Текст книги "Опасная бритва Оккама"

Автор книги: Сергей Переслегин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 35 страниц)

ВОЙНА НА МОЕМ СТОЛЕ

Сегодня вечером начнется Первая Мировая война. Вооруженные столкновения охватят 12 квадратных метров: площадь комнаты, где на полу разложены карты, а на столе – справочники и CD-диски с тактико-техническими данными. Война будет очень реальной: почти физически будет ощущаться напряжение противостояния великих сражающихся империй. Диктофон зафиксирует вдохновляющие дискурсы, компьютер запишет для последующего анализа судьбоносные решения. Прозрения и ошибки, вдохновение и усталость, деятельность и рефлексия станут достоянием истории. Правда, альтернативной истории. А в Текущей Реальности три девушки в возрасте от 14 до 17 лет пройдут интеллектуальный тренинг по искусству государственного управления в условиях системного кризиса.

Целевая функция войны

Война (как и революция, которая по своей сути тоже война, только направленная на более близкого и более опасного противника) есть концентрированное выражение Истории, одно из основных Представлений прогресса. Именно поэтому, « кто не понимает до конца всего вреда от войны, не может понять до конца и всю выгоду от войны»321, и наоборот.

321 Здесь и далее курсивом даны цитаты из Сунь-цзы.

Война есть прежде всего информационная, а уж затем материальная деятельность. Деятельность повсеместная и очень древняя: следы войны обнаруживаются в любых человеческих культурах, где есть принципиальная возможность их регистрации. Функция войны естественно прописывается в формализме социосистемы.

Подобно тому как жизнь существует и изначально существовала в форме замкнутых экосистем, разум с момента своего зарождения принимает форму социосисстемы. Возникновение такой формы организованности требует разового преодоления очень высокого потенциального барьера, но уже появившаяся социосистема устойчива, и человек, рожденный в ней, обречен на социальное существование. Для «полуденного хищника»322, которым является Homo, такое существование само по себе оказывается стрессовым фактором. Нормальной реакцией хищника на стресс является агрессия, но проявить ее внутри устойчивой социосистемы индивид не может. И возникает война – социально допустимый канал реализации эгоистических устремлений. Война носит «карнавальный» характер, все, что запрещается в обыденной жизни, на войне не только разрешается, но и поощряется.

322 Первобытный человек с его гладкой кожей, пронизанной потовыми железами, был активен круглые сутки, в связи с чем занимал пустовавшую экологическую нишу «полуденного хищника».

Таким образом, война есть плата биологического вида Homo sapiens за свое существование в форме социосистемы, за эффект социальности. И плата недорогая, что можно заметить, сравнивая, сколько на Земле людей и сколько биологически близких к ним крупных обезьян. Войны народов, классов, конфессий, иных социальных групп заменяют в человеческом существовании борьбу всех против всех в биологических сообществах. Тогда в определенном смысле можно согласиться с Дж. Оруэллом: война это мир и мир это война. Заметим, что снижение угрозы глобального противостояния в период 1986-2000 гг. привело к росту региональных войн и локальных конфликтов, а также уличной преступности и бытового насилия.

Война тысячелетиями является спутником человека, но нет оснований считать, что так будет продолжаться «из вечности в вечность». В своем развитии социосистема найдет иные способы сублимации индивидуальной агрессии (искусство, спортивные и ролевые игры, виртуальные войны и т.п.). Мы способны представить и описать такую стадию эволюции разума, но пока не в силах ее реализовать. XX век был эпохой тоталитарных войн. XXI век начался грандиозным актом террористической войны «Юг» против «Запада». За сим последовали войны в Афганистане, Ираке, Чечне. Сейчас человечество на волосок от крупных вооруженных конфликтов в Осетии, Абхазии, Приднестровье, Израиле, возможно, и в Иране. И, поскольку все сценарные модели указывают, что международная напряженность вокруг «горячих точек» будет нарастать, достигая первого пика к 2008-2010 годам, а следующего – к началу третьего десятилетия, приходится считаться с тем, что масштаб военных действий также будет увеличиваться.

Содержание войны

Определим «войну» как любой конфликт, при котором выживание противника не рассматривается в качестве необходимого граничного условия. Под такое определение попадают и столкновения между государствами, и коммунальные разборки, и даже семейные неурядицы. Если война – оборотная сторона «эффекта социальности», не приходится удивляться тому, что каждый из нас сталкивается с ней постоянно и повсеместно.

Следовательно, элементарные представления о военной науке, военном искусстве и военной эзотерике должны быть достоянием каждого грамотного человека. В действительности современное образование в лучшем случае готовит из школьника солдата, обученного нескольким элементарным приемам. Хочется сказать, что высшую стратегию элиты приберегают для себя, но, увы, это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Единая система военного обучения в современных демократических государствах просто отсутствует, и воззрения большинства граждан на проблемы антагонистических конфликтов находятся на пещерном уровне. Дело несколько улучшают интеллектуальные тренинги, организационно-деятельностные, ролевые, штабные игры, но практика их проведения не является ни повсеместной, ни массовой.

Отсутствие у населения военных знаний превращает войну в нечто сакральное либо, напротив, демоническое. Поэтому массы и элиты, властители дум и СМИ относятся к войне слишком серьезно. Конечно, « война – это великое дело для государства, это почва жизни и смерти, это путь существования и гибели», но нельзя забывать, что война является сугубо вспомогательной, «карнавальной» стороной функционирования социосистемы. Мирное развитие – для нации, конфессии, семьи или отдельного человека – настолько же важнее и сложнее военного противостояния, насколько жизнь интереснее и значительнее театра.

Но опять-таки невозможно овладеть искусством сценирования мирной жизни, плохо разбираясь в логике войны.

Теория жестких антагонистических конфликтов довольно проста.

Целью войны является мир, который лучше довоенного хотя бы только с вашей личной точки зрения. Это определение, принадлежащее Б. Лиддел Гарту, может быть расширено: целью войны является расширение пространства решений победившей стороны. Иными словами, войны ведутся, прежде всего, за свободу (в частности, за свободу действий), то есть за потенциальные возможности, и лишь во вторую очередь за материальные блага.

Содержанием войны является целенаправленное преобразование заданной начальной ситуации в ту конечную, в которой цель войны оказывается реализованной. Алгоритм этого преобразования называется планом войны.

Война разбивается на последовательность операций, которые, в свою очередь, дробятся на ряд боев. Соответственно, в теории войны выделяют тактику – умение выигрывать бой, оперативное искусство, в рамках которого подготавливаются и проводятся операции, и стратегию.

В своем первоначальном древнегреческом значении термин «стратегия» означал умение правильно рассчитывать и рационально организовывать движение войск. Позднее под «стратегией» начали понимать искусство выигрывать войну.

В современной теории стратегия – это умение менять масштаб управления323. А также – искусство добиваться поставленной цели, имея заведомо недостаточные для этого ресурсы. Последнее суждение заключает в себе сущность военного управления и логику войны как антагонистического конфликта, поддерживающего развитие социосистемы.

323 Щедровицкий П. Роль методологического мышления в становлении современных «сквозных» («пронизывающих») компетенций и капитализации человеческих ресурсов / / Выступление на конференции по развитию. Красноярск, 27.04.2003.

В войне вашими противниками являются люди: носители разума, способные превратить в ресурс любую материальную или информационную сущность. Поэтому никакие ресурсы, сосредоточенные вами для ведения военных действий, не могут быть адекватными. Очень редко они оказываются избыточными (и это всегда грубый промах планирующей инстанции, заслуживающий щедринского «чижика съел»). Практически всегда ресурсы недостаточны. Именно поэтому стратегия является искусством в гораздо большей степени, нежели наукой.

Три основных принципа стратегии известны со времен Сунь-цзы324:

• Стратег должен стремиться к минимизации затраченных им ресурсов, но не к максимизации ресурсов, потерянных противником (принцип наименьшего действия)

• Движение к цели должно осуществляться в пространстве, не контролируемом противником (принцип непрямых действий)

• При правильных действиях сторон равные позиции преобразуются в равные (принцип тождественности), следовательно, для того, чтобы выиграть, приходится прибегать к действиям, заведомо неправильным

324 Сунь-цзы, У-цзы. Трактаты о военном искусстве. СПб.: Terra Fantastica; М. ACT, 2002.

В известной мере, стратегия – это искусство добиваться оптимального результата ошибочными действиями.

Тактику, оперативное искусство и стратегию можно рассматривать как последовательные ступени военной «лестницы». В XX столетии лестница была значительно расширена «вверх». Англо-американская военная наука ввела в рассмотрение большую стратегию или искусство выиграть мир. Чжоу Эньлай, обратив известную формулу Клаузевица325, добавил ступеньку политики или, вернее, геополитики. Опыт двух первых мировых войн пал понимание значения экономического превосходства326. Третья Мировая («холодная») война, в которой блестяще победили Соединенные Штаты Америки, выстроила верхнюю ступень «лестницы»: военную психологию, искусство создавать и поддерживать социальную связность. Наконец, на границе тысячелетий возникла «большая тактика» (искусство навязать бой армии и населению противника). Мастером этого раздела военного искусства принято считать Усаму бен Ладена, хотя крайне сомнительно, что указанный арабский террорист имел какое-то отношение к 11 сентября 2001 года.

325 Как уже упоминалось, К. Клаузевиц указал, что война есть продолжение политики иными, а именно насильственными средствами. Чжоу Эньлай, в свою очередь, заметил, что политика есть продолжение войны – ненасильственными средствами.

326 С точки зрения военной науки политика есть искусство сохранять выгодное мировое равновесие. Экономика – искусство поддерживать жизнедеятельность народа во время войны и во время мира.

Как правило, верхние «ступени» лестницы господствуют над нижними (то есть правильная стратегия позволяет исправлять тактические ошибки, а высокая социальная связность более значима, нежели военное поражение), но «козыри» верхних ступеней разыгрываются гораздо медленнее, и до того момента, когда они начнут действовать в полную силу, можно просто не дожить. Как, например, не дожили Афины до осуществления стратегического плана Перикла.

Всякий военный кризис означает, что интересы различных ступеней стратегической «лестницы» не совпадают. План войны теряет масштабную инвариантность, а вместе с ней целостность и жизненность. Собственно, для невоенных кризисов также характерно разрушение масштабной инвариантности. Вообще, как говорил великий британский политик У. Гладстон, «все кризисы одинаковы».

Как правило, победить в войне нетрудно. Нужно лишь иметь в виду, что ее карнавальный характер подразумевает включение вашего триумфа в вечный сюжет «беличьего колеса». Иными словами, с неизбежностью «...победы сменяются разгромами, рушатся высокие башни, горят горделивые замки, и пламя взлетает в небеса...»327. Речь, однако, не идет о «дурной бесконечности». Война – Представление оператора развития: со временем меняется и ее характер, и характер мирной жизни структура самой социосистемы, порождающей войну для того, чтобы охранять мир.

Поэтому воевать можно хорошо и плохо, способствуя развитию общества или препятствуя ему. Можно воевать разрушая, можно воевать созидая, и человеческая история полна примерами и тех, и других войн.

327 Толкин Дж. Р. Р. Полная история Средиземья. СПб.: Terra Fantastica; М.: ACT, 2003.

Рефлексия войны

Этика войны не отличается от любой этики, претендующей на общечеловеческий характер. Смешно учить через две тысячи лет после Христа, что нехорошо расстреливать заложников или разрушать неприятельские города. Странно через две с половиной тысячи лет после Сунь-цзы объяснять, что, поскольку « война любит победу и не любит продолжительности», быстро проиграть антагонистический конфликт зачастую полезнее, чем медленно и мучительно его выигрывать. Но чтобы принять последнее, надо научиться рассматривать войну через призму карнавальности, то есть не вполне серьезно относиться к ней и ее итогам. Да, на войне погибают люди. В том числе – мирные жители, никакого отношения не имеющие ни к войне, ни к управлению социосистемами, ни даже к развитию. Да, война есть неприкрытое, разрешенное и предписываемое насилие, в этом содержание данного социального института. Однако, как правильно отмечал еще Воланд, человек смертен и, более того, внезапно смертен. Понимание этого обстоятельства не должно лишать нас чувства юмора.

Вы можете вспомнить, когда закончилась Тридцатилетняя война и каковы были ее итоги? Каких территорий лишилась Германия по Версальскому договору? В чем содержание Вашингтонских военно-морских соглашений? Кто выиграл битву при Сольферино? Сервантес потерял руку в бою при Лепанто, чем закончилась эта битва328? Если вы можете ответить на эти вопросы, ваша осведомленность в военной истории много выше среднестатистической. Если эти войны и сражения до сих вызывают у вас сильные эмоции (грубо говоря, вам не все равно, кто одержал победу, кто потерпел поражение и в чьих руках остается «устье Тары»), вы, скорее всего, знакомы с одной из техник активизации исторического сопереживания.

328 Последний вопрос принадлежит Г. С. Альтшуллеру, создателю Теории решения изобретательских задач (ТРИЗа), автору целого ряда фантастических рассказов.

Как правило, люди помнят только последнюю войну, а судьбоносной считают назревающую, но еще не наступившую. И только к этим двум войнам они относятся с леденящей душу серьезностью. А к остальным никак не относятся. Забывают. И потому шаг за шагом и век за веком повторяют одни и те же ошибки.

Стратегия чуда

Война на моем столе столь же реальна, как и война на экране моего телевизора. А для игроков даже более реальна: ведь они ее участники, а не зрители. Причем привилегированные участники. Лица, принимающие решения.

Им, игрокам, предоставляется возможность сначала повторить все промахи, которые имели место в Текущей Реальности, а затем сделать свои собственные ошибки, чтобы, накопив опыт и инсталлировав собственные уникальные техники, научиться не ошибаться. И, следовательно, обрести умение решать любые стратегические задачи в любых условиях и с любыми начальными данными. Выигрывать за Максимилиана фон Шпее бой у Фолкленских островов. Сводить к неопределенному миру Тихоокеанскую войну 1941-1945 гг. Водружать не позднее середины 1915 года русское знамя над Константинополем. Военное искусство все это позволяет: оно ведь сродни театру и имеет значительную трансцендентную составляющую.

Будем называть «чудом» всякое боевое столкновение, исход которого столь сильно отличается от нормального, что это не может быть объяснено с точки зрения статистической модели. Чудо свидетельствует, что виртуальные факторы оказались весомее реальных, субъективные значимее объективных. Как правило, оно означает также, что одна из сторон овладела искусством безошибочных действий и научилась управлять вероятностями событий.

Военная история повторяет общечеловеческую историю. Время тоталитарных войн с их миллионными армиями, миллионными жертвами и элементарными «одноходовыми» ошибками прошло и более не вернется. В наступающей эпохе постиндустриализма устойчивость социосистемы (и вместе с тем интересы частных систем: государств, конфессий, транснациональных корпораций и т.п.) будут обеспечивать совсем другие войны, изначально построенные на «стратегии чуда» и тактике безошибочных действий.

Речь идет о террористических АТ-войнах.

Войны XXI века

Группа, которую не нужно сохранять после совершения террористического акта, практически неуловима. Ни Соединенные Штаты Америки с их двенадцатью атомными авианосцами, ни Советский Союз эпохи Сталина, ни современный Китай, ни Израиль не в состоянии перехватить подобную группу раньше, чем она нанесет удар. И уж тем более не сможет сделать это сегодняшняя Россия.

Это означает, что война, как социосистемное явление, неминуемо придет в каждый дом, а события «Норд-Оста» станут одним из обычных страховых рисков. И к этому придется отнестись как к данности. Не только аристократия платит налог кровью. Демократическое большинство – тоже.

Лиц, готовых на смерть за свои убеждения или за то, что их приучили называть своими убеждениями, в мире довольно много. Широкое использование фанатиков затрудняет лишь их полная неуправляемость. Не случайно ассасины горного старца были «штучной работой» и воспитывались в абсолютной преданности повелителю. В противном случае они были бы опасны прежде всего для своих «работодателей».

Препятствует массовому террору и то обстоятельство, что потенциальные самоубийцы за редким исключением – никуда не годный человеческий материал, не способный ни вести переговоры, ни создать сколько-нибудь сложный план, ни творчески претворить его в жизнь. В своем абсолютном большинстве – это роботы, способные выполнять простейшие команды. Ни на что иное они не претендуют, да и дорого готовить интеллектуалов из заведомых «агентов смерти».

Однако современная «фабрика мысли» способна создать алгоритм, раскладывающий сложнейший террористический акт вроде уничтожения ВТЦ на простейшие команды. Достаточно опытный военный штаб в состоянии управлять террористами в реальном масштабе времени, координируя действия разнородных групп и поддерживая «рамку» единого плана. Наконец, «совершенный стратег», овладевший техникой управления вероятностями, может подчинить себе любых фанатиков, гарантировать их управляемость. Вырисовывается облик «войны будущего» (довольно близкого): террористические группы, действующие в глубоком тылу противника и направляемые интеллектуалами-аналитиками, высшими транспрофессионалами, объединенными в «фабрики мысли».

Такой АТ-стратегии, вновь, как в глубокой древности низводящей войну с уровня государства на уровень отдельного гражданина, смогут противостоять только такие же АТ-группы.

Либо – общество, все граждане которого обучены искусству войны и способны воспринять ее рефлективно.

АНАЛИТИЧЕСКОЕ ПОСЛЕСЛОВИЕ К ТРАГЕДИИ В БЕСЛАНЕ

1

В далеком 1996 году я опубликовал работу «Геополитическое положение Европы»329, в которой предсказал «наступательную партизанскую войну». Такая война, направленная против гражданского населения и ведущаяся добровольцами-смертниками, рассматривалась как форма стратегического ответа традиционных культур «Юга» на экспансию евро-атлантической цивилизации. Предельной версией войны нового типа было «насыщающее террористическое нападение», в ходе которого жизнеобеспечивающие инфраструктуры противника подвергаются полной дезорганизации.

329 Переслегин С. Геополитическое положение в Европе // Звезда. 1998. №12.

Статья была воспринята как очередной аналитический «ужастик» типа «астероидной опасности», «глобального потепления» или «эпидемии СПИДа». До 11 сентября 2001 года едва ли где-либо в мире, кроме Израиля, терроризм воспринимали всерьез.

В действительности к нему и сейчас не относятся достаточно серьезно.

После любого масштабного террористического акта следуют стенания в прессе, живописание допущенных ошибок и обязательные «оргвыводы». Общественное мнение требует сурового наказания виновных, под которыми понимаются не только и не столько террористы и их прямые пособники, сколько сотрудники государственных правоохранительных служб. «Да как же они могли допустить?»

Давайте договоримся: терроризм – это форма войны, и притом очень эффективная ее форма. Далеко Не каждый удар врага можно отбить без особых потерь. Существуют поражения, вызванные грубыми ошибками одной из сторон (иногда такие ошибки граничат с предательством). Но гораздо чаще к поражению привода тонкая и неочевидная игра противника, который сумел накопить силы, найти слабое место в обороне, нанести внезапный удар, захватить инициативу. Перефразируя морское торговое право: «поражение вследствие непреодолимой силы врага и неизбежных на войне случайностей».

Можно защитить от любых мыслимых террористов энергостанции, мосты, военные городки и важнейшие промышленные объекты, но даже это требует введения в стране «чрезвычайной ситуации» и подразумевает мобилизацию. Однако и в условиях самой тотальной мобилизации ни одна страна не в силах «прикрыть» школы, детские сады, больницы, кинотеатры и жилые дома. На это просто не хватит сил.

До нанесения удара боевик ничем не отличается от обычного гражданина. Даже в условиях гитлеровского оккупационного режима, когда порядок в тылу вермахта обеспечивали охранные дивизии, СС, гестапо, местные национал-социалистические формирования и директива «Об особой подсудности в районе "Барбаросса"», советские партизанские отряды и диверсионные группы действовали вполне свободно330. Тем более, не следует надеяться, что сегодняшней демократической России или либеральной Европе удастся создать у себя такой режим безопасности, который позволит перехватывать террористов по пути следования к объекту-цели.

330 Борьба с партизанами велась с особой жестокостью, потери среди них были велики, а среди диверсантов-подпольщиков – почти абсолютны. Но немцы так и не смогли «умиротворить» оккупированные территории России, Польши и Югославии и обеспечить бесперебойное функционирование железных дорог, не говоря уже о промышленных предприятиях.

Кажется, что можно избавиться от террора в рамках политики «умиротворения». Увы, столкновение цивилизаций уже произошло: оно вызвано, в частности, развитием глобализационных процессов, которые лишь на четверть проектны и на три четверти объективны. В возникших условиях взаимное «предъявление» соприкасающимися культурами своих «предельных онтологии» неизбежно. «Война идентичностей», раз начавшись, будет продолжаться.

2

С теоретической точки зрения у традиционной исламской культуры нет ни шанса в борьбе против позднеиндустриальной цивилизации Запада. В конце концов, все это мы уже проходили: индийские сипаи, китайские «боксеры», суданские махдисты. Исповедовали они ту же стратегию, что нынешние ваххабиты или маджахеды. Но для борьбы с ними европейцам не приходилось даже толком напрягать силы. Что же изменилось?

Во-первых, разумеется, резко увеличилась связность и перемешанность мира. Это резко увеличило мобильность террористов и, следовательно, количество потенциальных объектов захвата или уничтожения. Во-вторых, страх Запада перед людскими потерями, особенно среди гражданского населения, неизмеримо вырос. Современный европеец утратил трансцендентальную составляющую своей жизни, поэтому он стал очень бояться смерти. Эта слабость, конечно, будет эксплуатироваться снова и снова. В-третьих, скорость технического, социального, экономического развития Запада к концу XX столетия резко снизилась и принципиальный разрыв между «цивилизацией» и «варварством» сократился до минимума.

Наконец, в-четвертых, а на каком основании мы решили, что столкновением европейской и исламской идентичности исчерпывается все содержание современной террористической войны?

3

Анализ событий 11 сентября 2001 г. в США привел к модели «АТ-террора»: взаимодействующих групп террористов-смертников и хорошо подготовленных аналитиков. Аналитики ставят задачи, рассчитывают логистику, обеспечивают информационное сопровождение операции, координируют действия террористов в реальном времени. Боевикам-смертникам остается только выполнить разбитый на простейшие шаги алгоритм и не забыть вовремя покончить с собой (впрочем, наверняка существует процедура «зачистки», да и не так много они знают). В современных условиях могут существовать еще и «образовательные группы», которые готовят террористов-смертников и поставляют их на мировой рынок. Такая схема более рентабельна и – с точки зрения аналитиков – более безопасна.

Сегодня Т-группы рекрутируются из чеченцев, афганцев, иракцев, таджиков и иных представителей крайнего геополитического «Юга», отброшенного глобализацией и бомбежками едва ли не в архаическую фазу. Подготовкой этих групп и поставкой их на рынок занимается «политический ислам», преимущественно с саудовской «пропиской», то есть опять-таки «Юг», но уже не крайний. А вот деятельность аналитических групп носит все признаки рафинированного европейского военного мышления.

Проанализируем некоторые террористические акты «нового типа», совершенные на территории Российской Федерации.

1. Буденовск-Кизляр. Организатором и исполнителем акта являлся Ш. Басаев (то есть не было разделения на аналитическую и террористическую группы). Боевики не были смертниками. Между террористами и властями велись активные переговоры. Отношение боевиков к заложникам описывается формулой: «Ничего личного». Человеческие потери значительны, но общественное мнение относит их на счет плохо организованных действий федералов. Итоги акции: завершение первой чеченской войны, то есть стратегический результат.

2. Каспийск, 9 мая 2002 г. Взрыв по время парада, посвященного Дню Победы, привел к гибели сорока человек. Смертники не использовались, целью акции был военный парад. Точечная операция была рассчитана на информационный эффект и его достигла.

3. «Норд-Ост», 25–27 октября 2002 г. Захват большой группы заложников, принадлежащих к государственной элите. Использовались смертники. Операция блестяще спланирована. Первый этап завершился полным успехом, в дальнейшем террористы утратили всякий контроль над развитием ситуации. Переговоры с их стороны практически не велись, сколько-нибудь осмысленных требований не выдвигалось. Отношение к заложникам жестокое. При штурме террористы уничтожены, большое количество жертв среди заложников. Общественное мнение, безусловно, осуждает террористов. Цель, она и была, не достигнута.

4. 9 мая 2004 г. Убийство А. Кадырова в Грозном. Успешный точечный террористический акт с явным оттенком личной мести. Смертники не использовались.

5. 24 августа 2004 г. Взрыв двух самолетов в воздухе с гибелью пассажиров и экипажа. По одним данным террористический акт совершен смертницами, по другим – наземными службами (однако смертницы дали команду на взрыв с мобильных телефонов). Требований не выдвигалось, переговоры не велись, ответственность за теракт никто не взял.

6. Беслан, 1-3 сентября 2004 г. Прекрасно подготовленный захват школы с более чем тысячей заложников, включая детей. Среди террористов есть смертники. Полное отсутствие переговоров и осмысленных требований. Отношение к заложникам крайне жестокое, сравнимое с худшими преступлениями гитлеровцев. Результат: погибло много заложников, террористическая группа уничтожена.

Не правда ли, четко просматривается два тренда? Первый составляют теракты с четко выраженной целью, ограниченные по цели и жертвам и вписывающиеся в какую-никакую, но стратегию за Чечню. В этом ряду нет или почти нет терактов с использованием смертников. Второй составляют «Норд-Ост» и Беслан – масштабные, «зрелищные», жестокие и совершенно бессмысленные с точки зрения интересов «официального Заказчика» акции. В этот же ряд вписывается самый грандиозный террористический акт «нового поколения» – Башни-близнецы.

События в Беслане показательны.

Прежде всего отметим, что не все террористы, организовавшие убийство детей в Беслане, были смертниками. Некоторая их часть предполагала уйти по открытому коридору. Но в таком случае жизнь заложников была для террористов драгоценна. Они не могли не понимать, что если хоть один ребенок погибнет, осетины – жители Беслана будут искать их на любом краю земли. Рано или поздно найдут, и преступник очень пожалеет, что ударился в бега, вместо того чтобы погибнуть в перестрелке с федеральными войсками.

Для чеченцев этот террористический акт означает «потерю лица» во всех западных СМИ (которые, может быть, и не любят Россию, но жестокости по отношению к детям не приемлют), расширение конфликта на Северном Кавказе с легко прогнозируемой войной всех против всех и вечную ненависть осетинов. Трудно было найти более неподходящую цель, нежели Беслан! Поневоле возникает ощущение, что эту акцию спланировали люди, очень далекие от Кавказа, его традиций и его проблем.

И в Нью-Йорке, и в Беслане, и на Дубровке непосредственные исполнители были полностью уничтожены. Что происходило в небе Америки, мы не знаем и никогда не узнаем. Но в Беслане и Москве исполнители явно ожидали, но не получили каких-то советов или приказов – потому и не вели переговоры с властями и не выдвигали внятных требований.

Налицо нарушение взаимодействия террористической и аналитической групп. Во время штурма «Норд-Оста» я полагал, что эту связь удалось прервать. Сейчас я склонен считать, что аналитики просто завершили свою часть операции, дальнейшее ее течение их не интересовало.

И тогда возникает версия Нью-Йорка, Москвы и Беслана, гораздо более страшная, нежели официальная.

Нет террориста № 1, вечного врага США. Нет чеченцев, пытающихся отомстить России за свою якобы поруганную Родину. Нет (пока!) даже «войны цивилизаций». Есть полевые испытания АТ-групп, оружия XXI века. И где-то есть испытатели этого оружия, аналитики с европейским мышлением.

ОБОРОНА СТРАНЫ КАК ПАКЕТ ТЕХНОЛОГИЙ

Обычно, когда мне приходилось высказывать свое мнение о текущей военной реформе, я говорил, что бессмысленно обсуждать этот вопрос в абстрактном ключе. «Вооруженные силы создаются для вполне определенной войны с данным конкретным противником. Назвать противника и оценить характер будущей войны должно политическое руководство. Пока этого не сделано, пока не задана типология конфликтов и не определены национальные цели и приоритеты, нельзя оценить состояние вооруженных сил и наметить пути их развития. Совершенно очевидно, что для решения военно-полицейских задач в Чечне нужна одна армия, для укрепления политического присутствия в СНГ – другая, для защиты интересов России в региональных и макрорегиональных конфликтах – третья, а для участия в решении мировых проблем – четвертая».