Текст книги "Тонкая структура (СИ)"

Автор книги: Сэм Хьюз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)

Митч вне себя от восторга.

– Я же говорил, что вы умная! Шикарно! Я понял, я понял: меня можно назвать «четырехмерным человеком». Прекрасно. Жаль, что в моем настоящем имени нет аллитерации.

– Отлично. Я объяснила, на что вы способны. Но одновременно подняла миллион новых вопросов. Я не имею ни малейшего понятия, как именно вы это делаете, какова механика процесса и почему вы единственный, кому это под силу. Поймите: дополнительные измерения были предсказаны уже очень давно. В теории. На данный момент имеется обширный массив фактов, указывающих на то, что они могут существовать на самом деле. Но еще никто и никогда не предсказывал, что эти измерения будут доступны обычному – обычному, на первый взгляд, человеку, не вооруженному специальным оборудованием.

– Значит, нам все еще нужно разгадать тайну моего происхождения.

– За этим мы сюда и приехали, – отвечает Зеф, сворачивая с главной дороги на более узкую, ведущую вверх по склону холма мимо слегка запущенного указателя с надписью «ЛПФИСК». Митчу не удается рассмотреть расположенные под ней более мелкие буквы, но Зеф и без того дает ему объяснение. – Это Лаборатория Перспективных Физических Исследований Соединенного Королевства. Ее построили несколько лет тому назад.

– Это здесь нашли то странное послание, о котором вы упоминали?

– Здесь нашли странное послание, которое по большей части еще никому не удалось расшифровать. Мы здесь по двум причинам. Первая – это ваше рентгеновское зрение. С этим я разобралась. На самом деле вы не видите в рентгеновском диапазоне. В вашей голове просто нет необходимого оборудования. Это просто смешно. В действительности вы видите свет, искривленный четвертым измерением. Когда вы всматриваетесь внутрь предмета, ваши глаза поворачиваются так, чтобы засечь свет, который не идет сквозь третье измерение напрямую, а огибает все препятствия на пути. В четырехмерном пространстве часть света, как и вы, может проходить сквозь предметы.

– Так и есть?

Зеф паркует машину на небольшой стоянке. Одна машина там уже стоит, что ненадолго заставляет Митча задуматься, однако Зеф продолжает весело болтать, доставая тем временем из машины свой рюкзак и запирая дверь.

– Да. Но дальше– кромешная тьма. Как вам удается разглядеть в моей сумке яблоко и определить, что оно зеленого цвета? Почему вы видите мои внутренние органы в красных, пурпурных и прочих тонах? Внутри сумки темно. Внутри моего тела нет источников света. Это означает, что некий свет должен исходить из самого четвертого измерения. Далее он отражается от частиц предмета в вашем поле зрения и, испытав частичное поглощение – отсюда и цвет – достигает ваших глаз. Фотоны могут перемещаться в четырехмерном пространстве, но при этом обязаны двигаться вдоль некой дуги – возможно, параболической, возможно, какой-то другой. А это, в свою очередь, означает, что Солнце должно излучать такой суперсвет постоянно. Именно поэтому вы не сможете воспользоваться вашим рентгеновским зрением на Солнце! Попробуйте.

Полдень только-только миновал. Митч пробует взглянуть на Солнце. – Ой. – Он моргает, пока пятна не исчезнут из поля зрения. На мгновение он как будто замечает в воздухе какое-то движение, но через секунду все исчезает.

– Так вот: четырехмерный суперсвет. Он упоминается в Эка[12]12
  В переводе с санскрита «эка» означает «один», «единственный в своем роде», «уникальный» – прим. пер.


[Закрыть]-рецепте. В течение ближайших десятилетий мы бы, скорее всего, открыли его и своими силами. Так что теперь мы знаем, что он действительно существует. Это реальное явление.

– Эка-рецепт?

– То самое странное послание. Мы называем его Рецептом, Сообщением, Справочником, Документом и так далее. Эка – всего лишь одно из имен, которое кому-то пришло на ум. Это язык, на котором составлено послание. Так или иначе, Митч, четырехмерная томография – это умопомрачительно мощный инструмент. Речь идет об магнитной томографии +++. Представьте себе хирурга, вооруженного четырехмерным скальпелем. А теперь представьте солдата, способного проходить сквозь стены. Или грабителя. Да и вообще все что угодно. По сути я хочу сказать, что сейчас мы все стоим на ужасающе высоком трамплине. Если вы не единственная в своем роде генетическая аномалия, то очень скоро весь наш мир может пойти наперекосяк.

– Ясно… Вы говорили, что есть и другая причина, по которой я оказался здесь?

Прежде, чем Зеф успевает ответить, они заворачивают за угол СПП и оказываются перед фасадом здания, где уже собрались все остальные: Чэн, Майк Мёрфи и Том Муока.

– Привет, – говорит Зеф.

– Вы рассказали об этом кому-то еще? – шикает Митч.

– Нет, – отвечает Зеф. – Я не знаю, зачем они приехали. Какими судьбами?

– Зеф! – вскрикивает Чэн, бросаясь вперед и горячо приветствуя Зеф в первый раз за последние несколько лет. – Что ты здесь делаешь?

– Мы еще кого-то ждем? – со вздохом спрашивает Майк Мёрфи.

– Я вообще никого не ожидал здесь встретить, – отвечает Чэн. – Я думал, что кроме меня здесь никого не будет. Но я рад, что ты здесь, Зеф. Нам нужна твоя помощь. Нам нужно поговорить.

Какое совпадение, что все они одновременно собрались в одном и том же месте.

Разразилась на Небе война, и обломки достигли самой Земли.

За работой Чэн, Майк, Том и Зеф делятся друг с другом своими познаниями. Чэн умалчивает о своих летающих спутниках; бессмысленно убеждать своих коллег в том, что он видел собственными глазами, не имея веских доказательств. Вместо этого он рассказывает им все, что ему удалось узнать о Сообщении с момента их последнего разговора, а это не так уж и много. Помимо прочего Чэн рассказывает о том, что ему, возможно – именно что возможно– удалось открыть нечто, напоминающее «антигравитацию». Точно так же и Зеф раскрывает остальным лишь то, что у нее есть доказательства существования четырехмерного суперсвета, не поясняя, как именно ей удалось прийти к такому выводу. Пока что особой необходимости в доказательстве озвученных фактов нет. На это еще будет время.

Том рассказывает долгую и все более обескураживающую историю о телепортационной науке и Анне Пул. Майку Мёрфи сказать почти нечего. А Митч Калрус постепенно отдаляется от дискуссии, которая становится все менее понятной для неспециалиста, и в итоге, выбрав место, откуда открывается наилучший вид, усаживается на крыше СПП, где развлекает себя игрой на PSP-консоли. До поры, до времени он позволяет остальным думать, будто он с Зеф, что вполне соответствует действительности, если, конечно, не вдаваться в частности.

В течение нескольких минут Чэну выдается свежая распечатка нового сообщения. Спустя час ему удается подтвердить опасения их группы. Они собираются на крыше, рядом с собранным на скорую руку дисплеем, показывающим данные в реальном времени. Неподалеку расположился не обращающий на них внимания Митч. День близится к закату.

– Эка-рецепт действительно изменился, – сообщает Чэн. – На этот счет у нас не было никаких сомнений. До недавнего момента в сообщении на втором канале утверждалось, что сверхсветовая связь недоступна, так как некий необъяснимый параметр выходит за допустимые границы. Прошлой ночью к списку запретов добавилось еще кое-что. Телепортация. Ее отключили.

– Ты говорил мне, что все дело в правах доступа, – замечает Майк Мёрфи. – Говорил прямым текстом, что нам нужно приобрести пакет с большей пропускной способностью.

Чэн улыбается.

– Знаю. Это была шутка. Простая догадка. Возможно, Ф-слой имеет естественное происхождение, а возможно, и нет. Может быть, речь идет об отдаленном аналоге денег, а может быть, о чем-то совершенно другом. Не исключено, что сверхсветовая связь потребляет некий ограниченный ресурс, который уже исчерпан. Возможно, точно так же устроена и телепортация. Но за всем этим кто-то стоит, и это единственное, о чем можно говорить с полной уверенностью.

– Я в этом не уверен, – возражает Муока. – Практически все, что нам до сих пор удавалось открыть, связано с дуализмом смысла и среды. Семантика объекта независима от его физического существования. Ты можешь сделать любое явление тем, чем оно должно быть. А можешь, наоборот, отнять у него то, чем оно является. Информация в качестве субстанции. Ты говоришь, что у сообщения обязательно должен быть автор. Я так не думаю… возможно, что никакой необходимости в авторе нет. Если сообщение является частью Вселенной, оно представляет собой информацию. И его, вполне вероятно, вовсе не нужно создавать искусственно.

– Там есть простые числа! Есть грамматика и словарь! – восклицает Чэн.

– Возможно, это не более, чем описание состояния. Граничные условия Большого взрыва – возможно, с кое-какими особенностями. Вот что я думаю. Наша Вселенная и Эка-рецепт – это одно и то же, только наблюдаемое под разными углами. Как если бы одно было тенью другого. Или они оба были тенями какого-то большего объекта. Когда меняется одно, должно измениться и другое. А это, в свою очередь, означает, что изменение сообщения во втором канале могло отключить телепортацию в масштабах всей Вселенной, – отвечает Муока. – И наоборот.

– Два возражения, – замечает Мёрфи. – Во-первых, все не может быть настолько просто. Меня пугает сама идея самомодифицирующейся р-браны[13]13
  Бра́на (от мембрана) в теории струн (М-теории) – гипотетический фундаментальный многомерный физический объект размерности, меньшей, чем размерность пространства, в котором он находится (протяжённая p-мерная мембрана, где p – количество пространственных измерений) – прим. РСК


[Закрыть], поскольку самомодифицирующиеся системы могут домодифицировать себя до состояния практически полной неизменяемости. Во-вторых, размер сообщения примерно в миллион раз превышает размер, необходимый для описания всей нашей Вселенной. Что тогда хранится в его остатке? Обрезки газет?

– Чэн провел частотный анализ: связность сообщения явно сохраняется в масштабах всего сигнала, – возражает Зеф.

– Разве что Вселенная куда больше, чем мы себе представляем, – замечает оказавшийся позади них Митч. Он вытащил наушники и отключил свою игру. Все это время он слушал. – Это так, к слову.

– Больше в миллион раз? – спрашивает Мёрфи, сверля Митча сердитым взглядом.

Митч пожимает плечами.

– А почему бы и нет? Возможно, источником энергии служат дополнительные измерения. Мы ведь знаем, что они существуют. А я знаю, что вам это известно, потому что часть этой машины непроницаема для моего взгляда.

– Потому что некоторые детали этой машины находятся в четвертом измерении, – поясняет Зеф. – Именно так она и работает. Я хотела проверить, сможете ли вы это выяснить.

– О чем он говорит? – спрашивает Мёрфи. – Что он вообще здесь делает?

Митч указывает вниз, в середину строения СПП.

– Это ведь перевернутая параболическая антенна, так? Эта штука находится прямо в ее фокусе. Непроницаема даже для четырехмерного зрения. Я только что ее заметил. Как канцелярская кнопка, острие которой направлено сквозь гиперпространство.

– Митч, не…, – говорит Зеф.

Митч наклоняется и погружает руку в крышу Детектора. Он тянется к фокусу антенны, проникая сквозь кирпич и алюминий, будто привидение.

– Что он делает? Что он делает?

Митч касается заостренного, быстро осциллирующего четырехмерного препятствия. Оно бьется о пальцы, слегка ударяет его током, а затем схлопывается, вдавливаясь в трехмерное пространство. Когда оно сплющивается, на его месте возникает кратковременная гиперпространственная червоточина, разрыв, отделяющий обычную реальность от того, что лежит за ее пределами. Дыра, понятное дело, захлопывается в течение нескольких фемтосекунд, но за это время информация успевает пробиться сквозь нее подобно удару молнии.

Глава 21. Закат

Тысячи лет тому назад нечто подобное описывал Платон. Представьте глубокую и темную пещеру, на дне которой прикованы несколько узников, которые не могут ни двигаться, ни даже пошевелить рукой или ногой. Зафиксируйте их и поставьте в ряд, связав или сковав так крепко, чтобы они не могли даже повернуть голову и были бы вынуждены разглядывать одну и ту же стену пещеры. Разведите позади них костер, который зальет эту стену ровным светом. А теперь попробуйте пронести мимо источника света различные предметы, так чтобы их тени попадали на стену, которую видят заключенные.

Дальше представьте, что узники росли в этой пещере с самого рождения. Природа их заточения такова, что известный им мир ограничивается лишь двумерной игрой света и тени на стене пещеры, и звуками, которые достигают их слуха (а также – если им разрешено говорить – звуками, которые они издают сами). Они бы не знали даже о том, что у них есть конечности. Если бы мимо огня прошла собака, то услышав ее лай, узники бы связали свой аналог слова «собака» не с тем, что понимаем под собакой мы сами, а с тем, что мы бы сочли всего-навсего тенью в форме собаки. Весь их мир ограничивался бы двумя измерениями. Все их мысли были бы выражены на языке темных двумерных фигур и звуков, которые те издают по мнению узников. Они бы не имели понятия о движении. И о том, что на самом деле представляют собой ноги, руки, глаза или свет.

Эта аллегория допускает множество интерпретаций, особенно если предположить, что узник может освободиться и впервые в жизни выйти из пещеры в ослепительной яркий мир дневного света. Но одна из них заключается в онтологической концепции, согласно которой реальный мир, который включает в себя три пространственных и одно временное измерение, и который служит для нас средой обитания, в действительности представляет собой лишь часть чего-то большего. Что все люди в некотором смысле до сих пор заключены в своеобразной пещере; что наше восприятие – буквальная или метафорическая тень подлинной истины; что – выражаясь менее витиеватым языком – пространство-время содержит в себе дополнительные размерности, которые мы не в состоянии ощутить, так как не можем свободно в них двигаться.

Когда симуляция прожигает мозг Чэна, он чувствует себя, как один из тех самых освобожденных узников.

И это еще мягко сказано. Чтобы сделать аналогию более полной, узников пришлось бы лишить куда большего числа степеней свободы. Нам пришлось бы отнять у них чувства осязания и слуха (а также вкуса и обоняния, если таковые имелись), оставив только зрение и полнейшее отсутствие как любых ощущений в остальных частях тела, так и восприятия тела вообще. Весь человеческий организм пришлось бы редуцировать до единственного глаза, мозга и минимальной системы жизнеобеспечения. Не осталось бы ни век, дающих возможность моргать, ни мышц, отвечающих за движение и фокусировку глаза. Не говоря уже о том, что и сам глаз не располагал бы такой роскошью, как возможность наблюдать за движущейся двумерной картинкой или даже одномерной линией; ему была бы доступна лишь точка, один-единственный тускло-серый пиксель на черном фоне, который бы не светился с постоянной яркостью, а периодически мерцал – просто чтобы обеспечить абсолютный минимум сенсорной стимуляции, доказывающей хозяину глаза, что он(-а) до сих пор жив(-а).

Но даже этого было бы мало. Чтобы в полной мере описать контраст, который сейчас ощущает Чэн, потребовалось бы одновременно расширить внешний мир, обратив его в нечто куда большее, чем просто зеленую траву в свете незамысловатого Солнца. Превратить его во фрактал, где на каждом мыслимом уровне проявляются разумные, возносящиеся до небес, узоры; перекроить и изваять в виде немыслимо головоломных форм, когда целые вселенные становятся строительным материалом новых мегамиров, служащих фундаментом для еще более масштабных и сложных структур, в которых даже мельчайшие элементы отличаются неповторимыми, сияющими цветами, голосами, текстурами и эмоциями, а целое тянется вверх на многие сотни измерений, где чудесам не видно конца.

Примерно это сейчас видит Чэн.

В реальности же Чэн впивается ногтями себе в голову, ослепленный и доведенный до тошноты непониманием происходящего. Мгновением позже внутри симуляции разрывается нечто, находящееся у самого верха структуры, и из возникшей дыры, как пули, вылетают две черных точки. Они сбавляют скорость и, попав под действием некой иномерной силы тяготения, переходят в свободное падение, вместе теряют высоту, и, наконец, с безумной медлительностью кувыркаясь в полете, проносятся мимо Чэна.

Чэн наблюдает за их падением. Он чувствует, что какая-то сила увлекает его вслед за ними. Он мчится позади двух фигур, которые стремительно несутся к земле, проваливаются в черную пещеру, заполняющую все окружающее пространство, и продолжают падать. Но затем невзрачный, мерцающий пиксель возвращается, и Чэн открывает глаза, понимая, что лежит лицом вниз на краю крыши средово-преонного детектора Лаборатории Перспективных Физических Исследований Соединенного Королевства и пытается удержать равновесие, цепляясь за бетонную стену, пока его уши перестают вращаться. Желудок дергается в неприятных конвульсиях.

– Это что, все взаправду? – спрашивает чей-то голос. Зеф.

Чэн разглядывает серый бетон с расстояния в несколько сантиметров, пытаясь взять свой желудок под контроль. Он вспоминает, что поесть сегодня еще не успел. Он чувствует себя больным и контуженным, и сейчас абсолютно уверен лишь в том, что в этом мире есть какой-то изъян, изъян поистине катастрофических масштабов. Как будто произошло что-то невообразимо важное, но он это не застал или не был готов, и теперь их ждут жуткие, разорительные Последствия. Как будто чего-то не хватает. Нет – скорее, наоборот, будто в комнате находится то, чего там быть не должно. Огромная, неподвижная, молчаливая, угрожающая фигура. Вроде паука, притаившегося на подушке.

– Он упал, – заикаясь, бормочет Чэн, обращаясь к тому, кто может его услышать. – Но что-то пошло не так.

– Что ты видел? Мы что, все видели одно и то же? – спрашивает Мёрфи.

– Я не знаю, что я только что видел! Я даже… даже думать об этом как следует не могу! – Зеф.

– Что ты такое? – вопрошает Том Муока. Чэн оборачивается и смотрит вверх. Их пятерку будто накрыло взрывом бомбы. Муока сидит, прислонившись спиной к куполу здания, вытянув перед собой ноги и облокотившись о панели радаров дальнего обнаружения, с обвисшей, как у полуживого, головой; он держится одной рукой за плечо, тяжело дышит и выглядит совершенно изможденным. Мёрфи стоит на коленях и пытается подняться. Зеф опирается на стену, идущую по периметру крыши, сжимая в одной руке свою необъятную гриву.

Не пятерку. Четверку. Чэн поднимает взгляд к вершине купола, но Митча нигде не видно. – Где он?

– Расскажи, что ты видел, – говорит Мёрфи. – Чэн. Расскажи, что ты видел.

– Не могу. Митч упал. Он откуда-то свалился, чтобы сюда попасть. Была какая-то война, или битва, или побоище, и он пришел сюда, чтобы это остановить. Он убил злодея и оказался здесь. А еще он должен был погибнуть.

В этот самый момент Митч, мерцая, возникает на вершине купола. Мерцание – самое подходящее слово, учитывая, что разные части его тела пульсируют между видимым и невидимым состоянием, как будто он бьется между гиперпространством и трехмерным миром. Он стоит на коленях, почти что в позе эмбриона. Множественные поперечные срезы движутся по его телу на манер МРТ-снимков. Судя по всему, он то ли стонет, то ли кричит, но из-за того, что его гортань и язык постоянно исчезают и появляются, звук его голоса прерывается короткими и резкими промежутками тишины. Странные разряды голубого света искрятся на кончиках его пальцев и в уголках глаз.

Увиденное Чэну явно не по душе.

– Нам нужно отсюда выбираться. Нужно убраться от него подальше. Он пробуждается…

– Что с ним случилось? – вопрошает Зеф.

– Что, во имя всего святого, ты такое? – вопрошает Мёрфи.

Митч поднимает голову, но все еще не может полостью синхронизироваться с окружающей реальностью. Его зрачки горят, и когда он обводит взглядом остальных, в их поле зрения остаются яркие пятна.

– Я н… ез… зн…!

Зеф забирается на купол и опускается перед Митчем на колени, но ничем не может помочь – разве что заслонить саму себя от света.

– Не трогай его! – кричат ей сразу несколько человек.

– Кто-нибудь, вызовите скорую! – предлагает Зеф.

– Она не поможет! – отвечает Чэн. Вслед за этим Митч низвергается в реальное пространство, и Зеф подхватывает его как раз в тот момент, когда он начинает падать на живот. Она крепко сжимает голову Митча и что-то ему невозмутимо шепчет, помогая опуститься на пол. Митч держится за нее, и ему едва удается сохранить свою материальность. Долгие секунды проходят в молчании.

– Я хочу домой, – это первое, что ему удается произнести.

В деревне неподалеку есть паб под названием Хорнпайпер. Когда проект по изучению Ф-слоя еще был активен, Зеф, Чэн и Мёрфи регулярно заглядывали в это местечко, где к тому же подавали вполне сносную выпивку. Недорогой паб в замкнутом, извилистом пространстве, со столами и стульями, разбросанными по темным углами и кабинкам, отделенным друг от друга черными архитектурными балками. Дружелюбные официанты, обшарпанная мебель.

Теперь все, похоже, изменилось. Хорнпайпер превратился в придаток обезличенной сети фирменных заведений. Свет стал ярким, приятным, но совершенно неуместным, а работники бара – сплошь бестолковые молодые новички. Новые кресла. Выбор разливных напитков достоин сожаления.

Они вводят Митча через черный ход и выбирают столик, где их вряд ли заметят проходящие мимо завсегдатаи. Ему все еще нездоровится, но прогулка с вершины холма до деревни все же пошла на пользу. Он уже выпил целую бутылку воды. Мёрфи берет для него в баре еще. И немного пива. А потом заказывает кое-какой еды.

– Он может двигаться в четырехмерном пространстве, – заявляет Муока, осуждающе указывая на Митча, как только Мёрфи возвращается с первой порцией выпивки.

– Не только двигаться, но еще и видеть, – добавляет Зеф, сидящая к Митчу ближе остальных. – Вот как все было. Несколько месяцев тому назад он пришел ко мне, сказав, что с ним происходит что-то непонятное. Не более того. Он может проходить сквозь стены и видеть за счет суперсвета. Но если он попал к нам из мира с более высокой размерностью, то его способность двигаться в некоторых из них вполне логична.

– Нет, нет, нет, – вмешивается Мёрфи. – Давайте двигаться постепенно. Неординарные заявления требуют более веских доказательств, чем коллективный психоделический трип.

– При условии, что он действительно был коллективным, – замечает Муока.

– Я уже говорил вам, что именно я видел, – отвечает Чэн. – Он с кем-то сражался, они упали в эту Вселенную, и Митч прикончил злодея.

– И теперь они оба здесь застряли, – добавляет Зеф.

Муоке и Мёрфи удается в общих чертах прийти к соглашению по поводу их видений. Когда же дело доходит до деталей, всем четверым оказывается на удивление сложно их сформулировать. При попытке облечь увиденное в слова мысли ускользают, как сон.

– Мне это не нравится, – говорит Мёрфи. – Все это слишком похоже на эффект внешней среды. Какие-то наркотики в воздухе, колебания настроения под влиянием ультранизких частот, или еще какая-нибудь странность.

– Его голова светилась, – возражает Зеф. – Я знаю, что я видела.

– Согласен, – добавляет Чэн. – Светящаяся штука была настоящей.

– Откуда ты это знаешь? – спрашивает Муока.

– Потому что я ее уже видел.

– Что? Где? Когда?

Разговор ненадолго прерывается, когда им приносят большую миску с картошкой-фри. Чэн забирает себе бóльшую часть и съедает несколько кусочков. Официант уходит.

– Вы и есть та самая гигантская аномалия, – говорит он Митчу. – С нашей Вселенной что-то не так, и это что-то – вы. Из-за вас наука внезапно перестала работать так, как должна. Это вы убили телепортаторов?

– Нет, – отвечает Митч.

– А что насчет Стихий? Летающих людей?

– Я понятия не имею, что это значит. – Как и все остальные за столом.

– Почему вы до сих пор здесь? – спрашивает Чэн. – Что мешает вам вернуться домой?

Глотнув еще немного воды, Митч отвечает.

– Место, откуда я родом…, больше, чем это.

– В общей иерархии – структуре, которую вы все видели – мой мир находится гораздо выше, чем ваш. Сама же структура тянется намного дальше. Описать свой мир, не пользуясь поэтическими образами, я не смогу. Таких слов в вашем языке просто нет.

В иерархии все состоит из чего-то меньшего и одновременно служит материалом для чего-то большего. Вселенные соединяются друг с другом, образуя мультивселенные, сворачиваются в кольца, а те, в свою очередь, выстраиваются в струны, которые служат строительным материалом для новых, более масштабных миров. Иерархия настолько велика и сложна, что ее можно рассечь в любом месте и найти там признаки жизни. Она как один большой организм. И это не говоря о жизни разумной. Это место ею просто кишит. По сути мы из нее состоим. Как человек состоит из живых клеток – с той лишь разницей, что каждый из атомов в этих клетках представляет собой отдельную Вселенную.

– Перемещение вверх по иерархии происходит нечасто. Атому непросто разрастись до человеческих размеров. Но то, что находится вверху, может воздействовать на нижележащие миры. Представьте, что человек берется за эксперименты в области атомной физики. Помещает клетки под микроскоп, начинает обстреливать их протонами или чем там еще. Вмешательство. Только эта аналогия работает не до конца, потому что человек, о котором я говорю, может физически опуститься на уровень отдельных клеток. Может забраться внутрь, а потом вернуться обратно.

– Доктор Муока говорил об информации как о некой субстанции. Что ж, это правда. Наверху эта истина куда актуальнее, чем здесь. А если информацию можно толкать, пихать, выворачивать наизнанку – как это называется?

Наступает долгая пауза, в течение которой они обдумывают сказанное.

– Мысль, – наконец, отвечает Муока.

– Верно. Если информация – это природная субстанция, то разумная мысль – фундаментальная сила. И это действительно так. На верхних уровнях иерархии эта сила доминирует над всеми остальными. Вот почему разумная жизнь там встречается сплошь и рядом. Информация притягивается, как масса под действием силы тяготения. Все сущее просто жаждет мыслить.

– Бред сивой кобылы! – восклицает Муока. – Наша Вселенная – сплошная пустота!

– Знаю. Вы живете в трех измерениях. Вы как будто зажаты под предметным стеклом микроскопа. Мысль – многомерная сила, и здесь она работает не лучшим образом. К тому же ее эффекты довольно слабы. Но она существует, вы сами проводили эксперименты, с телепортами. В принципе она вам доступна. Но под предметным стеклом вы оказались не просто так. Чудище напало на мой дом. Разум можно ваять, придавая ему различные формы. Оно пришло на мой уровень с более высоких измерений и стало использовать свою экстрамерную мощь для разрушения. Я убил его, переместив поле битвы туда, где мне это было по силам. Я пробил дыру в изнанке своей Вселенной и затащил чудище сюда, в ваш трехмерный мир. А потом запер нас обоих в ловушке, придавив этим метафорическим камнем, этой тюремной стеной. Где мы оба лишены своих сил. А потом я его убил. Верно?

Все четверо кивают.

– Но я до сих пор здесь, – добавляет Митч. – Потому что тоже должен был оказаться в этой ловушке. Это был единственный способ гарантировать победу. Я могу делать вот так. – Он протягивает руку и заставляет ее исчезнуть. – Могу перемещаться на крошечное расстояние вверх или вниз. Это все равно что бить кулаками по стене тюремной камеры. Но не более того.

– Когда это произошло? – спрашивает Муока.

– Там, откуда я родом, время выражается пятью измерениями. Это сложно объяснить.

– А что случилось с Митчем? – спрашивает Зеф.

Митч допивает воду.

– Я все еще здесь, – со вздохом отвечает он.