Текст книги "Страх падения (ЛП)"
Автор книги: Сайрита Л. Дженнингс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)
Глава 5. Ками
Мое самое раннее воспоминание относится к возрасту около двух лет, хотя специалисты и утверждают, что это невозможно. Но некоторые вещи не забываются, как бы сильно вы не хотели стереть их из своей памяти.
И я помню… все. Крошечную квартирку со светло-желтым ковром. Голые грязно-белые стены без единого сувенира, которые напоминали бы о семейном отдыхе, и без памятных вещей. Отца, продалбливающего головой моей матери дыру в одной из этих грязных стен.
Я сидела на полу и смотрела, как он избивает ее до неузнаваемости.
Но я не помню, чтобы я плакала. Никогда не могла вспомнить свой плач. Хотя думаю, любой нормальный ребенок рыдал бы, наблюдая за мучениями мамы. Сама она лила слезы все время. Мне кажется, это единственное мое воспоминание о ней из детства.
Последствия увиденного начали проявляться, когда мне было около шести лет, и я ходила в детский сад. В то время как большинство девочек рисовали цветочки и сердечки, я изображала страшных монстров, охотящихся за женщинами. В моем мире не было места для цветов и сердечек. Я даже не подозревала об их существовании. Я рассказывала… красочные сказки, в которых кровожадный зверь мучает нас с мамой. Мы каждый раз прятались в моей комнате, стараясь не шуметь, в надежде, что он нас не найдет. Но он всегда находил. В моих сказках не было счастливого конца.
Воспитатели называли меня лгуньей и ставили в угол, не разрешая играть. Но и тогда я не плакала, а просто сидела на красном пластмассовом стульчике и пыталась насладиться каждой секундой вдали от дома. И хотя дети дразнили меня, насмехаясь над моими странностями и бедностью, а воспитатели считали проблемным ребёнком, там я была в безопасности. Никто не хотел сделать мне больно, и я не боялась. В садике не было монстров, и мама не всхлипывала в углу, прикрывая меня своим телом.
*****
Двести пятьдесят две.
Я пересчитывала крошечные бумажные звёздочки в стеклянной банке каждый вечер. Мне приходилось делать это годами. Я должна была сосчитать их все. Двести пятьдесят две штуки – по одной на каждый страх. Надписи на многих повторялись, но я все равно их складывала. Чтобы мои фобии ненадолго отступили, надо было их признать.
Я достала тонкую полоску бумаги пастельного цвета и написала одно слово. Затем сложила маленькую звёздочку, размером не больше кнопки и поместила ее в банку.
Двести пятьдесят три. Этот страх был в единственном экземпляре.
– Что ты делаешь? – спросил Дом, напугав меня внезапным появлением у моей двери. Я пожалела, что не закрыла ее, но я… просто не могла себя перебороть.
Я ответила ему слабой улыбкой, размышляя о моих счастливых двухстах пятидесяти трех звёздочках в банке. С тех пор как я туда что-то добавляла в последний раз, прошло немало времени.
Доминик нахмурился, недовольный моим молчанием. Он без приглашения зашел в мою спальню – святая святых – и плюхнулся на кровать.
– Ты только что кинула еще одну? – спросил он, встряхивая стеклянную банку с крошечными звездочками.
Я робко пожала плечами и выдохнула:
– Да. А что тут такого?
Выражение его лица смягчилось. Дом притянул меня к себе и обнял за плечи.
– Эй, хочешь поговорить об этом? Я знаю, что ты не добавляла их уже давно.
Я покачала головой, ощущая тепло его накачанного тела. Только этому мужчине я позволяла так себя обнимать и дарить эти единственно принимаемые мною ласки. Между нами была самая настоящая близость, хотя у нас и не было сексуальных отношений. Мы бы никогда не смогли бы пересечь эту черту. Я не могла потерять единственного мужчину, которого я когда-либо любила.
– Тут не о чем говорить. Правда. Все в порядке.
По крайне мере, я заставляла себя так думать, понимая при этом, что говорю не правду.
Дом сел и немного отодвинулся, чтобы заглянуть мне в глаза. Моё безразличное выражение лица не смогло его обмануть. Будучи опытным лгуном, он чувствовал ложь за километр.
– Нет, это не так. Ты должна выговориться. Я говорил тебе об этом, Кам. Это часть нашей сделки. Ты ходишь к психотерапевту и абсолютно честна со мной. И я не позволю тебе, черт возьми, нарушить эти условия.
Я повела плечами, освобождаясь из объятий, и бросила на него сердитый взгляд.
– Нет. Это ты так решил. Я говорила тебе, что со мной всё в порядке. Терапия не помогает, и я не собираюсь снова посещать консультации. – Схватив с кровати банку со звездочками, я поставила ее на подоконник. – Я не заключаю соглашений, Дом. Да, у меня есть проблемы. Но они есть у всех, включая тебя. Я справляюсь как могу. Так же, как и ты.
Мой лучший друг, мужчина который стал мне ближе, чем брат, раздраженно выдохнул при упоминании его собственных демонов. Они преследовали его каждое мгновение жизни.
– Сейчас разговор не обо мне. Да, моя жизнь хреновая, но я выживаю. А ты, детка, держишься из последних сил. Я говорю тебе это дерьмо не для того, чтобы забраться тебе под кожу. Я хочу, чтобы тебе стало лучше.
– Что, если улучшение не наступит никогда? – резко ответила я, повернувшись к нему лицом. – Это же не обычная болезнь, и я не могу вылечиться, просто приняв лекарство, Дом. И ты это знаешь как никто другой. Это. Является. Частью. Меня. Это не ситуация дерьмовая. А это я, черт возьми, окончательно и бесповоротно прогнившая до глубины души.
Дом тут же вскочил на ноги и обнял меня.
– Стоп. Прекрати, Кам, – прошептал он в мои волосы. – Ты настоящая и не испорченная. Не занимайся самокопанием, детка, а постарайся отбросить всю эту чепуху в сторону и найди истинную себя, хорошо? Твои страхи – это не ты. Слышишь меня? Они не показывают того, какая ты на самом деле.
– Я такая, какая есть, – пробормотала я, пытаясь загнать проступившие эмоции подальше. – И так было на протяжении всех двадцати трёх лет. Я устала бороться, Дом. Я так чертовски устала.
Я заставила себя сделать глубокий вдох, а затем попыталась уйти от разговора и всех его откровений. Отгородиться. Это помогало мне первые шесть лет моей жизни и не давало попасть в психиатрическую больницу позже.
Доминик обнял меня крепче, почувствовав, что сейчас я нуждалась именно в этом. Он удерживал меня вместе, не давая рассыпаться на части, и я могла каким-то образом создавать иллюзию благополучной двадцатитрехлетней девушки. Но он знал правду о той боли, которая терзала меня изнутри, и был в курсе воспоминаний, преследовавших меня каждый раз, когда я закрывала глаза. Дом, возможно, единственный человек на Земле, который понимал, какие демоны отравляли мою жизнь, потому что сам жил с подобными. Не смотря ни на что, он любил меня. Страдания, которые были у нас в прошлом, свели нас вместе и будто приклеили друг к другу.
Если быть до конца честной, то, сравнивая себя с Домом, я чувствовала себя глупой, убогой и жалкой. Если у кого-то и был повод сломаться, то только у него. Из всех, кого я знала, Доминик Тревино больше, чем кто-либо другой, подвергся ужасным пыткам. Мы познакомились почти пять лет назад, хотя теперь мне кажется, что мы знали друг друга всю жизнь. Наша общая боль была нашим единством; личный ад каждого связал нас на всю жизнь.
В тот день, когда он встретил меня на автостоянке возле офиса нашего консультанта, я рыдала и не могла справиться с дрожью. В то время я была одержима мыслью, что справлюсь со всем самостоятельно и бежала от всех, кого знала, путешествуя по всей стране в попытках избавиться от моего прошлого. Я не думала, что мое странствие сделает меня еще более испуганной и психически неуравновешенной, чем когда-либо.
Дом проходил групповую терапию для жертв насилия. Я все еще пыталась набраться мужества, чтобы войти в здание, когда он посмотрел на меня, без слов протянул руку и повёл за собой внутрь. Он даже не спросил, как меня зовут. Потом он просто сидел рядом со мной. Так же, как и я, он не захотел делиться своей историей. Когда собрание закончилось, он вывел меня на улицу, не отпуская при этом моей руки. Я не знаю, почему я разрешила ему ко мне прикоснуться. До этого я никому не позволяла такой близости. Но возле этого парня я чувствовала себя спокойно, словно находилась рядом с родственником. Было в его прикосновениях что-то знакомое.
Он был сломлен. Даже больше, чем я.
Доминик погладил меня по волосам и прижал к себе. Даже после стольких лет он не позволял мне рассыпаться на части.
– Я тоже устал, детка, – пробормотал он и поцеловал меня в лоб. – Но мы должны продолжать двигаться дальше. Мы не позволим им победить. Если мы позволим им управлять собой после всего, что мы преодолели, то что у нас тогда останется?
Я выскользнула из его объятий и посмотрела в зеленовато-карие глаза, обрамленные длинными черными ресницами.
– Мы есть друг у друга. И всегда будем.
Он улыбнулся мне, не скрывая сумятицы своих чувств и того, с чем ему приходилось бороться каждый день. Я всегда удивлялась, как, после всего пережитого, он умудрялся вставать с постели с улыбкой и вести здоровый образ жизни. Доминику Тревино, несомненно, было тяжелее, чем мне, но он нашел способ это пережить. Я завидовала ему, любила его и хотела, чтобы он был счастлив. После всех перенесенных страданий он это заслужил. Мы все заслуживали этого.
– Пошли. Я приглашаю тебя на ужин, и ты расскажешь мне о своем первом рабочем дне, – сказал он, заправляя прядь моих волос за ухо.
Я пожала плечами и позволила ему вывести меня из комнаты.
– Мы могли бы поесть дома. Но, так уж и быть, я принимаю приглашение. Мой желудок требует праздничного омара. – Я подмигнула.
Дом фыркнул и повернулся ко мне, не отпуская руки.
– Хорошо. Давай договоримся. Ты получишь своего омара, если скажешь, что написала на том листике. Ты ведь сама понимаешь, Кам, что тебе станет лучше, когда ты поделишься своими страхами. Прошёл уже не один месяц с тех пор, как ты добавила последнюю звездочку, и мне нужно знать, что с тобой всё в порядке.
Я начала отрицательно качать головой, еще до того, как он закончил свое предложение.
– Я не могу тебе сказать, что там написано, Дом. Может быть, когда-нибудь, но не сейчас.
Он крепко схватил меня за плечи, чтобы привлечь внимание и подчеркнуть серьёзность своих слов.
– Ты можешь это сделать, Кам, но не хочешь. Вот в чем разница. Если ты озвучишь свой страх, он не воплотится в реальной жизни, зато ты с ним справишься. Ты сможешь контролировать ситуацию.
– Ты думаешь? – спросила я, прекращая хмуриться. – Потому что каждый раз, как я теряю бдительность, меня настигают такие неприятные последствия, что хуже просто не может быть. Но, как только я задвигаю проблемы на задний план, записывая все дерьмо, что меня пугает, мне становится легче. Мне нужно это, Дом. Только так я могу находиться в здравом уме. Ну, насколько это вообще возможно, – добавила я с ухмылкой.
Дом немного ослабил хватку, и его руки соскользнули на мои запястья.
– Только пообещай мне, что однажды ты откроешься. Обещай, что впустишь меня. Я хочу быть уверенным, что ты не разрушаешь себя изнутри.
– У моего, моего… печально известного плейбоя, Доминика Тревино, золотое сердце, – сказала я с улыбкой, пытаясь поднять ему настроение.
Юмор был моим запасным планом на случай, если станет слишком плохо, что случалось довольно часто. Для окружающих мы были обычными, беззаботными и веселыми молодыми людьми. Но на самом деле это было не так. Мы были сломленными, побитыми жизнью и обессиленными. Мы очень сильно зависели друг от друга. Я не знала, как смогу выжить без моего друга. Дом стал моей зависимостью. Он как будто был частью меня, такой же важной, как рука или нога. Я отчаянно нуждалась в его присутствии, чтобы продолжать двигаться вперёд и избавиться от панического страха, сдавливающего мою грудь каждый день. Доминик был моим спасательным кругом.
Мой друг прищурился и покачал головой, раскусив мою уловку. Но все же позволил сменить тему. Пока. Он всегда так делал.
– Хорошо, Толстушка, давай тебя накормим, – сказал Доминик и ущипнул меня за полоску голой кожи, виднеющейся из-под джинсов, плотно облегающих бедра.
Я закатила глаза. До последнего инцидента я была тяжелее на добрых семь килограмм, и не набрала вес до сих пор.
– Я действительно хочу, чтобы ты со мной поговорила, – сказал Дом тихо. – Мне не нравится, что ты страдаешь молча, Кам.
На его лице промелькнула мгновенная вспышка боли и тут же исчезла. Он был так же эмоционально закрыт, как и я.
– Я знаю, ты хочешь, чтобы я открылась. И я это сделаю. Однажды. – Я нервно теребила прядь волос, пытаясь произнести слова. – Это всего лишь... Это было просто имя, Дом.
Прежде чем я успела объяснить, его глаза тревожно расширились, и он притянул меня к себе, защищая.
– Что случилось? Он нашел тебя? Он контактировал с тобой? Скажи мне, что случилось, Кам.
Я отрицательно покачала головой, надеясь развеять его тревогу.
– Нет, ничего подобного. Я написала новое имя. – Я попыталась продемонстрировать ему свою самую уверенную улыбку, но у меня вышло довольно жалко. – Это не то, что ты подумал. На самом деле я не боюсь этого человека. Меня страшит моя реакция на него. Каждый раз, как он оказывается рядом, моя кровь наполняется чистым адреналином. Когда он произносит моё имя, я ощущаю странное волнение. Его взгляд каким-то образом проникает под мою маску, в надежде разглядеть меня настоящую. Я ненавижу его из-за этого. Но особенно меня пугает то, что мне это нравится.
Дом застыл с открытым ртом, и я могла бы поклясться, что за это время там могло бы поселиться семейство мух. Наконец, по прошествии не менее тридцати секунд после моего признания, он сказал:
– Ты встретила парня? И ты боишься его?
– Нет, – ответила я, покачав головой. – Мне страшно потому что, когда он возле меня, я перестаю бояться. Я чувствую себя... в безопасности. Так, словно его присутствие – это самая естественная вещь в мире.
Доминик покачал головой, как будто не мог поверить своим ушам. Я не могла его винить. Мне самой не верилось, что я сказала подобное.
– Я так понимаю, что ты не поделишься именем этого загадочного мужчины, который настолько же страшен, насколько и привлекателен? Я даже готов подкупить тебя шампанским, – подмигнул он.
Я усмехнулась своей маленькой тайне и покачала головой. Я не готова была назвать имя. Не потому, что боялась его осуждения. И не потому, что думала, что он его не одобрит. Я боялась, что версия Доминика окажется верной. И если я произнесу это имя вслух, оно станет не таким реальным.
Впервые за двадцать три года своей жизни я что-то почувствовала. Что-то еще кроме трепета, когда ко мне прикосался мужчина. Нечто большее, чем сосущее под ложечкой ощущение, возникающее, когда я собиралась разбить кому-то сердце, потому что не могла никого впустить в свою душу. Что-то намного большее, чем пустота, которая заполняла мою грудь, когда я думала о нормальной, счастливой жизни, которой у меня никогда не будет.
Блейн был чем-то большим для меня.
Глава 6. Ками
Проведя еще одну дневную смену с Блейном, я была готова бросить вызов посетителям «Глубины» в пятницу ночью. Я не волновалась. Работа бармена была одной из немногих, которая не заставляла меня нервничать. Она задавала быстрый темп, была подвижной, и я могла быть, кем захочу. Я могла флиртовать и смеяться без остановки или быть полной стервой, если клиент был неопрятным придурком. Я излучала уверенность и была бесстрашной.
Сегодня вечером должно было состояться прослушивание, на котором девушки из «Анжел Даст» будут петь живьём. Я за них очень волновалась. Конечно, они были необыкновенно талантливы, но, когда я увидела их соперников, мой желудок сжался и скрутился в десяток крошечных узелков.
Но все тревоги вылетели у меня из головы, когда я посмотрела на лицо Блейна, и на его проколотый язык. Блейн выполнял заказ, а я попыталась сосредоточиться на наполнении кружки пивом, чтобы не напустить слишком много пены, но каждые несколько секунд я смотрела на него. И каждое столкновение взглядами обдавало меня жаром. Черт бы побрал эту азиатскую способность моментально краснеть!
– Что за взгляд? – спросил Блейн, внезапно оказавшись рядом со мной.
Как ни странно, рядом с ним я не ощущала неловкости. Я чувствовала только… тепло.
Я закончила наливать пиво и с улыбкой отдала его клиенту.
– Какой взгляд? – переспросила я с невинным видом, одновременно принимая еще один заказ, пока Блейн заполнял поднос с выпивкой рядом со мной.
– Взгляд, который говорит о том, что ты тайно раздевала меня своими глазами, – тут же ответил он.
Я раскрыла рот, не в состоянии что-либо пробормотать в свое оправдание, но знакомый визг спас меня от дальнейшей неловкости.
– Кам! Святое дерьмо, ты можешь поверить в размер этой толпы? – закричала Анжела, перекрывая шум болтовни в баре.
Она одарила меня приветственным поцелуем в щёку, перегнувшись через стойку так низко, что ее декольте почти окунулось в кувшин с пивом. Я поприветствовала других девочек и поспешила выполнить следующий заказ.
– Итак, Блейн, как моя девочка здесь справляется? – услышала я, стоило мне отвернуться к группе девушек, которые откровенно рассматривали зад моего напарника.
– Боже мой, это Блейн Якобс? Когда он вернулся?
– Я не уверена, но, вау – он стал еще горячее! Проклятье, похоже, он, наконец-то, избавился от своего балласта!
– Да, я в курсе! Вы не представляете, что эта сука с ним сделала! Я не жалуюсь, ведь это означает, что он снова свободен!
– Вы знаете, что он сделал с тем парнем? Я слышала, будто его выпустили из тюрьмы за хорошее поведение.
– Меня это не волнует. Я хочу его. Посмотрите на его руки. Я не могу дождаться, чтобы почувствовать, как он обнимает мое обнаженное тело.
– Черт, нет, сучка, я увидела его первая. Запомните мои слова, Блейн будет у меня между ног к концу ночи!
– Будете что-то заказывать? – спросила я более резко, чем следовало.
Я ничего не могла с собой поделать. То, как они говорили о Блейне, заставило мою кровь закипеть. Я с трудом удерживала себя, чтобы не надавать им пощёчин. Девушки, которым было немного за двадцать, ошеломленно на меня уставились. Я пыталась удержать натянутую улыбку, чтобы ослабить напряжение, но, что скрывать, от него мне становилось легче.
Я что, ревновала? Нет, конечно же, нет. Я никогда не ревновала, ни одного дня в жизни. Ни один парень никогда не волновал меня достаточно, чтобы я испытывала ревность. Тем не менее, сейчас, по какой-то причине, я отчаянно хотела перепрыгнуть через барную стойку и повыдёргивать волосы этим любящим сплетни сукам.
Интересно, что это за балласт, о котором они говорят? И он что, сидел в тюрьме? Я видела, что в Блейне есть темная сторона, поэтому такое вполне возможно. Да, он был весь покрыт татуировками и имел особую... Не знаю... самодовольную манеру держаться, что говорило о его уверенности в себе. Тем не менее, Блейн не был наглецом или подонком. Он просто был самим собой, с татуировками, покрывающими его кожу.
Самая смелая из стада заговорила первой:
– О, мне так нравятся ваши серьги, – солгала она. – Вы не могли бы нам помочь и сделать так, чтобы нас обслужил ваш напарник? Мы с ним старые друзья ещё со средней школы, и я знаю, что он хотел бы к нам присоединиться.
От ее приторно-сладкой улыбки меня сразу затошнило.
Так же фальшиво улыбнувшись, я развернулась и промаршировала через весь бар. Каким-то неуловимым образом Блейн почувствовал мое присутствие и повернулся ко мне с улыбкой, одновременно пробивая на кассе заказ клиента. Но его улыбка быстро исчезла, стоило ему увидеть мое недовольство.
– Что случилось?
Я стряхнула раздражение и усмехнулась.
– Абсолютно ничего. Кое-какие твои старинные друзья хотят с тобой пообщаться, – ответила я, кивая в сторону группы девочек-фанаток.
Блейн проследил за моим взглядом, и я могла бы поклясться, что его губы недовольно скривились, когда он увидел стаю гиен. Или возможно, это было именно то, что я хотела бы увидеть. Он повернулся ко мне и кивнул.
– Спасибо. Я займусь ими.
Я проследила за его плавным передвижением в их сторону и заметила, что девушки буквально загорались по мере его приближения. Он откинул сексуально спутанные волосы с глаз татуированной рукой, и даже сквозь рев толпы я различила их визги и смех.
– Вот уж не думала, что доживу до того дня, когда увижу, как Ками Дюваль будет ревновать мужчину, – заметила Анжела достаточно громко, чтобы я услышала.
Я обратила все свое внимание на очередь из ожидавших клиентов и приняла заказ, надеясь, что мое безразличие обманет ее насчет моих истинных чувств. Я не хотела, чтобы подруга видела, насколько сильно Блейн или любой другой мужчина может на меня влиять. И я была чертовски уверена, что не хотела бы стать свидетельницей флирта Блейна с группой оголодавших барных шлюх.
– Кто ревнует? – спросил глубокий мужской голос, подливая масла в огонь обвинений Анжелы. Я повернулась как раз вовремя, чтобы увидеть Доминика, целующего ее в щеку. Не смотря на то, что я была раздражена словами Анжелы, я все равно была рада видеть своего друга.
– Дом! Ты пришел! – Я наклонилась через барную стойку, чтобы поприветствовать его, и он чмокнул меня в губы.
Такое приветствие для кого-то могло бы показаться слишком интимным, но мы всегда открыто демонстрировали свои эмоции. Привязанность между нами троими была тем, чего многие не понимали. Но все было просто: это было единственное и приемлемое для нас проявление любви. Посторонним этого было не понять, но на то они и посторонние.
– Конечно, я не мог не поддержать моих девочек в столь важный день, – просиял он. Его белые зубы великолепно контрастировали с кожей карамельного цвета.
Но стоило ему перевести взгляд правее от меня, его улыбка исчезла. Я оглянулась и увидела рядом со мной нахмуренного Блейна, который, черт возьми, едва не прожигал Дома взглядом.
– Эй, Дом, это Блейн. Он один из барменов здесь, в «Глубине». – Я показала рукой на них двоих. – Блейн, это Доминик Тревино.
– Самый потрясающий парень, которого она когда-либо знала и любила, и с которым ей повезло жить вместе, – добавил Дом игриво, подмигнув мне.
Блейн вежливо кивнул и, не говоря ни слова, занялся делами. Насколько я успела его узнать, такое поведение было для него не типичным. Он всегда был очень сердечным и доброжелательным по отношению ко всем. Прежде, чем я в полной мере ощутила резкое понижение температуры его настроения до минусовой отметки, до нас донесся бурный смех, сопровождаемый шквалом аплодисментов.
– Ну и ну, неужели это Анжела Кэссиди и ее милые, маленькие киски? – усмехнулся Райан Винн, окруженный группой своих приятелей.
Райан был ведущим солистом «Такерс», группы, в которой Анжела играла два года назад, до того, как основала «Анжел Даст».
Они расстались не очень хорошо. После их разрыва об Анжеле поползли отвратительные слухи. К тому же, Райан добивался моего внимания с тех пор, как я переехала в Шарлотт. Я знала, как это действовало Анжеле на нервы, что лишний раз заставляло меня ненавидеть его еще больше.
– О, неужели это Райан Винн и его множество холостых семяизвержений! – парировала она.
Даже я захихикала над шуткой. Райан же повел себя так, будто ничего не слышал.
– Эй, нас здесь кто-нибудь обслужит? – крикнул он громко, чем заработал убийственный взгляд от Дома.
Я видела, как Анжела и другие девушки из группы уговаривали Доминика не вмешиваться. Но вздувшиеся вены у него на шее свидетельствовали о скором взрыве. Я почувствовала, как Райан устремил свой взгляд на меня, хотя я и стояла дальше всех по барной стойке, обслуживая клиентов. Этот мерзавец всегда заставлял меня испытывать неудобство. Я знала, что он самый заурядный придурок, и мне не нравилось, каким мерзким и грубым он мог быть. Было даже не смешно, когда мужчина совершал подобные поступки. Это делало его мудаком мирового класса, а не просто сексуальным кретином.
Я нехотя повернулась, чтобы принять заказ, когда вмешался Блейн:
– Эй, ребята, я Блейн. Рад, что вы сможете для нас сегодня сыграть. Что вам принести?
Блейн подал их группе пиво с легкой вежливой улыбкой, но я могла сказать, что он был раздражен их комментариями о женской половине «Глубины». Я увидела, что Блейн заметно дернулся и сжал руки в кулаки после того, как Райан сделал грубое замечание о моей заднице, когда я нагнулась. Даже не хочу думать, как отреагировал Дом. Анжела и ее девушки были вынуждены увести его за стол, подальше от разговоров, чтобы успокоить. Я была им за это благодарна. Мне, на самом деле, не хотелось, чтобы моего лучшего друга выгнали за драку из бара, в котором я работаю.
Час спустя Си Джей вышел на сцену и схватил микрофон. После приветствия толпы в своем репертуаре (я уверена, что он, по крайне мере, трижды использовал нецензурные выражения), он объявил первую группу.
Группа «Кракс» была известна в Шарлотт смешением классической и рок-музыки. Они были восхитительны, их было трудно превзойти, но им не хватало знойности Анжелы. После того, как прозвучало несколько песен, Си Джей снова вышел на сцену.
– Давайте еще раз поаплодируем «Кракс»! Как вам? Черт возьми, я не слышу вас!
Толпа хлопала и одобрительно гудела, в то время как кузен Блейна успешно разогревал ее, подготавливая к следующему акту. Должна отдать ему должное – за этим было интересно наблюдать.
– Хорошо, молодцы. У нас для вас есть кое-что еще. Вы хотите большего? Хотите? Тогда, черт возьми, поднимите ваши руки вверх и встречайте «Такерс»!
Я думаю, что многие слышали о них впервые, но, тем не менее, вся толпа зашлась в крике, когда ребята вышли на сцену. Райан Винн был наиболее типичным представителем горячего рок-певца. Сильное тело, великолепные волосы, взгляд, от которого, казалось, трусики на каждой присутствующей девушке сползали сами по себе. После короткого разогрева, такерзы начали играть один из своих самых известных хитов – быструю песню с запоминающейся мелодией. Райан владел сценой, двигаясь вокруг и взаимодействуя с другими товарищами по группе, одновременно флиртуя с каждой юбкой. Его действия, бесспорно, были сексуальными и соблазнительными, и даже я на мгновение была очарована. Это продолжалось до тех пор, пока ко мне сзади не подкрался Блейн.
– Они хороши, да? – пробормотал он мне на ухо.
Я почувствовала, как его губы коснулись мочки моего уха, и на секунду закрыла глаза. К счастью, завсегдатаи бара были заняты зрелищем на сцене, и в данный момент мы были забыты.
– Да, – кивнула я.
Я чувствовала тепло, исходящее от его тела, ощущала его неповторимый запах: аромат мяты и каких-то специй. Я не знала точно, что это было, но мне нравилась эта смесь. В нем было так много всего, что я бы хотела иметь в личном пользовании.
– Да, они такие, – заметил он, согревая мою кожу своим дыханием.
Я подумала, что расслабилась рядом с ним настолько, что даже не понимала, о чем мы сейчас говорим.
– М-м-м-м, хм-м-м...
Не знаю, сколько мы так простояли, в пропитанном страстью молчании, пока очередной клиент не потребовал нашего внимания. Но одно я знала наверняка: что бы между нами не происходило, это уже вышло за рамки безобидного флирта. По крайней мере, для меня. Я хотела Блейна. Очень. Желала его отчаянно, но прекрасно понимала, что для нас все закончится только трагедией. От осознания данного факта мне захотелось вырвать свое предательское сердце и выбросить его на пол.
– Отлично! Давайте похлопаем «Такерс»! – вновь заорал в микрофон Си Джей, как только группа покинула сцену. Я была словно в отключке во время всего выступления. – Итак, наши следующие участники – это самая горячая, самая сексуальная группа, которую я когда-либо видел. А теперь, девушки в первых рядах, возможно, вы отступите назад и позволите пройти вперед ребятам. Черт, не знаю, как вы, парни, а я точно хочу насладиться зрелищем с первых рядов. Расступитесь, в «Глубине» выступает «Анжел Даст»!
Первое, что сразу бросилось мне в глаза, было то, что Анжела переоделась. На ней было что-то типа чёрного купальника без бретелек, ажурные чулки и ярко-розовые туфли на пятнадцатисантиметровых каблуках. Они гармонировали с ее розовыми кончиками волос и гламурной гитарой такого же цвета. Моя подруга выглядела безупречно, и мужчины в «Глубине» были более чем с этим согласны, судя по одобрительным хриплым выкрикам. Казалось, Анжеле было совершенно наплевать на то, что она выступала полуголой. Она хладнокровно вышла на сцену и подняла руку вверх для обратного отсчёта в первой песне.
Эта популярная песня была одной из моих любимых. В ней пелось о переживании и смятении, когда не можешь набраться храбрости, чтобы признаться в любви объекту своего желания. Анжела соблазняла толпу, покачивая бедрами в такт музыке и встречаясь взглядом с каждым. Она знала, когда надо петь отрывисто, а когда надо окунуться в воздушно-легкую мелодию. Она пела с придыханием, и, наверное, каждый присутствующий в баре мужчина, думал, что она обращается лично к нему.
Я посмотрела на Блейна, который, казалось, так же, как и все был заворожен Анжелой. Крошечный кусочек моего сердца дал трещину. Я никогда не смогу быть такой же смелой и храброй, как она, и вести себя свободно и уверенно. Блейн никогда не смотрел бы на меня так же, если бы я выступала. Никто не будет сходить с ума по робкой полевой мыши. Анжела была львицей. Она ела таких птенцов, как я, на завтрак. Это не каламбур, хотя она сказала бы иначе.
К тому времени, как группа перешла к своей следующей песне о развратных цыпочках, которые портят хороших ребят, толпа уже ела из маленькой ладошки Анжелы, и никто не отвлекался на выпивку. Вот тогда я поняла, что с радостью подпеваю за стойкой бара.
– Наслаждаешься? – спросил Блейн с веселой усмешкой.
Он удобно прислонился к стойке и пристально наблюдал за мной некоторое время. Я прекратила пританцовывать и замолчала.
– Э-э, да. Анжела просто невероятна. «Анжел Даст» лучшие, – ответила я с гордостью.
– Ну, тогда не останавливайся. Я наслаждаюсь шоу.
– Концерт проходит прямо перед тобой. – Я махнула в сторону сцены.
– Да, они великолепны, – кивнул он, – но я предпочитаю наблюдать за тобой.
Я не смогла, да и не хотела подавить ощущение тепла, которое затопило мой живот от его признания. Блейн оттолкнулся от барной стойки, сокращая между нами расстояние. Его губы опять оказались возле моего уха, а дыхание посылало восхитительную дрожь вниз по моей шее.
– Ками, могу ли я спросить тебя кое о чем?
Даже на фоне барабанных ударов и голоса Анжелы, льющегося из динамиков, я могла слышать только его. Он говорил спокойно, почти шёпотом. Блейну не нужно было перекрикивать шум. Он владел моим вниманием полностью и безраздельно. И он тоже это прекрасно осознавал, как и то, что его вопрос не требовал ответа.
