Текст книги "Императорские изгнанники (ЛП)"
Автор книги: Саймон Скэрроу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)
Это был всесокрушающий удар, который пробил обшивку на ободе щита римлянина и глубоко врезался в дерево, оставив глубокую рану в мускулах его предплечья. Щит поглотил основную силу удара, и, хотя рана была серьезной, кость не сломалась. Тем не менее, кровь обильно брызнула из раны, когда разбойник вытащил свой топор и немедленно занес его, чтобы нанести новый удар. Массимилиан почувствовал, как его рука немеет, и его хватка на рукоятке щита резко ослабла. Собрав свою иссякающую силу, он врезался в своего противника, а затем вонзил меч в живот. Удар вывел разбойника из равновесия, он упал со стены и был мгновенно добит одним из ауксиллариев внизу, ожидавших, чтобы подняться по лестнице.
Щит Массимилиана выскользнул из его рук. С кровью, хлынувшей по его безвольно повисшей руке, он оглянулся и увидел, что более десятка его людей уже стояли на стене, превосходя числом защитников, и все новые поднимались наверх. За воротами сплошная толпа вражеской пехоты стояла в ожидании, пока ауксилларии прорвутся сквозь оставшиеся обугленные бревна ворот. Массимилиан определил их предводителя, стоящего сзади рядом со своим штандартом, – длинной полосой ткани, имитирующей волчью голову, которым знаменосец крутил из стороны в сторону в неподвижном воздухе.
Крикнув свободную шеренгу соратников, стоявших поодаль, вождь протянул руку к стене. С радостью его более легко вооруженные резервы устремились вперед, взбираясь по пандусам и ступеням к тому месту, где римляне ждали, чтобы удержать свои позиции. Массимилиан засунул свою раненую руку за пояс и поднял меч для встречи лицом к лицу с врагом.
– Стоять твердо! Пусть парни продолжают подниматься по лестницам, чтобы уравнять наши шансы!
Сражающиеся с обеих сторон выставили свои щиты и приготовили свои мечи, столкнувшись в образовавшейся волне схватки.
В трехстах шагах от них Катон и Аполлоний смотрели через край высохшего русла ручья, как разворачивается атака. Они могли видеть некоторых разбойников, защищавших ворота, и участок стены, где вспомогательные войска сражались, чтобы удержать свои позиции. Остальную часть обзора закрывали хижины с обеих сторон. Невозможно было определить, была ли атака успешной, но она отвлекла почти всех здоровых воинов в цитадели. В поле зрения оставались только двое часовых, охранявших заключенных в загоне. Однако были и другие: горстка женщин, детей и мужчин постарше, в основном безучастно сидевших возле своих хижин. Те, кто был в силах сделать это, подошли ближе к стене, чтобы проследить за ходом сражения.
Катон посмотрел на землю между их укрытием и загоном. Как бы легко они ни были вооружены, лобовая атака была бы самоубийственной, даже учитывая мастерство агента в обращении с клинком. Требовался более скрытный подход. Недалеко от задней части загона была длинная низкая куча бревен, тянувшаяся к провалу, где спрятались Катон и Аполлоний. Если бы они могли незаметно дотянуться до бревен, они могли бы проползти за ними к дальнему концу кучи и застать врасплох часовых. Или … Катон увидел, что верх кучи был не более пары метров в высоту, и был небольшой участок, где заостренные верхушки деревянных столбов были отклонены друг от друга, образуя зазор.
– Вот и наш путь внутрь, – указал он. – У нас есть бревно приличного размера, и ты можешь поднять меня вверх и помочь взобраться, потом перелезай за мной.
Аполлоний посмотрел через пространство и кивнул. – Это должно сработать. Что потом?
– Если мы сможем попасть внутрь загона, мы сможем удерживать его от разбойников, пока Массимилиан и его люди не захватят их лагерь.
– Если они это сделают. А если атака не удастся?
– Тогда наши друзья, несомненно, обнаружат, что у них на двоих заложников больше, чем они думали.
– Это не очень обнадеживает, – пробормотал Аполлоний.
Катон перебрался через край впадины и, не двигаясь, медленно полз к концу груды бревен. Стога сухой травы немного укрывали их, когда оба римлянина двинулись вперед. Звуки боя у стены разносились в горячем, неподвижном воздухе, но невозможно было сказать, чья сторона берет верх. Достигнув конца кучи, Катон присел, держа голову ниже уровня бревен. Он отошел на небольшое расстояние, чтобы освободить место для Аполлония, затем подтянулся, чтобы посмотреть поверх.
С другой стороны лежал участок проторенной земли, на котором спиной к ним сидела собака и грызла большую кость. В шести метрах дальше была хижина. Сбоку от входа лежала женщина, кашляя. Маленький ребенок с копной неопрятных темных волос сидел на корточках рядом с женщиной и рисовал палкой узоры в пыли. На небольшом расстоянии были и другие хижины, но никаких следов других людей. По крайней мере, живых. Катон увидел ряд тел, лежащих возле самой большой хижины в поселении: трое детей, женщина и мужчина. Последний лежал на носилках, вокруг него были разложены щит, шлем и множество оружия.
Удовлетворенный тем, что их не заметят, Катон двинулся по бревенчатой поленнице к загону, Аполлоний последовал за ним. Когда они спрыгнули с дальнего конца, ребенок, которого он ранее заприметил рисующим в пыли, появился вдруг перед ними и остановился как вкопанный, как только увидел обоих римлян. Катон понял, что это девочка лет трех или четырех. Она смотрела на них, посасывая два средних пальца правой руки и почесывая кожу головы веткой в левой. Он застыл, не зная, что делать, и беспокоился, что любое быстрое движение может заставить девчушку запаниковать и убежать, предупреждая других об их присутствии. Аполлоний стал обходить его, сомкнув пальцы на рукоятке кинжала.
– Какая ты красивая девочка, – улыбнулся он. – Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе историю? Просто подойди ближе.
– Нет, – твердо перебил Катон. – Предоставь ее мне.
Он поманил ее, заставляя себя улыбнуться, указывая на палку. – Ты любишь рисовать, не так ли? Я тоже. Дай мне твою палку, – он протянул руку.
Девчушка не двигалась и смотрела на них чистым взглядом маленького ребенка, который еще не подрос достаточно, чтобы бояться. Затем она небрежно протянула ему палку.
– Спасибо. – Катон расчистил участок земли ладонью левой руки и нарисовал простую иллюстрацию собаки. Он посмотрел на нее. – Ты видишь, что это?
Она подошла поближе и присела на корточки, чтобы взглянуть на изображение, затем радостно улыбнулась. Катон осторожно взял ее руку и вложил в нее веточку, указывая на гладкую почву рядом с рисунком. – А теперь посмотри, сможешь ли ты справиться с таким же успехом. Продолжай, я уверен, ты сможешь, – уговаривал он ее. – Посмотри, сколько ты сможешь нарисовать. Нарисуй и несколько маленьких. Щенков.
– Щенков, – нерешительно повторила она, затем улыбнулась и принялась за работу.
Катон прошел мимо нее, приподняв бровь, глядя на своего спутника, и выбрал солидное на вид бревно. – Вот и все. Иногда стилус более эффективен, чем кинжал.
Аполлоний фыркнул. – Я сомневаюсь, что это когда-нибудь станет аксиомой.
Они пригнулись и поспешили к задней части загона, и Катон поставил бревно, плотно вставив его в угол между двумя кольями. Он мог слышать стон из загона и шорохи по соломенной подстилке. Взобравшись на бревно, он протянул руку и ухватился за вершины кольев, держа ногу наготове, чтобы Аполлоний дал ему толчок. Недовольно фыркнув, агент наклонился и мощным рывком поднял Катона достаточно высоко, чтобы тот перебросил ногу через забор. Как можно тише Катон перебрался и откинулся назад, чтобы помочь агенту перебраться вслед за ним. Они оба спрыгнули на землю внутри.
На небольшом пространстве было шесть заложников. Четверо из них лежали неподвижно, один лежал на спине, с открытым ртом, глядя невидящим взглядом, пока мухи жужжали вокруг его лица. Другими, которые казались безжизненными, были еще двое мужчин и женщина постарше, одетые в лохмотья. Их окружали высохшие лужи рвоты и поноса, залитые прожилками крови. Воздух был густым, от самой отвратительной вони, с которой Катону когда-либо приходилось сталкиваться, и он и Аполлоний отпрянули, инстинктивно прижав руки ко рту. По ту сторону загона сидели еще двое заложников, худощавый мальчик, которого обнимала женщина, сидящая за ним. Они тоже были одеты в лохмотья, и их глаза открылись на звук спрыгнувших вниз злоумышленников. Женщина сглотнула и тихо прохрипела: – Катон…?
Если бы она не назвала его имя, Катон никогда бы не узнал ее. Он прошептал агенту: – Клянусь всеми богами, это Клавдия.
Он указал Аполлонию перейти к воротам и наблюдать, пока он обошел тела и присел на корточки перед Клавдией и мальчиком. Ее некогда прекрасные волосы и гладкая кожа были испещрены грязью и засохшей кровью из царапин и порезов на лице и коже черепа. Она сильно похудела, лицо ее было ужасно бледным, а в глазах пустота. То же самое и с исхудавшим мальчиком, который лежал в ее объятиях, его голова упала на плечо, и он тяжело дышал. Он издал болезненный крик и слабо задергался, пока Клавдия гладила его по волосам.
Она посмотрела на Катона. – Он умирает. Как и эти люди и другие снаружи. Так много мертвых … Это моя вина …
– Ты больна? – сказал Катон. – Это чума?
Она кивнула и попыталась заговорить, но ее язык издал сухой щелкающий звук, превративший слова в бессвязное бормотание. Разочарованная, она подняла руку и указала за его спину. Катон обернулся и увидел бурдюк с водой, свисающий с железного крюка рядом с дверцей загона. Он подошел к нему, потянул за пробку и поднес мундштук к губам Клавдии. Она сделала несколько жадных глотков, струйка воды вырвалась из уголка ее рта.
– Так лучше. – Она слабо улыбнулась. – Это я принесла сюда эпидемию. После того, как я ухаживала за тобой. Все эти люди погибли из-за меня. – Ее глаза увлажнились. – Из-за меня.
– Это не твоя вина, – настаивал он. – И они взяли тебя в заложники.
Она закрыла глаза и вздохнула, затем нахмурилась и протянула дрожащую руку к его лицу. – Что случилось с твоим глазом?
– Я расскажу тебе позже, – настойчиво сказал Катон, поскольку теперь он услышал звуки сражения более отчетливо. Бой передвинулся ближе. – Слушай. Мы здесь, чтобы спасти тебя. Мои люди пробиваются в долину. Они скоро дойдут до нас. Но разбойники могут попытаться использовать тебя, чтобы сбежать, или убить тебя. Мы должны их остановить. Я и Аполлоний. – Он передал бурдюк ей в руки, погладил ее щеку и кивнул на мальчика. – Позаботься о нем.
Он повернулся, вытащил кинжал и занял позицию напротив входа вместе с Аполлонием. Оба они ждали, внимательно прислушиваясь к нарастающим звукам криков и лязга оружия. Они слышали шаги, приближающиеся на бегу, женщины и дети, тревожно плачущие, и безошибочный звук подбитых калиг римских ауксиллариев несколько поодаль. Когда Аполлоний открыл было рот, чтобы крикнуть, Катон отчаянно покачал головой и прошипел: – Нет!
Но было уже поздно: сдавленный крик сорвался с губ агента. Он зарычал на себя за свою глупость и поднял кинжал, готовый к драке. Снаружи послышался быстрый обмен мнениями, затем звук приближающейся группы разбойников и раздался приказ открыть загон. Катон прижался к столбам и не двигался, на случай, если какое-нибудь движение выдаст его через щели в заборе. Зазвенела цепь, и мгновение спустя дверь, высотой не более полутора метров, распахнулась наружу.
– Убейте их, – приказал голос. – Убить всех заложников.
Бандит, вооруженный копьем, пригнул голову и переступил порог. Аполлоний тут же вонзил свой кинжал между лопаток человека, и тот рухнул на колени, словно жертвенный вол, сшибленный мощным ударом молота. Катон выхватил копье из его рук и развернул его так, что острие теперь было обращено к открытому дверному проему. Он увидел пару фигур, присевших на корточки, чтобы увидеть, что случилось с их товарищем, и воткнул в них копье, чувствуя, как оно попало в цель, а затем вырвал его обратно, прежде чем какой-либо из разбойников успел схватить древко.
Мгновение спустя к нему метнулось копье с широколистным наконечником, и он как раз успел отскочить в сторону и увернуться от удара. Он ударил снова, когда увидел ногу в стороне от дверного проема, но варвар отпрыгнул, не дотянувшись до него. Снаружи послышался поспешный обмен мнениями, слишком тихий, чтобы его можно было услышать среди других звуков, бушевавших в поселении, затем в проеме появился щит. Овальный щит с узором, предположительно добытый с тела павшего римлянина. Катон ударил по нему кинжалом и отбросил назад. Разбойник снова напал, и на этот раз копье Катона отлетело от щита. Из-за него вылетел меч и ударил по древку копья, отбросив его вниз и почти вырвав из рук Катона. К тому времени, когда он вновь твердо ухватился за древко, его противник уже ворвался в загон, где его поджидал Аполлоний.
Агент ухватился левой рукой за край щита в верхней части и рванул его к себе, поворачивая нижнюю часть так, чтобы ударить ею разбойника по коленям. В то же время он поднял кинжал и воткнул его по диагонали в выемку у основания горла мужчины. Хлынул горячий поток крови, и человек упал на колени, уронив свой щит и меч, и зажал руками рану в тщетной попытке остановить булькающую жидкость. Аполлоний ударил его ногой в грудь, чтобы тот растянулся в дверном проеме, затем схватил его щит и меч. Тотчас же другой разбойник с топором ворвался внутрь и нанес жестокий удар по щиту, который расколол обшивку и пробил поверхность, остановившись на полпути к умбону и рукоятке позади него.
– Катон!
Катон повернулся и увидел Клавдию, указывающую на заднюю часть помещения. Человек перелезал через бревно, которое вставили римляне. Он упал и обнажил свой меч, когда Катон развернул копье, чтобы противостоять ему. Не было возможности поддержать Аполлония, пока тот пытался устоять против яростного натиска топора. Все внимание Катона было приковано к новой угрозе. Уже второй варвар перелезал через столбы забора. Катон издал хриплый рев и ткнул мечника в грудь. Его противник поднял оружие, чтобы парировать удар, и легко отразил его, прежде чем нанести удар по ведущей руке Катона. У него не было выбора, кроме как отпустить копье. Острие ткнулось в землю, и меч отскочил от него, прежде чем Катон быстро ухватил его другой рукой и ударил снова.
И на этот раз разбойник отбил атаку, но острие копья отклонилось вниз и попало ему в бедро, разрывая мышцы и царапая кость. Он выдохнул, а затем вскрикнул, когда Катон развернул копье, чтобы вскрыть рану пошире, прежде чем вырвал острие и повернулся, чтобы противостоять второму человеку. Но прежде чем он успел пустить в ход свое оружие, разбойник спрыгнул со своей позиции на столбах. Удар сбил Катона с ног, и он ударился об одно из мертвых тел, сокрушительный вес его противника выбил воздух из его легких и сломал ребро.
Боль пронзила мгновенно, и он с трудом начал дышать, когда разбойник ударил кулаком по его голове, нанеся скользящий удар, затем потянулся к горлу Катона, его большие пальцы нащупали трахею римского офицера. Катон схватил разбойника правой рукой за запястье и попытался ослабить хватку. Его левая рука нащупывала мужчину сбоку, через его овечью шкуру, сомкнувшись на рукоятке меча. С отчаянным усилием он вытащил лезвие и неуклюже ударил в затылок нападавшего. Лезвие коснулось, но едва ли настолько, чтобы даже слегка пролить кровь. Он нанес еще один удар, на этот раз с большей силой, и почувствовал, как лезвие соприкоснулось с черепом врага. Лицо разбойника над ним искривилось от боли, и его хватка ослабла настолько, что Катон оторвал руку от своего горла. Он повернулся и дернулся под нападающим, а затем ударил снова. На этот раз удар был настолько сильный, что тот отшатнулся, ошеломленный. Катон оттолкнул его и бросился к лежавшему поблизости кинжалу.
Он схватил его и прыгнул на варвара, нанеся серию жестоких ударов ему в живот, затем, когда разбойник рефлекторно опустил руки, чтобы защитить туловище, переключился на его лицо, нанеся удар ему в челюсть, щеки, глазницы и рот в отчаянной и бешеной атаке. У его противника не было шанса отразить удары, и его руки задрожали в агонии, когда кровь брызнула из нанесенных ран.
– Катон! – крикнул Аполлоний. – Они охотятся за ней.
Подняв глаза, Катон увидел, что человек с раненым бедром пробирается к Клавдии. Мальчик, которого она держала на руках, отчаянно кашлял, хватая ртом воздух в попытке предотвратить свою неминуемую смерть. Разбойник сократил его агонию, вонзив меч под грудную клетку в самое сердце, а затем обратил свое внимание на Клавдию, беспомощно сидевшую в углу. Думать было некогда. Катон бросился на спину мужчине и прижал его к земле.
Ранен был он или нет, но разбойник был сильным и здоровым, он разжал хватку Катона, затем встал, уперся ногами и вновь поднял свой меч, чтобы ударить Клавдию. Катон, отчаявшись, что не может вмешаться, чтобы спасти ее, выбросил руку, растопырив пальцы в умоляющем жесте. Удивленный разбойник на секунду замешкался, и в этот момент Аполлоний метнул меч через весь загон. Он пролетел, вертясь в полумраке помещения, прежде чем острие попало мужчине в живот, пронзив его жизненно важные органы. Удар отбросил его назад, он ударился о столбы и соскользнул вниз, меч оставался торчать из его живота, пока тот в шоке истекал кровью. Снаружи послышались крики и короткий звон оружия, затем они услышали голос Массимилиана.
– Гоните их, парни. Не позволяйте никому сбежать. Если кто-то откажется сдаться, убивать без пощады!
– Сюда! – крикнул Аполлоний. – Здесь префект Катон с заложниками.
Мгновение спустя Массимилиан осторожно вошел в загон. За ним поспешил санитар и достал конец повязки, которую он начал наматывать на раненую руку центуриона. Массимилиан радостно улыбнулся, увидев Катона, Аполлония и Клавдию. Его улыбка на мгновение исчезла, когда он посмотрел на тела других заложников. Затем он повернулся к Катону и отсалютовал.
– Прошу разрешения доложить, господин! Шестая Галльская когорта взяла укрепления противника и их поселение. Мои люди уничтожают последних вражеских воинов и берут в плен остальных разбойников.
– Отличная работа, центурион, – выдохнул Катон, все еще тяжело дыша. – Пусть санитар позаботится о Клавдии Актэ, когда он закончит с этой повязкой.
– А как насчет вас, господин?
– Я буду в порядке.
– Я бы так не сказал. Вы выглядите как дерьмо, господин. – Массимилиан нахмурился и наморщил нос. – И, клянусь всемогущим Марсом, от вас еще и воняет дерьмом.
Последовала пауза, и Аполлоний засмеялся, затем к нему присоединился Катон, которого наконец охватило нервное облегчение.
*************
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
Рим, месяц спустя
Когда глаза Клавдии открылись и она обвела взглядом спальную комнату, Катон наклонился и поцеловал ее. Она не сопротивлялась, но и не ответила, поэтому он отстранился и приподнялся на локте, глядя на ее лицо, обрамленное мягким блеском волос, разметавшихся по подушке.
– Как твое самочувствие сегодня утром? – спросил он.
Она колебалась, прежде чем ответить.
– Лучше... Намного лучше. Кажется, ко мне возвращаются силы.
– Пройдет некоторое время, прежде чем ты полностью восстановишься, поверь мне, я знаю, о чем говорю. А пока тебе нужно как можно больше отдыхать.
Она улыбнулась.
–Я буду…
Они помолчали немного, и она осознала приглушенные звуки города, проникающие через закрытое ставнями окно.
– Я никогда не думала, что вернусь в Рим. – Она нахмурилась. – Я не уверена, насколько безопасно для меня здесь находиться.
– Единственные люди, которые знают, что ты здесь, поклялись хранить тайну, – напомнил ей Катон. – Все остальные знают лишь, что ты заболела и умерла вместе с другими заложниками в лагере разбойников. Именно это я и скажу, когда буду докладывать во дворце.
Клавдия смотрела на него с тревогой. – А что, если они тебе не поверят?
– Почему бы и нет? К тому времени, как чума прошла по той части острова, большинство разбойников были мертвы, как и почти треть Шестой когорты. Нет причин сомневаться, что ты не могла оказаться в их числе.
– С таким же успехом я могла и просто умереть. Разбойники уничтожили мое имущество, убили, освободили и увели большинство моих рабов. Они оставили меня ни с чем. – Она протянула руку и погладила его по щеке. – Если бы не ты, я была бы мертва. Я благодарна тебе.
Катон усмехнулся и изменил свое положение, чтобы мягко поцеловать ее ладонь. – Мы ушли несколько дальше, чем просто вежливая благодарность, не так ли?
Она положила руку ему на плечо и притянула его к себе, чтобы поцеловать в губы, и Катон закрыл глаза в блаженстве. Когда поцелуй закончился, он снова занял свое место рядом с ней.
– Ты очень рискуешь, Катон. Ты не можешь вечно прятать меня в своем доме. Кто-то узнает меня. Кто-то проболтается, и Нерон и его советники узнают, что я нарушила условия моего изгнания. Последствия будут... весьма суровыми.
– Мы найдем решение. Такое, чтобы мы оба были в безопасности. Я обещаю. Тебе не стоит беспокоиться об этом. Сосредоточься пока на восстановлении сил.
– А как насчет людей в твоем доме?
– Только мой управляющий и Аполлоний знают, что ты здесь. Я сказал ему, что спальные покои пока недоступны для остальных. В этом крыле находимся только мы вдвоем и Аполлоний.
– А как же твой сын?
Катон рассмеялся.
– Какой здравомыслящий родитель будет спать в пределах слышимости чрезмерно буйного ребенка, если он может этого избежать? У Луция комната на первом этаже, рядом с его няней. Но я вас как-нибудь познакомлю. Думаю, он тебе понравится.
– Если он твой сын, то я уверена, что так и будет.
Катон прищелкнул языком.
– По моему опыту, лучше воздержись от преждевременных суждений. И кроме того есть еще собака.
– Собака? Ты раньше не упоминал о собаке.
– Не хотел тебя расстраивать. Кассий – уродливый зверь, но у него преданное сердце. Я подобрал его во время кампании в Армении.
– Похоже, у тебя есть привычка спасать тех, кто отчаянно нуждается в помощи.
– Полагаю, да. – Катон пожал плечами. – На самом деле я не думал об этом. Надеюсь, ты устроишься так же хорошо, как и собака...
– Ах, ты!– Она уперлась локтем ему в ребра, и они снова поцеловались.
Еще одно мгновение молчаливого размышления прошло между ними, прежде чем она спросила его, о чем он думает.
– О кампании, – ответил Катон. – О людях, которых я узнал, о тех, кого я уже знал и узнал лучше. О тех, кто погиб...
*******
Они въехали в город накануне вечером, Катон и Аполлоний сидели на скамье погонщика арендованной повозки, а Клавдия лежала на двух подстилках под кожаным пологом. Уцелевшие добровольцы из преторианской когорты шли позади, ведя за собой мулов, которые везли их снаряжение и завернутое тело Плацина. Дойдя до Форума, группа разошлась.
После того, как Катон приказал одному из своих людей сообщить во дворец об их возвращении и о том, что он сделает свой доклад на следующее утро, преторианцы отправились в лагерь у городской стены, а Катон с остальными направился к себе домой. Это было грустное расставание, тем более что вскоре после выхода корабля в море, оставив позади Сардинию, умер Плацин. Центурион пережил свою страшную рану на несколько дней, чередуя бессознательное состояние и все более страшные приступы безумного крика. Он отказывался от еды и воды и все больше слабел, пока, наконец, не погрузился в глубокий сон, дыхание его стало поверхностным и затрудненным, и в конце концов оно прервалось. Он был хорошим и популярным офицером, и многие в рядах преторианской гвардии будут скорбеть о его смерти.
К тому времени, когда повозка въехала на конюшенный двор в задней части дома Катона, солнце уже село, а Луций уже лег спать. Катон приказал приготовить еду и подать ее ему, Аполлонию и Клавдии лично управляющим, как только остальные рабы будут отправлены в свои покои на ночь. Никто из них не видел, как Клавдия вошла в дом. Она была в безопасности до тех пор, пока оставалась вне поля зрения домочадцев. Но долго так жить она не могла. Рано или поздно ее увидели бы. Рабы будут сплетничать. Слух о том, что Катон прячет в своем доме женщину, достигнет ушей кого-нибудь во дворце, и ему начнут задавать неудобные вопросы. Если ответы будут неудовлетворительные, отряд преторианцев появится у его дверей с приказом обыскать дом, а Катона и Клавдию Актэ доставят к императору и призовут к ответу за присутствие в городе человека, изгнанного из Рима под страхом смерти.
Катон сел и перекинул ноги через край кровати, спиной к Клавдии.
– Мне нужно умыться и одеться. Я хочу повидаться с Луцием, прежде чем отправиться во дворец.
– Конечно, ты должен. Иди. Мне будет хорошо здесь.
Он оглянулся через плечо и с грустью посмотрел на нее. Он чувствовал бремя боли, которую испытывают те, кто обрел новую любовь, но мир угрожал разрушить ее в самом начале. Однако его чувства были настолько искренними, что он уже знал, что будет бороться за нее, несмотря ни на что, даже если они обречены. В этом случае оставалось лишь обеспечить безопасность Луция. У него были дальние родственники по материнской линии, которые могли его воспитать.
Катон встал и размял плечи, пока не почувствовал, как захрустели суставы, затем пересек комнату к сундуку с одеждой, чтобы надеть набедренную повязку и тунику. Одевшись, он вернулся к кровати и наклонился, чтобы поцеловать Клавдию в последний раз.
– Я вернусь, как только смогу.
– Да хранит тебя Фортуна.
– До сих пор так и было, – улыбнулся Катон.
Он спустился к небольшому имплювию, установленному в конце площадки. Вода в него подавалась по трубе, идущей от ближайшего водопроводного блока, который, в свою очередь, питался водой из акведука Клавдия. Вода, стекавшая в имплювий, стекала с холмов в течение ночи и была прохладной и бодрящей, когда Катон обливал лицо и вытирал губкой грязь, которую он пропустил накануне вечером. Пока он завершал омовение, его прервал крик Луция, и он, обогнув лестничную площадку, вышел на крытую дорожку, выходящую в сад. Его сын бросал палку собаке, а рядом сидел управляющий и подбадривал его. Руки Луция были еще недостаточно развиты, чтобы бросить палку дальше, чем на небольшое расстояние, и собаке достаточно было сделать несколько прыжков, чтобы подхватить ее и помчаться обратно к нему. Вместо того чтобы выплюнуть палку, Кассий стоял, расставив передние лапы и виляя хвостом, приглашая Луция попытаться ее схватить. В этот момент он изворачивался, оббегал вокруг мальчика и останавливался, чтобы снова его подразнить. Каждый раз Луций смеялся и делал вид, что ругает животное.
Катон поспешно спустился по ступенькам и вышел в сад. При звуке его шагов Кассий поднял нос и принюхался, затем выронил палку и бросился к нему, вскочил на задние лапы и уперся передними в грудь Катона, вытянул морду и длинным розовым языком лизнул лицо хозяина.
– Папа! – Луций закричал и побежал, когда управляющий встал и поспешил за ним. Мальчик неожиданно замедлил шаг, когда увидел повязку на глазу. – Что случилось с твоим глазом, папа?
– Я потерял его, – просто сказал Катон, подавляя воспоминания о нападении на аванпост. Он принужденно улыбнулся. – Так что теперь за тобой по дому скоро будет гоняться циклоп.
Он оттолкнул собаку и подхватил Луция, держа его на руках, пока осматривал. – Клянусь богами, ты вырос еще на три сантиметра с тех пор, как меня не было?
Луций энергично кивнул. – Я уже большой мальчик.
– И постоянно растешь! – Катон поставил его на место и напустил на себя суровый вид. – И хорошо ли ты учился в мое отсутствие?
– Очень хорошо, хозяин, – сказал Кротон. – Его наставник говорит, что он очень быстро все схватывает.
– Рад это слышать. А теперь пойдемте поедим, пока вы мне все тут расскажете.
Они прошли в неформальный триклиний рядом с кухней, и Луций заговорил обо всем, что он узнал и увидел в столице за последние несколько месяцев. Когда управляющий принес им хлеб, сыр и мед, к ним присоединился Аполлоний, и Луций разразился длинным монологом, повторяя все, что только что рассказал отцу, а агент добродушно притворялся глубоко заинтересованным. Когда Луций перешел к еде и стал поглощать булочку, намазанную медом, Аполлоний взглянул на Катона.
– Я полагаю, ты скоро отправишься во дворец.
Катон кивнул.
– Как только мы поедим.
– Я пройду с тобой часть пути.
– Нет необходимости.
– У меня есть свои дела в городе. Я знаю одного сенатора, у которого одна из лучших библиотек в Риме. Я собирался разыскать его и узнать, не позволит ли он мне одолжить некоторые из его книг. Я буду сопровождать тебя до Форума.
Катон подумал. Компания отвлекла бы его от переживаний по поводу необходимости представить свой доклад в императорском дворце.
– Ладно, хорошо.
*******
Они отправились в путь во втором часу после полудня, когда утренние лучи солнца начали согревать город. Катон был одет в свежую тунику, а его калиги были вычищены и опрятны. Из-за официального характера визита во дворец он надел поверх туники кирасу из мягкой кожи, а поверх нее – ремни с фалерами. Конец всаднической ленты он закрепил за поясом, а свои боевые гладий и пугио оставил дома в ножнах. Его внешний вид был военным и достаточно торжественным, чтобы предстать перед императором и его советниками.
Когда они спустились с холма в центр города, Аполлоний заговорил первым.
– Как ты думаешь, как все пройдет?
– Мы выполнили поставленные перед нами задачи. Клавдия Актэ была сопровождена в изгнание, а разбойники были побеждены. Я постараюсь быть краток и мил.
– Уверен, что так и будет. Что ты намерен делать с Клавдией?
– Я не знаю.
– Ты не можешь рассчитывать на то, что ее присутствие останется в тайне навсегда.
– Я знаю это, – раздраженно ответил Катон.
– Твои друзья-преторианцы, возможно, дали слово ничего не говорить, но ты знаешь, как это бывает, когда они возьмутся за чаши... Тебе придется как можно скорее с ней что-нибудь сделать.
– Раз уж мы задаем вопросы, я хотел спросить тебя кое о чем.
– Хмм?
– Тот пастух, Милопий.
– А что с ним?
– Ты сказал, что оставил его связанным за камнями, прежде чем мы направились к загону в день нападения. Ты собирался вернуться, чтобы освободить его после этого.
– Это верно.
– Это правда? – Катон боковым зрением посмотрел на своего собеседника. – Ты сделал это?
– Да, я уладил все дела с ним. – Аполлоний резко остановился, когда они достигли следующего перекрестка. – Я направляюсь в ту сторону. Надеюсь, во дворце все будет хорошо.
Катон пристально посмотрел на него здоровым глазом.
– Ты освободил его?
– Я ответил на твой вопрос, префект. Вопрос закрыт. – Аполлоний кивнул в знак прощания. – До скорого.
Он свернул с улицы в переулок и зашагал прочь. Катон настороженно смотрел ему вслед несколько мгновений, прежде чем продолжить свой путь.
