Текст книги "Аллергия на убийства"

Я решила, что лучше сначала пообщаюсь с полицией, а уж потом повидаю членов семейства Корвин. А потом всё утро – за вычетом недолгой и насущно необходимой отлучки в дамскую комнату около одиннадцати – я насиживала телефон. В половине первого нарастающее голодное урчание желудка напомнило о времени, но я деликатно попросила свой желудок заткнуться. Я всё ещё надеялась сходить куда-нибудь пообедать – день выдался на редкость погожий, – но боялась пропустить звонок Филдинга. Через час пришлось выкинуть белый флаг и заказать еду в сандвич-баре, клятвенно пообещав себе, что завтра непременно отправлюсь в какой-нибудь ресторанчик (наверняка под проливным дождём!).

Проглотив последние крошки копчёной индюшки и сыра – а дорого-то как! – я принялась перепечатывать свои записи беседы с экономкой семейства Корвин. Закончив в начале третьего, я почувствовала, что категорически обязана покинуть свой пост. (Матушка всегда предупреждала меня, что нельзя терпеть до последнего.) Выскочив в приёмную, я скороговоркой сообщила Джеки:

– Иду в туалет. Если позвонит Тим Филдинг, скажи, что я сразу же ему перезвоню.

Не более чем через пять минут я возвращалась в кабинет мимо стола Джеки.

– У меня для тебя сообщение, – объявила она, помахав перед моим носом розовой бумажкой.

– От Филдинга? – Могла бы и не спрашивать.

– Именно. Просил передать, чтобы не звонила, он уже уходит.

– Чёрт!

– Да ладно, не дёргайся. Ещё он просил передать, что связался с одним детективом в Манхэттенском центральном, неким сержантом Якобовичем. Филдинг сказал, именно Якобович занимался расследованием. Полагаю, он имел в виду твоё последнее дело, да? – И, не очень рассчитывая на ответ, Джеки вручила мне записку: – Вот держи.

На листке значилось имя сержанта и номер телефона.

В первый раз у Якобовича было занято. Когда я позвонила снова, мне сказали, что минуту назад он вышел, но скоро будет. Оставалось только соврать, что сержант Филдинг просил сержанта Якобовича связаться со мной. Я, мол, была бы очень признательна, если бы он перезвонил мне как можно скорее.

Положив трубку, я поклялась себе, что не пойду больше в туалет, пока не дождусь звонка. Даже если лопну.

Телефон зазвонил без пятнадцати шесть, когда я уже собирала вещички и готовилась, пусть неохотно, отчалить.

– Дезире? Это Франк Якобович, – сообщил мне до неприличия молодой голос. – Насколько я понял, вы расследуете дело Корвин.

– Да, совершенно верно. Спасибо, что позвонили.

– Не за что. Но мне вам нечего особенно рассказывать. Нет абсолютно никаких улик, чтобы заподозрить, будто кто-то разделался с бедной малышкой. Ни-ка-ких. У неё было серьёзное заболевание лёгких, это её и доконало.

– Я понимаю, но…

– Поверьте, мы провели тщательное расследование.

– Что вы, я вам верю. Просто миссис Корвин…

– Значит, это она вас наняла?

– Да. Миссис Эвелин Корвин. Бабушка девочки.

– Всё ясно. С самого начала она была убеждена, что это убийство, несмотря на отсутствие каких-либо улик и болезнь девочки. Знаете, капитан лично навещал эту даму – он вроде бы друг каких-то её друзей, – но толку не вышло.

– Неудивительно. Послушайте, я не знаю, удастся ли вообще её разубедить, но придётся попробовать. Более того, берясь за дело, я сразу же сказала миссис Корвин, что, вполне возможно, приду к тому же заключению, что и полиция. Но я пообещала ей всё проверить, так что буду очень признательна, если вы уделите мне четверть часа. Что, если я прямо сейчас подъеду? Минут через двадцать могу быть у вас. – Скорее, конечно, через сорок, но я решила, что с двадцатью у меня будет больше шансов.

– Сегодня никак. У моего сына день рождения, мне надо домой.

– Как насчёт завтрашнего утра?

– Завтра и в среду у меня выходные, – словно извиняясь, сказал Якобович.

– Но мы могли бы… – начала я, собравшись предложить ему встретиться завтра в кафе, но он пресёк мою попытку:

– Боюсь до четверга ничего не получится. Позвоните мне утром в четверг, тогда и договоримся, хорошо?

– Да, а я надеялась… – Стоп. Нельзя же испытывать парня на прочность. – Ладно, позвоню вам в четверг. И спасибо большое.

Несмотря на то что мне отчаянно хотелось узнать официальную версию событий (и несмотря на то что более нетерпеливой особы я не встречала), положив трубку, я вдруг осознала, что отнюдь не расстроена вынужденной отсрочкой.

Что такое несколько дней? И почему я не могу поговорить с членами семьи, не дожидаясь беседы с полицией?

Ведь на самом деле никакого убийства не было, верно?

Глава 7

Дверь мне открыла Луиза и провела меня в гостиную, где я нашла миссис Корвин-младшую. Экономка поспешно ретировалась, оставив нас вдвоём.

Донна Корвин расположилась в том же самом большом чёрном кресле, где в прошлый раз сидела её свекровь. Женщина поднялась и протянула руку для приветствия.

Лет тридцати пяти, она была высокая (метр семьдесят пять, не меньше) и очень худая – до такой степени, что даже изящной не назовешь. Одета в простую белую хлопчатобумажную блузку с треугольным вырезом и мешковатые брюки, которые, как я подозревала, ещё совсем недавно были впору. Почти без косметики, не считая бледной помады. Большие карие глаза воспалены, под ними – тёмно-синие круги. А светлые волосы, не доходящие до плеч, отчаянно нуждались в подкраске. И всё же я отметила, до чего хороша эта женщина. Высокие скулы, полные губы, большие оленьи глаза – в другое время и при других обстоятельствах Донну Корвин наверняка назвали бы красавицей.

– Всей душой сочувствую вашему горю, – начала я.

– Спасибо, – ровным голосом ответила Донна. – Прошу вас, устраивайтесь поудобнее. Позвольте вам что-нибудь предложить?

– Нет-нет, ничего не надо, спасибо, – поспешно отказалась я, вновь проваливаясь в уже знакомую кремовую софу. А когда ненасытная пуховая начинка проглотила меня почти целиком, я стала объяснять, почему взялась за это дело: – Видите ли, ваша свекровь…

– Да, я знаю, – перебила Донна. – Эвелина считает, что мою дочь убили.

– Но вы с этим не согласны, так?

она смерила меня настороженным взглядом:

– Не согласна. А вы?

– Если честно, судя по тому, что мне удалось узнать, я не вижу в смерти вашей дочери ничего подозрительного. Разумеется, расследование только началось и…

Она слегка расслабилась:

– Поверьте, вы ничего не найдёте. Никаких следов убийства.

– Вполне возможно, вы правы. Но ведь не будет вреда, если я сумею подтвердить, что убийство исключено, – думаю, это поможет вашей свекрови.

– Не уверена. При всей моей любви к ней, должна сказать, что Эвелина невероятно упряма. И она убеждена, что Кэтрин убил какой-то злодей. Вряд ли вам удастся её разуверить, как бы ни старались. – Я хотела сказать, что попробовать-то не мешает, но Донна продолжала: – Впрочем, я могу и ошибаться. Мне бы очень хотелось, чтобы Эвелина избавилась от сомнений, которыми себя терзает.

– Обещаю, что буду стараться изо всех сил.

– Что ж, хорошо. Чем могу помочь?

– Расскажите о той субботе, когда умерла Кэтрин.

Торопливо, явно не желая останавливаться на болезненной теме, Донна едва слышно повторила уже известные мне факты: как в отсутствие няни она собиралась погулять с Кэтрин в парке и как ненастная погода и легкое желудочное недомогание Кэтрин изменили их планы.

– Как часто няня берёт выходной?

– Раз в четыре недели.

– Это был её обычный, очередной выходной?

– Совершенно верно.

– Как я поняла, тот день вы посвятили магазинам?

– Да. Часть дня, во всяком случае. Поскольку прогулка в Центральном парке отменялась, я спросила Кэтрин, не будет ли она против, если я немного поброжу по магазинам, и она сказала, что ничуть не возражает. Кэтрин была такой милой… – Донна прикусила губу, пытаясь овладеть собой. И очень скоро сумела продолжить: – В общем, раз Кэтрин не возражала, я, вместо того, чтобы остаться дома и побыть с ней, отправилась в «Бергдорф», «Бендель» и «Сакс». А когда вернулась, всё было кончено. Я уже не могла побыть с ней… – Донна Корвин вздохнула.

– Послушайте, ведь теперь…

Она пресекла попытку утешения:

– Извините. Постараюсь держать себя в руках.

– Может, хотите сделать перерыв – выпить чего-нибудь?…

– Нет-нет, всё нормально. – И затем, с наигранной бодростью: – Так на чём мы остановились?

– Когда вы вернулись домой… – подсказала я.

– Да. Полицейские возились в библиотеке, что-то там высматривали, выщупывали – наверное, искали отпечатки пальцев и прочее… что там они обычно ищут. А Кэтрин… – Донна снова запнулась, и её бледная кожа стала ещё бледнее, но глаза остались сухими.

– Парамедики решили, что нужно вызвать полицию?

– Нет. Это всё Эвелина. Она вошла в дом сразу после того, как они констатировали смерть Кэтрин. И настояла, чтобы привлекли отдел убийств.

– А вы когда вернулись?

– Около половины третьего.

– По магазинам вас возил шофёр?

– Он отвёз меня в «Бергдорф», но я не настолько дряхлая, чтобы не осилить путь до «Бенделя» и «Сакса» своими ногами. Когда Николас высадил меня у «Бергдорфа», я попросила забрать меня у «Сакса» в полвторого.

– Но домой вернулись не раньше половины третьего, так?

– Да, верно. Стоит мне оказаться в магазине, всегда зависаю там дольше, чем собиралась. Так что в ресторанчик «Сакса» я зашла чуть ли не в час. А когда наконец поела… – Донна развела руками.

– Поели случайно не в кредит?

– Нет, я… – Оленьи глаза изумлённо распахнулись. – Не думаете же вы… Мне нужно алиби?

– Нет-нет, конечно нет. Я же сказала, что сильно сомневаюсь, было ли здесь вообще преступление. Но я обязана выяснить все обстоятельства.

– Извините. Вы правы.

– Послушайте, на вашем месте я бы точно так же возмутилась, но…

– Всё нормально. Продолжайте.

– Хорошо. Из знакомых вы никого не встретили, пока ходили по магазинам?

– Ни души.

– Как думаете, продавцы вас вспомнят?

– Сомневаюсь. Я просто бродила, сама по себе. Только и купила что блузку в «Бенделе» и, признаться, очень удивлюсь, если произвела хоть какое-то впечатление на продавщицу. Она, похоже, всецело сосредоточилась га том, чтобы не уснуть.

– В котором часу вы приехали в «Бендель»?

– Кажется, около полудня.

– А вышли оттуда?

– Должно быть, примерно без четверти час.

– А затем пешком отправились в «Сакс»?

– Ну да. К тому времени я очень проголодалась и вдобавок устала, поэтому решила воздержаться от покупок и сразу поднялась в ресторан.

– Вы сказали, что заплатили за обед наличными. Полагаю, у вас нет кредита в «Саксе»?

– Да нет, есть. Просто я хотела разменять пятьдесят долларов, с которыми таскалась уже два дня.

– Как вы думаете, официантка вас вспомнит?

– Официант, – машинально поправила Донна. – Меня обслуживал официант. Не знаю, возможно, и вспомнит. Но позвольте спросить. Предположим, по какой-то немыслимой причине я пожелала разделаться с собственным ребёнком, и предположим, что Кэтрин умерла между половиной первого и часом – а так оно, по-видимому, и было… Так вот, что помешало бы мне прервать свой шопинг, взять такси, приехать домой и… сделать это? А потом вернуться и прибыть в ресторан как раз к обеду?

Да ничто не помешало бы! И спасибо, что подсказали. Нет, правда, до чего ж приятно, когда проводишь расследование, а подозреваемая вдруг возьмёт да и растолкует тебе, какие возможности для злодеяния у неё имелись (если, конечно, в данном случае кого-то вообще можно назвать подозреваемым). В принципе, я и сама вполне могла до этого дотумкать.

– Вы совершенно правы, – наконец признала я, изо всех сил стараясь скрыть раздражение.

– Послушайте, – с неожиданным напором заговорила Донна. – Вам наверняка сказали, что Кэтрин была больна, но понимаете ли вы, насколько серьёзно?

– Ну, я…

– Миссис Шапиро, у Кэтрин было врождённое заболевание лёгких. И к двум годам у неё развилась тяжёлая астма. Прогнозы врачей… в общем, все сомневались, что девочка доживёт до совершеннолетия. Порой ночью я слышала, как моя бедняжечка задыхается, и сломя голову в ужасе бежала к ней в комнату. Это было так страшно, что даже после того, как она использовала ингалятор и дыхание облегчалось, я проводила остаток ночи в кресле рядом с её кроваткой, боясь оставить её хотя бы на минуту – пусть даже с няней. Потеряв своё единственное дитя, я обезумела от горя, я совершенно опустошена! Но удивляться не вправе. Поймите, я всего лишь пытаюсь объяснить вам, что смерть Кэтрин не была неожиданностью. Этот меч долго, очень долго висел над моей головой – над головами всех нас.

Слёзы хлынули потоком, заструились по бледным щекам, по шее, затекли за ворот блузки. Донна сделала слабую и безуспешную попытку вытереть их тыльной стороной ладони, затем достала из кармана пачку салфеток. Потребовалось две-три минуты – и с полдюжины салфеток, – прежде чем она сумела остановить поток.

– Извините, – пробормотала Донна, промокая остатки слёз. – Повторяю одно и то же как заведённая, да?

– Пожалуйста, не извиняйтесь, – попросила я и с ужасом обнаружила, что голос мой срывается. Боже правый! Какая же я тряпка! – Хм… миссис Корвин, надеюсь, вас не оскорбит мой следующий вопрос, но спросить я обязана. – Как ни странно, мне удалось произнести эту фразу и не стушеваться ещё больше.

Она с тревогой посмотрела на меня:

– О чём?

– Не знаете ли вы, у кого могли быть причины – пусть даже притянутые за уши – желать вышей дочери смерти?

– Ни у кого, – едва слышно раздалось в ответ.

– Как я поняла, вы недавно потеряли мужа.

– Да. Он умер от сердечного приступа. И ей-богу, можете не сомневаться, это действительно был сердечный приступ.

– Я вовсе не подвергаю сомнению причину его смерти, – поспешно заверила я. – Меня интересует его завещание.

– Половину его состояния – вместе с этим домом – унаследовала я. Вторая половина разделена поровну между Кэтрин, Барри – его старшей дочерью – и его внуком, Тоддом, причём дети получили деньги в форме доверительной собственности. – С губ моих уже готов был сорваться следующий вопрос, но Донна предвосхитила его: – Избавлю вас от необходимости спрашивать – в целом состояние насчитывало чуть меньше двух миллионов плюс дом.

Я кивнула, слегка сбитая с толку. Нет, конечно, два миллиона – это очень неплохо; подумать только, сколько на них можно накупить мороженого! Однако стиль жизни Корвинов, судя по тому, что я видела, предполагал куда бʽольшие деньги.

– Вы думали, больше, да? – усмехнулась Донна, явно не ожидая ответа, и продолжала: – За последние годы Кларк много потерял на рынке. Но вообще-то, по-настоящему состоятельной всегда была моя свекровь.

– Чем занимался ваш муж?

– Он был архитектором.

Тут меня вдруг посетила одна мысль. Не очень ценная, но, как говорится, на безрыбье…

– Мне сказали, что Кэтрин умерла накануне своего десятилетия. Возможно, в завещании вашего мужа этот её день рождения оговаривался каким-то особым образом?

– Нет, ничего такого не было, – покачала головой Донна, задушив на корню мою единственную идею.

– И последний вопрос, миссис Корвин. Кто теперь наследует долю Кэтрин?

– Я, – тихо ответила она. И с тенью улыбки добавила: – Зовите меня лучше Донна, чтобы не путать со свекровью. – Я нервно рассмеялась, и Донна спросила: – Ничего, если я буду называть вас Дезире?

– Конечно!

– Ну что ж, Дезире, мы закончили?

Оказывается, я впервые сказала правду. Мой последний вопрос и впрямь оказался последним.

– Закончили.

Едва вернувшись домой, я устроилась на диване с книжкой, которую попросила у Донны Корвин перед самым уходом. Той самой книжкой, которую читала Кэтрин в день своей смерти, – «Мальчик с планеты Плутон». И я не сдвинулась с места, пока её не дочитала.

Я отлично понимала, в каких местах Кэтрин Корвин могла рассмеяться вслух, как говорила Луиза, хотя лично у меня повествование вызвало лишь несколько вялых улыбок. Что ж… В конце концов, уже поздно и я устала. И настроение у меня не самое лучшее. А вдобавок – и, пожалуй, это самое главное – мне уже давно, слишком давно не десять лет.

Глава 8

На следующий день я позвонила Барри Лундквист. Она предложила мне заехать к ней в девять вечера, но когда я прибыла на Парк-авеню, меня встретила Луиза с виноватым видом и свежими новостями:

– Мисс Лундквист задерживается на работе. Она позвонила минут пять назад. Просила передать вам, что очень извиняется, но всё это время она проторчала на заседании и не имела возможности позвонить. Она совершенно не представляет, когда освободится, поэтому просила вас, если можно, связаться с ней завтра.

– Ладно, Луиза, так и сделаю, – согласилась я, чувствуя невольное раздражение, хотя, если разобраться, мисс Лундквист не виновата, что задержалась. Я уже собиралась откланяться, когда услышала странноватый голос, доносящийся из-за полуоткрытой двери. Голос то срывался на писклявое сопрано, то чуть ли не басил.

– Это и есть та самая жирная сыщица? – вопросил голос. – Я с ней поговорю. Ведь я тоже был здесь в тот день – или вы забыли, Луиза?

– Не уверена, что твоя мама это одобрит, Тодд, – с опаской отозвалась экономка, покосившись в сторону неприятного голоса.

– Ну и что?

Секунду спустя дверь широко распахнулась и Луизу бесцеремонно оттеснили.

На пороге возник тощий юнец с маленькими глазками и длинным, тонким носом. Хмурая мина делала его и без того не слишком привлекательную физиономию и вовсе отталкивающей. Не могу сказать, был ли он высок или мал для своего возраста, ибо не имею понятия, какого роста обычные двенадцатилетние мальчишки. Но одно скажу вам точно – видок у этого дитятка был ещё тот!

Причёску парнишка смастерил из ряда вон: тёмные, жирные и вдобавок курчавые патлы; с одной стороны на башке красовалась пурпурная полоса шириной сантиметров в восемь-десять. Здоровенные ножищи упакованы в грязные и очень фирменные кроссовки. Кисти рук тоже несуразно огромные, костяшки пальцев все в порезах и шрамах. Довершали привлекательный облик драные джинсы и футболка с надписью «Лучше отвали!».

У меня не возникло и тени сомнения, что совет футболки был весьма здравым. С самого начала я поняла, что Тодд Лундквист… э-э… мальчик со странностями. И прическа с одеждой здесь ни при чём. Было в этих его глазках-бусинках, в том, как он смотрел на меня, нечто такое, от чего по спине поползли мурашки.

– Ну и? Говорить со мной хотите или как?

– Думаете, его мама была бы против? – спросила я у Луизы. Та в ответ пожала плечами и неуверенно улыбнулась. И я быстренько приняла решение. Очень плохо, если Барри будет против, но мне надо делать свою работу. – Конечно, почему бы не поговорить? – радостно отозвалась я.

*