Текст книги "Улей (трилогия)"

Автор книги: Сергей Фрумкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 65 страниц) [доступный отрывок для чтения: 24 страниц]

Тебя найдут через восемь дней. Ослабленного в достаточной мере, чтобы вызвать жалость и заставить забыть о ненужных подозрениях. Языковой барьер помешает допросить тебя должным образом. В любом случае, легенда такая: ты ненадолго покинул галактический лайнер, на котором путешествовал, отключился, а, когда пришел в себя, оказался один на один с холодной безграничной бездной. Ты не знаешь, какой системе мер принадлежат спасители, потому не можешь найти на их картах свой мир. В кораблях и навигации не разбираешься. Как представитель вполне развитого мира, категорически протестуешь против зондирования и любых других форм насилия над сознанием, даже, если их предложат, как вполне естественную для организма помощь.

На первое время, измученное на вид тело станет твоей лучшей защитой: восемь суток без движения и еды – тебе будет трудно, Григ, поверь – очень трудно. Но и не перестарайся – едва попав на лайнер, нужно заняться самовосстановлением – впереди основная работа: ознакомиться с кораблем, войти в доверие к экипажу, разобраться с устройством систем шлюзования, систем навигационной разведки, с двигательными отсеками… Я не стану ничего советовать, Григ – это твое испытание, и лишь тебе даруется честь победить или проиграть один на один с самим собой. Но, ровно через двое суток после того, как парусник подберут и доставят на объект, Братья пойдут на дело, и тогда лишь от тебя, сын, зависит, смогут они достичь цели и сразиться с противником, или погибнут еще в космосе, лишенные счастья битвы и славы героев. Ты знаешь, насколько это важно! В твоих руках, Григ, судьбы десяти тысяч лучших из лучших наших Братьев! Неважно как, неважно чем, неважно какой ценой, но через двое суток после возвращения к жизни ты обязан задержать атаку инопланетян и удерживать ее, пока не установится силовой мешок, а абордажные бригады не вступят в слепую зону излучателей. И запомни, Григ! Если погибнешь – умрешь смертью героя и Старшего Брата! Справишься – станешь моим сыном!!!

…Самым трудным стало сохранить рассудок. Тишина подавляла, резала уши, казалась материальной, живой, жестокой. Полная, абсолютная тишина. Когда дыхание напоминает шум парового котла, а шорох одежды – скрежет закрывающегося ржавого люка мусоросборника. Когда звук собственного голоса кажется громким, резким, пугающим, недозволенным и никак не вписывающимся в этот мир абсолютного покоя и беспредельного царства смерти.

Боли в животе, яростно требовавшем своего привычного и так регулярно на протяжении семнадцати лет поставляемого топлива, не давали спать, доводили до тошноты, радужных кругов, искр и тумана перед глазами. Спать не давала и тишина. Стоило закрыть глаза, она словно взрывалась высокочастотным гулом барабанных перепонок, нервировала, не давала думать о чем-то привычном и спокойном, не давала уснуть. Таблеток оставалось совсем не много, но и одного воспоминания о них вполне хватало, чтобы в голове все начинало путаться, а цвета кабины блекли и растворялись в серой дымке утраты нормального мировосприятия. Григ ненавидел глубокой ненавистью и сами таблетки и того, кто их выдумал.

Суставы ныли так, словно их обладатель долго и упорно работал руками и ногами. Ныли уже очень давно – дней пять или шесть. То сильнее, то слабее, но так, что забыть о боли не получалось никакими упражнениями по самоконтролю. Почему-то ныли и ребра – такое удобное, как когда-то казалось, кресло, при долгом и тесном общении не нашло общего языка со спиной Грига, его ребрами и шеей. Они враждовали. Враждовали со всей возможной непримиримостью и со всей неоспоримой бессмысленностью: за креслом сохранялось явное стопроцентное преимущество: в отличие от спины и ребер, кресло могло ждать бесконечно.

«Бесконечно». Это и есть то самое слово, которое съедало рассудок, как песок, который медленно, но уверенно вгрызается в многовековые плиты древних памятников. Когда не с чем сравнить, когда нечем измерить, когда трудно представить, невозможно понять, нельзя оценить… Григ никогда не думал, что космос может стать таким жестоким! Не было смысла куда-то двигаться – движение в абсолютной пустоте не ощущалось, а ускорение только вредило и без того измученному без работы желудку. Не было смысла считать минуты – протяженность каждой из них могла меняться от бездонной пропасти ожидания до одного короткого и незаметного мгновенья. Не было смысла смотреть вокруг – минута за минутой, час за часом, вздох за вздохом, там оставалось одно и то же, одно и то же, одно и то же…

Он вырос в космосе. Он обожал пустоту во всех ее эпостасиях. Он любил свой послушный, удобный, надежный кораблик. Он обожал стремительные полеты вокруг «Улья», обожал спринтерские и стайерские гонки с Братьями, обожал самоубийственный слалом в метеоритных облаках… Этот мир умер! Не стало ни «Улья», ни Братьев, ни метеоритов. Ничего не стало! Только Время и Боль. Боль и Время…

Когда маяк вспыхнул ярким указателем перед глазами Грига и зуммер шлема обрадовано заныл, услыхав наконец ответ на постоянный и беззвучный, отчаянно требующий помощи вопль в пустоту, Григу было уже все равно. Он не ждал, что будет дальше. Найдут или нет, подберут или бросят. Все это не имело значения. Ничто в этой пустоте не имело и не могло его иметь!!!

Глава 2

– Неужели он пробыл в космосе несколько дней?!

В большом зале ангара перед центральным шлюзом несколько человек следили за разморозкой и дебактеризацией малюсенького космического кораблика с находящимся в нем человеческим существом мужского рода. Кораблик висел в метре над полом, поддерживаемый гравитационным полем камеры шлюза и зондировался десятками электронных глаз. Перед людьми же разворачивались в самых различных ракурсах голографические изображения: самого кораблика; его привода – в разрезе и так; самых элементарных, какие можно только себе представить, приборов; тонких необычной конструкции крыльев-поглотителей, и, наконец, вращающаяся голограмма отважного пилота – похоже, совсем еще мальчишки.

Трудно сказать, какое из изображений не нравилось людям в комнате больше прочих, но лица большинства выглядели мрачными.

Нарушивший напряженную тишину звонкий девичий голосок заставил всех обернуться. Голос принадлежал красивой темноволосой девчонке в обыкновенном спортивном комбинезоне, украшенном знаком отличия курсанта Высшей Школы Леноса. Аналогичный наряд облегал ее подругу – такую же высокую симпатичную девушку, только блондинку. Обе смотрели большими полными удивления и интереса глазами, обе держались за руки, и обе, судя по всему, намеревались присоединиться к мужчинам в зале, явно не ожидающим подобных гостей. Эта парочка наверняка только что покинула спортзал и попала сюда совершенно случайно, из чистого любопытства, проходя мимо и что-то пронюхав.

И они явились не одни, а с охраной – тот, кто мог позволить себе Школу Леноса, вряд ли отпустил бы своих драгоценных детишек одних даже в самую невинную прогулку от родного дома до соседского, а не то, что на космическом лайнере в другой конец галактики. Итого вместе с девушками в ангар ввалилось десять парней без каких-либо систем защиты, в обычных шортах и безрукавных накидках, но зато вооруженных с головы до ног.

– Что здесь делают пассажиры?! – непонятно к кому обращаясь рассерженно выпалил капитан – высокий и далеко не молодой мужчина в ослепительно-белом кителе.

Все переглянулись. Похоже, вопрос предназначался для подружек, но те только пожали плечами и виновато улыбнулись, вероятно, ожидая, что за такие очаровательные улыбки им простят все, что угодно.

Улыбок капитан не заметил – он кивнул одному из офицеров службы безопасности, который до этого, с куда большим вниманием, чем все остальные в помещении, изучал космического страдальца:

– Майор! – голос капитана отдавал такой сталью, что офицер вздрогнул. – Немедленно попросите гостей покинуть нас!

– Слушаюсь!

Солдаты службы безопасности, которых в огромном зале ангара переваливало за пятьдесят (смешно, учитывая, что причиной переполоха послужил всего один попавший в беду ребенок!), зашевелились, но никакого действия с их стороны так и не последовало – сопровождавшие подруг парни с какой-то непонятной в такой ситуации агрессивностью повыхватывали из заплечных чехлов излучатели и рассредоточились вокруг девушек, бегло обводя прицелами по несколько человек в зале каждый. На какое-то время воцарилось «неловкое» молчание.

– Что это значит? – капитан явно растерялся.

Темноволосая хотела что-то выкрикнуть, но блондинка одернула ее:

– Ничего не значит, сэр. Но нельзя же нас выпроваживать таким хамским способом!

– Вот именно! – поддержала брюнетка. – Мы добрые, милые создания, а вы, капитан, вместо того, чтобы продемонстрировать хоть какой-то элементарный такт, чтобы самому нас пригласить, чтобы проявить какую-то галантность, я не знаю… командуете своим здоровым лбам применить силу! Что же нам остается?

– Здорово, – заключил капитан. С каким-то усталым видом он вызвал себе кресло, упал в него и некоторое время молча осматривал «пассажиров» с головы до ног, массируя при этом висок. – Два ЧП за день!

– Мы совсем не ЧП! – темноволосую гостью то, как повернулась ситуация, явно не задевало, а забавило. Она скорчила обиженную мину, хотя и дала понять всем своим видом и блеском глаз, что попросту заигрывает с капитаном.

На заигрывания капитан не среагировал – вместо гостьи он посмотрел на дородного мужчину в шикарном тяжелом халате.

– Не подскажете, как на корабль компании попали люди с оружием? – спросил он.

Мужчина поморщился с видом человека, который сам знает, что делает:

– В качестве исключения…

– Какого исключения?! – капитана словно подбросило. Он подскочил к мужчине, возвышаясь над ним при явном преимуществе в росте и, вроде бы, добился, чего хотел – некоторого смущения на круглой сытой физиономии оппонента.

– А такого, – проворчал мужчина. – Компания не может позволить себе отказать двум альтинам лишь потому, что они пользуются собственной службой безопасности!

Слово «альтины» заставило большинство людей в зале посмотреть на девушек по-новому – с нескрываемым уважением и интересом. Но только не капитана.

– На корабле не может быть пассажиров с оружием! – закричал капитан. – Это устав! Не устраивает – командуйте тут сами!

– Ну и что, чего расшумелись? – представитель компании отстранился – ему вполне удалось сохранить спокойствие. – Продолжите в том же духе, сэр – я потребую медицинской проверки вашей психики… Нет нут ничего страшного. Это же не дети с бластерами, а лучшие наемники Лиги. Бартерианский Военный Орден, профессионалы. И знаете, сколько они заплатили?

– Бартерианский… – пробормотал капитан, – и сколько же их?

– Двадцать солдат и офицер. Офицер не бартерианец, но тоже при оружии.

– То есть более, чем достаточно, чтобы захватить весь этот лайнер вместе с охраной и экипажем, так что ли? Вы в своем уме, уважаемый Эрлидо?!

– Да перестаньте… На кой черт им ваш лайнер?

Солдаты безопасности напряженно ждали команды. Наемники «пробегали» прицелами каждый по «своим» целям, также не торопясь открывать огонь.

– Я ведь тебе говорила, – блондинка укоризненно и вполне серьезно посмотрела на подругу. – Не надо было тащить с собой всех этих берсеркеров. Их люди пугаются. Твой папа готов отправить нас на военном крейсере, только бы испортить все путешествие!

– А мне они нравятся! – брюнетка кокетливо улыбнулась, подошла к ближайшему к ней солдату и обняла того за шею. – Смотри, какой красавец!

Тон, каким это было сказано, мог бы завести любого нормального мужчину, особенно учитывая, что, несмотря на относительно юный возраст, подруги выглядели очаровательно, а их фигуры в облегающей блестящей ткани спортивных комбинезонов смотрелись просто великолепно. Но наемник даже не позволил себе скосить глаз – приклад остался твердо прижатым к плечу, а прицел продолжил перебегать от одной «мишени» к другой. Девушка провела кончиками пальцев по словно окаменевшему лицу, по мощной шее, по покрытой броней мышц груди – у солдата не дрогнул ни один мускул. Он как застыл на полусогнутых ногах, так и стоял в этой самой позе.

Куда более скромная подруга едва не покраснела.

– Ну, Кани, зачем ты мешаешь человеку? Он же на работе!

– Мешаю? – брюнетка пожала плечами. – Вот, смотри! – она присела на полусогнутую ногу солдата, и тот даже не шелохнулся. – Это же НАСТОЯЩИЙ мужчина! У бартерианцев, Линти, такая подготовка, что помешать им можно только, если убить. Папа ведь разбирается в людях, – она взялась трепать волосы на голове солдата, продолжая восседать на его колене, хотя вряд ли ей было так удобно, а он вообще мог заметить настолько небольшой вес у себя на ноге. Кани соблазнительно улыбнулась и протянула: – Они лу-у-учшие!

Блондинка фыркнула и отвернулась.

Капитан, смотревший на эту картину широко открытыми глазами, вдруг встряхнулся.

– Еще один вопрос, Эрлидо. Еще такие пассажиры у нас есть?

Представитель компании опять поморщился, поплотнее затягивая свой халат, словно в ангаре стало холодно.

– Капитан, мне за вас стыдно! Как можно задавать такие бестактные вопросы в присутствии дам? – он поклонился девушкам, а те вежливо улыбнулись и чуть присели в реверансе (Кани – чуть-чуть приподнявшись со своего экзотического сиденья). – Ну откуда на корабле взяться еще одному гражданину Альтины?!

– Хм! Вам виднее!

– Не ведите себя, как ребенок, сэр. Если бы к нам часто обращались такие клиенты, я бы тут с вами не разговаривал! – Эрлидо повернулся к подругам и еще раз поморщился, так как указатель излучателя в руке наемника в эту секунду пробежал по его лицу. – От имени всей компании и всего экипажа лайнера приношу наши извинения, девушки. Что вам будет угодно?

– Да мы… так… – Линти кокетливо потупила взгляд, хотя явно переиграла.

– Мальчики, вольно! – теперь Кани очень легко отодвинула своего «красавца» на задний план. Наемники спрятали оружие и замерли в расслабленных естественных позах настолько быстро, что никто не успел понять, когда именно они успели это сделать. Бартерианцы и в самом деле считались лучшими солдатами в галактике, во всяком случае – самыми дорогими. – Мы только хотели посмотреть, что за героя нашли в космосе. Разве это запрещено?

– Это может быть опасно, – проворчал капитан, видимо уже понимая, что ничего не изменишь, и их компании прибыло.

– Но мы же только посмотрим! – тоном маленькой просящей конфетку девочки протянула Кани.

– Оставайтесь, ладно. Все равно вас ведь не выгонишь…

– Правильно, и не надо нас выгонять… – едва получив согласие остаться, девчонки оказались среди «комиссии по спасению», причем в самых первых ее рядах. Если им и была свойственна природная скромность или врожденное чувство такта, то сейчас любопытство бесследно уничтожило и то и другое.

Теперь офицеры корабля могли рассмотреть представителей легендарных альтинов спокойно. Девушки оказались красивы, даже слишком красивы. Ухоженные длинные волосы распущены у Линти и уложены в некое подобие цветка паргуса у Кани. Большие наивные сверкающие глаза у Кани карие, у Линти – синие. Кожа лиц, шеи и открытых рук и плеч нежная, чуть загорелая и без единого пятнышка или ворсинки. Ярко алые насмешливо поджатые губки, лишенные банальной косметики. Холеные тонкие пальцы. Стройные фигурки, длинные ножки… Вероятно каждый мужчина в зале думал сейчас, как хорошо быть богатым и красивым… Всегда молодым – вряд ли. Это «искусство» доставалось без проблем всем желающим, проходящим по первому пункту – «быть богатым». Выбрать возраст по характеру и по положению сложнее, стильнее да и куда приличней… А вот девушки еще ничего и не выбирали. Хотя, как теперь могли заметить офицеры, подруги оказались старше, чем на первый взгляд. Навскидку им давали около девятнадцати, может даже больше. И каждый понимал, что узнать точную цифру ему суждено только не в этой жизни…

– Эй! – капитан окликнул техника. – Ты-то о чем задумался?! Объект давно разморожен!

– Сэр! Простите… – техник взглянул на сетчатый глаз магнитного Мозга, отдавая мысленную команду.

Стена шлюза распалась, исчезла, а одноместный остроносый кораблик медленно вплыл в зал, лелеемый и поддерживаемый все тем же гравитационным полем. Люди расступились, солдаты насторожились, механизмы «поспешили» приступить к работе – одни заблокировали корпус корабля, другие отстегнули полимерную прозрачную крышку, третьи бережно извлекли тело молодого пилота и сняли шлем его бутафорного скафандра.

Пилот действительно оказался еще молод. Лет семнадцать, от силы – девятнадцать. Расовые признаки нельзя назвать яркими – обыкновенное для большинства гуманоидных систем лицо овальной формы с тонко очертаной линией носа и бровей, большими глазами. Кожа – белая, чуть красноватая, но последнее, возможно, просто от загара.

Как бы там ни было, пилот выглядел неважно. Под глазами чернели круги, губы потрескались, конечности подрагивали. Он тяжело дышал, оставался в сознании, но блуждал взглядом по лицам спасителей, ни на ком не останавливаясь, словно не мог что-либо различить в кутерьме разноцветных пятен.

– Давай реанимационную! – распорядился техник, обращаясь к все тому же глазу Мозга.

Откуда-то сверху опустился своеобразный «саркофаг», механизмы подняли тело парня и загрузили внутрь, где зрителям уже ничего не стало видно.

– Что с ним? – участливо спросила Линти.

Техник оглянулся на капитана.

– Да, Гаерд, что с ним? – нетерпеливо поддержал капитан. – Мы все ждем ответа!

– Насколько я понимаю, сэр, мисс, парнишка просто сильно истощен, как физически, так и морально. В шоке. Питание вон в том баллоне закончилось по крайней мере сутки назад, а воды осталось всего на день, не более, но обычной воды, сэр, даже не минерализованной. Пилот давно ничего не ел, кроме того, в этой одноместной кабине невозможно выпрямиться в полный рост – у бедняги затекли конечности, а потому, что они все еще функциональны, я сужу, что парень как-то ухитрялся выпрямлять то одну часть тела, то другую, по очереди.

– Бедняжка! – непритворно вздохнула Линти.

Кани многозначительно хмыкнула.

– И? – поторопил капитан, но, видя, что техник не понимает, добавил: – Ну и что мы можем для него сделать? Сколько нужно времени для реабилитации?

– А! – техник заметно оживился: – Да ничего страшного, сэр! Минут десять-пятнадцать, и можно будет поставить пилота на ноги (в переносном смысле, конечно)! Подкормим его внутривенно, давлением восстановим кровеносную систему, немного поддержим сердце, мышцы попросту встряхнем током, сухожилия расслабим, ну… еще слегка облучим – так, чтобы оживить обмен, и… и собственно все, сэр. Будет, как новенький. Некоторая слабость продлится еще день-два, неплохо бы еще поработать с психикой, психологически реабилитировать так сказать, но это все уже в процессе, а так – десять пятнадцать минут.

– Хорошо. Подождем, – лаконично заключил капитан. Он подошел к маленькому кораблику и долго задумчиво смотрел на него. Все остальные молча ждали. Минуты текли неприятно медленно.

– Не понимаю! – неожиданно выпалил капитан, пожимая плечами. – Какого черта ему понадобилось умирать в столь юном возрасте?! Он что – ненормальный?!

– Сейчас узнаем, сэр. Еще пару минут… – техник следил за диаграммами, повисшими прямо перед ним в воздухе. – А на счет нормальности, сэр, могу сказать уже сейчас: никаких отклонений Мозгом не обнаружено. Может быть – стресс, может – хотел кому-то что-то доказать, но мышление парня вполне соответствует норме. Еще минутку…

Наконец верхняя часть «саркофага» ушла в сторону. Прошло всего несколько минут, а тело этого человека уже никак нельзя было назвать истощенным. Вполне обыкновенный мальчик, почти мужчина. С развитой мускулатурой, хорошо сложенный. Цвет кожи здоровый. Большие глаза наполнились жизнью и блеском, хоть и не спешили пока выбрать какой-либо объект для детального осмотра и, словно испугавшись, убегали в сторону, каждый раз натыкаясь на заинтересованные, голодные взгляды зрителей.

– Пусть еще полежит немного, – сказал техник. – Час или два. Подкормим организм, как следует. Но он вас видит и слышит.

Гаерд отошел на задний план, давая понять, что на этом его миссия исчерпана.

Капитан шагнул вперед, хотя и оставил между собой и саркофагом расстояние не менее двух метров – словно перед ним лежал не человеческий отпрыск, а плотоядное инопланетное существо с неуравновешенной психикой и непредсказуемой реакцией. Видя, насколько осторожен капитан, солдаты службы безопасности оцепили саркофаг кольцом – так, на всякий случай.

– Как тебя зовут? – на повышенном тоне, как учитель у провинившегося ученика, спросил капитан. Ответа не последовало. Юный пилот наморщил брови, словно пытался что-то понять или вспомнить, но ничего не ответил.

– Я спросил: как тебя зовут, парень?! – капитан кинул нетерпеливый взгляд на техника. – Гаерд, у меня нету времени, чтобы здесь развлекаться! Он что же, ничего не слышит?

– Нет, сэр, должен слышать, – техник еще раз сверился со своими диаграммами. – Его мозг реагирует на звук, но не интерпретирует его.

– Как это понимать?

– Парень не понимает вас, сэр.

– Хорошо. Попробуем по-другому, – капитан перешел на фаянский, затем на ирский, затем на корский: – Как те-бя зо-вут?

– Нет, сэр. Не понимает.

Капитан развел руками:

– Других языков я не знаю! Откуда он взялся, если не говорит на стандарте и не хочет общаться мысленно?

– Скажи капитану, как тебя зовут? – попросила Линти. Альтинский прозвучал, как музыка, но взгляд парня все равно остался вопросительно сосредоточенным.

– Как зовут, как зовут. Мне уже становится скучно! – неожиданно заявила Кани. – Григ его зовут, вот как!

Юный пилот чуть встрепенулся, услышав знакомое слово. Линти резко повернулась к подруге:

– Кани!!!

Брюнетка повела плечом, как бы говоря: подумаешь, какие мы нежные:

– А, что, так и будем ждать, да?

Техник едва не зааплодировал Кани, но вовремя осознал, что никто в ангаре не разделит его восторга: только он один следил за диаграммами, и только он видел, что парня действительно звали Григом – реакция мозга юноши не могла растолковываться двояко и говорила за своего владельца вполне определенно.

Практически каждый из присутствующих мог бы услышать имя парня, если бы тот мысленно произнес его. Но в том то и дело, что человек просто так никогда не задумывается, зовут ли его так-то или так-то. Прочесть же в голове информацию, которую тебе не намерены открывать, да еще сделать это так, между делом, играючи – для этого нужно было родиться альтином! Даже, если Кани воспользовалась «полицейским» приемом и сыграла с юношей (или с его подсознанием, что одно и тоже) в игру «вопрос-ответ», то есть подкинула парню пару мыслей, вроде: «я же, наверное, забыл, как меня зовут… не может быть… как же это…» – все равно подобная ментальная мощь заслуживала уважения.

– Вот именно – ждать больше не будем, – капитан кивнул технику. – Давай, Гаерд, просто прозондируй его – можно, конечно, загрузить мальчишке и «стандарт», но это долго и дорого. Сэкономим время и определимся, на каком языке общаться с гостем. Не стоит находиться в этой зоне дольше – есть вероятность столкнуться со следующим лайнером компании, выходящем из прыжка. И уйти не можем – вдруг у нашего юного друга найдутся товарищи, умирающие где-то поблизости в ожидании помощи. Если же таких нет, мне давным-давно пора заняться делом, а не нарушать расписание, разгадывая с вами всякие ребусы!

То, что Кани так грациозно исполнила, прибегнув к своему природному дару, можно было выполнить грубо и надежно, с помощью соответствующей аппаратуры. На голову юноше медленно опускался тяжелый колокол зонда. Однако этот прибор парень, видимо, узнал – его руки мгновенно вырвались из плена капиллярных трубочек саркофага и метнулись к голове, закрывая лицо от чрезмерно интеллектуального шлема.

– Я против зондирования! Я не согласен! Уберите это! – хрипло прорычал Григ.

Капитан оглядел людей в зале.

– Ну? Кто узнал язык?

Все молчали.

– Похоже… – Линти начала, но замолчала, наморщив лоб и закрыв глаза.

– Да, леди, на что похоже? Гаерд, что сказал Мозг?

– Ничего не сказал, сэр! Мы пополняем языковую базу знаний Мозга лишь при покупке билетов пассажиром новой языковой формации. Выходит, «соплеменников» нашего гостя компания ни разу не перевозила.

Линти резко открыла глаза.

– Кажется, диалект древнемантийского… Даже скорее всего древнемантийский! Этот язык уже почти тысячу лет считается мертвым. С момента гибели Мантии.

– Ха! Линти! Ты загружала в себя такую чушь?! – Кани насмешливо фыркнула. – Ну, ты даешь, подруга!

Блондинка чуть смутилась, но только немного:

– Мне было интересно… Историю надо знать… Пригодилось же!

Тем временем прибор остановился, упершись в кулаки юного пилота.

– Мозг ждет указаний, сэр, – заметил техник. – Продолжаем?

– Да, да! Конечно, продолжаем…

– Я протестую! – уже глуше – мешал колокол над самым лицом, повторил парень.

– Он не согласен, – поняла Линти. – И он испуган. Сэр, вы должны прекратить операцию!

Капитан заметно удивился.

– Это почему, леди?

Линти подняла на него глаза. Капитан действительно недоумевал. Ошарашенная такой намеренной жестокостью, девушка встрепенулась.

– Вы, что, не в своем уме, сэр?! – набросилась она. – Вы не учили устава?! Кто вам дал право применять насильственные методы к пассажирам лайнера?!

– Да какой же он пассажир? – не понял капитан.

– Такой же, как и мы, сэр! Что бы вы сказали, если бы ваш сын вот так попал в беду, а его спасли и прозондировали против воли?

Видя, что оппонент заколебался, Литни уверенно добила его:

– Мальчик имеет такие же права, как и все мы! Если попробуете продолжить операцию, я расскажу отцу!

Представитель компании, все время до этого момента просто молча смотревший и слушавший, широко улыбнулся:

– Как вам такой аргумент, капитан?

– Ничего смешного не вижу! Гаерд, убирай свой зонд!

Кани вздохнула.

– Ух ты моя воительница! – насмешливо произнесла она, гладя Линти по голове. – Так мы ни-ког-да ни-че-го не уз-на-ем!

Говоря, Кани внимательно посмотрела на юношу. Линти же, как ошпаренная, вдруг развернулась лицом к подруге и резко толкнула ее в грудь.

– Кани!!! Прекрати!

– Что прекрати?! – брюнетка залилась смехом. – Я все равно ничего не услышала. Мальчик защищается…

Брюнетка, похоже, нашла последнюю свою реплику необычайно нелепой, потому, что стала смеяться гораздо громче.

Все видели, как Линти покраснела. Потом – Кани резко оборвала смех. Глаза подруг встретились. Несколько минут они смотрели друг на друга, а экипаж с восхищением и тревогой взирал на их изменившиеся в гневе прекрасные личики, на сжатые до крови от длинных ноготков кулачки и широко расставленные ноги. Напряжение ощущалось в зале также реально, как реально ощущается приближение силового поля. Подружки дрались. Дрались, не делая ни единого движения. Дрались и что-то доказывали друг к другу, хотя тишина, повисшая в зале, казалась сейчас абсолютной. Так могли только альтины… Никто не рискнул вмешаться: ни офицеры корабля, ни солдаты СБ, ни бартерианские наемники. Все растерянно смотрели, боясь издать хоть один звук.

Кани сдалась первой. Она вдруг покачнулась, как от удара.

– Ладно, тебе, Линти, – глаза «драчливой» Кани стали влажными, а веки заморгали, чтобы скрыть слезы обиды. – Ты что, влюбилась, что ли?

– Это только ты… влюбляешься… во всех… кого встретишь! – Линти говорила через вздох, словно запыхалась и очень устала. Но ее организм нашел все же в себе силы, чтобы опять слегка нарумянить щеки – слова подружки укололи в нужное место. – Нельзя влезать в мир другого человека, если он против! Нельзя! Поняла?!

– Ну хорошо, хорошо. Нельзя, так нельзя! – Кани даже отступила на шаг, с непонятно откуда взявшимся испугом. Для зрителей вообще осталось непонятным, что здесь сейчас творилось – девушки ничуть не пострадали внешне, а вели себя, как побитые и исцарапанные драчуньи. Обе тяжело дышали, обе пошатывались, обе бледные.

– Говори с ним сама, Линти, на своем мантийском, если тебе так хочется! Никто не мешает! Говори… А мы, вот, послушаем!

Линти повернулась к лежащему в «саркофаге» юноше, и тут ее взгляд неожиданно столкнулся со взглядом больших темных глаз инопланетянина. Парень смотрел с каким-то странным тихим потрясением, удивленно, восхищенно и спокойно одновременно. От полученных еще совсем недавно эмоциональных ран или же ошарашенный увиденным сейчас, юноша не счел необходимым хотя бы из вежливости сразу отвести взгляд и продолжил углубляться в бездонную синеву глаз альтинки. Линти чуть насупилась от удивления, застигнутая врасплох таким обхождением, но тоже вгляделась в загадочную темноту чужого взгляда. Оба замерли, словно загипнотизированные.

Пауза затянулась и обратила на себя внимание зрителей. Представитель компании вопросительно взглянул на Кани, мысленно спрашивая, не происходит ли между спасенным и Линти того же, что две минуты назад между подругами. Кани пожала плечами.

Трудно сказать, кто стал кроликом, а кто удавом. Они не дрались и не обменивались мыслями, не воздействовали друг на друга, а просто смотрели. Но… оба не могли отвести глаз. Кто-то должен был сделать это первым. Линти уже и хотела, но не могла себя заставить. Григ даже не пытался. Секунды продолжали бежать. И тут между двумя парами глаз неожиданно возникла преграда, сразу же вернувшая все на свои места и мгновенно разорвавшая ментальную связь.

– Так, прекратили это дело! – заявила преграда густым мужским голосом, а чьи-то теплые сильные руки взяли Линти за плечи, отодвигая от «саркофага».

Линти сделала шаг назад и восстановила резкость после перехода от бесконечно удаленной точки в глазах Грига к большому множеству точек «стены» совсем перед глазами.

– Болер, – узнала Линти и провела рукою по глазам, расслабляясь.

– Да, моя прекрасная леди. Это – Болер, – так вовремя или не вовремя появившийся мужчина улыбнулся, но одними губами. «Стеной» оказался человек высокого роста, спортивного телосложения, в сером мундире старшего офицера армии, с холодным волевым взглядом и уверенными неторопливыми движениями, говорящими о солидности, опыте и возрасте, которым как-то противоречило молодое, лишенное морщин лицо двадцатипятилетнего парня: – Что здесь происходит?

– Ничего, Болер. – Линти отстранилась, освобождаясь от рук офицера на своих плечах. – Ты не знаешь мантийского?

– Совершенно случайно знаю, а что? – офицер оглянулся на юношу в нише реанимационной установки. – Мантийский? Ты мантиец, парень?

Последние три слова прозвучали на языке, понять который смогли лишь трое: произносивший, Линти и Григ. Григ вздрогнул и помрачнел – рассчитывать на «языковой барьер» больше не стоило, но могло ведь быть и хуже – его наверняка ожидало зондирование, не заступись эта странная молоденькая женщина… Ему задали простой вопрос – нужно отвечать и быстро, по возможности – с интонацией, проникнутой признательностью – Грига ведь спасли от смерти, спасли просто так, безвозмездно, из обыкновенного человеколюбия и жалости…