Текст книги "Поиск-86: Приключения. Фантастика"

Автор книги: Сергей Другаль

Соавторы: Игорь Халымбаджа,Сергей Георгиев,Герман Дробиз,Дмитрий Надеждин,Эрнст Бутин,Виталий Бугров,Феликс Сузин,Александр Чуманов,Евгений Филенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

12

У Фатеева и его группы дела не ладились. В промышленном городе с трехсоттысячным населением молодых слесарей хватало, и найти среди них одного, даже если у него имелась оранжевая рубашка, задача не из легких. Среди частных домовладельцев одинокая тетка с племянником не значились, а, может быть, их дом уже снесли – город строился быстро. Проверка через военкоматы тоже ничего не дала. ГАИ по путевым листам выясняла маршруты и время выхода в рейс всех бортовых машин, работавших в этот день.

Марвич не один час провел в отделе кадров, знакомясь с личными делами. Разные на заводе были люди; были и такие, которые не могли похвастаться безупречностью анкеты и ангельским поведением, но к краже фильтров и покушению на Лукашина они отношения не имели, а те, кто имел доступ к складам, вообще были вне подозрений. Оставалось поговорить с бригадиром грузчиков, но он был в отпуске.

– Теряем темп, – не уставал повторять Пряхин. – Пока что преступники, вероятно, выжидают, но стоит им сбыть с рук хотя бы часть замши, получить в руки «живые» деньги, и они сразу же, поверьте моему опыту, сорвутся с места, упорхнут на юг, в Ригу, в Москву – попробуй, разыщи их…

Дачный кооператив «Фармацевт» находился на окраине города; при западном ветре накрывал его дым труб ТЭЦ, летел мимо по Челябинскому тракту, воняя бензином, поток машин, но за сетчатыми воротами истомленного горожанина встречала податливая мягкость песчаных дорожек, тихий шелест листвы, запах разогретой малины; разноцветные, похожие на игрушечные, дачки казались прибежищем для ласковых гномов. Хорошо было в дачном поселке.

Домик бригадира грузчиков оказался крайним, лишь ровная шеренга молоденьких тополей защищала его от прохладного, дующего с озера ветерка.

На стук, протирая заспанные глаза, вышел хозяин дачки. Он был широк в плечах, могуч, на груди кучерявился густой волос – таким и должен быть бригадир грузчиков. И фамилия соответствовала – Быков. Узнав, зачем приехал Марвич, он оживился и, опасливо озираясь на двери дачки, зашептал почти на ухо:

– Слушай, друг, забери меня отсюда на денек, а? Скажи ей, – он кивнул в сторону двери, – что без меня вам никак не обойтись. А то спасу нет, только и знаешь, что в цветочках-ягодках копаться да спать после обеда. На рыбалку – нельзя, к друзьям – нельзя! Будь мужиком: уважь!

Мужская солидарность – не пустой звук. Через час Марвич с Быковым сидели в пивбаре и потягивали из запотевших кружек холодное пиво.

– Мои грузчики – ребята настоящие, золото будет – не возьмут, – твердо сказал Быков, выслушав лейтенанта. – А вот бичи – те могут, те за бутылку мать ограбят.

– Какие бичи?

– Которые осужденные на пятнадцать суток. Их к нам пригоняют двор убирать, на стройку – перенести-поднять… Правда, говорят, это дело собираются отменить.

– Так не со двора же вывезли фильтры, а со склада, куда они доступа не имеют.

– А поточнее: с какого склада?

– С шестого.

– С хламидника? Они там и вкалывали! Моим грузчикам резона нет старье с места на место перекладывать, на сигареты не заработаешь.

– И много пятнадцатисуточников там работало?

– Точно не скажу, меняются почти каждый день. И потом они все как-то на одно лицо – серые… Надо подумать. – Быков сдул пену и одним глотком отпил полкружки. – Вот что, познакомлю-ка я тебя с Философом.

Философ жил в старом, покосившемся домике; похож он был на земского врача или учителя чеховских времен, и это сходство явно сознательно подчеркивалось старомодным пенсне и соломенной шляпой с твердыми полями, однако блеск стекол не мог скрыть мутность глаз, нездоровую серость кожи.

– Чего уставился?! – Философ исподлобья глянул на Марвича. – Да, я алкоголик! Свободный алкоголик! Думаешь, ты лучше? Ты раб. Раб тачки, к которой прикован! Я же свободен в мыслях своих и поступках, ибо отрешен от собственности, которая висит на шее.

– Блестяще! – сказал Марвич. – Не хуже, чем в театре. Горький, «На дне»… Но о собственности поговорим потом. Мы к вам за помощью. Скажите, когда вы, отбывая пятнадцать суток за хулиганство, работали на химфармзаводе, там не произошло что-нибудь… Необычное?

Философ возмутился до глубины души.

– Мои пятнадцать суток – позорный факт в деятельности нашей милиции. Беззаконие!.. Ну, ладно, – сменил он гнев на милость. – Я их прощаю! Что же касается завода, то там валяется без присмотра столько добра, что не красть может только безрукий.

– Вы не преувеличиваете?

– Ничуть! Огромные костры из ящиков! Мешки с цементом и алебастром под открытым небом, куча тюков с импортной замшей; наверно, английской, – своими руками ее сложил, подготовил к сожжению. Значит, опять сожгут наши с вами деньги! Огромные деньги! А тут недельку не выйдешь на работу, уже бежит участковый: «Тунеядец! Тунеядец!» Да я за одну эту замшу мог бы выпивать до конца жизни!

– И вы, конечно, не молчали?

– Разумеется. Я возмущался, я протестовал! Обратился даже к дежурному милиционеру, но ведь никому нет дела до общественного добра…

– Да, – произнес Марвич, вставая. – Насчет общественного – это вы хорошо сказали. Главное – вовремя. Мы вас, наверное, еще вызовем. Не волнуйтесь, в качестве свидетеля.

Придя в отдел, Марвич затребовал списки всех, кто последний месяц трудился под милицейским надзором на фармзаводе. Пестрый это был люд: завсегдатаи и случайные командировочные, сапожники и токари, врач и часовой мастер – попробуй зацепи в этом калейдоскопе того единственного, кто решился ради нескольких тюков замши выстрелить в человека.

13

Фатеев пришел сияющий: слесаря он «вычислил».

– Так вот, – рассказывал он Марвичу, – подключил я к этому делу облсовпроф, и мы прочесали весь город на предмет выявления самодеятельных художников. И выяснилось: на одном карликовом автотранспортном предприятии, громко именуемом АТП-1, скромно трудится слесарем по ремонту – слышишь: слесарем! – твой тезка Валерий Ситников, который не только регулярно оформляет стенгазету, но и играет в духовом оркестре.

– На чем?

– По-моему, это к делу не относится. Не перебивай… Живет в общежитии, раньше жил на частной квартире, есть ли тетка – пока неизвестно. Характеризуется гражданин Ситников весьма обтекаемо: работает средне, то есть не хуже, но и не лучше других, но уж больно любит подкалымить. Другие слесаря тоже не ангелы, однако, когда пропадают дефицитные детали, все грешат на Ситникова. А внешне развязный, но обходительный, с дежурной улыбочкой.

– Все это лирика, – сказал Пряхин, когда Фатеев ему обо всем этом доложил, – Баранова его опознала?

– Да ну их, этих женщин! – огорченно махнул рукой Фатеев. – У нее, видите ли, плохая зрительная память. Мусолила фотографии целый час и ничего определенного не сказала. Подруги, те вообще с трудом вспоминают эпизод в вагоне… Ладно, думаю, Ситников – завсегдатай танцплощадки в горсаду, схожу-ка я туда вместе с Барановой, пусть они столкнутся, словно невзначай. Живой человек все-таки не фотокарточка, может, она и опознает, да и его реакцию интересно понаблюдать. С трудом уговорил Баранову… Ждали мы недолго. Появился Ситников с какой-то девицей, прошел мимо нас, окинул Баранову безразличным взглядом, и ни одна жилка на его лице не дрогнула. И она не может сказать ни да, ни нет.

– Не огорчайся, Володя, – сказал Пряхин. – Ее показаний все равно недостаточно, к ним нужен еще пистолет… Вы его пощупали?

– Конечно! Но джинсы – не та форма, чтобы таскать в них такую бандуру, и вообще она, разумеется, спрятана подальше. Дурак он, что ли…

– А что Лукашин?

– А Лукашин помнит только красную рубашку, для него Ситников – пустое место.

– А машину Ситников не брал?

– В тот печальный четверг был день техосмотра. До двенадцати ноль-ноль ни одна машина из гаража не выезжала.

– Но машина была…

Пряхин прошелся по кабинету, остановился за спиной сидящего у стола Фатеева и положил руку ему на плечо.

– Значит, так: будем ждать, пока на горизонте не появится замша. Придется дать ориентировку по всей стране, но, думаю, что долго выжидать не придется: вряд ли преступники удержатся, чтобы не превратить хотя бы часть украденной замши в деньги… Конечно, могут возникнуть трудности с идентификацией, но тут уж слово за экспертами.

– Экспертиза? – встрепенулся Марвич. – Так ведь есть Лукашин!

– Правильно! – подхватил Пряхин. – А кроме того, понаблюдайте потщательнее за Ситниковым.

Сегодня впервые Марвич застал Лукашина уже сидящим на скамейке возле клумбы, рядом лежали раскрытый блокнот, ручка, а сам он со счастливым выражением мечтательно глядел в небо.

– Хорошая штука – жизнь! – сказал Лукашин так, будто продолжал прерванный разговор. – И хорошо чувствовать себя здоровым, нормальным человеком, который еще может потрудиться! Великолепное ощущение… – Он на миг сощурил глаза. – А у вас что-то случилось, и это сразу видно: какой-то отсутствующий взгляд.

– Надо искать замшу, – сказал Марвич. – Ну а если найдем, как доказать, что она та самая?

– Ну да, главное – замша, человек потом… Впрочем, извините, неудачно сострил… А если бы был образец?

– Об этом можно только мечтать!

– Тогда скажите спасибо старому скопидому Лукашину, который никогда ничего не выбрасывает. Когда велась переписка с фирмой, были присланы образцы, они у меня в сейфе.

14

На бескрайней зауральской равнине зрела пшеница. От горизонта до горизонта ветер гонял серо-зеленые волны, редкими парусами плыли по ним березовые колки. Дорога крутилась, убегала вдаль, и районный поселок Иванково вынырнул неожиданно.

Администратор гостиницы, красивая круглолицая татарка, встретила Марвича, как дорогого гостя, это было необычно и трогательно, и, когда она начала расспрашивать его о цели приезда, Марвич долго чувствовал внутреннюю неловкость оттого, что приходится говорить неправду хорошему человеку. Он даже отказался от предложенного ею чая, но выяснилось, что единственная столовая уже закрыта, и приглашение пришлось принять.

За чаем разговорились. Женщина долго распространялась о трудностях жизни в райцентре, о том, как сложно ей было устроиться в гостиницу, хотя вообще-то она портниха, но вот пришлось идти работать сюда. Почему-то ей это казалось очень обидным.

– Постойте! – перебил ее Марвич, поворачивая разговор в нужном направлении. – Я сам видел буквально в двух шагах от гостиницы новый двухэтажный Дом быта и в нем швейное ателье. Что ж, там не нашлось работы?

– Директор слишком деловой, – с затаенной обидой произнесла женщина и принялась собирать со стола посуду.

– Это как понять «деловой»?

– Что ж тут понимать…

Марвич понял, что затронул больное место, и, чтобы сменить тему, с пылом горожанина стал восхищаться идиллическими прелестями сельской жизни: тишина, покой, все друг друга знают. И за модой в селе не так гоняются, наверное, легче раздобыть что-нибудь дефицитное, например, дубленку или пыжиковую шапку… Нет? Странно. А вот один товарищ привез из Иванково замшевый пиджак и такое же пальто для жены. В сущности, он, Марвич, только за этим сюда и приехал.

– Э-э, да вы, видно, тоже «деловой», – сказала администратор и протянула ему ключ. – Могу дать совет: найдете с директором Дома быта общий язык, будет вам и белка, будет и пиджак.

Стены директорского кабинета наполовину были обшиты полированным деревом, массивный стол занимал почти полкомнаты, а за столом с башенной невозмутимостью восседал упитанный мужчина, который даже глазом не повел в сторону вошедшего Марвича, – уж слишком был занят.

– Кто такой? Что надо? – спросил он наконец.

– Видите ли, – Марвич скромно опустил глаза. – Формально я здесь в командировке, но, кроме того, попутно, мне бы очень… очень хотелось пошить у вас замшевый пиджак… такой, знаете ли, с двумя разрезами.

– Замшевый? – перебил его директор. – Да вы что, с луны свалились? Откуда у нас замша?

– Я понимаю, сложно, – вкрадчиво продолжал Марвич. – Но… иногда можно изыскать возможность. И, конечно, я в долгу не останусь…

– Нет, нет, что вы, – в каменном лице директора прорезалось что-то человеческое.

– Мне кажется, мы могли бы найти общий язык. Обратиться к вам мне рекомендовал Лев Захарович Каменецкий, правда, он просил не называть его имени, но…

Говоря это, Марвич лишь немного отступил от истины. Гражданин Каменецкий ничего и никому не мог рекомендовать, ибо в настоящее время находился под следствием за чрезмерную любовь к приобретению ценностей способами, упомянутыми в уголовном кодексе. И попался он на спекуляции замшевыми пиджаками, сшитыми именно в этом Доме быта.

– От Каменецкого… – Директор постучал карандашом по столу и поднял кверху глаза, как бы высчитывая нечто чрезвычайно сложное. – Трудно… но постараемся вам помочь… Так вы говорите – один пиджак?

– Пока один. Надо посмотреть…

– Угу… Кажется, один найдется. Заказчик отказался…

Директор Дома быта раскис на первом же допросе. Он все время хватался за сердце и напирал на необходимость выполнения плана при отсутствии сырья и на свои переживания по этому поводу. Поэтому-де он и не сумел удержаться, когда неизвестный гражданин предложил ему замшу по бросовой цене. Неизвестный не хотел ждать, а за полдня директор сумел набрать по знакомым только полторы тысячи рублей, надеясь, разумеется, в короткий срок вернуть их с лихвой. Внешность неизвестного он описал весьма неопределенно: немолодой коренастый мужчина с короткой стрижкой, во рту слева золотой зуб.

– Вот и выплыл напарник Ситникова, если, конечно, именно Ситников похитил пистолет, – сказал Пряхин. – И, скорее всего, не напарник, а хозяин. Денег он хапанул мало и теперь будет срочно искать рынок сбыта, то есть швейные ателье, портных-частников. В этом направлении и следует ориентироваться…

15

Пришел сентябрь с прозрачными, пронизанными тихим светом днями. К элеватору день и ночь тянулись вереницы груженных пшеницей машин. На углах старухи торговали грибами, ранетками, черноплодной рябиной. Но уже желтели, готовясь к зиме, березы, по ночам подмораживало, и пару раз пробовал силы молодой снежок. А золотозубый – так между собой прозвали сотрудники отдела неизвестного, продавшего директору иванковского Дома быта замшу, – словно исчез и испарился, никаких вестей о нем не было. И Ситников вел себя удивительно примерно, если не считать мелкой спекуляции запчастями, но этим он, как выяснилось, занимался и раньше, в подозрительные контакты ни с кем не вступал.

Марвич замкнулся в себе и ходил мрачнее тучи. Фатеев пытался по привычке подшучивать, но и он вскоре иссяк. Пряхин помалкивал.

И вот однажды пришла телеграмма из Сухуми. Скупой телеграфный текст гласил, что к одному из сухумских закройщиков обратился неизвестный, схожий с разыскиваемым по ориентировке. Предложил приобрести дефицитный товар: не то замшу, не то тонкую кожу.

– Это он! – загорячился Марвич. – Надо лететь завтра же! Разрешите командировку, товарищ подполковник.

– Может быть, он, а может, и другой. Возьмут и без нас… И потом…

Марвич с изумлением заметил, что его всегда невозмутимый начальник, не раз бравший один на один вооруженного бандита, в некотором замешательстве.

– Видишь ли, Валерий Сергеевич, по уму, по логике ехать надо, но – Сухуми, бархатный сезон!.. Да ни один ревизор не поверит, голову с меня снимут за эту командировку! Не знаю, что и делать…

Несколько минут они сидели молча. Потом Марвич пожал плечами, достал из лежавшей перед ним папки лист бумаги и, написав несколько строк, протянул его Пряхину.

– Прошу, Николай Павлович!

– Что это?

– Заявление об отпуске.

Самолет улетал под вечер, но с утра Марвич стал собираться. Он не любил торопиться, никогда не опаздывал и не мог понять, как это можно забыть что-нибудь в спешке.

В разгар сборов пришла Катерина, взяла со стола билет, повертела в руках, бросила обратно.

– Куда это мы?

– В отпуск, дорогая, в отпуск… А почему ты дома в рабочее время?

– С завода я ушла, – сказала Катерина, скорчив презрительную гримаску. – Не хочу быть палочкой.

Марвич оторвался от чемодана и потряс головой.

– Какой палочкой?

– А чего тут непонятного!.. Третий месяц мою пробирки под краном, и больше ничего. И то два-три часа в день… Ну, я обратилась к старшей лаборантке: что ж, говорю, я разве для того десять классов окончила, чтобы пробирки мыть, я могу что-нибудь и посерьезнее. А она смеется: так мы, говорит, могли б и без тебя прекрасно обойтись, но место лаборанта по штатному расписанию пустовало и к концу года его могли срезать, вот тебя и взяли, чтоб палочка в графе стояла, а не прочерк. Обидно, Валера, быть палочкой… Нет, такая работа не для меня.

Катерина ушла. Марвич опять занялся укладкой чемодана, но тут в комнату впорхнула Нина Аркадьевна. Катина мать. Она всегда так входила, словно появлялась из-за кулис, и в молодости это выглядело, возможно, довольно эффектно; к сожалению, Нина Аркадьевна не учитывала, что грациозность с годами убавляется.

– Валерочка, – запела она, снимая с него невидимые пылинки. – К тебе будет маленькая просьба… которая тебя совершенно не затруднит. Катенька сказала мне, что ты летишь в Сухуми, и это просто великолепно! Ты возьмешь ее с собой.

– Нина Аркадьевна, – пытался сопротивляться Марвич, – у меня… не совсем отпуск… то есть не только, в отпуск. У меня в Сухуми серьезное дело.

– Господи! – Нина Аркадьевна источала мед. – Естественно, в твоем возрасте все дела серьезные! Как я это хорошо понимаю… Какие серьезнейшие дела были у меня в твои годы! В том же Сухуми… Ну, да что теперь говорить… Я тебя, как друга нашей семьи, прошу только об одном: доставь Катеньку к моей старой подруге, и пусть она отдыхает… Билет будет через час.

Уже в аэропорту Марвич понял, что соглашаться не следовало. Провожавший его Фатеев, покосившись на Катерину, ничего не сказал, но в его глазах запрыгали некие огоньки: было ясно, что эта сцена им зафиксирована и будет преподнесена всему отделу по высшему классу.

В Адлере их встретил сотрудник Сухумского горотдела, горбоносый, прожаренный солнцем парень, с лица которого не сходила улыбка.

– Симон, – представился он. – Очень рад… Правильно сделал, лейтенант, что взял с собой жену. Такую красавицу оставлять опасно – украдут! Я бы обязательно украл!.. Только почему стеснялся? Почему не предупредил, чудак-человек? Номер на одного в гостинице подготовили. Но, ничего, уладим… Одну минуточку!

Он оставил их возле машины и через минуту прибежал с букетом цветов. Катерина млела от удовольствия, а Марвич хмурился: комедия продолжалась и остановить ее не было никакой возможности…

– Гостиница «Абхазия», – сказал Симон, когда въезжали в Сухуми. – Здесь будем жить… Виноват, только спать. Завтракать-обедать будем у меня.

Марвич перебил его:

– Сначала заедем на Мингрельскую. Катерина будет жить там.

– Слушай, ничего не понимаю! – Симон в недоумении развел руками. – Может, сейчас так модно: муж и жена по разным адресам, а?

16

Закройщик Вано Тохидзе был точен и явился в горотдел ровно в девять. Курчавые волосы были еще мокрыми от морской воды, тонкая рубашка-сеточка плотно обтягивала мощную грудь, мускулистые руки пловца выглядели непомерно большими. Марвич по-хорошему позавидовал, что можно вот так с утра, до работы сбегать на море и всласть поплавать, потом полдня чувствуешь себя как на пружинах.

– Я все уже рассказал нашим товарищам, – сказал Тохидзе. – Не знаю, зачем вызвали.

– Хотя бы затем, чтобы я мог с вами познакомиться, – сказал Марвич. – Очень меня интересует ваш новый знакомый.

– Не знакомый он мне! Совсем чужой!

– Пока будем так его называть… Вы не задумывались, почему он обратился именно к вам?

– Не знаю.

– Может быть, вы шьете что-то особенное? Или, допустим, вас считают… ловким, деловым человеком?

– Э-э, дорогой, не надо меня обижать… Не надо! Ты комсомолец и я тоже! И, кстати, член горкома комсомола. Понятно? А вот особенное… Я больше работаю на молодежь: джинсы там под фирму, пиджак кожаный, костюм вельветовый – ну, у нас юг, народ фасон любит, сам понимаешь…

– Да, теперь понятно. Когда и где вы с ним должны встретиться?

– Сегодня в девять вечера возле ресторана «Светлячок».

– Договоримся так, Вано: во-первых, вы должны показать ему свою заинтересованность, но не сразу, а постепенно, с оговорками, чтобы он видел, что имеет дело с осторожным человеком.

– Во-первых, я бы с удовольствием дал ему в морду, чтобы меня, мастера спорта Вано Тохидзе, какой-то подонок не считал таким же жуликом, как он сам!

– Увы, такого удовольствия мы вам разрешить не можем… Во-вторых, в конце разговора вы скажете, что, к сожалению, не-располагаете требуемой суммой денег, но можете устроить встречу с более солидным покупателем. Этим покупателем буду я.

– Да извинит меня наш уважаемый гость, – заговорил сидевший рядом Симон, – надеяться только на то, что Тохидзе заинтересует Продавца неизвестным ему солидным покупателем недостаточно. Тохидзе – человек прямой, не артист. Скажет что-нибудь невпопад, и тот скроется, очень трудно искать будет. Продавец – хитрый человек, очень хитрый. Свидание назначил возле «Светлячка» на горе, там в это время уже темно и никого нет, туда пешком не ходят, на такси ездят… Он постороннего глаза боится… А все-таки увидеть его надо. Засечь… Ты мотоцикл водить умеешь?

– Умею, – сказал Марвич.

– Отлично! Берем две «Явы». Ты будешь с девушкой, я буду с девушкой – такая мотокомпания… Ни за что не заподозрит! Девушку тебе подыскать из наших… или как?

«Ну вот, – подумал Марвич, – начинается, и это ведь только цветочки. Ничего не поделаешь, крест надо нести до конца».

– Ладно, – сказал он, – возьму свою.

Ночь была чернильной густоты, и, хотя далеко внизу виднелась причудливая сетка городских огней, а чуть выше мягко светились окна ресторана, иссиня-черное небо казалось непривычно близким, а звезды чересчур большими и незнакомыми. Фигура прохаживающегося поодаль Тохидзе сливалась с очертаниями кустов, лишь изредка свет фар проносившихся машин четко обрисовывал ее. Поеживаясь от ночного ветерка, Катерина тоже прохаживалась взад-вперед. Марвич застыл как изваяние на сиденье мотоцикла, а Симон со своей подругой, кажется, всерьез выясняли отношения.

Стрелки на светящемся циферблате часов давно уже перевалили за девять, а рядом с Тохидзе никто не появлялся.

«Неужели не придет?» – со злостью подумал Марвич, и в этот момент рядом затормозила «Волга», открылась дверка, свет позади идущей машины на миг вырывал фигуру высунувшегося наружу мужчины, и сразу же темнота как бы сгустилась, а когда, секунду спустя, глаза опять стали различать предметы, Тохидзе на шоссе не было.

– Ты номер заметил?! – яростно крикнул Симон.

– Нет, слишком темно, – Марвич, соскочив с мотоцикла, подошел к Симону. – Это было такси?

– Да нет, частник проклятый!

– А я его знаю, – спокойно сказала Катерина, нюхая сорванный где-то цветочек. – Я его узнала.

– Кого?! – воскликнули одновременно Симон и Марвич.

– Мужчину в машине. Это часовщик из нашего города. Он мне часы чинил в мастерской, что на Кирова, семь рублей содрал…