Текст книги "Тонкая структура (СИ)"

Автор книги: Сэм Хьюз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)

Глава 16. 1970 – … (часть 2). Сущность оружия

Акс покупает старинную книгу у таинственной женщины из магазина древностей.

Изначально «Книжные руины» представляли собой банальный двухэтажный параллелепипед из светло-серых шлакоблоков, обыкновенное здание с функциональной архитектурой – вероятно, массовое и дешевое жилье или помещения для нужд военных. Так было до тех пор, пока на него не упал самолет. Это произошло во время первого Катаклизма, так что впоследствии здание долго стояло заброшенным. Выросшие здесь дубы и вьющийся плющ сплели шлакобетонную оболочку с крепким цилиндрическим фюзеляжем, который теперь покоился там, где раньше должен был находиться потолок первого этажа. Когда люди вернулись в город, верхний этаж перестроили, воспользовавшись более эстетичными кирпичами; изменения не коснулись лишь его потолка, через который по-прежнему пробивается дуб.

Бóльшую часть этой истории Акс угадывает в течение пяти секунд своего первого визита в магазин, сразу же после того, как ударяется головой о корпус самолета.

– Ой.

– О! Прошу прощения. Видимо, подкладка отвалилась.

Женщина торопится ему на помощь; кроме нее, в магазине никого нет. Взяв в руки пожелтевший кусок пены и немного лески, она тянется вверх, чтобы снова привязать его к опасно иззубренному металлическому краю разбитого самолета, который как нельзя кстати расположен почти сразу же после входа в магазин, аккурат на той же высоте, что и лоб Акса.

– С вами все в порядке?

– Да, все хорошо, спасибо.

– Я не очень высокая, поэтому мне, само собой, не приходится нагибаться под этой штукой, но время от времени обязательно находится какой-нибудь бедолага, который врезается в нее головой.

Это действительно та самая женщина. Невысокая, светлые волосы до подбородка. Около тридцати пяти лет. Свободная и слегка вышедшая из моды одежда зеленого цвета. Она вспоминает их встречу несколько дней тому назад, но делает вид, что они незнакомы. Акс понимает это и решает, что ситуация для них обоих будет менее неловкой, если он последует ее примеру. Это негласная договоренность.

Освещение в магазине довольно тусклое; стеклянный фасад содержит большое количество свинца, а само стекло было сделано еще в древности, поэтому внутрь попадает не так много света. Левую половину основного пространства занимает, главным образом, корпус самолета, нижняя часть которого огорожена канатом. Книжные полки и ствол огромного дуба образуют высокий и плотный лабиринт; сделав всего два шага, Акс потерял из виду вход в магазин.

– Я ищу книгу, – говорит он. – Не какую-то конкретную, а что-нибудь для моего исследования.

Хозяйку магазина зовут Юэн. Она помогает Аксу найти, просмотреть и купить номер журнала «Ика лгасс хунэтн» за М 0699-го, периодическое политическое издание, выпущенное примерно восемьсот лет тому назад. Журнал издан на древнеэтнском языке, который, насколько можно судить с практической точки зрения, вплоть до последнего Катаклизма был языком общемирового общения. На это уходит половина суточной зарплаты. (В городе вроде Кахагана, который буквально кишит историей, даже на удивление хорошо сохранившиеся артефакты возрастом в сотни лет стоят сущие копейки).

Юэн объясняет, что несколько лет назад, путешествуя за границей, нашла сто пятьдесят таких журналов в коттедже на заброшенной солнечной ферме. Как и в большинстве письменных источников, дошедших до этой эпохи, «бумага» в действительности представляет собой тонкий пластик; бионеразлагаемый. Акс, к сожалению, не в состоянии предложить что-либо в обмен на полную коллекцию мертвого фермера.

Пролистывая журнал по пути домой, Акс находит в нем фотографию – большое цветное изображение, прикрепленное к четырехстраничной статье. Это женщина, облаченная в массивную, внушительного вида мантию и головой убор. Мантия настолько толстая, что полностью скрывает ее фигуру. Ее руки и ноги сложены где-то под одеждой, и видно только ее лицо. Но даже оно частично закрыто головным убором – не может же он быть из чистого золота – который окаймляет ее виски и щеки, а затем на полметра возвышается над ее головой. На лице однотонный слой белого макияжа, за исключением губ, окрашенных в красный цвет. Белые пряди волос зализаны назад. Она восседает на огромном золотом троне, спинка и «подлокотники» которого настолько высоки, что им уступает даже ее корона.

Акс знает, кто она такая. Он узнает это одеяние. Это главный научный советник Орота, европейского королевства с центром на Сицилии, владения которого когда-то охватывали каждый дюйм средиземноморского побережья и многие территории за его пределами. На тот момент Орот был самой древней и могущественной мировой силой, а его король, будучи фактическим правителем более, чем половины мира, мог диктовать на всей этой территории свои условия.

Должность оротианского советника была такой же древней, как и должность самого короля. Изначально, во времена оротианской теократии, ее занимал главный королевский жрец/астролог. Но даже после того, как королевство в своем развитии достигло современной эры, оротианская бюрократия сохранила бóльшую часть религиозной атрибутики. Орот времен этой фотографии был сильной и современной цивилизацией. Изображенная на ней Советница была образованным, одаренным ученым и политиком. Ее работа заключалась в объявлении поправок, касающихся государственной политики и законодательства. Но несмотря на то, что политика и закон вполне доросли до таких вопросов, как гендерное равноправие, охрана окружающей среды и хитроумные нормативные требования в области финансов, для объявлений по-прежнему использовался ритуальный каменный мегафон, благодаря которому голос Советника разносился по большей части столичного города Джарре. Такова была традиция.

Кулла похожа на вождя племени эпохи бронзового века; вполне вероятно, она пользуется контактными линзами.

Контактные линзы. Акс долго разглядывает фотографию, пытаясь вспомнить цвет глаз Юэн.

В заголовке статьи ему удается распознать только одно слово: в переводе с этнского оно означает «Катаклизм».

Известный спортсмен чуть не становится жертвой убийства, и в этом, как выясняется, отчасти замешана его жена, а потом все идет наперекосяк… Акс так занят на работе в полиции, что ему едва хватает времени, чтобы просто заглянуть в журнал. Он проводит долгие, нудные часы, штудируя бумаги и пытаясь вспомнить жалкие крохи этнского, которые он изучал в университете, затем в середине утра возвращается домой, в квартиру, которую делит с соседом. До следующей смены остается часов шесть, и он вместо того, чтобы продолжать свои изыскания, благоразумно тратит это время на крепкий сон.

На полный перевод статьи у него уходит еще месяц:

Голос мира Аони Кулла о кошках, Катаклизмах и будущем оротианской науки

– Это чистое золото, – отвечает Кулла. Мы находимся в ее оранжерее на восточном склоне горы Этна, всего в нескольких минутах ходьбы от расположенного чуть выше Замка. Сейчас невыносимо рано, и почти все освещение выключено; все ее жилище постепенно наполняется розовым светом восходящего Солнца. – Первый Советник был умелым ученым. Мы всегда были умелыми учеными. Наш головной убор идеально уравновешен, а в троне есть скрытые точки опоры, который берут на себя большую часть веса, когда я сижу, а это занимает девяносто процентов моего времени. Но я все равно удивлена, что моя шея по размеру не стала, как у профессионального тяжелоатлета.

Когда она одета в обычный деловой костюм, без своего «наряда» (как она сама его называет), сложно поставить знак равенства между этой Аони Кулла и мощным, авторитетным образом, который транслируют наши приемники и телевизоры. На пьедестале она непогрешима, она – исполинская золотая фигура, посредник, передающий Истину прямиком от самих Богов, как делали и другие Советники на протяжении сотен лет; она больше самой реальности и никогда, никогда не делает ошибок. Сейчас же передо мной маленькая женщина, которая не может вспомнить, где хранит кувшины с водой, а затем, увлеченная беседой, заливает кофейный столик. К интервью она относится с большим энтузиазмом; ей уже больше года не удавалось выкроить для него время.

Так кто же из них настоящая Аони Кулла? – «За те восемнадцать лет, что мир находится у моих ног, диктовать предписания стало для меня более, чем привычным делом, – говорит она. – В традициях есть своя ценность. В наши дни все предписания выходят одновременно с пресс-релизами и выражаются юридическим языком, чтобы не отрезать нам пути к отступлению. Но я бы ни за что не смогла предстать перед публикой в гигантской золотой маске и парадном одеянии и прокричать что-либо каждому из жителей Евразии, если бы не была уверена в своих словах. Ответственность важна. Она заставляет меня мыслить более обстоятельно. Она заставляет меня – нас – заботиться об определенном уровне доверия. Так что Золотой Советник – важная часть моей личности».

Хотя, в конечном счете, оба человека, как неохотно признает Кулла, не более, чем маски…

[…]

– …но сейчас в нашем распоряжении имеется такое количество информации, и так много требуется просеять, что у меня просто нет времени, которое я бы могла посвятить чему-то большему. Ночью я сплю всего полчаса, а большую часть дня провожу подключенной к пожарной кишке. – Это еще один пример жаргона Кулла; она имеет в виду поток документов, ежечасно поступающих в Замок. – Я бы никого по своей воле не подвергла подобной участи. Будем откровенны, следующая Советница потерпит фиаско, если не проявит того же мастерства.

– Советница? Разве процесс отбора не должен держаться в строжайшей тайне?

– Или Советник! Оговорилась. Я не могу рассказать вам больше, чем вы уже слышали. Советник мужского пола стал бы первым и довольно влиятельным. Но я не станут выбирать того, кто не справится с этой работой.

Это деликатно подводит нас к теме будущего. Кулла с нетерпением ждет выхода в отставку – «в каком-нибудь уединенном и солнечном месте, где я смогу расслабиться на целый десяток лет» – но отказывается давать какие-либо иные намеки; читателям «Лгасс» придется дождаться полной статьи, которая выйдет в завтрашнем номере. Когда я спросил о научной политике прошлого года, она была рада поговорить на менее конфиденциальную тему.

[…]

– …признать, что открытия, которые совершали участники Электромагнитного проекта, могли сыграть значимую роль в развитии нашего понимания Вселенной. Но по моему убеждению, после стольких лет нам остается не открывать новое, а лишь переоткрывать то, что было известно до нас. Если бы мы могли открыть что-то новое в отношении подлинной глубинной структуры материи, то записи об этом дошли бы до наших дней. Но таких записей нет. Другими словами, мы заранее знаем, что это тупик.

Рассвет. Мое время почти истекло. Я спрашиваю ее о Катаклизме и о том, может ли здесь быть связь. На несколько мгновений лицо Аони Кулла становится безэмоциональной маской. – У Катаклизма была причина, – отвечает она, поднимаясь и провожая меня к выходу. – В чем заключалась причина Катаклизма, мы не знаем. Исходя из исторических свидетельств и наших собственных экспериментов, мы составили длинный перечень того, что причиной Катаклизма быть не могло. Теории неделимых, или «атомов», в этом списке нет.

– Если бы я не была уверена, то не стала бы так говорить.

Как только мы подходим к двери, раздается стук. За ней стоит слуга с двухдюймовой пачкой печатных отчетов и шкатулкой белого макияжа.

Даллман Лиффи, 0699-М-27

На следующий день после завершения перевода Иллу подходит к Аксу, который сидит за своим столом в полицейском участке. Акс договорился с Гилландом о встрече в свой ближайший выходной. Таков его план, но все меняется с появлением Иллу.

– Как звали эту твою девушку?

– Она не «эта моя девушка». Юэн.

– У тебя есть ее фото? Она ведь работает в том магазине, «Книжные руины», так? Твоя теория подтвердилась?

– Фото Юэн у меня нет. – Акс достает номер «Ика лгасс хунэтн» и открывает его на странице с фотографией Аони Кулла. – Вот фото женщины из моей безумной теории, – отвечает он. – А что?

Иллу бросает на стол лист бумаги. Это грубый монохромный фотостат, сделанный с другого грубого монохромного фотостата полицейского эскиза, нарисованного – судя по языку печатных примечаний – в северной Америке. На эскизе изображена голова женщины, анфас. Иллу разворачивает лист так, чтобы его ориентация совпала с журнальной, и прищурившись, внимательно изучает оба портрета.

– В отчетах упоминались слова «букинистический магазин», – сообщает он. – Думаю, ты мог бы привести доводы в пользу их сходства.

– Не знаю насчет жрицы, – говорит Акс, – но эта женщина – определенно Юэн. Кто она такая? Что она сделала?

– Она луддит-экстремист, – отвечает Иллу. – Взрывает исследовательские лаборатории. Устраивает демонстрации, крадет записи, блокирует законопроекты и все в таком роде. В центр только что прибыл гигантский отчет из-за границы – за ней следили и недавно заметили здесь. Ее разыскивают на четырех континентах за убийство, саботаж и порчу собственности.

– Она против Катаклизма…, – говорит Акс. – Это бы все объяснило. Она считает, что развитие технологии вызовет очередную катастрофу. Ты знаешь, что означает «неделимый»?

– Я и о Катаклизме почти ничего не знаю, – признается Иллу.

– Судя по дате на эскизе, он был сделан восемнадцать лет тому назад, – замечает Акс.

– Ну, это вполне логично – кипа в полицейском управлении Увзны как раз высотой в восемнадцать лет. Слушай, я собираюсь привести ее сюда без лишнего шума. Ты хочешь в этом участвовать? Не будет конфликта интересов?

– Нет, – отвечает Акс, вставая и откладывая журнал в сторону. – Я пойду с тобой.

Глава 17. 1970 – … (часть 3). Идея с большой буквы

Когда это происходит в первый раз, у нее есть секунд пять, чтобы успеть среагировать. Центр города, пятница, вечер, она находится в ресторане со своим мужем; в этот момент повсюду вспыхивает настолько яркий свет, что человеческий глаз просто не в состоянии обработать такой поток информации. Она кричит и вслепую тянется через весь столик к руке своего мужа в попытке его защитить. Он кричит в ответ, но она об этом не знает. Ей остается лишь держаться за его ладонь двумя руками, пока их не настигает ударная волна, и мир вокруг нее, обратившись пламенем, не рассыпается в прах.

Прежде, чем к ней снова возвращается зрение, проходит целая минута. К этому моменту она уже находится в восемнадцати километрах от города и катится со скоростью восемьдесят километров в час по расплавленному асфальтобетону магистрали, заваленной разбитыми вдребезги, перевернутыми, пылающими жестянками машин. Огненный шар тем временем продолжает расти у нее над головой. В сжатом кулаке плещется лужица расправленного золота.

– Попробуй отправиться в любой крупный город и начни копать. Где угодно на планете. Ты найдешь целые слои с остатками прежних цивилизаций. Отправляешься, не знаю, в джунгли, в Малайзию или Южную Америку, и видишь, что они практически полностью, под завязку забиты храмами, алтарями, башнями и домами, построенными в дюжине разных стилей. На любом континенте есть следы этих древних технологий. Вроде солнечных батарей – технологию добычи солнечной энергии мы экстраполировали по археологическим находкам. То же самое было и с телеграфной связью. Под территорией России и Европы пролегают гигантские сети высокотехнологичных подземных железных дорог, работающих при помощи магнитов, которые мы рано или поздно расчистим, перестроим и снова пустим в ход. В океане полно пластикового мусора, оставшегося от предыдущих поколений – сейчас мы собираем его, перерабатывая в топливо. В Арктике куда ни посмотри – всюду разбросаны упавшие аэропланы и самолеты. Их там как грязи. Существуют книги, резные изображения, рисунки, рассказы, руны, самая разная информация на миллионе языков, почти ни один из которых не поддается переводу. Как будто… наш мир построен на обломках других миров.

– И что?

– Потерпи немного.

– У вас был целый месяц, – кричит разъяренный комендант, обращаясь к находящимся у него в подчинении ученым. – В вашем распоряжении были все деньги мира. Все инструменты и оборудование, о которых можно только мечтать. Вас попросили сделать для своей нации всего одну вещь.

Ученые протестуют. Они показывают диаграммы и числа, демонстрирующие непостижимую величину давлений и перегрузок, которым они подвергли свою пленницу.

– Ее существование нарушает законы природы!

– Вам дали всего одно задание. Либо убить ее, либо воспроизвести эффект. Но вы не справились. Что ж, хорошо. Закопайте ее. В каком-нибудь абсолютно недосягаемом месте. Сделайте так, чтобы ее никогда не нашли. Мы не можем ее повесить, не можем пристрелить – пусть так, мы все равно устроим из нее показательный пример. Снимите вынесение приговора на камеру. Нерешаемых проблем не бывает. Никто не смеет бросать нам вызов.

Ее последние слова, прежде чем они успевают залить шахту цементом, предрекают, что она переживет не только их самих, но и все, о чем они думали, над чем работали, за что сражались и чему клялись в верности. Она обещает, что если на момент ее возвращения эта нация будет по-прежнему существовать, то она в одиночку разрушит ее до основания, и что эти слова они могут записать себе в напоминание.

Спустя сто десять лет, когда ее обещание окончательно забыто, она все же возвращается и исполняет его с безукоризненной точностью.

– В общем, поначалу мы думали, что мир стал жертвой одного, изолированного бедствия, Катаклизма. Потом мы выяснили, что в действительности ему предшествовал еще один, который стал называться Катаклизмом Два; это создало довольно скверный прецедент, потому что впоследствии мы обнаружили следы Катаклизма Три. Всего таких Катаклизмов, как оказалось, было восемь, и за последние несколько лет, по мере развития археологии, стало понятно, что все Катаклизмы происходили примерно в одно и то же время. В плане технологического уровня, если быть точным.

– И вот, цивилизация восстает из эпохи варварства. Хижины сменяются каменной кладкой, затем приходит алхимия, технологии и, наконец, наступает эра информации. После этого развитие выходит на плато. Технологии не могут преодолеть определенный порог. Они топчутся на месте. Но пока мир в целом остается неизменным, в нем продолжает накапливаться некий фактор, некий неизвестный элемент. В итоге рано или поздно равновесие нарушается, и человечество неожиданно погружается в Каменный век. Снова. И никаких записей о причинах этого перехода нет. Нигде. Ни одной. Электронные данные не сохраняются. Магнитные ленты и диски либо пусты, либо забиты бессмысленным шумом. Даже те, что были созданы позже других и лучше всего сохранились. Эра информации превращается в информационное слепое пятно. Пережить Катаклизм удается лишь записям, сохранившимся в форме чернильных знаков. Вот только в этих чернилах нет никакой полезной информации. Ничего стоящего. Пустота.

– Поэтому никто ничего не помнит. Никто не помнит, что вызвало Катаклизм и не знает, как к нему подготовиться. И как результат он происходит снова. И снова. И… Сейчас мы только приступаем к экспериментам с механическими вычислительными машинами. Думаю, что в течение пятидесяти лет мы сумеем вскрыть достаточно археотехнологий, чтобы достичь той самой конечной точки, Информационной эры. И мы все еще будем живы. Возможно, мы своими глазами увидим Нулевой Катаклизм, после которого Земля станет нашей могилой.

– Квонд. Вы заняты? Это насчет Аони Куллы.

Выругавшись, Квонд продолжает что-то писать на доске.

– Ну и что еще она натворила? Она вышла в отставку. Я был рад. Никакой политической власти. Я думал, что на этом все закончится и теперь мы, наконец-то, сможем отвоевать какое-никакое финансирование.

– Я знаю. Квонд, она здесь. Лично. Она хочет с вами поговорить.

Квонд смотрит на своего помощника долгим и раздраженным взглядом. Одним движением он хватает тряпку и стирает с доски все, что успел написать за последние пять минут. Все равно здесь полно ошибок. – Ладно.

Квонд приводит в порядок свой пиджак и приглаживает волосы, прежде чем спуститься к главному входу. Насколько велик «Электромагнитный проект»? Сейчас он гораздо меньше, чем был когда-то. Заручившись политической поддержкой целого отряда единомышленников – или, что вероятнее, льстецов и подхалимов, – Аони Кулла вот уже не одно десятилетий всеми мыслимыми и немыслимыми способами методично ставила палки в колеса его исследовательской работе. Если говорить точнее, то она продолжала традицию, заложенную предыдущей Золотой советницей, которая была такой же ярой противницей исследования фундаментальной структуры материи. Нападки Куллы, впрочем, выходили за рамки простого следования традициям. Они будто сочились ядом. Деньги утекли чуть ли не прямиком из его карманов. Запланированные денежные вливания были необъяснимым образом заблокированы. Его подчиненным приходилось работать за гроши. Большое кольцо было готово лишь наполовину, и длилось это так долго, что он уже потерял счет времени. Сейчас здесь трудятся тридцать человек, хотя когда-то их было три сотни. Они бы уже довели дело до конца, клянется Квонд. С физикой, какой ее знает мир, уже было бы покончено, если бы не эта… трусиха.

Вестибюль огромный, просторный и белый – построенный еще в те времена, когда они могли это себе позволить. Кулла стоит посреди зала, восхищаясь расположенной в центре старомодной и отвратной на вид скульптурой, состоящей из матовых серых труб, образующих нечто вроде внутреннего органа. Квонд подходит к ней, держа руки в карманах. Он не пожимает ей руку. Куллу это, похоже, не беспокоит.

– Что вам нужно? – спрашивает Квонд. – Теперь, когда все остальные попытки провалились, вы собираетесь вторгнуться в наше оборудование и физически препятствовать нашей работе?

– Я хочу, чтобы вы кое с чем ознакомились, – отвечает Кулла, протягивая ему две скрепленных друг с другом страницы линованной бумаги. Листы с обеих сторон исписаны почерком Куллы. Заголовок гласит: «Теория атомной структуры».

Встав перед Куллой, Квонд читает статью. В общей сложности на это уходит около десяти минут. Несколько раз он останавливается и подолгу моргает, о чем-то размышляя. Дочитав, он поднимает глаза и видит, что Кулла по-прежнему стоит перед ним, наблюдая, и за все это время ни разу не двинулась с места.

– Где вы это взяли?

– Воспроизвела по памяти, – отвечает Кулла.

– Вы это сами сделали?

– Не сама. Но будучи Советником, я имела доступ к определенным источникам, и, как я уже говорила, будущее не сулит нам новых открытий – остается лишь переоткрывать то, что было известно до нас.

– Тогда кто? И когда? У вас есть и другие подобные работы? Или этим все ограничивается?

– Это полная корпускулярная структура Вселенной. Протоны, нейтроны и электроны. Это все, что вам, с высокой вероятностью, предстоит открыть в ближайшие десять лет. Другими словами, именно этого результата вы бы достигли на сегодняшний день, если бы я не мешала вашей работе. Теперь это ваше. Вы можете продолжать теоретические исследования и, опираясь на эти знания, найти ответы на все остальные вопросы. Здесь ваша работа окончена. Вам остается лишь демонтировать оборудование.

– Советник – то есть Кулла…

– Можете называть меня Аони.

– Кулла, у вас есть хоть какие-то представления о науке? О том, что значит быть ученым? Насколько бы идеально эти уравнения ни вписывались в наши прогнозы, я не могу просто принять их на веру. Вы утверждаете, что мы правы. Но нам нужны конкретные числа. Нам нужно воспроизвести эти наблюдения. Может быть, здесь есть какие-то пробелы; мы должны сами это выяснить. Так устроена наука. Вы больше не второе лицо моей страны. Я понимаю ваши опасения насчет связи между нашей работой и Катаклизмом, но ведь само существование этой информации явно говорит об обратном. Кому-то удалось провести эти эксперименты, не потерпев неудачу. И выжить, чтобы донести их результаты до остальных. Не став жертвой Катаклизма. Так в чем проблема?

– Вы знакомы с легендой о проклятом китайском городе Итреко?

Столкнувшись с этой попыткой выбить его из колеи, Квонд закатывает глаза.

– Я знаком и с легендой, и с самим городом. Город – это нечто вроде чумной зоны; любой, кто оказывается слишком близко, становится жертвой болезни и вскоре умирает. Ряд фактов, насколько я слышал, указывает на то, что размеры опасной зоны сокращаются, но добраться до города, по идее, довольно сложно, поскольку все мосты, ведущие в этот горный перевал, уничтожены. По легенде город был проклят каким-то древним божеством. К чему вы клоните?

– Легенда заблуждается, но факты, как вы сами признали, правдивы. Много тысячелетий тому назад Итреко был политической столицей существовавшей в те времена Китайской империи, центром величайшей сверхдержавы на Земле. Один из врагов Итреко нанес по нему удар, воспользовавшись особым оружием, «проклятием», последствия которого, несмотря на их слабеющий эффект, сохранились на долгое время. Это оружие было прямым следствием изысканий, затрагивающих атомную структуру материи.

– Атомное оружие.

– Именно. Чтобы проработать базовые принципы, лежащие в основе этого оружия, вам потребуется не больше десяти лет. Еще через десять, при должной мотивации, вам удастся собрать и пустить в ход созданный вами аналог. Вы сможете навлечь проклятие на ваш собственный город. А еще через десять лет, если вам опять же хватит мотивации, ваши власть имущие – не я, не вы сами, а власть имущие, хорошо это или плохо – будут в состоянии произвести достаточно таких бомб, чтобы проклясть всю Землю. Вы понимаете, о чем я говорю?

– Значит, вы боитесь, – говорит Квонд. – Боитесь, что мы потеряем контроль над этим… джинном, если выпустим его на волю.

– Да, – отвечает Кулла.

– Вы боитесь, что наша работа приведет к гибели всего мира.

– Да.

– К очередному Катаклизму.

– Нет, – отвечает Аони Кулла. – Человечество всегда переживает Катаклизм. Ядерная война – нечто совершенно иное. Катаклизм – это механизм самозащиты. Он не дает человечеству уничтожить самое себя. Не дает технологиям развиться выше определенного порога. Когда мы подбираемся к этому порогу слишком близко, Катаклизм возвращает нас назад, понимаете? Когда мы узнаем достаточно для собственного уничтожения, он лишает нас этих знаний.

– Что? Как? Кулла, вы говорите от лица представителей власти или, что больше похоже на правду, просто высказываете какие-то безумные предположения? Где доказательства? Покажите мне, где все это записано.

– Нигде. Это и есть подсказка! В этом суть Катаклизма!

Квонд, наконец, понимает, что перед ним стоит не более, чем сумасшедшая, ставшая жертвой бредовых идей. Сунув ей бумаги с выкладками он подталкивает Куллу к двери.

– Убирайтесь.

– Квонд, я вас умоляю. Остановите Электромагнитный проект, не медлите. Я пошла на риск, раскрыв вам эту тайну. Я надеялась, что вы будете открыты новым идеям. Голосу разума. Человечество уникально в масштабах Вселенной, – говорит Кулла. – Нельзя позволить вам себя уничтожить.

– Что ж, пока что нам удавалось выживать, – замечает Квонд.

Никакой охраны в здании нет. Им это не по карману. Квонду остается лишь взять ее за руку и вывести из здания через парадную дверь прямиком на озелененную территорию Проекта.

– Никакая сила во Вселенной не удержит ученого от поисков истины, – говорит он напоследок.

Он возвращается обратно и запирает за собой дверь; Кулла в ответ лишь качает головой.

– Как цивилизация может просто исчезнуть, не оставив ни единого намека на то, что стало этому причиной? Как можно раз за разом возвращаться в Каменный век? Разве можно столько всего забыть в один момент?

– Ты говоришь точь-в-точь, как какой-нибудь чокнутый, верящий в одну гигантскую теорию заговора, – замечает Иллу, когда они сворачивают на Хай-Йорик.

– Не знаю, – отвечает Акс. – Не знаю. Но потом мне встречается эта женщина, так? Ее лицо постоянно всплывает в каких-то исторических событиях. К тому же она дала мне эту книгу. Она датируется днем последнего Катаклизма. Я хочу сказать, тем самым днем. Сто восемьдесят лет тому назад. По их календарю это было двадцать восьмое число месяца М, 699-го года. На обложке журнала стоит двадцать девятое, а значит, он почти наверняка был напечатан в последние рабочие часы двадцать восьмого. Ни на одном историческом документе нет даты, которая бы следовала за двадцать восьмым М. Этот журнал бесценен. А она, зарабатывающая на жизнь продажей исторических документов, отдала мне его практически даром.

Иллу паркуется напротив «Книжных руин».

– Она хочет, чтобы я сам все выяснил, – добавляет Акс.