Текст книги "Твари империи (СИ)"

Автор книги: Сергей Фомичев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Это было не смертельно, однако, неприятно. Даже загрубевшая за годы отчасти добровольного отчасти вынужденного изгнания личность Тайхара не могла полностью игнорировать атмосферу всеобщего презрения. Особенно если учесть, что не так давно всякий встречный кланялся ему, если не с уважением, то с подобострастием.

На Ярмарочной улице, которая в Киле служила вместо торговой площади, избегать капитана у обывателей не получалось. В толчее непросто увидеть чужое лицо заранее, чтобы свернуть. Пробираясь сквозь толпу Тайхар то и дело ловил случайные взгляды, в которых начальный испуг сменялся злобой или презрением. Если капитан и не принял данность сердцем, то разумом уже привык и к тому, и к другому. Впрочем, если бы не конкретная цель, он бы и не подумал соваться сюда.

На углу Ярмарочной и улицы Угольных копей, на коврике, вышитом необычным угловатым узором, сидел, скрестив ноги, мудрец по прозвищу Кожа. Его лицо представляло собой сплошной рубец от ожога. Словно голову бедолаги когда-то сунули в пылающий горн или в чан с кипящим маслом. Один его глаз видел плохо через узкую щель, второй не видел совсем. Тот, кто впервые встречался с Кожей принимал поначалу его лицо за восковую маску, вроде той, в какой играют злых духов бродячие актеры, но затем приглядевшись пристальнее столбенел от ужаса. Однако таковых становилось все меньше. Время шло, город был невелик, мало-помалу люди привыкали к ужасному виду и даже бросали убогому монетку-другую.

Кожа просил подаяния, но просил так изящно, что не шёл ни в какое сравнение с прочими нищими и калеками. Каждому жертвователю он воздавал словом. Ободряющим или остерегающим, весёлым или мрачным, но всегда приходящимся к месту и ко времени. По сути, он получал не милостыню, а плату за изрекаемую мудрость.

Никто и никогда не видел Кожу где-либо кроме этого угла. Как будто он никогда не покидал своего плешивого коврика. Но Тайхар, ведя с Кожей кое-какие дела – два изгоя не могли не найти друг друга – знал, что тот отлучается. Более того, он знал, что отлучки эти, бывало, отзывались непредвиденными смертями какого-нибудь негодяя или чудодейственным спасением невинного.

Тайхар бросил в выдолбленную тыкву монетку и произнёс:

– Здравствуй, Кожа. Позволишь угостить тебя вином?

– Добрый день, капитан, – ответил тот слегка искаженным уродством голосом. – Спасибо за щедрое предложение, но за вином нужно идти до корчмы, а моё тело не предназначено для столь дальнего путешествия. Лучше угости меня пивом, что продают в развоз уличные торговцы.

Тайхар тут же подозвал одного из них. Торговец, узнав капитана, нехотя приблизился. Отказаться совсем он не мог из цеховой чести, но и нежелания обслуживать изгоя не скрывал.

– Пива мудрецу! – произнес Тайхар и бросил монетку в чашу.

Торговец наполнил из крана и вложил в руки клиента оловянную кружку на длинной цепочке. Кожа поднёс кружку к щели, заменяющей ему рот, и в несколько затяжных глотков осушил её. Разносчик забрал кружку и, не дожидаясь возможного повторения заказа, поспешил укатить свою тележку подальше.

– Что делать, капитан, люди боятся того, чего не понимают.

– Я тоже не понимаю.

– Ты ведь тоже боишься.

Тайхар вздохнул, но спорить с мудрецом не стал. Всё равно такого не переспоришь, да и незачем.

– Мне нужно поставить оберегающие чары для дома, – сказал он.

– Ждешь гостей?

– Сегодня меня нашли одни странные люди. Не думаю, что это те, кого я опасаюсь. Но если нашли одни, значит могут найти и другие.

В полой тыкве звякнула ещё одна монета. Кожа отвлёкся, чтобы поблагодарить прохожего.

– Ты найдёшь, что ищешь, добрый человек, но радости в находке не обретёшь.

Однако на сей раз благодетель даже не остановился, чтобы выслушать мудреца до конца. Капитан проводил взглядом широкую спину воина и пожалел, что не разглядел его лица.

– Странный какой человек, – заметил Тайхар.

– Нездешний, – охарактеризовал прохожего Кожа. – С защитой помогу. Оставь мне ключ от дома, когда уйдешь в рейс, я сделаю всё что нужно. Но ты хотел спросить у меня ещё о чём-то, капитан? Спрашивай.

– Эти трое, что сегодня обратились ко мне…

– В них было что-то необычное?

– Почти всё.

Тайхар в двух словах описал, как выглядели его гости, утаив от кожи только их необычную просьбу.

– Багровые плащи с грязными разводами? – переспросил Кожа. – А не было ли под плащами мечей и не услышал ли ты звон кольчуги?

– Всё верно, – согласился Тайхар. – Так и было.

– Думаю, ты встретил монахов Ордена Пути.

– Никогда не слышал о таком. Но у них на плащах были фибулы в виде литийского иероглифа "путь"

– Да, они не занимаются проповедями. Не стремятся заполучить неофитов или пожертвования. Потому мало кто знает о них.

– В чём смысл их службы?

– Орден пути исповедует культ единого бога.

– Орагана? – уточнил капитан. – Моя матушка придерживалась его. Она никогда не ела свинины, и усердно молилась по каким-то своим дням.

– Нет, культ Орагана стар, как мир, а Орден пути считает себя последователем нового учения, впрочем во многом основанного на прежних догматах. По сути и те и другие верят в одного и того же бога, но разнятся относительно личности Посланника. Последователи Орагана или, скажем члены Церкви единого бога считают Посланника лжепророком, обычным мошенником, коих возникает множество во времена потрясений. Другое дело экзегеты Орден пути. Они считают древние догматы неточными, потерявшими суть в процессе бесконечных пересказов, переводов и обновлений списков. А Посланник, по их мнению, за тем и пришёл, чтобы уточнить одно и объяснить другое.

Как и все мужчины их рода, Тайхар придерживался веры в богов Палаора, одного из трёх божественных семейств, признанных в Империи. Но придерживался скорее в силу традиции. Он соблюдал религиозные каноны в той же степени и с тем же равнодушием, что и прочие церемонии, к коим обязывало происхождение. Его душу, сознание вера не затрагивала никак. Он никогда не обращался к богам в молитвах с просьбами и никогда не благодарил их за то, что сделали другие или он сам. Даже случай он не относил к божественной категории. Не удивительно, что чужие верования капитан уважал не больше тех, что с детства навязали ему.

– Насколько они опасны? – спросил он.

– С кольчугами и при мечах? – ответил вопросом на вопрос Кожа.

– Меня больше интересуют намерения, – уточнил капитан.

– Думаю, если ты не заступишь им Путь, нарочно или случайно, тебе нечего опасаться монахов.

***

Улицей Костров город когда-то заканчивался. С первых дней освоения берега здесь разжигали костры (из каменного угля и высохших водорослей), чтобы отпугивать непрошеных гостей. Хищные звери, как вскоре выяснилось, здесь не водились, а северные дикари в гиблые места предпочитали не заходить, это только утвердило поселенцев во мнении, что бесплодная пустыня может породить гораздо более могущественное зло. Кроме того, особо дерзкий пират или какой-нибудь амбициозный правитель могли высадить свои войска в Дальней бухте и обойти город с запада. Разведение и поддержание костров возлагалось на обитателей крайних домов. Разумеется, это отнимало силы и средства, люди роптали, требовали возмещения расходов, некоторые переселялись поближе к порту. И в конце концов, город тряхнул мошной и построил стену с тремя воротами. Мельничные прозвали так потому, что за ними находилась каменоломня где брали камни для жерновов и якорей. В двух каменных башенках обитала городская стража, которую так же нанимали на счёт города.

Однако время шло, город понемногу рос, улица Костров вместе со стеной и воротами оказались глубоко внутри жилых кварталов. Но угроза не исчезла и лет двадцать назад закончилось строительство новой стены. Умные властители непременно сохранили бы прежние укрепления в дополнение к новым. Но тогдашние правители Килы были жадными. Старая стена частью пошла на камень для мостовых, частью стала основой новых домов. Мельничные Ворота снесли, дабы не мешали проезду, а башенки продали с торгов и они превратились в жилые дома.

Один из таких домов теперь занимал Тайхар. Кое-что пришлось перестроить, но в основном капитан сохранил хитрую планировку башни с её военным стилем и духом. Возможно, толстые стены, узкие бойницы и лестница, закрученная против часовой стрелки, ещё пригодятся, вздумай горожане осадить его жилище, как это они проделывали иной раз с колдунами, ведьмами и слишком жадными правителями. Вспомнив прощальный взгляд Хоба, капитан лишний раз похвалил себя за предусмотрительность. Впрочем, больше опасался он того, кто мог явиться из прежней жизни. Той, которую он постарался забыть. Появление монахов как раз напомнило ему, что в мир тесен и скрыться в нём сложно.

Монахи времени зря не теряли. Когда капитан вернулся домой, камин и кухонный очаг уже пылали, а над жаровней вращались на вертеле две курицы. Налив себе сорпского мальта из бутылки без этикетки, но с сургучной печатью на шнуре, Тайхар присел к камину.

– Вы можете испортить птицу, если продолжите жарить её над вонючими углями. Здесь так не делают. Каменный уголь дает неприятный привкус. Лучше положить мясо в латку, это такая сорпская утятница, здесь они распространены. Откройте вон тот шкаф с резьбой в виде виноградной лозы, там найдете все, что нужно.

Пара молодых монахов тут же убрали вертел с тушками и занялись спасением ужина.

– У вас неплохой дом, капитан, – сказал Сторкап усаживаясь рядом. – Жаль, что он пустует без доброй хозяйки.

– Странно слышать такое от монаха, давшего обет безбрачия.

– Мы не требуем его от мирян, – усмехнулся старший. – Да и члены Ордена придерживаются обета лишь во время следования Пути.

– Итак. Вы собирались рассказать мне всё что знаете о моем грузе.

– Знаете, в наших краях многие полагают, будто Посланник только затем и сошёл в наш мир, чтобы разрешить людям потреблять свинину.

– Но, конечно, дело не только в кулинарии, – предположил капитан.

– Вот именно. Суть иная. Наши предшественники, последователи культа Орагана и других подобных ему, видели в боге пастыря, который, создавая мир, обо всём позаботился, всё предусмотрел. Посланник же принес весть, что мы зря уповаем на одного только бога. Он объяснил, что Создатель не всемогущ и не вездесущ. И он нуждается в помощи детей своих, чтобы сделать мир ближе к задуманному. Так что мы пытаемся исправить то, чего Создатель не предусмотрел.

– Каким же образом?

– Каждый из нас ищет свой путь, а когда найдёт, то идёт по нему до тех пор, пока не достигает успеха или не погибает. Конечно обычно каждый выбирает путь по силам.

Догматы мало интересовали Тайхара. Во имя чего или кого собирались монахи отправиться на остров было не так важно, как то, что они знали о предназначении детей, о силах, которые все это заварили.

– И каким образом ваш путь касается меня, моего корабля и тех, кого мы перевозим на Ореховый остров?

– Сложный вопрос. Считается, что бог и демоны, что ему противостоят, сражаются за души людей. Но тут есть разные интерпретации. Возможно это воины будущей Последней битвы. И тот, кто соберет их больше, скорее всего и выиграет сражение. Назывались и другие версии. Однако все это лишь спекуляции. Мы не можем до конца познать мотивы высших сил.

Монах на некоторое время задумался и смотрел в пламя камина. Тайхар попивал небольшими глотками мальт и не торопил собеседника.

– Орден отслеживает события, которые потенциально могут быть признаками противостояния бога и демонов. При получении информации монахи отправляются на место с целью определить подлинность божественного проявления в этих событиях и на какой стороне находится правда, что вовсе не так легко, как может показаться на первый взгляд.

– Но с детьми все ясно, не так ли? – спросил Тайхар. – Я ума не приложу зачем было бы нужно… скажем так силам света, свозить зачарованных детей на приполярный остров.

– В подобных вопросах не может быть ничего очевидного, – с короткой улыбкой возразил Сторкап. – Итак, мы услышали о вашем контракте и решили разузнать подробности.

– И прибыли за ними сюда?

– Не сразу. Детей в ваших рейсах много. А если они здесь откуда-то берутся, значит где-то пропадают, верно?

Капитан кивнул.

– Ну вот. Поэтому сперва мы проверили сведения о пропажах большого числа детей на всех территориях, где присутствует Орден. А он присутствует практически везде.

– Здесь ваших нет, – сказал капитан.

– Мы не всегда расхаживаем в столь приметном одеянии, – ещё раз улыбнулся монах. – Только когда встаем на Путь.

– Допустим. И что же?

– Мы выяснили, что нигде, ни в одном городе или селении, не отмечалось исчезновений детей сверх обычного числа. Конечно, малыши часто пропадают, становятся жертвами диких зверей или не менее диких людей с извращенным разумом. Они гибнут, их похищают. Но так было сто лет назад, остается ныне и, к сожалению, продолжится сто лет спустя. Случаются всплески гибели и исчезновений во время моровых поветрий, стихийных бедствий, голода или войн, но все они объяснимы и зримы. Массовых исчезновений в обозримом времени зафиксировано не было.

– И к какой версии вы пришли?

– Демонам сложно дотянуться до человеческих душ, как бы не погрязли они в грехах. Всегда есть возможность искупления, раскаяния. Однако у демонов есть лазейка. Высшие силы принимают, так сказать, на учёт только души рождённых людей. Однако, по нашему мнению, душа начинает развиваться ещё внутри материнской утробы. И если плод погибает или беременность прерывают, для демонов появляется возможность заполучить эти слабые души. Слабые, потому что они неспособны ни к познанию мира, ни к пониманию морали, ни следовательно к очищению. Но хотя они слабые, их можно взрастить, если создать соответствующую среду. И вот одной из наших рабочих версий является такая, что возможно вы перевозите как раз их.

– Но мои, если можно так выразиться, дети выглядят несколько старше, чем нерожденные, – возразил капитан.

– Тело не имеет значения. Поместите душу ребёнка в плоть старика и он будет выглядеть стариком, но вести себя будет как ребенок. Ваши подростки не очень-то разговорчивы?

– Верно. Но и на новорожденных они не похожи. А что до стариков, то они зачастую и без всякого волшебства ведут себя словно дети.

Капитан насадил на деревянную спицу кусочек сыра и немного подержал над огнем. Вонючий дым каменного угля не успевал обезобразить вкус сыра. Он откусил немного, потом допил мальт. Версия монахов не понравилась Тахару. Она опиралась на предположения, которые исходили из религиозных догматов. А это очень зыбкая почва для мыслительных построений. Вряд ли монахи темнили, вряд ли пытались его обмануть, скорее всего сами не разобрались до конца.

– За этим мы и собираемся на остров, чтобы узнать всё доподлинно, – словно прочитав его мысли сказал Сторкап.

Глава 20. Тайна. Змеиный Зуб

Светлые почти белые волосы, лишь самую малость оттенённые золотом. Крупные голубые глаза, но не настолько крупные и голубые, чтобы сравнивать с куклой. Тонкие брови. Ямочки на щеках.

Наверное, её облик должен считаться красивым. Сама Тайна не была в этом уверена. Ведь никто не скажет правды. Ни один из окружающих её людей не признает даже малейший изъян. Одни из любви, другие из осторожности или заискивания. Зеркало не врало, оно показывало, что есть, но не комментировало, не давало оценок. И девушке оставалось только сверяться с идеалами. По крайней мере, портреты, вернее живописцы их пишущие, подавали идеалы именно так, как видели сами. Тайна перевела взгляд на портрет матери – небольшую копию с полотна, висящего в Каминном Зале. Красота зрелой женщины, конечно, отличалась от девичьей. Но общих черт с каждым прожитым годом становилось всё больше.

Тайна вздохнула. Красота – слабое утешение, когда некого ей сразить. Она не может даже мечтать о принце, как простушки из сказок. Потому что сама является принцессой, а значит и принц ей положен, если можно так выразиться, по определению. "Вынь да положь" – как выражалась няня. Вытаскивать и класть принца предстояло её отцу, государю Сташу Старателю. И к счастью, он не собирался разменивать дочь на политические преференции.

Отец любил её. Вообще-то он одинаково любил и сына, и дочь, но если принц Колош воспитывался в строгости, так как с рождения являлся Наследником, то Тайну Государь баловал почти без ограничений. Однако, при всей строгости воспитания, наследник имел куда больше свободы. Он кутил с гвардейцами, уезжал из столицы на воинские сборы, на охоту, пару раз даже сопровождал посольства в соседние страны, а вот принцессе некуда было деться. Военизированная система государства просто не предусматривала достойного места для барышень. Страна гремела железом. Удел женщины – рожать и вскармливать воинов, всё остальное – чистая блажь. Разумеется, какие-то развлечения были – балы, турниры (пусть не такие как в Эстральде), охоты, но даже дамы знатных родов образованием себя не обременяли. Вернее их никто и не спрашивал.

Принцессу тоже не спрашивали, но ей повезло со сводным братом. Колышка учили всерьёз, без скидок на происхождение и даже вследствие происхождения, а он никогда не гнал сестру, если она садилась рядом и слушала уроки. Наставники в свою очередь опасались выставлять за дверь дочь государя, или отмалчиваться в ответ на её вопросы, однако, и не помогали, если вопроса она сформулировать не могла. Так что Тайне приходилось с детства рассчитывать только на себя, на свою сообразительность и интуицию.

Так она научилась читать и писать, разбираться в географии и естествознании. Не более того (на занятия, где звенели клинки, свистели стрелы и ржали лошади, её всё же не допускали), но и не менее. Дальнейшее образование взяли на себя книги. Эстральдские рыцарские романы редко забирались на книжные полки подданных государства Хоту, но беллетристика, то есть книги о войне, обязательно находили читателя. Целый приказ занимался их поисками, переводами, переизданиями. В список входили не только трактаты военачальников или военных философов, но и живописания битв, походов, частных историй офицеров и солдат. Среди этих книг принцесса откапывала приличествующее девушке чтение, дающее ей знания и темы для игр.

Тайна всегда играла одна. Служанки просто не понимали, чего от них хочет юная барышня, а подругами судьба обделила. Все эти фрейлины – дочери знатных вельмож, что составляли когда-то Двор Принцессы, оказались ещё менее понятливыми, чем служанки. Их интересы от кукол резко, без видимой паузы, переходили к женихам. Начались фальшивые вздохи, поиски подходящих румян, пудры и той границы до которой можно оголить плечо.

В одиннадцать лет Тайна совершила свой первый и пока что единственный политический акт – разогнала весь этот игрушечный двор ко всем чертям. Скандал тогда вышел нешуточный. Слуги и гвардейцы с трудом уворачивались от летящих вниз по лестнице кукол, корзин, сундучков. Пух из перин и подушек превратил залы цитадели в зимнюю сказку – кружился в воздухе, скользил по полу, парили в лестничном колодце. Фрейлины ревели, отправляясь с отцами в родовые имения с дурацкими куклами в руках и женихами в глупых головах.

Государь Сташ Старатель имел с принцессой Тайной беседу. Официальную. Как государственное лицо с государственным лицом, пусть одной из "высоких договаривающихся сторон" исполнилось в то время только одиннадцать лет от роду. Принцесса заявила, что больше не потерпит над собой издевательства, что лучше останется совсем одна, чем будет киснуть среди туповатых фрейлин и слушать их глупые разговоры.

Отец не перечил. Он передал в полное и исключительное распоряжение дочери комнаты её матери – спальню, гостиную и уборную, – наполненные удивительными и загадочными вещами. И, отдав все эти сокровища, выдвинул взамен единственное условие – Тайна не должна покидать без разрешения и сопровождения территорию Цитадели, отведённую под личные покои Государя и его семьи. Девушка легко дала обещание. По большому счёту, за пределами четвёртого яруса, где и проживала правящая фамилия, во дворце не существовало ничего интересного, а когда интересное вдруг возникало, она просто расширила понятие личных владений на вновь обретённое пространство.

Среди загадочной и странной обстановки маминых комнат Тайна провела следующие несколько лет жизни. Здесь она нашла, наконец, свой мир, или скорее собрала его из фрагментов головоломки, обнаруженных тут и там. А чем ей ещё было заняться?

Настоящим сокровищем стали матушкины костюмы, в числе которых обнаружилось много мужских, а ещё больше экзотических, собранных, казалось, со всего света. Надетые на манекены, они поначалу изображали собеседников, товарищей по приключению, но со временем, принцесса начала примерять костюмы на себя, вживаясь в образы, созданные отчасти книгами, отчасти собственным богатым воображением.

Тайна убрала волосы под широкополую шляпу – пиратскую, как постановила она – набросила на плечи поверх платья нечто похожее на офицерский сюртук. Вытащила из ножен кинжал – единственное оружие, дозволенное отцом, и в таком виде направилась к зеркалу.

– Выглядит не убедительно, – решила принцесса, взмахнув пару раз кинжалом перед горлом собственного отражения.

Она убрала кинжал в ножны и упала в кресло. Сегодня игра не пошла. Самое бы время почитать что-нибудь, но и тут был тупик. Новой книги ждать ещё целую неделю, до очередной поездки с отцом в город, на ярмарку; старые перечитаны сотни раз, а чтобы взяться за книгу в сто первый, нужно особое настроение. Его-то и не было. Оставалось, правда, ещё одно развлечение – подслушивать сплетни придворных и государственные секреты.

Честно говоря, Тайну к секретам такого рода особенно не тянуло. Она давно сформировала представление о государственных делах и сделала выбор в пользу книг или игр. А среди сплетен редко попадалось что-то по-настоящему любопытное. Но чем чёрт не шутит, возможно, именно теперь ей повезёт.

Принцесса метнула шляпу на манекен, но промазала и та укатилась в угол.

На стенах матушкиной уборной висело три гобелена. Ни один из них не являлся только лишь украшением. Все три несли информацию. Первый изображал схему Лабиринта. Причем начальные ходы от Закатных Врат были прорисованы в мельчайших деталях, но чем дальше ветвились проходы, тем подробностей становилось меньше, пока Лабиринт не превращался в набор чёрточек. Второй гобелен тоже изображал схему каких-то ходов. Её сопровождали рисунки людей, застигнутых смертью в разных позах, а также скелетов, зверей – настоящих и мифических. Тайна так и не смогла понять, что за место изображено на этом гобелене. С Лабиринтом никакой связи она не находила, с подземельем, что располагалось под Цитаделью, рисунок тоже не имел ничего общего. Эту загадку она оставила до лучших времен. А вот на третьем гобелене был изображен замок, который точно копировал Цитадель. Причём стены на рисунке как бы просвечивались насквозь, а ракурс был таким хитрым, что каждое, даже самое маленькое помещение, не перекрывалось другим.

Изучая наследство матушки, принцесса однажды разгадала и секрет этого гобелена. Стоило прислонить к избранному месту ухо, как становились слышны разговоры, происходящие именно в том самом изображённом на гобелене помещении. Никакой магии в этом, впрочем, не оказалось. Среди матушкиного наследства колдовство вообще отсутствовало, хотя про её магические способности ходило множество слухов. Тайна однажды заглянула за гобелен и обнаружила выходы трубок, идущих сквозь стены. Затем она придумала использовать для усиления звуков маленькую воронку (найденную в другой сокровищнице – небольшой алхимической лаборатории), прикладывая к гобелену широкий конец и слушая через узкий.

Хитрое устройство позволяло прослушивать большинство комнат и залов нижних ярусов, где располагались приёмные палаты, кабинеты советников, высших чинов правительства и армии.

Этим принцесса теперь и занялась. Прислоняя наугад воронку то к одному рисунку, то к другому, она вскоре наткнулось на голос отца, но успела уловить лишь окончание фразы.

– …совершенно некстати.

Почти сразу же наступила тишина. Не совсем тишина – слышались шаги, какое-то постукивание, поскрипывание, но разговор на некоторое время приостановился. Принцессе, однако, стало любопытно, что именно некстати показалось отцу, и она набралась терпения. Минуту спустя разговор возобновился.

– Ладно, допустим, сорпов покорять хлопотно, – голос принадлежал старшему советнику Генушу, весьма неприятному, по мнению Тайны, старичку. – Допустим, морской порт тебе не нужен. Ладно. Но Божидарское княжество ныне слабо как никогда. Одного решительного броска на столицу хватит, чтобы завладеть им. Нам даже не нужен флот, хватит рыбацких и торговых лодок. Высадим десант, а там рукой подать. Больших сил такая операция не отвлечёт. Подожди! Выслушай!

Генуш говорил довольно резко. Так разговаривать с Государем больше никто себе не позволял.

– Я понимаю твоё беспокойство, мой государь, но нельзя же всё время жить ожиданием войны, не начиная её, всю жизнь провести в седле, не пришпорив лошадь. Есть множество занятий достойных правителя мощнейшего государства и множество целей достойных его великой армии. А такой приз, как Божидарское княжество, способен украсить историю рода.

– Граф Писсель сравнивал войну с наркотиком, – спокойно возразил отец. – В неё легко втянуться, но трудно избавиться.

– Ты стал слишком осторожен, мой государь, – с укором заметил советник.

– И расчётлив, – невозмутимо добавил отец. – Тот же граф говорил: и победитель и побеждённый влезают в долги, с той лишь разницей, что победителю предстоит их оплачивать, а побеждённого часто избавляют от головной боли вместе с головой.

– Граф Писсель не провёл в своей жизни ни одного мало-мальски стоящего упоминания сражения. Вся его мудрость – чистейшей воды спекуляция скучающего в родовом замке заурядного вояки.

– Я бы мог привести сотню доводов против твоей идеи, – сказал отец. – Но приведу лишь один – что дальше? Зачем нам Божидарское княжество, что с ним прикажешь делать? Только ради записи в летописях о славной победе? Для поддержания армии в напряжении довольно и пограничных стычек с дикими сорпами.

– Экономика, это, во-первых, – ответил Генуш (он наверняка при этом загибал пальцы, но Тайна этого, конечно, не увидела). – Княжество контролирует большинство торговых путей в Центральную Киеру. Наши купцы, а вместе с ними и казна, теряют десять процентов на пошлинах. Альтернатива – Межевой тракт. Но чтобы до него добраться нужно сделать серьезный крюк и пройти через Гороховские земли, а там тоже взимают пошлину.

– Знаю.

– Второе, – продолжил Генуш. – Божидарское княжество сейчас покрывает половину наших потребностей в железе. Имея страну под контролем, мы перестанем зависеть от превратностей политической обстановки. Это не только экономика, это уже и снабжение армии.

– А сколько потребуется войск на поддержание режима оккупации?

– А зачем оккупация? – принцессе, как наяву представилась мерзейшая из всех улыбок столицы. – Мы могли бы предоставить смелянам равные права с ладичами, благо, что и предоставлять-то особенно нечего. Подтвердим титулы их дворян, вольности городов, всё это пустяки в сравнении с податями, какие, смею заметить, потекут уже в нашу казну.

– Но это будет означать единое государство.

– Именно, мой государь! Именно!

– Нет, милый мой Генуш, – возразил отец. – Тогда мы перестанем быть ладичами. Это будет государство пусть и родственных народов, но уже не ладичей. А ты знаешь, что пророчество не допускает подобного толкования.

– Да, – в голосе советника послышалась досада. – Пророчество прежде всего. Пророчество стало прекрасным цементом, скрепившим страну, наполнив её смыслом и силой. Но держать огромную силу только для одной единственной миссии, время которой ещё неизвестно когда наступит, на мой скромный взгляд нерационально. Клинок выкован, отточен и только ждёт достойного применения. Твой отец прекрасно понимал это, хотя и не успел воплотить задумку на практике…

– Вопрос пророчества не обсуждается, – с железом в голосе произнёс отец. – Ты слишком легкомысленно относишься к нему. Между тем я только что получил новые сведения о Лабиринте. И они подтверждают мои опасения. Срок подступает.

– Эти сведения наверняка пришли от Мирша, – попытался спасти дело Генуш. – А Мирш Воевода умеет подавать блюдо под нужным гарниром.

– Ты тоже, – возразил Государь.

– Я тоже, – согласился советник. – Но ты не стал бы держать меня в Думе и выслушивать, если бы не сомневался в правоте Мирша.

– Я сомневаюсь во всём, мой дорогой Генуш, и это основополагающий принцип власти. И я, разумеется, лично проверю донесение Мирша.

Собеседники опять замолчали.

Тайна собиралась уже вернуться в кресло, как вдруг разговор возобновился и к великому ужасу коснулся её самой.

– Принцесса, – тихо произнёс отец. – Ей скоро шестнадцать.

Генуш не зря продержался в советниках дольше всех прочих. Он уловил суть и взялся за новую тему, словно и не выдержал только что серьёзную схватку.

– Как я понимаю, тебя не интересуют династические союзы, раз уж ты отказываешься от того, что само плывёт в руки.

Советник сделал паузу. Видимо государь кивнул в ответ, потому что Генуш с насторожившим Тайну воодушевлением продолжил.

– Стало быть, речь идёт исключительно о благополучии самой принцессы.

Ещё одна пауза и видимо ещё одно молчаливое согласие.

– Тут мне видится два пути, каждый из которых имеет свои достоинства и недостатки, – теперь Генуш встал на тропу мысли и заговорил без длительных пауз, а короткие лишь подчёркивали весомость слов. – Главный вопрос в том, что именно полагать за благо? То, что таковым считает принцесса, воспринимающая предмет через призму юношеской наивности, или то, что видим мы с высоты своего опыта и знания жизни. Иначе говоря, выбор между чувством и обеспеченностью во всех смыслах, между коротким счастьем и длительной перспективой. Серьёзный выбор, если иметь в виду особу такого уровня.

Но… – сейчас пауза подчёркивала переход к выводам. – На самом деле никакого выбора нет, ибо при реализации первого подхода принцессу почти наверняка ждёт разочарование и неизбежное, но, к сожалению, запоздалое осознание правильности второго подхода. Или, в том случае если приемлемая с её точки зрения кандидатура не будет найдена в обозримые сроки, увядание в девичестве под крылом отца или брата с постепенной потерей хороших перспектив. Что тут хуже, даже не стоит обсуждать.

Кроме того, я слабо себе представляю, как принцесса сможет вообще воспылать чувством и сделать выбор, находясь безвылазно в цитадели. Портреты передают лишь внешность, да и тогда врут, как и послы, заверяющие о намерениях претендента. Разве что устроить ей путешествие по белому свету. Но белый свет велик, а у нас нет времени.