Текст книги "Космический маразм (СИ) "
Автор книги: Сергей Бушов
Жанр:
Космическая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 35 страниц)
– Давайте дальше писать лучше, – сказал Шутов.
Костик быстро сходил к себе в комнату и принёс исписанные листочки. Они уселись на Вовкину кровать и продолжили по очереди приписывать к концу рассказа по одному предложению.
– Между прочим, – сказал Шутов, на мгновение оторвавшись от листка, – я заметил одну странную вещь…
В это мгновение хлопнула дверь, и послышался голос Кирилла Кормченко:
– А Владимир здесь?
– Угу, – ответил Шурик.
Кирилл – высокий улыбающийся парень с темными волосами "ёжиком" – показался из-за шкафа и медленно, словно с трудом придумывая слова, обратился к Вовке:
– Привет. Тут вот задачу Высоков задавал… Про две гантели. Ты решил?
– Привет, – отозвался Вовка. – Там всё просто.
Кирилл присел на краешек кровати и принялся шуршать принесёнными с собой листками и тетрадями:
– Я тут начал решать, но не получается… Условие такое…
– Я помню условие, – сказал Вовка, но Кирилл словно бы не слышал и медленно, тягуче продолжал:
– Две одинаковые идеальные гантели с равной массой в каждой из вершин, расположенные параллельно, летят навстречу друг другу перпендикулярно прямым, соединяющей вершины каждой из гантелей, с равными скоростями и упруго сталкиваются таким образом, что взаимодействие происходит только с одной из вершин каждой гантели. Требуется описать дальнейшее движение гантелей. Я вот составил систему уравнений. Тут вот закон сохранения энергии, тут моменты, а тут я приводил, и все свелось к уравнению четвертой степени. Что дальше делать?
– Кхм, – сказал Вовка. – Это не нужно всё. Рассмотри столкновение вершин. Массы равные, скорости равные, столкновение упругое, сами стержни перпендикулярны направлению столкновения, значит, скорости поменяются на противоположные.
– Почему? – спросил Кирилл.
– По закону сохранения импульса.
Кирилл начал медленно записывать что-то в тетради.
– Ну, так вот, – сказал Вовка.– Дальше получается, что у каждой гантели одна вершина летит в одну сторону, другая в другую. Начнётся вращение вокруг центра. И так до тех пор, пока вершины снова не столкнутся.
– Почему? – спросил Кирилл.
– Что почему? – не понял Вовка.
– Почему они столкнутся?
– Э… Потому что окружность замкнётся.
Кирилл записал что-то ещё.
– И дальше, – продолжил Вовка,– после соударения скорость снова поменяется на противоположную, направления скоростей вершин каждой гантели совпадут, и они просто продолжат свой путь как раньше летели. Понял?
– Нет, – сказал Кирилл. – Ты слишком быстро говоришь. Я записывать не успеваю.
– Ты не записывай, – возмутился Вовка, – а соображай. Вот как они полетят, – и он тут же продемонстрировал движение гантелей с помощью двух ручек.
Кирилл смотрел на Вовку, наморщив лоб, потом собрал листки и, сказав "Я подумаю и потом ещё приду", удалился.
– Тутов! – сказал Костик.
– А?
– Что ты там начал говорить?
– О чём? А! – вспомнил Шутов, оторвавшись от мыслей о том, что и Кирилла он тоже ненавидит. – Мне тут показалось… что вроде бы мы совсем фантастический рассказ пишем, но потом что-то слегка похожее на самом деле происходит…
– О! – воскликнул Вовка шёпотом (он вообще всегда говорил тихо). – И я тоже заметил. Вот мы написали про стол, который по комнате скакал, а у нас сегодня у стола ножка сама отвалилась.
– И шо? – не понял Костик. – Вы шо, серьёзно или меня дурите?
– Ага, – сказал Шутов. – И ботинок сегодня летал, и Короленкова назвала Чебышёва Василием Иннокентьевичем…
Тут из-за стены послышался грохот и чей-то вскрик.
– Что это было? – насторожился Костик. – Пошли, посмотрим.
Они двинулись к выходу из комнаты, но им навстречу уже нёсся радостный Любер:
– Смотрите! У Ильи дыра в голове!
Влетев в двадцать пятую, они увидели Илью, который сидел на полу с окровавленной головой, валяющийся рядом матюгальник и склонившегося над Ильёй Карельцева, который спрашивал:
– Голова не кружится? Встать можешь?
– Да всё я могу, – огрызнулся Петракевич, поднимаясь с пола. – У, дура проклятая! – он пнул матюгальник ногой. – Пошли вниз, в медпункт, что ли.
Они с Карельцевым двинулись к лестнице, оставив на линолеуме несколько кровавых капелек.
– Видели? – спросил Вовка. – Дыра в голове.
– Видели, – ответил Костик. – Пошли жрать лучше. Время без десяти семь, скоро уже столовую откроют.
Через несколько минут они сидели за столом, с разной скоростью поедая довольно-таки противное овощное рагу с жареной колбасой.
– Что-то странное происходит, – сказал Костик.
– Ничего странного, – возразил Шутов. – Обычная мистика.
– А у меня теория есть, – заговорил Вовка. – Вот мы как рассказ пишем? Каждый пишет одну фразу, которую придумывает на основе того, что у него в голове и что вокруг происходит. И мир так же.
– Что "так же"? – не понял Шутов.
– Мир тоже следующее мгновение придумывает исходя из того, что вокруг, и того, что у нас в голове.
– Шо? – переспросил Костик. – Вовка, ты не перегрелся случайно?
– Нет, – ответил Вовка. – Вот смотрите. Ты, Сергей, почему написал про дырявую голову?
– Не знаю, – ответил Шутов. – Придумалось.
– Откуда придумалось?
– Не знаю, – сказал Сергей. – Откуда-то.
– И матюгальник упал по той же причине, – завершил свою мысль Вовка.
– Матюгальник упал, – сказал Костик, – потому что в двадцать пятой дверь у шкафа сломана и сильно хлопает. Илья, небось, и хлопнул себе на голову.
– Неважно, – сказал Вовка. – Так придумалось, вот и всё.
– Бред какой-то, – сказал Костик. – И пишете вы такой же бред, вот поэтому и совпадает.
– Неважно, что с чем совпадает, – сказал Вовка. – Важно, что мир строится по тому же принципу, что и наш рассказ.
– Я только сейчас понимаю, о чём мы пишем, – сказал Шутов. – Вот об этом и пишем. Там же у нас Вам Кого как раз хотел Землю безумной сделать. А она, получается, уже безумная.
– Ага, – сказал Костик, – только вы не говорите никому. А то вас сразу посадят в жёлтый домик. Пожрали? Пошли тогда. Вот шизики…
По дороге в комнату им встретился довольный Илья с перевязанной головой, напоминающий красного командира из фильмов о войне. Вернувшись в двадцать четвёртую, решили придумать главному герою имя и фамилию. Имя подобралось сразу – сошлись на Владимире. А фамилию выбирали совместно с помощью хитрой процедуры. Каждый из троих задумывал букву, потом голосовали. Если у двоих буква совпадала, выбирали её. Первый раз все трое назвали "Я", потом мнения несколько раз расходились, но, в конце концов, составилось чудное слово "Ясоний".
– Ну и фамилия, – сказал Костик. – Ещё, небось, какой-нибудь Каллистратович.
Впрочем, решили так и оставить.
Пописали ещё немного, сходили на вечерний сок, поболтали ни о чём и разбрелись спать.
На следующий день Костик немного убавил своего скепсиса по поводу Вовкиной теории о том, что они обозвали «маразмом». На одной из перемен он подошёл к Шутову и сказал:
– Что-то в этом есть. Мне со вчерашнего дня если что на глаза попадается – обязательно то про плиты, то про тигров, то про конец света. Я теперь даже писать дальше боюсь.
– "Естрементеракориндо" – это я придумал, – гордо заметил Сергей.
– Зато я про маразм придумал, – заметил оказавшийся рядом Вовка.
– А я придумал рассказ писать, забыли? – возмутился Костик.
На обеде к ним за стол подсел Карельцев.
– А что вы там всё листочки какие-то пишете? – поинтересовался он.
– Да так, – ответил Костик. – Рассказ.
– Про конец света, – вставил Шутов.
– Дадите почитать?
Обменявшись взглядами с Костиком и Вовкой, Шутов согласился:
– Дадим. Только там написано неразборчиво.
– А вы вечером прочитайте у нас в комнате, все послушаем, – предложил Карельцев.
Шутов вспомнил, что читал уже вслух свои опусы, и кивнул.
На лекции работа кипела вовсю. Листочек сновал туда-сюда со скоростью челнока в швейной машинке, и к концу дня получилось уже почти тридцать страниц.
– Пора кончать это, – сказал Костик, когда шли в общежитие с занятий. – Надоело. Да и чем дальше, тем бредовее.
– Так и должно быть, – сказал Вовка. – Маразматичность должна постоянно расти. – Он уже успел развить свою теорию, и мог сформулировать несколько постулатов о построении маразматических пространств.
Шутов тоже согласен был закончить. Ему не терпелось, чтобы главный герой сказал всё-таки "Естрементеракориндо" и уничтожил весь мир. Добравшись до комнаты, они уселись на кровать, и принялись за работу. Минут через двадцать Шутов написал последнюю фразу: "Тот я, который вошёл, вдруг прорычал нечеловеческим голосом: "ЕСТРЕМЕНТЕРАКОРИНДО!", и больше ничего никогда не было. Мир исчез".
– Вообще-то это два предложения, – заметил Костик.
– Могу запятую вместо точки поставить, – обиделся Шутов.
– Да ладно, какая уж теперь разница. Сколько времени, Вовка?
– Без пятнадцати.
– Ого! – удивился Костик. – И шо вы молчите? Места же все займут!
Они спешно поднялись и отправились в актовый зал.
Там уже было полно народу. Все стаскивали в зал стулья, желательно поближе к сцене, а столы заранее были задвинуты к дальней стене. Самые активные громоздили один стул на другой, чтобы было лучше видно, а на некоторых стульях виднелись надписи мелом или лежали предметы, обозначавшие, что стул занят. Через десять с небольшим минут должно было начаться очередное заседание киноклуба, которые на добровольных началах проводил учитель истории, а по совместительству киновед, с причудливым именем Эдуард Фридрихович Иванов, для простоты за глаза называемый Феликсом. Заседание обычно состояло из краткой лекции о фильме, режиссёре или жанре кино, а затем с помощью заезженного видеомагнитофона показывали зарубежный фильм, добытый Феликсом из одному ему известных мест. Довольно часто это оказывалась так называемая «лазерная копия», переписанная непосредственно с диска и потому отличавшаяся особенным качеством.
Не найдя свободных стульев в зале, троица маразматиков отправилась в соседнюю аудиторию, после чего вернулась назад и разместила стулья в правой части зала, возле прохода. Шутов, заметив на одном из соседних стульев надпись «McSuckOff», не преминул тут же исправить мелом S на F, хотя и первоначальный вариант был довольно сомнительным.
Усевшись на свои места, стали ждать.
– А вообще неплохо получилось, – сказал Костик. – По этому рассказу можно фильм снять. Только ты, Тутов, всё время на словесный бред переходил, который снять невозможно.
– Возможно, – возразил Шутов. – Всё от режиссёра зависит. Стиль только у нас корявый. Надо будет потом поправить.
– Вот на компьютерах набьём в машинное время, – сказал Вовка, – потом поправим.
– Фиг тебе там дадут текст набрать, – сказал Костик. – Там Короед всё время зырит, чтобы только курсовые на Паскале писали.
Тут на них все зашикали, потому что на сцене появился Феликс – величавый, в модном пиджаке песочного цвета, надетом поверх водолазки.
– Добрый вечер, – сказал он. – Сегодня я хотел показать вам последний фильм из трилогии "Звёздные войны". Он называется "Возвращение джедая". Сюжет всех трёх фильмов был придуман человеком по имени Джордж Лукас, и сегодня я расскажу вам о том, как были созданы эти фильмы.
Аудитория благодарно внимала, поскольку многие о "Звёздных войнах" слышали, как минимум из советских средств массовой информации, где фильм дружно осуждали за безвкусие и антикоммунизм, но практически никто ещё не видел. Да и рассказ был интересным – о том, как Лукас добивался того, чтобы киностудии заинтересовались проектом, о том, с какими трудностями снимали, и как все были потрясены тем, что в конце семидесятых был снят такой впечатляющий фантастический фильм.
А потом начался собственно он, фильм. Конечно, не всё было понятно, поскольку предыдущих эпизодов никто из троицы не видел. И видно было плохо из-за голов впереди сидящих, особенно учитывая, что смотреть приходилось под углом к экрану. Но всё равно впечатление оказалось незабываемое.
Когда Император был уже повержен, а звезда Смерти взорвана, отправились на ужин. За столом Костик спросил у Вовки:
– А ты это раньше видел?
– Нет, – ответил тот.
– Тогда почему ты всё время про войну в космосе пытался писать?
Вовка пожал плечами:
– Потому что интересно. Мы потому сейчас и посмотрели этот фильм, что у нас в голове накопилось много образов, связанных с космосом и войной.
– А ты шо молчишь, Тутов?
– Про Естрементеракориндо думаю, – отозвался Шутов, в задумчивости чуть не поскользнувшись на лестнице.
– А шо про него думать?
– Если всё, о чем мы пишем, может оказаться правдой, то и оно тоже. Я бы сразу сказал.
– Ну и дурак, – сказал Костик. – Больше ничего же не было бы.
– Вот этого-то я и хочу.
– Шизики вы, – грустно подвёл итог Костик, и они отправились в общежитие.
Шутов притормозил на пороге двадцать пятой от неожиданности. В комнате находились несколько лишних человек, в том числе три девушки – симпатичная кореянка Марина Ченг, задумчивая худенькая Татьяна Крестенко и, само собой, Наталья Владыкина, которая не преминула пояснить:
– А нам сказали то, что ты будешь рассказ читать про конец света.
Шутов мысленно перечислил тех, кого он ненавидит, включая всех на свете женщин, и только потом подтвердил:
– Буду.
Он сел в позе лотоса на стол, положил на колени коричневую папку из кожзаменителя, раскрыл её и достал пачку разнокалиберных листочков – в клеточку, в линейку, двойных и одинарных, оторванных аккуратно и криво, но одинаково покрытых мелкими рукописными строками. Потом оглядел собравшихся, ещё раз подумал, что всех ненавидит, и начал читать с бубнящей интонацией и металлическим голосом: "Космический маразм. Глава 0. Зарождение. Я достал из почтового ящика конверт и увидел, что на нём нет обратного адреса…"
Время шло быстро, горло скоро пересохло, а листочки всё не кончались. Шутов читал, стараясь не обращать внимания на смешки, которые вызывали шутки в тексте, и комментарии слушателей.
" – Обознались маленько,– вздохнул Вам Кого.
– Но как же галактические законы?– воскликнул я.
– Во время войны всё возможно, – ответил Так Его".
Шутов поймал себя на мысли, что он впервые читает этот текст целиком, от начала до конца, и только сейчас осознаёт его смысл, только сейчас впервые по-настоящему представляет себе героев, и впервые чувствует их настолько реальными.
"Тот я, который вошёл, вдруг прорычал нечеловеческим голосом: "ЕСТРЕМЕНТЕРАКОРИНДО!", и больше ничего никогда не было. Мир исчез", – закончил Шутов, и от произнесённого слова "Естрементеракориндо" ему вдруг стало не по себе. Он закрыл папку и поднял глаза на слушателей.
– Круто! – сказал Карельцев. – Если вы это приведёте в нормальный вид, обещаю помочь в публикации.
– А я вот не понял, – заявил Кирилл. – Это им всё снилось, что ли?
– Хе! – сказал Фикс. – Я всегда подозревал, что Вовочка – старый маразматик. – Он схватил большую зелёную палку из пластмассы, махнул ей в воздухе и вышел в коридор.
– Ладно, – сказала Татьяна, – спасибо. Мы уже пойдём. Интересно было.
Все потихоньку разбрелись, Шутов убрал папку в сумку и начал разбирать постель.
– А продолжение будет? – спросил вдруг Максаков.
– Не знаю, – рассеянно ответил Шутов, раздеваясь. – Может быть.
Хотя сам уже подозревал, что не будет, только ещё не знал, почему. Сон навалился почти моментально, и в нем мелькали кадры из "Звёздных войн", тигры, розовые шарики, карманные переносные телефоны и ещё какие-то смутные картинки, смысла которых Шутов не понимал. Потом вдруг сон кончился, и Сергей, открыв глаза, увидел, что за окном уже утро. Судя по тому, как ярко светило Солнце, подъем уже должен был давно состояться, но Шутов его не слышал. Приподнявшись в кровати, он увидел, что все ещё спят. Нащупал очки на полке шкафа, надел. Посмотрел на часы и вздрогнул. Они показывали 13:42. Шутов встал, натянул штаны, надел тапочки и вышел в коридор. Там было темно и тихо, только где-то вдали капала вода. Шутов ткнулся в дверь двадцать четвёртой. За ней царила непроницаемая ночь. Он нахмурился и отправился в двадцать шестую, но навстречу ему уже выходил взлохмаченный Костик.
– А у тебя сколько времени? – спросил он с ходу.
– У меня без пятнадцати два, – ответил Шутов.
– А у меня семь вечера, – констатировал Костик. – Пошли Вовку будить.
Прокрались по тёмной двадцать четвёртой к Вовкиной кровати. Вовка лежал на спине и тихо сопел. Костик дёрнул его за руку. Вовка открыл глаза и, вглядываясь во мрак, прошептал:
– Вы чего?
– Одевайся, дело есть.
– Ночь же. Что-то случилось?
– Увидишь. Мы снаружи подождём.
Через пару минут Вовка в своём полосатом свитере присоединился к ним в коридоре.
– Ну что, дописались? – спросил Костик.
– Не понял? – промямлил Вовка, зевнув.
Костик приоткрыл дверь двадцать пятой и продемонстрировал яркий солнечный свет:
– И в умывальнике то же, я проверял. И ещё там вода льётся из крана вверх.
Вовка поглядел на Костика, потом на Шутова, пытаясь понять, не дурят ли его.
– Значит, началось, – сказал он. – Пошли вниз, осмотримся.
– Сейчас, – сказал Шутов.– Переобуюсь.
Он зашёл в комнату, надел кроссовки и взял с собой сумку.
Они спустились на первый этаж и прошли в учебный корпус. В холле было пусто. Только стол дежурного учителя, покачиваясь, парил в воздухе на высоте сантиметров сорока от пола.
– Вот интересно, – пробормотал Вовка, – это потому, что гравитационное поле неоднородное, или плотность стола примерно равна плотности воздуха?
– А какая разница? – спросил Костик.
Вовка пожал плечами, и они вышли на улицу. Яркое летнее солнце заливало огромный пустырь, посреди которого стоял интернат.
– Опять же непонятно, – прокомментировал Вовка. – То ли здание переместилось, то ли местность поменялась вокруг.
– Ты лучше скажи, что делать будем, – проворчал Костик.
Вовка промолчал.
Внезапно земля пришла в движение. Кусты поехали в сторону, пятиэтажки, видневшиеся вдали, стали приближаться, а из-за угла интерната послышался механический гул. Через мгновение оттуда показались старые грузовые машины, покрытые пятнистым брезентом, и пара танков причудливого вида.
– "Тигры", кажись, – сказал Вовка.
– Может, спрячемся? – предложил Шутов.
Однако в тот же миг в небе возникла яркая точка, которая моментально выросла в размерах, превратившись в огромную металлическую глыбу, рухнувшую прямо на колонну фашистской техники. То, что осталось от корабля, разлетелось в обломки, которые просвистели мимо ошалевшей троицы, чудом не причинив им никакого вреда.
– Тутов! – крикнул Костик. – Ты там не обделался?
– Нет, – ответил Шутов, но при этом словно бы не слышал Костика, а думал о чем-то своём.
Из обломков корабля выбралась рослая человеческая фигура в блестящем скафандре. Человек, держащий в руке небольшой лёгкий меч, прошёл мимо них, не обращая внимания.
Вовка двинулся к обломкам, осматривая всё, что было разбросано вокруг.
– Что там? – спросил Костик.
– Да так, интересно, – сказал Вовка. – Инопланетная техника. Смотри – бластер. Это винтовка какая-то. А вот это вообще не знаю, что такое, – он кивнул на крупный предмет – видимо, тоже оружие – который представлял собой две цилиндрические ёмкости, расширяющееся сопло и пластиковый приклад.
– Может, всех остальных разбудить? – спросил Костик.
– Зачем? – не понял Вовка.
На этот раз была очередь Костика пожать плечами.
– А куда Тутов делся? Тут же вроде был.
Они осмотрелись. Шутов через минуту появился из-за кустов, неся в руках белый пакет, напоминающий бандероль. Проезжающая мимо пятиэтажка как раз повернулась к нему торцом, на котором висел почтовый ящик. Шутов с усилием пихнул пакет в щель и довольно усмехнулся.
– Ты шо это послал? – спросил Костик. – Кому?
– Рассказ наш, – ответил Шутов.– Ясонию, на Землю.
– На Землю? – переспросил Костик. – А мы, по-твоему, где?
– Точнее я его адреса не знаю, – ответил Шутов. – А это что? – он показал рукой на кучку, которую рассматривал Вовка.
– Фиг знает, – ответил Костик. – Оружие какое-то.
Шутов направился к куче, схватил самую большую пушку и приложил к плечу, целясь в сторону интерната.
– Ты что делаешь? – спросил Костик.
– То, о чём всегда мечтал, – ответил Шутов, нажимая спусковой крючок.
Из сопла вылетела струя ярко-красной жидкости, напоминающей томатный сок. Часть долетела до интерната, заляпав ближайшую стену, остальное протянулось узкой дорожкой к месту, где стоял Шутов.
– Это ещё что за дрянь? – возмутился он. – Я думал, это огнемёт…
В тот же миг красное вещество взорвалось с ослепительными искристыми вспышками, и всё пространство, где только что стоял интернат и несчастная троица, заполнилось бушующим пламенем. Впрочем, очень скоро оно утихло, и потихоньку рассеялся дым.
Если бы у этого зрелища был наблюдатель, он увидел бы грудой сваленные обломки здания, на которые оседал пепел, обгоревшие останки троих человек и уезжающую прочь пятиэтажку.
Какой вывод он смог бы сделать из этой картины, неизвестно, да и не очень хочется знать.
– Глава 2. Кузбассы и другие.
Что такое время? Раньше я об этом не задумывался. Видимо, потому, что считал ответ очевидным. Теперь я уже не уверен. Люди привыкли знать, что одно событие повлекло за собой другое, и автоматически делают вывод, что первое произошло раньше. Мозг сам выстраивает цепочку образов вдоль несуществующей прямой, и именно так появляется время. На самом-то деле не всегда ясно, что является следствием, а что причиной. Родился человек умным и поэтому изобрёл вечный двигатель, или он для того родился умным, чтобы его изобрести? И если он не сможет ничего изобрести, то прошлое поменяется, и его коэффициент интеллекта резко упадёт? Я думаю, что это вполне возможно. В маразме часто бывает, что А повлекло Б, Б повлекло В, а В – снова А. И никуда от этого не денешься, и вдоль привычной временной прямой не расположишь. В конце концов, и эта прямая, чем бы она на самом деле ни являлась, тоже меняется каждое мгновение, выстраиваясь заново, и куда она повернётся через секунду, никто не знает, точно так же, как и то, что есть эта самая секунда.
Учёные свалили всё в одну кучу, объявив время четвертой координатой в нашей Вселенной. Но это такое же искусственное объединение, как называть напитками одновременно водку и кисель. Что-то общее есть, несомненно, но суть разная.
Когда я очнулся, то первой моей мыслью было: "Где я?". Потом "Сколько времени прошло после конца света?". А потом, осознав, что после конца света я бы обо всём этом думать не смог, я как раз и стал думать о том, в какую сторону сейчас течёт время.
Впрочем, простое объяснение случившемуся, как и всегда, нашлось. Я лежал среди обломков здания, засыпанный щепками и пеплом. Голова гудела, правый висок был горячим, а потрогав его пальцами, я увидел кровь. Кроме того, в паре метров от меня лежала окровавленная лопата. По этим обрывкам можно было легко восстановить картину происшедшего, но я не стал этого делать, поскольку картина оказалась бы такой же ложной, как и весь свихнувшийся мир вокруг меня.
С усилием выбравшись из-под обломков деревянного стола и отряхнувшись, я спустился с кучи бетонных глыб, оставшихся от интерната, и заметил на земле маленький пистолетик – мой флистер. Я обрадовался ему, словно старому знакомому, и, подняв, повесил на пояс. Это придало мне немного уверенности, так что я решил осмотреться.
Несмотря на то, что местность вокруг выглядела несколько причудливо, я всё же узнал стоящий невдалеке свой собственный дом.
– Так, – произнёс я вслух сам себе, поскольку собеседников у меня не было. – Надо составить план. Первое – добраться до дома и прийти в себя. Второе – найти Конотопа, Сам Дурака или ещё кого-нибудь, кто мне может помочь попасть на Эгозон. Третье – найти Семнадцатую Плиту. Четвёртое – ликвидировать маразм. Всё просто.
И я зашагал в сторону своей родной пятиэтажки. Идти было легко. Грунтовая тропинка была утоптанной, чистенькой и приятно пружинила под ногами. Кустики по обе стороны от неё двигались мимо меня, приветливо помахивая листочками. Над головой висело синее небо, на котором кое-где виднелись уютные кудрявые облака. Идиллия, да и только. Если не считать того, что мой дом никак не хотел ко мне приближаться.
– Ну да, – пробормотал я. – Это же я себе цель наметил. И вероятность, что я её достигну, очень мала. Ну, тогда не пойду я домой. Буду просто гулять.
И свернул с тропинки в сторону, в кусты. Сначала брёл по зарослям, потом выбрался на асфальт, по которому колесили разные повозки – кареты, колесницы, запряжённые лошадьми, верблюдами и слонами, автомобили нашего времени, прошлого и даже, кажется, будущего, велосипеды, мотоциклы, повозки рикш…
Я пошёл по тротуару в случайную сторону, разглядывая вывески на зданиях. Салон красоты "Больные черви", супермаркет "Скажите на милость", туристическое агентство "Барахло-5"…
– Привет, – послышалось рядом.
Я вздрогнул, в первый миг подумав, что в маразме у меня знакомых не было. Но обернулся и увидел рядом улыбающегося Фёдора.
– Привет, – сказал я, обрадовавшись. – А ты здесь какими судьбами?
– Заходил вот в букинист, – ответил он, кивнув на аляповатую вывеску со словами "Ну и шо?" – Искал неизвестные сочинения Фомы Аквинского. Но о них никто не знает, потому что они неизвестные. Не нашёл.
– И как же ты теперь тут живёшь? – поинтересовался я.
Фёдор нахмурил брови:
– Смотря что ты имеешь в виду под словами «тут» и «теперь». В Москве я давно живу, и за пару дней, что мы не виделись, в моей жизни ничего существенного не изменилось, не считая, конечно, постоянного повышения эрудиции…
– Э… – только и смог произнести я. – А тебе ничто в последнее время не кажется странным?
– Где? – не понял Фёдор.
– Вокруг, – уточнил я.
– Да нет. Ты о чем?
Я попытался сформулировать.
– Ну вот… Скажем, эта повозка тут со слоном… Или машины старинные… Или вот эта из будущего…
Фёдор посмотрел на меня недоумевающе, словно пытался понять, не шучу ли я.
– Повозка со слоном, – пояснил он, – это реклама вон того ресторана, "Восточный аромат". Она тут целыми днями катается. В старинных машинах вообще ничего странного не вижу, есть же любители-коллекционеры. А эта, как ты говоришь, "из будущего" – всего-навсего новая "Чери". Необычный дизайн, конечно, но ничего удивительного.
– Хм! – возмутился я. – А вот ты из магазина вышел. Тебе не кажется странным, что он называется "Ну и шо?"
– Нет, – ответил Фёдор. – Хорошее название, оригинальное. Вот живёт человек, занимается своими делами, а потом вдруг приходит ему в голову вопрос "Ну и шо?", и он задумывается о смысле жизни. И идёт в книжный магазин искать ответ. Ну и, кроме того, я, как постоянный покупатель, знаю, что название образовано от первых букв фамилий владельцев: Нургалиев, Урманис, Исак, Шендерович, Ойстрах.
– Э-э… Тот самый Шендерович? – уточнил я.
– Да нет, другой, – ответил Фёдор, ожидая продолжения вопросов с моей стороны.
– Ну, хорошо, – я потёр лоб. – Всё можно объяснить, я понимаю. Но неужели тебе не кажется, что всё происходящее вокруг как-то связано с тем, что творится у тебя в голове?
– Кажется, – усмехнулся Фёдор. – Я всегда был сторонником субъективного идеализма, при этом стараясь не впасть в солипсизм.
– Да ты не понимаешь! – чуть не закричал я. – Это же всё не в книжках! Это на самом деле!
– Да понимаю я всё, – спокойно сказал Фёдор. – Об этом кто только не писал. И Декарт, и Платон, и Гегель, не говоря уж о Беркли. Беркли считал, что предметы существуют только потому, что мы их воспринимаем, а Гегель – что в начале были идеи, которые породили мир, а потом и самого Гегеля. Ты же что-то в этом роде имеешь в виду?
– Э… – только и вымолвил я.
Мой взор ещё раз проскользил по площади, пытаясь найти что-то, чему Фёдор не сможет придумать правдоподобного объяснения, но не нашёл.
– Ну, ладно, – сказал я горестно. – Наверно, ты прав. Я мало что в философии понимаю.
– Никогда не поздно начать, – снисходительным тоном произнёс Фёдор. – Почитай, к примеру, Мамардашвили. Очень интересно.
– Обязательно, – сказал я. – Пока.
– Удачи.
И я пошёл дальше, совершенно сбитый с толку. Вокруг перемещались люди – в целом, обыкновенные. Да, кто-то был странно одет, кто-то нёс причудливые предметы, а некоторые и вовсе летели, но кого сейчас этим удивишь? Скорее всего, Фёдор был прав, и вся эта ерунда с маразмом мне просто привиделась…
Нет, как же? А Вам Кого, а Сам Дурак, а Конотоп? Не выдумал же я их! То есть, в некотором смысле, конечно, выдумал, но они же существуют в реальности! Впрочем, не очень теперь понятно, что такое реальность.
Повинуясь внезапному импульсу, я метнулся к идущей навстречу женщине в красном металлическом костюме:
– Простите, – спросил я, – а вы не видели здесь говорящего тигра?
– Молодой человек, – покачала она головой, отчего серёжки в её ушах заморгали фиолетовым цветом, – ну что же вы дурака валяете? Говорящих тигров не бывает!
– Ну, это я и без вас знаю, что не бывает, – насупился я. – Но мне он нужен.
– Удачи в поисках, – сказала дама и растворилась в воздухе.
Я вздохнул и побрёл в сторону площади, где толпился разношёрстный народ, видимо, ожидающий какого-то зрелища. Насколько помню, как раз в тот момент я начал размышлять о том, что же всё-таки произошло, когда я произнёс "Естрементеракориндо". То есть, понятно, что меня ударили по голове лопатой, и что, скорее всего, это был Свази, если, конечно, он остался жив. С другой стороны, в маразме вообще, как говорят, трудно окончательно умереть, но… Так. О чём я думал? А, ну да. Почему пароль-то не сработал? Почему конец света не наступил?
Этому могло быть множество объяснений. Во-первых, в маразме результаты наших действий совсем не такие, какими мы их себе представляем, и ожидать, что пароль, который в нормальных условиях приводит к концу света, приведёт именно к нему, не приходится. Во-вторых, меня через мгновение ударили по голове, и, возможно, это повлияло на то, что я делал за секунду до этого. Может, я вообще это слово не произносил. То есть я, конечно, помню, что произносил, но и помнить я могу совсем не то, что было на самом деле, поскольку нахожусь в маразме. В-третьих, может быть, конец света и наступил, просто я не почувствовал разницы.
– Господа граждане присутствующие! – разнеслось над площадью, и я, вздрогнув, отвлёкся от размышлений. Толпа собралась вокруг деревянного помоста, накрытого лохматым красным ковром, на котором стоял худощавый человек в костюме европейского дворянина века семнадцатого. Именно ему и принадлежал зычный голос.
– Нас сегодня почтил своим присутствием, – продолжал глашатай, – глубокоуважаемый и неповторимый царь Мельхиседек, упокой Господи его душу. Поприветствуем! – тут он ловко спрыгнул с помоста и скрылся в толпе.
А на ковёр въехала на золочёной инвалидной коляске туша очень толстого человека в разноцветной шёлковой одежде, с бородкой, усами и в чалме. Рядом с ним семенила маленькая уродливая девочка, держащая в руке синего плюшевого паучка. Возле девочки также шёл, стараясь держаться чуть сзади, рослый полуголый мужчина, который нёс круглый поднос с кучкой небольших булыжников.