Текст книги "Последнее искушение. Эпилог"
Автор книги: Семен Малков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)
– Это вы, Вера Петровна? – обрадованно произнесла Даша. – А я уж думала, что родные Пети тоже меня игнорируют – непонятно за что. Он ведь у вас сейчас живет?
– Пока да, но через пару дней уедет, – не отвечая на упрек, сообщила бабушка мужа. – Вот и звоню, чтоб знала! Ведь едет далеко, на Алтай, а у тебя, вроде, там родственники. Хорошо бы – за ним приглядели!
– А вы будто не знаете, что Петя нас бросил, – на глаза у Даши навернулись слезы. – Может вам он открыл: чем мы с Юриком так его обидели?
Вера Петровна была слишком прямым искренним человеком, чтобы кривить душой, и честно ответила, что знала:
– Обиды на вас Петруша не держит. А бежит от всех, потому что стыдно за свой провал. Винит себя: будто всех подвел и сделал несчастными. В первую очередь – тебя с сыном!
– Поэтому решил бросить, сделав еще несчастнее? – с горькой иронией бросила Даша. – Нет, дорогая Вера Петровна, у меня другое объяснение!
– Это какое же?
– Разлюбил меня Петя, а ребенка он и раньше не очень-то хотел, – всхлипнула Даша. – Вы забыли, из-за чего мы с ним уже расходились? У него на первом месте дела!
– Ну и что? На то он и мужчина! Это для нас главное – любовь. А Петруша гордый, – горячо оправдывала его бабушка. – Он не может перед тобой и сыном быть в положении жалкого неудачника!
Это глубоко тронуло Дашу.
– Вообще-то Петя такой, я знаю, – плачущим голосом согласилась она. – Но как он мог согласиться, чтобы я стала женой другого? Нет, он меня больше не любит, и наш сын ему тоже не дорог!
– Да любит он вас обоих! Но уж очень великодушен – второго такого не найти! – грустно, но с гордостью за внука, ответила Вера Петровна. – Неужели не понимаешь? Это он, когда все потерял, не захотел быть для вас обузой и решил пожертвовать собой – для вашего блага!
Слезы, катившиеся из глаз, слепили Дашу и мешали вести машину. Она припарковалась к бордюру и, отбросив самолюбие, всхлипывая, взмолилась:
– Помогите, Вера Петровна! Я не знаю, что делать! Как остановить Петю? Не надо ему уезжать! Мы вместе найдем выход! Будем счастливы и без богатства.
– Если любишь Петю, потерпи! Он такой – какой есть и его не переделаешь, – тяжело вздохнув, посоветовала ей Вера Петровна. – Оставаясь здесь, унижения он не потерпит. А там, Бог даст, снова встанет на ноги.
– Но в каком положении он меня бросает? Это слишком жестоко! – горячо возразила ей Даша. – И зачем уезжать от семьи, когда можно поправить дела здесь? Я готова продать свою фирму! И разве у нас нет фамильных сокровищ? Зачем их хранить без всякой пользы, если они помогут Пете выйти из трудного положения, и все мы будем счастливы?
– Ты, Дашенька, просто замечательная! Я и мой Степочка очень тебя любим! И мы тоже будем несчастны, если вы с Петей разойдетесь, – растроганно сказала Вера Петровна. – Обещаю сделать все, чтобы его образумить, но боюсь, сейчас его не удержать! А ты уж поступай, как твое сердечко подскажет!
* * *
Вечером, приготовив все к отъезду, Петр приехал к родителям. При взгляде на все еще красивый кирпичный дом напротив гостиницы «Марко Поло», на тихой улице у Патриарших прудов, где прошли его детство и юность, у Петра ёкнуло сердце. «Как знать, – грустно подумал он, – суждено ли мне все это увидеть вновь? Ведь, скорее всего, снова придется идти в тайгу». В прихожей первыми его встретили сестрички. Они уже знали, что он летит на Алтай.
– Петь, привези нам оттуда кедровых шишек! – попросила его бойкая Оля.
– А зачем они вам? – спросил он, поцеловав сестер, хотя догадывался, зная, как они любят кедровые орешки.
– Мы посадим на даче у дедушки, и из них вырастут большу-ущие деревья.
– Чтобы самим добывать орешки? – с улыбкой спросил Петр. – А ты знаешь – как это трудно? Не все взрослые могут.
– Мы ведь уже станем взрослыми, – резонно ответила Надя. – Деревья растут медленно.
В обнимку с сестрами он прошел в гостиную, где его уже ждали отец и мать.
– Девочки, отцепитесь от брата и идите ко мне на диван! Нам с ним надо поговорить, – велела Светлана дочерям. – А ты, Петя, – жестом указала сыну, – садись в кресло, рядом с папой.
Петр послушно сел, вытянув длинные ноги, но счел нужным предупредить:
– Только прошу: без нравоучений! Наверное, мы долго не увидимся.
– А что так? – поднял брови Михаил. – Ты ведь не жить там собираешься?
– Как знать? Там мой прииск, а я намерен вновь войти в Совет директоров и значительно расширить производство.
– Думаешь, Яневич на это согласится? – усомнился отец. – Его отношение к тебе уже не то, что раньше. Он и Раиса Васильевна не забыли, что из-за тебя погибла их единственная дочь.
– Я у них жить, как раньше, не собираюсь. А в бизнесе, папа, главенствуют не эмоции, а выгода. У меня же – объяснил ему Петр, – для него приготовлен проект, как резко увеличить добычу золотых самородков.
В разговор вступила нетерпеливо слушавшая их Светлана.
– Выходит, как устроишься, заберешь туда Дашеньку с сыном? А не повредит ему переезд? – обеспокоилась она. – Юрик еще очень мал.
– Они останутся здесь, – сразу нахмурился Петр. – И сын еще мал, и Даша не поедет из Москвы в тьмутаракань!
– Так ты, что же, будешь один жить на Алтае, а они здесь, в Москве? – Светлана непонимающе посмотрела на сына. – И Дашенька на это согласна?
– А ее согласия не требуется, мама, – опустив глаза, глухо объяснил Петр. – Я ей предоставил свободу!
Его слова произвели впечатление разорвавшейся бомбы. Сестры-школьницы изумленно округлили глаза, мать испуганно отшатнулась, а отец, покраснев от гнева, выпрямился в кресле.
– Девочки, идите к себе! Ужинать я вас позову, – приказала Светлана дочерям и, когда они, с сочувствием взглянув на брата, вышли, переспросила: – Это как же понимать: вы разошлись? А о Юрочке ты подумал?
– Я обо всем подумал, мама, – тихо ответил Петр, еще ниже опустив голову. – Зачем я им такой... неудачник? Я же все потерял... и не могу жить... за счет Даши...
Светлана, с убитым видом, умолкла, а Михаил, наоборот, пришел в ярость и, вскочив с кресла, грозно обрушился на сына:
– Ты с ума сошел? Бросил на произвол судьбы жену и сына – нашего внука? Тряпка! Чего нюни распустил? О какой обузе речь? Молодой, здоровый мужик!
Однако гневные упреки отца подействовали на Петра как красная тряпка на быка. Он поднял голову и, закипая, хмуро возразил:
– Я никого не бросаю на произвол судьбы! Даша снова выйдет замуж, и не за кого-нибудь, а за олигарха Юхновского!
Лицо у Михаила побагровело так, будто его вот-вот хватит удар, а у Светланы, наоборот – стало мертвенно-бледным.
– И ты смеешь говорить мне об этом спокойно? – крикнул Петру отец так, что в окнах стекла задрожали. – В чьи руки ты отдал наследника нашего рода? Да я тебе за это,.. – Михаил замахнулся сплеча, готовый отвесить сыну затрещину, но Светлана, стремительно вскочив с дивана, повисла у него на руке.
– Мишенька! Родной! Остановись!
Ее крик подействовал, муж опомнился и, тяжело дыша, опустился в кресло, демонстративно отвернувшись от сына. Из дивных ярко-синих глаз Светланы полились слезы, но она их сдержала и, нахмурив брови, сурово произнесла:
– Не знаю, что с тобой происходит, Петя, но твои поступки нас безумно огорчают. Мы сочувствуем твоим неудачам, всегда готовы тебе помочь, но ты вытворяешь такое – с чем нельзя мириться!
Светлана вытерла слезы платочком и, волнуясь, потребовала:
– Если это не инициатива Даши, с олигархом, – а я уверена в этом, – не смей бросать ее с сыном! И она – живой человек, и ребенок – не игрушка! Тем более это наш единственный внук!
Задохнувшись от волнения, она с трудом отдышалась и гневно закончила:
– Если ты уедешь, не исправив этой ошибки, забудь сюда дорогу!
Такого Петр не мог себе представить даже в страшном сне. Плохо соображая, он поднялся и, с побитым видом, молча ушел из отчего дома.
* * *
Разрыв с родителями лишь добавил горечи, но не поколебал решения Петра и, чтобы испить свою чашу до дна, он отправился к Даше – попрощаться с ней и с сыном. Когда он сообщил ей по телефону об отъезде на Алтай, она, уже зная об этом от Веры Петровны, спокойно ответила:
– Ну что ж, поезжай – коли так решил. Мы с Юрочкой не пропадем!
И все же по тому, как тщательно была убрана квартира, наряжен ребенок, и сама Даша – особенно элегантно одета и причесана, – Петр понял: она еще не потеряла надежды на то, что он передумает. Вручив подарки и немного поиграв с сыном, Петр предложил:
– Давай сядем и по возможности спокойно поговорим. Из-за тебя я крупно поссорился с предками: по сути, они выгнали меня из дому.
– Неужто и на этот раз меня защищал, – недоверчиво усмехнулась Даша. – Что-то маловероятно, чтобы ты вдруг переменился!
– Это верно: обстоятельства таковы, что изменить своего решения я не могу, как бы ни бушевали мои предки, – серьезно ответил Петр. – Но на сей раз они оба были на твоей стороне и меня осудили, как разрушителя семьи.
– А что, разве они не правы? – с упреком бросила ему Даша и направилась к двери. – Ладно, идем в гостиную! Там поговорим.
Они прошли в самую уютную комнату своей квартиры, обставленную дорогой мягкой мебелью и украшенную прекрасными картинами известных отечественных и зарубежных мастеров.
– Так за что тебя ругали родители? – стараясь скрыть свое волнение, делано спокойным тоном спросила Даша, когда они сели друг против друга за журнальный столик. – За то, что бросаешь их внука? Я угадала?
– В общем-то да, – удивляясь ее проницательности, подтвердил Петр. – И еще честили меня, особенно отец, за то, что уезжая, якобы проявляю слабость.
– Но ведь это так! – вырвалось у Даши. – Михаил Юрьевич прав!
– Ну никто меня не понимает! – тяжело вздохнул Петр и, чтобы облегчить душу, попытался объяснить: – Сейчас ты на меня злишься, Даша, что уезжаю, а что запоешь, если останусь? Ведь тебе придется меня содержать не день и не месяц, так как не смогу здесь прилично устроиться и зарабатывать.
Даша смущенно его слушала, и он с горечью констатировал:
– Вот видишь, я прав! И тебе скоро опротивлю, а главное – сам себя буду презирать. Нет, этого мне мужская гордость не позволит!
Как бы очнувшись, Даша горячо запротестовала:
– Нет, нет и нет! Я с тобой несогласна! Ты мне нужен, Петя, ведь я люблю тебя! И сыну нужен родной отец! Кто же Юрочку будет воспитывать – чужой дядя?
– Вы все думаете, я такой идиот, что ничего не понимаю и не чувствую? – взорвался Петр, вскакивая с кресла, так как не мог уже вынести этой муки. – Все знаю, но ничего не могу с собой поделать! Другие, наверное, могут: есть же всякие там нахлебники и паразиты.
Он сбавил тон и, как бы извиняясь, добавил:
– Был бы я беспомощным инвалидом, может, и примирился с таким жалким положением. Хотя, все же предпочел бы смерть!
Петр умолк, опустив голову. Подавленно молчала и Даша. Потом, умоляюще глядя, жалобно произнесла:
– Я понимаю тебя, Петенька, поезжай! Но мы с сыном будем тебя ждать. Ты очень скоро поправишь дела! Я в этом уверена!
Душа у Петра обливалась кровью. В этот миг он любил ее сильнее, чем когда-либо раньше и, скорее всего поэтому, собрав все свое мужество, резко, как приговор, произнес:
– Нет! Не могу тебя и себя обманывать. Мне потребуется несколько лет, чтобы подняться на уровень, который вам с сыном может дать достойную жизнь. А ты заслуживаешь самого лучшего!
– Ну и дурак! Проклятый идиот! – не выдержав, вскочила с места Даша. – Как ты не понимаешь: не нужно мне лучшего!
– Это сейчас ты так говоришь, а прошло бы немного времени – по-другому бы запела, – Петр тоже поднялся и гордо заявил: – Но такого унижения я не допущу! Прощай, и не поминай лихом!
Даша, как подкошенная, упала в кресло, а он молча прошел в прихожую, механически, как робот, оделся и вышел из своей квартиры, не ведая: вернется ли сюда вновь.
* * *
Полночи Даша проплакала. Убитая горем, мыслями о своем безрадостном будущем, она никак не могла заснуть и приняла много снотворного. А когда все же ей это удалось, привиделись такие кошмары, что она продолжала страдать и во сне. И все, что рисовало ей больное воображение, было связано с Петром.
Сначала, как наяву, она увидела себя нарядно одетой в холле какой-то шикарной гостиницы, ожидающей его, но Петра все не было. К ней назойливо приставали с ухаживаниями мужчины, ей это ужасно досаждало, но Даша не знала, как отбиться от навязчивых кавалеров. Потом Петр пришел с какой-то вульгарно накрашенной девицей. Она к нему бесстыдно льнула, и Даше хотелось оттолкнуть ее от мужа и устроить ему скандал, но в холле было многолюдно и она, страдая, сдержалась.
Затем они вместе оказались на балу, и Петр продолжал ею пренебрегать – танцевал с этой нахалкой, – а к ней снова лезли противные мужланы, но она им отказывала, завидуя накрашенной девке и страдая от обиды и ревности. Но самым мучительным было то, что они вдруг исчезли, и Даша в одиночестве бродила по каким-то длинным и темным коридорам. Там было много дверей, и за каждой творились какие-то оргии. Ее приглашали и даже пытались затащить силой пьяные мужики, но Петра среди них не было. Но вот – последняя дверь, снова оргия и – о, ужас!
В самом углу она увидела его с этой мерзавкой! Прямо на полу, совершенно голые, они, на глазах у остальных занимались... этим! Даша пыталась громко крикнуть, но не смогла произнести ни звука. Она хотела ворваться и пристыдить, заклеймить изменника, но ноги словно приросли к полу...
И все еще пребывая в ярости, Даша проснулась, продолжая мысленно посылать проклятия в адрес своих обидчиков. А когда пришла в себя, вслух горестно заключила:
– Ну что ж, Петя! Этот вещий сон ниспослан свыше. Я тебе уже не нужна – раз можешь изменить мне с любой девкой. Но страдать не буду! Ради Юрочки, помогу тебе встать на ноги, верну «Алтайский самородок» – раз это главное в твоей жизни! Сегодня же позвоню Юхновскому!
* * *
Лев Григорьевич уже отдал последние распоряжения и собирался покинуть свой офис, когда ему доложили, что звонит Дарья Васильевна Юсупова. Велев с ней соединить, он немедленно взял трубку и обрадованно пропел:
– Дашенька! Красавица моя! Счастлив, что вы обо мне вспомнили!
– Мне надо срочно увидеть вас и поговорить! – голос ее дрогнул от волнения. – Вы не передумали получить то, чего так упорно добиваетесь?
Юхновский отличался феноменальной сообразительностью – иначе бы не был олигархом. «Наконец-то она решилась, – с облегчением подумал он. – Везет мне все же, чертовски!», а вслух, стараясь не выдать рвущуюся наружу радость, с обычной любезностью ответил:
– Что вы, Дашенька, я никогда не отказываюсь от желаемого! Давайте, как всегда, встретимся в клубе! Куда за вами прислать машину?
– У нас не свидание будет, а очень серьезный разговор! – уже спокойно предупредила его Даша. – Я приеду к вам в офис сама, и могу быть уже через четверть часа, так как говорю из машины по мобильному.
«Придется менять весь сегодняшний план. Много потеряю, – мысленно подосадовал Юхновский. – Но ничего не поделаешь – она того стоит!» и любезно пропел:
– Буду с нетерпением ждать! Вас ко мне проводят.
Довольно часто бывая на приемах в самых фешенебельных местах, Даша повидала многое и ее трудно было удивить роскошью. И все же она была поражена богатством отделки и величием ультрасовременного небоскреба, служившего офисом нефтяной империи Юхновского. Ее встретили с почестями королевы, уже знакомый помощник Алексей сопроводил до кабинета олигарха и предупредительно распахнул дверь – будто она уже была его хозяйкой.
– Входите, Дарья Васильевна! Вас ждут!
Такого огромного кабинета она еще не видела. Даша остановилась на пороге, и олигарх, встав из-за широченного стола, поспешил ей навстречу. Он радостно улыбался, предчувствуя добрую весть и целуя ей руку, предложил:
– Давайте пройдем в мою комнату отдыха! Там намного уютней, чем в этом сарае, – с небрежным жестом кивнул на свой роскошный кабинет. – Нам туда чего-нибудь принесут, и мы сможем без помех обо всем поговорить.
– Нет, я же сказала: предстоит серьезный разговор, и пить мне нельзя: я за рулем, – решительно отказалась Даша и, сев в одно из кресел перед его столом, указала на другое: – Садитесь сюда! Так будет лучше.
«Она уже мной командует. Это – хороший признак!» – мысленно заключил Юхновский и, послушно усевшись в предложенное кресло, мягко произнес:
– Слушаю внимательно, Дашенька. Ради вас я отставил все дела!
– Надеюсь, я не надолго вас от них оторву, – спокойно начала Даша. – Хочу лишь сказать, что обстоятельства сложились так,.. – она запнулась, стараясь унять охватывающее ее волнение, – что... в общем,.. я согласна стать вашей женой,.. если вы по-прежнему желаете этого.
Юхновский ждал этого и все же почувствовал, как горячая волна счастья захлестнула его сердце. Вскочив с кресла, он картинно упал перед ней на колени и с юношеским пылом произнес:
– Я так счастлив наконец услышать это, дорогая Дашенька! Клянусь! Вы никогда не пожалеете о своем решении!
Он сделал паузу и, все еще стоя на коленях, но уже по-деловому, спросил:
– Значит, муж дал согласие на развод? Невероятно!
На глазах у Даши непроизвольно выступили слезы, и она, не скрывая горя, честно ответила:
– Да, это так. Более того, он нас с сыном бросил, Лев Григорьевич, и улетает жить на Алтай! Сегодня, ночным рейсом.
Ничуть не стесняясь его, Даша всхлипнула, но справилась с собой, вытерла глаза платочком и деловито сказала:
– Но поскольку рисковать я больше не хочу, мы должны заключить брачный контракт! Так принято на Западе, они относятся к браку серьезно... Вы согласны со мной, Лев Григорьевич?
Юхновский встал с колен, стараясь скрыть, что озадачен. «Это неспроста она затеяла, – мысленно встревожился он. – Но сейчас все выясню». И он, снова сев в кресло, уклончиво ответил:
– В общем, да. А что конкретно, Дашенька, ты хотела бы туда включить?
– Главным образом, три пункта, – твердо поставила она условие, которое заранее хорошо обдумала. – И первое – это раздельное владение имуществом, чтобы никто не посмел обвинить меня в корысти!
– Благородно! – не удержавшись, одобрил олигарх и, понимая, что остальные условия – главные, нетерпеливо спросил: – Ну, а еще?
– Выкупить и перевести на имя сына контрольный пакет акций «Алтайского самородка» и безвозмездно вернуть мне фамильные драгоценности, которые – по традиции – я должна передать его будущей жене.
Юхновский облегченно вздохнул, резонно опасаясь значительно больших требований, и все же поинтересовался:
– Насчет наследства бояр Стрешневых ясно, а вот зачем твоему сыну этот обанкротившийся концерн? Не лучше ли мне положить на его имя парочку миллионов долларов!
– Я же сказала, что не желаю грязных сплетен: будто вышла за тебя из корыстных побуждений! – досадливо морщась, объяснила Даша. – А концерн «Алтайский самородок», основанный его отцом, даст Юре со временем не только достаток, но и солидное положение в обществе.
– Если он не обанкротится, – усмехнулся Юхновский, но, немного подумав, одобрительно заметил: – Хотя этого допустить нельзя, чтобы не испортить его репутацию, сохранить на будущее добрую славу Юрочкиной фамилии, – и уже перейдя на ты, добавил: – Ведь он у тебя, если помню, княжеского рода?
Даша не ответила, лишь улыбнулась, и он великодушно заключил:
– Ну что ж, быть по сему! Срочно начнем оформлять твой развод. Я сумею провести эту операцию в темпе и в отсутствие твоего беглеца.
* * *
Собрав чемодан с самыми необходимыми вещами, Петр в конце рабочего дня приехал в офис «Алтайского самородка», чтобы передать последние дела из рук в руки Казакову и уже оттуда отправиться прямо в аэропорт. Расставание с дедом и бабушкой было тягостным. Вера Петровна не могла простить внуку его разрыв с родителями, а профессор – того, что в поисках удачи безответственно бросает маленького сына и Дашу, которую старый интеллигент обожал и считал совершенством.
– Нет, я тебя не узнаю – ты стал каким-то чужим! – горестно посетовала Вера Петровна, помогая ему укладывать вещи. – И пенять могу только на себя, ведь это я тебя маленького воспитывала. Но разве учила быть эгоистичным и черствым?
Петр, насупив брови, не отвечал, и она напоследок выразила надежду:
– Ну что ж, Бог тебе судья! Только он точно знает: что хорошо и что плохо. Теперь же мечтаю об одном: чтоб он образумил тебя, Петруша, и послал удачу!
А Степан Алексеевич, выйдя в прихожую, когда Петр уже уходил, лишь хмуро сказал на прощанье:
– Я все же надеюсь, что добрые задатки, которые все мы старались в тебе развить, и врожденное благородство заставят тебя одуматься и исправить то, что ты сгоряча натворил. А до этого, – пригрозил он, еле сдерживая гнев. – знать тебя больше не хочу!
Лицо деда перекосилось от боли, и он схватился за сердце. Перепуганная Вера Петровна сразу бросилась к мужу и увела его в комнату, лишь бросив на внука укоризненный взгляд. И теперь, передавая Казакову последние важные документы, Петр ему пожаловался:
– Ну никто меня не понимает! Может, я и вправду такой негодяй? Но ведь не могу поступить иначе – хоть веди на расстрел!
– Я хорошо понимаю тебя, Петя, – посочувствовал ему Казаков, пряча в сейф документы. – Завидую силе твоего характера и уверен, что тебя ждет успех! – он запер сейф и, поправив очки, произнес, как непреложную истину: – Потому, что Бог сильных любит!
Казаков хотел еще что-то добавить, но секретарша по селектору сообщила, что прибыл и просит его принять юрист от Юхновского.
– А что ему от меня надо? – удивленно поднял брови временный глава концерна и тут же добавил: – Хотя, впустите его! Юхновскому отказать нельзя!
Он и Петр с любопытством уставились на вошедшего в кабинет осанистого посланца олигарха в очках с золотой оправой, а тот, увидев их обоих, самодовольно воскликнул:
– Ну и везет мне, господа! Как я рад, что застал вас обоих! Ведь у меня важное дело не только к вам, Виктор Иванович. Мне очень нужен также Петр Михайлович, и я уж собирался его разыскивать!
– Вам действительно повезло. Через несколько часов я улетаю из Москвы и довольно далеко, – немного заинтригованный им, ответил Петр и поторопил визитера: – Не будем тогда терять драгоценное время: говорите, что нужно от нас Юхновскому.
Казаков кивнул в знак согласия и жестом указал на совещательный стол. Гость достал из кейса два листа и, протянув один Виктору, объяснил:
– Это доверенность Юхновского на приобретение контрольного пакета акций вашего концерна. Прошу отнестись серьезно к его предложению, так как оно того заслуживает.
Словно декламируя стихи, продолжал:
– При низкой котировке на бирже Лев Григорьевич готов дать за них – сколько запросите! И еще гарантирует, что не допустит банкротства!
Заявка была настолько же заманчива, насколько и непонятна. Казаков как всегда снял, протер очки и, проницательно глядя на юриста, потребовал:
– Говорите прямо: в чем его заинтересованность – иначе у нас продолжения разговора не будет!
– Вы уж очень круто ставите вопрос, – замялся юрист. – Разве в вашем положении не следует ухватиться за это? Ну ладно, раз так, открою секрет: это будет свадебный подарок шефа его будущей жене.
Петру сразу стало все ясно. «Значит, Даша решилась-таки за него выйти, – с горечью подумал он. – Продает себя, дурочка, думая мне помочь... Жаль! Но пусть будет то, что будет».
Однако Казакова не устроила недоговоренность:
– Ваше объяснение слишком туманно, и я отказываюсь дальше обсуждать этот вопрос. Тем более, что контрольный пакет уже продан.
– Кому же? – быстро спросил юрист.
– Одесскому «Союзу промышленников». Заправляет им некто Резник.
– Этого мне вполне достаточно! Спасибо вам, уважаемый Виктор Иванович! – удовлетворенно произнес посланец олигарха. – Шеф будет вам признателен!
Он убрал в кейс свою доверенность и, протянув вторую бумагу Петру, почтительным тоном, но со скрытой иронией, пояснил:
– А сей документ – это тщательно подготовленное моими специалистами по бракоразводным делам ваше письменное согласие на расторжение брака с гражданкой Волошиной. По-моему, особенных комментариев он не требует, – и остро взглянув, добавил: – Если, конечно, вы не передумали...
Было заметно, что он старается скрыть волнение, но Петр его успокоил:
– Нет, решения своего я не меняю.
И, приняв от юриста услужливо протянутую ручку, размашисто подписал отречение от своего счастья.
* * *
На лимузине концерна, приняв бразды правления от Петра, теперь разъезжал Казаков, но водителем по-прежнему оставался Голенко. Уверенный в его причастности к афере с хищением денег, новый шеф уволил бы Дмитрия, но Петр категорически этому воспротивился:
– Не делай этого, Витя, если дорожишь нашей дружбой! Я Митьку сюда притащил, и его вина не доказана! – попросил он, передав дела, но по жестким ноткам в его голосе Казаков понял, что с заменой водителя лучше повременить.
И в аэропорт Домодедово к ночному рейсу вместе со своим новым шефом Петра вез Голенко. Естественно, Казаков не жаловал своего личного водителя, но держался с ним корректно, обходясь короткими указаниями. По надутой физиономии Дмитрия было видно, что это унижает его самолюбие. «Может, сам уйдет, и не придется из-за мерзавца с Петей ссориться, – видя его недовольство, понадеялся было Виктор, но Голенко – непонятно почему – упорно держался за свое место. Вот и сейчас, нахмурив брови, он молча вел машину, не вмешиваясь в их разговор, и лишь бросая искоса злобные взгляды.
– Ты не слишком шпыняй тут Митьку, – заметив это, попросил друга Петр и почти шепотом добавил: – Ведь твои подозрения пока не подтвердились и, слава Богу, надеюсь, никогда и не подтвердятся.
Он достал из кармана бумагу и, передавая Казакову, сказал:
– Забыл отдать тебе в офисе. Это – доверенность на твое имя. Я заготовил ее еще позавчера, когда рассорился с родителями, а стариков лишней заботой загружать не хочу.
– Какие-то остались дела, Петя? – Виктор, даже не взглянув, убрал бумагу в кейс, лежавший рядом с ним на сидении.
– Я еще до продажи акций решил загнать кое-какое имущество. Карман-то у меня пустой. Но это дело тягучее, и оттуда вести переговоры с покупателями, как понимаешь, мне не с руки.
Казаков сделал кислую мину, но согласно кивнул:
– Ладно. Хоть у меня дел – свыше головы.
– Знаю, Витя, да больше попросить сейчас некого, – извиняющимся тоном, объяснил другу Петр.
Они уже подъехали к аэровокзалу. Голенко достал чемодан из багажника и, опустив голову, хмуро сказал Петру:
– Вот как хреново получилось! Даже подумать не мог,.. – с фальшивым сожалением повысил он голос, – чтобы ты, Петя, с такой высоты свалился! Видишь, что делает судьба? Не одного меня бьет!
– Ладно, не причитай! Рано меня оплакивать! – перебил его Петр и, принимая из его рук чемодан, на прощанье пожелал другу детства: – Ты только тут, Митька, не дури! Без меня заступиться за тебя будет некому!
Он пожал подлецу руку и, поддавшись порыву, крепко обнял. Если бы Петр мог видеть огоньки злобного торжества в этих черных навыкате глазах, его дружеские чувства сразу бы угасли. Но их заметил Казаков и холодно приказал своему водителю:
– Оставайтесь, Голенко, здесь, при машине! Я провожу один. Времени еще много, и нам надо поговорить о делах.
Они с Петром вошли в здание аэровокзала. Регистрация еще не начиналась и, чтобы скоротать время, друзья расположились за стойкой бара. Казаков заказал шампанское и, подняв бокал с игристым напитком, с искренним сожалением сказал:
– Мне будет очень недоставать тебя, Петя! Да что говорить – всем нам тебя будет здесь не хватать. Пью за твое скорейшее возвращение!
И видя, что его друг с безнадежным видом отставил бокал, горячо добавил:
– А я считаю: теперь это реально! Если контрольный пакет акций вернется в вашу семью, то есть, прости, – поспешно поправился он, заметив болезненную гримасу на лице друга, – если они будут принадлежать Даше...
Но Петр уже проглотил эту «горькую пилюлю» и тоже поднял свой бокал:
– Давай лучше выпьем за нашу крепкую дружбу, Витя, которая одна и поддерживает меня в эту минуту. Мне жаль расставаться с тобой, с любимым делом, да и с родными, хоть все они на меня сейчас злятся. Не знаю – когда, но я еще вернусь!
Глава 14.
В одиночестве
Рейс Петра задержали «по техническим причинам», и самолет прибыл в Барнаул лишь под утро. На Алтае стояла чудесная погода. Все утопало в снегу, и он искрился в лучах восходящего солнца. Было морозно, но это лишь придавало бодрости. Яневичи встретили его тепло, но явно обрадовались, когда Петр сказал, что забронировал номер в гостинице. По случаю встречи Раиса Васильевна угостила его своим «фирменным» блюдом – сибирскими пельменями и, когда традиционно выпили за встречу и здоровье, хозяин перешел к делу.
– Как я понял из твоего письма, Петя, ты рассчитываешь на должность руководителя геологоразведки. Не так ли? – осторожно спросил Яневич и, глядя куда-то в сторону, добавил: – Но она у нас не вакантна – ее занимает хороший специалист, который справляется со своими обязанностями.
– Ну и что? Он ведь не смог до сих пор расширить зону добычи золота и найти новую богатую жилу, – парировал его возражение Петр. – Его можно оставить замом без потери в окладе. Думаю, он не будет в обиде: ведь все еще помнят, кто основал этот прииск.
– Старые заслуги быстро забываются, и люди живут сегодняшним днем, – смущенно ответил Яневич, по-прежнему избегая смотреть ему в глаза. – У нас многие имели акции «Алтайского самородка» – и понесли материальный ущерб, когда они обесценились.
Это понимал и Петр: он насупился и умолк. Возникла неловкость. Все ели, уткнувшись в свои тарелки, и глава прииска, тяжело вздохнув, спросил:
– А ты уверен, Петя, что сумеешь отыскать в зоне нашего прииска жилу, хоть сколько-нибудь похожую на ту, что открыл с Полтораниным? Ведь мы исследовали буквально все вокруг. Здесь повсюду есть золото, но где бы ни ткнулись – находили одну мелочь!
– И мы с Фомичем тоже. Весь район – золотоносный и, чтобы найти среди бедных жилок богатую на самородки, нужна особая удача, – согласился с ним Петр, однако с надеждой добавил: – Но я хорошо помню одно местечко в соседнем распадке, где нам стало попадаться хорошее золото.
– Тогда почему вы перешли в другое место? – удивилась Раиса Васильевна.
– Покойный Фомич всю жизнь мечтал отыскать именно ту богатейшую жилу, на которой стоит сейчас прииск, и я не смог его уговорить, – объяснил ей Петр.
Это убедило Яневича принять решение:
– Ладно, поставлю этот вопрос на Совете директоров. Однако предупреждаю заранее, Петя: держись! Тебя наверняка встретят в штыки!
Он налил всем по новой и высоко поднял свой бокал:
– Выпьем за наше новое плодотворное сотрудничество!
* * *
Опытный бизнесмен Яневич оказался прав: как он ни старался поддержать Юсупова, напомнив членам Совета директоров прииска – кому они обязаны его существованием, – все дружно обрушили на Петра шквал упреков. И самым непримиримым из них был старый его оппонент, местный банкир.
