлось отбросить, поскольку Хьюго тихо и плавно, словно в трансе, произнёс:

– Входите. Что привело вас ко мне?

– Видите ли, – начал Сам Дурак, – нам нужно попасть на планету Эгозон. Мы надеялись, что…

Хьюго вдруг вздрогнул, словно просыпаясь, и коричневые лохмотья его балахона качнулись.

– Не может быть! – воскликнул он, и я был поражён, услышав этот голос.

А Конотоп уже бежал в сторону Хьюго, ворча:

– Да ладно тебе тормозить, старый пердун, я-то сразу тебя учуял.

Хьюго сорвал маску, и, конечно же, все мы увидели исхудавшее и усталое лицо Вам Кого.

– Вам Кого! – закричал я. – Но почему вы живы? И что всё это значит?

– А дыра-то моя на месте, – пробормотал Конотоп, обходя Вам Кого и осматривая со всех сторон.

– Ждём ваших указаний, господин Председатель! – отчеканил Сам Дурак.

– И зонтик никак не сломается! – завопил Кентел.

– Дорогие вы мои, – сказал Вам Кого, выходя из-за стола, и его губы задрожали, а из глаза потекла слеза. – Я уж и не думал, что вас увижу когда-нибудь. Нам о многом надо поговорить. Так что уходим отсюда.

Вам Кого сбросил балахон, под которым оказался его обычный белоснежный костюм, затем нацепил лохмотья и маску на мешок, набитый опилками, и усадил мешок за стол.

– Я так часто делаю, – пояснил он. – К примеру, когда надо поспать. Выйдите через вход и обойдите шатёр, я к вам присоединюсь через минуту. А потом найдём местечко, где всё обсудить.

– Глава 5. Последний самолёт на Балеарские острова

Ни один человек на свете пока ещё не смог умереть окончательно. От кого-то остались книги, от кого-то надгробный камень, а от кого-то прах, который был развеян по ветру, унесён водой и впитан корнями растений, призванных послужить пищей следующим поколениям. О многих помнят, у многих есть потомство, а некоторые просто натворили в жизни таких дел, что их и после конца света долго ещё будут разгребать. Так что смерть – это иллюзия, что и подтвердил своим потрёпанным, но воодушевлённым видом Вам Кого, уверенно ведущий нас по улице небольшого городка.