Текст книги "Аллергия на убийства"
Автор книги: Сельма Эйчлер
Жанр:
Иронические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
– Да в общем-то пожалуйста, хотя проще мне к вам на работу заехать. Сегодня днём повезу миссис Корвин на Восточную сорок шестую. У неё так встреча в полчетвёртого.
– Оттуда до меня рукой подать. – Я продиктовала ему адрес.
– Как доставлю миссис Корвин, сразу к вам, – пообещал он.
*
Николас появился незадолго до четырёх.
– Только я накоротке, уж не обессудьте, – сообщил он с порога. – В пять должен забрать миссис Корвин.
– Ничего страшного. Много времени это не займёт.
– Что ж, хорошо. – Он говорил негромко, несколько чопорно – такая манера речи казалась властной и в то же время учтивой.
Я спросила, куда и когда он возил Донну Корвин в день смерти Кэтрин. Его отчёт полностью подтвердил слова Донны.
После чего я пару минут молчала под выжидающим взглядом Николаса, пытаясь получше сформулировать свой следующий вопрос. Что было нелегко, ибо вопрос был не из лёгких.
Понимаете, в то утро меня посетила одна мысль – в связи с намёками Тодда по поводу Донны. Собственно, потому я и вспомнила про шофёра.
Сейчас объясню.
Само собой, я не хуже других знала, что юный Тодд – патологический лжец. Но по словам его отца, временами мальчик говорит правду. Ну или почти правду. Так что, возможно, его туманные намёки на тайну Донны что-то под собой имели – и вовсе не были связаны с тем, что она не родная мать Кэтрин. Ведь судя по результатам моих изысканий, секрета из этого никто не делал. Но если тем не менее Донна что-то скрывала, это наверняка должно быть связано с мужчиной.
Давайте рассуждать. Молодая и привлекательная женщина была замужем за человеком, который на тридцать пять лет её старше.
Чувствуете, куда я клоню?
Допустим у Донны был любовник до или даже после того, как умер её муж. Разве не логично предположить, что шофёр об этом знал – или подозревал, – потому что он возил – или не возил – её на рандеву? Поясняю: если она ни с того ни с сего просила отвезти её в места, где раньше не имела привычки бывать (ясное дело, определённые места, вроде ресторанчиков или отелей на отшибе), это могло вызвать у него интерес. Или же, напротив, она вдруг взяла за моду вызывать такси, отказываясь от его услуг, – такое тоже вызовет подозрения.
Теперь понимаете, почему я так рассчитывала, что Николас поможет мне разоблачить амурную интрижку Донны Корвин? Если, конечно, было что разоблачать.
Естественно, тактично затронуть столь щекотливую тему непросто.
– Послушайте, Николас, – начала я, – понимаю, что при обычных условиях обсуждать личную жизнь своего работодателя не похвально. Но в данном случае мне необходимо узнать правду, чтобы выяснить, как на самом деле умерла девочка. – Лицо шофёра хранило невозмутимость. – Возможно. вы сочтёте мой вопрос не относящимся к делу, и не исключено, что так оно и есть. Но точно так же не исключено, что это поможет мне узнать, как умерла Кэтрин.
Наверное, я держала паузу дольше, чем думала, – Николас решил вежливо подогнать меня:
– Так о чём вы говорили, миссис Шапиро?
– Да-да… В общем, мне намекнули, что у миссис Корвин есть любовник. Понятия не имею, правда это или нет, но если вы что-то знаете или подозреваете, убедительно прошу вас рассказать – это очень важно.
– Не верю ни единому слову, – незамедлительно отозвался он ровным голосом, сумрачно сдвинув брови.
Я поспешила объяснить правила игры:
– Поймите, это останется между нами – если, конечно, впрямую не связано со смертью Кэтрин.
Ни на йоту не изменив тона, Николас умудрился предельно ясно дать понять, что думает о моём вопросе – и обо мне лично.
– В этом нет нужды. Миссис Корвин хорошая женщина – во всех смыслах этого слова, – и она была предана своему мужу. Как и он – ей. Можете спросить у Луизы. – И, чуть качнув головой, продолжал: – Если б вы хоть раз увидели их вместе, не стали бы говорить такие ужасные вещи.
– Ну, может быть, после смерти мистера Корвина. Возможно, ей было одиноко, когда его не стало, – хваталась я за соломинку.
– После смерти мужа миссис Корвин дённо и нощно скорбит о нём, – ответствовал шофёр, слегка повысив голос. – Поговорите об этом с Луизой. Вам… вернее, тому, кто вам поведал столь гнусную ложь, должно быть стыдно, ведь на бедную леди столько несчастий свалилось. А любому, кто повторяет подобные пакости, должно быть стыдно вдвойне.
Определённо, мне удалось пробить броню вышколенной сдержанности Николаса – какой успех! Прощаясь, он смотрел на меня волком. Сначала Донна, а теперь ещё и он.
Если в самое ближайшее время я не раскрою это дело, то не смогу допросить ни единую живую душу – все попросту перестанут со мной разговаривать.
Глава 20
После ухода Николаса у меня возникла мыслишка, не поболтать ли ещё разок с Луизой – вдруг узнаю что-нибудь о гипотетическом любовнике Донны? Но почти сразу же отмахнулась от этой затеи. Николас ясно дал понять, что думает об этом его жена, так чего ради огород городить?
В общем, Донну я пока что отложила в сторонку – до той поры, когда на меня снизойдёт озарение, как дальше заниматься этим вопросом. Если вообще придёт охота заниматься. А между тем я не охватила – да что не охватила, даже не затронула! – ещё один, совершенно иной аспект расследования. Чем и решила заняться в среду с утра пораньше.
*
Миссис Корвин – я имею в виду старшую миссис Корвин – вышла прогуляться, сообщила по телефону её экономка и обещала передать, что мне нужно срочно с ней поговорить.
Через час Эвелина Корвин перезвонила.
– Вы что-то обнаружили? – с нетерпением спросила она.
– Боюсь, что нет. Пока, во всяком случае. Но я тут сообразила, что в пятницу забыла спросить у вас ещё два телефончика.
– А-а. – Она заметно сникла. Но уже в следующий миг деловито предложила: – Итак, чьи телефоны вас интересуют?
– Педиатра и пульмонолога, которые наблюдали Кэтрин.
Эвелина без разговоров продиктовала мне оба номера, и я пообещала вскоре с ней связаться.
*
Доктор Мадзелли, педиатр Кэтрин, сказал, что сможет уделить мне несколько минут, если я подъеду к нему в клинику к одиннадцати сорока пяти. Я покосилась на часы: одиннадцать двадцать, – после чего заверила доктора, что успею. в чём сама о-очень сильно сомневалась.
Мухой, за четыре минутки, я слетала в уборную и обратно и, на ходу натягивая пальто, метнулась к двери офиса – пробежка заняла не больше трёх минут. После чего пять минут мерила холл шагами в ожидании лифта. А когда наконец спустилась вниз, ещё пять минут судорожно ловила такси – и в итоге поймала, на беду с водителем, который не любил быстрой езды (второго такого на Манхэттене, наверное, не сыскать). Нетрудно догадаться, что в клинику я прибыла аккурат вовремя, чтобы рассыпаться в извинениях перед секретаршей.
– Доктор ждал вас в одиннадцать сорок пять, миссис Шапиро, – оборвала меня костлявая блондинка с огромным бюстом. Я пустилась было в объяснения насчёт лифта и такси (уборную упомянуть как-то постеснялась), но Большой Бюст не дала мне и трёх слов сказать: – Сейчас доктор занят с пациентом. Он постарается вас принять перед следующим больным, но, разумеется, никаких гарантий. Видите ли, он очень занятой человек.
– Миссис Корвин, бабушка Кэтрин Корвин, считает необходимым, чтобы я поговорила с доктором именно сегодня, – авторитетно заявила я (соврала, ясное дело). – А у меня весь день очень плотно расписан. – Ещё одна ложь, чтобы составить компанию первой.
На секретаршу это не произвело впечатления.
– Я уверена, что доктор постарается. А пока что, будьте любезны, присядьте вон там, хорошо? – Кивком крашеной блондинистой головки Большой Бюст указала на смежное помещение и с натужной улыбкой спровадила меня.
В жизни не бывала в приёмной педиатра, во всяком случае не в этом веке. Так что меня впечатлили старания доктора Мадзелли развеселить своих маленьких пациентов. На бледно-жёлтых стенах красовались изображения животных, стилизованные под людей: нагловатая леди-утка в ярко-оранжевом платье, на высоченных шпильках и в вызывающей красно-зелёно-золотистой шляпке. В руках утка держала огромный фирменный пакет универмага «Блумингдейл», набитый покупками. Ещё там был удалой серый волк в белом цилиндре и белом же смокинге, подпоясанный широким лиловым кушаком. Изогнувшись в поклоне, волк вручал букет фиалок рыжей лисичке. Лисица щеголяла в расшитом блёстками бальном платье ослепительно-алого цвета. Рыжую морду венчала бриллиантовая тиара. Столь же незабываемо были наряжены жираф, кенгуру, крокодил и ещё какой-то зверь – явный плод творческой фантазии художника.
Но одними стенами веселье не ограничивалось. Обстановку приёмной составляли лилипутские креслица, конь-качалка и манеж, заваленный книжками и игрушками. Короче говоря, комната эта из кожи вон лезла, лишь бы заставить бедных деток позабыть, что они пришли сюда, дабы их кололи иголками, простукивали молоточками и запихивали в горло отвратительные палочки. И наверняка в некоторых случаях тактика срабатывала – по большей части с самыми маленькими пациентами и с обладателями плачевных коэффициентов умственного развития.
Итак, я устроилась на диванчике, обитом коричневым дерматином. Кроме меня в приёмной – в дальнем её углу, возле манежа, где забавлялся погремушками младенец, – сидела молодая женщина довольно невзрачной внешности. Она была настолько поглощена чтением любовного романа в бумажной обложке, что едва глянула в мою сторону, когда я вошла. Я взяла один из журналов, что лежали на столике рядом. Затем вернула его на место и взяла другой. Потом ещё один. В конце концов до меня дошло, что здешняя подборка ограничивается публикациями типа «Сегодняшняя мама», «Сегодняшние дети» и «Сегодняшние младенцы». Так-с, надо заняться чем-нибудь дельным. Достав из сумки заветный блокнот, я принялась изучать свои записи. И едва перешла ко второму параграфу, как услышала душераздирающий вой.
Нервы у меня, прямо скажем, не те что раньше, – да и тогда хвастаться особенно было нечем, – так что меня едва не хватил инфаркт. Я покосилась на соседку по комнате. Книжка валялась у её ног, одной рукой женщина держалась за сердце, а другой прикрывала рот. Через несколько секунд вой прекратился, и она виновато улыбнулась мне:
– Адаму всего четыре месяца. – И нагнулась за книжкой.
Я вернулась к своим записям. И добралась аж до второй страницы второго параграфа, когда моё спокойствие снова было прервано. На этот раз источником шума был зарёванный мальчуган, которого проволокла в приёмную высокая, глубоко беременная дама. Мальчик тщетно рвался обратно. Понятия не имею, сколько ему было лет. При отсутствии собственных детей мне трудно судить о возрасте чужих. На мой взгляд, горлодёру было где-то от двух до шести.
– Пожалуйста, не надо так кричать. Брайан, – негромко вразумляла его мамаша. – Доктор ничего плохого тебе не сделает.
– Ненавижу его! Ненавижу! Чтоб он сдох! – взвизгнул Брайан, наградив меня дикой головной болью.
– Брайан! Не смей говорить такие вещи! – осадила деточку мама, дёрнув за руку.
– А мне плевать! – вопил несмышлёныш, не оставляя попыток высвободиться.
– Возьми себя в руки! Что ты ведёшь себя как маленький!
– Папочка ни за что бы меня сюда не привёл! – заявил ребёнок, шумно сопя. – Папочка меня любит!
– А ну успокойся! – приказала ему мать.
Протащив крикуна чуть ли не волоком через всю приёмную, она, слава богу, решительным шагом миновала мой диванчик и устремилась к группе кресел в другом конце комнаты. Брайан между тем лягался, брыкался и протестующе вопил во всю глотку. Добравшись до кресел, мать склонилась к сыночку и погладила его по голове.
– Знаешь что, после того как побываем у доктора, мы с тобой пойдём в кафе и накупим всяких вкусностей.
– Мороженое? – просветлел мальчишка, разом перекрыв фонтан слёз и вытирая нос рукавом.
– На десерт. – Мать усадила его в кресло и принялась расстёгивать тёмно-синюю курточку.
– С шоколадом?
– Возможно. – Она сняла с него курточку.
А конфеты?
– Не торопи события. – Она рассмеялась.
В общем, в приёмной вновь воцарилась тишина, и я вернулась к чтению. Но не прошло и полминуты, как у меня объявился сосед.
– Привет, – изрёк Брайан, не без труда забираясь на диванчик. От меня он помощи не дождался.
– Брайан! – позвала его раздосадованная мать. – А ну-ка сядь!
– А я сижу, – невозмутимо отозвался детка.
– Не мешай тёте. – Она с тревогой взглянула на меня: – Вы не против, если он там посидит?
– Нет, конечно. – Моя третья ложь за день, который только начался.
– Если он будет вам мешать, скажите мне, хорошо?
– Ну что вы, не беспокойтесь, – любезно отозвалась я. Сами понимаете, думала я при этом совсем иное, не стоит забывать, что меньше недели назад я познакомилась с Пуськой и Филоменой. А общаться со зловонной собакой и кошкой-партизанкой – удовольствие значительно ниже среднего. И тут, не успела я, можно сказать, прийти в себя, мне на голову сваливается малолетний надоеда. По-моему, любой на моём месте не обрадовался бы.
Не обращая на Брайана внимания, я в очередной раз попыталась сосредоточиться на чтении. Не судьба.
– Как вас зовут? – начал прилипала.
– Дезире.
– Смешное имя.
– Да? И Брайан – тоже.
– Нет! – возмутился ребёнок.
– А вот и да.
Его нижняя губа задрожала, и мне показалось, что сейчас он свалит. Как же, размечталась!
– А мне мама купит на обед мороженое. С шоколадом, – гордо сообщил Брайан.
Сладко улыбаясь (его мамаша не сводила с нас глаз), я поведала деточке, что от мороженого у него разболится живот.
– Неправда, – упрямо возразил он.
– Правда-правда. – Иногда я веду себя как трёхлетний ребёнок.
– Нет! А вы – страшная тётка.
Это решило дело.
– Слушай, ты, паршивец, – прошипела я, всё с той же сахарной улыбочкой. – У тебя начнутся ужасные колики, тебя скрючит и…
– Ма-а! – Скатившись с диванчика, Брайан со всех ног, спотыкаясь, бросился в мамочкины объятия.
Знаю, гордиться нечем и следовало бы устыдиться, но я ни секунду не пожалела о содеянном, поскольку смогла почитать в тишине и спокойствии целых полчаса, пока Большой Бюст не препроводила меня в кабинет доктора.
Доктору Мадзелли перевалило за сорок, у него было доброе лицо, очки с толстыми стёклами и очень мало волос. Сидя за большим деревянным столом, он наблюдал, как я устраиваюсь в удобном кожаном кресле напротив.
– По телефону вы сказали, что вас наняла бабушка Кэтрин Корвин.
– Совершенно верно, – подтвердила я.
– Очень больно было узнать о смерти Кэтрин. Всегда горько, когда умирают дети, но смерть Кэтрин вдвойне меня потрясла. Она была особенно девчушкой.
– В каком смысле особенной?
– Такая милая, добрая, обаятельная.
– Вас удивило известие о её смерти?
– И да и нет. Признаться, я не предполагал, что она доживёт до совершеннолетия. Она страдала врождённым лёгочным заболеванием, очень серьёзным.
– Что-то вроде альфа-один… э-э…
Доктор снисходительно улыбнулся:
– Альфа-один-антитрипсиновая недостаточность.
– Плюс, насколько я понимаю, астма.
Он кивнул:
– Верно. Развившаяся на фоне основного заболевания, когда девочке только-только исполнилось два года. Её прогноз не был благоприятным, миссис Шапиро. Однако я надеялся, что она проживёт ещё несколько лет, но… никогда не знаешь наверняка, ведь так? – Доктор с трудом проглотил ком в горле, в уголке его глаз я заметила слёзы, блеснувшие за стёклами очков.
– Это точно, – поспешно согласилась я. – Как долго Кэтрин Корвин была вашей пациенткой, доктор?
– Лет девять-десять, с младенчества. – Положив ладони на стол, он подался ко мне: – Не возражаете, если я вам задам вопрос?
– Нет, конечно.
– Зачем миссис Корвин наняла вас расследовать смерть девочки? Она ведь с самого начала знала о слабом здоровье внучки.
– Дело в том, что за две недели до смерти Кэтрин чуть не сбила машина. И есть подозрения, что это не было случайностью. Миссис Корвин считает, что смерть внучки и несостоявшийся наезд могут быть связаны и кто-то хотел убрать Кэтрин.
Доктор Мадзелли заметно удивился:
– И она кого-то подозревает?
– Нет. Потому и наняла меня.
– Надеюсь, она ошибается. Ибо если кто-то посмел лишить Кэтрин хотя бы одного отпущенного ей дня… даже думать об этом не могу. – Он помолчал. – Ну а вы? Вы разделяете мнение миссис Корвин?
– Пока не знаю.
Ничего другого я ответить не могла.
*
Вернувшись в офис, я позвонила специалисту-пульмонологу, наблюдавшему Кэтрин. Его секретарша – или медсестра, или как там она ещё называется – сообщила, что доктор слишком занят, чтобы встретиться со мной.
– Перезвоните недели через две-три, возможно, тогда он сумеет выкроить для вас время.
Скрежеща зубами, я, однако, удержалась от грубостей, даже поблагодарила даму – правда, без особой теплоты, и тут же набрала номер Эвелины Корвин:
– Возникли небольшие трудности, не могу убедить доктора Паскаля встретиться со мной. Он передал через свою секретаршу, чтоб я связалась с ним недели через две-три и тогда он, возможно, найдёт время.
– Неужели? – фыркнула Эвелина. – Что ж, надеюсь, мне удастся уговорить его чуточку ускорить ваше свидание. Когда бы вы хотели к нему подъехать?
– Чем раньше, тем лучше.
– Я вам перезвоню.
Повесив трубку, я даже не успела сосредоточиться на некоторых счетах, о присутствии которых в ящике стола безуспешно пыталась забыть, как Эвелина снова была на связи.
– Вас устроит пять часов?
– Сегодня?
– Разумеется, сегодня, – со смехом ответила она, гордая своим успехом.
*
В кабинете доктора Паскаля я провела не больше десяти минут, а то и меньше, и за это время он раз пятнадцать косился на часы. Стройный, аристократической внешности мужчина лет шестидесяти с волнистыми седыми волосами, великолепными зубами и глубоким, отлично поставленным голосом, добрый доктор пребывал не в лучшем настроении. Нет сомнений, причиной было то, что миссис Корвин буквально впихнула меня в его изящную глотку. Так или иначе, он всего лишь подтвердил – отрывисто, вскинув одну бровь, – то, что я уже знала от педиатра Кэтрин.
Но главное – ни один из докторов не добавил ничего нового к тому, что сообщила мне Эвелина Корвин, когда я согласилась взяться за это дело.
Кабинет пульмонолога я покидала страшно подавленная. Если я ничего не упустила из виду – а такое не исключено, если вспомнить, как я вела предыдущие расследования, – то мой новый, одухотворённый подход пока не принёс плодов.
Безусловно, в каком-то смысле я должна была радоваться тому, что ничего плохого не обнаружила. Но, как я уже говорила, в данном случае я сама не знала, чего хочу. Домой добралась в таком разобранном состоянии, что решила обойтись без ужина. И тут зазвонил телефон.
– Привет.
Голос я узнала мгновенно:
– Стюарт! Как ты?
– Э-э, да знаешь, сколько дел. Поэтому и не звонил тебе. Да и вообще хотел извиниться. После Нью-Хоуп всё время собирался тебе звякнуть, но… сам не знаю… закрутился с новыми клиентами, забот по горло. И…
Я пришла к нему на выручку:
– Отлично тебя понимаю. Сама тоже собиралась тебе позвонить – и никак.
– Правда? Ну… как поживаешь? – спросил он, облегчённо переводя дух.
– Да так, вроде ничего. Работаю как проклятая над этим новым делом – и пока что безрезультатно. Словом, всё как обычно.
– Расскажешь подробно при встрече. Слушай, мы не сможем сегодня вместе поужинать? – И тут же, торопливо: – Понимаю, надо было предупредить заранее, но я сам до сих пор не знал, смогу вырваться или нет.
– Тебе повезло: я свободна. И с каких это пор тебя беспокоят формальности?
Он хмыкнул, и мы договорились встретиться в маленьком французском ресторанчике, который недавно открылся по соседству с моим домом.
– С нетерпением жду встречи, – прочирикала я, прежде чем положить трубку.
– А, да, я тоже Дез.
Если раньше у меня были сомнения насчёт того, что со Стюартом не всё ладно, этот звонок положил им конец. Теперь я знала наверняка.
Что ж, всего лишь через несколько часов я выясню, что происходит.
Во рту у меня вдруг пересохло.
Глава 21
В свете реакции Стюарта на моё запоздалое появление в тот день, когда мы отправлялись в Нью-Хоуп, я позаботилась о том, чтобы на ужин прибыть вовремя. Но когда появилась в «Ле Бон Мо» ни секундой позже оговоренных девяти часов, Стюарт уже сидел за столиком и потягивал коктейль.
Он поднялся, поцеловал меня в щёку (робко, как мне показалось). затем учтиво выдвинул для меня стул.
– Великолепно выглядишь, – похвалил он. – Новое платье?
– Относительно. – Бледно-лавандовое платье я приобрела после поездки в Нью-Хоуп. Тогда я пыталась поднять себе настроение обновкой, а вышло наоборот – недели шли, а мне не для кого было его надеть.
– Очень тебе идёт. – Стюарт тепло улыбнулся. Неужели я ошиблась? Неужели меня подвело неуёмное воображение? – Что будешь пить? Я тут взял джин-тоник.
Вот я и получила искомый ответ. Дело в том, что Стюарт почти не пьёт. Только по особым случаям: день рождения, какой-нибудь юбилей, крестины… Я быстренько прикинула в уме. Никакого дня рождения, юбилея, крестин. Что ж, может, здесь особый случай иного толка – когда требуется принять для храбрости? Чтобы, скажем, сделать даме ручкой?
И чего резину тянуть, надо вызвать его на откровенность и разом со всем покончить. Так и сделаю. Спрошу, что не даёт ему покоя в последнее время. Но не успела меня посетить эта здравая мысль, как горло сдавил спазм.
– А я думала, ты пьёшь перье… – с трудом пролепетала я.
– Понятно. Ну так как?
– Что – как?
– Скажи человеку, что ты будешь пить, с ухмылкой пояснил Стюарт.
Обернувшись, я увидела маленького кругленького официанта, маячившего за моим правым плечом.
– Будьте любезны, принесите бокал вашего фирменного красного вина, – покорно заказала я.
Едва человечек ретировался, Стюарт принялся расспрашивать меня о ходе расследования. Всей душой желая отсрочить неизбежное, я пустилась в пространные объяснения, вдаваясь в подробности, которых он и не ждал. Мой милый, добрый друг слушал внимательно и рассеивал мои тревоги, говоря положенные вещи. Как обычно. Затем я спросила его про новых клиентов. Отчёт Стюарта длился меньше трёх минут, однако я тоже слушала внимательно и даже отпустила парочку дельных замечаний по волнующей его проблеме.
А потом мы заказали ужин.
Целый бокал вина потребовался для того, чтобы пропихнуть еду через комок в горле, но вскоре я работала вилкой уже довольно резво. Даже на удивление. При содействии следующего бокала вина, а затем и ещё одного (этот мне хотя бы хватило ума не допить), я отдала должной своим излюбленным лакомствам. Итак, сначала улитки, потом салат «Цезарь», жареная утка а-л’оранж, рис с грибочками, брокколи под майонезом, а на десерт – шоколадный мусс со столь необходимым чёрным кофе.
Обычно я не налегаю на горячительные напитки и редко когда выпиваю два бокала вина, а уж три – тем паче. Поэтому я скрестила пальцы, молясь про себя, дабы мой язык не начал заплетаться или нести чепуху, а сама я, упаси боже, не свалилась со стула. Эх, скажу я вам – из упомянутых катастроф мне удалось в тот вечер избежать лишь одной.
За ужином мы со Стюартом болтали обо всём на свете – и ни о чём. Помню, как разливалась соловьём по поводу Эллен и Майка: мол, как у них всё замечательно. Ещё помню, что Стюарт мимоходом обронил: дескать, он надеется, что в этом году я с большим усердием сохраняю разные квитанции для декларации о доходах (если бы – но, кажется, я в этом не созналась). Ещё вроде бы он заговорил о каком-то фильме, и мы ударились в дискуссию, кто лучше играет – Роберт Де Ниро или Аль Пачино. Вот только ума не приложу, как я умудрилась составить мнение по данному вопросу, – отродясь не могла различить этих типов. Короче, понятия не имею, на чём мы порешили и какие ещё животрепещущие проблемы обсудили. Помню одно: всякий раз, когда мы исчерпывали очередную тему, я, затаив дыхание, ждала. Но, видимо. Стюарт не меньше меня хотел отсрочить главный пункт нашей повестки дня. Мы уже заканчивали трапезу, когда он таки заговорил о главном.
Едва я опустила ложку, разделавшись с шоколадным муссом, как заметила, что Стюарт покусывает нижнюю губу. «Вот оно, – подумала я. – Что ж, по крайней мере, осуждённая душевно покушала».
– Дез, хочу с тобой кое о чём поговорить
Я кивнула – по-моему, на большее в тот момент просто была не способна.
– Мы с тобой уже давно дружим, и очень надеюсь, что ничто не испортит наши добрые отношения. Но… в общем, я… определённые аспекты нашей дружбы придётся пересмотреть, ввиду некоторых событий. Ты меня понимаешь? – Он достал носовой платок и нервно вытер бисеринки пота на лбу.
– Не совсем. Пока, во всяком случае. – на самом-то деле догадаться было нетрудно.
– Наверное, потому, что я ещё ничего толком не сказал. – Он робко улыбнулся.
Мне было так больно видеть его страдания, что я решила прийти к нему на помощь и, протянув руку через стол, накрыла его ладонь своей.
– Стюарт, ты пытаешься сказать мне, что кого-то встретил?
– Ну да, – едва слышно произнёс он. – И никак не хватает смелости.
– И ещё ты пытаешься сказать, что из-за этого нам, по-твоему, не стоит больше проводить ночи вместе?
– Неудивительно, что я так тебя люблю. Знаешь, ты такая, такая… замечательная!
– Конечно, знаю.
– Послушай, Дез, ты очень много для меня значишь. Мне хорошо с тобой, лучшего друга и пожелать нельзя. Но просто, думаю, по отношению к Гретхен будет честнее, если мы перестанем…
Я с превеликим трудом удержалась от улыбки. Бедняга, как ему нелегко приходится.
– В этом и была проблема, когда мы ездили в Нью-Хоуп? – Ждать ответа мне было незачем. – Почему же ты ничего не сказал?
– Я хотел, но не мог. Такой вот трус…
– Господи, Стюарт, я так за тебя рада! – Это было правдой. Как и то, что одновременно мне было жаль себя. Но этого я, разумеется, говорить не стала. – Надеюсь, она хороший человек, другого ты не заслуживаешь. А кстати, что это за красотка? – Я старалась говорить шутливо, чтоб сгладить обоюдную неловкость.
– Её зовут Гретхен.
– Это ты уже сказал.
– Ну да, ну да… Она сестра нашего нового сотрудника, Конрада Николсона, который пришёл к нам полгода назад. Он-то с самого начала уговаривал меня ей позвонить, но я не любитель свиданий вслепую, так что не звонил. А однажды, месяца два назад, он пригласил меня к себе на ужин. Догадайся, кого я там встретил?
– Ой, Стюарт, надо подумать, не торопи.
– Дез, я ведь серьёзно. Не знаю, что у нас с Гретхен получится, но она мне очень нравится, она удивительная женщина, и я хочу рискнуть. Надеюсь, ты понимаешь.
– Конечно, понимаю. – А сама невольно вспомнила один вечер пару лет назад, когда мы вдвоём сидели в другом ресторане и вели очень похожую беседу. только тогда я говорила, а Стюарт должен был понимать.
– Да, конечно, я и не сомневался, – сказал он, и по его интонации я узнала, что мы думали об одном и том же.
Глава 22
Толку от меня в конторе на следующий день было мало. Главным образом я просто сидела, попеременно впадая то в депрессию, то в гнев.
Вспоминала наш со Стюартом разговор. Мы навсегда останемся друзьями, заверил он меня перед дверью в мою квартиру. После чего вставил ключ в замок, сжал моё плечо и, буркнув что-то вроде «скоро перезвоню», неуверенным шагом удалился. Правда, через пару секунд, только я собралась закрыть дверь, вернулся. Молча наклонился, поцеловал меня в макушку – и привет.
М-да, учитывая, сколько лака для волос я вылила на себя перед нашим свиданием (да в общем-то не больше своей обычной летальной дозы), есть шанс, что он проснётся с потрескавшимися губами. Ну так что? Поделом подлецу – за то, что меня бросил!
Нет-нет, пожалуйста, не спрашивайте, почему я, отнюдь не влюблённая в него, так расстроена. Терпеть не могу перемены, вот почему. Меня всё устраивало – и вдруг на тебе! А ещё, возможно – только возможно! – затесалось тут уязвлённое самолюбие.
И не надо говорить, что я веду себя как ребёнок, – сама знаю. Кроме того, он ведь, собственно, меня не бросал. Наверняка мы будем встречаться – во всяком случае, некоторое время. Но, разумеется, если у Стюарта с этой Гретхен всё получится (ну и имечко – Гретхен!), она может сказать пару ласковых по поводу нашей с ним дружбы. И полетит эта дружба за борт.
Ну и не велика потеря. Раз он готов бросить меня, стоит коллеге помахать у него перед носом какой-то там лежалой невестой.
Впрочем, лелея свою обиду, я не утратила доброты душевной. И искренне надеялась, что отношения Стюарта с Гретхен принесут им больше радости, чем мой собственный роман пару лет назад – тот самый, о котором оба мы вспомнили вчера вечером. Можете не верить, но это правда. Ибо, если Стюарт так высоко ценит эту Гретхен, не исключено, что она хороший человек. А в таком случае – кто знает? – мы даже можем подружиться.
Да ну? Приди в чувство, велел мне внутренний голос. Скорей всего она из тех зануд и собственниц, что в два счёта превратят умного мужика в ничтожество. Разумеется, она не станет возражать, если мы со Стюартом изредка вместе пообедаем, даже, не исключено, сама изобразит дружеское ко мне расположение. Но как только доволочёт его до алтаря, идиллии конец. После этого мне повезёт, если она позволит ему продолжать вести мою бухгалтерию.
Ну а если уж совсем откровенно, тревожило меня и ещё кое-что. Очень неловко об этом говорить, но дело в том, что мне частенько не терпелось провести ночь (в смысле целую ночь) со Стюартом. Более того, по всему видать, ой как не скоро найду я кого-то другого, чтоб за компанию сжечь сотню-другую калорий.
*
На пути к выходу я остановилась у стола Джеки:
– До завтра.
Она покосилась на часы:
– Но сейчас только пять минут пятого!
– Ну да.
– Что-то случилось, Дез?
– Просто никак не могу сегодня сосредоточиться, вот и решила, что лучше уж уйти.
– Точно, ничего не случилось?
– Нет, конечно. Голова болит немножко, вот и всё.
– Это правда?
Ну ладно, если ей так хочется.
– Есть некоторая вероятность, что это опухоль мозга, но окончательно будет ясно только после вскрытия.
Я с извращённым удовольствием наблюдала, как лицо Джеки внезапно сравнялось цветом с её розовой шёлковой блузкой.
– По-твоему, это остроумно, да? – донеслось мне в след.
Ну-ну, идиотка, сказал я себе, веселись-веселись! Завтра ты ей за это заплатишь!
Остаток дня я провела в кино. На экраны вышел «Форрест Гамп», а я слышала о нём хвалебные отзывы. Вошла я в кинотеатр со скептической миной, а вышла в полном унынии. Правда, при таком настроении я бы, наверное, и «Унесённые ветром» посчитала второсортной картиной.
После кино я заглянула в ближайшее кафе, где заказала два хот-дога, которые приготовили согласно моим пожеланиям – с горчицей, квашеной капустой и хрустящей корочкой. В придачу к хот-догам я взяла колу и огромную порцию картошки фри. Впервые после вчерашнего вечера я почувствовала себя чуточку лучше. Не намного, но всё-таки.
