Текст книги "Аллергия на убийства"
Автор книги: Сельма Эйчлер
Жанр:
Иронические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)
Я была уверена, что он закончил, и уже хотела согласиться, собрать пожитки и вежливо поблагодарить сержанта за то, что уделил мне время. Но Якобович продолжал с новыми силами:
– Более того, нынешние страдания пожилой леди – ничто в сравнении с болью, которую она испытала бы, если б узнала, что кто-то действительно убил её внучку. Мне приходилось иметь дело с родителями и бабушками-дедушками детей, погибших от рук убийц. И уж поверьте на слово, нет ничего ужаснее, чем потерять своего ребёнка вот так.
Якобович откинулся на спинку кресла, ожидая моей реакции.
– В принципе я готова согласиться почти со всем, что вы сказали. Но стоит учесть и ещё кое-что. Миссис Корвин настолько уверена, что Кэтрин убили, и её так угнетает невозможность убедить в этом окружающих, что, если бы вдруг подтвердилось самое худшее, ей бы стало легче – она обрела бы некоторый душевный покой. – Якобович ответил мне скептическим взглядом. – Конечно, не сразу, но в конечном итоге. Вся это трагедия обрела бы завершённость.
– При условии, что убийцу найдут, – сухо обронил он.
– Само собой. И пусть я ошибаюсь, но я дала слово этой женщине и должна всё проверить.
Сержант вздохнул и покачал головой.
– Что скажете? – спросила я, и без того зная, что он сейчас скажет.
– Вы ищете то, чего нет, Дезире, – мягко, чуть ли не жалостливо заметил он.
Я взялась за ручку своей бездонной сумищи и рассеянно произнесла:
– Возможно, вы и правы. – А мысли в кои-то веки опережали язык: с проблеском надежды я подумала о рамке с фотографиями, оказавшейся там, где её не должно было быть. Но столь же возможно, что вы ошибаетесь, мысленно сообщила я сержанту, поднимая со стула свою истерзанную корму.
А если так, то и отсиженной задницы не жалко!
Глава 14
Только не поймите меня превратно.
Не в том дело, будто я мечтала обнаружить, что Кэтрин убили, – тут нельзя не согласиться с сержантом Якобовичем: трудно придумать преступление ужаснее. Однако, принимая во внимание настрой моей клиентки, мне всё же хотелось найти улики, которых она так отчаянно жаждала. (И если, по-вашему, я совсем запуталась и в голове у меня каша, то так оно и есть.) Короче, вот что я хочу сказать: если рамка с фотографиями была первой осязаемой ниточкой, которую я обнаружила, мне не оставалось ничего иного, как последовать за ней. Даже если она никуда не приведёт.
Выйдя из участка, я отправилась на поиски телефона-автомата и с третьей попытки обнаружила один в добром здравии. Кажется, сегодня звёзды ко мне благосклонны.
– Дом семьи Корвин. – ответила Луиза.
– Говорит Дезире Шапиро. Мне хотелось бы кое-что у вас уточнить.
– Да? – В голосе тотчас прорезались тревожные нотки.
– Помните, я спросила вас, не пропало ли что-нибудь из библиотеки после смерти Кэтрин?
– Да, – Ещё тревожнее.
– Так вот, я только что изучила фотографии, сделанные полицейскими, и на столе – вишнёвом, на котором телефон, – стояла рамка с фотографиями.
– Рамка с фотографиями?
– Ну да. С коллажем из фотографий.
– Ох. Господи. А я её и не заметила в тот день. Обычно эта рамка стоит в маленьком кабинете внизу.
– А сейчас она там, случайно не знаете?
– Нет. То есть знаю – её там нет. Наверное, она у миссис Корвин в комнате.
– Вы видели её в спальне миссис Корвин?
– Недели две назад.
– Луиза, а сейчас миссис Корвин дома?
– По-моему, только что вернулась. Позвать её?
– Да, если не трудно.
Донна Корвин подошла к телефону, как только я обогатила Нью-Йоркскую телефонную компанию ещё на двадцать пять центов.
– Я хотела узнать, нельзя ли заехать поговорить с вами, – вежливо попросила я. – Много времени я у вас не отниму.
– Конечно, приезжайте. Сегодня?
– Желательно.
– Часов в семь устроит?
– Отлично.
– Ой, минутку, – поспешно вставила Донна, когда я уже собралась повесить трубку. – Вы что-то обнаружили? – Очевидно, эта мысль только что пришла ей в голову.
– Нет-нет. Просто нужно кое о чём у вас узнать, вот и всё.
– О чём?
– Пустяки. О фотографиях. – Мне не хотелось, чтобы она объяснялась по телефону, поэтому я быстренько добавила: – При встрече всё вам расскажу.
*
Когда я прибыла в резиденцию Корвинов, Луиза вновь провела меня в гостиную, где я нашла Донну. В мешковатых джинсах и бело-голубой полосатой рубашке, она сидела всё в том же чёрном кресле и, сосредоточенно нахмурившись, что-то вязала из двух клубков шерсти – красного и кремового. Плодом её трудов был прямоугольный лоскут, полметра на полтора. Донна настолько увлеклась, что даже не заметила, когда мы вошли. А ведь мы с Луизой разговаривали, пока шли по коридору, и отнюдь не шёпотом.
– Миссис Корвин? – робко позвала экономка.
Донна подняла взгляд:
– Ой, Дезире, проходите! Я и не знала, что вы уже здесь. Спасибо, Луиза. – Всё это она выпалила на одном дыхании. Экономка кивнула и вышла, бесшумно притворив за собой дверь. – Садитесь, пожалуйста. Я недавно научилась вязать и теперь с головой ушла в это занятие, – словно извиняясь, сообщила мне Донна.
– Свитер вяжете? – поинтересовалась я, устраиваясь на диванчике.
– Ну что вы! До такого мне ещё далеко! Это плед.
– Приятная расцветка.
– Спасибо. Теперь есть чем руки занять… Подруга научила, на прошлой неделе, чуть ли не насильно. Уверяла, что это поможет мне отвлечься. Она оказалась права. Так что теперь хватаюсь за спицы при первой же возможности. – С этими словами она аккуратно завернула клубки в вязанье и отложила всё в сторонку, между креслом и подушкой. – Луиза сказала, вы хотите поговорить о рамке с фотографиями, которая раньше стояла в кабинете.
– Да. Но в день смерти Кэтрин рамка оказалась на столе в библиотеке – я видела на полицейских снимках.
– Здесь нет никакой тайны. Там были фотографии Кэтрин – коллаж, и вечером накануне того дня я взяла рамку с книжной полки в кабинете, собираясь унести наверх. Хотела заменить один снимок, который мне не особенно нравился, на тот, что сделала Барри. В общем, я пошла к себе, но, проходя мимо библиотеки, увидела там Барри – она искала какую-то книгу. Я заглянула к ней поболтать, а потом забыла о рамке. – И смущенно добавила: – И ведь специально поставила её на видном месте, чтобы наверняка не забыть.
– А после того как полицейские осмотрели библиотеку, вы забрали рамку. – Это даже не было вопросом.
– Да. Чтобы фотографии Кэтрин всегда были рядом. Конечно, мне больно смотреть на неё, но при этом я словно чувствую себя ближе к ней. Такая, знаете, горькая радость…
Я кивнула. Донна выглядела такой несчастной, что мне пришлось буквально сесть себе на руки, чтобы удержаться, не похлопать её по плечу, не пробормотать какую-нибудь ерунду вроде «Ну полно, полно…».
Вот так-то. Рамка с фотографиями привела меня именно туда, куда и предрекал мой разумный внутренний голос, – в тупик. И тут я услышала, как спрашиваю:
– Вы не против, если я взгляну на эти снимки: – Причём спросила, не преследуя абсолютно никакой цели. Зачем – до сих пор не пойму.
Донну моя просьба явно огорчила.
– Уверяю вас, это никоим образом не поможет в вашем расследовании, – резковато возразила она, и на бледных щеках вдруг заалели яркие пятна.
Теперь уже меня разобрало любопытство.
– Есть причины, по которым вы не хотите мне их показывать?
– Конечно нет. Сейчас принесу. – Поджав губы, она встала и поспешно вышла из комнаты.
Вернулась Донна с хозяйственной сумкой в руках, изо всех сил стараясь не выдать своего беспокойства. Даже вымучила напряжённую улыбку. Если эта женщина и не была в восторге от моего желания взглянуть на снимки, то по крайней мере она с этим смирилась. Донна села, достала из сумки рамку и молча передала мне её лицом вниз.
Рамка оказалась больше, чем я ожидала, и была выполнена из красного дерева толщиной сантиметра четыре, с инкрустацией. Само собой, переворачивала я её не без любопытства, заключив из поведения Донны Корвин, что увижу нечто неожиданное. Но к тому, что увидела, была совершенно не готова.
На основу цвета слоновой кости были наклеены фрагменты снимков – всего восемь штук. С каждого смотрела маленькая Кэтрин. Фотографии были своего рода хронологией короткой жизни девочки, от младенчества и до недавнего времени. Некоторые снимки – явно студийные, сделанные профессионально, а некоторые – любительские. Но все их роднила одна общая, ужасная особенность.
На каждой из восьми фотографий личико Кэтрин с тонкими чертами было перечёркнуто отвратительным красным крестом.
Глава 15
– Когда я это впервые увидела, мне стало дурно. В глазах помутилось, – дрожащим голосом произнесла Донна. – Такой шок… На миг я даже подумала, может, Эвелина всё-таки права и кто-то действительно ненавидел Кэтрин до такой степени, что желал ей смерти.
– Надо понимать, больше вы так не думаете.
– Нет. Это был отвратительный – да что отвратительный, просто гнусный поступок. – Достав из кармана джинсов бумажную салфетку, Донна поспешно вытерла глаза. – Но я не считаю, что тот, кто это сделал, убил Кэтрин. Потому что её вообще никто не убивал.
– Кто, по-вашему, мог изуродовать фотографии?
– Трудно сказать. Рамка стояла у меня на тумбочке, так что… – уклончиво ответила она.
– Понятно. Но какие-то подозрения у вас наверняка имеются, – не отставала я, пытаясь вынудить её назвать имя, чтобы не пришлось самой это делать.
– Ну… вряд ли этично голословно обвинять…
Да в таком духе мы можем всю ночь продолжать!
– Вы считаете, что это был Тодд, верно? – не выдержала я.
Ответа я ждала так долго, что уж думала – не дождусь.
– Скажем так: возможно, – наконец вымолвила Донна.
– Вы его об этом спрашивали?
– Я не могу, – бесстрастно ответила она.
– Не понимаю.
– Ну хорошо. Допустим я спрошу у Тодда, он будет всё отрицать. Я ещё больше расстроюсь. Не сдержусь, что-нибудь скажу, он ответит, а потом… – Она осеклась, поморщившись. – В итоге всё только усугубится. Единственное, чего я добьюсь, – огорчу Барри, а это было бы жестоко. Ей и без того волнений из-за него хватает. И потом, не забывайте, ведь смерть Кэтрин и для неё большое горе.
– Да. Я понимаю, что вы с Барри дружите, но, по-моему, важно в этом разобраться. – Я ждала, что она ответит, а поскольку Донна молчала, без обиняков выдала: – Вы не возражаете, если с Тоддом поговорю я?
– Возражаю. Вы даже не представляете, какую бурю, какие сложности в семье это вызовет. С тех пор как То… кто-то надругался над фотографиями, я прячу рамку у себя в ящике. – И неохотно добавила: – Послушайте, Дезире, если об этом узнает моя свекровь, не знаю, что она сделает. Может даже лишить Тодда наследства. Я не желаю быть в ответе за подобный исход.
– Вы и не будете, – заявила я её. – Хочу предложить вам сделку. – Донна непреклонно замотала головой, но я гнула своё: – Не забывайте – меня наняли, чтобы проверить все возможности, даже гипотетические. Если вы не позволите обсудить эту тему с Тоддом, я буду вынуждена сообщить о его поступке Эвелине.
Я понимала, что это очень смахивает на шантаж. В известном смысле это и был шантаж – зачем отрицать? Поэтому я попыталась подсластить пилюлю и с чарующей (как я надеялась) улыбкой продолжала:
– Знаете, мне это по душе не больше, чем вам. Помню в школе терпеть не могла детей, которые бегали жаловаться учителям. Правда, чаще всего они жаловались на меня. – Глупый смешок, который я при этом издала, был совершенно неуместен. Донна не засмеялась в ответ, и я пустилась в откровения: – Честное слово, нравится вам это или нет, но когда ведёшь расследование, нельзя ничего оставлять без внимания. Мне необходимо докопаться до корней этой истории с Тоддом. Но если всё-таки выяснится, что…
– Никогда не показала бы вам это снимки, если бы знала, что вы побежите к свекрови! – перебила Донна, смерив меня взглядом, который обычно приберегают для таракана. Беременного таракана. – Что ж, поделом мне, коли такая дура. Но повторяю ещё раз: не вижу никаких оснований, чтобы вы так поступали.
– Я всего лишь…
– Зачем вам это? – снова наступила она на горло моей песне. – Моя дочь умерла от болезни. Мне показалось, вы с этим согласны.
– Дело в…
– Сами же говорили, что взялись за это дело главным образом ради того, чтобы убедить мою свекровь, что это не было убийством. Я вообще не понимаю, почему вы до сих пор этим занимаетесь, давно бы уже следовало поставить точку.
– Вы правы, – ухитрилась вставить я. – Поверьте, я по-прежнему надеюсь убедить Эвелину, что Кэтрин никто не убивал. Но прежде чем убеждать её, я должна быть сама уверена на сто процентов.
Воцарилось молчание. Я читала её мысли как по писаному (невелика заслуга, учитывая, с каким выражением Донна на меня взирала). «Мало того, что эта рыжая стерва меня шантажирует, так ещё и выгоду с этого имеет» – вот что думала моя визави. Впрочем, какие бы чувства Донна ко мне ни питала, особого выбора у неё не было, и, кажется, она это поняла.
– Ну хорошо, что вы там предлагаете? – процедила она.
– В общем, так. Я поговорю с Тоддом, но больше никому ни слова не скажу о фотографиях. При том условии, конечно, что Тодд не имеет отношения к смерти Кэтрин.
– Честное слово?
– Клянусь.
С минуту она обдумывала моё предложение и наконец неохотно согласилась:
– Ладно, договорились.
– Вот и отлично! Маленькое чудовище дома?
– Недавно видела его на кухне. – И с неприязнью добавила: – Он там большую часть времени околачивается. Пойду позову. Я вам больше не нужна? – Донна потянулась к своему вязанью.
– Вы – нет, но вот это пока подержу. – Я постучала пальцем по рамке, лежавшей у меня на коленях.
– Хорошо, но когда будете уходить, пожалуйста, отдайте её Луизе. Мне бы не хотелось, чтобы с фотографиями случилось ещё что-нибудь похуже. – Забрав рукоделие, Донна встала.
– Позвольте только ещё один вопрос.
Она медленно уселась обратно.
– Вы знаете, когда это произошло?
– На прошлой неделе. Если точнее, в среду вечером, – мимолётная тень скользнула по лицу Донны. – Какая ирония судьбы, – произнесла она (явно обращаясь к самой себе, ибо меня не особенно жаловала). – Этот снимок Кэтрин, который сделала Барри, лежал у меня давным-давно, чуть ли не год. И мне вдруг срочно захотелось поместить его в рамку как раз накануне её смерти…
*
Миляга Тодд выглядел ещё хипповее – если такое возможно, – чем в наши предыдущие посиделки. Грязные кудряшки с пурпурной прядью стояли торчком. Драные джинсы держались на честном слове, а на стильной маечке с добрым советом «Лучше отвали!» без труда можно было прочесть меню последних десяти трапез мальчугана. Довершали отвратное зрелище торчавшие из-под джинсов огромные ступни, голые и грязные.
Гаденько улыбаясь, красавчик присел на подлокотник кресла, где только что сидела Донна, с важным видом скрестил руки на груди и надтреснутым голосом осведомился:
– Чем могу помочь, советник? – Видимо, решил выпендриться, блеснуть недавно выученным словечком – спасибо телевидению.
– Если ты забыл, напоминаю: я частные сыщик, а не советник. Советник – это юрист, – пояснила я подчёркнуто сдержанно, радуясь случаю поставить мерзавца на место. (Конечно, взрослой женщине вроде бы не к лицу тягаться в эрудиции с подростком. Но, похоже, этот деточка пробуждает к жизни все мои пороки.)
– Ну так что? – невозмутимо фыркнул Тодд.
– Что тебе известно вот об этом? – без обиняков выпалила я и сунула рамку с фотографиями ему в мор… лицо.
– Нравится моё художество? – расплылся ребёночек в ухмылке.
Я так и села.
– Так ты признаёшь, что это твоих рук дело?
– Ну да. Моих и моего старого доброго маркера, и что? – дерзко спросил он, и ломкий голос на пару секунд обрёл более-менее мужской тембр.
– Я знаю, что ты ненавидел Кэтрин, но это… это просто чудовищно.
– Неужели? Ещё чего скажете?
– Да тебя надо… совершенно очевидно, тебе требуется… помощь…
– Да-а? И вам тоже, ежели решили, будто это значит, что я прикончил маленькую дрянь.
– Но зачет тебе понадобилось уродовать фотографии?
– Потому что она меня вечно доставала, а поделать я ничего с этим не мог – ясно? Принцесса-недотрога, все на неё не надышатся. Только никто знать не знал, какой она бывает гадиной. Теперь-то плевать, когда её кто-то прикончил – если, конечно, её кто-то прикончил… – Он оставил фразу недоговорённой, но поскольку я не рвалась заполнять пустоту, добавил: – Слушайте, я же ничего плохого ей не сделал, она ведь уже была мертва, чёрт возьми! А я таким манером избавился от своей враждебности. – Продемонстрировав столь тонкое знание психологии, мерзавец едва не лопнул от гордости. Но, не дождавшись от меня никакой реакции, буркнул, почти со злостью: – Чё такого, а? И потом, её не вредно было малость приукрасить, бродила тут как ходячее привидение.
– Свою грязную работёнку ты проделал в прошлую среду, верно?
– Ну, если она так сказала…
– А ты-то что скажешь? – не унималась я.
– Может, и в среду, – снизошёл Тодд.
– Но Кэтрин уже не было в живых. Что ж ты так долго выжидал?
– А когда захотел, тогда и сделал.
– Тодд, ты понимаешь, что это очень серьёзно?
– Да бросьте! – скривился он. – К её смерти это не имеет никакого отношения.
– Это говорит об очень сильной ненависти к ней.
– Подумаешь! Странно только, что милая Донна ждала целую неделю, чтоб на меня донести. Обожает устраивать мне проблемы. Ясное дело, переживает из-за того, что мне о ней известно, вот и думает…
– Ну хватит! Слушать больше не желаю! Донна вообще не хотела показывать мне эти снимки. И ни в чём тебя не обвиняла – я и без неё додумалась. Донна…
– Пошло-поехало… Я ж вам ясно сказал – мне надо было избавиться от своей неприязни, вот и…
– Ты меня не убедил.
– Ха, испугали!
– Посмотрим, как тебе понравится, когда я расскажу твоей матери.
– Ой-ой-ой!
– Или бабушке. Вернее, прабабушке – у которой деньги.
Тут он слегка увял, подрастеряв наглости, и решил меня вразумить:
– Послушайте, тётенька, если б я убил Кэтрин, разве б стал навлекать на себя подозрения раскраской фоток, а?
– Возможно, тогда ты об этом не подумал.
– А сказал бы, что это моя работа? – Пока я переваривала, он подытожил: – Только полный идиот мог сказать.
В этом он прав.
Глава 16
На завтра я пригласила на ужин Эллен с Майком. Подумывала, не пригласить ли и Стюарта, чтоб было пара на пару, но почему-то отказалась от этой затеи. Словом, едва вернувшись от Корвинов, я взялась за приготовления. Решила, что на затравку подам лососёвый салат и крохотные пирожки с сыром. Гвоздём программы будет жареная свиная корейка с хересом – любимое блюдо Эллен, на гарнир – картофельная запеканка. Кроме того, разумеется, хороший овощной салат, а на десерт – моё фирменное лимонное суфле, Эллен его тоже любит. (Гастрономические пристрастия Майка мне пока не известны, так что будем угождать Эллен.)
Я раскатывала тесто для тартинок, по уши в муке – повариха из меня не самая опрятная, – когда зазвонил телефон. Наспех обтерев руки, я схватила трубку, изрядно заляпав её тестом.
– Дезире, ты завтра вечером свободна? – без лишних церемоний закинула удочку моя соседка Барбара.
– Я…
Слушать Барбара не привыкла:
– В «Коронете» классный зарубежный фильм, завтра последний день.
– Извини, Барбара, но ко мне на ужин придёт моя племянница с… э-э… другом.
– Ну и ладно, – ничуть не расстроилась она. – Звякну кому-нибудь из коллег.
А я почему-то обиделась: совсем мною не дорожат. Что ж… Едва я запустила руки в тесто, как телефон снова тренькнул. Я опять поспешно вытерла руки бумажным полотенцем (правда, с тем же успехом) и сказала «алло», глянув на часы. Было десять двадцать.
– Привет, это Пэтти, – объявила моя приятельница Пэт Мартуччи. – Надеюсь, я тебя не разбудила и ни от чего не оторвала? – К её чести, Пэтти выждала, пока я не уверила её, мол, нет-нет, а затем продолжала: – Если у тебя нет планов на завтрашний вечер, приглашаю на балет. Только что билет освободился. – И она вдруг разрыдалась.
– Что случилось, Пэтти?
– Это… тот мужчина, с которым я познакомилась, – выдавила она.
Объяснила, называется.
– Какой мужчина? – Помнится, когда мы с ней обедали пару недель назад, она оплакивала отсутствие кого бы то ни было в своей жизни.
– Дуэйн. Дуэйн Провост, – сообщила Пэтти, громко высморкавшись. – Я познакомилась с ним в супермаркете в прошлый понедельник. Он спросил, как определить, зрелый ананас или нет, – так всё и началось.
– Ну и? – подстегнула я не без раздражения, с отчаянием думая о предстоящих мне многочасовых трудах. И тут же чертовски устыдилась. Ведь в конце концов, у подруги эмоциональное потрясение! и неважно, что это происходит почти так же регулярно, как восходит солнце.
– Естественно, я сказала, что прежде всего нужно его понюхать, а затем осмотреть листья и…
– Детали можешь опустить, – поспешно вставила я.
– Извини. Какая я глупая. – Тихий смешок. – Наверное, потому, что так расстроилась. В общем, мы сразу друг другу приглянулись. Сразу после моего урока по ананасовой зрелости. – Ещё один смешок. – Честное слово, Дез, меня ещё никогда ни к кому так молниеносно не влекло.
Сами понимаете, не настолько уж я подлая, чтобы напоминать подружке, что то же самое она говорила чуть ли не всякий раз, когда знакомилась с очередным кавалером. Так что я ограничилась незатейливым вопросом:
– И что произошло?
– Ну, после ананаса мы встречались каждый вечер, а однажды – по-моему, это было в пятницу – он обмолвился, что обожает балет, вот я и решила достать билеты и сделать ему сюрприз. – Она шмыгнула носом, и последовала пауза, во время которой до меня донеслась парочка громких хрюканий. – Но, – продолжала Пэтти с трагизмом в голосе, – когда Дуэйн вернулся домой вчера ночью – вернее, в пять утра, – на автоответчике его ждало сообщение от жены.
– От кого?
– Разве я не сказала, что он женат? Но они жили раздельно. Расстались уже несколько недель назад.
Я старательно прикусила язык, чтобы ненароком не ляпнуть, что по этому поводу думаю.
– А когда сегодня утром он ей перезвонил, она сообщила, что страшно соскучилась по нему, и умоляла дать их браку ещё один шанс. – Последовала новая серия шмыганий. – И Дуэйн, хотя и клянётся, что не любит её, считает, что ради детей – их там пятеро – должен попытаться. Несколько минут назад он позвонил мне, чтобы это рассказать, – мол, только что набрался храбрости, – и ещё у него сердце кровью обливается из-за того, что у нас всё кончено.
Ох, Пэтти! Неужели она всерьёз этому верит? Впрочем, скорее всего да, а может, оно и к лучшему – ей так легче.
– Короче, я осталась с двумя билетами на «Коппелию» в первом ряду партера. Вот и хотела спросить, свободна ли ты, чтобы составить мне завтра вечером компанию.
Надо отдать Пэтти должное – чертовски практичная женщина. Переживая крах очередной большой любви, она отнюдь не собиралась пустить коту под хвост два отличных билета на балет. Но и дарить их тоже никому не собиралась.
– Извини, Пэтти, – с сожалением вздохнула я, – но, боюсь, ничего не выйдет. Я пригласила Эллен к себе на ужин. – Упоминать Майка я не стала намеренно: к чему сыпать соль на свежие раны Пэтти. Удачная личная жизнь племянницы вряд ли сейчас могла её порадовать.
– А на другой день Эллен нельзя перенести? Билеты-то по шестьдесят долларов, Дез. По шестьдесят долларов за штуку.
Благими намерениями, как говорится…
– Дело не только в Эллен, – призналась я. – Придёт ещё её друг.
– Что за друг? – встрепенулась Пэтти. – Мужчина?
– Ну да, мужчина.
– И давно у них это?
– Уже несколько месяцев.
– И как, серьёзно?
– Вроде бы да.
– Здорово. Я так рада за Эллен. Честное слово. Вообще-то я её и не знаю толком, но раз она твоя племянница… – Выдержав многозначительную паузу, Пэтти с напускной бодростью повторила: – Правда, я очень за неё рада. Знаешь, даже у самой настроение улучшилось.
– Вот и умница, – отозвалась я, надеясь, что она сумеет убедить себя в этой вновь обретённой радости. – И ещё раз извини, что не смогу тебя завтра выручить. Ты сумеешь кого-нибудь найти для компании?
– Позвоню Сильвии. Она пойдёт – вечно от безделья мается.
– Отлично.
Почему-то это повлекло за собой новый поток слёз, который прерывался торжественными клятвами на веки вечные завязать с представителями мужского пола.
– Знаешь, – объявила она напоследок, – я сама виновата. Разве можно было связываться со Стрельцом?!
*
До трёх часов ночи я возилась с ужином для Эллен и Майка – вернее, с теми его составляющими, о которых решила позаботиться заранее. До койки доползла практически мумифицированная – а заснуть не смогла. Наверное, переутомилась. Ворочалась с боку на бок целую вечность, и только в шестом часу наконец вырубилась. А когда в половине восьмого заверещал будильник, протянула руку, пошарила на тумбочке, нащупала этого голосистого поганца и заткнула его. И всё это не просыпаясь.
Разбудило меня настойчивое дребезжание телефона.
– Хм? – промямлила я (вроде как «алло»).
– Дезире? Это Джеки. Что-то случилось?
Тут-то я пробудилась! Рывком села в постели и глянула на часы. Почти полдень! Кажется, сейчас мне достанется на орехи – да так, как только Джеки умеет распекать.
– Нет-нет, Джеки, я…
– И не надо морочить мне голову! – оборвала меня грозная помощница. – По-моему, мы договорились, что ты звонишь, если не приходишь на работу вовремя.
– Так и есть, Джеки, и я…
Но она набирала обороты:
– Ей-богу, Дезире, ты же знаешь, как я за тебя волнуюсь. Думаешь, других дел у меня нет, кроме как представлять тебя задушенной в постели одним из твоих убийц?! – Вот это мне нравится – одним из «моих» убийц! – Хотя бы из вежливости могла поделиться своими планами.
– Но… но у меня не было никаких планов, – пролепетала я, донельзя удивившись, что она позволила мне вставить словечко. – Послушай, Джеки, я рассчитывала прийти вовремя, но попросту проспала. Извини, что заставила тебя волноваться.
Однако Джеки была не склонна прощать. (Клянусь, не будь она столь бесценной секретаршей и подругой, давно бы уволила её с обоих постов.)
– Может, тебе стоит попробовать вовремя ложиться? – фыркнула она. – Во сколько тебя ждать? Мне ж надо знать, что людям говорить, если позвонят.
Вообще-то я собиралась уйти с работы часика на полтора пораньше, чтобы подготовиться к встрече гостей. Но, прикинув, как не скоро ещё туда доберусь, вдруг решила вовсе прогулять. О чём и поведала Джеки.
– Как скажешь, – великодушно отозвалась она. – В конце концов, я тебе не начальник.
Как вы понимаете, сама она в это ни секунды не верила.
*
Когда в полвосьмого пришла Эллен с Майком, всё было готово. Едва-едва.
В тот день я получила полновесную долю неприятностей. Когда утром открыла дверцу холодильника, оттуда вылетела банка майонеза, в результате был заляпан мой чудесный пол из чёрно-белого кафеля, а вдобавок одна из плиток треснула. Следующим номером программы значилась банка с порошком «Комет», который я рассыпала – целиком! – на полу в ванной, а всякий, кому достало небрежности хотя бы раз проделать такой фокус, знает: чёрта с два этот «Комет» отмоешь! Ну а позднее я вступила в жестокую и изматывающую борьбу со своими волосами, которая закончилась тем, что пришлось лезть в шкаф за париком. С самого начала следовало додуматься, ведь парик выглядит точь-в-точь как мои собственные волосы, но далеко не такой упрямый. Собрать себя в кучку мне удалось буквально за несколько минут до прихода гостей.
Эллен и Майк вместе смотрятся очень стильно. Она – довольно высокая (метр шестьдесят пять), по-мальчишески тоненькая, с тёмными глазами, шелковистыми каштановыми волосами и обворожительной улыбкой. По-моему, очень похожа на Одри Хёпберн. Ну, может, и не очень, но определённое сходство точно имеется. Майк – значительно выше метра восьмидесяти, стройный, с рыжеватыми волосами и синими глазами. По моим прикидкам, дети у них получились бы кареглазыми, как Эллен.
Пока мы сидели в гостиной и закусывали, прихлёбывая вино – Эллен с Майком принесли отличное белое сухое, – я исподтишка приглядывалась к суженому Эллен. Со дня нашего знакомства я видела его пару раз, и то мельком. В лице Майка ощущалось истинное благородство. Более того, он был по-настоящему красив, а не просто смазлив, как я решила поначалу. Впрочем, немудрено, что сразу не сообразила. При его-то росте толком разве разглядишь? Вот сейчас, когда он сидел, – другое дело.
– Прошлой ночью Майку пришлось дежурить, – сообщила Эллен. – Коллега сломал лодыжку, вот Майк его и подменял. А потом ещё отрабатывал целый день.
– Не лодыжку, а запястье, – добродушно поправил Майк.
– Так или иначе, он смертельно вымотался, боялся даже, что заснёт в суповой тарелке или ещё где.
– Ну не совсем, – улыбнулся Майк. – Но всё-таки я слегка устал, – это уже мне, – так что, надеюсь, вы простите, если я окажусь не лучшим собеседником.
– Не беспокойтесь. Лично я не лучший собеседник, даже когда свежа и бодра. Спросите у Эллен.
Гость одарил меня благодарным взглядом, а затем обратился к Эллен:
– Совсем забыл. Сегодня ведь у тебя выходной, да? Подобрала платье?
– Не-а, ничего подходящего. – И, мило зардевшись, Эллен неохотно пояснила: – Майк пригласил меня на свадьбу своего кузена, и я хочу надеть что-нибудь новое. Правда, впереди ещё почти два месяца, но лучше поискать заранее.
Да он решил познакомить её с роднёй! – подумала я, придя в неописуемый восторг.
Очевидно, Эллен научилась читать мысли, поскольку, хмуро глянув на меня, со значением объявила:
– Родители Майка будут в это время в Европе, у его отца там какой-то симпозиум. Они очень расстроены, что пропустят свадьбу племянника.
Выше нос, детка! С остальной-то роднёй ты познакомишься – с тётями, дядями, кузенами и кузинами всякими, – разве нет? Вслух я этого произносить не стала. Но мысленно поздравила себя с удачей. Ай да сваха мадам Дезире! (Разумеется, сейчас не время вспоминать о длинной веренице сватовских неудач, за которые я также в ответе.)
Майк пояснил: мол, его отец будет одним из главных выступающих на симпозиуме, так что отказаться от поездки родители никоим образом не могут, – а затем пискнул таймер, сообщив мне, что мясо готово. Через несколько минут мы перебрались в другой конец гостиной и уселись за стол, который я накрыла для ужина.
Угощение удалось на славу. Очевидно, Майку тоже по вкусу свиная корейка (господи, как же они подходят друг другу); мало того – как и Эллен, он рассыпался в комплиментах по поводу каждого блюда. А надо сказать, по части кулинарного искусства я не ведаю ложной скромности, так что бесстыдно признаю, что заслужила эти похвалы, вплоть до последнего восклицательного знака.
После кофе и десерта (не говорите, Майк трижды подкладывал себе суфле) мы с Эллен убрали посуду, уговорив Майка отдохнуть на софе: видно было, что бедняга с ног валится. Вскоре до нас донеслось нечто среднее между свистом и стоном. Доктор крепко спал, издавая наистраннейшие звуки. Похоже, чтобы сохранить свой надвигающийся брак, племяннице придётся обзавестись берушами.
