Текст книги "Твари империи (СИ)"

Автор книги: Сергей Фомичев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Большинство солдат мечтают ровно о том же самом. Кого не послушаешь, всякий видит себя за стойкой с рушником на плече и многозначительным взглядом, намекающим посетителям на добрые старые времена. Воплотись в жизнь мечты хотя бы половины из ветеранов, в государстве проходу бы не стало от кабаков. Но пусть кабаков и наплодилось изрядно по трактам и гарнизонам, проходы все же имелись. А самое печальное заключалось в том, что за стойкой редко встретишь ветерана. На самом деле мало у кого из них обнаруживались способности к этому ремеслу. Многим приходится довольствоваться скромной работой извозчика, промышлять мелкой торговлей, охотой; иные, не выдержав гражданской жизни, возвращались в армию.

Но почему бы и не помечтать на досуге?

Под смех и подначки зрителей, Мышонок заставил новобранца споткнуться. Насмешки не были злыми, они являлись частью игры, частью обучения. Бойца ничто не должно отвлекать и, боги упаси, выводить из себя. Жаба справился с волнением и даже воспользовался всеобщим ожиданием нервного срыва для ложной, якобы безумной атаки. Мышонок купился на хитрость и, решив проучить горячего, но неопытного соперника, бросился в молниеносную контратаку, но тут же чуть не пропустил точно рассчитанный удар.

– У-у-у, – загудели зрители, подбадривая новобранца и подначивая уже ветерана.

Фаворитов на таких поединках не признавали, и теперь Мышонку приходилось успокаивать нервы, а получалось это у него не то, чтобы очень. Всё же не его стезя армия.

Ожог – другое дело. Он об отставке даже не помышлял. Вся его сознательная жизнь была связана с армией, больше того, связана именно с этой волонтёрской ротой, ротой Ковыля, известной по официальным документам как "Когти Трагара", а в народе и среди друзей под ласковым прозвищем "коготки". Ротой, где он вновь обрёл и дом и семью, утраченную в раннем детстве, где он научился читать и писать, нашёл друзей и почувствовал себя человеком. Нужным человеком. А кому нужным, не столь уж важно.

Родителей он потерял в девять лет. Мальчишкой, но мальчишкой, который уже всё понимал. Пять долгих лет сиротства остались в его памяти как кошмар. Потеря взрослых членов семьи вовсе не освободила мальчонку от податей и тягот, возложенных на их небогатый двор. Сборщиков не волновало, что двор этот превратился в кладбище, так как средств на погребение у мальчишки не имелось тоже. Люди тогда вымирали от голода и болезней целыми селениями, государство пришло в упадок, а налоги от этого становились только выше.

В четырнадцать он завербовался учеником в роту коготков. Тщедушного паренька, явившегося к вербовщику, словно истаявшее приведение, поначалу хотели отправить "обратно в гроб", но он настоял. Схватил с жаровни уголья, на которых господин вербовщик изволил подогревать себе кофе, и сжал в кулаке. Слёзы, скопленные за пять лет, потекли сами собой. Он оплакивал и мать, и отца, и двух братьев, и разорённое хозяйство, и собственную судьбу; но лицо сохранило твёрдость. Вербовщик одобрительно крякнул, а парнишка получил место в отряде и нынешнее прозвище.

В армейскую жизнь Ожог втянулся сразу. Не физически – положенные семь потов он сливал на общих основаниях – но, что гораздо важнее, втянулся психологически. Если обычный новобранец только на второй год службы начинал понимать, что истязания не являются прихотью сержанта, или тем более его патологической тягой к насилию, а обусловлены лишь заботой о выживании бойца и роты, а также выполнении ими задачи, он, Ожог, принял правила игры в первый же день службы. Безропотно. Сознательно. Возможно, именно это и открыло ему дорогу к сержантским нашивкам.

Не то чтобы дорога эта вышла ровной и прямой. Целый год всё его жалование составляла бесплатная кормёжка, а чистка нужников и котлов дополняла армейские будни, и только ещё через год он стал полноценным воином, купив на скопленное жалование у старого ветерана меч и доспехи. В волонтёрских ротах личное оружие приобреталось каждым самостоятельно. Ибо лучшим считалось то оружие, которым лучше всего владеешь.

Три года назад Ожог получил звание сержанта и первый взвод "коготков" под команду. Сейчас ему двадцать семь. Для солдата не возраст. Дальнейшая карьера виделась ему точно санный путь на заснеженной тундре в безветренную погоду.

Пройдёт ещё год-другой, и он получит шанс сдать экзамен на лейтенанта и занять офицерскую должность. Заместителя ротного мастера, адъютанта, вербовщика, или интенданта. Офицерское звание подразумевает переход на иную ступень в воинской иерархии государства, а всякая иная иерархия в Хоту просто не имела значения. К офицерскому значку многое прилагается. Хорошее содержание, возможность оставаясь на службе купить собственный дом или полдома. При желании он сможет обзавестись семьёй. Настоящей. В невестах недостатка не будет.

Сержант даже улыбнулся, представив каменный домик на Оружейной улице в Крапиве. Пять сотен шагов до крепости, до ротных казарм. Идиллия. Мечта, но такая, которую можно сперва вдоволь помечтать, а потом и воплотить. Хорошая мечта, правильная. Не какие-нибудь полеты в облаках.

А дальше? А вот дальше развилка. Выбор. Наверное, самый большой во всей его прошедшей и предстоящей накатанной жизни с тех пор, как он попал в армию.

Может быть, какой-нибудь ротный подаст в отставку по старости, или, что случается редко, получит дворянский чин и будет отозван в гвардию, или назначен подполковником в городской полк. Возможно, погибнет или получит ранение не совместимое с дальнейшим прохождением службы. Тогда у сержанта (тогда уже лейтенанта, конечно) появится возможность занять вакантное место.

Лучше конечно в собственной роте (дай боги долгих лет нынешнему командиру). Тогда он останется в привычной обстановке, со старыми приятелями – сержантами и ветеранами, на которых сможет положиться, с бойцами, которых знает как себя самого. В чужой же роте придется доказывать свое право не только на экзамене, но и перед подчиненными. Но сперва, конечно, предстоит экзамен.

Семь мастеров лучших рот будут испытывать претендентов на должность командира. Претендентов будет много, а испытания сложные и опасные. Каждый десятый гибнет или выходит из них калекой, из уцелевших лишь один получает вожделенный серебряный знак. Так говорят. Возможно нарочно пугают претендентов. Тех, кто не прошел испытания Ожог видел не раз. Они возвращаются на прежнее место службы под ухмылки да издёвки товарищей, с печатью неудачника, без права на повторные испытания в ближайшие десять лет. Впрочем, и по истечении длинного срока неудачнику мало что светит. Люди, неспособные оценивать свои силы, не годятся в ротные мастера.

Есть, однако, и другая возможность. Прослужив не менее шести лет в заместителях, подать прошение на получение чина ротного мастера без вакантного места. Пройти тот же самый экзамен, и если государю будет угодно, получить лицензию на право формирования собственной роты. Важное отличие в том, что среди экзаменаторов обязательно будет и нынешний ротный. А их брат не особо горит желанием расставаться со способными командирами.

Формировать собственную роту куда сложнее. В новобранцах нехватки не будет, а вот ветеранов, опытных сержантов и прочих начальников найти будет ох как непросто. Из других подразделений их не переманишь, в деревне или городе не завербуешь. Нет там безработных военных. Разве кто из отставников согласится вернуться к прежнему ремеслу. Но такие предпочитают старых друзей. Вербовку иностранцев Государь не приветствовал, делая исключение лишь для чародеев, которых воспринимал не столько воинами, сколько родом оружия. Единственная возможность переманить кого-то из ополченцев, но даже их придётся натаскивать годами, прежде чем рота станет боеспособным подразделением.

Мороки не приведи боги, зато и почёт небывалый. Тот, кто формирует новую роту, вписывает своё имя в историю. Роты на иностранный манер брали звучные имена. "Головорезы Ожога" – чем плохо? Разве что прозовут головастиками.

Испытаний он не особенно боялся. В волонтёрских ротах сержантов принято натаскивать так, чтобы каждый из них смог случись чего заменить любого из старших офицеров, включая и самого ротмистра. Поэтому каждый день он читал книги по тактике, истории войн, изучал вопросы тылового обеспечения, осадную и оборонительную инженерию, строительство крепостей. И конечно тренировал тело. Он бился в спарринге с каждым из своих подчинённых по очереди, заодно натаскивая и их. Служба давала массу возможностей для подобных занятий.

Ожог отстранил новобранца, забрал у него меч и кивнул Мышонку. Некогда тот обучал его основам ремесла, хотя и пришёл в роту на год раньше, но пришёл, уже имея за плечами опыт службы в ополчении. А теперь воин вряд ли выиграет у сержанта один бой из пяти. Всё же не тот настрой у горожан, что пришли в армию скопить деньжат или избежать наказания. Большая часть сержантов и офицеров выходцы из крестьян, людей закаленных изнуряющим трудом и голодными временами. И хотя возвращение к унылой жизни землепашца им больше не угрожало, отчаяние прошлого служило хорошим стимулятором карьерного роста.

Служба на северной границе по царящему здесь спокойствию мало чем отличалась от отдыха на квартирах в Крапиве. Пожалуй, на взгляд сержанта, даже имела некоторые преимущества. Здесь на удалённых от большого начальства блокпостах было меньше тупой муштры, излишней субординации, зато парням хватало настоящей полевой практики. Разведывательные вылазки в тундру, тактические игры на рубежах обороны, занятия по ориентированию, тренировки и учёба со всевозможными видами оружия, собранного в местных арсеналах – всё это позволяло натаскать новобранцев подтянуть бойцов без риска реального столкновения.

Северные форты неплохо годились для тренировки войск в суровых условиях, но в напряжении людей не держали. Достойного врага здесь отыскать трудно. Бойницы были обращены к полярной пустыне – тундре и заснеженным горам, где кроме бродячих народов и северных горцев тохчи-ма обитали только белые тигры и их основная пища – снежные верблюды. Когда-то давно племя тохчи-ма согнали с верховий Змеиной. Поэтому от них исходила основная опасность на севере, шаманы их славились коварным волшебством. Но и против тохчи-ма войско могло быть лишь вспомогательным инструментом. Шаманы насылали порчу на вельмож и командиров, остальные только прикрывали их колдовство.

К тому же ладичи с тохчи-ма давно замирились, на их нынешние владения не покушались, а поэтому, положа руку на сердце, солдаты считали службу на северных башнях разновидностью отдыха. Так что сержанту стоило некоторого труда разубедить бойцов в этом заблуждении.

– Точило со второго пикета! – крикнул кто-то из бойцов.

Схватка остановилась, круг зрителей разомкнулся, пропуская к начальству вестового. Точило запыхался от быстрого бега. Всего-то пять вёрст до казармы от второго пикета, а дышит, словно от самой Крапивы бежал. Вообще-то у них имелась конюшня, а в ней сытые и отдохнувшие лошади из Крапивы, но отцы-командиры предпочитали держать людей в форме. И посылка верхового гонца с пустяками, к коим относилось всё, исключая боевую тревогу, могла стоить старшему бойцу пикета хорошего нагоняя.

– Упряжка, – сообщил посыльный, всовывая доклад между пыхтением. – Сюда идёт.

Сержант неохотно вернул учебный меч Жабе, набросил на плечи полушубок. Поединок пришлось отложить. Да и других охотников мечами махать не нашлось.

Обычно с севера не ожидали никаких гостей. Ни друзей, ни врагов. Бродячий народ возле блокпостов появлялся редко. Туземцев привлекала дичь, что бежала сюда от ветров и хищников. Но, завидев солдат, дикари сразу же уходил обратно в тундру. К северо-западу в сорока верстах была устроена фактория, где природные обитатели севера могли обменять меха на соль и всякое полезное железо. Приближаться к крепостям туземцам не позволялось. Вольные трапперы же здесь и вовсе не появлялись. Поэтому теперь бойцы гадали, кого и каким ветром могло занести на блокпост?

Сержант по должности знал чуть больше. И потому сразу направился к казарме. Первый взвод ведь не зря отделили от роты и направили на север, в то время как остальные вышли по назначению к Западным Вратам Лабиринта. Взвод получил особое задание, и сержант был доволен самостоятельным командованием, во-первых, и доверием ротного, во-вторых. Однако и напортачить боялся.

– Жаба, Прыщ, проход откройте, – распорядился Ожог. – Бегом!

Уже стемнело, дорога просматривалась едва на сотню шагов. Молодые бойцы оттащили в сторону прибитое к крестовинам бревно, как раз успев освободить дорогу упряжке из пары безгорбых верблюдов легко везущих широкие нарты.

Миновав рогатку, упряжка подъехала к крыльцу бревенчатой казармы. Лохматые зверюги остановились без какой-либо команды и тут же улеглись в сугроб. Куча шкур на нартах зашевелилась, оттуда появилась сперва рука, а затем голова и так, понемногу, выбрался человек. Он хоть и был одет в туземную парку, отнюдь не походил на обитателя тундры. Лицо его выглядело слишком смуглым даже для смелянина. Скорее всего, уроженец внутренних провинций бывшей империи, или королевств, как они теперь назывались, а то и какого-нибудь из южных островов. Что ему делать на севере?

Но Ожог как раз и ожидал кого-то в таком роде. Он протянул гостю фляжку с самогоном. Небольшой запас пойла держался им как раз для подобных случаев.

– Морозы страх какие там, на ледяных мостах, – глотнув, сообщил гость.

Это могло быть и простым замечанием о погоде, хотя ни про какие ледяные мосты здесь знать не знали. Зато для Ожога в коротком сочетании слов прозвучал пароль. Он даже вздохнул с облегчением от мысли, что ожидание закончилось. Тот, о ком его предупреждали, прибыл благополучно. Его озадачило, правда, что среди армейских разведчиков оказывается служат южане, причем не простые, а с характерным профилем, виденным им только на имперских монетах. Слышать о таком раньше не приходилось. А если даже южане и служат, то кому вздумалось посылать такого на север? Но вопросов он, понятно, не задавал, лишь спросил:

– Вас зовут Искатель?

Тот кивнул.

– Прошу, – Ожог сделал приглашающий жест.

Человек вновь кивнул.

– Торыш, Ловкач, дров и воды к бане, да протопите как следует! Остальным продолжать занятие! – распорядился сержант, но увидев, что бойцы подступили к казарме в предвкушении новостей и расходиться не спешат, добавил: – Кто меньше других вспотеет, побежит на пикет с донесением.

Они вошли в казарму, где сегодня дневалил Дерюжка. Южанин, никого ни о чём не спрашивая, сразу прошёл к столу. Бросил на лавку мешок, вытащил из него обычную одежду – льняную рубаху, суконную телогрейку, а так же сапоги и шапку. Достал перевязь с коротким мечом, "локотком", как называли его в волонтёрских ротах. Затем стянул с себя парку, малицу и, аккуратно свернув, запихнул в похудевший мешок.

Инструкции сержанта гласили, что он должен сопровождать человека, известного под псевдонимом Искатель, но как срочно, про то в бумагах ничего не было сказано. Нужно ли дать разведчику отдых, хотя бы накормить с дороги или баньку организовать? В любом случае, Ожогу требуется время, чтобы вернуть парней с пикетов и передать посты парням из роты Светлячка.

– Дерюжка! – подозвал он дневального. – Давай похлёбку, мясо, что там осталось?

– Сделаю!

– Перекусите? – на всякий случай спросил сержант южанина.

Тот посмотрел на меховую свою обувку, с которой уже начала капать вода, на негнущиеся от мороза сапоги, и видимо решил пока остаться в торбасах.

– Не откажусь.

Обед собрали быстро. Еду всегда оставляли для тех, кто сменяется с дежурства на пикетах, с караула или возвращается с эстафеты. Причем оставляли с запасом, так что от бойцов не убудет. Вспомнив, что и тем не помешает поесть перед дорогой, Сержант выглянул во двор.

– Мышонок! – позвал он. – Дуй на пикет, снимай парней. Мы уходим.

– Куда? – удивился Мышонок.

– Туда, где течет вода, – ответил сержант популярной у старателей Лабиринта поговоркой, и подумал мимолетно, что в этот раз поговорка пришлась прямо в масть.

Южанин ел расчётливо, как сформулировал для себя Ожог – быстро, но аккуратно. Рот подобно какой-нибудь мужику не набивал и вполне мог поддержать разговор. Вот только сержант разговора не начинал. О чём можно выспрашивать разведчика, профессия которого состоит и в том, чтобы уходить от расспросов?

Ожог едва заметно вздохнул. При всей удовлетворённости нынешним своим армейским положением, разведка привлекала его, как нечто таинственно и манящее, как минимум не уступающее по значимости армейской службе, а, скорее всего, далеко превосходящее оную. Но даже не вопрос превосходства волновал сержанта, скорее вопрос судьбы, предназначения. Нет, он не завидовал. Он вполне осознавал разделяющую солдата и разведчика пропасть. И это понимание навевало неясную тоску. Это был другой путь. Иная жизнь… иное окружение… Кто он этот южанин? Как он попал в разведку и вообще на север? Из каких далей пришёл и в каких далях побывал и в каких ещё побывает? Видел ли он тот вертел, на который по сказкам, нанизан мир и который вращают снежные великаны? С чем ему приходилось сталкиваться, кому сообщать добытые сведения? В каждом вопросе тайна. В каждой тайне тоска.

Миска опустела. Ожог налил гостю вина.

– Баньку? – предложил Ожог.

– Благодарю, – южанин улыбнулся.

– Если не спешите, конечно, – поправился Ожог. – С другой стороны, мне все равно нужно собрать людей.

– Зачем? – уточнил гость.

– Так ведь предписано вас сопровождать к Западному входу Лабиринта. Не один же вы туда отправитесь? Места здесь дикие.

Едва сказав, он понял что сморозил глупость. Из каких, спрашивается, мест вернулся только что Искатель, как не из самых дичайших? По сравнению с ними верховья Змеиной должны показаться цивилизацией.

– Вам лично предписано? – переспросил Искатель.

– Моему взводу.

– Что ж, отлично, – гость глотнул вина и протянул руку. – Дамматрик. Можете называть просто Дамми.

– Ожог, – сержант пожал руку. – Не хочу выглядеть грубым и лезть с советами, но попросил бы вас имя своё настоящее больше никому не открывать. Здесь, а тем более рядом с Лабиринтом, положено только кодовым пользоваться.

Расслабился видать разведчик в тундре, отвык от человеческого коварства. И ладно бы только от человеческого.

– Хорошо, – улыбнулся гость. – Побуду ещё немного Искателем. Однако, раз вы сопровождающий, тогда сами и скажите, когда нам лучше выступить?

– В баньке попариться успеете, – обнадёжил Ожог. – Потом вас в шкуры замотаем, отоспитесь в лодке.

– Пойдем на лодках?

– Здесь так быстрее. Река сама донесет. С упряжкой-то что делать?

– Ничего, – отмахнулся южанин. – Я её взаймы взял, как и одежду, так что назад отправлю.

– С кем?

– Сама доберётся. Снежные верблюды – животные умные. Родной дом найдут.

Он с заметным сожалением снял торбаса и натянул сапоги.

Мешок с туземной одеждой и обувью, южанин уложил в нарты. Затем каким-то незнакомым словом, подкреплённым шлепками по длинным шеям поднял верблюдов из сугроба.

– Кучо, кучо! – крикнул разведчик, как завзятый дикарь, схватился за нарты, помогая животным сорвать с места примороженные полозья. Верблюды тронулись, развернулись и потрусили на север.

Долго париться в баньке южанин не стал, лишь смыл с себя грязь горячей водой, вымыл голову. Тем временем Мышонок снял людей с постов, а сам Ожог заскочил в форт Шмель, где доложился Светлячку – ротному мастеру "Душителей Чанга" или душков, как их звали. Сообщил, что уходит со взводом совсем, согласно приказам. А посему пикеты и казарма остаются без присмотра и надо бы туда отрядить людей; просил вернуть ротных лошадей в Крапиву, в конюшни тамошнего гарнизона. Затем, выслушав десятиминутное ворчания ротного, спустился к бурной Каменке.

Парни уже складывали в лодки припасы и личные вещи. И того и другого у них с собой имелось немного, потому что обоз остался при роте. Всё складывалось как нельзя лучше. Ожог успокоился и вернулся в казарму.

– Пора, – сказал он южанину.

Глава 17. Засечная черта

Сплав продолжался уже четыре дня. Каменка скоро влилась в Змеиную, по левой стороне которой тянулся нескончаемый лес. В ясный день за лесом можно было увидеть Лабиринт, но сейчас стоял утренний туман, так что и берег показывался в разрывах белой пелены лишь время от времени.

– Что думайте о нём, сержант? – спросил Дамматрик, попивая едва теплый кофе из кружки. – О Лабиринте, я имею в виду.

Ожог пожал плечами. Что ответить разведчику? Ничего такого, сокровенного он не знал.

– Внутрь не заходил, не довелось, – ответил неопределенно сержант. – Да и не армейское это дело, там свои следопыты есть.

– А Пророчество знаете?

– Кто же его не знает? – фыркнул Ожог.

Подобный вопрос мог задать только чужак. Каждый житель государства Хоту знал о Великом пророчестве с малых лет. Одни верили, другие делали вид, что верят, третьи сомневались открыто. Но знали все.

Оригинала, разумеется, никто из простых людей в глаза не видел, его, собственно, и не существовало в природе, так как сам Хейш Прорицатель ничего не записывал и вообще был человеком неграмотным. Но сохранилось несколько прижизненных записей, сделанных то ли учениками, то ли заезжими путешественниками и самый достоверный из них хранился у Государя Сташа Старателя в сокровищнице Змеиного Зуба. "Грядёт нашествие из трещин земных", – говорил Прорицатель. – "Извечный враг задумает одолеть людей. Поработить, уничтожить. И только ладичи смогут остановить его". Так, или примерно так, слова запомнил каждый житель Хоту.

Пророчество стало по сути триггером (это умное слово Ожог подслушал у ротного чародея Косача), приведшим к созданию государства Хоту из множества мелких княжеств, городков, туземных родов, владевших отдельной рощицей или болотцем. Прадед нынешнего правителя Колош Собиратель не церемонился и загонял людей под свой герб жесткими, можно сказать зверскими, методами. Посадки недовольных на колья, ряды которых выстраивались вдоль дорог, запомнились людям надолго и вошли в баллады и страшные сказки. Колош сколотил народ из всех, кто говорил на языке ладичей, а Пророчество стало парадигмой (ещё одно слово, подслушанное у чародея) нового государства, смыслом его существования, великой миссией государей и отчасти национальной идеей.

Сын Собирателя и дед нынешнего Государя, взявший себе имя Сташ Лодочник, за почти полсотни лет правления создал мощную оборонительную систему из засек и укреплённых линий. Он окружил города стенами, поставил дюжину каменных крепостей по южному берегу реки Змеиной. Разослал способных к колдовству на учёбу по странам более развитым в этом отношении.

Несмотря на то, что молодая нация не слишком верила Пророчеству, перемены многим пришлись по душе. Разбой мелких князцов прекратился, оживилась торговля, ремёсла. И хотя государи с их новыми дворянами сдирали с мужика по те же три шкуры, это казалось уже не таким обидным делом, как постоянные набеги прежних хозяев. Потому что Государь имел цель!

Всё в стране было подчинено ожиданию исполнения Пророчества. Перечить общему курсу не рекомендовалось категорически. Кто не соглашался – бежал, кто не бежал – попадал в жернова Тайного Приказа.

Внук основателя, Колош Учитель, правда, увлёкся другими делами. Обустраивал границы, придал блеск столице, где появился университет. Поговаривали, будто он человек образованный, считал пророчество вымыслом, но ему хватило благоразумия не заявлять об этом открыто. Его реформы отлично ложились в канву следования прежним путем. Колош Учитель возвысил дворянство, раздавая имперские титулы, о которых тут раньше не слышали. Появились графы и бароны, виконты и маркизы. При нём гвардия превзошла по численности обычные армейские формирования, ибо дворянство не желало служить с мужичьём.

Правда непомерными расходами и запретом ходить в Лабиринт он едва не разорил страну. Так что завершение его правления запомнилось всеобщей нищетой, когда даже дворяне носили сюртуки с заплатами.

Зато правнук основателя, ныне правящий государь Сташ Старатель, вернулся к истокам. Он реорганизовал армию, открыл курсы чародеев уже в столице.

В той или иной степени Пророчество определяло всю жизнь государства без малого сотню лет. Но вот Ожога оно нисколько не цепляло.

– Кто же его не знает? – повторил сержант, но уже задумчиво. – Только всё это, думаю, сказки. Как и старые предания о том, что в Лабиринт уходят души мертвых.

– Возможно, – согласился южанин. – Но сказки тоже не на пустом месте появляются. Я слышал, что предки ладичей верили, будто в Лабиринте обитает некий каменный полоз. Чудище. И чтобы его задобрить туда отправляли молодых юношей и девушек.

– Надеюсь, они выбирались тайком через некоторое время, – заметил сержант.

Южанин усмехнулся.

– Вы с нашим Торышем поговорите, – сказал Ожог. – Он про полоза сказки знает, сам из тех мест.

– Правда? С удовольствием послушаю. Устроите?

– Позову, как туман разойдется, – пообещал сержант.

– А соседи ваши, михьярцы отправляли в Лабиринт стариков, которыми тяготились, – продолжил Дамматрик. – И это уже не предание, а исторический факт. Возможно, именно отсюда и пошли мифы про страну мертвых. Однако люди действительно пропадали и продолжают пропадать в Лабиринте. Исследователи, старатели, даже ваши следопыты.

– Что-то там есть, конечно, – не стал спорить Ожог. – Зачем бы тогда Засечная черта понадобилась? Зачем крепости? Но думаю, это не столько против тех, кто там обитает, сколько против людей что пытаются пролезть без разрешения. И убийства с пропажами не их ли рук дело?

– А кто пытается пролезть туда? – спросил южанин.

– В основном хищные старатели, что без позволения промышляют. Но не только, – Ожог задумался. – Завтракать ещё не хотите, господин Искатель? А то один кофе хлещите, как граф какой-нибудь из столичных.

Поскольку Искателем южанин значился в приказах, Ожог только так его и называл, даже наедине, хотя настоящее имя тот ему и открыл. Регламент есть регламент.

– Что ж, можно и позавтракать, – ответил разведчик.

– Эй, кто там в наряде? – крикнул сержант в туман.

– Ловкач, сэр, – ответил парень с соседней, частью скрытой туманом лодки.

– Поджарь нам чего-нибудь, боец.

– Курицу, сэр?

Ожог посмотрел на Дамматрика, тот кивнул.

– Пойдет! – крикнул Ожог.

Уже через минуту вдоль реки потянуло дымком – на кухонной лодке развели огонь в походной жаровне.

– Кофе бы горячего, – после некоторой паузы высказал просьбу Дамматрик.

– И кофе, господину Искателю, – добавил громко Ожог.

С лодки подтвердили приказ.

– Кроме старателей попадаются темные людишки с непонятными целями – мелкие колдуны, которые надеются получить от Лабиринта мощь, члены темных орденов, ищущих пути в Преисподнюю, – продолжил Ожог разговор. – А ещё есть такое предположение, что некоторые люди в Лабиринте меняются. Тут я охотно верю, потому что и сам видел таких. Иногда возвращаются старатели, охваченные безумием. Вроде как демонами одержимы становятся. В глазах страх или тоска. Трясутся точно похмельные или качаются из стороны в сторону. Ничего толком не говорят, мычат, по ночам кричат что-то. Жуткое дело.

– И куда их?

– В старые-то времена кончали прямо возле ворот. Одержимых нам тут не нужно, так считалось. Но сейчас вяжут бедолаг и кожаны увозят их куда-то. Пытают или лечат, кто его знает? Кожаны-то, знаете, кто такие?

Дамматрик кивнул. Да и то верно, без содействия Тайного Приказа подобные миссии не устраивают.

– Ну вот, – продолжил сержант. – Бывает, встречаются и не столь тяжелые случаи. Возвращаются оттуда вроде люди как люди, но позабыв почти все, что знали. И потом они бродят, как неприкаянные по стране. А пока бродят, могут и бед каких-то по глупости натворить. Поле поджечь или воду из пруда спустить. Но думаю, тут обычное объяснение должно быть. Может, их напугало что-то внутри, может, от зноя тамошнего свихнулись. В Лабиринте ведь воды ни капли не найдешь. Некоторые из таких полоумных, по слухам, потом назад в Лабиринт возвращаются – память искать. Вот они пропадают с концами.

– А что на счет старателей?

– Есть хищные старатели, которые пытаются камушки искать в неположенных местах. Тут ведь по всему Плато трещины, расщелины, пещеры. Да у нас вся страна в пещерах, если подумать, говорят даже под Долгим Озером ход есть на божидарскую сторону. А Лабиринт – он как потрескавшаяся стена. Обычно трещины не глубоко идут, в сам Лабиринт не попадают. Драгоценных камней в них тоже не находят, так что и смысла нет ковырять. Но некоторые ковыряют. А кто его знает, вдруг ход пробьют? Получится еще одна дырка из преисподней. Еще один путь для врага. Еще одна головная боль для стратегов. Я-то не верю во всю эту чертовщину, но там наверху должны учитывать любую опасность, так что лишняя дырка им не нужна.

– Но ведь крепости на всем протяжении Плато стоят, – напомнил Дамматрик.

– Поди их все прикрой войсками. А без войск они просто груды камней.

– Но зачем-то их построили?

– У нас разные государи правили. Одни боялись больше, другие меньше, одни верили в пророчество, другие нет. Постепенно и понастроили. К тому же новым дворянам замки нужны, вот им и отводили земли по берегу Змеиной.

А есть еще интересны казны. С опалов, топазов, гранатов и прочих камешков положено налог уплачивать. Так что патрулируем по всей Черте, ловим хищников, а когда и колдунишки попадаются. Всех кожанам сдаем. А что оттуда кто-то большим числом полезет, не верю я.

Кухонная лодка приблизилась, им передали котелок с курятиной, завернутый в тряпицу хлеб и кружку с горячим кофе.

– Скоро Мшистые пороги, так что завтракайте быстрее.

Едва они закончили с едой и кофе, как лодки начало болтать в узких пенных проходах между поросшими мхами камнями.

***

Торыша удалось заполучить только на следующий день, когда туман рассеялся и походное охранение не требовало стольких глаз и ушей. Молодой боец забрался в лодку сержанта, а Ожог перешёл на корму, чтобы не мешать чужому разговору. Он не вмешался даже тогда, когда южанин угостил Торыша жесткой копченой колбаской из собственных запасов и глотком бренди из фляжки. Не вмешался, но в памяти зарубку сделал, чтобы накрутить нарушителю хвост. У разведчика свои резоны, ему требуется язык собеседнику развязать, а сержанту дисциплину блюсти.

Слово за слово, южанин подвел разговор к преданиям о Каменном полозе. Мол, известно ли, отчего тот вдруг появляется, гневается ли на кого или привлекает его что-то у людей? Говорил ли кто, чем его пронять можно, как избавиться от напасти? Обереги какие особенные нужны или ещё что?