Текст книги "Тонкая структура (СИ)"

Автор книги: Сэм Хьюз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)

– И как же убить бессмертного? – риторически спрашивает Шапур.

Эшмор указывает на нее, поддавшись лекторскому инстинкту. – Вот именно. Никак. Но ее можно нейтрализовать, спрятав от греха подальше.

– А она сама знала о том, что была бессмертной?

– Я уверен, что можно найти свидетелей, которые подтвердят, что она ела и пила, как обычный человек как минимум до завтрака в день эксперимента, – говорит Хэддон.

– Но это необязательно что-то доказывает, – замечает Муока.

– Она ничего не вспомнит, – отвечает Шапур. – Мы воссоздаем ее разум с нуля, она станет совершенно новой личностью. Остаться невредимыми могли только самые глубокие структуры в разуме доктора Пул. Поэтому я могу с полной уверенность сказать, что спросить ее мы не сможем ни сейчас, ни когда-либо еще.

– Но кто-то все-таки знал, – замечает Эшмор. – Кто-то, кто хотел избавиться от Анны и разбирался в физике телепортации. Очень хорошо разбирался в физике телепортации. В десять раз лучше, чем кто-либо в мире на момент проведения эксперимента, насколько нам известно. Что… – на мгновение он встречается взглядом с Муокой – вполне возможно.

– Если только речь не идет о божественном вмешательстве.

– О чем вы говорите? – спрашивает Хэддон. – О кощунстве в глазах Бога?

– Был же удар молнии, – иронично замечает Муока.

– То есть Анна сделала себя бессмертной, и это оскорбило Бога? – спрашивает Эшмор. – Нет уж. С этим я не согласен.

– Говоря «вполне возможно», – спрашивает Хэддон, – вы имеет в виду промышленный шпионаж?

Эшмор снова бросил взгляд на Муоку, как будто спрашивая разрешения. Муока пожимает плечами.

– Не совсем, – отвечает Эшмор.

Глава 11. Экспоненты

Раз в год случайно выбранный житель Земли приобретает сверхъестественные способности в результате удара молнии.

Каждый последующий сверхчеловек вдвое сильнее предыдущего.

Так продолжается уже одиннадцать лет.

* * *

Заброшенная авиабаза, притаившаяся в самом сердце Северной Америки в окружении шестидесятикилометровой ленты электрического ограждения и колючей проволоки, увешенной красными, желтыми и белыми угрожающими знаками, призванными отпугнуть фотографов, нарушителей чужих границ и врагов государства соответственно – вкупе с непостижимо секретными экспериментами, которые происходят где-то внутри нее? Хотя она чуть зеленее – в плане количества растительности – Куан Чэн-Ю считает, что с тем же успехом ее можно было бы назвать Зоной-51, сэкономив пять страниц описания.

Бывшие коллеги Чэна считают, что он работает в Гугле. На самом деле это не так.

Чэн – инженер в области сверхсветовых коммуникаций, один из девяти или около того во всем мире. На планете есть всего девять ССК-инженеров, поскольку в действительности ССК не работает.

Вообще-то, она должна работать в теории, но на практике этого не происходит, потому что – и в этом вся горечь иронии – возможность коммуникации заблокирована очень громким повторяющимся сообщением, которое как раз и объясняет эту теорию.

Чэн помимо прочего – фотограф-любитель, поэтому красные знаки бесят его сильнее всего остального. В неудачные дни его буквально тошнит от того, как много ему не удалось заснять: закаты, звездные поля, подсвеченные красными огнями стеллажи с авиабомбами, отсвечивающие белым колонны солдат, бледное, флюоресцентное сияние штабных зданий, гнетущую черноту бетонных бункеров и, конечно же, немыслимых летающих людей. В особенности последних – при мысли о них он чувствует практически непреодолимое желание запечатлеть происходящее на снимке. Даже сейчас, после стольких экспериментов, он не может до конца поверить в их существование.

Все это не более, чем фантазия, которую он видит в коме, – убеждает Чэн сам себя. В реальном мире физика наверняка действует, как раньше.

* * *

Пара F-22 со свистом проносятся от горизонта до горизонта. С земли при помощи бинокля Чэн мог едва различить две человеческие фигуры, которые двигались с той же скоростью, что и реактивные истребители, сохраняя общий строй. Они одеты в темно-синие костюмы и сохраняют позицию, которую для них в конечном счете рассчитали парни, разбирающиеся в аэродинамике: носом вперед, слегка опустив ноги относительно головы, чтобы снизить нагрузку на шею, и едва заметно расставив руки, чтобы придать телу небольшую подъемную силу. Он не имеет понятия, с какой скоростью движется хоть кто-нибудь из них. Ему, впрочем, известно, что без радиолокационных маяков ни Джейсон, ни Арика не отображаются на радаре рядом с истребителями. Они не оставляют тепловой след – по крайней мере, если не движутся так быстро, чтобы позади них воспламенился воздух.

Самолеты покидают общий строй и направляются к взлетно-посадочной полосе. Люди сбрасывают высоту и скорость и вальяжно опускаются на землю по спирали. Им взлетно-посадочные полосы не требуются. Меньшая из двух фигур замечает Чэна с воздуха, и вторая направляется следом.

Когда они подлетают ближе, становятся видны детали их темно-синих аэродинамических летных костюмов – покоробившиеся резиновые штуковины, отягощенные жесткими плавниками для контроля высоты на руках, ногах, шее, голове и ступнях. Первые аэрокостюмы напоминали живые самолеты, но с каждым улучшением проектировщиков плавники становится все больше похожими на перья птиц. Есть у них и защитные очки.

– Слушайте, проблема с этими костюмами, – говорит Чэн, когда Джейсон и Арика оказываются на расстоянии слышимости, – в том, что они предназначены для увеличения скорости и маневренности, но никак не улучшают реакцию и управляемость. Что толку двигаться вдвое быстрее, если на такой скорости ты даже не понимаешь, что делаешь?

– К тому же выглядят они охренеть как тупо, – добавляет Арика, срывая с с себя капюшон и очки. – И слишком уж в них жарко.

Приземлившись, Джейсон кивает Чэну, который кивает ему в ответ. В вопросах жары он, похоже, согласен с Арикой. – В движении это не так заметно, потому что тебя обдувает ветер. Но эти костюмы совсем не дышат.

– Они против костюмов с порами, потому что это плохо сказывается на воздушных потоках, – отвечает Чэн.

– Чихала я на эти воздушные потоки, – замечает Арика.

– Я и говорю, – соглашается Чэн. – По-моему, это просто нелепо. Им стоило бы заняться разработкой чего-нибудь наподобие брони. Которая бы выдержала после того, как тобой пробьют гору.

Джейсон Чилтон (Девятый) – невысокий, широкоплечий, коренастый британец, страдающий небольшим избыточным весом. Он до сих пор (возможно) работает/работал руководителем проекта в компании, назначение которой Чэн представлял весьма туманно, даже после того, как Джейсон объяснил его при помощи диаграмм. Джейсон открыто признает, что ему неизмеримо комфортнее, когда он одет в рабочую рубашку и находится в своем офисе, и считает аэрокостюм – да и вообще саму мысль об обладании суперсилой – совершенно абсурдной. Однажды он и правда получил такого пинка, что насквозь пробил гору.

Арика Макклюр (Восьмая) выше их обоих. Она австралийский подросток смешанной расы и сирота, чьи родители погибли при трагических обстоятельствах почти три года тому назад. Она подпадает под все пункты, касающиеся демографических показателей, и выглядит в костюме куда лучше Джейсона. Ей нравится обладать суперсилой – все это ей только в радость. В своем родном городе она даже успешно боролась с преступностью. Жизнь для нее – одно радостное и нескончаемое приключение.

Оба они летают уже больше года и так возненавидели обычную ходьбу, что теперь редко спускаются на землю. Чэн испытывает замешательство, когда во время разговора с ним они, стоя на месте, неосознанно бултыхаются в воздухе, как поплавки, глядя на него сверху вниз. Впрочем, он, как и многие из людей на базе, уже оставил всякие попытки добиться от них непослушания своим инстинктам.

– Осталось двадцать четыре часа, – говорит Чэн. – Одиннадцатый до сих пор не найден. Я говорил, что мне надо было поехать с ними и заняться оборудованием. Эти придурки не успеют к сроку.

– На самом деле все не так, – возражает Арика. – Он уже здесь. Прибыл вчера.

– Вам рассказали?

– Нет, – отвечает Джейсон. – Шестое чувство. Из-за этого мы оба проснулись посреди ночи. Он здесь.

– Он здесь? И это при том, что не сообщили ни вам, ни мне, и ни один из нас с ним не поговорил?

В ответ обе Стихии только пожимают плечами.

* * *

Увидев своего начальника в коридоре, огибающем блок C, Чэн быстро нагоняет его, пока тот идет шагом. Оба они направляются в одну и ту же комнату для совещаний.

– Моксон.

– Куан.

– Я знаю, что Одиннадцатый прибыл прошлой ночью.

Капитан Моксон замедляет шаг. – Мы собирались сообщить вам сегодня. На этом самом совещании.

– Вы хоть представляете, какую работу нам придется проделать в ближайшие двадцать четыре часа? Вам следовало оповестить меня в ту же секунду, как ваш самолет взлетел в Филиппинах по пути сюда. Я мог бы посвятить весь вчерашний день подготовке и работать всю ночь.

– Послушайте, Куан. Мы были заняты. Остальные парни в вашей команде следуют вашим инструкциям. Работы уже ведутся.

– Я ведь вам просто не нужен, да?

– Разумеется, вы нам нужны. Вы владеете общей картиной, у вас есть конспекты и проектные решения. Вы можете все объяснить простым человеческим языком. Вы ключевой элемент.

Они открывают двойные двери в комнату для совещаний, в которой располагается широкий овальный стол для заседаний на тридцать мест, хотя занимает его всего один человек – темноволосый летчик, который моментально встает по стойке «смирно». Моксон приказывает ему сесть. Чэн обходит стол по кругу и с грохотом бросает пачку бумаг на дальний край рядом с белыми экранами.

– Чэн-Ю Куан, Джерри Кавет. Он наш переводчик.

Чэн возвращается обратно и, пожав Кавету руку, передает ему бумажную копию документа.

– Тагальский, верно?

– Да, сэр, плюс кое-какие местные диалекты. – Кавет плечистый, загорелый и, судя по всему, страдает от сильного джет-лага.

– Расскажите ему все, что вам об этом известно, – говорит Моксон, обращаясь к Чэну.

Чэн раскладывает свои бумаги и секунду собирается с мыслями.

– Каждый год один из жителей Земли претерпевает метаморфозу. С физической и генетической точки зрения он остается человеком, но при этом получает способность прикладывать безреакционные силы к своему собственному телу, что, в свою очередь, позволяет развивать сверхчеловеческую мощь и дает возможность полета без каких-либо вспомогательных средств. Эти люди также приобретают способность кардинально ускорять собственное восприятие, что позволяет им мыслить и реагировать, двигаясь со сверхчеловеческой скоростью; сверхчеловеческую сопротивляемость ранениям, которая в случае использования суперсилы не дает им разорвать собственное тело на части; и, наконец, шестое чувство, с помощью которого они ощущают других Стихий, оказавшихся поблизости. Мы называем их Стихиями, или членами Эшелона. Сверхлюдьми. Металюдьми.

– Не «мутантами». И не «героями». Эти наименования ошибочны.

– Каждый последующий сильнее предыдущего, а мужчина, о котором вы хотите поговорить… это ведь действительно мужчина, капитан Моксон?

– Да.

– Как его зовут?

– Дату Димасаланг.

– Мы выяснили, что мистер Димасаланг вскоре встанет одиннадцатой Стихией. Завтра, в 08:20 он превратится в сверхчеловека, по силе превосходящего все остальные Стихии вместе взятые.

– Верно…? – Джерри Кавет смутно представляет себе хаос, окружающий события прошлогоднего Рождения, которое едва не привело к началу войны, но располагает такими же немногочисленными фактами, что и освещавшие его СМИ. В нашем мире летающие люди до сих обитают преимущественно в вымышленных историях – и составляют новую область плохо задокументированной псевдонауки вроде НЛО.

– Эта база была основана для изучения существующих Стихий и выяснения того, как – при условии, что таковое вообще возможно – это явление можно взять под контроль, применить с пользой, либо, в качестве крайней меры, как положить ему конец. Сотрудники базы занимаются этим с того самого момента, как в России удалось точно идентифицировать первого сверхчеловека. Теперь мы считаем, что та женщина стала шестой по счету Стихией. Первая пятерка Стихий предположительно была слишком малозначительной или слишком удаленной, чтобы сыграть заметную роль в масштабе всей планеты. Седьмая Стихия также появилась на территории России, но владевшего ею человека уже нет в живых. Восьмой стала Арика МакКлюр, австралийка, которая в данный момент находится на этой базе. Девятым был британец Джейсон Чилтон, он также здесь. Десятым стал китаец по имени Цзы-Ле Чэн, который погиб почти ровно год тому назад.

– Я не стану углубляться в детали наших научных изысканий, – сказал Чэн. «Потому что их все равно почти нет», – добавляет он про себя. – Новые Стихии рождаются в состоянии помешательства. Этому предшествует пяти-семиминутный подготовительный период, в течение которого человек испытывает сильнейшую боль, а затем впадает в исступление на пятнадцать целых восемь десятых секунд. В случае Димасаланга, при полном сенсорном ускорении, этот период займет почти девять субъективных часов. Если бы он изначально стоял в этой комнате, то за такое время, двигаясь с максимальной скоростью, вполне смог бы уничтожить не только всех, кто находится на базе, но и от пяти до десяти тысяч человек в городах Фэрвью и Бруксбург, расположенных в восемнадцати милях к юго-юго-востоку и югу соответственно. Он будет неуязвим для всех форм традиционного вооружения и превзойдет их все по скорости. Управляемая ракета могла бы отследить тепловой след, вызванный трением о воздух, но ей бы все равно не удалось догнать настолько быстрый и подвижный объект, не говоря уже о том, что взрыв бы наверняка его просто оглушил.

Сделав паузу, Чэн ждет вопроса, который Кавет, судя по выражению на его лице, как раз собирается задать. Кавет открывает рот, и Чэн жестом показывает, что тот может говорить.

– Почему вы его просто не убьете?

– Потому что мы ученые.

Глава 12. 2048

Почему бы им просто его не убить?

Потому что в таком случае Рождение может произойти раньше срока.

Потому что в таком случае одиннадцатая Стихия может перескочить на кого-то другого – ближайшего человека, убийцу или просто случайного человека на планете, там, где Рождение будет невозможно проконтролировать.

Потому что в таком случае поток энергии будет нарушен, и в следующем году очередной член Эшелона может родиться раньше срока, или более сильным, или же сила может поделиться между несколькими людьми, либо запустить каскадный процесс, который приведет к одномоментному заземлению всего объема энергии (каким бы он ни был) по всему миру, уничтожив целый город, континент или планету как таковую.

Потому что в таком случае мы можем потерять эту силу навсегда.

Чэн красноречиво и подробнейшим образом объяснял все это самым разным людям. Прежде, чем согласиться на помощь в поисках одиннадцатой Стихии, ему пришлось отчаянно сражаться за право получить от Моксона и нависавшей над ним цепочки вышестоящих офицеров необходимые ему гарантии. Пока что ему удавалось оставаться единственным обладателем знаний о точной процедуре и технологии, необходимых для поиска Нерожденных стихий, но он в то же время прекрасно понимает, что если завтра что-нибудь пойдет не по плану, они просто вырвут всю необходимую информацию из его компьютеров и записей, а затем – что весьма существенно – нарушат данное ему обещание самым что ни на есть ненаучным образом.

Что такое одна случайная смерть раз в год ради сохранения привычного образа жизни?

– Мы работаем над альтернативными, более этичными средствами сдерживания Стихий, – говорит Чэн. – Нам нужно, чтобы вы объяснили это Димасалангу. Мы хотим подключить его к кое-каким электронным системам, чтобы понаблюдать за его мозговыми волнами и химическими показателями на момент Рождения, и собираемся применить ряд седативных средств в надежде, что это его замедлит. Если эти меры окажутся безуспешными, и он сбежит из бункера, в котором – если, конечно, и в эту часть плана не внесли поправки без моего согласия – мы планируем удержать его на время Рождения, Восьмерка и Девятка будут сдерживать его своими силами. Одна экспериментальная точка в год – результат, далекий от идеала, но мы сделаем все, что в наших силах, и опираясь на полученные данные, надеемся, как минимум, разработать способ сдерживания будущих пробоев, пока будут продолжаться наши базовые исследования. Задача проста – объяснить Димасалангу суть эксперимента и получить его согласие. Понимаете? За подробностями вы можете обращаться к документам в вашей папке.

Джерри Кавет пролистывает бумаги.

– Придется потрудиться, чтобы все это уложить в голове.

– Понимаю, – соглашается Чэн. – У вас есть вопросы?

Кавет закрывает папку. – Когда я смогу с ним поговорить?

– Это отличный вопрос, – отвечает Чэн, многозначительно глядя на Моксона.

Моксон кивает. – Благодарю, Куан, на этом все.

– Мне тоже надо поговорить с Димасалангом, – добавляет Чэн.

– Вам разрешат провести с ним еще один, заключительный инструктаж завтра в 07:00.

– Мне нужно лично сообщить ему кое-какие факты. Этого пятиминутного инструктажа не хватит. Испорченный телефон здесь недопустим.

– На этом все.

Бросив на Моксона свирепый взгляд, Чэн встает, собирает свои бумаги и уходит.

Чэн размахивает своим пропуском перед электронным замком, который предваряет три изолирующие двери – одна тяжелее другой, – ведущие в подвал, где поставлен на консервацию американский средово-преонный детектор, направленная вверх двенадцатиметровая параболическая тарелка, подсвеченная мягким красно-синим светом.

Здесь тихо, прохладно и царит успокаивающая атмосфера – ведь рядом нет других людей и почти ничего не происходит. Поднявшись по крутой стальной лестнице, Чэн оказывается посреди гнезда управляющих систем, удерживаемого при помощи подмостков, расположенных над фокусом антенны. Он тяжело опускается в кресло, занимающее центр этой конструкции, и включает все мониторы, до которых только может дотянуться. С мрачным видом он достает сэндвич и начинает сыпать крошками на аппаратуру.

Потянув за рычаг, который откидывает кресло назад, он вслушивается в знакомое приглушенное жужжание СПД, пристально разглядывая струящуюся из него осциллограмму.

Машина не записывает каждый полученный бит; такой возможности просто нет – все носители информации на Земле были бы исчерпаны уже за несколько дней. Но это не имеет значения, потому что сообщение все время повторяется, возвращаясь к началу через каждые 60 триллионов бит. Машине остается лишь передавать очередной бит в расположенный по соседству суперкомпьютерный комплекс и проверять каждый новый цикл на предмет отличий от оригинала. Поскольку система полностью автономна, и за последние года четыре с момента обнаружения первоначального сигнала не появилось никаких новых данных, сюда уже никто не спускается.

Чэн вглядывается в мерцающую осциллограмму и думает о побеге.

Объяснение всех накопленных человечеством знаний о физике Вселенной, исходя из базовых принципов, умещается в первые 0.5 % сообщения. Далее информационная плотность текста, по-видимому, не меняется. Никто точно не знает, сколько информации содержится в послании, но беглое знакомство с текстом указывает на самые разные явления, выходящие за рамки современных познаний. В глубинных слоях послания было обнаружено великое множество упоминаний понятия «>c»; другим словами, «быстрее света». Сверхсветовые коммуникации – наподобие сигналов, принимаемых СПД. Безопасные и надежные сверхскоростные путешествия. Телепортация. Путешествие во времени. Субатомные процессы. Силовые поля. Физика сингулярностей. Межпространственные путешествия. Антигравитация. В послании встречаются отдельные фразы, которые выступают в качестве заголовков целых разделов, но в то же время кажутся совершенно бессмысленными: «суперсвет», «инфолектричество», «фотогравитация»… Где-то там есть и объяснение силы Стихий. Нужно просто его отыскать.

Пока что не удалось обнаружить ни единого намека на то, что в переводе могло бы означать «великое объединение».

Чэн вместе со своим бывшим наставником Майком Мёрфи и приятелем Джимом Аккером, а также криптоаналитиками из полудюжины американских ведомств и физиками по всему миру постепенно продвигались в расшифровке сообщения, действуя как группами, так и поодиночке. Чэн знает, что далее меняется и строение текста, и используемый в нем алфавит – скорее всего, уступая место чему-то более сложному и емкому, – но в том, что касается первого процента, его знания об Эка, простом символьном алфавите и языке, на котором составлено послание, остаются непревзойденными.

Получить доступ к тексту он мог бы и из своего кабинета, но ему проще настроиться на рабочий лад, располагая исходным потоком данных; к тому же довольно сложно нарушить покой человека, который находится так глубоко под землей.

Взяв пачку чистой бумаги для принтера, он принимается строчить точный и гипотетический перевод, а ночь тем временем близится к концу.

|[A]| = p(, |[A]|) + 1

На следующее утро Чэн просыпается от настойчивого и неутомимого писка сообщений об ошибках. Он несколько секунд смотрит на них непонимающим взглядом. Затем он понимает, что суть ошибки не так важна, ведь сейчас 08:10, и он едва, едва не проспал одно из самых знаменательных событий за всю историю науки.

Выбравшись из гнезда системы управления, он пулей несется к двери бункера; его живот так скрутило, что он едва переставляет ноги. Чэн уже опоздал на финальный инструктаж, хотя он, вполне вероятно, и был не более, чем пустым обещанием. Он едва не начинает паниковать, когда выясняется, что дверь закрыта и не реагирует на его электронный пропуск. Но потом он вспоминает. Прямо сейчас Дату Димасаланг находится в бетонном бункере в полутора милях отсюда, но существует немалая вероятность, что ему удастся сбежать. Восьмерка и Девятка находятся прямо над ним на уровне земли в ожидании прорыва, но есть – опять же немалый – шанс, что сдержать его они не смогут. Таким образом, все находящиеся на базе, заперты в безопасном месте, глубоко под землей, включая и самого Чэна.

Чэн поспешно возвращается в гнездо и убирает с экранов все показания, относящиеся к СПД, переключаясь на программу, с помощью которой его коллеги и начальство, ютящиеся в куда лучше оборудованной комнате управления где-то на территории комплекса, используют для наблюдения за процессом Рождения. После того, как он считывает с экрана несколько ключевых показателей, его пульс, наконец, успокаивается. По-видимому, все под контролем. Пусть и не под его контролем, но на сей раз он, честно говоря, сам в этом виноват. Здесь его, скорее всего, все равно бы никто не нашел, даже если бы и попытался.

Сделав один глубокий вдох, он звонит в комнату управления, одновременно придвигая к себе экран, на котором транслируется видео из камеры Димасаланга.

– Где вас черти носят? – сердито спрашивает Моксон, как раз в тот момент, когда экран Чэна нагоняет реальную действительность. И множество кусочков информации, которые незаметно срастались друг с другом в спящем мозге Чэна, наконец, решают предстать перед ним в виде целостной картины.

Чэн пристально смотрит на экран в течение одной долгой секунды.

Димасаланг, которого Чэн видит сбоку, находится в середине камеры – площадью около десяти квадратных метров. Ему 65 лет, он худощавый невысокий филиппинец с не самой оптимальной формой позвоночника. На нем минимум одежды, пара шорт и жилет, а все тело покрыто электродами. Голова запрокинута назад, глаза закрыты; он в коме. Устрашающего вида стальные кандалы фиксируют руки у него за спиной. Ноги ниже колен заключены в нечто, напоминающее гипсовые слепки – с той лишь разницей, что они сделаны из пятисантиметровой стали и сварены друг с другом. «Слепки» зафиксированы на потолке при помощи болтов.

Димасаланг свешивается с потолка вверх ногами. Снизу его освещают прикрученные к полу линейные люминесцентные лампы.

Мысли Чэна несутся вперед, но не настолько быстро, чтобы помешать ему произнести первую за сегодня фразу: «Что вы с ним сделали?»

– У нас есть письменные документы, подтверждающие его согласие, – отвечает Моксон. – В соответствии с договором, мы можем использовать любую систему сдерживания, которую сочтем необходимой, чтобы предотвратить его побег после Рождения, и не обязаны сообщать ему о конкретных способах сдерживания, если это увеличит шансы побега. Он понимал, на что соглашается, и подписал документы по собственной воле. Где вы?

Вы поручили мне ввести Кавета в курс дела после того, как сюда доставили Одиннадцатого. Димасалангу, перед тем, как привезти его на базу, ничего не объяснили. Вы доставили его сюда против воли. Чэн не говорит этого вслух. Это лишь его мысли.

На часах 08:14. Димасаланг начинает шевелиться.

– Где вы? – снова спрашивает Моксон. Сигнал на вспомогательных экранах слева и справа от Чэна начинает пропадать вслед за отключением комнаты управления от удаленных потоков данных.

Чэну приходится пустить в ход всю свою выдержку, чтобы не крикнуть в ответ. – Вы притащили его сюда, подвергли всем этим экспериментам и даже не объяснили, что именно вы с ним делаете. Все это время мы потратили на подготовку к неконтролируемой ярости, но вы всегда принимали в расчет и то, что он может сделать после этого – очнувшись в крови, в тысяче миль от дома и семьи, посреди враждебной страны, которая похитила его прямо из постели, накачала наркотиками, заковала в сталь и спрятала под землей. Когда он очнется в здравом уме.

Димасаланг, постанывая, начинает раскачиваться из стороны в сторону. На его коже возникает странное мерцание – однажды Чэну уже довелось наблюдать подобное. В Ланьчжоу ему и правда удалось заснять на цифровую камеру несколько секунд необъяснимого фейерверка, сопровождавшего Рождение Цзы-Ле Чэна, прежде чем поднять пожарную тревогу и присоединиться к давке на аварийной лестнице.

– Он в зале преонного детектора, – едва слышно говорит другой голос, обращаясь к Моксону.

– Куан, оставайтесь на месте, – приказывает Моксон. – Затем добавляет куда-то в сторону: «Попытайтесь отрезать его от средств связи…»

– Вы только что нажили себе самого сильного врага из всех возможных, – заявляет Чэн.

– Ошибаетесь.

Чэн вешает трубку.

Дату Димасаланг просыпается обезумевшим ровно в 08:20:44.03 по центральному поясному времени[7]7
  Часовой пояс, который покрывает часть территории Северной Америки и на шесть часов отстает от времени по гринвичскому меридиану– прим. пер.


[Закрыть].

Ему приходится непросто, но несмотря на сопротивление металла, который в ответ визжит так громко, что звук слышен даже на уровне земли, Димасаланг освобождает свои руки и ноги от оков. Осколки взорвавшегося металла отскакивают прямо от черной стены из армированного бетона с околозвуковой скоростью. Три видеокамеры и световой колодец разлетаются вдребезги.

Его животный задний мозг сообщает, что он заперт в какой-то темной комнате, провоцирующей клаустрофобию. Он должен сбежать. Димасаланг смотрит наверх – если, конечно, понятие «верха» имеет смысл, когда тебе кажется, что гравитация уменьшилась в 2048 раз – и пробив своим телом потолок футовой толщины, вылетает из камеры на манер щуплого человека-ядра.

Все это попадает на единственную уцелевшую камеру видеонаблюдения, которая продолжает вести запись, а мониторинговое оборудование, сброшенные электроды, пыль, камни, бетон и сталь тем временем рикошетом отскакивают от стен пустой комнаты и, наконец, падают на пол.

Где-то вздрагивает сейсмограф, который принимается выцарапывать снятые показания на миллиметровой бумаге. Время от времени земля взбрыкивает, будто что-то бьется внутри нее, пытаясь найти выход.

Под землей нет ориентиров.

– Вот и все, все кончено, – сообщает в свой микрофон Джейсон Чилтон. Они с Арикой продолжают парить над бункером. – Ничего не произошло. Вообще ничего. Может быть, для вас последние шестнадцать секунд были полны событий, но для меня это были самые скучные два с половиной часа в жизни. Что за дела? Фиксаторы сработали?

– Они его убили, – отвечает голос Чэна. – Обманом вынудили нырнуть в земную кору. Одиннадцатый мертв.

– Он серьезно? – спрашивает Арика.

– Ты серьезно? А что будет в следующем году? Чэн, что мы будем делать в следующем году?

– То же самое, – отвечает Чэн, быстро кликая по полудюжине экранов и пытаясь мысленно заставить многочисленные индикаторы загрузки двигаться быстрее. Двадцать процентов. – Они думают, что смогут достичь своей цели. Для них это просто оружие. Они попытаются дождаться момента, когда очередное Рождение случится в Америке, и считают, что это лишь вопрос времени. Но ни один человек на этой базе не представляет, с чем мы имеем дело.

– Даже ты?

Чэн вздыхает.

– Джейсон, мне нужно, чтобы ты забрал меня из зала преонного детектора. Скоро они придут за мной. Через десять лет человечество Породит настолько мощное создание, что оно сможет пробить Землю насквозь. Через двадцать лет очередная Стихия сможет выдержать ядерный взрыв, стоя в его эпицентре. Единственный способ когда-либо нейтрализовать эту угрозу – полностью отрезать Стихий от их источника энергии, а эти полоумные только что загубили еще одну экспериментальную точку.

На отметке в двадцать пять процентов он слышит жужжание открывающихся защитных дверей. Слишком поздно. Чэн слышит топот сапог, хозяева которых вбегают в камеру СПД. Усилием воли он заставляет себя не смотреть вверх, попусту растрачивая время. Завершить копирование он уже не успеет. Ладно, план Б…

– Поднимите руки и отойдите от оборудования – рявкает чей-то голос.

– Они хотят, чтобы я рассказал им, как найти Двенадцатого. Но этому не бывать. Джейсон, прошу тебя…

ПУМ. Джейсон Чилтон появляется, как раскат грома. Он делает рывок вперед, останавливаясь между Чэном и небольшим отрядом охранников. – Что здесь происходит?

– Никто из нас не должен был узнать о том, что произошло на самом деле, – говорит Чэн. – Нам нужно уходить. И тебе, и мне, и Арике.

– Не могли бы вы все пройти с нами? – обращается к ним стоящий впереди солдат.

– Нет, народ, нет, – возражает Чэн. – Эти боги на моей стороне. Я им нравлюсь больше. – Подняв руку, он нажимает на кнопку, которая принудительно (и без лишних вопросов) перезаписывает тонкую прошивку СПД с помощью высоковольтного тока, выводя детектор из строя как минимум на ближайшие полтора года.

Кто-то поднимает пистолет.

ПУМ. Все охранники обезоружены и теперь сжимают обожженные пальцы.

– В Англию, – говорит Чэн, обращаясь к Джейсону в тот самый момент, когда к ним присоединяется Арика.

ПУМ.