Текст книги "Твари империи (СИ)"

Автор книги: Сергей Фомичев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Государь жестом предложил собеседнику подойти к конторке и ознакомиться с документом. Что Дамматрик не замедлил исполнить.

Внутри амбарная книга оказалась настоящей амбарной книгой – грубая дешёвая бумага, пожелтевшая от времени, с пятнами и вкраплениями плохо переработанного сырья. Она была разлинована всеми этими "приходами", "расходами", "остатками" и не просто разлинована, но и заполнена почти на две трети. Сплошной "дебет-кредет", так сказать. Причём если имперские цифры Дамматрик узнавал, то буквы только наполовину. Некоторые из них напоминали имперское письмо, другие походили на азбуку ладичей. И те и другие, вместе с совершенно незнакомыми знаками едва различались в лезущих друг на друга и витиеватых строчках.

На полях, отчерченных жирной линией, поперёк обычных расчётов шли более поздние записи, но выполненные тем же неразборчивым почерком.

– Это сорпский язык, – пояснил Государь. – Причём купеческая скоропись. На том листке бумаги, который служит закладкой, приведён дословный перевод известного фрагмента. Надеюсь, на языке ладичей вы читаете без труда?

Дамматрик нервно кивнул, затем борясь с волнением, развернул сложенный вдвое лист и прочёл сакральный текст, благо в переводе он был записан ровным каллиграфическим почерком.

"Хейш Прорицатель стоял по колено в болоте, одной рукой придерживая расползающиеся лохмотья, другой черпая грязную жижу и поливая ей бритую голову. Глаза его смотрели за пределы сущего. Хейш говорил: Четвёртая сторона света извергнет демона, пожирающего разум и крадущего ваших чад. Он явит себя миру, чтобы вернуть утраченное и всякий, кто встанет на пути его мести, будет раздавлен. Только народ, чтящий договор, сможет остановить поступь ужаса. Сказав это, Хейш трижды окунулся в болото с головой и, истекая грязными потоками, удалился в лачугу на острове. Я, Авнила, гость из Долгого Поля, записал его слова".

– Н-да, – Дамматрик не скрывал разочарования. – Тут сплошная символика и обычный для пророчества туман. Упоминания, которые мне попадались в литературе, предполагали куда больше конкретики. Но если в подлиннике такая каша…

– Символика легко расшифровывается, – сказал Сташ. – По крайней мере, главное понять можно. Эпитеты оставим поэтам и пропагандистам. Четвёртая сторона – вот ключевое понятие для привязки к реальности.

– И у вас есть подходящая трактовка?

– Разумеется, – Государь отпил вина и кивнул. – В Михьяре традиционно делили, да и теперь ещё делят свет на три стороны. По движению солнца. Полдень, восход и закат. А поскольку ночью солнца не видно, то полночь отсутствует в их системе координат. И они как-то обходятся. Четвёртой стороной, согласно практически единодушному мнению толкователей, в пророчестве назван север. А Лабиринт находится к северу от Михъяра.

– И к востоку тоже.

– Да, но западный проход именно к северу. Плато Лабиринта в бассейне Змеиной выдается дальше на запад, а в Михьяре отступает к востоку.

– Допустим. Так он что, из Михьяра, этот Прорицатель?

– Да. Хейш был михьярцем, по всей видимости, точно не знает никто. Сорпский купец Авнила – он об этом пишет на первых страницах книги – посетил Михьяр по торговым делам и, узнав от жителей о "мудреце на болотах", отправился туда с паломниками. Там на болотах он прожил около недели и записал за это время несколько пророчеств Хейша.

Дамматрик еще раз окинул взглядом неразборчивый подлинник и задумался. Значит, дело приходится иметь с двойным переводом. И даже с тройным, ведь ему самому легче осмыслять текст на родном языке. А в этих каскадах могло что-то и потеряться. Какой-нибудь нюанс, имеющий ключевое значение.

Он вернул закладку в книгу и вернулся за стол. Государь сделал жест, и слуги с должным почтением унесли конторку вместе с книгой.

– "Народ, чтящий договор", – процитировал Дамматрик. – Здесь не идёт речь конкретно о ладичах.

– Слово "ладичи", а надо заметить это самоназвание столь же древнее, как и наш язык, собственно и означает "люди договора", – пояснил Сташ. – Правда Хейш мог об этом не слышать и вообще не знать ничего о ладичах. В его времена наши предки еще жили разрозненно, назывались по княжествам и в сущности мало чем отличались от дикарей. Но ведь Хейш и не делился знаниями, он прорицал!

– Тем не менее, прямого указания нет, – констатировал Дамматрик. – Всего лишь интерпретация.

– Да, – согласился Государь. – И это, надо признать, привносит некоторую смуту в умы. В том числе в умы тех, от кого зависят решения. Поэтому во всех списках, распространяемых среди населения, символы упрощены и речь идёт о ладичах, о Пещерном Демоне и угрозе из Лабиринта.

Хотя их беседу с Государем можно было назвать неформальной и даже доверительной, Дамматрик отнюдь не расслаблялся и чувствовал себя фехтовальщиком, ведущим пусть и не смертельный поединок, но бой с крупными ставками. Монархи они ведь себе на уме. Ещё час назад его арестовали в ресторане и он кожей почувствовал сырость темницы, а теперь вот икру подъедает. И потому вопросы, особенно столь щекотливые, касающиеся власти и её решений, он формулировал особенно тщательно, старательно избегая таких определений, как спекуляция, пропаганда или, скажем, манипуляция.

– А не повредит подобное упрощение? – спросил он и поспешил пояснить. – Всё же для трезвого анализа лучше иметь всю полноту информации.

Государь мышей ловил не хуже опытного котяры. Он раскусил подтекст.

– Я понимаю возникшие у вас сомнения, – сказал он. – Не вы первый. Некоторые убеждены, что пророчество в своё время стало лишь удобным поводом начать войну за объединение мелких уделов. Политической доктриной, так сказать. А в политике, мол, все средства хороши, в том числе и искажение исторических документов.

Дамматрик с трудом удержался от кивка.

– Это не верно, – возразил сам себе Сташ. – То есть относительно политики как раз всё ясно, но вот то, что политика имела место в нашем конкретном случае – обычные домыслы. А чтобы убедиться в правоте моего тезиса, нужно просто получше знать историю нашей династии. Вы знаете, например, что мы сами выбираем себе имена?

– По крайней мере, это честно.

– Звучит двусмысленно, – Государь нахмурился.

Всё же Дамматрик слегка расслабился. Допустил вольность. Но отступать уже поздно.

– Знаете, – сказал он. – Многие правители сами берут себе звучные и гордые имена. Добрый, Мудрый, Справедливый, Храбрый, но обычно выдают это за просьбу народа, за решение сената и так далее. А у вас обходятся без лишнего политического тумана.

– Я понял. Нет, у ладичей вообще принято самому выбирать себе имя? Не то детское имя, которое дают родители, а прозвище, какое определяет суть. Причём этот обычай касается не только благородных сословий. У нас половина населения зовется по прозвищам. Кажется это как-то связано с древней традицией сакральности истинного имени, но тут я не могу сказать наверняка.

– Ага.

– Так вот, среди хронистов, да и вообще в народе распространено мнение, будто мой прадед, Колош Собиратель, взял такое имя поскольку решил объединить княжества ладичей в единое государство. Версия хорошо вписывается в историческую логику, в идеологическую основу государства, удобно для пропаганды… но не соответствует истине. Прадед стал Собирателем задолго до той войны. И задолго до того, как идея войны вообще пришла в его голову.

– Вот как? Но почему тогда Собиратель?

– Видите ли, он вообще долгое время не помышлял о политике, а имя взял как учёный, потому что собирал рукописи и книги. Тогда их много попадалось, вывезенных из разорённых библиотек Империи или грабителями или солдатами, или самими библиотекарями. Но не только. Ходили и списки местных удельных хроник, и всякий другой подобный товар. И вот однажды прадед наткнулся на пророчество. Но сразу не поверил ему. Он был, повторюсь, учёным и привык всё перепроверять. И он поехал в Михьяр, и там видимо узнал ещё что-то, что окончательно убедило его в серьёзности предсказания. И вот только тогда он отставил науку и взялся за меч, и началась та самая борьба за объединение.

Дамматрик даже про икру забыл и замер с открытым ртом. Тут было над чем подумать. Много вопросов, а ещё, пожалуй, и ключ к некоторым из них.

– А скажите, Государь, это собрание рукописей вашего прадеда, оно сохранилось? – осторожно поинтересовался Дамматрик.

Сташ с минуту смотрел на него, как бы взвешивая возможный ответ. И даже скорее не сам ответ, а уместность здесь и сейчас и с таким собеседником обсуждения темы, которую он может затронуть ответом. Затем он усмехнулся, а Дамматрик перевел дух.

– Вы, как я погляжу, желаете подчистить все тайны моей страны. Что это, простое любопытство?

– Мы можем оказать помощь в вашем деле, – осторожно сказал Дамматрик.

– Мы?

– Я и мои друзья. У нас что-то вроде товарищества.

– Религиозного?

– Нет. Я бы назвал его скорее учёным. Историческим, если угодно. Но не только историческим.

– Занятно. Какую же помощь могут оказать мне любители хроник и архивной пыли?

– Золото. И всё что можно приобрести на золото. Оружие, наёмники, боевые артефакты, хотя нужно ещё поискать желающих их продать.

– Для учёных неплохой набор… – Государь ещё раз усмехнулся.

– Вам не нужна помощь, – Дамматрик не спросил, он констатировал.

– Не то чтобы у нас совершенно отсутствовали проблемы, – после небольшой паузы сказал Государь. – Но поймите простую вещь – это миссия ладичей. Так предопределено Пророчеством, а значит богами, или в кого вы там верите. И я полагаю, даже настаиваю, не впутывать сюда другие народы или государства. Или пусть даже товарищества.

Он помолчал, продолжая взвешивание и, наконец, решился.

– Однако я бы не отказался от помощи в другом вопросе. И если вы мне поможете, я, пожалуй, удовлетворю ваше любопытство и открою перед вами хранилище.

– Я внимательно слушаю, Ваше Величество, – поклонился Дамматрик.

– Суть просьбы вот в чём…

Государь вдруг умолк, перебросив взгляд за спину гостя.

– Об этом немного позже, – поспешил сказать Сташ и буркнул под нос то, что не предназначалось ушам собеседника. – Она всегда появляется, как только речь заходит о ней.

Дамматрик обернулся и непроизвольно поднялся с кресла.

К столу подходила девушка. Вьющиеся золотистые волосы падали на голубое под цвет огромных глаз платье. Широкий пояс обозначал тонкую талию, а тяжёлый кулон на груди, эту самую грудь и подчёркивал. Вокруг шеи был повязан платок.

Дамматрик давно научился воспринимать отстранённо всё то, что используют женщины для усиления красоты и сокрытия изъянов. Можно завить волосы, накрасить губы, подвести брови, а хороший портной создаст шедевр из любой фигуры. Но глаза подделать невозможно, а глаза девушки…

– Папа, ты прячешь от меня гостей, – сказала она без намёка на упрёк или раздражение.

– Извини, – Государь всё это время оставался сидеть. – Позволь представить. Искатель из Валикерста.

– Искатель?

– Моя дочь, принцесса Тайна, – закончил представление Сташ.

– Красивое имя, – произнёс Дамматрик.

– Обычно так говорят, имея в виду не одно только имя, – заметила принцесса, усаживаясь на свободный стул, который, как подумал только теперь Дамматрик, здесь и стоял с самого начала в виду подобной оказии. Он также опустился на место.

– Ты напрашиваешься на комплименты, – заметил Государь без одобрения, но и без осуждения. – Хочешь чего-нибудь выпить?

– Вина, – кивнула принцесса. – Так что вы ищете, Искатель?

"Тайну" – захотелось сказать Дамматрику. Это было порывом и его пришлось придушить. Флирт с принцессой тем более в присутствии грозного папочки показался ему чересчур смелой затеей.

– Я путешествую, Ваше Высочество, – сказал он.

– Вот как? Спасибо, папа, – она взяла кубок, но пить не спешила.

– Да. Можно сказать, я пересёк всю Киеру от крайнего юга до крайнего севера.

– И, разумеется, за время путешествия вы испытали разнообразные приключения?

Принцесса поднесла кубок к губам, но, так и не сделав глотка, отставила. Лишь облизала губы. Похоже, ей не особенно нравились спиртные напитки, пусть и самые лучшие, а вино она попросила, чтобы поставить себя на уровень собеседников, или чтобы позлить отца.

– Не особенно много, Ваше Высочество, – сказал Дамматрик. – Ведь пересекать пришлось главным образом цивилизованные страны, хотя и пережившие неприятные времена. Осколки бывшей империи. Жизнь вообще неспокойная штука, но чего-то опаснее разбойников или взимающих плату за проезд землевладельцев там уже не встретишь. Даже хищных зверей осталось всего ничего.

Он посмотрел на Государя, как бы спрашивая, стоит ли развлекать принцессу рассказами, не отнимает ли это драгоценное время Его Величества? Сташ чуть заметно пожал плечами и Дамматрик, истолковав жест, как разрешение, продолжил:

– Правда, в Золотом заливе мы с друзьями чуть не попал в лапы пиратов, а когда отбились от них, то остались на большом корабле посреди моря и без команды. В парусах мы разбирались плохо, и первый же шторм мог отправить нас на дно.

– Но вы что-то придумали? – догадалась принцесса.

– Ничего особенно хитрого. Мы просто выбросились на ближайший берег.

– Да, действительно. Всё просто.

– За исключением маленького нюанса, Ваше Высочество.

– Какого же?

– Берег, на котором мы очутились, был началом великой пустыни Терфе-Лива, где нет ни пресной воды, ни пищи, зато встречаются ядовитые змеи, скорпионы, хищники. А если этого мало, то там обитают кочевники, какие считают законной добычей всё, что дышит.

– Они людоеды?

– Можно и так сказать. Хотя, строго говоря, человечину они не едят. Они скармливают её своим кровожадным скакунам, ибо передвигаются на разновидности большого варана.

– Ужас!

– Мы так и не встретились с ними. Зато нас накрыло огненным ветром. Так там называют песчаные бури. Не сказать что они чем-то лучше ваших залесских снежных буранов. Погибать от стужи или от пекла одинаково неприятно. Но буря ладно. Укрываясь от неё, мы оказались в древнем некрополе.

– В некрополе?

– Это огромное кладбище. Город мёртвых.

Тут даже Государь, до того воспринимавший рассказ, как прихоть дочери, заинтересовался.

– Откуда там некрополь, Искатель, если в пустыне живут только кочевники?

– Ваше величество умеет смотреть в корень! – признал Дамматрик. – Этот некрополь относится ко временам, когда никакой пустыни там не было.

– Неужели пустыни появляются и исчезают? – удивился Сташ. – Я полагал, что созданное богами неизменно. Ведь их замысел близок к идеалу.

– Возможно тут поработали не только боги. Мне доводилось проезжать через земли, на которых согласно старым картам должны расти дремучие леса, а я видел лишь поля и деревни.

– Но разве люди способны превратить землю в пустыню?

– Возможно то были совсем не люди, а демоны или герои древности, о которых много сохранилось легенд в городах Южного Берега…

Они проговорили ещё час или два. Затем пришел слуга и прошептал что-то на ухо правителю. Тот развел руками, давая понять гостю, что аудиенция закончена. Все встали, принцесса сняла с шеи платок, и Дамматрик почувствовал, что краснеет, как будто увидел обнажённым много больше чем красивую шею.

– Возьмите на память о нашей встрече, – протянув невесомый кусок ткани, сказала она.

– Тайна! – нахмурился отец. – Дарить предметы туалета мужчинам принцессе не подобает.

– Брось папа, я так редко встречаю интересных людей. А что мне ещё им дарить? Я бы наградила Искателя каким-нибудь орденом, но это твоя прерогатива. Да и по статусу, насколько я помню, бантами не награждают чужестранцев, если они не на нашей службе или не принадлежат к монаршим фамилиям. Вы ведь не из высшей знати?

– Увы, Ваше высочество, но я буду носить платок как орден, – заверил Дамматрик с поклоном.

– Поскольку я спешу, господин Искатель, а у нас с вами осталось ещё одно небольшое дело, мы поговорим по дороге, – сказал ему Государь.

Глава 23. Ильметра. Дорога на Такримур

По Западному Авару, в отличие от Восточного женщины редко путешествовали без сопровождения мужчин. Тем более, молодые, красивые и богато одетые девушки. И под мужчинами, следовало разуметь именно мужчин – мужей, покровителей, братьев или отцов, в крайнем случае, дюжину телохранителей, но никак не слугу или случайного попутчика. Тем более не мог по местным понятиям сойти за мужчину безусый юнец.

– Ты, – палец бычка уткнулся в Тейша. – Пойди, на дворе погуляй.

Юнга не двинулся с места, продолжая уплетать яичницу с салом. Ильметра, скрывая улыбку, сделала глоток вина. Вина кислого, как лицо невесты, выходящей замуж по настоянию отца; вина дешёвого, какое только и подавали во всяком трактире на этой дороге, независимо от богатства вывески и заверений хозяина. Такое единодушие не являлось, впрочем, следствием сговора жадных владельцев. Просто на крайнем западе Киеры всем прочим напиткам предпочитали пиво. Вот его-то и варили с душой. А вино закупали что подешевле, следуя больше традиции и давно канувшим в небытие имперским постановлениям, чем желанию угодить постояльцам.

– Не понял! – судя по озадаченной интонации, реплику громила адресовал скорее самому себе, нежели мальчику.

Здоровенный парень подсел к столику, за которым они ужинали, минуту назад. Почти всю минуту он просидел молча, буравя Ильметру взглядом. Видимо таким образом бугай пытался воздействовать на девушку психологически. Подготовить, так сказать, к следующему акту. Но все его усилия пропали даром. Даже не будь Ильметра тем, кем она являлась, вид громилы её скорее рассмешил, чем напугал. Он выглядел как малограмотный селянин, хотя если и был когда-то простым деревенским пареньком, то быть давно перестал. Его аура утратила чистоту пасторали, а тусклые пятна были свидетельством нравственного падения. Власть портит слабую душу, даже если власть эта в данный момент распространяется только на проезжего мальчишку и его с виду беззащитную спутницу.

– Он плохо знает западный диалект, – сказала Ильми. – А главное, выполняет только мои распоряжения.

– Как скажешь, госпожа, – неожиданно покладисто согласился бычок. – Пусть слушает.

Он пожал плечами и ещё минуту собирал в голове из слов следующую фразу.

– Господин Рогкобри предлагает тебе своё покровительство, госпожа.

Тейш криво усмехнулся, видимо припомнив предыдущего охотника до прекрасного тела его госпожи. Строго говоря, тогда Ильметра его госпожой ещё не являлась, а в хозяевах числился как раз тот самый охотник до наслаждений, что попытал удачи – шкипер наёмного судна, решивший вдруг изменить честной профессии.

Кривой усмешкой Тейш ещё и давал понять, что вполне владеет западным диалектом, а будь на месте деревенского олуха кто-нибудь поумней, он сделал бы вывод, что тем самым мальчишка показывает и отсутствие всякого страха. Сделал бы вывод и непременно задумался бы о причинах бесстрашия.

– Я не нуждаюсь в покровительстве, – спокойно ответила Ильметра. – Тем более в одном переходе от цели моего путешествия.

– В этом-то переходе вся суть, госпожа, – ухмыльнулся бычок.

Оказывается, он мог соображать быстро, а говорить складно.

– В ваших холмах что, завелись драконы? Быть может людоеды?

То что она назвала горы холмами задело его не больше чем ухмылка мальчишки.

– Почему обязательно драконы или людоеды? – спокойно возразил он. – Есть и простые разбойники.

– Одно имя ты уже назвал. Правда, не уверена, что сумею произнести его без ошибки. Рого… Робро…?

– Рогкобри, – напомнил бычок, проигнорировав иронию или не поняв её. – Ударение на второй слог.

– Допустим. Передай ему, что раз он не может предъявить дракона, то и я обойдусь без покровителя.

Отправляясь в путешествие, Ильметра подозревала, чем это ей грозит. Не то чтобы она нарочно попирала нравственные устои, бросая вызов общественному мнению Западного Авара или нарываясь на неприятности. Просто кроме Тейша никого путного (в первоначальном значении этого слова) под рукой не оказалось. Друзья и помощники частью остались в Валикерсте, частью разбежались по окрестным землям, вынюхивая следы конца света. В принципе она могла взять кого-то из вновь завербованных Оборном людей, но с малознакомыми провожатыми отправляться в дальний путь не рискнула, да и не захотела, а юнга сам напросился – оставаться среди дядечек, которые некогда собирались его пришить, он до сих пор побаивался.

Впрочем, один человек, которого следовало бы отнести к настоящим мужчинам, Ильметру всё же сопровождал. Вот только не целиком. И сопровождал – пожалуй, громко сказано. Он не ехал на лошади или в повозке, а путешествовал в шляпной коробке.

Как раз её, стоящую на соседнем стуле, Ильметра теперь подцепила рукой, вставая с намерением окончить не слишком интересный разговор.

– Пошли, – бросила она Тейшу.

Юнга махом выдул остатки пива, вытер рукавом губу и, схватив свечу, поспешил за госпожой. Бычок остался за столиком в одиночестве, не сделав даже попытки помешать ей.

Поднявшись наверх Ильметра прежде всего осмотрела комнату, на которую во время заселения едва взглянула. Комната имела крепкую дверь с массивными петлями и засовом, широкое окно, разделённое надвое толстой перекладиной. Перекладина при острой необходимости, например, в случае пожара, легко изымалась, но освободить её от хитрого замка получилось бы лишь изнутри. Воспользоваться той же дорогой в обратном направлении, скажем, с целью обчистить комнату или багаж постояльцев, было невозможно. В общем, хозяин побеспокоился о безопасности постояльцев, и ничего добавлять Ильметре не требовалось. На самом деле даже охранные чары, чуть ли не самые простые из всех, ей давались с трудом. Её магия почти всегда пробуждалась сама собой и формализации не требовала, а охранные чары пробуждаться не желали, если Ильметра не ощущала прямой угрозы вроде воя ночного оборотня или чего-то такого. Сейчас же интуиция подсказывала, что ночью за ней и так не придут. И вообще в трактире не тронут. При всём беззаконии, царящем в брошенном владыками герцогстве Грифа, разбойники скорее всего выберут для злодеяния тихое место, к примеру, в миле-другой за трактиром, где к дороге подступают заповедные рощи.

Ильметру поражало различие в судьбе этих мест с её родными. Казалось бы и там и здесь полоска земли, прижатая к морю горными хребтами. Условия схожие. Но Альпорт вроде бы и не заметил распада империи. Он как и раньше развивался за счет моря, торговли. Пусть некоторые связи прервались, зато нашлись другие. Здесь же все пришло в страшный упадок. Даже единственная сухопутная дорога, что связывала крупнейший порт с Центральной Киерой оказалась запущенной. Когда-то по ней без перерыва шли торговые поезда, дилижансы, имперская почта и знаменитые "рыбные экспрессы", доставляющие в столицу морепродукты в огромных бочках с морской водой. Ради них на каждом переходе были устроены бассейны, куда закачивалась морская вода, чтобы обитатели моря могли отдохнуть, пока в бочках меняют воду.

Ничего этого больше не осталось, лишь превосходную мостовую так и не смогли убить редкие повозки селян и торговцев. С другой стороны, как утверждали местные жители, сам порт Такримур вовсе не захирел, торговля там продолжалась, но моряки, рыбаки и купцы предпочитали переваливать грузы на мелкие суда и развозить товар морем, вдоль берега, и дальше реками, а не рисковать на пустой дороге.

Тейш уже застелил кровать госпожи и теперь, достав из сумки собственное одеяло, глазами подыскивал место, куда бы упасть самому. По грязному полу, где и полагалось спать правильным слугам, гуляли сквозняки. И если сейчас это был теплый ветерок, то ночью, когда бриз тянет от гор к морю, он мог запросто стать ледяным.

– Оставь, – сказала Ильметра, забираясь под одеяло. – Ляжешь со мной. Иначе завтра придётся лечить тебя от простуды, а у нас, как мне кажется, на это не будет времени.

Мальчишка покорно забрался под одеяло, прижался спиной к хозяйке и быстро уснул. И хотя ладонь Тейша среди ночи принялась искать её грудь, а найдя стала поглаживать, это было скорее отголоском младенчества, чем прорастанием мужчины. А она почти не отреагировала на ласку. Чтобы там себе не вообразил милый Дамми, её помыслы, не дающие быстро заснуть, касались сейчас только мести.

Это было странно. Жажда мести пришла не сразу после гибели отца, а только когда появился Вайхель. И дело было не в банальном сравнении с вином, мол, чем больше выдержка, тем выше наслаждение. Сама её сила, разбуженная Вайхелем, требовала мести. Хотя и не в качестве платы. Скорее это проснулась её сокровенная суть.

Несмотря на то, что Вайхель выполнил первоначальное условие (залог чего путешествовал в шляпной коробке), жажда мести не утолилась. Это могло означать что угодно, в том числе и то, что месть не свершилась полностью. И нечто, ожившее внутри неё, это понимало и требовало большей крови.

Это разбуженное нечто на границе яви и сна иногда вбрасывала в сознание предчувствия, смутные предостережения, послания. Возникло послание и теперь, да такое яркое, детальное, конкретное, какого Ильметра ранее не получала.

Ей привиделось, как они с Тейшем едут по дороге и как разбойники стреляют из подлеска, прикрываясь густыми зарослями кустов. Разбойники почему-то не пытаются заступить им дорогу, потребовать выкуп, просто наброситься, а просто стреляют на поражение. Ценности легче снимать с трупа, не правда ли?

Лошадку под Тейшем убивают первой. Левой рукой Ильметра дёргает на себя мальчишку, убирая его с тропы смерти, а правую ногу высвобождает из стремени, чтобы не оказаться придавленной убитой лошадью. В этот момент шелестит вторая волна стрел. Её лошадь валится, а сама Ильметра падает на спину, увлекая за собой юнгу. Оставив его лежать, она поднимается, затем приседает на корточки и из такого неудобного положения бросает в заросли гроздья ножей. Бросает, повинуясь инстинкту, почти без размаха. Затем вскакивает на ноги, достаёт меч (откуда у неё меч?) и врубается в кусты. Двое разбойников лежат убитыми. Один ранен. В раненом она узнаёт давешнего бычка. Несколько лучников убегают в сторону гор. Ещё человек пять или шесть бросаются на неё с пиками, клинками, топорами. Она убивает их одного за другим. Расчетливо, по одному-два удара на каждого. Кровь хлещет из отрубленных конечностей, рассеченных шей, пачкает одежду, руки, попадает на лицо. Вместе с чужой кровью её обволакивают тёмные отражения разбойничьих аур. Не все из них темные, словно ночь, некоторые лишь слегка покрытые дымкой. Но гнев получает новый источник силы. Он наполняет её, как крепкое вино и пускает по жилам огонь. Ильметра оглядывает поле боя и приканчивает раненого бычка.

Жестокость. Откуда в ней столько жестокости? Она поймала себя на мысли, что могла бы легко избежать стычки, но будто сама желает её. Она могла выбрать другой трактир, здесь на подходе к городу они стояли плотно, могла пустить в ход колдовство и отвести бандитам глаза. Могла, наконец, просто разбить пару носов и тем ограничить урок. Но с самого начала, едва почувствовав в трактире западню, она нарочно обостряла ситуацию. Зачем? Ей хотелось пролить кровь? Неважно чью? Ну, то есть, конечно, разбойники они разбойники и есть, к добропорядочным гражданам не относятся. Но её ли это дело?

А с другой стороны, почему нет? Шерифов, какие тут имелись раньше в каждой деревне, давно перебили, дружина герцога разбрелась по мелким дворам, кто-то из них и в разбойники, возможно, пошёл. Деревенские тоже не спешили брать вилы в руки. Некому ублюдков на место поставить, укорот дать. Так почему бы не ей?

***

В Альпорте горожанин обходился по утрам чашечкой кофе, яйцами всмятку с хлебными палочками или малюсенькой булочкой и каким-нибудь сочным фруктом. Во время путешествий, когда требовалось запастись силами, к трапезе добавляли рыбу. В Западной Киере, особенно в сельской местности, предпочитали завтракать плотно, набивая брюхо жирной пищей и пивом. Словно не знали, придется ли обедать и ужинать. Ни фруктов, ни ягод к столу не подавали, а сваренные в воде яйца считали блажью господ столь высоких по положению, что обязательно должны возить с собой личного повара, которому только и позволено готовить изысканную пищу.

В трактирах же яйца жарили с крупно порезанным горьким луком и салом на огромных сковородах.

Тейш не стал отказываться от местного рациона, а Ильметра заказала к чашечке кофе с мёдом лишь пару крабовых клешней. Её заказ выполнили быстро – кофе здесь варили в общем котле, на всех посетителей сразу, а краба, похоже, принесли вчерашнего, даже не разогрев. Зато Ильметра успела спокойно поесть, прежде чем сразу вслед за яичницей с салом и пивом для юнги, возле стола появился давешний бычок.

– Не передумала, госпожа? – спросил он, не порываясь на этот раз присесть.

Разбойник судя по всему уже настроился на хороший денёк. Даже вроде бы стоя спокойно на месте, он находился в постоянном движении. И не только едва заметно переступая с ноги на ногу. Он излучал энергию, рвался куда-то каждой частичкой тела, поигрывал мускулами, а его лицо меняло выражения так часто, как у комедианта, когда тот тренируется перед зеркалом. Даже одежда будто жаждала глотнуть дорожной пыли или грязи – смотря по погоде – и подцепить пару репьёв, пока владелец будет ёрзать в засаде.

– Тебя как звать, парень? – спросила Ильметра, выковыривая из клешни остатки мяса палочкой с зазубриной, что заменяла здесь специальную вилочку более приличных заведений.

– Кестри, – тот едва заметно пожал плечами.

– Слушай, Кестри, позови-ка лучше хозяина, – она отложила остатки краба, медленно вытерла руки и уголки губ куском ткани, что здесь заменял салфетку. – Хочу сказать ему пару слов.

– Какого хозяина ты имеешь в виду? – казалось, бычок растерялся.

– Ну не трактирщика же! – фыркнула Ильметра. – Твоего хозяина позови. Рогкообри. Буду говорить с ним.

Кестри, подумав, кивнул, развернулся и вышел из зала. Ильметра отметила, что он вышел во двор через дверь, ведущую к конюшне. Вряд ли предводитель ночевал с лошадьми, а, значит, шайка действительно приготовилась выступить, и бычка послали просто убедиться в наличии клиента или, например, в том, что клиент не медлит со сборами.

Скоро в обеденный зал вошёл молодой человек в шляпе. Довольно красивый и богато одетый. Его движения выдавали аристократа, или человека долгое время проведшего в высшем обществе.

– Рогкобри, – представился он, присаживаясь.

Шляпу, однако, не снял.

С минуту они молча изучали друг друга. Ильметра еще не умела читать такие сложные ауры, а поэтому попыталась угадать характер оппонента по внешнему виду. Аристократизм его не был напускным, слишком много мелочей, которые даже хороший актер не продумывает. Он запросто мог быть своим среди сенаторов Альпорта. Но больше ничего за минуту она прочесть не смогла. Насколько он вероломен? Порядочен? Честен? В рамках своего промысла, разумеется. Насколько умён? Красивое лицо как бы затмевало все остальные черты характера. А разбойник, видимо уже составив представление о жертве, вытащил из кармана коробку, похожую на пенал для карандашей и вещицу похожую на точилку всё для тех же карандашей. Из коробки он достал длинную и тонкую сигару, а "точилкой" воспользовался, чтобы её обрезать. Придвинув массивный подсвечник, прикурил от свечи. Но говорить первым не стал.